Федеральное агентство по образованию Государственное образовательное учреждение высшего профессионального образования «Рязанский государственный университет имени С.А. Есенина»А.А. НикольскийРязанские топонимы в художественной литературеМатериалы и комментарииРязань 2007 ББКН63 81.02+83 Н63 Печатается по решению редакционно-издательского совета Государственного образовательного учреждения высшего профессионального образования «Рязанский государственный университет имени С.А. Есенина» в соответствии с планом изданий на 2007 год. Научный редактор ^ Л.А. Кононенко, канд. филол. наук, доц.Рецензенты: В.М. Мирошников, д-р. филол. наук, проф.И.Н. Хрусталев, канд. филол. наук, доц.Никольский, А.А. Рязанские топонимы в художественной литературе : материалы и комментарии / А.А. Никольский ; Ряз. гос. ун-т им. С.А. Есенина. — Рязань, 2007. — 48 с.Рассматривается употребление рязанских географических названий в художественно-литературных текстах, принадлежащих таким выдающимся мастерам слова, как И.С. Тургенев, М.Е. Салтыков-Щедрин, Н.А. Некрасов, А.И. Куприн, С.А. Есенин, К.Г. Паустовский. Работа является дополнением к опубликованному ранее «Топонимическому словарю Рязанской области». Предназначена для преподавателей и студентов филологических факультетов, научных работников, учителей школ, а также для всех интересующихся проблемами краеведения. Ключевые слова: топонимика, поэтическая топонимика, стиль писателя, лингвистическое краеведение. ББК 81.02+83 © Государственное образовательное учреждениевысшего профессионального образования«Рязанский государственный университетимени C.А. Есенина», 2007ПРЕДИСЛОВИЕВ настоящее время наименее разработанным разделом топонимической науки является поэтическая топонимика, которая изучает топонимы в составе художественных произведений. До сих пор нет достаточно полного и цельного представления о специфике и закономерностях употребления топонимов в художественно-литературных текстах, хотя уже имеется ряд исследований, посвященных данной проблематике. Изучение топонимов как составной части художественного произведения носит комплексный характер, так как требует учета художественного метода писателя, жанра этого произведения, тематического содержания и эстетической направленности текста, индивидуальных особенностей стиля писателя и т. д. Топонимический материал в произведениях художественной литературы имеет неоднородный характер. В его составе можно выделить три группы топонимов. К первой группе относятся вымышленные, то есть созданные творческим воображением автора, топонимы. Как правило, создание таких топонимов происходит в соответствии с уже имеющимися в языке моделями. Вторую группу составляют реальные топонимы. В данном случае автор использует действительно существующие, не вымышленные им топонимические единицы. Топонимы третьей группы занимают промежуточное положение. Они представляют собой воспроизведение реальных топонимов в той или иной степени измененном виде. Противопоставление реальных и вымышленных топонимов у автора и читателя носит различный характер. Автор имеет представление о том, какие топонимы взяты им из действительности, а какие придуманы. Читатель же обычно воспринимает в качестве реальных топонимов только наименования достаточно крупных, широко известных объектов. Названия же небольших населенных пунктов, речек, озер могут быть знакомы читателю лишь в том случае, если он каким-то образом имеет отношение к данной местности. Поэтому реальные топонимы, обозначающие небольшие объекты, в художественно-литературных текстах, как правило, не выполняют конкретной адресной функции. Художники слова используют их как самобытное и яркое изобразительное средство, не связывая их употребление с задачами документального изображения действительности. Включение в художественно-литературный текст реальных топонимов (в том числе и в несколько измененном виде) обычно связано с определенными фактами из биографии автора. Изучение этих связей способствует более полному и всестороннему пониманию творческой истории литературного произведения. В данной книге рассматривается употребление в художественной литературе топонимов, относящихся к территории Рязанской области в ее современных границах. Объектом изучения явились произведения выдающихся мастеров слова: И.С. Тургенева, М.Е. Салтыкова-Щедрина, Н.А. Некрасова, А.И. Куприна, С.А. Есенина, К.Г. Паустовского. Книга представляет интерес для научных работников. Она предназначена также широкому кругу лиц, интересующихся вопросами краеведения. Ее материалы могут найти применение в практике вузовского и школьного преподавания.^ И.С. ТургеневВ повести И.С. Тургенева «Затишье» неоднократно встречается топоним Сасово: «В довольно большой, недавно выбеленной комнате господского флигеля, в деревне Сасове, —го уезда, Т… губернии сидел за старым покоробленным столом, на деревянном узком стуле молодой человек в пальто и рассматривал счеты… Судя по заметной кривизне потолка и покатости щелистого пола, флигелек, в который мы ввели читателя, существовал давным-давно; в нем никто постоянно не жил, он служил для господского приезда. Молодой человек в пальто, сидевший за столом, был именно владелец деревни Сасовой. Он только накануне прибыл из главного своего имения, отстоявшего верст за сто оттуда, и на другой же день собирался уехать, окончивши осмотр хозяйства, выслушавши требования крестьян и поверив все бумаги» [6: 7—8]. «Ипатов подошел к ней поближе. — Кто это новое лицо? — спросила она его довольно громко. — Это сосед, Астахов Владимир Сергеевич, знаете, чье Сасово. Хотите, я вас с ним познакомлю?» [6: 23]. «Владимир Сергеевич располагал возвратиться домой скоро, но вдруг получил с нарочным донесение от старосты, что в Сасове сгорело шесть дворов и решился сам туда съездить. От губернского города до Сасова считалось верст шестьдесят» [6: 72]. Наличие топонима Сасово в повести И.С. Тургенева связано с тем, что его мать, Варвара Петровна, относилась к числу владельцев села Сасова Елатомского уезда Тамбовской губернии (ныне город Сасово Рязанской области). В 1836 году в селе проживало 3492 крепостных обоего пола. Они принадлежали шталмейстеру князю И.А. Гагарину, полковнице Е.А. Кокошкиной, коллежскому советнику Г.А. Теплякову и поручице В.П. Тургеневой. Последняя владела 44 душами мужского и женского пола [3: 355]. Повесть «Затишье» была написана в 1854 году. Как свидетельствует Н.А. Островская в воспоминаниях об И.С. Тургеневе, прототипом Марьи Павловны являлась «одна девушка, малороссиянка, которую он знал в молодости и в которую был немножко даже влюблен» [4: 73]. Н.А. Островская передает такой разговор с писателем: «— И она действительно стихов не любила. Я в самом деле прочел ей раз «Анчара» — и он на нее произвел впечатление. — Сюжет, конечно, сочинен? — спросила я. — Она не утопилась? — Конечно. Но она способна была на это» [4: 73]. В краеведческой литературе высказывается предположение, что И.С. Тургенев бывал в Сасове и его окрестностях: сельце Огареве и селе Почкове [5: 15; 2: 150; 3: 355]. Это предположение не находит документального подтверждения, но одно обстоятельство позволяет считать его вполне вероятным. Обращает на себя внимание описание в повести проточного пруда, который увидел в усадьбе соседнего помещика Ипатова Владимир Сергеевич Астахов: «Усадьба Михаила Николаевича Ипатова состояла из двух отдельных господских домиков, построенных друг против друга по обеим сторонам огромного проточного пруда. Длинная плотина, обсаженная серебристыми тополями, замыкала этот пруд; почти в уровень с ней виднелась красная крыша небольшой мельницы-колотовки» [6: 14]. В настоящее время большой проточный пруд, возникший в результате запруживания речки Ежачки, разделяет на две части село Огарево-Почково Сасовского района Рязанской области [1: 72]. Если этот пруд был и в XIX веке, то в повести Тургенева можно усматривать зарисовку с «натуры». В этом случае реальный топоним Сасово не имеет в художественном тексте изолированного характера. Его употребление сочетается с воспроизведением подлинных деталей пейзажа в округе обозначаемого им населенного пункта.Список литературы1. Атлас Рязанской области : Масштаб — в 1 см : 1 км. — М., 2002.2. Малинов, А. Едут в Сасово гости со всей России. — Б. м., 1999.3. Малинов, А.Р. Сасово / А.Р. Малинов, Н.М. Органова // Рязанская энциклопедия. — Рязань, 2002. — Т. 2.4. Островская, Н.А. Из воспоминаний о Тургеневе // И.С. Тургенев в воспоминаниях современников. — М., 1983. — Т. 2.5. Почиталин, П.А. Край наш Сасовский : справочник-путеводи-тель. — Сасово, 1990.6. Тургенев, И.С. Собрание сочинений : в 12 т. — М., 1955. — Т. 6.М.Е. Салтыков-ЩедринГротескный характер «Истории одного города» М.Е. Салтыкова-Щедрина проявляется «в сочетании несочетаемого, совмещении несовместимого» [4: 71]. Это пронизывает всю художественную ткань произведения, захватывая, в частности, его топонимическую лексику. Реальные топонимы (в том числе рязанские) в «Истории одного города» сочетаются с вымышленными, обладающими особой экспрессивностью. Такие из вымышленных топонимов, как город Глупов, город Непреклонск, пригород Полоумнов, слобода Негодница, село Недоедово, деревня Голодаевка относятся к разряду «говорящих», «значимых», то есть имеющих второй, переносный план содержания, который определяется однокоренными соотносительными словами. В данном случае — глупый, непреклонный, полоумный, негодница, недоедать, голодать. Говоря о наименовании Негодница, М.Е. Салтыков-Щедрин поясняет, что слобода была названа так «потому, что там жили солдатки, промышлявшие зазорным ремеслом» [5: 327]. Шутливо-ироничный характер носят названия слобод Навозной, Болотной, урочища Дунькин враг (враг — просторечно-диалектная форма слова овраг), горы Свистухи. Как сообщает автор, наименование Дунькин враг, по преданию, связано с тем, что в глубокий провал «скатилась некогда пушкарская девица Дунька, спешившая в нетрезвом виде на свидание» [5: 342]. Вымышленные топонимы являются в «Истории одного города» своеобразными координатами некоей сказочной территории. Вместе с тем М.Е. Салтыков-Щедрин, сочетая в соответствии с гротескным характером произведения фантастическое с достоверным, помещает Глупов с его окрестностями в реально существующее пространство. В этих целях он вводит в повествование ряд реальных топонимов: Орел, Кромы, Березов, Нежин, Петербург, Гамбург, Париж и др. Среди реальных топонимов представлены топонимы Рязанской губернии. В описи градоначальников города Глупова отмечается: «Двоекуров Семен Константинович, штатский советник и кавалер. Вымостил Большую и Дворянскую улицы, завел пивоварение и медоварение, ввел в употребление горчицу и лавровый лист, собрал недоимки, покровительствовал наукам и ходатайствовал о заведении в Глупове академии» [5: 278]. Названия Большой и Дворянской улиц имеют рязанский источник [8: 46]. Являясь в 1858—1960 годах рязанским вице-губернатором, М.Е. Салтыков-Щедрин проживал в Рязани в доме, который находился на углу Большой и Николодворянской улиц. Первая из них исторически являлась центральной улицей города [2: 7]. В середине XIX века она уже именовалась Астраханской [3: 496], но вместе с тем продолжало употребляться ее старое название — Большая. Рязанские параллели имеют названия таких пригородных слобод города Глупова, как Солдатская, Стрелецкая, Пушкарская. Рязанский край в XVI—XVII веках был важным оборонительным рубежом. Это историческое прошлое края отразилось в наименованиях пригородных слобод. Так, в планах рязанских городов середины XIX века указываются слободы: в Рязани — Солдатская, в Зарай-ске — Солдатская, Стрелецкая, в Михайлове — Стрелецкая, Пушкарская, в Ряжске — Стрелецкая, Пушкарская, в Данкове — Стрелецкая, Пушкарская [3: приложенные к книге планы городов]. М.Е. Салтыкову-Щедрину, по всей вероятности, были известны эти повторяющиеся типовые названия, и он перенес их на пригородные слободы города Глупова. Рязанский топонимический материал представлен также в произведении М.Е. Салтыкова-Щедрина «В среде умеренности и аккуратности» (I: Господа Молчалины): «Подали кофей, мы разговорились опять. — Скажите, пожалуйста, как вы к Павлу Афанасьевичу попали? — спросил я. — Очень просто: оба родом из Пронскова города. Отец мой был мелкопоместный — и посейчас у меня там с сестрой имение есть. Пять душ временнообязанных да двадцать пять десятин земли за наделом. Мне тринадцать четырнадцатых из этого имения приходится, а сестре-девице — одна четырнадцатая часть — вот я и отписал ей: владей всем. — Так вы значит… — Дворянин, сударь, как же! Только горевые мы, сударь, дворяне! Не знаю, как теперь, а в старину нас «прончатами» называли! Бывало, как время к выборам близится, ну, тузы-то, которые в предводители попасть норовят, и увиваются за «прончатами». Соберут, это «уполномоченных», рассадят их на подводы, и — марш в губернию. А там их по постоялым дворам разберут да на свой счет и содержат: поят, кормят, по картузу купят, иному сюртук, другому полушубок соорудят. Все, значит, покуда баллотировки нет. А как кончится баллотировка, да наклали ему шаров направо — он и милости свои сейчас прекратил. Папенька-то покойный сколько раз, бывало, из Рязани в Пронск пешком хаживал!» [6: 32]. Упоминание Пронска и Рязани в этом отрывке связано с конкретными историческими фактами, которые были хорошо известны М.Е. Салтыкову-Щедрину как вице-губернатору. По материалам ревизии 1857 года в Пронском уезде Рязанской губернии было 458 имений, в которых насчитывалось лишь до 20 крепостных крестьян [1: 257]. В 35 томе «Списков населенных мест Российской империи», посвященном Рязанской губернии, отмечается: «В Рязанской губернии, в Пронском уезде, есть деревни, в которых большая часть обывателей бедные дворяне, работающие вместе со своими крестьянами и дворовыми» [7: 17]. Список литературы1. Денисьев, С.Н. Пронский район и город Новомичуринск / С.Н. Денисьев, Ю.В. Фулин // Города и районы Рязанской области : историко-краеведческие очерки. — Рязань, 1990.2. Красногорская, Н. Дом на Большой улице / Н. Красногорская, С. Чугунов. — Рязань, 1985.3. Материалы для географии и статистики России, собранные офицерами Генерального штаба : Рязанская губерния / сост. М. Баранович. — СПб., 1860.4. Николаев, Д. «История одного города» и проблема сатирического гротеска // Вопросы литературы. — 1971. — № 2.5. Салтыков-Щедрин, М.Е. Собрание сочинений : в 20 т. — М., 1969. — Т. 8.6. Салтыков-Щедрин, М.Е. Собрание сочинений : в 20 т. — М., 1971. — Т. 12.7. Списки населенных мест Российской губернии. — Т. 35: Рязанская губерния. — СПб., 1862. 8. Чечнева, А.В. Салтыков-Щедрин в Рязани. — Рязань, 1995.Н.А. НекрасовВ стихотворении Н.А. Некрасова «Бунт (Живая картина)» употреблен топоним Рязань: …Скачу, как вихорь, из Рязани, Являюсь: бунт во всей красе, Не пожалел я крупной брани — И пали на колени все! Задавши страху дерзновенным, Пошел я дерзко по рядам И в кровь коленопреклоненным Коленом тыкал по зубам… [6: 298]. Наличие топонима обусловлено тем, что в стихотворении описывается жестокая расправа с крестьянами села Мурмино Рязанского уезда, которую в июне 1857 года учинил рязанский губернатор П.П. Новосильцев [2: 333—334]. Стихотворение предположительно датируют 1857 годом. Однако, возможно, оно относится к 1858 году и представляет собой отклик поэта на корреспонденцию об этом происшествии, которая была опубликована в том году в «Колоколе» А.И. Герцена [6: 406]. В поэме «Кому на Руси жить хорошо» получила отражение рязанская история, рассказанная Н.А. Некрасовым известным юристом А.Ф. Кони. Летом 1863 года А.Ф. Кони, будучи студентом, жил в селе Панькине Пронского уезда Рязанской губернии в усадьбе бывшего профессора Московского университета А.Н. Драшусова [1: 305], младшего сына которого он готовил к поступлению в гимназию. Там от сторожа волостного правления А.Ф. Кони узнал об относившемся к эпохе крепостного права случае, когда «холоп примерный» обезножившего от разгульной жизни помещика покончил с собой в знак протеста против самодурства барина, который отдал «не в зачет» в солдаты его любимого сына. В воспоминаниях о поэте А.Ф. Кони подробно воспроизводит свой рассказ Н.А. Некрасову об этом эпизоде. Им были сообщены, в частности, такие сведения: «Почти от самого Панькина начинался глубокий и широкий овраг, поросший по краям и на дне густым лесом, между которым вилась заброшенная дорога. На эту дорогу, в овраг, называвшийся Чертово Городище, внезапно свернул кучер, не обративший никакого внимания на возражения и окрики сидевшего в коляске барина. Проехав с полверсты, он остановил лошадей в особенно глухом месте оврага, молча, с угрюмым видом, — как рассказывал в первые минуты после пережитого барин, — отпряг их и отогнал ударом кнута, а затем взял в руки вожжи. Почуяв неминуемую расправу, барин, в страхе, смешивая просьбы с обещаниями, стал умолять пощадить ему жизнь. «Нет!» — отвечал ему кучер, — не бойся, сударь, я не стану тебя убивать, не возьму такого греха на душу, а только так ты нам солон пришелся, так тяжко с тобой жить стало, что вот я, старый человек, а через тебя душу свою погублю…» И возле самой коляски, на глазах у беспомощного и бесплодно кричащего в ужасе барина, он влез на дерево и повесился на вожжах» [4: 263—264]. А.Д. Повалишин в исследовании «Рязанские помещики и их крепостные» [6: 302] отметил, что история, представленная в поэме Н.А. Некрасова «Кому на Руси жить хорошо», перекликается с отрывком из «Записок» А.И. Кошелева, опубликованных впервые в 1884 году в Берлине: «Когда я уже не был предводителем, произошло следующее. Кучер г. Ч., проезжавши раз со своим барином зимою по лесу в санях, слез с облучка и сказал В.И. Ч-ву: «Нет, ваше высокоблагородие, жить у вас больше мне невмоготу». За-тем снял вожжи, сделал петлю и, перекинувши на толстый сук дерева, покончил свою жизнь. Как Ч. в это время был уже разбит параличом, то ему предстояло замерзнуть в лесу; но лошадь сама привезла его домой. Ч. сам это рассказывал в доказательство «глупости и грубости простого народа» [10: 81]. Как установил А.Д. Повалишин, этот помещик имел фамилию Чулков [8: указатель личный — 7]. И.П. Попов считал, что в мемуарах А.Ф. Кони и А.И. Кошелева речь идет об одном и том же случае [9: 85]. Однако у А.Ф. Кони событие происходит в Пронском уезде, а у А.И. Кошелева — в Сапожковском, в котором он несколько лет был уездным предводителем дворянства. Возможно, в действительности имели место два разных события, которые в услышанном А.Ф. Кони рассказе сторожа волостного правления оказались в той или иной степени совмещенными. Не исключено также то, что сторож просто перенес событие, случившееся в Сапожковском уезде, в Пронский уезд. В поэме «Кому на Руси жить хорошо» Н.А. Некрасов с большой степенью точности использовал сообщенные А.Ф. Кони сведения. По словам А.Ф. Кони, «некоторые маленькие варианты нисколько не изменяют существа дела» [3: 264]. В частности, рязанский топоним Чертово Городище предстает в поэме в измененном виде, как Чертов овраг: Курит помещик, лежит беззаботно, Ясному солнышку, зелени рад. Яков угрюм, говорит неохотно, Вожжи у Якова дрожмя дрожат. Крестится. «Чур меня, сила нечистая! — Шепчет: — Рассыпься!» (Мутил его враг), Едут… Направо трущоба лесистая, Имя ей исстари: Чертов овраг; Яков свернул и поехал оврагом, Барин опешил: «Куда ж ты, куда?» [7: 361—362]. Употребление названия Чертов овраг у Н.А. Некрасова связано с особой экспрессивностью топонимов, производных от слова черт. Подобные названия широко представлены в русской топонимии: озеро Чертова Яма, ручьи Чертолом, Черторой, Чертов, поляна Чертова, сенокосное урочище Чертовское болото, болота Чертов мох, Чертово и др. Комментируя эти случаи словоупотребления, Э.М. Мурзаев подчеркивает: «Первое место по топонимической активности среди мифических персонажей принадлежит наиболее популярному герою потустороннего мира — черту. Производные от этого слова географические названия насчитываются десятками, если не сотнями» [5: 22]. В соответствии с народными представлениями топоним Чертов овраг, как и другие названия этого ряда, указывает, что данное место является опасным для человека. Это обстоятельство нашло отражение и в тексте поэмы: «Чур меня, сила нечистая!» Существуют многочисленные народные легенды, связанные с наименованиями, которые включают в себя упоминание о черте. Так, например, в Пронском уезде в начале XIX века была записана следующая легенда, относящаяся к возвышенности с названием Чертово Городище вблизи города Пронска (ныне поселка городского типа): «Простой народ почитает сие место прежним обиталищем богатырей, которые разъезжали по свету, возвращались не с пустыми руками и тут прятали добытые ими сокровища… А еще говорят, будто невидимая сила вдруг бросает камни и деревья не только в тех, которые добираются до клада; но и бедным путникам, отважившимся идти ночью мимо сего страшного места, немало достается: они обыкновенно сбиваются с дороги» [3: 75-77]. Имеется и другая легенда, записанная в том же Пронском уезде. В.К. Соколова отмечает, что «один из корреспондентов Географического общества, священник из села Красного Пронского уезда Рязанской губернии сообщил предание о Чертовом городище, где будто бы жил и зарыл награбленные сокровища Кудеяр («Пудияр»), называет последнего врагом человечества» [11: 211].Список литературы^ 1. Горбунов, Б.В. Драшусов Александр Николаевич // Рязанская энциклопедия. — Рязань, 1999. — Т. 1.2. Денисов, С.Н. Рязанский район // Города и районы Рязанской области: Историко-краеведческие очерки. — Рязань, 1990.3. Извлечение из записки о поездке в Пронск и село Кайдаково // Вестник Европы. — М., 1822. — № 21.4. Кони, А.Ф. Собрание сочинений : в 8 т. — М., 1968. — Т. 6.5. Мурзаев, Э.М. Топонимика и география. — М., 1995.6. Некрасов, Н.А. Собрание сочинений : в 8 т. — М., 1965. — Т. 1.7. Некрасов, Н.А. Собрание сочинений : в 8 т. — М., 1965. — Т. 3.8. Повалишин, А.Д. Рязанские помещики и их крепостные: Очерки из истории крепостного права в Рязанской губернии в XIX столетии. — Рязань, 1903.9. Попов, И.П. Очерки истории культуры Рязанского края (XV—XX вв.). — Рязань, 1994.10. Русское общество 40—50-х годов XIX в. — Ч. 1 : Записки А.И. Кошелева. — М., 1991.11. Соколова, В.К. Русские исторические предания. — М., 1970.А.И. КупринУпотребление рязанских топонимов в произведениях А.И. Куп-рина непосредственно связано с его биографией. В 1897—1899 годах А.И. Куприн неоднократно гостил в Касимовском уезде Рязанской губернии у своей сестры Зинаиды Ивановны и у ее мужа Станислава Генриховича Ната — лесничего Куршинского лесничества. Когда С.Г. Нат в 1900 году перевелся в Зарайский уезд, то А.И. Куприн посещал их и на новом месте жительства, а в 1901 г. даже принимал участие в проведении землемерных работ в этом уезде Рязанской губернии [5: 52]. Вспоминая свое пребывание в Рязанском крае, А.И. Куприн в конце 20-х годов писал сестре из Парижа: «Там я впитал в себя самые мощные, самые благородные, самые широкие, самые плодотворные впечатления. Да там же я и учился русскому языку и русскому пейзажу» [10: 33—37]. Интерес А.И. Куприна к явлениям народного языка распространялся и на топонимию. В декабре 1901 года он сообщает в письме к А.П. Чехову: «Уехав из Ялты, я попал в лес, в Рязанскую губернию, и 4 месяца занимался там землемерной работой, снимая при помощи инструмента, называемого теодолитом, крестьянские леса — всего урочищ около 100 с самыми удивительными названиями, от которых веет татарщиной и даже половецкой древностью…» [17: 558]. Исторически сложившийся самобытный облик рязанских топонимов определил воспроизведение некоторых из них в произведениях А.И. Куприна. Так, в рассказе «Попрыгунья-стрекоза» употребляется топоним Тума, имеющий финно-угорское происхождение [2: 263—264]. «Мы жили тогда в Рязанской губернии, в ста двадцати верстах от ближайшей станции железной дороги и в двадцати пяти верстах от большого торгового села Тумы» [8: 423]. А.И. Куприн использует народное название населенного пункта — Тума. В конце XIX — начале XX века в Касимовском уезде было два села, официально именуемых по церквям: Тума Николаевская и Тума Воскресенская [12: 162]. В дальнейшем эти составные наименования сменились однословными — Тума и Воскресенье. В рассказе «Мелюзга» представлен топоним Большая Курша (с вариантом названия — Курша): «В полутораста верстах от ближней железнодорожной станции, в стороне от всяких шоссейных и почтовых дорог, окруженная старинным сосновым Касимовским бором, затерялась деревня Большая Курша» [8: 223]; «Днем учитель и фельдшер занимаются каждый своим делом. Фельдшер принимает приходящих больных из Курши и из трех соседних деревень» [9: 69]. В «Населенных местах Рязанской губернии» (1906) упоминается село Курша [12: 196]. Наименование Большая Курша является авторским видоизменением топонима. Употребление рязанских топонимов у А.И. Куприна не свя-зано с воспроизведением топографических особенностей местности. Исчезнувшее ныне село Курша находилось при реке Курше. У А.И. Куприна же одноименное селение расположено на реке Пре, протекающей намного южнее: «При въезде в деревню стоит земская школа, при выезде, у оврага, на дне которого течет речонка Пра, находится фельдшерский пункт» [8: 232]. Использование рязанских топонимов в произведениях писателя не сопровождается также точной передачей особенностей местного быта. Показательно в этом отношении описание Большой Курши и ее жителей: «Обитателей ее зовут в окрестностях — Куршей головастой и Литвой некрещеной. Смысл последнего прозвища затерялся в веках, но остался его живой памятник в виде стоящей в центре дряхлой католической часовенки, внутри которой за стеклами виднеется страшная раскрашенная деревянная статуя, изображающая Христа со связанными руками, с терновым венцом на голове и с окровавленным лицом. Жители Курши — коренные великороссы, крупного сложения, белокурые и лохматые» [8: 232]. Этнографическую группу русских, проживающих в бассейне реки Курши, издавна называли «куршаками» и «литвой» [6: 546—547]. Вместе с тем отсутствуют какие-либо исторические свидетельства о наличии в селе Курше католической часовенки, которая упоминается в рассказе А.И. Куприна «Мелюзга». Некоторые исследователи не учитывают специфики данного рассказа как художественного произведения. Как полагает А.П. Неподкупный, сообщение о католической часовенке может иметь существенное значение для выяснения происхождения названия рязанских куршаков. По его мнению, в случае истинности данного сообщения не вызывает сомнений происхождение данного названия от этнонима курши, которым обозначали жителей западной Курляндии [13: 148]. Еще более далеко идущие выводы делает Г.П. Смолицкая, которая ставит рассказ А.И. Куприна в один ряд с научными источниками. «Современные исследователи, — отмечает она, — абсолютно справедливо интерпретируют топоним Курша как балтизм (Неподкупный, 1976). К тому же жителей с. Курши называли «литва головастая», «литва некрещеная», этнографы находили в одежде жителей с. Курши аналоги с одним видом поневы в костюме латышей Курляндии (Куфтин, 1926), и в том самом селе стояла католическая часовня (А.И. Куприн «Мелюзга»). Аргументов для такой интерпретации достаточно. И тем не менее использовать этот балтизм для воссоздания территории былого расселения балтов нельзя, так как в с. Курше проживали литовцы-католики (христиане, но не православные), которые, вероятно, были переселены сюда не ранее XVI века» [15: 84]. Близка к этому точка зрения Б.В. Горбунова, который считает, что «куршаки, вероятнее всего, являются потомками литовских воинов, захваченных в плен и поселенных в мещерской глубинке в период противоборства рязанских князей с Литвой в XIV—XV вв.» [6: 547]. Следует отметить, что употребление реального топонима в художественном произведении не означает обязательного сходства последнего с документальным источником. Так, в рассказе А.И. Куприна «Попрыгунья-стрекоза» используется рязанский топоним Тума и описывается рождественское представление в министерской тумской школе. В действительности в рассказе получили отражение воспоминания писателя о елке в Никифоровском двухклассном училище, которую он посетил в декабре 1906 года, когда проживал в имении Ф.Д. Батюшкова Даниловском, находившемся в Новгородской губернии [3: 26]. Художественный вымысел писателя о католической часовенке не может быть аргументом в пользу балтийской версии происхождения топонима Курша. Данная версия не представляется убедительной и по другим причинам. Прозвище «литва» имеет достаточно широкое территориальное распространение. По наблюдениям Б.А. Куфтина, такое явление отмечается «вообще вдоль северной границы средневеликорусских говоров, начиная с Московской… и до Тамбовской и Нижегородской губерний» [11: 97]. Наиболее вероятно, что возникновение этого прозвища относится ко времени войны с Речью Посполитой в 1654—1667 годах, в ходе которой в Российское государство выводились не только военнопленные, но и в большом количестве пашенные люди из смоленских и белорусских земель, принадлежавших тогда Литве [16: 162, 170—171, 176, 180]. Поэтому можно полагать, что среди так называемой «литвы» в основном были лица православного, а не католического вероисповедания. Другое прозвище — куршаки — является производным не от этнонима курши, обозначавшего жителей западной Курляндии, а от рязанского топонима Курша, представленного в наименованиях села и реки (ср.: село Тума — тумаки) [4: 16]. Населенный пункт Курша получил название по одноименной реке, на которой он был расположен. Гидроним Курша, видимо, является фонетическим вариантом встречающегося в бассейне Оки речного наименования Куржа [14: 340; 1: 133—134], которое можно соотнести с русскими диалектными словами коржевина (куржевина), коржава в значении «ржавое болото, топь со ржавцами» [7: 164].Список литературы1. Бабурин, А.В. Курша / А.В. Бабурин, А.А. Никольский // Топо-нимический словарь Рязанской области / под ред. А.А. Никольского. — Рязань, 2004.2. Бабурин, А.В. Тума / А.В. Бабурин, А.А. Никольский // Топонимический словарь Рязанской области / под ред. А.А. Никольского. — Рязань, 2004.3. Боцяновский, В.Ф. Послесловие к публикации очерка А. Куприна «События в Севастополе» // Резец. — 1939. — № 15—16.4. Ванюшечкин, В.Т. Заметки по этимологии областных слов куршаки, полусадник // Этимологические исследования по русскому языку. — М., 1968. — Вып. 6.5. Гаврилов, И.Н. Писатели и Рязанский край : биобиблиографический словарь. — Рязань, 2000.6. Горбунов, Б.В. Куршаки // Рязанская энциклопедия. — Рязань, 1999. — Т. 1.7. Даль, В.И. Толковый словарь живого великорусского языка. — М., 1979. — Т. 2.8. Куприн, А.И. Собрание сочинений : в 6 т. — М., 1958. — Т. 4.9. Куприн, А.И. Собрание сочинений : в 6 т. — М., 1958. — Т. 6.10. Куприна, К.А. Куприн — мой отец. — М., 1979.11. Куфтин, Б.А. Материальная культура русской Мещеры. — Ч. 1 : Женская одежда: рубаха, понева, сарафан. — М., 1926. 12. Населенные места Рязанской губернии. — Рязань, 1906.13. Неподкупный, А.П. Балто-старославянские языковые связи. — Киев, 1976.14. Смолицкая, Г.П. Гидронимия бассейна Оки (список рек и озер). — М., 1976.15. Смолицкая, Г.П. Некоторые аспекты топонимии как источник исторической географии населения // Вопросы географии. — Сб. 110 : Топонимика на службе географии. — М., 197916. Соловьев, С.М. История России с древнейших времен. — М., 1961. — Кн. 6. — Т. 11.17. Тамарченко, А. Примечания // Куприн, А.И. Собрание сочинений : в 6 т. — М., 1958. — Т. 3.С.А. ЕсенинВ произведениях С.А. Есенина неоднократно встречаются рязанские топонимы. С.И. Субботин в комментариях к поэме «Песнь о Евпатии Коловрате» отмечает: «Улыбуш (Улыбушево), Шехмино, Пилево, Ольшаны, Швивая Заводь, Трубеж — топонимы Рязанского края» [13: 460]. Данное утверждение нуждается в определенных дополнениях и уточнениях. Трактовка топонимов Шехмино, Пилево как рязанских подтверждается материалами справочника «Населенные места Рязанской губернии» (1906), в котором указываются село Шехмина Слобода (Кузьминская волость Рязанского уезда), деревня Пилево Переднее и село Пилево Заднее (Спас-Клепиковская волость того же уезда) [31: азбучный указатель — 176, 117]. Следует отметить, что вместо официального названия Шехмина Слобода Есенин использует народное — Шехмино, которое только позднее приобрело нормативно-официальный характер [40: 187]. К реальным топонимам относятся также наименования водных объектов Улыбуш, Трубеж. Река Улыбуш протекает на границе Михайловского района Рязанской области с Тульской областью, а Трубеж представляет собой протоку реки Оки в районе современной Рязани [2: 94, 4]. С рязанской топонимией связано также не отмеченное в комментариях наименование Чурилков холм: Не совиный ух защурился, И не волчья пасть оскалилась, — То Батый с холма Чурилкова Показал орде на зарево [13: 174]. Форма Чурилков образована от названия деревни Чурилково, которая в «Населенных местах Рязанской губернии» (1906) упоминается среди селений Зарайского уезда [31: азбучный указатель — 124], а в настоящее время относится к Рыбновскому району Рязанской области [41: 287]. Населенный пункт с этим названием находится на возвышенности, и сочетание Чурилков холм отражает рельеф местности в округе села Константиново — родины поэта. Особо следует остановиться на топонимах Ольшаны, Швивая Заводь, которые упоминаются в рефрене: От Ольшан до Швивой Заводи Знают песни про Евпатия. Их поют от белой вызнати До холопного сермяжника [13: 176]. Данные названия отсутствуют в рязанской топонимии. В отношении наименования Швивая Заводь можно отметить, что одна из деревень Клепиковского района Рязанской области носит название Швивая Горка [41: 288]. В справочнике «Населенные места Рязанской губернии» (1906) была предпринята попытка представить это название в «исправленной» форме — Вшивая Горка, то есть устранить свойственную народной речи метатезу согласных звуков [31: азбучный указатель — 25]. Однако данная форма не утвердилась ни в речевой практике, ни в официальных документах. Топоним Ольшаны в поэме носит вторичный характер. В ее первой редакции, опубликованной в 1918 году под названием «Сказание о Евпатии Коловрате, о хане Батые, цвете троеручице, о черном идолище и Спасе нашем Иисусе Христе», первая строка рефрена имеет вид: От Ольги́ до Швивой Заводи… [13: 195]. Из контекста следует, что Ольга́ — это речка: Как гулял ли, хороводничал Удалой-те добрый молодец И Ольгу́ ли волноватую В молоко парное вспенивал… Как слезал бегун, задумывал: «Ай, с чего же речка пенится? Нет ни чичерного сиверка, Ни того ль лесного шолоха»… Да вставал тут добрый молодец, Свет Евпатий Коловратович, Выходил с воды на посолонь, Вытирался лопушиною. Утихала зыбь хлябучая, Развивались клубы пенные, И надводные коряжины По лягвачьему пузырились [13: 196—197]. По всей вероятности, название Ольга́ было заимствовано из былины «Илья и Соловей», записанной в XIX веке П.Н. Рыбниковым на побережье Онежского озера. Ольга́ — это первая «застава великая», которую пришлось преодолевать Илье на пути в Киев к князю Владимиру: И приехал он к ольге топучия: Левой рукой коня ведет, А правой рукой дубья рвет, И замостил мосточки дубовые [36: 412]. Слово ольга́ в значении «топкое болото», возникшее из финского