Ростовский государственный университет Институт по переподготовке и повышению квалификации преподавателей гуманитарных и социальных наук Центр системных региональных исследований и прогнозирования ИППК РГУ и ИСПИ РАНЮжнороссийское обозрение Вып. 28К 90-летию РГУА.В. ЛубскийКОНФЛИКТОГЕННЫЕ ФАКТОРЫ НА ЮГЕ РОССИИ:МЕТОДОЛОГИЯ ИССЛЕДОВАНИЯ И СОЦИАЛЬНЫЕ РЕАЛИИОтветственный редактор кандидат политических наукВ.В. ЧерноусРостов-на-Дону Издательство СКНЦ ВШ 2005 ББК 63.5 (235.7) Л 87 ^ Редакционная коллегия серии:В.Х. Акаев, З.С. Арухов, Ю.Г. Волков, И.П. Добаев (зам. отв. ред.), А.В. Попов, В.В. Черноус (отв. ред.), А.В. Ненашева (отв. секретарь)Рецензенты:доктор социологических наук Г.С. Денисова,доктор исторических наук С.А. Кислицын ^ Лубский А.В. Л 87 Конфликтогенные факторы на Юге России: Методология исследования и социальные реалии / Отв. ред. В.В. Черноус. – Ростов н/Д.: Изд-во СКНЦ ВШ, 2005. – 192 с. ISBN 5-87872-141-4В монографии рассматриваются возможности различных методологических подходов при изучении конфликтогенных факторов на Юге России. Предлагается «многомерный» методологический конструкт интерпретации этих факторов в масштабах «big structures», «longue duree» и «hiс et nunc», разработанный в рамках неоклассической модели научного исследования. Адресована научным работникам и специалистам-экспертам, занимающимся изучением конфликтогенных ситуаций в России.Д – 01 (03) – 2005. Без объявл. ББК 63.5 (235.7) ISBN 5-87872-141-4Работа выполнена при поддержкеРоссийского фонда фундаментальных исследованийпо теме: «Глобальные и социокультурные факторы конфликтогенности и стабильности на Юге России»(Грант № 04-0680353) Лубский А.В., 2005 Центр системных региональных исследований и прогнозирования ИППК РГУ и ИСПИ РАН, 2005ВВЕДЕНИЕ В современном мире отчетливо проявляются две тенденции – глобализации и регионализации. Глобализация как становление мироцелостности обнаруживает себя в формировании единого экономического, политического и информационного пространства. Глобализация, втягивая в это пространство различные по уровню экономического развития и социокультурной специфике локальные сообщества, порождает острые проблемы их модернизации. Регионализация как интеграция локальных сообществ проявляется в стремление их к автаркии, расширении границ между социально-территориальными комплексами, возникновении самодостаточных экономических и политических образований, сохранении культурных различий, усилении чувства этнической или социальной исключительности. Регионализация является свидетельством того, что человечеству свойственно многообразие форм жизнедеятельности, которые не могут и не должны быть стандартизированы. В этом плане укрепление региональных границ представляет собой способ, «изобретенный» миром людей для обеспечения возможности сохранения и поддержания исключительных, неповторимых норм своего коллективного бытия. Региональная граница защищает социальную исключительность (включая ценности и святыни) всякого сообщества от вторжений и разрушений со стороны «других», ограждает его от массированного проникновения унифицированных форм и технологий организации социальной жизни. В настоящее время процессы регионализации активизировались сразу на нескольких уровнях. На макроуровне регионализация проявляется в стремлении локальных цивилизаций оградить себя от экспансии других цивилизаций извне. Регионализация на этом уровне сопровождается тем, что несколько основных цивилизаций, вобрав в себя относительно нейтральное окружающее социальное пространство, постепенно очерчивают контуры перманентных конфликтогенных зон, своего рода «тектонических» разломов в местах соприкосновения цивилизационных «плит». На мезоуровне регионализация, носящая надгосударственный характер, обнаруживается в стремлении к интеграции отдельных территорий, входящих в состав различных государств. Так, в середине 90-х гг. прошлого века более 300 европейских регионов с различной территорией, политико-административным устройством, представляющих интересы свыше 400 млн своих граждан, приняли Декларацию о регионализме в Европе. Инициатором принятия этой Декларации была ассамблея регионов Европы, которая в своей программе действий стремится к дальнейшей регионализации в институциональных рамках отдельных стран с учетом важности процессов интеграции и регионализации в современном мире. Такое стремление отдельных территорий, входящих в состав различных государств, к интеграции носит достаточно мирный характер. Однако такое стремление может приобретать и насильственные формы, если это связано с нарушением территориальной целостности различных государств и изменением их границ. В настоящее время наиболее отчетливо это проявляется в таких формах территориального сепаратизма, как сецессия (отделение с целью создания независимого национального государства), ирредентизм (отделение по этническому принципу части территории одного государства с целью присоединения к соседнему государству) и энозис (отделение территории этнического меньшинства с целью воссоединения с государственно-организованным этническим большинством). На микроуровне процессы регионализации разворачиваются внутри отдельных государств. Здесь регионализация связана с усилением своеобразия экономического или политического поведения тех или иных территориальных сообществ внутри страны, стремлением их к культурной автаркии, а иногда и к сепаратизму. При этом регионализация, сопровождающаяся экономической и этнокультурной дифференциацией, геополитической суверенизацией, часто приводит к политической дезинтеграции, конфликтам и нестабильности внутри ранее целостного государственного образования. Примером в этом плане может служить Россия, где в 90-х гг. ХХ в. нарастало государственно-административное, социокультурное и экономическое своеобразие отдельных территорий, их стремление к локализации, сопровождавшееся возникновением целого ряда очагов конфликтогенных ситуаций. Регионализация в России была реакцией на кризис той системы командно-административного управления, которая сложилась в СССР и строилась на жестком централизме и унификации управленческих целей и средств применительно к регионам, а также явилась следствием ее природно-климатического, социально-экономического, этнокультурного и политико-административного многообразия, политических амбиций элиты и анклавной ментальности тех или иных социальных, в том числе и этнических групп на местах. Этому способствовало и то, что в российских регионах характер и уровень развития, качество жизни, глубина и сила кризиса, направление и темпы экономической и политической трансформации были различными, поэтому способы выхода из кризиса, модели и сроки преобразования во многом зависели от практических шагов региональных властей. Регионализация в России сопровождалась «суверенизацией» национальных и территориальных образований, возникновением самостоятельных субъектов управления, усилением регионального государственного иммунитета, проявившегося в требованиях перераспределения полномочий государственной власти в пользу субъектов Федерации, а в некоторых случаях и в стремлениях к полному государственному суверенитету. Опыт модернизирующихся стран показывает, что региональные особенности развития в эпоху трансформации могут стать мощной мобилизующей силой преобразований. Умелое использование разнообразия региональных условий способно придать гибкость общей модернизационной стратегии развития. Вместе с тем регионализация, особенно в полиэтнических государствах, всегда таит в себе опасность локализации, сопровождаемой нарастанием противоречий между центром и периферией, между социально-территориальными или этническими сообществами, которые нередко заканчиваются конфликтами. Регионализация в России обострила все «больные» для российского общества вопросы: проблемы управления, межнациональных отношений, национально-территориального устройства, кадрового управленческого потенциала. Более того, регионализация отчетливо напомнила и об опасности «развала» России. Поэтому регионализация остро поставила перед российской государственностью три задачи: 1) укрепление вертикали государственной власти, 2) разработка региональной политики с учетом специфики того или иного региона, 3) подготовка управленческих кадров новой формации, способных к инновационным формам деятельности в новых социально-экономических и политических условиях России. В плане укрепления вертикали государственной власти в условиях становления Российской Федерации как «сообщества регионов» в 2000 г. на ее территории были образованы семь федеральных округов, одним из которых является Южный федеральный округ. Этот округ, или Юг России, географически включает Дон, Нижнее Поволжье, степное Предкавказье и горные районы Северного Кавказа. Территория округа занимает 3,5 % территории России и составляет 589,2 тыс. км2 с численностью населения более 20 млн чел. (свыше 14 % всего населения России). В состав Южного федерального округа входят 13 субъектов Российской Федерации: 8 республик (Адыгея, Дагестан, Ингушетия, Кабардино-Балкария, Калмыкия, Карачаево-Черкесия, Северная Осетия – Алания, Чечня); 2 края (Краснодарский и Ставропольский); 3 области (Астраханская, Волгоградская и Ростовская). Юг России – один из самых полиэтничных и многоконфессиональных регионов мира. Здесь проживают представители более ста народов, принадлежащих к различным языковым группам и исповедующих все мировые религии. На Юге России имеются почти все виды энергетических и сырьевых ресурсов, здесь проходят важнейшие транспортные магистрали и торговые пути, сконцентрирован основной рекреационный потенциал страны. Геоэкономическое значение Юга России обусловлено тем, что он является основным российским центром сельскохозяйственного производства и занимает стратегически важное положение в системе транспортировки нефти в Европу. Вместе с тем уровень жизни населения на Юге России, особенно в национальных республиках Северного Кавказа, является один из самых низких в Российской Федерации. Геополитическое положение Юга России заключается в том, что он входит в так называемый «метарегион нестабильности», простирающийся от Балкан до Памира, и представляет собой зону столкновения цивилизаций, порождающую перманентные конфликты. На Юге России в настоящее время наблюдается такие «всемирные» явления, как «взрыв» этничности и «всплеск» национализма, сопровождающиеся усилением этнополитической напряженности, конфликтности и экстремизма. В связи с этим особое значение в современной науке приобретает изучение факторов конфликтогенности в регионе. Научное исследование этих факторов может заложить теоретическую основу для разработки наиболее эффективного варианта региональной политики на Юге России, отсутствие которого в настоящее время многими экспертами рассматривается в качестве условия, способствующего нагнетанию напряженности. В изучении конфликтогенных факторов на Юге России уже проделана определенная работа1. Акцентируя внимание на тех или иных сторонах социально-экономической или этнополитической действительности, исследователи выделяют различные группы факторов, по-разному оценивают их роль в формировании конфликтогенной ситуации в регионе. Так, одни ученые источник конфликтогенности усматривают в историческом прошлом, другие особое значение придают современным факторам. Третьи полагают, что конфликтогенная ситуация на Юге России обусловлена уникальной комбинацией исторических, социально-экономических, этнических, демографических, психологических и иных факторов, находящихся в сложном взаимодействии. Изучая конфликтогенную ситуацию на Юге России, исследователи пытаются выделить те или иные доминирующие факторы. Среди них многие ученые называют в первую очередь этнический фактор и связанную с ним ксенофобию. При этом одни ученые источник кофликтогенности связывают с кризисом этнической идентичности, другие, наоборот, – с активизацией и мобилизацией этничности в условиях трансформации. Особое значение исследователи придают конфессиональному фактору2. Кроме того, при изучении конфликтогенных факторов большое внимание уделяется изменению геополитического положения Юга России после распада СССР и кризису государственной и культурно-исторической идентичности российского (постсоветского) общества1. В последнее время большое значение придается таким факторам, как взаимодействие цивилизаций и международный терроризм2. Дальнейшее изучение конфликтогенных факторов на Юге России предполагает рассмотрение различных подходов, в рамках которых происходит актуализация тех или иных факторов, в плане выяснения методологической эффективности этих подходов. Сложившийся методологический плюрализм в изучении конфликтогенной ситуации на Юге России базируется на принципах альтернативности и дополнительности, согласно которым относительно любого предмета научного исследования можно поставить неограниченное число познавательных задач, а при решении определенного их класса могут быть использованы различные когнитивные средства. Методологический смысл этой познавательной установки состоит в том, что в ходе изучения конфликтогенных факторов ученый, учитывая характер познавательных задач, сознательно выбирает те способы исследования, которые, по его мнению, могут дать в рамках данного подхода необходимый научный результат. Полученные в рамках различных подходов научные результаты требует методологической рефлексии, направленной на выяснении того, что делает ученый, изучая факторы конфликтогенности на Юге России, каких когнитивных установок он придерживается, в русле каких моделей исследования ведет свой научный поиск. В настоящее время ученые, изучающие конфликтогенные факторы на Юге России, используют различные модели научного исследования. Одни из них работают в русле классической науки, другие – неклассической, третьи – прибегают к синтезу установок классической и неклассической моделей научного исследования. В связи с этим в данной работе ставится задача теоретического осмысления практики научного изучения конфликтогенных факторов на Юге России с целью определения наиболее эффективных путей решения конкретных исследовательских задач. Это дает возможность выявить эвристические возможности различных моделей научного исследования при изучении конфликтогенных факторов в регионе. Реконструкция методологических основ практики научных исследований позволяет, с одной стороны, определить различные масштабы и уровни конфликтогенных факторов, а с другой – предпринять попытку их синтеза и целостного рассмотрения в рамках многомерного методологического конструкта.^ Глава 1. «ОДНОМЕРНЫЕ» И «МНОГОМЕРНЫЕ» МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ КОНСТРУКТЫ ИССЛЕДОВАНИЯ § 1. Классическая модель научного исследования Под методологией исследования понимают систему общих познавательных установок, определяющих направление научной деятельности, ее цель и структуру, а также принципы и методы получения нового знания. Методология как система познавательных установок содержит несколько уровней. Первый уровень представляют самые общие когнитивные основания, или модели научного исследования, которых придерживается ученый. Второй уровень методологических установок – это теоретические знания, непосредственно связанные с предметом исследования и решением определенного класса исследовательских задач. Третий уровень составляют конкретные методы научного исследования, направленные на получение нового знания в данной предметной области. В связи с этим задача методологического исследования состоит в теоретическом осмыслении научной деятельности ученого и определении наиболее эффективных путей решения конкретных исследовательских задач. Поэтому если ученый исследует социальную реальность, то методолог изучает ученого за исследовательской работой, выясняя, что делает последний, реконструируя или конструируя эту реальность, с помощью каких аксиоматических понятий, теоретических конструктов и ценностных подходов пытается ее описать, понять и объяснить. Методологическая деятельность в науке носит рефлексивный характер. Значение рефлексии в науке обусловлено тем, что познавательная в ней деятельность, как правило, складывается на основе исторически возникших и уже проверенных традиций, требований, способов, навыков, приемов и методов исследования. Вместе с тем она постоянно сопряжена с постановкой новых проблем, с поиском новых путей и способов изучения, разработкой более совершенных средств познания, формированием новых идей даже в тех случаях, когда решение вопроса, казалось, уже было найдено. Поэтому познавательная деятельность в науке претерпевает постоянные изменения, благодаря прежде всего инновационной направленности методологических в ней исследований. В связи с этим разработка методологических проблем исследования конфликтогенных факторов на Юге России состоит, с одной стороны, в рефлексии по поводу того, что делают ученые, изучающие эти факторы, а с другой – в поиске наиболее эффективных способов научно-исследовательской деятельности в этой области. Рефлексия как одна из форм методологической деятельности в науке предполагает сознательное использование проектных технологий. Это означает, что методологическая работа реализует себя как особого рода научное исследование и вид интеллектуального проектирования1. Проблемы конфликтогенности на Юге России актуализировались в научном сознании в 90-х гг. прошлого века2. По времени это совпало с тем, что, с одной стороны, в отечественном интеллектуальном дискурсе произошел отказ от теории общественно-экономических формаций как единственно «правильной» научной методологии, а с другой – в нем появились методологические новации, заимствованные из эпистемологического арсенала западной научно-исследовательской традиции. Марксистская теория общественно-экономических формаций как методология научных исследований представляла собой одну из разновидностей монистической интерпретации социальной реальности, и поэтому все другие методологические подходы признавались не научными. В исследовательской практике методологический монизм этой теории проявлялся в установке формационного редукционизма, которая предусматривала сведение всего многообразия «мира людей» к формационным характеристикам, а различных способов и форм их жизнедеятельности – к социально-экономической отношениям. Теория общественно-экономических формаций относилась к разряду тех теоретических конструктов, которые акцентировали внимание на противоречиях и конфликтах в обществе, поэтому ее можно было использовать при изучении социальных конфликтов. Однако, сводя все дело к социально-экономическим отношениям, эта теория обнаруживает свою односторонность и, следовательно, методологическую недостаточность при изучении всего комплекса конфликтогенных факторов. В целом следует отметить, что возможности различных монистических интерпретаций социальной реальности достаточно велики, ибо с помощью определенных идей и методов, в том числе возникших и в других отраслях научного знания, порой достигаются довольно значительные исследовательские результаты. Однако «исследователь-монист», абсолютизирующий роль и значение одних фактов и отказывающийся принимать во внимание или не замечающий другие, всегда рискует остаться в рамках лишь частичной интерпретации. В современной науке наметился переход от монистической интерпретации социальной реальности к плюралистической. В исследовательской практике постепенно утверждается принцип методологического плюрализма: представители различных течений и школ отдают предпочтения разным методологическим подходам, используют специфические научные тезаурусы и разрабатывают конкурирующие между собой теории предметного содержания. Смысл перехода от монистической интерпретации социальной реальности к плюралистической состоит в утверждении в познавательной деятельности принципов дополнительности и альтернативности. Эти принципы базируются на положении о том, что относительно любого предмета научного исследования можно поставить неограниченное число познавательных задач, а при решении определенного их класса могут быть использованы различные когнитивные средства. Методологический смысл этой познавательной установки состоит в том, что в ходе научного исследования ученый, учитывая специфику его предмета и характер познавательных задач, которые предстоит решать, сознательно выбирает те способы исследования, которые, по его мнению, должны дать в рамках того или иного подхода необходимый научный результат. Вместе с тем «исследователь-плюралист» осознает, что любая из удачных методологий изучения социальной реальности является ограниченной, и поэтому не может быть экстраполирована в качестве универсальной на весь процесс научного познания. Отрицая возможность универсальности той или иной методологии, основанной на абсолютизации ее познавательных возможностей, он исходит из необходимости их дополнительности как принципа научного исследования. Переход от монистической интерпретации социальной реальности к плюралистической создает особую методологическую ситуацию, в рамках которой, с одной стороны, идет поиск новых методологических ориентиров, а с другой – наблюдается мобилизация всего предшествующего исследовательского опыта. В результате в науке сложилась методологическая ситуация, допускающая осмысление социальной реальности в многочисленных вариантах, каждому из которых соответствует свой собственный наблюдатель (в широком смысле – парадигмальное сознание определенного научного сообщества). Такая ситуация содержит когнитивные издержки, которые проявляются, в частности, в том, что в современном научном дискурсе дух «плюралистически дискретного монизма» зачастую стал подменять методологический плюрализм «интеллектуальным сепаратизмом»1. В результате социальные и гуманитарные науки порой превращаются в когнитивное поле многообразных мнений и несоизмеримых интертекстуальных «языковых игр», в которых социальная реальность растворяется во множестве индивидуальных смысловых миров и значений. Ученые, изучающие конфликтогенные факторы на Юге России, в настоящее время используют различные модели научного исследования. Одни из них работают в русле классической науки, другие – неклассической, третьи – прибегают к синтезу установок классической и неклассической моделей научного исследования. Классическая модель научного исследования базируется на том типе рациональности, основой которой выступает стремление замечать только общее и закономерное, игнорируя единичное и случайное. Эта модель базируется на принципе социологизма, который содержит два аспекта: предметный и методологический. Предметный аспект проявляется, с одной стороны, в холизме, в представлении об обществе как целостной надындивидуальной социальной реальности, с другой – в социальном детерминизме, признающем жесткую взаимозависимость различных сфер жизнедеятельности людей. Поэтому в центре когнитивного внимания классической модели научного исследования оказываются социальные процессы, структуры, отношения и интересы. Главными действующими лицами в социальной реальности провозглашаются не отдельные личности, а социальные группы. Предельным выражением объективистского пафоса классической науки в предметной области является приоритет социального перед индивидуальным, «мертвых» социальных структур перед «живыми» социальными коммуникациями. Методологический аспект принципа социологизма реализуется в когнитивной стратегии научного исследования, которая носит номотетический характер. Она ориентирует исследователя на установление общего, присущего определенному классу социальных явлений и выражаемого посредством определенных понятий, а также на выявление повторяющихся взаимосвязей между социальными явлениями. Поэтому в рамках классической модели исследования работать научно – это значит прежде всего устанавливать «общее», присущее определенному классу социальных явлений, путем упорядочения бесконечного мира единичного и выражения его в понятиях. Стремление в классической науке к установлению «общего» сопровождается интерпретацией фактов в русле «понятийного дискурса» и рациональными их объяснениями, представлявшими собой подведение этих фактов под определенную теорию. Классическая модель научного исследования, игнорируя казуальность в социальной реальности, признает только ее каузальность, стремится к целостной реконструкции этой реальности, опираясь на «теорию факторов». При этом предполагается, что изучение взаимосвязей между различными факторами позволяет выявлять их повторяемость и устанавливать социальные закономерности. Целью когнитивной стратегии классической модели научного исследования является реконструкция социальной реальности в виде системы эмпирического и теоретического знания, свободного от оценочных суждений и адекватного этой реальности. Достижение этой цели первоначально связывается с описанием предмета научного исследования с точки зрения его эмпирических характеристик. Однако в рамках номотетической стратегии эмпирически данный предмет исследования еще не представляет научной значимости. Такую значимость он приобретает только при рассмотрении его в качестве типа – идеализированного объекта, лишенного индивидуальных характеристик. Номотетическая стратегия классической модели исследования предполагает создание такого рода научных концепций, которые охватывали бы все стороны социальной реальности в единой логически непротиворечивой системе эмпирического и теоретического знания. Эти знания, рассматриваемые в классической модели исследования как своего рода «слепки» с объективных отношений самой социальной действительности, претендуют на статус научных истин, верифицируемых социальной практикой. В рамках классической модели научного исследования господствует принцип монизма, поэтому предполагается, что только одна из конкурирующих научных теорий является истинной, а остальные ложными. Представители классической модели научного исследования считают, что между прошлым, настоящим и будущим существует неразрывная связь1. Понимание истины как адекватности научного знания объективной реальности позволяет им утверждать, что изучение прошлого помогает лучше понять настоящее, реконструкция прошлого дает возможность логически увязать историю с современностью, а опыт прошлого можно использовать в современной общественной практике.^ § 2. Неклассическая модель научного исследования Неклассическая модель социального исследования базируется на таком стиле рациональности, в который входит способность видеть и понимать, прежде всего, индивидуальное и неповторимое. В рамках этого стиля движение мысли определяется не отнесением ее к некоему фундаментальному понятию, а обращением к ценностям. Основу неклассической модели научного исследования составляет принцип номинализма, в рамках которого социальная реальность воспринимается как сложный и уникальный мир саморегулирующейся повседневности, основанием которой выступают различные картины мира и уникальные духовные коды жизнедеятельности людей. Поэтому предметный аспект принципа номинализма выражается, с одной стороны, в индивидуализме, в интерпретации социальной реальности как уникальной и фрагментарной, а с другой – в антропологизме, признающем необходимость «человеческого измерения» этой реальности. В результате предметом неклассической модели исследования является не детерминированная и структурированная надындивидуальная социальная реальность, а повседневная жизнедеятельность людей и их духовные практики, внутренний мир человека и различные формы его индивидуального бытия, носящие уникальный характер. Номинализм в неклассической модели научного исследования акцентирует познавательный интерес ученого не на установлении необходимых причинно-следственных связей, каузальностей и закономерностей в социальной реальности, а на выявлении ее казуальности и уникальности, соотносимые с ценностями, определяющими величину индивидуальных различий. Неклассическая модель научного исследования – это приоритет «живых» коммуникаций перед жесткими социальными структурами и стремление не к поиску логики событий, а к постижению смысла жизнедеятельности людей. Методологический аспект принцип номинализма задает для неклассической модели исследования идиографическую когнитивную стратегию, направленную на изучение «живых» социальных коммуникаций и уникальных жизненных практик, превращая тем самым научное исследования в «субъект-субъектное» отношение, в «диалог культур» – культуры, носителем которой выступает ученый, и культуры других народов и социумов. Цель когнитивной стратегии неклассической модели исследования состоит в восстановлении смысла чужого уникального опыта повседневности, его коммуникационной и символической природы посредством аксиологического в него «вживания», а также рациональной реконструкции социокультурного контекста повседневности. Поэтому основным познавательным средством неклассической модели исследования является понимание, направленное на «постижение» смысла индивидуальных действий. Понимание как постижение смысла в неклассической модели исследования тесно связано с феноменологией как наукой о духовном взаимодействии индивидов в процессе социальных коммуникаций и герменевтикой как теорией и практикой интерпретации текстов. Неклассическая модель научного исследования, нацеливая ученого на обнаружение уникальных структур субъективной ориентации в мире повседневности, конституированных сознанием, представляет собой своего рода рациональный нарратив, повествовательное описание отдельных сторон повседневной жизни, которые, подобно мозаике, могут складываться в относительно целостный социальный образ. Сделав предметом научного исследования индивидуальное как уникальное, связанное с жизнедеятельностью людей, неклассическая модель индивидуализировала и само научное исследование, придав ему аксиологическое звучание. Поставив под сомнение принцип «нейтральности субъекта» научного исследования, неклассическая модель, вместе с тем, не отказывается от идеи реконструкции социальной реальности. «Вовлеченность» субъекта научного исследования в его предмет путем «вживания» в иную культуру еще не означает элиминации самой социальной реальности, а предполагает ее интерпретацию и понимание. В неклассической науке сложилось представление о возможности проникновения путем понимания в жизненный мир чужой индивидуальности и воспроизводства его в форме, воспринимаемой культурной традицией познающего субъекта. ^ § 3. «Одномерные» методологические конструкты изучения конфликтогенных факторов Классическая и неклассическая модели научного исследования являются «одномерными» методологическими конструктами, акцентирующими внимание на тех или иных сторонах социальной реальности. Поэтому при изучении конфликтогенных факторов на Юге России одни исследователи особое значение придают объективным факторам, другие – субъективным. При этом источник конфликтогенности усматривается то в современных реалиях, то в историческом прошлом России и региона. Так, одни исследователи считает, что материализация, в частности, чеченского феномена произошла в условиях конфликта и глубоких общественных трансформаций эпохи Горбачева – Ельцина. При этом они отмечают, что чеченство стало не просто первичной (примордиальной) идентичностью, но и особой ролью, замешанной на националистическом нарциссизме, комплексе жертвенности и мессианской идее «гробовщиков империи», «освободителей Кавказа» и «авангарда исламизма»1. Другие, не отрицая значения современных факторов, обращают внимание на необходимость изучения в первую очередь исторических предпосылок конфликтогенной ситуации в регионе2. Третьи ученые полагают, что конфликтогенная ситуация на Юге России обусловлена уникальной комбинацией исторических, социально-экономических, этнических, демографических, психологических и иных факторов, находящихся в сложном взаимодействии3. При этом исследователи пытаются выделить доминирующие факторы. Одним из них, по их мнению, является этнический фактор и связанная с ним ксенофобия4. Однако при этом некоторые из исследователей источник конфликтогенности усматривают в кризисе идентичности этносоциальной общности в условиях трансформации1, другие, наоборот, – в активизации и мобилизации этничности2. Особое значение при изучении конфликтогенности в регионе придается конфессиональному фактору3. При изучении конфликтогенности на Юге России большое внимание уделяется также внешним факторам, таким как изменение геополитического положения Юга России после распада СССР и кризис государственно-политической и культурно-исторической идентичности российского (постсоветского) общества4. В последнее время особое внимание стали уделять таким факторам, как взаимодействие цивилизаций и международный терроризм5.^ § 4. Неоклассическая модель научного исследования «Одномерные» методологические конструкты (однофакторные и многофакторные) позволили выявить самые разнообразные факторы конфликтогенной ситуации на Юге России и в этом плане оказались весьма эффективным познавательным средством. Однако для более глубокого понимания и объяснения этой ситуации в настоящее время требуются «многомерные» конструкты. В последнее время эти конструкты получили реализацию в рамках неоклассической модели научного исследования. Основой этой модели выступает синтез объективистских и субъективистских подходов, социологистских и номиналистских принципов, номотетических и идиографических стратегий при изучении социальной реальности. Вместо дихотомии «материальное – ментальное» неоклассики считают необходимым изучать взаимодействие в социальной реальности и объективных структур, и субъективных действий. Поэтому предметом неоклассической модели научного исследования выступают и надындивидуальная универсальная и каузальная реальность (социальные процессы, структуры и институты), и уникальная казуальная индивидуальная реальность (повседневная жизнедеятельность людей и их уникальные духовные практики). Неоклассики придают большое значение изучению альтернативности социальных процессов в плане более глубокого понимания превращения социальных возможностей в социальную действительность, соотношения необходимости и случайности в ситуации нестабильности и неопределенности. Это позволяет в рамках неоклассической модели научного исследования широко использовать идеи синергетики как теории самоорганизации сложных систем. Неоклассики, признавая объективность научного исследования, не отрицают и его субъективности, отводя ей эвристическую роль в первую очередь при выборе исходных методологических оснований научного исследования, что, в конечном счете, обнаруживается в контекстном содержании научной истины. Неоклассики, отказываясь от принципа «нейтральности субъекта»