На правах рукописиШукшина Тамара Александровна«Черносотенные» погромы октября 1905 года в России: культурный конфликт в российском обществе начала ХХ века Специальность 07.00.02 – Отечественная историяА в т о р е ф е р а тдиссертации на соискание ученой степеникандидата исторических наукЧелябинск – 2010 Работа выполнена на кафедре государственно-правовых дисциплин ГОУ ВПО «Южно-Уральский государственный университет» Научный руководитель: доктор исторических наук, профессор^ Нарский Игорь Владимирович Официальные оппоненты: доктор исторических наук, профессор^ Конюченко Андрей Иванович,доктор исторических наук, профессорСибиряков Игорь Вячеславович. Ведущая организация: ФГОУ ВПО «Челябинская государственная академия культуры и искусств» Защита состоится «4» июня 2010 г., в 14-00 часов, на заседании Диссертационного совета ДМ 212.298.13 при Южно-Уральском государственном университете (454080, г. Челябинск, пр. им. В. И. Ленина, 76, ауд. 244). С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Южно-Уральского государственного университета. Автореферат разослан «___» _______ 2010 г.Ученый секретарь диссертационного совета, кандидат исторических наук, доцент М.И. Мирошниченко^ ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫАктуальность темы. События, произошедшие в Российской империи сразу после опубликования Манифеста 17 октября 1905 года, до сих пор остаются недостаточно изученными в отечественной историографии. Так называемые «еврейские» или «черносотенные» погромы зачастую привлекают внимание ученых лишь как подготовительный к становлению правомонархических партий этап. Между тем, исследование октябрьских «беспорядков» как самостоятельного явления позволяет взглянуть на социокультурное состояние общества. Отказ от политизированного взгляда на «черносотенцев», основанного на принципе ретроспективного пророчества, даст возможность увидеть в них не потенциальных членов Союза русского народа, а носителей самобытной культуры. Это, в свою очередь, позволит чуть дальше продвинуться в понимании мироощущения определенной части населения России начала ХХ века. Взгляд на октябрьские погромы как на столкновение различных культур позволит снизить уровень идеологической предвзятости и более объективно взглянуть на участников конфликта. Исследование общественных практик, выраженных, в частности, в двух взаимосвязанных явлениях – насилии и слухах, поможет также пересмотреть устоявшееся мнение об асимметричности отношений между «активным» государством и «пассивным» обществом.^ Степень научной изученности темы. В последние два десятилетия в России активно стали появляться работы, посвященные истории правомонархических партий и организаций начала ХХ века. Подобный интерес был стимулирован призывом политиков эпохи «перестройки» изучить «белые пятна» отечественной истории, которые имели место в советской историографии, а также активностью ряда новых националистических движений, прежде всего – общества «Память». Тем не менее, несмотря на заметные усилия, массив неисследованных вопросов поныне остается значительным. Так, например, погромы и столкновения октября 1905 года рассматриваются исследователями до сих пор лишь фрагментарно, в качестве сопутствующего сюжета при решении иных историографических проблем. В частности, наибольшее освещение аспекты «черносотенного» движения получили в рамках изучения революции 1905 – 1907 годов, а также истории правых политических партий, существовавших в стране до Февральской революции 1917 года. Хронологически в изучении этих тем можно выделить несколько этапов. Первый из них начался непосредственно вслед за появлением крайне правых союзов и организаций и не являлся историографическим в точном смысле слова. Одновременно работы, о которых пойдет речь ниже, выступают и в качестве источника по восприятию «черносотенцев». В рамках первого периода большинство исследователей экстраполировало свои представления о составе и членах партий на участников октябрьских волнений. Данный период представлен, например, работами Л. Мартова, В. Левицкого, В. Меча, В. Обнинского, Я. Борисова и др1. Некоторые из этих трудов написаны в публицистическом жанре, другие имеют исследовательский характер. Однако их общей чертой является резкое идеологическое и политическое неприятие «черносотенцев», деятельность которых связывалась авторами с интересами Департамента полиции, поместного дворянства, бюрократии и православного духовенства. Названные группы общества были отнесены исследователями к «контрреволюционной армии». Основные участники «черносотенного» движения классифицировались как бандиты, хулиганы, воры, грабители и прочие деклассированные элементы. Подобный же взгляд на «черносотенцев» разделял и В. И. Ленин, чья позиция в дальнейшем легла в основу советской историографии. Погромы он рассматривал как выступление «шайки пропойц», спровоцированное правительством и полицией. В то же время, оценивая «черносотенные» организации, В. И. Ленин признавал сходство их программ с программными документами октябристов и националистов2. Наиболее сложный взгляд на структуру крайне правых партий в указанный историографический период был сформулирован В. Левицким, который выделял внутри них идеологов (интеллигенцию) и «массы» (люмпенов), а также промежуточные слои (в основном – мещане и крестьяне). По мнению автора, монархические воззрения представителей этих групп являлись следствием их консервативной психологии. Отдельно можно отметить работы П. Стрельского, Л. Василевского и И. Носкова, в которых, в отличие от вышеперечисленных трудов, правые партии не связывались с правительством, а рассматривались как самостоятельные организации3. Позицию современников событий 1905 года, симпатизировавших правым движениям, разделяли некоторые эмигранты. Так, участие правых партий и правительства в погромах октября 1905 года отрицал промонархически настроенный эмигрант и видный исследователь дореволюционной России С. С. Ольденбург4. Он отмечал также, что «черносотенцы» не принадлежали к какому-либо определенному общественному слою, но находили немало сторонников в народных массах. «Волну погромов» и «выступления черной сотни» историк характеризовал как вспышку гражданской войны и полагал, что в основе движения «черносотенцев» лежал протест людей «старой любви к отечеству», «старого мировоззрения» против революции. Уголовные элементы, согласно мнению автора, являлись лишь примесью в этом потоке. От общей волны «беспорядков» С. С. Ольденбург отделял восстания в Кронштадте и Владивостоке, считая их преимущественно армейскими бунтами, не связанными с идеологией защитников самодержавия. Второй этап в развитии историографии правых партий можно отнести к советскому периоду до начала 1930-х годов1. Для него характерен взгляд на погромы как на явление, организованное самодержавным правительством. Согласно этой концепции, царская власть, пользуясь «темнотой» и «отсталостью» масс, натравливала их представителей друг на друга, чтобы таким образом дать выход накопившемуся в народе недовольству, отвлечь людей от революции и посеять рознь между трудящимися различных народностей. Однообразие погромной практики на просторах империи, по мнению исследователей, свидетельствует об организованности «беспорядков», призванных терроризировать «свободолюбцев» и отнять вырванные у царя свободы. Одним из основных вдохновителей «черносотенного» движения называются и правые партии. В этот же период в научной среде появляется ряд работ, устанавливающих прочную связь между «черносотенными» погромами и Русской Православной Церковью с целью ее дискредитации2. Следующий этап в исследовании правых политических партий начался после долгого перерыва – в 1960-х годах – и длился до начала 1990-х. В это время взгляд на правые партии продолжал быть предельно идеологизированным, несмотря на общий рост интереса к рассматриваемой тематике и накопление значительной эмпирической базы. Так, в работах А. Я. Авреха, В. В. Комина, Л. М. Спирина, Г. З. Иоффе, Е. К. Сысоевой и других исследователей сохранялся взгляд на «черносотенцев» как на контрреволюционное орудие в руках правительства3. Наибольшие разночтения касались определения социального состава правомонархических партий. Согласно А. Я. Авреху, например, в них в основном входили деклассированные элементы. Л. М. Спирин подчеркивал принадлежность значительного числа «черносотенцев» к мелкой буржуазии. В историографии указанного периода можно также проследить дискуссионную линию по вопросу о сходстве «черносотенного» и фашистского движений. Так, А. А. Бажин видел в них предшественников фашизма. Л. М. Спирин, напротив, указывал на несоответствие устремлений фашизма охранительному характеру «черносотенства». В 1984 году вышел в свет обобщающий коллективный труд «Непролетарские партии России. Урок истории», в котором параграф, посвященный правомонархическим партиям, был написан Л. М. Спириным и Н. Г. Королевой. Ими отмечалось, что правомонархические партии использовали в качестве основной силы для погромной деятельности «патриотические общества» и «боевые дружины», которые появлялись как опора официальных властей в борьбе с революцией. В качестве их лидеров назывались младшие полицейские чины или лица, тесно связанные с властью и полицией. Приспособленные лишь к провокаторско-погромной деятельности, «общества» и «дружины» распадались, как только потребность в них исчезала. Как отмечалось в коллективной монографии, несмотря на все старания, «черносотенная» пропаганда не нашла в народных массах существенной поддержки. Тем не менее, согласно приведенным в книге данным В. Обнинского, монархическим партиям удалось организовать погромы в 150 городах страны и за две-три недели после 17 октября убить 3,5 – 4 тысячи человек, ранив и изувечив более 10 тысяч1. Аналогичным образом в это время оценивались октябрьские события и в обобщающих работах, посвященных юбилеям революции 1905 – 1907 годов2. Примечательно, что издания обходили молчанием вопросы о «черносотенном» или «еврейском» характере погромов, утверждая наличие массовой борьбы крестьян за землю, против самодержавия и помещиков. Крестьянство представлено в книгах важной движущей силой революции и естественным союзником пролетариата. Однако в статье А. В. Ушакова также указывается, что крестьянские массы, находившиеся под влиянием «мелкобуржуазных элементов», были непоследовательными, хотя и не преследовали своих «узкоклассовых интересов»3. Более динамично и свободно изучение правомонархических организаций начала ХХ века стало вестись с 1990-х годов – времени активного изменения политической ситуации в стране. Из многочисленных трудов этого периода следует выделить, в первую очередь, работу Д. И. Раскина, вышедшую в сборнике «Национальная правая прежде и теперь»4. По его мнению, российские «черносотенцы», с одной стороны, являлись носителями консервативной идеологии, направленной на сохранение существующего политического и общественного строя. С другой стороны, чувствуя общий кризис системы, они ратовали за радикальное изменение ситуации. Мировоззрение «черносотенцев», с точки зрения автора, может быть описано в категориях массового сознания, склонного к социальным утопиям. Помещенная в том же сборнике статья Р. Ш. Ганелина подчеркивает идейно-политическую связь «черносотенства» с фашизмом и вновь говорит о провокаторской роли полиции и правительства в погромах октября 1905 года1. С. А. Степанов, пересмотревший многие вопросы, связанные с «черносотенством», впервые уделил значительное внимание октябрьским погромам2. Проведя обширную работу в рамках социально-политической истории, он выяснил многие количественные характеристики рассматриваемых событий, подробно рассмотрел географию погромов, социальный состав участников. Автор впервые ввел в научный оборот многие материалы из архивного фонда Уголовного отделения Первого департамента Министерства юстиции, посвященные столкновениям первых дней гражданских свобод. В монографии С. А. Степанов настаивает на стихийном характере погромов осени 1905 года, на пестроте социального состава его участников, на антиреволюционном характере их выступлений, являвшихся лишь ответом на левый террор. На сегодняшний день данный труд представляется наиболее полным и основательным исследованием общероссийского «черносотенного» движения, возникшего вслед за опубликованием Манифеста «Об усовершенствовании государственного порядка». Однако эта работа, в части исследования погромов очерчивающая лишь общими штрихами предысторию Союза русского народа, не может дать исчерпывающего представления о погромном «черносотенстве» до организации Союза и ставит значительное число вопросов, требующих дальнейшего решения. За рамками исследовательского интереса остались проблемы восприятия «низами» общества категорий «народности», веры, церкви, различных государственных структур, поведенческие стереотипы участников погромов, их отношение к насилию, вопросы границы разделения мира на «своих» и «чужих» и пр. И. В. Нарский в работе о «черносотенцах» Урала трактует погромы, происшедшие в октябре 1905 года как реакцию сбитой с толку, испуганной и раздраженной патриархально настроенной части населения на предшествовавшее манифесту стачечно-забастовочное движение и невиданные прежде шествия и митинги под красными флагами3. В качестве условий, необходимых для возникновения массового «черносотенного» движения в стране, автор называет обострение трансформационного кризиса, вызванного непредсказуемыми последствиями реформ 60-70-х годов XIX века и виттевской индустриализации рубежа XIX – ХХ столетий, а также утрату государственными структурами контроля над обществом осенью 1905 года. Само явление «черносотенства» исследователь рассматривает как органичное проявление национального самосознания, а точнее мировоззрения русской крестьянской общины. Среди культурных характеристик общины, в свою очередь, названы слабо развитое понятие личности, которая растворяется в коллективе, деление мира на «своих» и «чужих» и резко враждебное отношение к последним. В труде, посвященном русской провинциальной партийности, И. В. Нарский говорит также о двусмысленности «черносотенного» монархизма, противопоставлявшего императора государственной машине и российской бюрократии1. Попытка понять мотивы действий «черносотенцев» в октябре 1905 года содержится в научно-публицистическом труде В. В. Кожинова «Загадочные страницы истории ХХ века. “Черносотенцы” и революция»2. В нем автор утверждает, что понятие «черносотенец» означает принадлежность не к партии, а к мировоззрению, и говорит о стремлении «черносотенцев» сохранить традиционные ценности русского народа, об их противодействии революции, а не модернизации. Обращаясь к погромам и отмечая их стихийный характер, В. В. Кожинов полагает несправедливым относить многочисленные жертвы октябрьских волнений к противникам «черносотенцев», поскольку в результате вооруженного противодействия «левых» гибло значительное количество безоружных горожан и селян. Называя погромы «преступлением русского народа», исследователь все же отмечает необходимость выработать объективное представление о погромах в России и, в частности, показать, как использование революционерами и евреями современного боевого оружия превращало погромы в сражения, приводящие к сотням жертв. На базе сформированных к середине 1990-х годов исследовательских позиций в последние годы в исторической науке появилось множество работ о становлении и развитии крайне правых организаций в отдельных регионах. К сожалению, по традиции, «черносотенные» погромы рассматриваются в них лишь как подготовительная почва для дальнейшего оформления партийных структур. Исследованию «черносотенства» Сибири посвящены, например, труды М. В. Станковой, А. П. Толочко, Е. Л. Бузмакова, А. Е. Язынина3. По проблемам «черносотенства» в губерниях Центрального Черноземья защищена диссертация А. Т. Стрелковым, с материалами Саратовской губернии работал М. А. Шевцов, Казанской губернии – И. Е. Алексеев, губерний Верхнего Поволжья – В. В. Соловьева и М. Л. Размолодин, «черносотенным» движением на Украине занимался И. В. Омельянчук и др4. Относительно «погромной» тематики эти работы ценны, прежде всего, вводом в научный оборот новых данных, найденных в местных архивах. В 2005 году в Москве вышел сборник, посвященный столетнему юбилею революции 1905 – 1907 годов. В нем, в частности, была опубликована статья В. П. Булдакова на тему связи царского Манифеста 17 октября и еврейских погромов1. Автор, анализируя отчеты Департамента полиции, говорит о ненадежности этого источника. В. П. Булдаков считает, кроме того, что царский манифест вызвал в обществе поведенческие реакции не революционного, а средневекового типа, а противостоящие стороны – еврейская и христианская – были в основе своей традиционалистскими. Манифест 17 октября нарушил, согласно концепции автора, привычный этноконфессиональный баланс в стране и способствовал выделению из указанных сообществ как маргиналов (будущих «черносотенцев»), так и людей диссипативного2 склада, склонных к экстремистским действиям. Любопытным является замечание исследователя о том, что русское население восприняло Манифест 17 октября как особый знак «царской милости» в сакрально-ритуальном, а не функциональном его смысле. Число зарубежных исследований проблемы «черносотенства» также немногочисленно. В ряде случаев авторы сосредотачивали свое внимание на погромах 1905 года в контексте еврейского вопроса. Таковы, например, монографии Г.Д. Лёве, Г. Роггера и Н. Кона3. Последний, помимо прочего, считает, что российская «черная сотня» являлась прообразом европейского нацизма. В этом вопросе исследователя в определенной степени поддерживает У. Лакер, который ставит «черносотенство» между реакционными движениями XIX века и фашизмом4. Дж. Хоскинг и Р. Мэнинг рассматривают «черносотенство» как плод деятельности политики объединенного дворянства5. На независимости участников октябрьских погромов от деятельности властей настаивает, в свою очередь Д. Роусон, который отмечает опасность дестабилизации политической ситуации в связи с активностью крайне «правых»6. Этой же точки зрения о неожиданности погромов для официальных властей придерживаются авторы коллективной монографии «Погромы: антиеврейское насилие в новейшей российской истории»1. В последние два десятилетия на иностранных языках опубликован также ряд работ, посвященных погромному насилию2. Таким образом, анализ работ, относящихся к исследуемой теме, показывает, что погромы и столкновения в октябре 1905 года в исторической литературе до сих пор рассматривались фрагментарно и, в большинстве случаев в качестве «служебного» сюжета. Среди исследователей по многим вопросам не существует общего мнения, а масса концепций сходится друг с другом лишь в утверждении о том, что означенные «беспорядки» являлись болезненной реакцией «старого» на нечто зарождавшееся «новое». «Черносотенцы» до сих пор видятся некоей аморфной массой, действовавшей в защиту «православия, самодержавия, народности». В этой связи представляется необходимым обратить внимание на разнородность, но структурированность «черносотенного» движения и пристальнее взглянуть на культурные диспозиции групп, участвовавших в октябрьских волнениях.Объектом исследования являются погромы и столкновения в первые дни после декларирования гражданских свобод в России, а также «черносотенные» группы общества как активные участники означенных событий.^ Предмет исследования составляет система восприятия, толкования и поведения, то есть, в широком, социально-антропологическом смысле слова, культура низов, проявившаяся в комплексе взаимоотношений «черносотенцев» с их противниками и государственными структурами, а также в собственной социально-культурной среде, и выраженная через акты насилия и нелегитимную информацию.^ Хронологические рамки исследования охватывают период с момента опубликования Манифеста 17 октября 1905 года до начала ноября 1905 года, в пределах которого по территории Российской империи прошла основная волна столкновений и погромов «черносотенного» характера.^ Территориальные рамки исследования охватывают все регионы Российской империи, в которых имели место октябрьские конфликты, то есть обширную территорию от Архангельска до Баку и от Лодзи до Владивостока. Цель исследования заключается в изучении культуры «черносотенства» в ее своеобразии и конфликтном взаимоотношении с другими акторами эпохи на основе материалов о погромах октября 1905 года в России. Для достижения поставленной цели предполагается решить следующие задачи: Классифицировать «черносотенные» волнения, имевшие место после опубликования Манифеста 17 октября, согласно их количественным и качественным характеристикам. Определить роль неформальной коммуникации в событиях октября 1905 года, обозначив закономерности функционирования нелегитимной1 информации и основное ее содержание. Изучить взгляд образованного общества того времени на участников погромов и столкновений. Выявить основные культурные установки «черносотенного» движения.^ Источниковая база исследования включает в себя три основные группы материалов. Первая – статьи российской прессы с 18 октября до первых чисел ноября 1905 года. В них содержатся сведения о наиболее масштабных эксцессах насилия, имевших место в основном в крупных населенных пунктах и на железнодорожных станциях (всего на основе газет прослеживается около 120 столкновений и погромов). Периодическая печать, представлявшая несколько сценариев одного и того же события, позволяет вычленить из разнообразных интерпретаций какого-либо инцидента основное ядро, которое может рассматриваться как наиболее достоверное. Перепроверка сведений СМИ другими источниками позволяет говорить о высоком уровне взаимного соответствия информации. Шквал сведений и настроений, проявившихся в прессе, также является достоинством источника, так как позволяет представить себе общий эмоциональный контекст событий и проследить отношение к происходившему со стороны разных групп образованного общества. Вторая группа источников, используемых в данном исследовании, представляет собой комплекс дел о помиловании погромщиков октября 1905 года. В него входят, во-первых, прошения о помиловании, написанные осужденными, их родственниками, а также особыми ходатаями (например, представителями Союза русского народа). Во-вторых, к комплексу дел о помиловании принадлежат сопровождавшие прошения копии проектов верноподданнейших записок по Второму уголовному отделению Первого департамента Министерства юстиции. Их подлинники подписывались министром юстиции. Информация, содержавшаяся в записках, была основана на сведениях из обвинительных заключений и представляла их краткое содержание. Документы описывали события с разной степенью подробности. Иногда к проекту записки прилагались сопутствующие справки или обвинительное заключение. В целом, комплекс дел о помиловании участников волнений представляет собой уникальный материал, так как лишь в нем можно почерпнуть сведения о большинстве сельских столкновений и погромов в октябре 1905 года. В качестве иллюстративного материала в работу была включена и мемуарная литература. Совокупность привлеченных к анализу источников представляется в основном достаточной для решения задач, поставленных в диссертационном исследовании.^ Методологическая база исследования опирается на инструментарий нескольких научных теорий. Для реконструкции контекста событий и определения социально-групповой динамики в работе используются различные, преимущественно «мягкие» варианты теории модернизации1. Приложение теории модернизации к интеллектуально-ментальной сфере, в рамках которой устанавливается смена сакрального взгляда на жизнь рациональным, замещение традиционализма ориентацией на перемены, может быть дополнено концепцией двух идеальных общественных типов2. В ее рамках дается характеристика традиционной (религиоцентристской) и информационной систем мировоззрения, что позволяет более взвешенно и осмысленно взглянуть на различные элементы сознания исторических акторов и сконструировать его максимально целостный образ. Описание культуры «черносотенства» опирается на научные разработки американского антрополога К. Гирца3. В данной перспективе российское общество начала ХХ века может быть представлено как совокупность культур, обладающих различными кодами дешифровки – с одной стороны, схожими, с другой, – различными. Важно установить понятия, которые являлись определяющими в мировоззрении акторов эпохи, увидеть смысл, который они вкладывали в то или иное явления, в тот или иной термин («свобода», «революция», «вера», «отечество» и др.). Таким образом, имеющийся в наличии методологический инструментарий представляется вполне адекватным для анализа октябрьских волнений как сложного и неоднозначного явления. ^ Научная новизна исследования состоит в том, что в диссертации впервые через анализ российских «черносотенных» погромов октября 1905 года рассмотрены особенности культур различных групп населения, выявлено влияние неформальной коммуникации на формирование указанного общественного конфликта. В исследовании использованы источники, впервые введенные автором в научный оборот. Впервые мировоззрение «черносотенцев» исследовано с помощью применения метода дешифровки культурных кодов.^ Практическая значимость исследования. Материалы и выводы диссертации могут быть использованы для написания обобщающих научных трудов по истории России, истории первой русской революции, для дальнейшего изучения культуры «черносотенства», а также для подготовки учебных курсов по историческим и культурологическим дисциплинам.^ Апробация работы. Основные положения и результаты исследования изложены в четырех статьях и в выступлениях на региональных конференциях (Челябинск 2008, 2009), а также на международной конференции в Москве (2009). Кроме того, автор приняла участие в работе над совместным российско-германским проектом «Слухи и насилие в истории России (сер. XIX – сер. ХХ в.» (РГНФ, проект 07-01-94-001 А/Д, 2007 – 2009).^ Структура диссертации. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, списка использованной литературы и источников и приложений.^ ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ ДИССЕРТАЦИИВо введении обосновываются актуальность темы и ее научная новизна, определяются объект, предмет, цели и задачи, территориальные и хронологические рамки исследования, историографическая, методологическая и источниковая база. В первой главе – «Классификация ''черносотенных'' волнений октября 1905 года в России» – дается обзор октябрьских «черносотенных» волнений в масштабах страны, выстраивается их систематизация по различным качественным и количественным характеристикам, выявляются возможные закономерности в возникновении и развитии столкновений и погромов. Первый параграф – «Время и место эксцессов ''черносотенного'' насилия» – посвящен контекстуализации погромов в пространственно-временном отношении. Непосредственно сразу после опубликования Манифеста «Об усовершенствовании государственного порядка», с 18 и 19 октября волнения начались в Москве и Санкт-Петербурге, в значительном числе губернских и областных центров Европейской России – от Пскова и Кишинева до Оренбурга, от Архангельска до Екатеринодара, а также во Владикавказе (Терская область, Кавказ) и Николаеве (Приморская область, Сибирь). Кроме того, столкновения произошли в некоторых примыкающих к этим городам уездных центрах, селах и на отдельных железнодорожных станциях. С 20 по 23 октября столкновения и погромные инциденты начали распространяться в ряде оставшихся ранее нетронутыми губернских центров – например, в Баку, Воронеже, Вятке, Екатеринославе, Красноярске и др. Вслед за крупными городами конфликты возникли в уездах и других административных образованиях большинства губерний и областей России. Как правило, эти эксцессы распространялись из губернского центра на периферию. Среди исключений можно отметить Пермскую и Черниговскую губернии, где волнения начались прежде в некоторых уездных центрах. В единичных случаях, несмотря на беспокойную обстановку в провинции, в губернском городе жизнь продолжала протекать относительно мирно (так было, например, в Могилевской губернии). 24 – 28 октября незначительное число столкновений и погромов произошло на периферии Нижегородской, Полтавской, Херсонской, Тамбовской и некоторых других губерний, единичные инциденты имели место в Благовещенске, а также повторная волна «беспорядков» началась в Кронштадте. К началу ноября практически по всей стране наступило относительное успокоение (отдельные небольшие погромы и столкновения продолжали возникать лишь в небольших селах и местечках «черты еврейской оседлости»). Из более-менее крупных населенных пунктов волнения произошли лишь во Владивостоке, но и там они уже почти не имели политического характера. Дата начала «беспорядков» была напрямую связана со временем получения манифеста в том или ином населенном пункте. Около половины всех волнений, вспыхнувших в России после 17 октября, длилось не более одного дня. В остальных случаях, за редким исключением, длительность столкновений в разных населенных пунктах составила два-три дня. В столицах страны, а также в Астрахани, Кишиневе, Одессе, Баку и некоторых других городах погромы шли четыре дня и более. Нельзя вывести жесткой зависимости между размером населенного пункта или его местонахождением и длительностью погрома. Тем не менее, в общем и с некоторым приближением можно сказать, что эксцессы «черносотенного» насилия являлись более длительными в крупных городах и в губерниях со значительным числом еврейского населения. На территориях России, не входивших в «черту оседлости», столкновения возникали, как правило, в крупных городах – губернских и уездных центрах, а также на железнодорожных станциях, – то есть в пунктах со значительным количеством населения и налаженной железнодорожной или телеграфной связью. В губерниях, где постоянное жительство евреев не запрещалось, заштатные (не являвшиеся административным центром уезда) города, села, местечки и хутора оказались подвержены «беспорядкам» в гораздо большей степени. Причины отсутствия в ряде российских губерний заметных антиеврейских или антиреволюционных конфликтов выяснить достаточно сложно. Можно лишь с известной долей вероятности утверждать, где и по каким причинам было больше или меньше возможностей для реализации «погромного» движения. К факторам, повышающим вероятность его возникновения, относятся, например, активность «левых» сил в регионе и наличие большого числа евреев, а к сдерживающим – жесткая позиция властей, запрещение устройства митингов и сборищ после опубликования Манифеста 17 октября, введение военного положения, а также отдаленность населенного пункта от путей сообщения и телеграфных линий.^ Второй параграф – «Количественные характеристики октябрьских ''беспорядков''» – раскрывает масштабы жертв и разрушений вследствие «черносотенных» волнений, а также число участников столкновений. В целом, по общему количеству жертв октябрьские конфликты можно разделить на четыре группы. К первой относятся случаи, в которых общее число погибших составляло более 50 человек (не менее 6 населенных пунктов). Это Томск, Баку, Кишинев, Екатеринослав, Одесса и Киев. Печальное право лидерства принадлежит здесь, без сомнения, Одессе: по разным сведениям число пострадавших составило здесь от 200 до 1 000 убитых. Прибавляя к ним раненых, газеты называли и цифру в 5 000 человек. Гораздо меньшим количеством жертв отличались погромы и столкновения, отнесенные мною ко второй группе. В ней в каждом из случаев убитыми насчитывалось от 10 до 50 человек. Таких населенных пунктов достаточно мало (не менее 12). Это – станция Юзовка Екатеринославской губернии (50 погибших), Симферополь (42), Тифлис (41), Ростов-на-Дону (ок. 40), уездный город Орша Могилевской губернии (28), Кронштадт (26), Тула (22), Москва (около 15), станция Раздельная Херсонской губернии (13), Херсон (11), Елисаветград (не менее 10). Точных данных о количестве убитых в Красноярске нет, но местные газеты сообщали примерно о десяти погибших. Скорее всего, в эту группу попадает и Владивосток – по сообщениям прессы, опиравшимся на донесения коменданта крепости главнокомандующему Маньчжурской армией, там было убито и ранено 182 человека. Достаточно многочисленной в октябре 1905 года была группа «черносотенных» волнений, в которой в одном населенном пункте число погибших не превышало 10 человек. По моим подсчетам, в нее вошло более 30 населенных пунктов. К ним относятся, например, Рига и Саратов, где было убито по 8 или 9 человек, Армавир Кубанской области (около 7), Речица Минской губернии (7), Ромны Полтавской губернии (7), Вятка (6), Санкт-Петербург (приблизительно 5 погибших), Владикавказ (3), Кострома (по разным сведениям от 1 до 3 погибших), Екатеринбург Пермской губернии (2), Курск (1 скончавшийся от ран) и др. Наконец, нередко эксцессы насилия ограничивались несколькими избитыми, либо и вовсе обходились без жертв (более 160 населенных пунктов). Так, встречи противоположно настроенных групп населения окончились относительно благополучно в Астрахани; в Калуге в итоге погрома оказалось около 20 избитых; несколько интеллигентов пострадало в Нижнем Новгороде и т.п. Подавляющее большинство «черносотенных» конфликтов обошлось без человеческих жертв в малонаселенных пунктах. Таким образом, в погромах и столкновениях с участием «черносотенцев», произошедших после опубликования Манифеста 17 октября, погибло порядка 1700 человек со всех участвовавших в них сторон. Отмечу, что наименее кровопролитными были события в селах, деревнях и местечках. Наиболее кровавые столкновения произошли в крупных городах «черты еврейской оседлости», а также на Кавказе – в регионах с сильными религиозными и культурными противоречиями. По масштабам разрушений наиболее многочисленными были погромы, в которых в одном населенном пункте – как правило, в небольшом по размеру – пострадало менее 10 жилых и торговых помещений (более 170 эксцессов). Можно насчитать около 30 населенных пунктов, в каждом из которых было разгромлено более 100 помещений. Минимум в 40 городах и деревнях нападениям подверглись от 10 до 100 домов, лавок и квартир. Более чем в 41 случае во время октябрьских конфликтов до погромов дело не доходило вообще. Неоднородность мира октябрьских волнений может быть продемонстрирована через выделение различных групп участников событий: «праздничной толпы», «противников монархии», «защитников самодержавия», «зрителей», «предприимчивых граждан», «уголовников», «жертв» и «лиц, наводящих порядок». В одном погроме или столкновении могли быть задействованы и переплетены между собой все выше перечисленные группы и подгруппы участников. Количество деятельных участников актов защиты «веры, царя и отечества» варьировалось в различных населенных пунктах от 1-2 человек до нескольких тысяч. Условно их можно разделить на столкновения, которые совершались отдельными энтузиастами (более 5 населенных пунктов), небольшими группами от 5 до 50 человек (более 30 населенных пунктов), от 50 до 200 человек (более 110 населенных пунктов), группами от 200 до 2 000 лиц (минимум 12 населенных пунктов) и, наконец, толпами более 2 000 человек (минимум 13 населенных пунктов). Немаловажную роль при этом играли зрител