АЛЕКСАНДР МИТТАКИНО МЕЖДУ АДОМ И РАЕМ КИНО ПО ЭЙЗЕНШНЕЙНУ, ЧЕХОВУ, ШЕКСПИРУ, КУРОСАВЕ, ФЕЛЛИНИ, ХИЧКОКУ, ТАРКОВСКОМУ. ПОДКОВА 1999СОДЕРЖАНИЕЧАСТЬ ПЕРВАЯСделай классное кино 5От Шекспира до Толстого 7 Почему Лев Толстой терпеть не мог Шекспира 13Стратегия вовлечения 27ЧАСТЬ ВТОРАЯ Структурные элементы энергии фильма 47Драматическая ситуация 49Драматическая перипетия 83Конфликт 113Событие 157Брешь 171Барьеры 193часть третьяСтратегия энергии 199Из четырех структур — в пятую, объединяющую 201^ ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯОт сценария к фильму 267Энергия характера 269Репетиция 299Тема 323часть пятаяЭнергия деталей 349 приложение 1 449 Событие 451приложение 2 467Глаголы активного действия 469Редактор Андрусенко С. В. Художественное оформление Ершова Д. М. Корректор Худякова Н. Г.Текст публикуется в авторской редакции. Рисунки автораИздание осуществлено при участии 000 “ФИРМА "СТОЛИЦА-СЕРВИС"”Митта А. Кино между адом и раем.Кино по Эйзенштейну, Чехову, Шекспиру, Куросаве, Феллини, Хичкоку, Тарковскому.. М.: Подкова, 1999. — 480 с.ISBN 5-89517-031-5© А. Н. Митта, 1999 © Издательский Дом “Подкова”, 1999^ ЧАСТЬ ПЕРВАЯСДЕЛАЙ КЛАССНОЕ КИНОСмех, жалость, ужас суть три струны нашего воображения, потрясаемые драматическим волшебством. А. С. ПУШКИНСмешить, пугать и вызывать слезы сострадания — это кино делает лучше всего.^ СТИВЕН СПИЛБЕРГОТ ШЕКСПИРА ДО ТОЛСТОГОВсе талантливые люди талантливы по-разному. Если вы хотите открыть своему таланту путь к тем, кто вас поймет и оценит, эта книга вам поможет.Эта книга для человека, который хочет написать сценарий, поставить фильм и сыграть в нем главную роль.А пока вы размышляете, когда этим заняться, эта книга позволит вам получать больше удовольствия от фильмов. Согласитесь, если знаешь правила шахматной игры, то не ждешь как невежда, кто победит, а получаешь удовольствие во время игры. Кино — игра покруче шахмат. Зрители в ней — наши партнеры, и любой фильм хорош настолько, насколько хорошо мы его сыграли вместе с вами. Изучите правила игры и получайте удовольствие.Эта игра всегда имеет несколько уровней. Конечно, самый простой первый, когда зритель скользит по поверхности.Я слышал, как зритель первого уровня вышел с "Гамлета" со словами:— Ну и кино - шесть трупов сразу!..Что тут возразить? Покойников на самом деле еще больше. Такой зритель сам себе пират. Он срывает с фильма перстни и топит в себе его бессмертную душу.Через нас с утра до ночи потоками идут фильмы по 6-10 каналам TV одновременно. Они не задерживаются в сознании: один вытесняет другой, чтобы тут же быть вытолкнутым третьим. В бесполезную жвачку превращаются хорошие продукты.Но если вы попадете на второй уровень, многие фильмы откроют вам двери в свои сокровищницы. То, что я хочу вам дать, — это ключ, которым открывают заветные двери.Не совсем обычный ключ: от входа в студию художника.Представьте, что вы тайно проникли в мастерскую Микеланджело. Видите Моисея и "Ночь", наполовину спрятанные в камне. Волнующее приключение? Нравится? Тогда счастливого пути!Драма - это мир идей. Каждый сценарий толкают вперед десятки идей. В основу каждого фильма положены сотни идей. Но в каждом деле есть немного фундаментальных идей, которые лежат в основе всего. Это относится и к драме, частью которой является кинематограф.8Как-то знаменитый французский эссеист Поль Валери спросил у Альберта Эйнштейна: "Скажите, как вы записываете ваши идеи? У вас есть записная книжка или вы набрасываете ваши озарения на крахмальной манжете сорочки?" - "Идеи, знаете, приходят редко. Я их все помню", — ответил Эйнштейн. Для эссеиста Поля Валери парадоксальная связь двух разрозненных явлений является идеей. Для Эйнштейна идея — это что-то, фундаментально объясняющее принцип, по которому функционирует наш мир.Основополагающие идеи нашего искусства не делят его на высокое искусство и низкое развлечение. Идеи массовой индустрии развлечений родились не в кабинетах киномагнатов. Они рождены гениями - Станиславским, Эйзенштейном, Чеховым, и задолго до них — Шекспиром, Аристотелем и такими же гигантами. Этих идей немного.Индустрия развлечений лишь использует и успешно развивает фундаментальные идеи драмы.Как сказал один исследователь драмы: "Из того факта, что коммерческие драмы создаются по определенным рецептам, совсем не следует, что хорошие драмы создаются по другим рецептам". Сказано по-английски осторожно. Но можно сказать грубее: "Шекспир и телесериалы функционируют по одним и тем же базовым правилам, лежащим в основе каждой драматической конструкции". 9^ КАК РОДИЛАСЬ ЭТА КНИГАТридцать лет я жил в кино тихой рабочей жизнью, и вдруг надо мной блеснула молния успеха. Самого заветного - американского. Я сделал в России фильм для английского продюсера и, как нарочно, был в гостях в Нью-Йорке, готовился к отлету, когда узнал, что гильдия американских режиссеров выбрала фильм "Затерянный в Сибири" для специального показа — максимальный акт уважения для американцев к фильмам из остального мира — от Европы до Австралии.Я полетел на два дня в Голливуд. В правилах драмы это называется "Одно простое действие" - с него начинается любой грамотный сюжет. Прилетел - и покатилось! Узнаю, что каждый вечер какая-нибудь крупная компания смотрит фильм: "Парамаунт", "Юниверсал", "Три стар", "Дисней"... "Это первый признак успеха - закрытые просмотры фильма, о котором все говорят". Мне объяснили: "Это твой шанс — не упусти его!"Тут же появляется сообщение о том, что фильм номинирован на "Толден Глоб" - вторую после "Оскара" премию Америки. В Голливуде даже номинация, то есть последний отбор перед премией, — это пожизненный почет. Продюсер чуть с ума не сошел от радости. Дальше -больше: Англия выдвигает фильм на "Оскар" как лучший фильм Англии на неанглийском языке. Каждый день то "Голливуд репортер", то "Верайети" что-то сообщают о фильме. Это притом, что все предыдущие годы я вообще не существовал в этом мире.По правилам драмы, я взлетел вверх по драматической перипетии "к счастью". У меня появился агент, излучающий оптимизм. Меня зовут на ужины и встречи. Как-то я рассказываю на ужине идею нового фильма, и большой голливудский режиссер восхищается: "Это то, что нужно Голливуду! Вы должны немедленно сесть и записать ва- 10шу историю! Вы непременно получите 'Толден Глоб" и "Оскар"! Вам нужен сценарий, с которым вы войдете во все двери, которые в этот миг откроются для вас!"Я не знал тогда, что все бесплатное американцы излучают и извергают из себя фейерверками. Из них льются потоки, водопады дарового доброжелательства. Это прекрасно. Но функционирует строго на территории: "Не трогай моих денег!"Я летал в небе, подброшенный толпой восхищенных поклонников фильма. И вдруг все они отвернулись и ушли. А я упал на землю. Мы не выиграли "Голден Глоб". "Оскара" мы тоже не получили. И в один миг меня забыли. Именно так бывает в Голливуде. Компании по вечерам искали на просмотрах таланты из Новой Зеландии, Уганды и Бразилии. Обедал я в одиночестве, ужинал в "Макдональдсе". Это, по правилам драмы, называется "драматическая перипетия от счастья к несчастью".Но в истории должен быть "поворотный пункт". Оказалось, я выиграл главный приз новичка - мне предложили работу! Небольшая компания внимательно следила за моими успехами и выбрала меня режиссером для своего фильма.И я сказал себе: "Изучи все принципы, по которым работает эта индустрия, и примени их к делу". Это был поступок протагониста. Драму интересует персонаж, который преодолевает барьеры препятствий, добиваясь своей цели. 11Я стал изучать эти принципы и изумился. Оказывается, я все это знал. И задолго до меня знали Чехов и Станиславский. Не нашлось ни одной идеи, которая перевернула бы мое представление о драме. Только классики создавали свои творения как маги, колдуя над огнем. А индустрия упростила магию до рецептов Мак Дональдса. И помогает. Мне нужна была площадка, где можно было бы соединить мои старые знания с новыми.И тут возник второй поворотный пункт, который должен быть в каждой грамотной истории. В Гамбурге образовалась новая киношкола — улучшенная копия "Высших режиссерских курсов" в Москве.Меня пригласили вести курс режиссеров. У меня было время, и мне не терпелось проверить на ком-то обновленные сведения. Во мне жили все болезни моей умирающей среды. Избавляться от них — это все равно что вырезать у себя аппендицит. Другое дело - оперировать чужие опухоли, на этом можно научиться. Гамбург оказался моим спасением. Мы работали одной командой и за два года сочинили и сняли 40 фильмов и бесчисленное количество упражнений. В следующие два года еще полсотни. В основном фильмы были по 10, 20, 30 минут — новеллы, где правила действуют особенно жестко. И мы сообща проверяли, как работают правила, чем они помогают, почему с ними лучше, чем без них. Как они стимулируют воображение. И я понял, что могу сознательно оценивать каждый элемент фильма, вижу его в развитии, понимаю, как с его помощью рассказывать истории с началом, серединой и концом.Наверное, было бы правильно открыть компанию "Лечу больные сценарии". Но я предпочел написать книгу по самолечению.Надеюсь, вас не обманет веселый характер этой книги. Дело в том, что я никогда не мог дочитать до конца ни одного учебника по драматургии. Это не теоретическая книга, а что-то вроде практического руководства: вот молоток, вот гвозди - забивай их в доску.^ ПОЧЕМУ ЛЕВ ТОЛСТОЙ ТЕРПЕТЬ НЕ МОГ ШЕКСПИРАЗнаете ли вы, что Лев Толстой на дух не принимал Шекспира? Чехов, смеясь, рассказывал:— Он не любит моих пьес. Он сказал: "Вы знаете, что я терпеть не могу Шекспира. Но ваши пьесы еще хуже".Положим, Чехова-то Толстой не просто любил, а обожал. Рассказ "Душечка" он как-то за один вечер два раза прочел домочадцам вслух (как я его понимаю!). А вот к Шекспиру гений был суров."... Прочел "Макбета" с большим вниманием - балаганные пьесы. Усовершенствованный разбойник Чуркин"."... Прочли "Юлия Цезаря" - удивительно скверно"."... Какое грубое, безнравственное, пошлое и бессмысленное произведение "Гамлет"."Чем скорее люди освободятся от ложного восхваления Шекспира, тем будет лучше".Эта неприязнь кажется необъяснимой. Литературоведы разводят руками, говорят: "Такой вкус". Это про гения? Как можно усомниться в том, что все в литературе он видел острее, чем мы?Подумаешь, проблема - скажете вы. Но за этой "мелочью" прячется что-то позначительней. Поищем, как Шерлок Холмс: сперва нашли окурок, а потом труп в шкафу.Чтобы прояснить туман, нам надо понять, чем проза отличается от драмы. Кажется, то и другое - литература. На самом деле между ними 13пропасть. И на сотню прозаиков хорошо, если найдется один хороший драматург.Прозаик создает картину мира словами, как художник красками. Текст прозы богат разнообразными речевыми оборотами, стиль передает невыразимые тонкости. Прозаик описывает зыбкие настроения, формулирует глубокие и парадоксальные мысли. Такова проза Бунина, Набокова. Главное — в стиле, который создают отточенные фразы.Текст драмы (в том числе сценария) отличается от прозы, как день от ночи. Описания безлики и стереотипны. Диалог функционален. Главное - это увлекательная история, где характеры попадают в затруднительные положения. Поэзия таится в действиях актеров драмы, играют ли они в театре или в кино, в спектакле или в фильме.Особенно эта разница заметна, когда сравниваешь прозу и драму гения, которого Бог наградил обоими дарами. У Чехова текст рассказов непередаваемо изыскан, а в пьесах только краткие диалоги и простые ремарки. Поэзия где-то внутри. (Мы разберем, где она прячется и как ее оттуда вытащить.)Немногие люди обладают талантом рассказчика историй. Толстой и Шекспир оба обладали этим даром. Но для Толстого сочинить историю значило сделать только первый шаг. Романы Толстого — это созданные одним человеком кинофильмы, где точнейшим образом описан каждый кадр. Вы читаете, и в вашем мозгу как будто вспыхнул огромный экран со стереозвуком.Толстой не только создавал великие характеры, он был режиссером своих романов. Сенсационное зрелище в его фильмах потрясало зрителей новизной.Анна Каренина бросилась под поезд. Ну и что за сенсация? А то, что тогда в России большинство читателей ни разу не видели железной дороги. На всю Россию была одна только что построенная — из Петербурга в Москву. Броситься под паровоз — это было все равно что сейчас сгореть в дюзах космической ракеты. Железный огнедышащий дьявол сожрал нежное тело героини - вот что это было для зрителей ''кинотеатра в мозгу", которым являлись романы Толстого.А знаменитая сцена скачек в "Анне Карениной"! Впервые на экране весь высший свет Петербурга! Зримо, как в суперфильме.А потрясающие сцены в тюрьме и на каторжной пересылке в "Воскресении". Впервые на экране так откровенно и яростно вопиет российское бесправие.Уже не говорим о гигантской массовой сцене Бородинского сражения в "Войне и мире", где десятки тысяч людей превращаются прямо на 14ваших глазах в окровавленное пушечное мясо. И все показано в деталях, портретах с невероятной фантазией и точностью. В реальном кино до сих пор не снято ни одной сцены, сравнимой с толстовским "кинотеатром в мозгу".Толстой предлагает роман-кинофильм, а Шекспир сочиняет сердце истории. Вы берете это сердце в руку — оно и через триста лет живое. Шекспир пишет пьесу, потом собирает артистов и говорит:— Ребята, вот история, давайте вместе разовьем ее в спектакль. Не будем мелочиться: воткнем в сцену палку, на табличке напишем "лес", на другой — "замок". Пусть зритель досочинит, довообразит.Толстому это решительно не по душе. Но тысячи режиссеров умирают от счастья, когда могут идеи Шекспира развить и превратить в свои. К энергетическому ядру Шекспира прилипает все талантливое. Каждый найдет свое развитие. Для этого и работает драматург: он пишет не для читателей, а для артистов. Итог работы - спектакль, кинофильм, сериал.Выходит, по сравнению с прозой, где писатель все делает сам, драма - полуфабрикат? Нет, друзья, драма — это такой жанр, она обладает потенциалом самого глубокого проникновения в человеческие характеры (об этом мы еще поговорим). Толстой это прекрасно знал, будьте уверены. Гений проникает в суть вещей глубже, чем мы. Может, в этой глубине спрятана непонятная нам тайна несовместимости?Кто хорошо помнит Шекспира и Толстого усмехнется. Ему понятно: 15Толстой - реалист, у него все как в жизни. А у Шекспира все поэтически преувеличено. Между ним и Толстым - пропасть разных взглядов на искусство. Как бы не так! В каждой драматической истории есть свой скелет. Подберемся к скелету какой-нибудь истории Толстого. Самый реалистический и социально затребованный роман Толстого — "Воскресение''. Это кровоточащий срез российской жизни от дворцов аристократии до борделей и смрадных тюрем. Редко какой роман так сильно влиял на умы людей. А какая история лежит в основе? Что в скелете романа?16Молодой красавец граф соблазнил невинную девицу и бросил. Она покатилась в пропасть жизни. Ее несправедливо обвинили в убийстве. И тут граф, будучи присяжным в суде, узнает в убийце совращенную им девицу. Он потрясен, хочет ее спасти, жениться — словом, искупить вину. Граф бросает пустую светскую жизнь и следует за Катюшей Масло-вой, осужденной на каторгу, в Сибирь.Что-то я не слышал жизненных историй про таких графов. Как будто граф Шереметев женился на крепостной актрисе. Но это совсем другая история долгой и преданной любви. А вот так - спасти девицу из борделя, перечеркнуть свою жизнь, сословие, карьеру... Есть одно место, где такие графы пасутся табунами. И вы его знаете. Это заповедный край бульварной литературы.Неужели мы, выйдя на охоту за тайной презрения Толстого к Шекспиру, совершенно случайно открыли тайную страсть Толстого к бульварным мелодрамам?Нет. Мы открыли нечто совершенно иное. Будьте уверены, если бы Толстому понадобилось придумать историю покруче этой, он на раз выдал бы их десяток. Но лучше, чем эта, не придумать. Эта - именно та, что надо. В сильном драматическом сюжете всегда сталкиваются крайности: жизнь и смерть, благородство и предательство, богатство и нище- 17та, отчаяние и надежда. Чем ближе смрадное дыхание ада к ангельским кущам рая, чем плотнее они смыкаются в сюжете, тем глубже пронзает драма душу зрителя. В столкновениях контрастов таится поэтическая мощь драмы. Такая история заставит не отрываясь впиваться в текст. И все идеи автора застрянут в вашем сердце. Именно такая история лежит в основе "Воскресения". Выходит, Толстой сам был поэтом драмы? А как же! На то он и гений. А что он в таком случае не поделил с Шекспиром? Забудьте. Не играет никакой роли. Гораздо важнее, что мы открыли:в драме действуют универсальные законы для всех, в том числе и для гениев, даже таких разных, как Толстой и Шекспир. (О присутствующих не говорим!)Для корректности все-таки дожмем вопрос: что там случилось между Толстым и Шекспиром? Мое мнение таково: придумав историю, которая схватит зрителей за горло, Толстой сделал правильный, но первыйшаг. Если именно такую историю без затей разыграть в Художественном театре тех времен, то Станиславский, великий режиссер и гений правды, вскочит с кресла и завопит на весь театр: "Не верю!" А может, даже упадет с сердечным приступом.Схема действительно груба. А нужно, чтобы не только простаки, но и самые взыскательные зрители поверили всему, увидели свет истины и пали на колени с криком: "Грешен! Прости меня, Господи!"Говоря терминами драмы, зрители должны испытать катарсис — очищение путем сострадания чужому горю. Для этого надо мелодраматическую выдумку превратить в трепетную жизнь.Решение этой задачи потребует долгих месяцев непрерывного труда, оно впитает тысячи маленьких идей и открытий.Дилетант полагает, что эмоциональные впечатления достигаются в документально-жизненных фактах. Если так, тогда надо читать газеты и рыдать. Там очень крутые факты. Но как-то никто не плачет. Потому что факты для драмы — ничто. Главное — то, как мы работаем с этими фактами. Этим мы и займемся.Толстой первоначальный замысел развивал до великого романа-кинофильма, снятого один раз и на века. В своем кинофильме он все делает сам. Он сценарист и режиссер, оператор и художник. И все герои от главных до самых второстепенных, мелькающих на горизонте, одухотворены и рождены только его талантом.А Шекспир полагал, что замысел надо развить так поэтично, чтобы сердце истории пульсировало жизнью и вдохновляло художников на сотворчество. Его пьесы — это энергетический сгусток, сердце фильма или спектакля.Анна Каренина может быть только одна. Вы смотрите на звезду в этой роли и говорите: "Не похожа!" Потому что Толстой создал ее в романе как живую, предельно точно. 19А Гамлетов может быть тысяча, и все разные. Даже женщины играли Гамлета — например, Сара Бернар. Гамлет - гениальное сердце персонажа, гениальный энергетический заряд роли. Два совершенно разных итога в создании истории — у Шекспира и у Толстого. Но оба исходили из универсальных законов драмы, открытых еще Аристотелем (мы о них поговорим)."Сердце истории" — образное выражение. Оно — эмоциональный центр структуры драмы. Каждая драма имеет жестко сконструированный скелет-структуру. Этот факт — большое разочарование для любителей свободного полета поэтических фантазий.Структура — вот основа каждой драмы, от древних греков до наших дней. Она контролирует развитие эмоций зрителей до максимально возможной степени. И вы по личному опыту знаете, что никакое другое искусство не может увлечь и возбудить вас на полтора часа так, как хороший кинофильм или спектакль. В самом центре бьется сердце истории, рожденное драматургом и режиссером.Поэтому первый совет: начинайте, как Шекспир, а завершайте, как Лев Толстой. То есть начните историю, кардиограмма которой бьется между надеждой и отчаянием. А завершайте фильм с максимальной тщательностью малейшей детали.Хорошенький совет. Остается прояснить, как это — стать Шекспиром? Честно скажу. Шекспирами вы не станете. Толстыми тоже. Но вы поймете законы, по которым хаотическая энергия жизни превращается в стройное здание драмы.В драме много места занимает творческая интуиция. Много, но, заметим, не все. Есть правила, которые не сковывают воображения, а, на- 20оборот, раскрепощают его. Правила драмы возносят вашу интуицию в чистое небо творчества, дают вам крылья и указывают путь к цели.^ КОЛЛЕКТИВНЫЙ ЛЕВ ТОЛСТОЙЛюбое творчество — это диалог художника с миром. Он по одну сторону, все остальные - по другую. Одинокий художник перед холстом, композитор у рояля, писатель — перед листом бумаги или компьютером.А в драме нас всегда много. В театре, может, и не так много — десяток-два. А в кино?! Это просто Вавилон! Посмотрите в конце любого фильма на длинную вереницу титров — это все одна команда. Вы не можете без нее шагу ступить.Самый универсальный гений кино - Чаплин, он был продюсером, сценаристом, режиссером, звездой-актером, композитором, монтажером и наверняка еще кем-то. Как минимум известно, что он любил вечерами обучать молоденьких актрис, то есть был большим педагогом. Но с ним на съемках работала команда - оператор, ассистенты, звукооператоры и многие другие.Орсон Уэллс — другой универсал. У него не было денег на фильмы, он всю жизнь искал их. Однажды, подрабатывая лекциями, он приехал в провинциальный университет и обратился к полупустому залу: "Дамы 21и господа! Я известный кинорежиссер, театральный режиссер и радиорежиссер. Я писатель: пишу сценарии и пьесы; я актер - играю главные роли в кино и в театре. И я не понимаю, почему меня здесь так много, а вас так мало".Чтобы собрать зрителей на фильм, нужны агенты и прокатчики, директора кинотеатров, хозяева телевидения, адвокаты... Если еще и их поминать в титрах, то для музыкального сопровождения вереницы имен понадобится песенка в три куплета.Режиссеру вполне хватает его команды. Как ее воодушевить?Я верю в позитивный опыт дружбы. Но в кино он, увы, не всегда является нормой. Слишком яркие личности связаны общим делом и слишком разные.На одной премьере я увидел обычную, в общем, картину: режиссер и сценарист взялись за руки, подняли их вверх и, улыбаясь, во все стороны кланяются аплодирующим зрителям.- Счастливые, — сказал я соседу. - У них все есть: талант, успех, дружба.- Да? Сейчас пойдем на банкет, последи, сколько раз один из них подойдет к другому. Я точно знаю сколько. Могу поспорить.- Сколько? — спросил я.- Ни разу...- Шутишь... 22- Да. Один из них сказал мне о другом: "Говорят, что я его ненавижу. Какая чушь! Как можно ненавидеть человека, который заслуживает только одного — презрения?! Я борюсь не с желанием его ударить. Нет! Нет! Я борюсь только с тошнотой. Единственное, что меня утешает, это то, что вырвет меня именно на него. Впрочем, он этого даже не заметит. Потому что сам состоит из рвоты... Все его идеи уже были кем-то однажды съедены и переварены". И так далее. А теперь еще раз посмотри на их улыбки.Мрачная картина? Конечно. Кое-что я, признаюсь, преувеличил. Однако не слишком много.Давным-давно я был студентом ВГИКа. К нам в гости приехал известный сценарист Андре Спаак. С ним работали знаменитые режиссеры, у него были успешные фильмы.Он казался нам пришельцем из какого-то заоблачного мира, где блещут звезды и люди плавают в бассейнах успеха. Но сценарист был грустным, делился опытом неудач и в конце концов махнул рукой: "Ах, кино это вообще такой вид сотрудничества, где каждый последующий стирает следы работы предыдущего". Память меня может подвести, но, по-моему, он процитировал слова своего друга Чезаре Дзаваттини. Если основоположник неореализма, священная корова итальянского кино, Чезаре Дзаваттини и преуспевающий европейский сценарист думают одно и то же, значит, для этого есть немалые основания.Это негативное описание итога пути, где все участники относятся к фильму как к части своей личности, как к самовыражению. "Зачем ты изуродовал моего ребенка?!" - говорит один другому. И каждый уверен, что ребенок его. 23Среди начинающих довольно часто возникает один стереотип властного творца - "гения", который хочет контролировать все до последней мелочи. Он проклинает бестолковых сотрудников, получает в спину угрюмые взгляды и, что печальнее, инфаркты и нервные срывы. Иногда у них получается хорошее кино.Но чаще, гораздо чаще великий итог возникает, когда множество счастливых людей могут честно поздравить друг друга на премьере и каждый имеет право сказать по крайней мере жене или подружке: "Это мой фильм!" Ну, режиссер-то, конечно, знает, что это его фильм.Но это относится к профессиональному итогу. Бывает и другой. Как-то я снимал кино в Африке, в Уганде, и увидел такую картину: стадо обезьян налетело на мандариновое дерево. Обезьянки хватали мандарины, надкусывали и выбрасывали, хватали новые, надкусывали и выбрасывали. Им казалось, что следующий слаще. Через пару минут стая сорвалась и убежала. Под опустевшим деревом валялась куча надкусанных мандаринов. Это стадо напоминает мне действия безграмотного "гения" - оно так же деструктивно.Дилетант хватается за все и ничего не может довести до ума.Но есть в искусстве что-то, что, кажется, стоит за пределами грамотности. "Свежая кровь", интуиция нового поколения, убеждение, что ты можешь сказать новое слово. Это невозможно сделать без профессионального контроля за созданием фильма.Проблему всех поколений режиссеров сформулировал Феллини: 24"Режиссер — это Колумб на корабле. Он хочет открыть Америку, а команда хочет домой". Как увлечь матросов? Это большое дело.Минимум вы должны знать, что контролируете только вы. Профессия — это и есть умение держать что-то под контролем. Не все, а главное. По этому поводу режиссер и писатель, умом которого я восхищаюсь, Дэвид Маммет сказал студентам в первой лекции:— Режиссер должен делать три вещи:1). Надо указать актеру, какие у него действия.2). Надо показать оператору, куда поставить камеру.3). После этого надо улыбаться. Классно сказано.1. Определите действия актера, развивая ваш замысел сцены, но не контролируйте его эмоции. Эмоции — это актерская территория, его талант, его свобода. Помогайте актеру развивать его эмоции в действиях.2. Покажите оператору точку съемки, скажите, что хотите получить— угрозу, счастье, холод, — и он сам осветит ее волшебным светом своего умения.3. Все должны быть уверены: Колумб знает, как доплыть до Америки, поэтому улыбайтесь и воодушевляйте.Но если вдуматься, то это совет, который легче дать, чем выполнить. Он нуждается в опыте ремесла.Похожий совет, но честнее, дал молодым писателям Исаак Бабель:— У писателя на полке должно стоять немного книг. Всего десять-пятнадцать.— Какие? — заорали молодые писатели.— О! Для этого надо прочесть тысячи книг.Иначе говоря, никакие советы не исключат путь личного опыта.Вернемся к Феллини. Вы на корабле, рука на штурвале, и вы улыбаетесь матросам. Этого мало. В фильме не только артисты, но и все сотрудники должны получить от вас роли. Что это значит?Как-то в молодые годы я пригласил в фильм легендарного звукооператора. Он пришел, но ничего героического не совершает. И я говорю Ролану Быкову, который его порекомендовал: "Что это все говорят: Рабинович! Рабинович! Такой же потухший, как все". А Ролан отвечает:"Саша, ты его зажег? Роль ему написал? Что ему играть в твоей команде?"Пишите сотрудникам роли. Дайте им возможность раскрыть свои таланты. Каждый человек мечтает, чтобы его труд помог великому проекту.Есть пример и покруче. Вадим Юсов — несомненно, лучший опера- 25тор целого поколения. Венецианский фестиваль наградил его призом за лучшую операторскую работу. У него множество других наград. Но знаете ли вы, что в молодости через шесть лет работы на "Мосфильме" его уволили со студии за бесперспективность и отсутствие способностей? В этот момент Андрей Тарковский позвал его, и талант Юсова взорвался ослепительным фейерверком в "Ивановом детстве" и "Андрее Рублеве". Малоспособные ремесленники "Мосфильма" не могли дать Юсову роль по его таланту. Он умирал в духоте бездарности. А Тарковский ставил невыполнимые задачи, и Юсов находил необыкновенные по ясности решения. Я начинал рядом с ними и уверен: без Юсова талант Тарковского имел бы другие масштабы.^ Жан Вилар, французский реформатор театра, сказал: "В театре коллектив единомышленников может заменить гениальность". Кино - искусство более авторитарное, чем театр, но тезис Вилара действует.Запомним: в начале пути в вашей руке бьется шекспировское сердце истории. А в конце - огромный коллективный Лев Толстой, преодолев все бури, входит в порт "Премьера фильма". Великие тени высказались. Напутствия получены. Теперь к делу.^ СТРАТЕГИЯ ВОВЛЕЧЕНИЯАУДИТОРИЯ И ФИЛЬМПопробуйте сесть на полтора часа перед стеной и, глядя на нее, концентрироваться на чем-то одном, важном для вас. Ничего не выйдет, вы довольно быстро начнете отвлекаться, скучать и чувствовать принуждение. Именно это и происходит на фильмах, которые вам неинтересны. Человеку не свойственно просто так войти в состояние длительной концентрации.Но создателям фильма необходимо именно это. Аудитория должна погрузиться в фильм.Дилетант полностью поглощен проблемой самовыражения. А профессионал думает о том, как овладеть вниманием зрителей. Если мы хотим вести аудиторию в нужном нам направлении, мы должны постоянно думать о ней. Полтора часа аудитория сидит в темном зале, и, если о ней не заботиться, внимание каждого зрителя будет вянуть. Вы потеряете зрителей.Фильм должен сообщать нечто такое, что непрерывно повышает зрительский интерес, так чтобы в финале он достиг максимума. Тогда зрители довольны. 27История, которую мы рассказываем, должна обладать энергией, заряжаю щей аудиторию. В хорошо рассказанной истории энергия растет и передается зрителям. Если повезет, в кульминации они забывают обо всем. В состоянии максимальной внутренней энергии зрители могут достигнуть вершины счастья, дарованного искусством, - катарсиса. Но мы не можем рассчитывать на везение, на интуицию. Нам необходимы расчет и структура энергии вовлечения.Хорошо рассказанный фильм — это, помимо всего, еще и машина, производящая и излучающая в зал энергию, неслыханную энергию, заставляющую миллионы волноваться, плакать и смеяться. Стратегия профессионального рассказа в значительной степени — план, по которому растет эта энергия. Вы можете использовать эти знания с любой степенью свободы. Но если вы безграмотны, индустрия развлечений отвергнет вас с доброжелательным презрением, как это и происходит в настоящее время с российскими фильмами в мировом прокате: наших фильмов практически нет на широком мировом экране.Между тем эта грамотность была свойственна российскому искусству, и не массовому, а самому элитарному. Романами Толстого и Достоевского зачитывался весь мир. На спектакли Чехова в первых постановках Станиславского московская молодежь неделями выстаивала в тысячных очередях. Попав в Америку, МХАТ не только ошеломил зрителей и профессионалов, но и заложил основы того, что обеспечило сегодняшнему американскому шоу-бизнесу господство во всем мире. Американцы этого не скрывают. Эти всем известные факты почему-то принято трактовать исклю- 28чительно как магию высокого искусства. Да нет же! Толстой, Чехов и Станиславский были художники на рынке. Идеология контакта с аудиторией была естественной частью их художнической жизни. Они не представляли себе творчества без власти над аудиторией. Это традиция мировой культуры."Гамлет", помимо всех глубин философского осмысления сути бытия, еще и боевик с детективной интригой, убийствами, отравлениями и кучей трупов в финале. ''Макбет" — не только трагический эпос, но и мистический триллер с призраками, ведьмами, духами и ожившей отрубленной головой. А "Воскресение" Льва Толстого - не только самая откровенная социальная критика общества, но и мелодрама о графе, соблазнителе невинной девицы. Потому что, как сказал Бернард Шоу, "мы выбираем не тот путь, который предлагает нам наименьшее сопротивление, а тот, который дает наибольшие преимущества".Наибольшее преимущество драма имеет тогда, когда она максимально использует возможность пробудить эмоции зрителей. Зритель приходит к нам холодный, как собачий нос, загруженный проблемами. Мы должны вырубить его из его мира и погрузить в наш. Для этого нам надо возбудить в нем эмоции, поддерживать эмюции и развивать эмоции до максимальной степени.^ ПЕРВЫЙ ШАГЛЮБОПЫТСТВО - ВОРОТА ЛЮБВИКогда-то в давние времена, еще до войны, на студии им.Горького снимали один из первых звуковых фильмов "Как поссорились Иван Иванович с Иваном Никифоровичем". По сюжету свинья должна была пробежать по длинному лабиринту коридоров в департаменте, выхватить из рук чиновника бумагу и съесть ее.Задача казалась невыполнимой. Свинья не собака — как ее обучить трюкам? Естественно, позвали легендарного дрессировщика всяческой живности, в том числе свиней, - Дурова. Он заломил неслыханную сумму - кажется, 700 рублей. По тем временам что-то небывалое. Директор фильма говорит:— Это невозможно! Режиссер кричит:— Это для искусства! Для Гоголя!Не закрывать же фильм... И директор обещал заплатить. Кроме того, Дуров потребовал 5 свиней на дубли, два ящика варенья и ящик коньяка. После этого на два месяца удалился и просил не беспокоить.За неделю до съемок директор поехал в цирк узнать, как идут дела. Дуров успокаивает: все будет в порядке. Коньяку надо бы добавить, тот, что дали, весь использован. Добавили еще ящик коньяка. Накануне съемок директор посылает администратора с машиной за свиньями. Но в загоне у Дурова только одна свинья.— Где остальные? Простодушный сторож говорит:— Съели.— А где коньяк?— Выпили.Директора трясет от страха — неужели съемка сорвется? Привезли на студию единственную свинью и поместили драгоценное животное в кабинете директора. От нее все теперь зависит.В день съемки появляется Дуров. Никаких особых приспособлений у него нет - ни бичей, ни шестов с крючьями. Говорит:— Покажите, где свинье бежать. Режиссер объясняет:— Вот наша декорация. Так будет выглядеть мизансцена: свинья выходит отсюда, идет по коридору, поворачивает, еще раз поворачивает, здесь стол чиновника. Отсюда она должна взять лист важной бумаги, съесть его и убежать обратно. Сколько дней вам необходимо для подготовки этой мизансцены?— Дней? — удивляется Дуров. - Всё сразу снимем.— Вам, наверное, лучше репетировать без света, чтобы животное привыкло к новой атмосфере? — спрашивает оператор.— Нет, у меня все прорепетировано. Зажигайте свет, включайте киноаппарат. Свинья все сделает.— А пробные съемки вам не нужны?— Никаких проб. Все сделаем сразу. 30Оператор устанавливает свет. Дуров со свиньей ждут. Все готово к съемке, группа напряглась, директор сосет валидол. Дуров достает из портфеля банку варенья и мажет вареньем пол, через метр-полтора, — весь будущий путь свиньи. Затем мажет вареньем нижний край важной бумаги и кладет ее на стол. После этого говорит:— Мы готовы!Свинья напряглась, ее пятачок дрожит и дергается. Она рвется из рук. Режиссер командует:— Мотор! Начали!Д