XXII школьная научно-практическая конференция «Открытия юных»МАЛЕНЬКИЙ ЧЕЛОВЕК, ЗЛОДЕЙ, ГЕНИЙ…Исакова Светлана,Средняя общеобразовательная школа №59 с углубленным изучением отдельных предметов г. Чебоксары, 11 классНаучный руководитель: Геннадьева Марина Витальевна, учитель русского языка и литературы.г. Чебоксары, 2008СОДЕРЖАНИЕ Введение………………………………………………………………………………………………..3 Роман П. Зюскинда «Парфюмер» - мировой бестселлер последнего десятилетия……………...4-7 Кто такой Парфюмер?.........................................................................................................................7-9 Жан-Батист Гренуй – «маленький человек», гений и злодей…………………………………. «Парфюмер» - бестселлер или философский роман?.................................................................. Диалог П. Зюскинда и Тыквера…………………………………………………………………. Заключение………………………………………………………………………………………. Библиографический список………………………………………………………………………… Приложение……………………………………………………………………………………. Введение «Познай себя!» Этот призыв дельфийского оракула представляет труднейшую задачу для каждого. «Нет более плодотворного занятия, как познание самого себя», - писал французский философ Р. Декарт. Но нет и «вопроса более темного», добавлял английский философ Д. Юм. Познай себя… … Какая польза в том? Познаю, А куда бежать потом? Этим ироническим четверостишием И.В. Гете также говорит о том, что самопознание не дает человеку успокоение. Что есть свое неповторимое «Я»? Какое «я» ищут умы и сердца миллионов людей? На этот вопрос попытался ответить известный немецкий философ Ф. Ницше в своей всемирно известной книге «Так говорил Заратустра». «Я хочу показать людям смысл их бытия: смысл есть сверхчеловек, молния из темной тучи – человек». Человек с уникальными способностями, человек с неординарными способностями. Человек – Личность - Сверхчеловек… Как это близко, знакомо и актуально было во все времена, и, кажется, еще более остро стоит эта проблема в наше время. Ведь мало кто из нас задумывается о времени, в котором протекает наша жизнь. А мы живем во времена глобальных перемен. Конечно, за нашей повседневной жизнью эти перемены редко видны. В глубине души каждый из нас часто испытывает непонятную тревогу; современная жизнь предъявляет человеку особые требования: быть человеком сильного духа, быть человеком уникальным и т.д. Наши глаза начинают смотреть на мир по-другому, и каждый человек хочет в этом мире поверить в свою уникальность… Проблема сверхчеловека, гения, соотношения «Я» и «Мы» волновало человечество с давних пор. Музыканты и художники, писатели и философы рассматривали данную проблему в своем творчестве. Объектом исследования является, прежде всего, роман П. Зюскинда «Парфюмер», а также одноименный фильм режиссера Тыквера. Сложность и многозначность проблемы и самих произведений обусловили также выбор привлекаемого для изучения материала. Предметом литературоведческого анализа послужили, в основном, такие произведения: «История доктора Фаустуса», «Волшебная гора» Т. Манна. Научная новизна заключается в том, что П. Зюскинд поднимает актуальную во все времена проблему: маленького человека, гения и злодейства совершенно в ином ракурсе, заставляет читателя по-иному взглянуть на смысл человеческого бытия. ^ Цель исследования – показать актуальность проблемы становления человека Личностью. Задачи исследования: Выявить причины формирования гения-злодея на примере жизнеописания Ж-Б. Гренуя. ^ Рассмотреть основные моменты в жизни Гренуя, повлиявшие на его характер, становление личности. Осмыслит образ гения-злодея в художественном творчестве разных писателей, чтобы прояснить актуальные проблемы маленького человека, гения и злодейства. ^ Сопоставит роман П. Зюскинда «Парфюмер» и фильм режиссера Тыквера, чтобы выявить художественное своеобразие и авторскую позицию. Роман П. Зюскинда «Парфюмер» - мировой бестселлер последнего десятилетия Роман «Парфюмер. История одного убийцы» издан в Швейцарии в 1985 году. Больше 10 лет занимает первое место в списке мировых бестселлеров. На русский язык переведен в 1991 году Венгеровой Э. Д. Это загадочная история, романтический детектив еще долго будет будоражить, притягивать и интриговать читателей и критику. Судьба романа уникальна. За прошедшие годы он переведен на 33 языка, вышел в свет более чем миллионным тиражом, став настольной книгой читателей в Германии, Англии, Франции, Италии, США, а теперь уже и в России. Роман «Парфюмер» – это история одного гения, жившего во Франции XVIII века. Герой – гений запахов Жан-Батист Гренуй. “В немецкую литературу вошло чудовище Жан-Батист Гренуй. И стало литературным событием”; – писала немецкая критика, отмечая успех “до дрожи прекрасного романтического детектива” Зюскинда. В основе замысла романа лежит метафора запаха как универсальной подсознательной, всеохватной связи между людьми. Эта метафора позволяет предположить бесконечное количество интерпретаций. С точки зрения Венгеровой Э. Д. метафорами такого масштаба в немецкоязычной прозе ХХ века могут похвастаться только Т. Манн (болезнь А.Леверкюна) или Г. Гессе (Игра в бисер) П. Зюскинд обращается к историческому материалу как средству осознания проблем современности: человек и природа, гений и жизнь, человек и Бог, проблемы безумно- разумного в ХХ веке, формы тоталитаризма, власть. Главный герой романа Ж.Б. Гренуй – «литературное событие» не только в Германии, но и в современной мировой литературе. Образ Жана-Батиста Гренуя – это синтез образов Крошки Цахеса Гофмана, Квазимодо В.Гюго, Г.Касторпа Т.Манна. Помимо обозначенных персонажей в образе героя П. Зюскинда явственно просвечивают реминисценции и другого произведения Гофмана о романтическом гении – композиторе Иоганне Крейслере с подступающей темой безумия и двойничества. В литературе ХХ века Томас Манн, обращаясь к проблеме больного гения (“История Доктора Фаустуса”), вводил его в более широкий нежели у Гофмана контекст европейской мировой культуры. Духовную катастрофу Адриана Леверкюна писатель объясняет “отпадением” гения от добра в результате свободного выбора. Томас Манн убедителен в утверждении того, что “этика – опора жизни”. В своем романе, П. Зюскинд продолжает тему гения, болезни и безумия. Использование романтических структур Шамиссо, Новалиса, Гофмана стилевых кодов Гюго, Золя, Т.Манна позволяет говорить об интертекстуальности романа, как структурной составляющей постмодернистского романа. Патрик Зюскинд часто поднимает в своем творчестве проблему становления гения и его крушения (новеллы «Голубь (1987), «История господина Зоммера» (1991). Его антигерои имеют одно общее свойство, а именно: сложность в общении с другими людьми и постоянные поиски своего места в мире. Роман «Парфюмер» окончательно сделал П. Зюскинда в 1985 г. одним из самых известных и успешных писателей современной немецкой литературы. Итак, Жан-Батист Гренуй. Кто он? Маленький человек, злодей, гений?... Рождение Жана-Батиста Гренуя – рыбный рынок, расположенный на месте старого Кладбища невинных, туда в течение восьмисот лет свозили мертвых, а затем в период Французской революции сделали рынок. Мать Гренуя, в описании которой акцентируется ее болезнь (сифилис), ее асоциальность падшей женщины предстает как исключительно биологическое существо, физиологическая машина, равнодушно производящая, страдая только от физической боли, уже пятого ребенка под разделочным столом Рыбного рынка, он и стал причиной ее смерти, унаследовав от матери дурную наследственность. В традициях натурализма Зюскинд на протяжении всего романа сравнивает Гренуя с клещом, с “приспособившейся бактерией”, с огромным пауком. Чревность – знак существования сосредоточенного только на пожирании, уничтожении, присвоении. Гренуй – “физиологический гений”, осуществивший в начале жизни “вегетативность выбора” (жить или не жить). Гренуй становится гением запахов и ароматов, но в основе его гения лежит нюх не человеческий, а изощренный нюх животного. Родившись, он вдохнул не аромат материнской любви, а вонь рыбьих потрохов. Сын торговки рыбой, убивавшей собственных детей, случайно выживший маленький уродливый Гренуй вызывает у окружающих только страх, отвращение или равнодушие. Младенчество Гренуя – это лишь намек на исключительность (дурную) его судьбы. Она сродни началу жизни Квазимодо, подкинутому на паперть собора Парижской Богоматери. Гренуй и Квазимодо – монстры, но последний остается им лишь до своего “обращения” под воздействием милосердия, а Гренуй взращивает в себе монстра целенаправленно. Внешнее уродство (хромота, нелепая фигура, лицо, обезображенное следами от сибирской язвы) Гренуя ассоциативно связывает его с Крошкой Цахесом Гофмана, однако помимо внешнего сходства есть и частичное внутреннее родство: и тот и другой приобретают чудовищную власть над людьми, и оба постыдно заканчивают свою жизнь. Почему гении не живут долго и счастливо? Все дело в их жизненных целях, они отличны от целей обывателя. О чем мечтала мать Гренуя? «…Надеялась жить долго, быть может, еще пять или десять лет, и может быть, даже когда-нибудь выйти замуж и родить настоящих детей в качестве уважаемой супруги овдовевшего ремесленника…» О чем мечтал мастер Бальдини? Всего-то о славе парфюмера королевского двора. Мечты гения на несколько порядков выше. Они не нацелены на собственное благополучие или благополучие других людей. Незаурядная личность живет не «для», а «вопреки». Живет, чтобы доказать свою незаурядность. Поэтому для гениальности не может быть рамок ни в морали, ни в законе. Гренуй был будто запрограммирован любой ценой создать аромат любви. Литература романтизма дает нам самый широкий спектр судеб гениев. В понятии гений явленно как бы развитие элитарной концепции художника в его высшем созидательном смысле и идеи исключительности романтической личности. Романтический гений – это особая взысканность небесами (Вакенродер), это дар который осмысливается как долг перед Богом, очевидная в романе П. Зюскинда парадигматика основных философско-эстетических и этических кодов романтизма, выворачивается им наизнанку, доводится до логического конца, оборачиваясь своей противоположностью. Отец Террье отдает младенца Гренуя в пансион мадам Гайар. Ее пансион – царство Разума, абсолютной размеренности, рассудительности, правильности. В мадам Гайар нет “ощущения человеческого тепла”, в ней убиты “и нежность и отвращение, и радость и отчаяние”, она воплощение рассудочной справедливости без любви, в ней есть беспристрастность механизма. И поэтому она становится идеальной воспитательницей Гренуя, обеспечивая ему стол и кров, и минимум одежды. У нее не было души, Гренуй тоже ее не имел, ему не нужна была любовь, нежность, безопасность, сострадание. “Он проголосовал за жизнь из чистого упрямства и чистой злобности”. Толпа, неизбранные не восхищаются избранностью Гренуя и его исключительностью, а боятся его. “К шести годам он обонятельно полностью постиг свое окружение… Он как бы овладел огромным словарем, позволившим ему составлять из запахов любое число новых фраз… Пожалуй, точнее всего было бы сравнить его с музыкальным вундеркиндом, который из мелодий и гармоний извлек азбуку отдельных звуков и вот уже сам сочиняет совершенно новые мелодии и гармонии…” Красота, явленная романтическому гению, взыскательно требует своего воплощения, то есть возвращения жизни, но в другом материале. Гренуй поглощает ее, сжирает без остатка, закрывает ее в тайники своей утробной гениальности, именно тогда переступив через все человеческое, он догадывается о своей гениальности. “Гений и злодейство” сливаются воедино. Гренуя не интересует богатство, деньги, положение в обществе. Он замкнут на себе, он готовится завоевать весь мир, он ждет подходящего часа. Подобно Г. Касторпу из “Волшебной горы” Т. Манна, который 7 лет своей жизни провел в высокогорном санатории и оказался наедине с чудовищной, фантасмагорической для его опыта сложностью мира, Гренуй удаляется на 7 лет от людей, чтобы пестовать свой гений, который уже явственно обнаруживает свое безумие. Проблема больного гения, гения и безумия художественно разработана в литературе ХХ века. Леверкюн Т.Манна уже несет в себе помимо болезненности гения и приметы искусства нового времени: абсолютную холодность, самозамкнутость гения и его творений на самом себе. Безумно-разумный Гренуй взращивает здесь на горе, в полной и добровольной изоляции от людей, которая приводит его в ликование, свою внутреннюю империю. Он жрал мох, лакал воду как животное, но испытывал восторженные экстазы одиночества, “отгороженности” от людей. Он создавал свою Империю зла, Империю запахов, пестуя свою ненависть, злобу, отвращение к миру и к людям. Зюскинд закономерно и убедительно показывает неизбежную логику метаморфозы своего героя – желания властвовать над миром, человечеством. Писатель подводит своего героя к формулам тоталитаризма, которыми так богат ХХ век. Греную для полноты власти нужен механизм манипулирования людьми, их сознанием, самой жизнью, и запахи, сконструированные им с дьявольской холодностью, становятся универсальными отмычками к людским душам. Он возвращается к людям. Зюскинд вводит мотив мимикрии зла, знакомый европейскому читателю уже по роману Т.Манна “Доктор Фаустус”. Гренуй должен убедить всех, что он человек. Теперь он мечтает сконструировать запах людей, которых любят. Он совершает 24 убийства, сладострастно отбирая у своих жертв аромат, становясь всемогущим и даже его казнь превращается в разнузданную вакханалию. Он уходит с места казни в Париж, где сброд из убийц, бандитов и насильников, нанюхавшись духов любви Гренуя, разрывает его на части и съедает его. “Они были чрезвычайно горды. Они впервые совершили нечто из любви”. Своеобразное самоубийство Гренуя – Отца народа – не капитуляция. Это рассчитанный и холодный акт безумца, осознавшего, что, несмотря на свои попытки завоевать любовь людей, любовь ему чужда. Его душа питается только ненавистью “черной, как вороново крыло”. Акт его смерти – это месть людям, низведение других людей до животного уровня. Каннибализм уравнивает Гренуя и людей на физиологическом уровне. Гений Гренуя взращивается вне духовности, вне культуры, вне общества. Его можно квалифицировать как гения андерграунда, в котором живет сатанинская сила бунта, отрицания и гордыни, закономерно ведущая его к желанию безграничной власти над человечеством. Гренуй – дитя безбожной культуры , он создает в душе своей лабиринты, в которых истово служит гедонизму , поэтому он еще и гений самоублажения. Это и позволяет говорить о романе писателя, как о произведении постмодернизма. В отечественном литературоведении постмодернизм – почти ругательство. Его не бранит только ленивый, традиционно упрекая его в этической индифферентности, в излишней ироничности, в игровом начале, относясь к нему как к чему-то легковесному и легкомысленному. Но в последние годы появились такие постмодернистские произведения, авторов которых трудно упрекнуть в иронической и лукавой игре со смыслами прошлых культур. Появляется трагическая литература постмодернизма. Особенность романа состоит в том, что автор не дает своему персонажу оценки – не называет его однозначно дурным и не оправдывает. Это ставит в тупик читателя: «Как к герою относится, можно ли оправдать его поступок? Кто такой Парфюмер?». ^ Кто такой Парфюмер? Как ни странно, каждый из нас – маленький Гренуй. То в нем, что наиболее соответствует нашим личным представлениям о красоте, счастье, успехе и самоутверждении, и вызывает ощущение сопереживания, в каком-то смысле тяги к главному герою детективного романа Зюскинда, как бы ни казалась ужасающей для кого-то его жизнь и его решения, как бы ни была недопустима и жутковата для кого-то мысль о подобном сходстве. Во время чтения мы лелеем надежду, пропитываемся любопытством, жаждой осуществления ненасытного читательского желания пережить вместе с героем острые моменты славы, счастья, любви, достижения целей, чтобы какое-то время жить книжной реальностью, ощущать те чувства и переживать те события, которых в нашей реальной жизни нет, которых почему-то не хватает, которые по каким-то причинам случаются в реальности очень редко. Мы алчем зрелищ собственного воображения, и писатель возрождает их для нас. Получив желанное, мы пожираем их.Что же предложил нам Патрик Зюскинд в качестве очередной пищи? «Парфюмера». Парфюмера Гренуя, приправленного его странной судьбой.В романе Зюскинд уловил нюансы, суть и причины возникновения человеческих стремлений, строительство линии судьбы, прочувствовал свободу от излишних посягательств на частную душевную жизнь. Гренуй предстает передо мной человеком (именно человеком, а не мерзким существом-убийцей), который вполне имел право на существование, на радости и печали, на выбор жизненного кредо, как и каждый из нас. Получилось так, что он не поступился человеческими жизнями, возненавидел людей и тем самым пробудил чуть ли не самую глубинную, самую потаённую и схороненную в самом тёмном и недоступном уголке сторону внутренней жизни человека. Роман-детектив как будто воскрешает каннибалистические традиции прошлых веков, напоминая нам, людям, живущим в цивилизации 21 века, о том, какова наша природа, каковы наши корни, идущие с древне-архаических времён. Каждый ощущает самого себя, каждый воспринимает мир сквозь себя, каждый всегда присутствует рядом с собой, тем самым любя людей, в которых любит себя, любя мир, в котором находит себя, любя результаты собственного труда как часть самого себя. Гренуй был лишён любви к людям, потому что видел и понимал, что они обладали тем, что ему было несвойственно и недоступно. И эту частичку Гренуя мы можем найти в себе, если злимся на другого за то, что в нем есть что-то нам несвойственное; в тот момент, когда мы в одиночестве чувствуем прилив счастья, что наконец-то можем заняться любимыми делами без помех и вмешательств других. Эта общность проявляется тогда, когда мы завидуем тем, кто имеет счастье обладать недоступными нам радостями. Мы испытываем такую же гордость за самих себя, когда нам удается путём длительных стараний почувствовать себя выше других, - богаче, сильнее, умнее, престижнее, независимее. Пусть даже за счет других. В контексте общественной этики подобное обузданное государством и властью явление обычно называют «человеческими слабостями», а в религиозном контексте - «грехами». То есть чем-то с негативной окраской. Почему-то именно этот заморыш-клещ Гренуй сумел удержаться в жизненном пространстве лучше всех, именно он успел реализовать себя на 200% и умер тогда, когда сам того пожелал.Что может быть живучее, что может быть более близко к самой жизни, как не её суть? Загадка здесь формулируется только с окончанием чтения и начинает мучить читателя «за чертой страницы». Состоит она в нарочитой расплывчатости авторской позиции. Автор принципиально сторонится императивных оценок фигуры и поступков героя, а навязчивые характеристики «ужасный» и «гениальный» скорее уравновешивают друг друга, нежели проясняют дело. И отсюда читательское недоумение: роман — это литературная реализация мечты о всевластии или наоборот, ее осуждение? Воспевание одинокого гения, который самодостаточен в своей полноте, или несогласие с зациклившимся на идее блаженным, который вместо того, чтобы быть как все, стремится лишь к маниакальному извлечению запахов? Читатель дезориентирован с самого начала: «В восемнадцатом столетии во Франции жил человек, принадлежавший к самым гениальным и самым отвратительным фигурам этой эпохи, столь богатой гениальными и отвратительными фигурами. О нем и пойдет речь». Эта фраза, столь, казалось бы, ясно демонстрирующая отношение повествователя к Греную, на самом деле только лишь разжигает любопытство. Какие это формы должна принять гениальность, чтобы стать рядом со своей противоположностью в нравственной системе координат, присущей любому современному человеку — отвратительностью? Ведь уже уходящая в прошлое, но все еще проявляющая свое довольно существенное влияние на культуру идеология говорит, что гениальность просто не может стоять на одной ступени с чудовищностью, злодейством и прочими отрицательными качествами, которыми так щедро наделяет Зюскинд своего парфюмера. И тем не менее, гений и злодейство — вот две вещи, которые совмещает Зюскинд в фигуре Моцарта запахов Гренуя, ставшего, кроме всего прочего, одной из причин смерти «Сальери» Бальдини. Итак — гениальность. Гениальность Гренуя неоспорима, о ней настойчиво говорит и сам автор: «И как все гениальные чудовища, устроенные так, что через внешнее событие прокладывается прямая колея в вихреобразный хаос их душ, Гренуй уже более и отклонялся от того, что он принимал и признавал за направление своей судьбы»; «Теперь он знал, на что он способен. С помощью самых ничтожных средств он благодаря своему собственному гению имитировал запах человека и сразу же добился такой точности попадания, что даже ребенок дал себя обмануть». Он прошел непосильный простому человеку путь, создав «абсолютное оружие»: запах, позволяющий ему завораживать людей. Изобретение «ключа», открывающего герою сердца людей выдает в Гренуе аллегорию тирана, идущего к заветной цели по трупам своих благодетелей. Судьбу героя мы можем проследить как инвариант биографии многих персонажей истории, ставших впоследствии грандиозными диктаторами, ставшими властителями дум и, что самое ужасное, сердец миллионов людей. Исторически хрестоматийным, но оттого не менее уникальным Сталину, Гитлеру (список можно продолжить) каким-то образом удалось завоевать пусть болезненную, пусть неестественную, но все-таки любовь миллионов людей. И это то, к чему стремится с самого рождения обделенный любовью Гренуй. Но помимо восстановления исторической справедливости в этой жутковатой метафоре мы видим и еще одно страшное пророчество. Судьба Гренуя, создавшего, наконец, эликсир любви в финале романа, — это судьба любимца толпы. Той самой массы, которой принадлежит культура, о которой идет здесь речь. И любимец толпы, великолепный оратор Робеспьер окончил свою жизнь тогда же, там же и так же. Толпа, терзающая героя в финале, — это, по сути, образ массового читателя, да и вообще представителя массовой культуры, качественная и количественная концентрированная метафора «массоида», готового буквально разорвать своего кумира: «Они кинулись к этому ангелу, набросились на него, опрокинули его наземь. Каждый хотел коснуться его, каждый хотел урвать от него кусок, перышко, крылышко, искорку его волшебного огня. Они сорвали с него одежду, волосы, кожу с тела, они ощипали, разодрали его, они вонзили свои когти и зубы в его плоть, накинувшись на него, как гиены». Эта страшная картина вполне может стать реальностью и в наши дни, если за какой-нибудь суперпопулярной «звездой» не уследит служба безопасности. Возможно, что отшельничество, которое избрал не дающий интервью и не появляющийся на людях Зюскинд выдает его опасения на этот счет.^ Жан-Батист Гренуй – «маленький человек», гений и злодейОсобенность романа состоит в том, что автор не дает своему персонажу оценки – не называет его однозначно дурным и не оправдывает. Загадка здесь состоит в расплывчатости авторской позиции. Автор принципиально сторонится оценок фигуры и поступков героя, а навязчивые характеристики «ужасный» и «гениальный» скорее уравновешивают друг друга, нежели проясняют дело. Читатель дезориентирован с самого начала: «В восемнадцатом столетии во Франции жил человек, принадлежавший к самым гениальным и самым отвратительным фигурам этой эпохи, столь богатой гениальными и отвратительными фигурами.». Какие формы должна принять гениальность, чтобы стать рядом со своей противоположностью— отвратительностью? Ведь идеология говорит, что гениальность просто не может стоять на одной ступени с чудовищностью, злодейством и прочими отрицательными качествами, которыми так щедро наделяет Зюскинд своего парфюмера. И тем не менее, гений и злодейство — вот две вещи, которые совмещает Зюскинд в фигуре Моцарта запахов Гренуя. Итак — гениальность. Гениальность Гренуя неоспорима, о ней настойчиво говорит и сам автор. Он прошел непосильный простому человеку путь, создав «абсолютное оружие»: запах, позволяющий ему завораживать людей. Судьбу героя мы можем проследить как инвариант биографии многих персонажей истории, ставших впоследствии грандиозными диктаторами, ставшими властителями дум и, что самое ужасное, сердец миллионов людей. Исторически хрестоматийным, но оттого не менее уникальным Сталину, Гитлеру каким-то образом удалось завоевать пусть болезненную, пусть неестественную, но все-таки любовь миллионов людей. И это то, к чему стремится с самого рождения обделенный любовью Гренуй. Гренуй гениален. Но все же кто он для автора? Принципиальный ответ на этот вопрос, содержится в подзаголовке романа: «История одного убийцы». Здесь Зюскинд позволяет себе говорить о своем якобы гениальном и неповторимом герое довольно будничным, почти журналистским тоном. Убийца. Один из многих. И разве можно списывать ему это со счетов, учитывая его гениальность? Нельзя. Зюскинд отказывается видеть что-либо примечательное в человеке, совершившем злодеяние. Он всего лишь обыкновенный убийца и не достоин никакой другой, а уж тем более пафосной характеристики в подзаголовке книги. Но помимо восстановления исторической справедливости мы видим и еще одно страшное пророчество. Судьба Гренуя, создавшего, наконец, эликсир любви в финале романа, — это судьба любимца толпы. Той самой массы, которой принадлежит культура. Собственно в сцене несостоявшейся казни Парфюмера становится понятным, что же хотел сказать текстом Патрик Зюскинд. Я думаю, что текст является Предупреждением Сильным людям в том, что развитие и реализация таланта ради таланта бессмысленно. Дальнейшая драматическая концовка произведения, связанная с самоубийством Парфюмера является уже лишь красивым подтверждающим завершением Предупреждения. Сильный человек — вне конкуренции и без вопросов лучший. И это еще один аргумент к обоснованию Предупреждения. ^ «Парфюмер» - бестселлер или философский роман? Стало дурной привычкой твердить, что модный «Парфюмер» Зюскинда — роман с начинкой. Есть в нем какая-то тайна. Он и впрямь довольно неоднозначен. Ключ к его «загадке», думается, нужно искать в истоках этого произведения. На это натолкнул меня и фильм Тома Тыквера.^ ВЕРСИЯ 1. ЭТО – ПОП-КУЛЬТУРАЛегче всего было бы причислить «Парфюмера» к череде романов в стиле «ретро», модных в Европе лет двадцать назад. Типичные примеры подобного рода — «Любовница французского лейтенанта» и «Червь» Дж. Фаулза.Да, вроде бы Зюскинд четко работает по заданным коммерческим успехом калькам. Уже блестяще, со вкусом и смаком, прописанный исторический фон публика может счесть увлекательным. Герой — как и положено герою популярной лит-ры, если не Золушка, то анти-Золушка, если не Безупречное Нечто, то Ужасный Маньяк, — всегда что-то льстящее самомненью и подсознанию широкого читателя. Добавим в этот букет амбровый душок эроса и тревожащий чувства мускусный оттенок детектива, — и вот вам очередной модный «литературный» парфюм готов.^ ВЕРСИЯ 2. ЭТО — «КОНТРКУЛЬТУРА»!Между тем, стараются не замечать очевидное: роман Зюскинда — произведение, взросшее в определенной степени на грядке западной контркультуры. Еще иногда признают сквозь зубы, что автор очевидно примыкает к традиции прозы хиппи 60-х с ее эмансипацией наркошной субкультуры, с этим вечным героем ее, который мстит судьбе и миру за себя тем, что просто использует отвергший его и безжалостный к нему, без вины виноватому, мир. При чтении книги достаточно рано возник вопрос о ее назначении — из-за полуинтуитивного представления о том, что такой текст не мог быть написан просто так, в качестве «бульварного чтива», и уж тем более в качестве историографического произведения. Необходимость ответить для себя на этот вопрос усиливает внимание к нюансам произведения, некоторые из которых начинают высвечиваться и постепенно наводить на определенные соображения. Первым удивительным моментом стала легкость Зюскинда в плане выстраивания изложения. Может быть, это субъективно, но явно неожиданным было то, что как только в тексте появляется некий новый невторостепенный персонаж, Зюскинд, совершенно не удосуживаясь плавностью перехода, резко обрывает описание событий и полностью и надолго переходит к описанию персонажа, причем делает это неким нестандартным образом. Каким именно — с полной уверенностью утверждать не берусь, но есть весомое предположение, что в описании всех персонажей существенное, если не главное место занимает рассуждение об их жизненных целях. Причем, описывая таким образом целый ряд персонажей, Зюскинд обозначает некоторую типологию или пространство стандартных (!) целей. Начиная от мадам Гайар, воспитательницы Парфюмера, с ее желанием относительно комфортной «частной смерти» и заканчивая Антуаном Риши, который хотел сделать заработанное им богатство ресурсом создания своей династии. Дальше, если двигаться по ходу изложения, особый интерес вызывают два момента. Первый — пребывание Парфюмера в пещере (с удивительно контрастной, на первый взгляд, связкой: его сна, когда он задыхается от собственного(!) запаха и отсутствие этого самого запаха, фактически им установленное). Второе в этой связке явно и просто указывает на дохождение Парфюмера до полного понимания невозможности понять себя (ведь он все и вся воспринимал и понимал через запахи). А если осмыслить тоже самое более сложным образом, то здесь видно, если и не единственное, то ключевое указание Зюскинда на невозможность целеполагания и самоопределения на основе лишь своего таланта. Второй промежуточно интересный момент связан с эпизодом пребывания Парфюмера у маркиза де ла Тайад-Эспинасса. Здорово показано изменение, которое происходит с Парфюмером, когда он впервые(!) видит себя (в зеркале) — после этого его внешний образ для него отделяется от «внутреннего мира», и, исходя из желаний второго, оказывается возможным играть первым с миром внешним. Вероятно именно в этот момент Парфюмер утверждается в безумной идее реализовать предел своего таланта и компентности в идеальном запахе, который и станет его внешним образом.Остается только добавить, что обморок Парфюмера от вдруг «услышанного» «собственного запаха» в сцене казни и соответствие этого его переживания сну в пещере является еще одним подчеркиванием Предупреждения, на этот раз художественным. В третий раз это же подчеркивание появляется в сцене самоубийства Парфюмера. ^ Диалог П. Зюскинда и Т. ТыквераПочти любая экранизация сильного произведения неизбежно адаптирует его смысл, переводит его на уровень массового потребителя. Широко разрекламированный фильм Тома Тыквера не стал исключением. Великолепная, могучая игра актера, сыгравшего главную роль, поднимает банальную, в общем, ленту на уровень настоящего искусства.Гренуй в фильме зловещ и трогателен одновременно, и движения его принюхивающегося носа гораздо больше передают ауру запахов, нежели вполне рядовая компьютерная графика и операторская работа с привлечением живописных достижений скучнейшего бурого Мейсонье.Бедняге актеру нечего или почти нечего делать в финале, слишком очевидно публицистичном и еще более слабом, нежели финальные сцены романа. И этот финал убивает обаяние его героя, который вполне мог бы стать одной из знаковых фигур времени.Харизматичность замухрышки, абсолютная свобода простого и органичного, как животное, человека, — абсолютная свобода по отношению к социуму с его, социума, лицемерным и суеверным пониманием морали и бога, но совершенное, зачарованное рабство в тенетах своего призвания и судьбы, — какая же это колоссальная тема!Тема, которую Тыквер, похоже, побоялся довести до конца, — и с таким дивным актером…Ибо выводы изо всего этого, боюсь, могут оказаться вовсе не политкорректными. Но я также боюсь, что за режиссера эти выводы делает сама жизнь. ЗаключениеПолучается, что вопрос о сущности своего «Я» порождает цепочку других вопросов, каждый из которых так или иначе связан с внутренней потребностью быть личностью. Кто я? Что я должен делать? На что я могу надеяться? Зачем мне жить? Зачем что-нибудь делать? Зачем чего-нибудь желать? Есть ли в моей жизни такой смысл, который не уничтожался бы неизбежно предстоящей мне смертью? И все это потому, что факт физического рождения не совпадает с рождение и смертью личности. Мы рождаемся как биологический индивид, человеческая особь, - личностью мы становимся. Личность – это как бы второе духовное рождение человека: столкновение жажды общения с потребностью обособления, собственной автономности со стремлением быть значимым для других и любимым ими, внутреннего мира интимности с миром общества. Осознавая себя, человек обязательно осознает в себе другие «Я». И чем сложнее, многообразнее отношения, связи, соприкосновения одного «Я» с другим «Я», с «Мы», тем богаче, сложнее становится личность каждого. В этом смысле каждое «Я» есть «содружество личностей». Жить отъединенным от других человек не может, ибо это не только противно его глубинной природной сущности, но и разрушает его личность, его «Я». Т. Манн в своем «Докторе Фаусте», А.С. Пушкин в «Моцарте и Сальери», ф.М. Достоевский, Л.Н. Толстой поднимали в своем творчестве проблемы, волновавшие не только писателей, но и художников (Врубель «Демон»), мыслителей (Ф.Ницше, В.Соловьев, Н.Бердяев) во все времена: «маленький человек»- это полноправный человек или лишь «материал» для гения., гений – может ли, возвышаясь над людьми обычными, зная о своем превосходстве, увидеть в другом- тоже человека, самобытного, уникального… Именно на эти вопросы я старалась ответить в своей исследовательской работе. Жизнь Жана-Батиста Гренуя - вонь и грязь, унижение и оскорбление с самого детства , так это напоминает «маленького человека» в «Шинели» Гоголя – А.А. Башмачникова, Р.Раскольникова из «мира униженных и оскорбленных» Ф.М. Достоевского. Но, в отличие от «маленького человека» писателей-классиков русской литературы, Гренуй – гений запахов, не имеющих себе равных. Исследуя проблему гения и злодейства в романе П.Зюскинда «Парфюмер» и в одноименном фильме режиссера Тыквера, я пришла к следующим выводам: Авторская позиция самого Зюскинда по поводу данной проблемы явно затеряна, скрыта между строк, но подзаголовок романа «История одного убийцы» выявляет классическое утверждение: