Стивен Кинг. Сердца в Атлантиде---------------------------------------------------------------------------- © Stephen King "Hearts in Atlantis" (1999)----------------------------------------------------------------------------АнонсЭто - Стивен Кинг, которого вы еще не знали. Это - проза, не бьющая навнешний эффект, временами - почти сказовая, временами - постмодернистская.Это - жестокий психологизм и "городская сага", "гиперреализм" и "магическийреализм" - одновременно. Это - история времени и пространства, пропущеннаясквозь призму восприятия маленького американского городка. Это - мы. Нашвек, наша жизнь. Без прикрас - и без лакировки. Ибо только в калейдоскопемелочей, по Кингу, способна сложиться многоцветная картина эпохи...Это для Джозефа, и Леноры, и Этана: Я рассказал вам про все то, чтобы рассказать про это.Номер 6: Чего вам надо? Номер 2: Информации. Номер 6: На чей вы стороне? Номер 2: Сведений не даем. Нам нужна информация. Номер 6: Не получите! Номер 2: Так или эдак.., мы ее получим. "Пленный"Саймон остался, где был, - темная, скрытая листвой фигурка. Онжмурился, но и тогда свиная голова все равно стояла перед ним. Прикрытыеглаза заволок безмерный цинизм взрослой жизни. Они убеждали Саймона, что всеомерзительно. Ульям Голдинг. "Повелитель мух""Мы проморгали" "Умелый наездник"1960: У них была палка, заостренная с обеих концов^ НИЗКИЕ ЛЮДИ В ЖЕЛТЫХ ПЛАЩАХ1. МАЛЬЧИК И ЕГО САТЬ. ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ БОББИ. НОВЫЙ ЖИЛЕЦ. О ВРЕМЕНИ ИНЕЗНАКОМЫХ ЛЮДЯХ.Отец Бобби Гарфилда был одним из тех ребят, которые начинают терятьволосы на третьем десятке, а к сорока пяти годам сияют лысиной во всюголову. Этой крайности Рэндолл избежал, умерев от инфаркта в тридцать шесть.Он был агентом по продаже недвижимости и испустил дух на полу чьей-то чужойкухни. Потенциальный покупатель пытался в гостиной вызвать "скорую" поневключенному телефону, когда папа Бобби скончался. Бобби тогда было тригода. Он смутно помнил мужчину, который щекотал его, а потом чмокал в щеки ив лоб. Он не сомневался, что это был его папа. "ОСТАВИЛ В ПЕЧАЛИ" - гласиламогильная плита Рэндолла Гарфилда, но его мама вовсе не казалась печальной,а что до самого Бобби - какая может быть печаль, если ты его совсем непомнишь? Через восемь лет после смерти отца Бобби без памяти влюбился вдвадцатишестидюймовый "швинн" в витрине "Харвич вестерн авто". Он по-всякомунамекал матери на "швинн" и в конце концов даже показал ей его, когда онишли домой из кино (крутили "Тьму на верхней лестничной площадке"; Боббиничего не понял, но ему все равно понравилось - особенно то место, когдаДороти Макгайр хлопнулась в кресло и выставила напоказ свои длинные ноги).Поравнявшись с магазином, Бобби небрежно высказал мнение, что велик в окне,конечно, будет замечательным подарком ко дню рождения какому-нибудьсчастливчику одиннадцати лет. - И не мечтай, - сказала она. - На велосипед к твоему рождению у меняденег нет. Твой отец, знаешь ли, не оставил нас купаться в деньгах. Хотя Рэндолл упокоился в могиле тогда, когда президентом был ещеТрумэн, а теперь и Эйзенхауэр завершил свой восьмилетний круиз, "твой отецне оставил нас купаться в деньгах", чаще всего отвечала его мать, когдаБобби намекал на что-нибудь, что могло обойтись больше чем в один доллар.Обычно эта фраза сопровождалась взглядом, полным упрека, будто ее мужсбежал, а не умер. На день рождения он велика не получит, угрюмо размышлял Бобби, пока онишли домой, и удовольствие от непонятного путаного фильма, который онивидели, совсем угасло. Он не стал спорить с матерью, не стал упрашивать ее -это только вызвала бы контратаку, а когда Лиз Гарфилд контратаковала, онапленных не брала, - но он думал и думал о недоступном велике.., инедоступном отце. Порой он почти ненавидел отца. Иногда от ненависти егоудерживало только ощущение - ни на чем не основанное, но очень сильное, -что именно этого хочет от него мать. Когда они дошли до парка и пошли вдольнего - еще два квартала, и они свернут влево на Броуд-стрит, где они жили, -он подавил обычные опасения и задал вопрос о Рэндолле Гарфилде: - Мам, он что-нибудь оставил? Хоть что-нибудь? Недели полторы назад онпрочел детективную книжку с Нэнси Дру, в которой наследство бедного мальчикабыло спрятано за старыми часами в заброшенном доме. Бобби всерьез не думал,что его отец где-то запрятал золотые монеты или редкие марки, но если былохоть что-то, они могли бы продать это в Бриджпорте. Например, в лавкезакладчика. Бобби не слишком ясно представлял себе, что и как закладывают,но он знал, как узнать такую лавку - над дверью висят три золотых шара. И,конечно, закладчики там будут рады им помочь. Правда, это только детскаясказочка, но у Кэрол Гербер, дальше по улице, целый набор кукол, которые ееотец, военный моряк, присылает ей из-за моря. Так если отцы дарят что-то, аони дарят, так почему бы им и не оставлять что-то? Это же ясно! Когда Бобби задал свой вопрос, они проходили под фонарем (цепочка ихтянется вдоль ограды парка), Бобби увидел, как задвигались губы его матери:они всегда так двигались, если он набирался смелости и спрашивал про своегопокойного отца. Глядя на них, он вспоминал ее кошелечек: потянешь за шнурок - иотверстие сузится, почти спрячется в складках. - Я скажу тебе, что он оставил, - пообещала она, когда они пошли вверхпо Броуд-стрит, взбиравшейся на холм, Бобби пожалел, что спросил, но,конечно, было уже поздно. Если ее завести, так не остановишь - в этом вседело. - Он оставил страховой полис, который уже год как был аннулирован. А яничего даже не знала, пока он не умер, и все, включая гробовщика,потребовали своей доли того, чего у меня не было. Еще он оставил пачкунеоплаченных счетов, с которыми я теперь уже почти разделалась - людивходили в мое положение, а мистер Бидермен особенно, что так, то так. Все это вместе было старой песней и таким же занудным, как и злобным,но вот тут Бобби услышал что-то новенькое. - Твой отец, - сказала она, когда они подходили к дому на полпути вверхпо Броуд-стрит-Хилл, где была их квартира, - на любой неполный стрет клевал. - Мам, а что такое неполный стрет? - Не важно. Но одно я тебе скажу, Бобби-бой: смотри, если я узнаю, чтоты в карты на деньги играешь! Я этим на всю жизнь по горло сыта. Бобби хотелось расспросить поподробнее, но благоразумие одержало верх,новый вопрос почти наверное вызвал бы водопад новых слов. Тут он подумал,что кино, которое было про несчастных мужей и жен, могло ее расстроить попричинам, которые ему, всего лишь мальчишке, были непонятны. А про неполныйстрет он спросит в понедельник в школе у Джона Салливана, своего лучшегодруга. Бобби казалось, что это покер, но уверен он не был. - В Бриджпорте есть такие места, где мужчины теряют деньги, - сказалаона, когда они совсем подошли к дому, где жили, - Туда ходят дураки-мужчины.Дураки-мужчины напакостят, а всем женщинам в мире приходится потом убиратьза ними. Ну, что же... Бобби знал, что последует дальше: это было любимое присловие егоматери. - Жизнь несправедлива, - сказала Лиз Гарфилд, доставая ключ и готовясьотпереть дверь дома номер 149 по Броуд-стрит в городке Харвиче, штатКоннектикут. Был апрель 1960 года, вечер дышал весенними ароматами, а рядомс ней стоял худенький мальчик с рисковыми рыжими волосами своего покойногоотца. Она никогда не прикасалась к его волосам, а в редких случаях, когда ейхотелось его приласкать, она обычно прикасалась к его плечу или щеке. - Жизнь несправедлива, - повторила она, открыла дверь, и они вошли.***Правда, что с его матерью обходились не как с принцессой, и, бесспорно,нехорошо, что ее муж испустил дух на линолеуме пола в пустом доме в возрастетридцати шести лет, но порой Бобби думал, что могло быть и хуже. Например,не один ребенок, а двое детей. Или трое. Черт! Даже четверо. Или, предположим, ей бы пришлось выполнять по-настоящему тяжелуюработу, чтобы прокормить их двоих? Мать Салла работала в пекарне "Тип-Топ"на другом конце города, и в дни, когда она должна была включать печи,Салл-Джон и двое его старших братьев почти ее не видели. Кроме того, Боббивидел, как из ворот компании "Несравненная туфелька" после трехчасовогогудка (сам он уходил из дома в половине третьего) толпой валили женщины, всесловно бы слишком тощие или слишком толстые, женщины с землистыми лицами ипальцами, окрашенными в жуткий цвет запекшейся крови, женщины с опущеннымиглазами, несущие свою рабочую обувь и комбинезоны в пластиковых пакетах"Любая бакалея". А прошлой осенью он видел, как мужчины и женщины собиралияблоки за городом, когда ездил на церковную ярмарку с миссис Гербер, иКэрол, немаленьким Йеном (которого Кэрол называла не иначе какЙен-Соплюшка). Он спросил у миссис Гербер, что это за люди, а она сказала,что это сезонники, ну, вроде перелетных птиц - они все время перебираются сместа на место, собирая урожай чего бы то ни было, когда он созревает. А она была секретаршей мистера Дональда Бидермена в компании по продаженедвижимости "Родной город" - той самой, в которой работал отец Бобби, когдас ним случился инфаркт. Бобби решил, что работу эту она получила потому, чтоДональду Бидермену нравился Рэндолл, и он жалел ее - оставшуюся вдовой ссыном, который только-только вышел из пеленок, - но она хорошо со всемсправлялась и работала очень много. Очень часто задерживалась допоздна. Разадва Бобби видел мать и мистера Бидермена вместе - особенно ему запомнилсяпикник, который устроила компания; но был еще и тот раз, когда Бобби в игрена переменке выбили зуб и мистер Бидермен свозил их к зубному врачу вБриджпорте, - и они смотрели друг на друга как-то так, по-особенному. Иногдамистер Бидермен звонил ей по вечерам, и в этих разговорах она называла егоДоном. Но "Дон" был совсем старый, и Бобби редко о нем думал. Бобби толком не знал, чем занимается его мама днем (и по вечерам) усебя в агентстве, но он на что хочешь поспорил бы, что это вам не туфлиизготовлять и не печи включать в пекарне "Тип-Топ" в половине пятого утра.Бобби на что хотите поспорил бы, что эти работы ее работе и в подметки негодятся. А еще, если уж говорить о его матери, так спрашивать ее о чем-тозначило наверняка нарваться на неприятности. Если, например, спросить,почему ей по карману три платья от "Сирса" - и одно из них шелковое, а не покарману три месяца вносить по одиннадцать долларов пятьдесят центов за"швинн" в витрине "Вестерн авто" - велик был красно-серебряный, и от одноговзгляда на него у Бобби начинало щемить под ложечкой. Задай такой вот вопроси сразу нарвешься. Бобби его не задавал. Он просто решил сам заработать на велик. Накопитон, сколько нужно, не раньше осени, а то и зимы. Так что, может, к томувремени этот велик исчезнет с витрины "Вестерн авто", но он будет добиватьсясвоего. Надо натирать мозоли и не покладать рук. Жизнь нелегка, и жизньнесправедлива.***Когда одиннадцатый день рождения Бобби прикатил в последний вторникапреля, мама подарила ему плоский пакетик из серебряной бумаги. Внутриоказалась оранжевая библиотечная карточка. ВЗРОСЛАЯ библиотечная карточка!Прощайте, Нэнси Дрю, Мальчишки Харди и Дон Уинслоу, военный моряк. Приветвсем прочим! Рассказам, полным таинственной мутной страсти, вроде как "Тьмана верхней лестничной площадке". Не говоря уж об окровавленных кинжалах вкомнатах наверху башен. (Тайн и комнат наверху башен хватало и в книжках оНэнси Дрю и мальчишках Харди, но вот крови в них было всего ничего, а ужстрасти так и вовсе никогда.) - Не забывай только, что миссис Келтон навыдаче моя подруга, - сказала мама своим обычным сухим предупреждающимтоном, но она была рада его радости, заметила ее. - Если попробуешь взять"Пейтон-Плейс" или "Кингз Роу", я об этом узнаю. Бобби улыбнулся. Он и так это знал. - А если будет дежурить другая, мисс Придира, и спросит, почему у тебяоранжевая карточка, скажи ей, чтобы посмотрела на обороте. Я вписаларазрешение над моей подписью. - Спасибо, мам, это здорово. Она улыбнулась, наклонила голову и быстро скользнула сухими губами поего щеке. Раз - и все. - Я рада, что тебе понравилось. Если вернусь не поздно, пойдем в"Колонию", попробуем жареных мидий и мороженое. А пирога тебе придетсяподождать до субботы, раньше у меня не будет времени его испечь. А теперьнадевай куртку и пошевеливайся, сынуля. В школу опоздаешь. Они спустились по лестнице и вместе вышли из двери. У тротуара стоялотакси. Мужчина в поплиновой куртке наклонился к заднему окошку,расплачиваясь с водителем. Позади него стояли чемоданы и бумажные пакеты -которые с ручками. - Наверное, это тот, который снял комнату на третьем этаже, - сказалаЛиз, и ее губы собрались складками, будто кто-то потянул шнурок. Она стоялана верхней ступеньке крыльца, оглядывая узкую задницу мужчины (онавыпятилась на них, когда он нагнулся к водителю). - Мне не нравятся люди,которые перевозят свои вещи в бумажных пакетах. Для меня от вещей в бумажныхпакетах пахнет трущобами. - Так у него ж и чемоданы есть, - сказал Бобби, но, собственно, егомать могла бы и не намекать, что три чемоданчика нового жильца многого нестоили. Не из комплекта, и у всех такой вид, будто их кто-то в скверномнастроении наподдал сюда из Калифорнии. Бобби и его мама пошли по бетонной дорожке. Такси отъехало. Мужчина впоплиновой куртке обернулся. Для Бобби все люди распадались на трикатегории: ребята, взрослые и старичье. Старичье - это были взрослые сседыми волосами. Новый жилец был из них. Лицо худое, усталое. Не морщинистое(только вокруг поблекших голубых глаз), но все в глубоких складках. Седыеволосы были тоненькими, как у младенца, с большими залысинами надо лбом вжелто-коричневых пятнах. Он был высокий и сутулился, совсем как БорисКарлофф в ужастиках, которые по пятницам в 11.30 вечера показывали по WPIX.Под поплиновой курткой был дешевый рабочий костюм, вроде бы великоватый длянего. А на ногах - стоптанные ботинки из цветной кожи. - Привет, соседи, - сказал он и улыбнулся, словно бы с трудом. - Зовусья Теодор Бротиген. Думаю пожить тут. Он протянул руку матери Бобби, а она чуть к ней прикоснулась. - Я - Элизабет Гарфилд. А это мой сын Роберт. Вы извините нас, мистерБреттиген... - Бротиген, мэм, но буду счастлив, если вы и ваш сынок станете называтьменя Тед. - Да-да, но Роберт опаздывает в школу, а я опаздываю на работу. Приятнобыло познакомиться, мистер Бреттиген. Поторопись, Бобби. Tempus fugit. Она зашагала вниз по улице к центру, а Бобби направился вверх по улице(и заметно медленнее) к Харвичской средней школе на Эшер-авеню. Пройдя поэтому пути три-четыре шага, он остановился и посмотрел назад. Он чувствовал,что его мама была груба с мистером Бротигеном, что она задавалась. А вмаленьком кружке его друзей не было хуже порока. Кэрол не терпела задавак, иСалл-Джон тоже. Мистер Бротиген уже, наверное, прошел половину бетоннойдорожки, но если нет, то Бобби захотелось ему улыбнуться: пусть знает, чтопо крайней мере один член семьи Гарфилдов не задается. Его мама тоже остановилась и тоже оглянулась. Не потому, что ейзахотелось еще раз взглянуть на мистера Бротигена, это Бобби и в голову непришло. Нет. Оглянулась она на своего сына. Она ведь знала, что онобернется, еще до того, как он решил это сделать. И в эту секунду какая-тотень легла на его обычно солнечную натуру. Она иногда говорила, что скорее виюле снег пойдет, чем Бобби удастся ее провести, и он полагал, что так оно иесть. Да и вообще, сколько вам должно быть лет, прежде чем вы сумеетепровести свою мать? Двадцать? Тридцать? Или, может, вам придется подождать,пока она не состарится и у нее немножко помутится в голове? Мистер Бротиген даже еще не свернул на дорожку. Он стоял у краятротуара - в каждой руке он держал по чемоданчику, третий зажимал под мышкой(три бумажных пакета он уже перенес на траву у дома номер 149 поБроуд-стрит) и сутулился под их тяжестью даже сильнее, чем раньше. Он стоялпрямо между ними, будто столб какой-то. Взгляд Лиз Гарфилд метнулся мимо него на сына. "Иди! - скомандовали ееглаза, - не говори ни слова. Он незнакомый человек, неизвестно откуда,вообще ниоткуда, и половина его вещей в бумажных пакетах. Не говори нислова, Бобби, просто иди дальше, и все". А вот и нет! Может, потому, что на день рождения он получилбиблиотечную карточку, а не велик. - Рад был познакомиться, мистер Бротиген, - сказал Бобби. - Надеюсь,вам тут понравится. Всего хорошего. - Удачного дня в школе, сынок, - сказал мистер Бротиген. - Узнайпобольше. Твоя мама права - tempus fugit. Бобби посмотрел на мать в надежде, что его маленький бунт прощенблагодаря этой равно маленькой лести, но ее губы остались сжатыми. Не сказавбольше ни слова, она повернулась и пошла вниз по склону. Бобби зашагал своейдорогой, радуясь, что поговорил с незнакомым мистером Бротигеном, пусть дажепотом мама разочтется с ним за это. Приближаясь к дому Кэрол Гербер, он достал оранжевую библиотечнуюкарточку и посмотрел на нее. Конечно, не двадцатишестидюймовый "швинн", новсе равно очень даже хорошо. Целый мир книг, чтобы его исследовать, ну аесли он и стоил всего два-три доллара, так что? Есть же поговорка: дорог неподарок... Ну.., так, во всяком случае, говорит его мама. Он посмотрел на обратную сторону карточки. Там ее властным почеркомбыло написано: "Всем, кого это может касаться: это библиотечная карточкамоего сына. Он имеет мое разрешение брать три книги в неделю из взрослогоотдела Харвичской публичной библиотеки". И подпись: "Элизабет ПенроузГарфилд". Под ее фамилией, будто постскриптум, она добавила: "Пени за просрочкуРоберт будет платить сам". - С днем рождения! - закричала Кэрол Гербер, выскакивая из-за дерева,где ждала в засаде. Она обхватила его руками за шею и изо всех сил чмокнулав щеку. Бобби покраснел и оглянулся - не видит ли кто? Черт, дружить сдевчонкой нелегко и без поцелуев врасплох! Но все обошлось. По Эшер-авеню навершине холма в сторону школы двигались обычные вереницы школьников, ноздесь на склоне они были одни. Бобби старательно вытер щеку. - Брось! Тебе же понравилось, - сказала Кэрол со смехом. - А вот и нет, - сказал Бобби. И соврал. - Так что тебе подарили на день рождения? - Библиотечную карточку, - ответил Бобби и показал ей карточку. -ВЗРОСЛУЮ. - Здорово! - Он увидел в ее глазах.., сочувствие? Наверное, нет. А еслии да, так что? - Вот, бери. - И она протянула ему конверт с золотой каемкой и егоименем печатными буквами посередине. И еще она наклеила на конверт сердечкии плюшевых медвежат. Бобби с некоторой опаской распечатал конверт, напоминая себе, чтооткрытку можно засунуть поглубже в задний карман брюк, если она уж чересчурсю-сю. Вовсе нет. Может, немножечко чуть-чуть детская (мальчишка верхом вширокополой шляпе на голове, а на обороте надпись, будто деревяннымибуквами: "С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ, КОВБОЙ!"), но не сю-сю. Вот "С любовью от Кэрол",конечно, не без сю-сю, ну так чего и ждать от девчонки? - Спасибо. - Я знаю, открытка для малышей, но другие были еще хуже, - деловитосказала Кэрол. Чуть дальше вверх по холму их ждал Салл-Джон, вовсю упражняясь со своимбо-ло - под правую руку, под левую руку, за спину. А вот между ногами большени-ни. Как-то попробовал на школьном дворе и врезал себе по яйцам. Саллзавизжал. Бобби и еще несколько ребят ржали до слез. Кэрол и три ее подружкиприбежали спросить, что случилось, а ребята все сказали "да ничего" -Салл-Джон сказал то же самое, хотя совсем побелел и чуть не плакал. "Всемальчишки дураки", - сказала Кэрол тогда, но Бобби не верил, что она ивправду так думает. Не то не выскочила бы из-за дерева и не поцеловала быего! А поцелуй был хороший. По-настоящему клевый. Собственно, получшемаминого. - И вовсе не для малышей, - сказал он. - Да, но почти, - сказала она. - Я хотела купить тебе взрослуюоткрытку, но они такое сю-сю. - Я знаю, - сказал Бобби. - Когда ты станешь взрослым, Бобби, то будешь сю-сю? - Нет уж, - сказал он. - А ты? - Ну, нет. Я буду как Рионда, мамина подруга. - Так Рионда же толстая, - с сомнением сказал Бобби. - Угу, но она что надо. Вот и я буду что надо, только не толстой. - К нам переехал новый жилец. В комнату на третьем этаже. Мама говорит,там настоящее пекло. - Да? А какой он? - Она хихикнула. - Утютюшечка? - Он старик, - сказал Бобби и на секунду замолчал, прикидывая. - Но унего интересное лицо. Маме он сразу не понравился, потому что привез своивещи в бумажных пакетах. К ним подошел Салл-Джон. - С днем рождения, сукин сын, - сказал он и хлопнул Бобби по спине."Сукин сын" было на данном этапе любимым выражением Салл-Джона, а Кэрол -"что надо". Бобби на данном этапе обходился без любимого выражения, хотя идумал, что "сверхдерьмово" звучит очень неплохо. - Если будешь ругаться, я с тобой не пойду, - сказала Кэрол. - Ладно, - покладисто сказал Салл-Джон. Кэрол была кудрявойблондиночкой, похожей на близняшек Боббси, только подросшей; Джон Салливанбыл высокий, черноволосый, зеленоглазый. Вроде Джо Харди. Бобби Гарфилдшагал между ними, забыв про недавнюю грусть. День его рождения, он сдрузьями, и жизнь прекрасна. Он спрятал открытку Кэрол в задний карман, ановую библиотечную карточку сунул поглубже в нагрудный карман - оттуда ееникто не украдет, и она не выскользнет. Кэрол пошла вприпрыжку, Салл-Джон сказал, чтобы она перестала. - Почему? - спросила Кэрол. - Мне нравится прыгать. - Мне нравится говорить "сукин сын", но я же не говорю, раз ты меняпопросила, - ответил Салл-Джон назидательно. Кэрол посмотрела на Бобби. - Прыгать, если не через скакалку, это больше для малышей, Кэрол, -виновато сказал Бобби, а потом пожал плечами, - но прыгай, если тебехочется, мы не против, верно, Эс-Джей? - Угу, - ответил Салл-Джон и принялся тренироваться с бо-ло. Назад -вперед, вверх - вниз, хлоп-хлоп-хлоп. Кэрол не стала прыгать. Она шла между ними и воображала, будто онаподружка Бобби Гарфилда, будто у Бобби есть водительские права и "бьюик" иони едут в Бриджпорт на фестиваль рок-н-ролла. Она считала Бобби совсем чтонадо. А сам он этого не знает, и это уж совсем что надо. Бобби вернулся домой из школы в три часа. Он вернулся бы раньше, носбор бутылок, которые можно сдать, входил в его кампанию ЗА ВЕЛИК КО ДНЮБЛАГОДАРЕНИЯ, и он свернул в кусты за Эшер-авеню поискать их. Нашел три"Рейн-гольда" и "Нихай". Немного, но восемь центов это восемь центов. "Центдоллар бережет" - было еще одно присловье его мамы. Бобби вымыл руки (парочка бутылок облипла всякой гадостью), достал изхолодильника поесть, перечел парочку старых комиксов с Суперменом, опятьдостал поесть из холодильника, а потом начал смотреть "Американскуюэстраду". Позвонил Кэрол сказать ей, что в программе Бобби Дейрин - она ведьдумала, что Бобби Дейрин самое что надо, особенно когда поет "Королевувечеринки" и прищелкивает пальцами, - но она уже знала. Она смотрела телик сдурами-подругами - три-четыре их без передышки хихикали на заднем плане.Бобби вспомнились птички в зоомагазине. На экране в эту минуту Дик Кларкпоказывал, сколько прыщей способен изничтожить ВСЕГО ОДИН тампон"Стри-Декс". Мама позвонила в четыре. Мистеру Бидермену она будет нужна до самоговечера. Ей очень жаль, но праздничный ужин в "Колонии" отменяется. Вхолодильнике есть вчерашнее тушеное мясо - он может поужинать им, а онаобязательно вернется в восемь уложить его баиньки. И ради всего святого,Бобби, не забудь выключить газ, когда подогреешь мясо. Бобби разочарованно вернулся к телевизору, но он, собственно, ничегодругого и не ждал. На "Американской эстраде" Дик теперь представлял жюри пооценке пластинок. Бобби подумал, что типчику в середке никакого запасатампонов "Стри-Декс" не хватит. Он сунул руку в нагрудный карман и вытащил новую оранжевую библиотечнуюкарточку. На душе у него опять полегчало. Не для чего ему сидеть передтеликом со стопкой старых комиксов, если ему не хочется. Можно пойти вбиблиотеку и предъявить свою новую карточку - свою новую ВЗРОСЛУЮ карточку.На выдаче будет мисс Придира, только по-настоящему она - мисс Харрингтон, иБобби считал ее очень красивой. Она душилась. Он всегда чувствовал, как отее кожи и волос чуть веет чем-то благоуханным, будто приятное воспоминание.И хотя Салл-Джон сейчас берет урок игры на тромбоне, на обратном пути можнобудет зайти к нему побросать мяч. "Кроме того, - подумал он, - можно смотаться к Спайсеру и сдатьбутылки, мне же надо заработать за лето на велосипед". И сразу жизнь переполнилась смыслом.***Мама Салла пригласила Бобби остаться на ужин, но он ответил, нет,спасибо, мне лучше пойти домой. Он, конечно, предпочел бы жаркое миссисСалливан и хрустящую картошку из духовки тому, что ожидало его дома, но онзнал, что едва вернувшись с работы, мать тут же заглянет в холодильникпроверить, не стоит ли там еще тапперуэр с остатками тушеного мяса. И еслиувидит его, то спросит Бобби, что же он ел на ужин. Вопрос она задастспокойно, даже небрежно. Если он скажет, что поел у Салл-Джона, она кивнет испросит, что они ели, и был ли десерт, и еще: поблагодарил ли он миссисСалливан; она даже сядет рядом с ним на диван, и они разделят стаканчикмороженого, пока будут смотреть по телику "Шугарфут". И все будет отлично..,да только не будет. Рано или поздно, а поплатиться придется. Может, черездень, или через два, или даже через неделю, но придется. Бобби знал этотвердо, почти не зная, что знает. Без сомнения, ей необходимо былозадержаться на работе, однако есть в одиночку вчерашнее тушеное мясо в деньрождения было помимо всего еще и карой за то, что он самовольно заговорил сновым жильцом. Если он попытается увернуться от этого наказания, оно толькоумножится, точно деньги на счету в банке. От Салл-Джона Бобби вернулся в четверть седьмого, и уже темнело. У негобыли две нечитаные книжки: про Перри Мейсона, "Дело о бархатных коготках", инаучно-фантастический роман Клиффорда Саймака под названием "Кольцо вокругСолнца". Обе выглядели сверхдерьмово, а мисс Харрингтон ничуть к нему непридиралась. Наоборот, сказала, что книги эти для более старшего возраста ион молодец, что их читает. По дороге домой от Эс-Джея Бобби сочинил историю, в которой он и миссХаррингтон плыли на прогулочном теплоходе, а он утонул. Спаслись только онидвое, потому что нашли спасательный круг с надписью "т/х ЛУЗИТАНИК"потопленный немецкой подлодкой в 1915 году; "Титаник" - английскийпассажирский пароход, затонувший в 1912 году после столкновения сайсбергом.>. Волны вынесли их на островок с пальмами, джунглями ивулканом, и пока они лежали на пляже, мисс Харрингтон вся дрожала иговорила, что ей холодно, очень холодно, так не мог бы он, пожалуйста,обнять ее покрепче и согреть, и он, конечно, мог и сделал так - "судовольствием, мисс Харрингтон", и тут из джунглей вышли туземцы, вроде быдружелюбные, но они оказались каннибалами, которые жили на склонах вулкана иубивали свои жертвы на поляне, окруженной черепами, так что дело было плохо,но когда его и мисс Харрингтон потащили к кипящему котлу, вулкан заворчали... - Привет, Роберт. Бобби поднял глаза, растерявшись даже больше, чем когда Кэрол выскочилаиз-за дерева, чтобы отпечатать у него на щеке поцелуй с днем рождения. Егоокликнул новый жилец. Он сидел на верхней ступеньке крыльца и курилсигарету. Свои старые стоптанные ботинки он сменил на старые стоптанныешлепанцы и снял поплиновую куртку - вечер был теплый. Просто как у себядома, подумал Бобби. - Ой, мистер Бротиген. Привет. - Я не хотел тебя напугать. - Так вы и не... - А по-моему, да. Ты ведь был в тысячах миль отсюда. И, пожалуйста,называй меня Тед. - Ладно. - Но Бобби не знал, получится ли у него. Называть взрослого (ак тому же старого взрослого) по имени шло вразрез не только с поучениями егоматери, но и его собственными склонностями. - Уроки прошли хорошо? Научился чему-нибудь новому? - Угу, отлично. - Бобби переступил с ноги на ногу, перекинулбиблиотечные книги из руки в руку. - Ты не посидишь со мной минутку? - Конечно, только долго я не могу. Надо еще кое-что сделать, понимаете? Главным образом - поужинать: вчерашнее тушеное мясо теперь казалось емууже очень заманчивым. - Понимаю. Сделать кое-что, a tempus fugit. Когда Бобби сел возлемистера Бротигена... Теда.., на широкой ступеньке, вдыхая аромат его"честерфилдки", ему пришло в голову, что он еще никогда не видел, чтобычеловек выглядел таким усталым. Не от переезда же, верно? Насколько можноизмучиться, когда вся твоя поклажа уместилась в трех чемоданчиках и трехбумажных пакетах с ручками? Может, попозже приедут грузчики с вещами вфургоне? Но Бобби решил, что вряд ли. Это ведь просто комната - большая, новсе-таки одна-единственная комната с кухней с одного бока и всем остальным -с другого. Они с Салл-Джоном поднялись туда и поглядели, после того какстаренькая мисс Сидли после инсульта переехала жить к дочери. - Tempus fugit значит, что время бежит, - сказал Бобби. - Мама частоэто говорит. И еще она говорит, что время и приливы никого не ждут и чтовремя залечивает все раны. - У твоей матери много присловий, верно? - Угу, - сказал Бобби, и внезапно воспоминание обо всех этих присловьяхнавалилось на него, как усталость. - Много присловий. - Бен Джонсон назвал время старым лысым обманщиком, - сказал ТедБротиген, глубоко затянулся и выпустил две струйки дыма через нос. - А БорисПастернак сказал, что мы пленники времени, заложники вечности. Бобби завороженно посмотрел на него, временно забыв о своем пустомжелудке. Образ времени как старого лысого обманщика ему страшно понравился -это было абсолютно и безусловно так, хотя он не мог бы сказать почему.., иведь эта неспособность сказать почему вроде бы добавляла клевости? Будточто-то внутри яйца или тень за матовым стеклом. - А кто такой Бен Джонсон? - Англичанин и уже давно покойник, - сказал мистер Бротиген. - Эгоист ижадный на деньги по общему отзыву, а к тому же склонный к метеоризму. Но... - А что это такое, метеоризм? Тед высунул язык между губами и издал коротенькое, но оченьреалистическое пуканье. Бобби прижал ладонь ко рту и захихикал в сложенныелодочкой пальцы. - Дети считают пуканье смешным, - сказал Тед Бротиген, кивая. - Да-да.А вот для человека моего возраста это просто часть всевозрастающейстранности жизни. Бен Джонсон, кстати, сказал, попукивая, много мудрыхвещей. Не так много, как доктор Джонсон - то есть Сэмюэл Джонсон, - новсе-таки порядочно. - А Борис... - Пастернак. Русский, - сказал мистер Бротиген пренебрежительно. -Пустышка, по-моему. Можно я посмотрю твои книги? Бобби протянул их. Мистер Бротиген ("Тед, - напомнил он себе, - егонадо называть Тедом") вернул ему Перри Мейсона, едва взглянув на обложку.Роман Клиффорда Саймака он подержал подольше - сначала прищурился на обложкусквозь завитки сигаретного дыма, застилавшего ему глаза, затем пролистал. Ипролистывая, он кивал. - Этот я читал, - сказал он. - У меня было много времени для чтенияперед тем, как я переехал сюда. - Да? - Бобби загорелся. - Хороший? - Один из лучших, - ответил мистер Бротиген... Тед. Он покосился наБобби - один глаз открыл, а второй все еще сощуривался из-за дыма. От этогоон выглядел одновременно и мудрым, и таинственным, будто типчик в фильме,которому пальца в рот не клади. - Но ты уверен, что осилишь? Тебе ведь небольше двенадцати. - Мне одиннадцать, - сказал Бобби. Так здорово, что Тед дал емудвенадцать лет. - Сегодня одиннадцать. Я осилю. Может, пойму не все, но еслион хороший, то мне понравится. - Твой день рождения! - сказал Тед, словно это произвело на негобольшое впечатление. Он в последний раз затянулся и бросил сигарету. Онаупала на бетонную дорожку и рассыпалась искрами. - Поздравляю с днемрождения, Роберт, желаю всякого счастья! - Спасибо. Только "Бобби" мне нравится больше. - Ну, так Бобби. Пойдете куда-нибудь отпраздновать? - Не-а. Мама придет с работы поздно. - Не хочешь подняться в мою каморку? Много я предложить не могу, нобанку открыть сумею. И как будто у меня есть печенье... - Спасибо, но мама мне кое-чего оставила. На ужин. - Понимаю. - И чудо из чудес: казалось, он и правда понял. Тед отдалБобби "Кольцо вокруг Солнца". - В этой книге, - сказал он, - мистер Саймакпостулирует идею, что существуют миры, такие же, как наш. Не другие планеты,а другие Земли, параллельные Земли, окружающие Солнце своего рода кольцом.Замечательная мысль. - Угу. - сказал Бобби. Он знал о параллельных мирах из других книг. Иеще из комиксов. Тед Бротиген теперь смотрел на него задумчиво, будто что-то взвешивая. - Чего? - спросил Бобби, вдруг почувствовав себя неловко. "Что-тозеленое увидел?" - сказала бы его мать. Ему было показалось, что Тед не ответит - он как будто следовалкакому-то сложному, всепоглощающему ходу мысли. Потом он дернул головой ивыпрямил спину. - Да ничего, - сказал он. - Мне пришла одна мысль. Может, ты хотел быподработать? Не то чтобы у меня много денег, но... - Ага! Черт! Ага! - И чуть было не добавил: "Я на велик коплю", ноудержался. "Лишнего не болтай!" - еще одно из маминых присловий. - Я всесделаю, что вам надо! Тед Бротиген словно бы почти испугался и почти засмеялся. Будтооткрылась дверь и стало видно другое лицо, и Бобби увидел, что да, этотстарый человек был когда-то молодым человеком. И, может быть, с перчиком. - Таких вещей, - сказал он, - не следует говорить незнакомым. И хотя мыперешли на "Бобби" и "Теда" - хорошее начало, - мы все-таки еще не знакомы. - А кто-нибудь из этих Джонсонов что-нибудь говорил про незнакомых? - Насколько я помню, нет, но вот кое-что на э