Стивен Кинг. Питер Страуб. Талисман-------------------------------------------------------------------------- © Stephen King "Talisman" (1984)--------------------------------------------------------------------------Ну так вот, когда мы с Томом подошли к обрыву и поглядели вниз, на городок, там светилось всего три или четыре огонька - верно, в тех домах, где лежали больные; вверху над нами так ярко сияли звезды, а ниже города текла река в целую милю шириной, этак величественно и плавно. Марк Твен. "Приключения Гекльберри Финна"Мое новое платье было все закапано свечкой и вымазано в глине, и сам я устал как собака. Марк Твен. "Приключения Гекльберри Финна"* ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ДЖЕК НАЧИНАЕТ ПОНИМАТЬ * ^ 1. ГОСТИНИЦА И САДЫ АЛЬГАМБРЫ15 сентября 1981 года мальчик по имени Джек Сойер стоял у самойкромки воды, засунув руки в карманы джинсов, и глядел на спокойнуюповерхность Атлантического океана. Он был высоковат для своих двенадцатилет. Морской ветерок отбрасывал с высокого лба каштановые волосы. Джекстоял, обуреваемый тяжелым чувством, которое не покидало его все последниетри месяца - с того самого момента, когда его мать заперла двери вЛос-Анджелесе и, завертевшись в водовороте мебели, чеков и агентов понайму жилья, сняла квартиру в районе Западного Центрального парка. Оттудаони перебрались в тихое курортное местечко на пустынном побережьеНью-Хэмпшира. Порядок и размеренность полностью исчезли из жизни Джека,сделав ее такой же непредсказуемой, как простиравшаяся перед мальчикомповерхность океана. Мать тащила Джека за собой по жизни, перебрасывая сместа на место; что же влекло ее? Она все время куда-то спешила. Джек оглянулся, окинув взглядом пустынный пляж. Слева простираласьАркадия - Страна Чудес, восхитительный парк, который шумел от Дня Памятидо Дня Труда. Сейчас он стоял безлюдный и тихий, как бы отдыхая передсражением. Грязный берег странно гармонировал с невыразительным,нависающим небом, металлические опоры напоминали угольные шахты. Там внизужил Смотритель Территорий, но мальчик не думал сейчас о нем. Справавиднелась гостиница и сады Альгамбры, и именно туда в настоящий моментпереносился наш герой. В день приезда Джеку на мгновение почудилось, чтоон видит радугу над унылыми крышами - доброе предзнаменование, обещаниеперемен к лучшему. Но радуги на самом деле, увы, не было. Только флюгеркрутился вправо-влево, влево-вправо, повинуясь переменчивому ветру... Он выскочил из взятой напрокат машины, не обращая внимания наневысказанную просьбу матери сделать что-нибудь с багажом, и огляделся.Над облезлым петухом, украшавшем флюгер, нависло пустое небо. - Открой багажник и достань сумки, сынок, - позвала его мать. - Однаопустившаяся старая актриса хочет передохнуть и немного выпить. - Неразбавленного мартини, - буркнул Джек. - Ты должен был ответить: "Ты совсем не так стара", - отозвалась она,откинувшись на сиденье машины. - Ты совсем не так стара. Она взглянула на него - взглядом старой, "иди-ты-к-черту" ЛилиКэвэней (Сойер), королевы сцены двух сезонов - и выпрямилась. - Здесь должно быть хорошо, Джекки, - сказала она. - Здесь все должнобыть хорошо. Это хорошее место. Ветер заметался над крышей гостиницы, и на секунду Джеком овладелотревожное чувство, что флюгер сейчас улетит. - Мы избавимся на время от телефонных звонков, ладно? - Конечно, - согласился Джек. Она хотела скрыться от дяди Моргана,она больше не хотела иметь ничего общего с деловым партнером своегопокойного мужа, она хотела завалиться в кровать с рюмкой мартини иукрыться с головой под одеялом... - Мам, с тобой что-то не в порядке? Слишком много смертей. Мир наполовину состоит из смертей. Надголовами тревожно посвистывал ветер. - Ничего, милый, ничего, - сказала мать. Давай поедем в одно райскоеместечко. Джек подумал: "В конце концов, всегда есть дядя Томми, чтобы помочь,если все будет ужасно плохо". Он не знал, что дядя Томми уже мертв. Этановость пока таилась на другом конце телефонного провода.Альгамбра нависала над водой. Грандиозное викторианское сооружение изгигантских блоков простиралось на несколько миль Нью-Хэмпширскогопобережья: казалось, что оно хочет поглотить весь берег. Сами сады былиедва видны Джеку с его места - темно-зеленые кроны деревьев, вот и все.Медный петушок на фоне неба показывал северо-западный ветер. Памятнаятабличка в холле гласила, что именно здесь в 1838 году Севернаяметодическая конференция поддержала первый в Новой Англии билль о правах.На ней были написаны пылкие, зажигательные слова Дэниэла Уэбстера: "Сэтого дня и навсегда - знайте, что эпоха рабства в Америке заканчивается,и скоро оно отомрет во всех наших штатах и территориях".Итак, день их прибытия на прошлой неделе положил конец суматохепоследних месяцев в Нью-Йорке. В Аркадия-Бич не было адвокатов, нанятыхМорганом Слоутом, гудков автомобилей и деловых бумаг, которые необходимоподписать и подшить, не было миссис Сойер. В Аркадия-Бич телефоны незвонили с полудня до трех часов утра (кажется, дядя Морган забыл, чтовремя в Западном Центральном парке вовсе не калифорнийское). Честноговоря, телефоны в Аркадия-Бич не звонили совсем. В то время, как его мать, сосредоточившись, вела машину в маленькийкурортный городок, Джек заметил на улицах только одного человека -сумасшедшего старика, разбрасывающего на тротуар чистые кредитныекарточки. Над ними молчало пустое, серое, неуютное небо. Для полногоконтраста с Нью-Йорком, единственным звуком здесь был свист ветра,продувающего пустые улицы, которые казались гораздо более широкими из-заотсутствия на них транспорта. Вывески на окнах пустых магазинов гласили:"Открыты только в уик-энд", или даже хуже - "Увидимся в июне!". ПередАльгамброй пустовала сотня мест для парковки, за столиками в кафе и барахтакже никого не было. И старик-сумасшедший разбрасывал кредитные карточки по улицам,забывшим о людях. Лили объехала старика, который, как заметил Джек, смотрел им вслед сиспуганным удивлением - он шептал что-то, но Джек не мог определить, чтоименно. Направляя машину ко входу в гостиницу, мать сказала: "Я провеласчастливейшие три недели своей жизни в этом прелестном местечке". Вот почему они упаковали все, без чего не могли обойтись, в сумки,пластиковые пакеты и чемоданы, заперли на ключ свое прежнее жилище, необращая внимания на пронзительные звонки телефона, слышные, казалось, дажев холле на первом этаже; вот почему они со всеми пожитками втиснулись насидения взятого в аренду автомобиля и провели в нем долгие часы по пути насевер, и еще более долгие часы, преодолевая шоссе 95, - потому лишь, чтоЛили Кэвэней однажды была счастлива здесь. В 1968 году, за год до рождения Джека, Лили выдвинули на соисканиемеждународной премии за роль в кинофильме "Пламя". В этом фильме талант Лили раскрылся более полно, чем в ее обычныхролях "плохих девочек". Никто не ожидал, что Лили способна победить, именьше всех сама Лили; но для нее гораздо более важной и приятной былапришедшая одновременно с выдвижением на премию известность - Лили ужасногордилась собой и Фил Сойер увез ее на три недели в Альгамбру, чтобыдостойно отпраздновать этот успех. Там, на другом конце континента, онисмотрели вручение Оскаров по телевизору, попивая шампанское в постели.Если бы Джек был старше и проявлял интерес к подобным вопросам, то мог быузнать, что Альгамбра была местом его зачатия. Когда зачитали список актрис, выдвинутых на соискание премии, Лили, всоответствии с семейной легендой, прошептала Филу: "Если я выиграю, тостанцую танец папуасов у тебя на животе". Но победила Руфь Гордон, и Лили сказала: "Уверена, она заслуживаетэтого. Она - великая актриса". И тут же, прижавшись к груди мужа,прошептала: "Лучше предложи мне следующую роль, глупышка". Больше такихработ не было. Последняя роль Лили, сыгранная через два года после смертиФила, была роль циничной экс-проститутки в фильме под названием "Маньякина мотоциклах". Пока Лили вспоминала, Джек думал, как он будет выгружать весь ихбагаж. Одна из сумок раскрылась, и из нее высыпались старые фотографии,носки, шахматы, детские книжки и другое барахло. Джек начал все это заталкивать обратно в сумку. Лили медленноподнималась вверх по ступенькам походкой усталой старой леди. "Я нашласвое убежище", - сказала она, не оборачиваясь. Джек упаковал сумку, разогнулся и вновь посмотрел на небо, где, какон был уверен, мелькнула радуга. Радуги не было. Только неуютное,переменчивое небо. - И_д_и _к_о _м_н_е_, - сказал кто-то позади него тихим ласковымголосом. - Что? - спросил он, оглянувшись. Перед ним тянулись пустынные сады и шоссе. - Да? - сказала его мать. Она удивленно смотрела на него, держась заручку дубовой двери. - Мне показалось, - ответил он. Не было ни голоса, ни радуги. Джеквыбросил все это из головы и посмотрел на мать, сражающуюся с тяжелойдверью. - Подожди, я помогу, - сказал он и начал подниматься поступенькам, осторожно неся большой чемодан и бумажный пакет, набитыйсвитерами.До встречи со Смотрителем Территорий Джек влачил унылые дни вгостинице, сам себе напоминая спящую собаку. Его жизнь в то время казаласьрасплывчатым сном. Даже ужасное известие о дяде Томми, пришедшее потелефону прошлой ночью, потрясло его не так, как должно было. Если бы Джекувлекся мистикой, он мог бы предположить, что какие-то необъяснимые силыуправляют жизнями его и матери. Джек Сойер, двенадцати лет от роду, былдеятельной личностью, и вынужденное бездействие этих дней после бегства изМанхэттена смущало и раздражало его. Джек смутно увидел себя как бы со стороны - стоящего на берегу безопределенной цели, не понимающего, зачем вообще он здесь. Конечно, онгоревал о дяде Томми, но сознание было затуманено, и он не сумелсосредоточиться, как и вчера, когда они с Лили смотрели на звезды, сидя наверанде. - Ты устал от бесконечной суеты, - сказала мать, глубоко затянувшисьсигаретой и глядя на него сквозь облачко дыма. - Все, что ты долженсделать, Джекки, - немного расслабиться. Это чудесное местечко. Давай жеподольше насладимся им. Боб Ньюхарт, залитый красным светом, пел по телевизору о своембашмаке, который он держал в правой руке. - Именно этим я и занимаюсь, Джекки, - она улыбнулась ему. -Расслабляюсь и наслаждаюсь. Он взглянул на часы. Прошло два часа с того момента, как они включилителевизор, и он не смог припомнить ничего из просмотренного. Джек как раз встал, чтобы идти спать, когда зазвонил телефон. Старыйдобрый дядя Морган Слоут нашел их. Новости дяди Моргана никогда не былислишком веселыми, но последняя была еще более трагичной, чем обычно. Джекстоял посреди комнаты, глядя, как лицо матери постепенно приобретаетземлистый оттенок. Руками она сдавила себе горло, оставляя на нем белыеследы. Мать молча выслушала новость, сказала "Спасибо, Морган" и повесилатрубку. Потом повернулась к Джеку, внезапно подурневшая и постаревшая. - Держись, Джекки, ладно? Пол поплыл у него под ногами. Она взяла его за руку и сказала: - Дядя Томми был убит сегодня днем, когда переходил улицу, Джек. Джек покачнулся, как от порыва ветра. - Он переходил бульвар Ла Синега, и его сбил фургон. Там оказалсясвидетель, который видел, что фургон был черного цвета, и сбоку на нембыли написаны слова "ДИКОЕ ДИТЯ", но это... это все. Лили начала плакать. Минутой позже, удивляясь самому себе, Джек такжепринялся плакать. Все это случилось три дня назад, и Джеку они показалисьвечностью.15 сентября 1981 года мальчик по имени Джек Сойер стоял у самойкромки воды на пустынном пляже возле гостиницы, напоминающей старинныйзамок из романов Вальтера Скотта. Ему хотелось плакать, но он не могвыжать из себя ни слезинки. Его окружала смерть, смерть владела половиноймира, радуги не было. Фургон с надписью "ДИКОЕ ДИТЯ" лишил дядю Томмижизни. Дядю Томми, умершего в Лос-Анджелесе, очень далеко отсюда.Человека, обязательно повязывавшего галстук перед тем, как съесть ростбифи не имевшего никаких деловых интересов на западном побережье. Его отец умер, дядя Томми умер, его мать тоже может умереть. Онощутил здесь, в Аркадия-Бич, смерть, говорящую по телефону голосом дядиМоргана. Это не было возникшим в сознании образом; он ощущал смертьфизически, как дуновение морского ветра. Он чувствовал ее... и чувствовалуже давно. Это тихое место помогло ему понять, что Смерть ехала с ними пошоссе-95 из Нью-Йорка, прячась за сигаретным дымом и прося его найтивеселую музыку по приемнику. Он вспомнил, как отец рассказывал ему о том, что он родился состарческой головой, но сейчас его голова вовсе не напоминала старческую.Напротив, он ощущал себя очень юным. "Потрясен, - подумал Джек. - Я оченьпотрясен. Это похоже на конец света. Разве не так?" Волны разбивались о берег, окатывая его свежестью. Тишина былаподобна серому воздуху - такая же убийственная, как нарастающее мельканиев глазах.Когда, путешествуя по Стране Чудес, он встретил Смотрителя ТерриторийЛестера, то после долгих дней бесцельного существования апатия внезапнопокинула его. Лестер был чернокожим с курчавыми седыми волосами и лицом,изрезанным морщинами. Сейчас Смотритель был совершенно ничемнепримечателен, хотя раньше получил образование и путешествовал какстранствующий музыкант. Он и не рассказывал ничего особенно интересного.Однако, гуляя вокруг игровой площадки Страны Чудес, Джек встретилсявзглядом с его тусклыми глазами, - и почувствовал, что оцепенение оставилоего. Это было подобно тому, как если бы некая волшебная сила перешла отстарика к Джеку. Лестер улыбнулся ему и сказал: "Ну, кажется, у меняпоявилась компания. Пришел маленький странник". Джек стал свободен. Если еще мгновение назад он представлялся себеспеленутым коконом, то сейчас почувствовал освобождение. Казалось, надстариком зажегся серебристый нимб, еле заметный ореол света, который тутже исчез, как только Джек моргнул. Мальчик увидел, что человек держит вруках руль тяжелой мусороуборочной машины. - С тобой все в порядке, сынок? - человек легонько дотронулся до егоспины. - Мир все еще очень плох, или же становится немного лучше? - Лучше, - прошептал Джек. - Тогда ты движешься в нужном направлении. Как тебя зовут? "Маленький странник", - сказал он в тот первый день. -"Джек-Странник". - Он выпрямился и подбоченился, как девушка на танцах. -"Человек, которого ты видишь, - Лестер, Смотритель Территорий, тожестранник, сынок, да, да - о, да. Лестер знает все дороги, даже дорогуназад, в старину. У меня был оркестр, Джек-странник, и мы играли блюзы.Блюзы на гитарах. Мы даже записали несколько пластинок, но я не обижусь,если ты ничего обо мне не слышал". Он говорил в своеобразном ритме, каждая фраза его пела; и хотя ондержал не гитару, а руль мусороуборочной машины, - он все еще былмузыкантом. Через пять секунд общения с ним Джек был уверен, что его отец,любивший джаз, составил бы этому человеку отличную компанию. Джек околачивался возле Лестера три или четыре дня, наблюдая за егоработой и помогая, если это требовалось. Ему позволялось забивать гвозди,поправлять ограду; эти простые задания, выполненные с помощью советовСмотрителя, делали его совершенно счастливым. Мальчик вспоминал первые днипосле приезда в Аркадия-Бич, как кошмар, от которого его спас новый друг.Смотритель был другом, - что да, то да, - хотя эта дружба имела налеттаинственности. Через несколько дней после их знакомства (или с тех пор,как он был потрясен, встретившись взглядом со светлыми глазами старика),этот человек стал ему ближе, чем любой из друзей, исключая разве чтоРичарда Слоута, которого Джек знал практически с пеленок. И сейчас, ощущаятепло, излучаемое его новым другом, он чувствовал, что и боль от потеридяди Томми, и страх, что мать может внезапно умереть, отступают на заднийплан. Но сегодня Джеку вдруг стало неуютно - он опять почувствовал себяу_п_р_а_в_л_я_е_м_ы_м_ существом, объектом чьих-то экспериментов: какбудто неведомая сила забросила его с матерью на этот пустынный берег. ОНИ хотят, чтобы он был здесь. Кто - ОНИ? Или он сходит с ума? Внутренним зрением Джек увидел сумасшедшегостарика, шепчущего что-то и разбрасывающего по тротуару чистые кредитныекарточки. В небе парила чайка. Джек дал себе слово, что поговорит соСмотрителем о своих ощущениях. Джек был уверен, что тот не высмеет его.Они уже стали друзьями, и Джек понимал, что может рассказать старомусторожу почти все. Но он еще не был готов. Это напоминало безумие, и он сам еще не вовсем разобрался. Джек, пересиливая себя, повернулся спиной к Стране Чудеси побрел по берегу к гостинице.^ 2. ВОРОНКА ОТКРЫВАЕТСЯДжек Сойер не поумнел и на следующий день. Прошлой ночью емуприснился самый странный сон в его жизни. В этом сне кошмарное создание -полуразложившийся, кривой на один глаз карликовый монстр пришел за егоматерью. "Твоя мамочка почти мертва, Джек, хочешь помолиться за упокой еедуши?" - проквакало существо, и Джек знал - такое знание приходит тольково сне, - что монстр радиоактивен, его прикосновение смертельно. Проснулсямальчик в холодном поту от собственного крика. Шум прибоя помог ему прийтив себя, но он еще долго не мог уснуть. Джек собирался рассказать этот сон матери; но Лили пребывала в дурномнеразговорчивом настроении, прячась за клубами сигаретного дыма. Толькопосле того, как мальчик по ее просьбе принес ей кофе, Лили слегкаулыбнулась ему. - А не поужинать ли нам вместе? - Даже так? - Даже так. Но только не полуфабрикаты. Я удрала из Лос-Анджелеса вНью-Хэмпшир не для того, чтобы отравиться сосисками. - Давай сходим в одно из кафе на Хэмптон-Бич, - предложил Джек. - Договорились. Теперь иди играть. "Иди играть", - с необычной для себя злостью подумал Джек. - "Ты такспокойно меня прогоняешь, мамочка! Иди играть! С кем? Мама, почему тыздесь? Почему мы здесь? Ты очень больна? Почему не хочешь говорить со мнойо дяде Томми? Что случилось с дядей Морганом? Что?!" Вопросы, вопросы... Нет ничего хуже вопросов, на которые никто неможет ответить. К_р_о_м_е _С_м_о_т_р_и_т_е_л_я_. Вот смешно: ну как может один чернокожий старикан, которого Джектолько что встретил, разрешить все его проблемы? Он брел по мрачному пустынному берегу и думал о СмотрителеТерриторий."Это как конец света, верно?" - снова вспомнил Джек. Морские чайки парили над волнами. По календарю было еще лето, но вАркадия-Бич оно заканчивалось в День Труда. Тишина была тяжелой, как ивоздух. Джек взглянул на свои тапочки и увидел на них пятна мазута. "Грязныйпляж, - подумал он. - Всюду грязь". Он не знал, где измазался, и чутьотодвинулся от кромки воды. Плакали в небе птицы. Одна из них вскрикнула особенно громко, и сразупосле этого Джек услыхал квакающий, почти металлический звук. Оностановился и увидел, что звук издает незакрепленная лестница, ведущая насмотровую площадку на скале. Наконец крепления оторвались и лестница рухнула на ровный, утрамбованный песок, расколов надвое ничего неподозревавшего гигантского морского моллюска. Джек увидел еговнутренности, - гору сырого мяса, бьющуюся в судорогах... или же это былаигра воображения? "Не хочу этого видеть". Но до того, как он смог отвернуться, желтый, цепкий клюв чайкисхватил мясо и поглотил его. У Джека засосало под ложечкой. Мысленно онуслышал, как рвется живая плоть, подобно вскрику от боли. Он вновь попытался отвернуться от вздымаемых порывами ветра волн - ине смог. Чайка подавилась и выплюнула остатки грязно-розового мяса, затемвновь заглотнула его, и через секунду под пристальным взглядом ее черныхглаз Джек постиг ужасную правду: умирают отцы, умирают матери, умираютдяди, даже если они окончили Йельский университет и в своихтрехсотдолларовых костюмах выглядели такими же непоколебимыми, как стеныбанка. Возможно, дети тоже умирают... и в этом, наверное, ужасная правдажизни. - Эй, - произнес Джек, не замечая, что произносит вслух свои мысли. -Эй, дайте мне передохнуть!.. Чайка застыла на мгновение, буравя его глазами, но тут же возобновиласвои ужасные игры с останками моллюска. "Что-нибудь хочешь, Джек? Судорогиеще не прекратились! Боже мой, невозможно поверить, что это смерть!" Мощный желтый клюв вновь и вновь заглатывал и выплевывал кусок мяса. Кыш-ш-ш-ш - огрызнулась птица и взмыла в серое сентябрьское небо.Мальчику вновь показалось, что она смотрит на него, как оглядываюткомнату, только войдя в нее - без всякой цели. А глаза... он знал этиглаза. Внезапно ему захотелось увидеть глаза матери - ее темно-синие глаза.Он не помнил, когда еще с таким нетерпением хотел увидеть ее - с тех пор,как был очень маленьким. Баю-бай, запело у него в голове голосом матери, иэтим "_ч_т_о_-_т_о_" _б_ы_л _г_о_л_о_с _в_е_т_р_а_. "Баю-бай, засыпай.Баю-баюшки-баю, не ложися на краю. Твой папаша бросил нас, он уехалслушать джаз!" Чертов джаз! Укачивая Джека, мать курила одну сигарету задругой, не отрывая глаз от сценария - голубые страницы, он помнил это еевыражение: голубые страницы. "Баю-бай, Джекки, все кругом спят! Я люблю тебя, Джекки. Ш-ш-ис...спи. Баюшки-баю". На него смотрела чайка. Внезапно Джека охватил ужас, сдавив горло железным обручем: онувидел, что _ч_а_й_к_а _д_е_й_с_т_в_и_т_е_л_ь_н_о _с_м_о_т_р_и_т _н_ан_е_г_о_. Эти черные глаза (_ч_ь_и _о_н_и_?_) _р_а_с_с_м_а_т_р_и_в_а_л_иего. И он знал этот взгляд. Кусок сырого мяса все еще торчал из клюва, но чайка тут жеокончательно проглотила его. Джек повернулся и побежал, запрокинув голову и глотая горячие соленыеслезы. Тапочки увязали в песке, и его единственным желанием было убежатькак можно дальше от пристального взгляда, весь день преследующего его.Двенадцатилетний одинокий Джек Сойер мчался к гостинице, забыв оСмотрителе, слезы и ветер заглушали его крик, а он все пытался кричать:нет, нет, нет!Джек остановился на пригорке и перевел дыхание. Разгоряченный ипотный, он присел на скамейку, предназначенную для пришедших сюдастариков, и убрал волосы со лба. "Возьми себя в руки. Капитан не долженпокидать свой корабль". Мальчик улыбнулся и действительно почувствовал себя лучше. Отсюда, спятидесятифутовой высоты, все выглядело иначе. Возможно, виноват былбарометр, показывающий перепад давления или еще что-либо в этом роде. То,что случилось с дядей Томми, - ужасно, но с этим можно смириться. Такговорила и мама. Дядя Морган в этот раз появился со своим известиемнесколько поздно, но вообще-то дядя Морган _в_с_е_г_д_а_ приносит вред. А мама... Она, конечно, самое главное! С ней ничего не должно случиться, - думал Джек, сидя на скамейке ивытряхивая из тапочек песок. С ней не должно ничего произойти, хотя,конечно, это _в_о_з_м_о_ж_н_о_. Прежде всего, никто не возьметсяутверждать, что она больна раком. Верно? Конечно. Если бы она была больна,то не взяла бы его сюда. Скорей всего, они поехали бы в Швейцарию, где онапринимала бы лечебные ванны или что-нибудь в этом роде. Именно так она ипоступила бы. Так, может быть... Низкий, безлико-шепчущий звук проник в его сознание. Он осмотрелся иглаза его полезли на лоб. Песок возле его левого тапочка начал шевелиться.Маленькие белые песчинки завертелись, образуя круг диаметром с палец. Вцентре этого круга песок внезапно опустился, образовав ямку шириной околодвух дюймов. Края ямки находились в непрестанном движении - по кругу, покругу, так что зарябило в глазах. "Так не бывает, - внушал себе Джек, а сердце, казалось, сейчасвыскочит из его груди. Участилось дыхание. - Так не бывает, это мираж, иликраб, или..." Но ни краб, ни мираж тут ни при чем - это было ясно, как Божий день. Песок закрутился еще быстрее, звук усилился, наводя Джека на мысль остатическом электричестве, опыты с которым он проводил прошлым летом.Однако больше всего звук напоминал долгий и тягостный вздох, последнийвздох умирающего. Все больше песка приходило в движение. Затем возникла воронка,напоминающая туннель в Ад. Она то появлялась, то исчезала, появлялась,исчезала - и опять появлялась. Чем шире становилась воронка, темотчетливее по ее краям проступали буквы: С, потом СО, потом СОЧНЫЕ ФРУКТЫ,прочитал он. Песок завертелся быстрее, еще быстрее, с невероятной скоростью."А-а-а-а-а-х-х-х-х-х-х-х", - усилился. Джек завороженно смотрел на него;мальчика сковал страх. Песок раскрывался, как большой темный глаз: это былглаз чайки, уронившей добычу и теперь выискивающей ее."А-а-а-а-а-х-х-х-х-х-х", - шептал песок умирающим голосом. Это был не плодвоображения, как очень хотелось бы Джеку; голос существовал на самом деле."Его вставная челюсть выпала, Джек, когда ДИКОЕ ДИТЯ сбило его, онавыпала, - хлоп - и все. Йельский университет или нет, но когда ДИКОЕ ДИТЯсобьет тебя и выбьет твою вставную челюсть - тебе конец. И твоей матери -тоже конец". Джек вновь побежал не оглядываясь. Он откидывал волосы со лба, и вшироко распахнутых глазах пульсировал страх.Джек быстро проскочил веранду гостиницы. Здесь обстановка явно нерасполагала к беготне. В холле было тихо, как в библиотеке; серый светструился сквозь высокие окна, освещая потертые ковры. Джек прошел мимоконторки и столкнулся с внимательным взглядом дневного клерка. Клерк несказал ни слова, однако уголки его рта дрогнули в молчаливом неодобрении.Этому мальчишке еще бы вздумалось бегать в церкви! Огромным усилием волиДжек заставил себя спокойно подойти к лифту. Он нажал кнопку, спинойощущая, как клерк буравит его взглядом. "Этот человек улыбнулся только разза все время - когда узнал мою мать", - промелькнуло в сознании Джека. Даи та улыбка была лишь данью вежливости. - Я думаю, каким нужно быть старым, чтобы помнить Лили Кэвэней, -сказала мать Джеку, когда они остались в номере одни. Еще не так давно ееузнавали все - ведь за двадцать лет она снялась в пятидесяти картинах. Ееназывали "Королевой кинематографа", сама же она шутила - "милашка измотеля". Шоферы такси, горничные, официанты - все они мечтали получить ееавтограф! Сейчас все это ушло в прошлое. Джек переминался с ноги на ногу, ожидая лифта, а в ушах у него звенелголос, доносящийся из воронки в песке. На мгновение он увидел ТомасаВудбайна, милого важного дядю Томми Вудбайна, одного из своих опекунов -нерушимого, как каменная стена, и все-таки погибшего на бульваре ЛаСинега, чья вставная челюсть валялась в двадцати футах от тела. Он вновьнажал кнопку. С_к_о_р_е_е _ж_е_! Потом ему померещилось кое-что похуже: его мать, поддерживаемая двумяневозмутимыми мужчинами под руки, садилась в ожидавшую ее машину. ВнезапноДжеку захотелось в туалет. Он стал колотить в кнопку всей ладонью, иневзрачный человек за конторкой издал удивленный возглас. Джек сдавилдругой рукой некое место пониже живота, чтобы уменьшить давление мочевогопузыря. До его слуха донесся звук опускающегося лифта. Мальчик закрылглаза и плотно сжал коленки. Его мать выглядела неуверенной в себе,растерянной и смущенной, а мужчины заталкивали ее в машину. Но Джек знал,что это происходило не на самом деле: это были воспоминания - часть одногоиз снов - и это происходило не с матерью, а с ним самим. Когда раздвижные двери лифта сомкнулись за его спиной, он взглянул насвое отражение в запыленном зеркале. Эта сцена семилетней давности вновьовладела его сознанием, и он увидел желтые глаза одного из мужчин,почувствовал на себе руку другого, тяжелую и бездушную... Это невозможно - сон наяву! Он не видит глаза мужчин, меняющиеся отголубого к желтому; его мать красива и добра к нему; бояться нечего; никтоне умирает; и только чайка представляет опасность для моллюска. Джекзакрыл глаза, и лифт начал подниматься. Эта штука из песка смеялась над ним. Двери лифта раскрылись, и Джек вышел. Он миновал закрытые шахтыдругих лифтов, повернул налево и помчался по коридору к своей комнате.Здесь его бег выглядел менее неуместно. Они занимали номера 407 и 408 -две спальни, маленькую кухню и гостиную с видом на океан. Его матьраздобыла где-то цветы, расставила их в вазы, рядом поставила маленькиефотографии в рамочках. Джек в пять лет, Джек в одиннадцать лет, Джек, еще младенец, на рукаху отца. Его отец, Филипп Сойер, за рулем старой развалюхи, вместе сМорганом Слоутом едущий в Калифорнию. В те времена они были настолькобедны, что часто ночевали в машине. Джек распахнул дверь гостиной в номере 408 и позвал: "Мама! Мамочка!" Его встретили цветы и улыбающиеся фотографии, но ответа непоследовало. "МАМА!" Сзади захлопнулась дверь. Джек почувствовал холодоквнизу живота. Он выскочил из гостиной в большую спальню справа. "МАМ!"Другая ваза с высокими яркими цветами. Пустая постель выглядела, какнасмешка. На столике батарея пузырьков и бутылочек с витаминами и всякойвсячиной. Джек обернулся. В окне спальни мелькали какие-то тени. Двое мужчин из автомобиля - ни их самих, ни машину Джек описать бы несмог, - и они тащат его мать... - Мама, - заорал он. - Я тебя слышу, сынок, - донесся до него из двери ванной голосматери. - Что стряслось? - Ох, - выдохнул он, и почувствовал, как все тело расслабляется. -Ох, извини! Я не мог понять, где ты... - Принимаю ванну, - рассмеялась она. - Готовлюсь к ужину. Надеюсь,возражений нет? Джек понял, что ему незачем идти в ванную. Он упал в одно израсшатанных кресел и с облегчением смежил веки. С ней все в порядке. "ПОКА все в порядке", - прошептал приглушенный голос, и он вновьувидел воронку в песке.В семи или в восьми милях по прибрежному шоссе, как раз околоуниверсального магазина Хэмптони, они нашли ресторанчик под названием"Царство омаров". У Джека осталось сумбурное впечатление от прошедшего дня- он уже начал забывать о случившемся. События на пляже оставили лишьслабый отпечаток в его памяти. Официант в красном пиджаке с желтойэмблемой на спине, изображающей омара, проводил их к столику у длинногоузкого окна. - Мадам желает выпить? - У официанта было каменное выражение лицауроженца Новой Англии, и Джек, взглянув на свой спортивный костюм иотлично сшитое выходное платье матери (от Хальсона) сквозь призму этихводянисто-голубых глаз, почувствовал, как в нем закипает бешенство. "Мама,если ты на самом деле не больна, какого дьявола мы здесь делаем? Это жекошмарное место! Этою безумие! О, Боже!" - Принесите мне бокал неразбавленного мартини, - сказала она. Официант приподнял брови. - Мадам? - Лед в стакане. Маслина во льду. Охлажденный джин поверх маслины.Итак, вы можете это подать? "Мамочка. Боже мой, разве ты не видишь его глаза? Ты кажешься себеочаровательной, а ему кажется, что ты насмехаешься над ним! Разве ты невидишь его глаза?" Нет. Она ничего не видела. И эта ненаблюдательность у нее, котораятак обостренно чувствовала людей, легла еще одним камнем на сердце Джека.Мать уходила... во всех отношениях. - Да, мадам. - Потом, - продолжала она, - вы берете бутылку вермута - любой марки- и наклоняете ее над стаканом. Потом ставите бутылку на полку и приноситестакан мне. Понятно? - Да, мадам. - Водянисто-холодные ново-английские глаза остановилисьна его матери, неспособные, казалось, к каким-либо проявлениям чувств. "Мыодиноки здесь", - подумал Джек, впервые до конца осознав это. _Б_о_ж_е_,именно _м_ы_. - Молодой человек? - Я бы выпил колы, - грустно ответил Джек. Официант ушел. Лили достала из сумочки пачку сигарет фирмы "ГербертТэрритун" (с детства, помнил Джек, она просила: "Достань мне мою Тэрритунс полки, сынок"), и закурила, выпустив одновременно три струйки дыма. Еще один камень на его сердце. Два года назад его мать вдруг бросилакурить. Джек с недоверием воспринял это: она курила всегда и скоро закуритснова. Но нет... Это произошло лишь три месяца назад в нью-йоркском отеле"Карлтон". - Ты снова куришь, мама? - спросил он. - Да, я курю капустные листья, - пошутила она. - Мне бы этого не хотелось. - Почему бы тебе не включить телевизор? - перебила она снесвойственной ей поспешностью; губы матери были плотно сжаты. - Можетбыть, как раз показывают кого-нибудь из этих дерьмовых проповедников. Сядьи смотри, и чувствуй себя их братом во Христе. - Извини, - выдавил он с трудом. Тогда это был всего лишь Карлтон. Капустные листья. Но сейчас это"Тэрритун" - сигареты, где нижняя часть мундштука окрашена под фильтр, ноэто не фильтр. Он припомнил, как отец рассказывал кому-то, что курит"Винстон", а жена - "Черные легкие". - Тебе что-то померещилось, Джек? - спрашивала она его сейчас, смешнозажав сигарету между вторым и третьим пальцами правой руки. Он должен былотважиться и сказать: "Мама, я вижу, ты опять куришь "Тэрритун", - тывернулась к старому?" Ужасная боль пронзила его сердце, и ему захотелось плакать. - Нет, - ответил он. - Кроме этого места. Оно немного загадочное. Она огляделась и улыбнулась. Два других официанта - один толстый,другой худой, - оба в красных пиджаках с желтой эмблемой-омаром на спине,- стояли у входа в кухню, тихо беседуя. Вельветовые шторы над входом вобеденный зал отделяли кабинку, где сидели Джек с матерью. Перевернутыестулья украшали пустые столы. На дальней стене висела готическая гравюра,которая натолкнула Джека на воспоминание об "Умершем любимом" - фильме сучастием его матери. Она играла молодую, очень богатую женщину, вышедшуюзамуж за темную подозрительную личность вопреки воле родителей. Ееизбранник привез ее в большой дом на берегу океана и попытался довести добезумия. "Умерший любимый" был более или менее типичным для Лили фильмом -она снялась во многих черно-белых фильмах, где неплохие, но давно забытыеактеры разъезжали в "Фордах", н