Стивен Кинг. Бессонница---------------------------------------------------------------------------- © Stephen King "Insomnia" (1994)----------------------------------------------------------------------------Посвящается Тэбби... и Эду Куперу, знакомому с правилами игры. И в этоммоей вины нет.ПРОЛОГУХОД СТРАЖА СМЕРТИ (I)Старость - это остров, окруженный смертью. Хуан Монтальво "О Прекрасном"1Никто - и уж тем более доктор Литчфилд - не пришел к Ральфу Робертсу ине сказал, что его жена умирает; в конце концов Ральфу все стало ясно и безслов. Время между мартом и июнем показалось ему бесконечным, суетнымкошмаром - утомительна долгие беседы с врачами, нескончаемая вереницавечеров, проведенных у изголовья Кэролайн в клиниках, несметное количествопоездок в лечебные центры других штатов для проведения специальныхобследований (слава Богу, что хоть стоимость всех этих вояжей покрыламедицинская страховка Кэролайн), собственные изыскания в публичнойбиблиотеке Дерри: сначала в поисках ответов на то, что специалисты моглипроглядеть, затем просто в поисках надежды на ту последнюю соломинку, закоторую можно было бы ухватиться. Эти четыре месяца ассоциировались в сознании Ральфа с пьяным угаромкакого-то безумного карнавала - катающиеся на карусели вскрикивают отнеподдельного ужаса, блуждающие в зеркальном лабиринте, в его недрах, аобитатели Аллеи Ужасов фальшиво улыбаются, но в их глазах застыл жуткийстрах. Ральф начал замечать все эти вещи в начале мая, с приходом же июнястал понимать, что так называемые светила медицины - лишь жалкие знахари, ахор подбадривающих уверений уже не мог скрыть того факта, что изгромкоговорителей доносится похоронный марш. Это был карнавал, все правильно- карнавал погибших душ. В начале лета 1992 года Ральф продолжал отгонять от себя страшныевидения - и еще более ужасную мысль, кроющуюся за ними, - но по мере того,как июнь уступал место июлю, делать это стало практически невозможно. Надцентральным Мэном распласталось самое жаркое лето начиная с 1971 года, иДерри кипел в котле подернутого дымкой солнца, влажности и дневнойтемпературы, превышающей 90 градусов по Фаренгейту. Городок - даже в лучшиесвои времена вряд ли претендующий на титул суматошного мегаполиса - впал вполнейший ступор, и именно в этой тишине Ральф Робертс впервые услышалпостукивание посоха Стража Смерти и понял, что в промежутке между прохладнойзеленью июня и прожаренной неподвижностью июля слабенькие шансы Кэролайнпревратились в ничто. Ей суждено было умереть. Может быть, не этим летом -врачи уверяли, что у них в запасе еще осталась парочка трюков, и Ральф несомневался в этом, - но уж осенью или зимой наверняка. Его давний и верныйдруг, единственная женщина, которую он беззаветно любил, умирала. Он пытался отбросить саму мысль о возможности подобного, называя себяотвратительным старым идиотом, но в задыхающейся тишине этих длинных знойныхдней Ральф всюду слышал приближающееся постукивание неотвратимого -казалось, даже от стен исходило дыхание смерти. Но еще сильнее это постукивание слышалось в самой Кэролайн, и, когдаона поворачивала к нему свое спокойное бледное лицо - то обращаясь спросьбой сделать радио погромче, чтобы послушать передачу, пока она чиститбобы на ужин, то спрашивая, не сходит ли он в "Красное яблоко", чтобы купитьей эскимо, - Ральф видел, что она тоже знает об этом присутствии. Он замечал это знание в ее темных глазах поначалу только тогда, когдаКэролайн смотрела на него ясно и прямо, но позже он научился распознаватьего и в ее затуманенном от принимаемых обезболивающих взгляде. К томувремени поступь смерти стала уже слишком явной, и, лежа в постели рядом вэти жаркие летние ночи, когда даже простыня казалась десятипудовой, а всесобаки Дерри выли на луну, Ральф прислушивался к постукиванию Стража Смерти,стучащего внутри Кэролайн, и ему казалось, что сердце его вот-вот разорветсяот горя и страха. Сколько еще придется страдать Кэролайн, прежде чемнаступит конец? Сколько еще придется страдать ему самому? И как же он сможетжить без нее? Именно в этот исполненный неизвестности период Ральф стал совершатьтакие длительные, изматывающие прогулки в жаркие, тягучие летние сумерки,что часто, вернувшись домой, не находил в себе сил даже поужинать. Оножидал, что Кэролайн станет бранить его за то, что он пропадает Бог вестьгде, выговаривая: "Наступит ли этому конец, старый дурак? Ты же убьешь себя,если будешь разгуливать в такую жару!" Но она не делала ничего подобного, ипостепенно пришло понимание, что Кэролайн даже не отдает себе отчета в том,что происходит в действительности. О том, что он отлучается - да, об этомона знала. Но только не о всех тех милях, которые он одолевал, и не о том,что, возвращаясь домой, он нередко дрожал от изнеможения и перегрева насолнце. Когда-то Ральфу казалось, что Кэролайн замечает все, даже малейшееизменение места пробора в его прическе. Но все прошло; опухоль мозга лишилаее наблюдательности точно так же, как вскоре она же лишит Кэролайн и жизни. И поэтому он бродил, наслаждаясь зноем, несмотря на то, что иногда отэтого все плыло перед глазами, а в ушах появлялся неприятный звон;наслаждаясь в основном потому, что от жары у него звенело в ушах; иногдацелыми часами в голове стучало так яростно, что Ральф перестал слышатьприближающиеся шаги Стража Смерти Кэролайн. Он очень много бродил по Дерри в тот знойный июль - узкоплечий, седой,лысеющий старик с огромными руками, все еще способными к тяжелой работе. Онбрел от Уитчхэм-стрит к Барренс-стрит, от Канзас-стрит к Нейболт-стрит, отМейн-стрит к Мосту Поцелуев, но чаще всего ноги сами уводили его на запад отГаррис-авеню, на которой все еще красивая и столь любимая им КэролайнРобертс в мареве головной боли и морфия теперь доживала свой последний год. Ноги уносили его в сторону аэропорта. Он шел по дороге - по пути непопадалось ни единого деревца, в тени которого можно было бы укрыться отбезжалостного солнца, - пока не начинал чувствовать, как ноги перестаютслушаться и подгибаются от усталости, и только тогда Ральф поворачивалобратно. Частенько он отдыхал в тени площадки для пикников, неподалеку отслужебного въезда на летное поле, ожидая, когда же придет второе дыхание. Вечерами эта площадка становилась местом тусовки подростков,наполненным грохотом рэпа, доносящегося из колонок переносных магнитофонов,но в дневное время она служила пристанищем группы людей, которую БиллМак-Говерн, друг Ральфа, окрестил Сборищем Старых Кляч Гаррис-авеню. Старые Клячи собирались здесь, чтобы поиграть в шахматы, выпить джина,просто поболтать. Многих Ральф знал не один год (со Стэном Эберли; например,он учился в школе), и ему было уютно среди них... Пока они не становилисьслишком назойливыми. Хотя вряд ли их можно было назвать таковыми. Это былиянки, воспитанные в традициях старой морали, полагающие, что то, о чемчеловек не считает нужным говорить, является только его делом - и ничьимбольше. Именно в одну из таких прогулок Ральф впервые осознал, что с ЭдомДипно, проживающим с ним на одной улице, происходит что-то неладное.2В тот день Ральф прошел гораздо больше, чем обычно, возможно потому,что грозовые облака стерли солнце и над Дерри повеяло прохладой. Ральф впалв некое подобие транса, ни о чем не думал, ни на что не смотрел, кромепыльных носков своих туфель, когда четырехчасовой самолет из Бостона, идя напосадку, стремительно пролетел у него над головой, и хриплый вой реактивныхдвигателей мгновенно вывел Ральфа из состояния апатии. Он смотрел, как самолет пролетел над старой трамвайной колеей иограждением, отмечающим границы аэропорта, смотрел, как тот приблизился квзлетно-посадочной полосе, выпустив голубые струйки дыма, когда шассикоснулись земли. Ральф взглянул на часы, отметив про себя, что самолетопоздал, затем посмотрел на ярко-оранжевую крышу заведения Говарда Джонсона,располагавшегося чуть дальше по дороге. Да, в состоянии транса он прошелболее пяти миль, даже не заметив, как быстро пролетело время. "ВремяКэролайн", - пробормотал внутренний голос. Да, да; время Кэролайн. Она дома и теперь отсчитывает минуты, чтобыпринять дарвон, а мужа нет, он ушел так далеко... Он почти на полпути кНьюпорту. Ральф посмотрел вверх и впервые по-настоящему увидел пурпурно-синюшныемолнии, прорезающие небо над аэропортом. Вовсе не обязательно, что пойдетдождь, по крайней мере не сейчас, но если дождь все-таки пойдет, оннепременно вымокнет, а укрыться можно только на площадке для пикников увзлетно-посадочной полосы N3, да и там лишь ветхая беседка, в которой никудане деться от неистребимого пивного запаха. Ральф еще раз взглянул на оранжевую крышу, затем, сунув руку в правыйкарман, нащупал пачку счетов, перехваченных маленьким серым зажимом,подаренным Кэролайн к его шестидесятилетию. Никто не удерживал Ральфа от того, чтобы дойти до заведения ГовардаДжонсона и вызвать такси... Кроме, пожалуй, мысли о том, каким взглядомможет одарить его таксист. Глупый старик, могут сказать глаза в зеркалозаднего обзора. Глупый старик, зашедший дальше, чем следовало, в такойжаркий день. Если бы ты плавал, то наверняка утонул бы. "Это паранойя, Ральф", - сообщил ему внутренний голос, и теперь егокудахтающий, несколько покровительственный тон заставил Ральфа вспомнить оБилле Мак-Говерне. Что ж, может и так. В любом случае он положится на удачу и вернетсядомой пешком. "А что, если это будет не просто дождь? Прошлым летом в августе выпал такой град, что повыбивало почти всестекла в домах западной части города". - Пусть будет град, - произнес вслух Ральф. - Меня не так-то легкоподмять под себя. Ральф медленно направился к городу, вздымая носками туфель легкиеоблачка пыли. С запада, оттуда, где громоздились тучи, донеслись первыераскаты грома. Солнце, хотя и прикрываемое тучами, все еще отказывалосьсдаваться без борьбы; оно окрашивало края надвигающихся туч вослепительно-желтые тона и светило в случайные просветы в облаках, словномощный софит. Ральф испытывал радость от того, что решил вернуться пешком, несмотряна усталость в ногах и ноющую боль в пояснице. "По крайней мере хоть что-то, - подумал он. - Уж сегодня ночью янаверняка буду спать. Спать как убитый". Взлетное поле - акры высохшей бурой травы с вросшими в нее ржавымитрамвайными рельсами, оставшимися здесь, словно следы давней катастрофы, -теперь находилось слева от него. Вдалеке за проволочной сеткой огражденияему был виден "Юнайтед-747" размером с игрушечный самолетик, направлявшийсяк терминалу, принадлежащему двум авиакомпаниям - "Юнайтед" и "Дельта".Взгляд Ральфа остановился еще на одном средстве передвижения - это былавтомобиль, отъезжавший от главного авиационного терминала, расположенногона этом краю поля. Машина направлялась к служебному выезду", ведущему наГаррис-авеню. В последнее время Ральф часто наблюдал за въезжающими ивыезжающими оттуда машинами; площадка для пикников, где собирались СтарыеКлячи Гаррис-авеню, находилась ярдах в семидесяти от этого места. В приближающейся машине Ральф узнал "датсун", принадлежащий Эду и ЭленДипно... И вдруг понял, что автомобиль действительно движется. Ральф ступил на обочину, не осознавая, что беспокойно сжимает кулаки,пока маленькая коричневая машина подъезжала к закрытым воротам. Для тогочтобы открыть ворота снаружи, необходима специальная карточка-ключ; изнутриже всю работу выполнял фотоэлемент. Однако последний установлен близко кворотам, слишком близко, а на скорости, с которой ехал "датсун"... В самыйпоследний момент (или Ральфу это только показалось) коричневая машина резкозатормозила, из-под колес взметнулось облачко голубого дыма, напомнив Ральфунедавнюю посадку самолета, и, когда ворота начали медленно открываться,кулаки Ральфа разжались. С водительской стороны в окне появилась рука и яростно замахала,пытаясь, очевидно, таким образом убедить ворота открыться побыстрее. Действие настолько абсурдное, что Ральф улыбнулся. Однако улыбка почтисразу умерла. Освежающий ветерок с запада, откуда надвигались грозовые тучи,донес пронзительный крик водителя "датсуна": - Сукин сын! Ублюдок! Поцелуй меня в задницу! Пошевеливайся! Быстрее, дырка от бублика! Пугало огородное! Крыса ты дохлая! - Не может быть, что это Эд Дипно, - пробормотал Ральф. Он снова пошел,даже не осознавая этого. - Не может быть. Эд работал химиком-исследователем в лабораториях Хокинга воФреш-Харборе, это был самый добрый и учтивейший молодой человек, какогоРальф когда-либо встречал. Им с Кэролайн очень нравилась Элен - жена Эда, аих малышку Натали они просто обожали. Появление Натали было одним изнемногих событий, которое могло отвлечь Кэролайн от ее теперешнегосостояния, и, чувствуя это, Элен частенько брала девочку с собой. Эд никогдане возражал. Ральф знал о существовании мужей, которых раздражало, если их женыбегали к старикам-соседям всякий раз, когда младенец делал что-то новое; ауж если один из этих стариков болен... Ральфу казалось, что Эд не сможетзаснуть всю ночь, если вынужден будет послать кого-то к черту, но... - Ах ты старый козел! Да откроешься ли ты когда-нибудь?! Вонючийублюдок! Но голос действительно принадлежал Эду. Даже на расстояниидвухсот-трехсот ярдов трудно было ошибиться. Теперь водитель "датсуна" жал на акселератор, как ребенок, давящий нарычаг в автомате по измерению силы в ожидании, что вот-вот зажжется зеленаялампочка. Из выхлопной трубы вылетали клубы дыма. Как только воротаприоткрылись для проезда, "датсун" с грохотом проскользнул в зазор, и Ральфнаконец-то смог увидеть водителя. Тот находился достаточно близко, так чтоместа для сомнений не оставалось: все правильно, за рулем Эд. "Датсун" подпрыгивал на кочках немощеного отрезка дороги между воротамии шоссе. Прозвучал резкий гудок, и Ральф успел заметить, как синий"форд-рейнджер", направлявшийся на запад, вильнул в сторону, пытаясьизбежать столкновения с "датсуном". Водитель пикапа слишком поздно заметилопасность, а Эд, очевидно, вообще ничего не увидел (лишь намного позднееРальф стал подозревать, что Эд специально пошел на таран "форда"). Взвизгнули тормоза, последовал глухой удар крыла "датсуна" о бок"форда". Пикап въехал на разделительную линию между встречными полосамишоссе. Смятый капот "датсуна" раскрылся. Стекло разбитых фар посыпалось наасфальт. А мгновение спустя обе машины замерли посередине дороги,переплетясь наподобие сюрреалистической скульптуры. Ральф, остолбенев, наблюдал, как под "датсуном" разливается лужабензина. За почти семьдесят лет ему довелось быть свидетелем несколькихдорожных столкновений, по большей части незначительных, и всякий раз егопоражала стремительность происходящего и то, насколько мало было в этомдраматизма. Как непохоже на кино, где камеры могут замедлять действие, илина видео, где можно, если возникнет такое желание, снова и снова смотреть,как машина срывается с обрывала жизни это всего лишь серия размытых образов,за которой следует быстрая комбинация звуков: визг колес, глухой звуккорежущегося металла, рассыпной дождь стекла. А затем voila - tout fini.Существовал даже некий протокол для событий подобного рода: Как Человек Должен Вести Себя При Столкновении. Конечно, подобныйритуал просто необходим, размышлял Ральф. Каждый день в Дерри происходилооколо дюжины таких столкновений, а уж зимой, когда выпадал снег истановилось холодней, возможно, раза в два больше. Выходишь из машины,встречаешь второго участника в точке столкновения двух машин (где тезачастую еще и переплелись), смотришь и качаешь головой. Иногда - новообще-то за редким исключением почти всегда - эта фаза встречи отмеченаэкспрессивной перепалкой: определяется вина (довольно грубо), мастерствокаждого водителя ставится под сомнение, звучат угрозы судебногоразбирательства; однако Ральф считал, что на самом деле водители лишьпытаются сказать друг другу: "Послушай, дурак, ты же напугал меня до смерти!" Последним па в этомкоротком танце являлся Обмен Священными Заверениями - обычно именно в этотмомент водители начинают брать под контроль свои эмоции... Всегда ставя себев заслугу то, что никто не пострадал, как и в данном случае. Иногда водителидаже обмениваются рукопожатием. Ральф приготовился наблюдать за всем этим со своего места в стапятидесяти ярдах от точки столкновения, но как только распахнулась дверца"датсуна", он понял, что здесь все пойдет иначе - инцидент не только незакончился, но ждет своего продолжения. И уж определенно никто не станетпожимать руки в финале этого представления. Дверца автомобиля не просто открылась - она распахнулась. Выскочивший на дорогу Эд Дипно замер возле своей машины, его узкиеплечи квадратом застыли на фоне темнеющих облаков. Он был в потертых джинсахи футболке, и Ральф отметил, что никогда прежде не видел Эда иначе, чемзастегнутым на все пуговицы. И еще что-то было намотано вокруг шеи Эда:нечто белое и длинное. Шарф? Да, похоже на шарф, но кто же станет надеватьшарф в такую жару? Эд стоял возле машины, глядя, казалось, во все стороны, кроме нужной. Яростные повороты его головы вызвали у Ральфа ассоциацию с петухом,оглядывающим свои владения в поисках захватчиков и чужаков. Но что-то в этомсходстве вызвало беспокойство Ральфа. Никогда прежде он не видел Эда таким;скорее всего, поэтому Ральф и встревожился, однако его волновало и кое-чтодругое. Истина же была проста: никогда и никого Ральф не видел в такомсостоянии. На западе прогрохотал гром, теперь уже громче. И ближе. Мужчина, выбравшийся из "форда", вдвое, а может, и втрое был крупнееЭда. Огромный живот свисал над ремнем его зеленых рабочих брюк; ( белойрубашки с распахнутым воротом выступали полукружия пота размером с тарелку.Бейсбольную кепку он сдвинул на затылок, чтобы лучше рассмотреть нахала,врезавшегося в его автомобиль. Лицо мужчины с тяжелой челюстью былосмертельно бледным, лишь на скулах горели яркие пятна, и Ральф подумал: "Даон первый кандидат на инфаркт. Находись я ближе, клянусь, увидел бы красныепрожилки у него на коже", - Эй! - крикнул толстяк, обращаясь к Эду. Голос,вырвавшийся из необъятной груди, звучал до абсурдности тонко, пронзительно.- Где это ты получал права? Эд немедленно повернул свою вертлявую голову в сторону голоса - какбудто именно этого звука он и ждал; так летит самолет, ведомый радаром, иРальф впервые увидел глаза Эда. Почувствовав, как в груди у него вспыхиваеттревога, он побежал в сторону столкновения. А в это время Эд направился кТолстяку в пропитанной потом рубашке и бейсбольной кепке. Он шел нанегнущихся ногах дерганой походкой, столь отличавшейся от его обычной легкойиноходи. - Эд! - крикнул Ральф, но освежающий бриз, теперь уже несущий с собойхолодок скорого дождя, казалось, отнес в сторону слова прежде, чем те былипроизнесены. Эд не обернулся. Ральф побежал быстрее, забыв о ноющей боли вногах и пояснице. В немигающих, широко открытых глазах Эда Дипно он увиделубийство. У Ральфа не было абсолютно, никакого опыта обоснования подобныхсуждений, но он не думал, что в оценке такого взгляда можно ошибиться; такпоглядывают друг на друга бойцовые петухи при нападении. - Эд! Постой, Эд!Это я, Ральф! Тот даже не оглянулся, хотя теперь Ральф находился так близко, что Эдпросто не мог не слышать его, несмотря на порывы ветра. А вот Толстякоглянулся, и Ральф заметил страх и неуверенность в его глазах. Затем Толстякснова повернулся к Эду и успокаивающе поднял руки. - Послушай, - начал он, - мы ведь можем поговорить... Это было все, чтоон успел сказать. Эд стремительно сделал еще один шаг, взмахнул кулаком -казавшимся особенно белым в быстро сгущающихся сумерках - и ударил Толстякав его более чем внушительную челюсть. Звук удара прозвучал, словно выстрелиз детского духового ружья. - Сколько человек ты уже убил? - спросил Эд. Толстяк прислонился ксвоему пикапу, рот его был открыт, глаза выпучены. Тем же быстрым, странным,скачущим шагом Эд вплотную приблизился к Толстяку, очевидно, игнорируя тотфакт, что водитель пикапа дюйма на четыре выше и фунтов на сто тяжелее его.Эд снова ударил верзилу. - Давай! Сознавайся, храбрец, - сколько человек ты уже убил? - Эд перешел на крик, тут же заглушенный первыми внушительнымираскатами грома. Толстяк оттолкнул Эда - жест не агрессии, но простого испуга, - и тототлетел назад, ударившись о покореженный капот своего "датсуна", однакосразу же ринулся назад, сжав кулаки, готовый наброситься на Толстяка,съежившегося возле своего "форда" в съехавшей набекрень кепке и выбившейсяиз брюк рубашке. В голове Ральфа пронеслось воспоминание - виденныйдавным-давно немой фильм, в котором братья Маркс изображали туповатыхмаляров, - и внезапно он ощутил прилив сочувствия к Толстяку, нелепому изапуганному до смерти. Эд же отнюдь не выглядел нелепо. Раскрытый в широком оскале рот инемигающие глаза делали его еще более похожим на бойцового петуха. - Я знаю, чем ты занимаешься, - прошипел он Толстяку. - Ты что жедумаешь, это все игрушки? Надеешься, что тебе и твоим дружкам-палачамудастся ускользнуть... И в этот момент подоспевший Ральф, пыхтя как паровоз,положил руку на плечо Эда. Жар под тонкой футболкой обескураживал; будторука его легла на раскаленную печь, а когда Эд обернулся, на какое-тонезабываемое мгновение Ральфу показалось, что он смотрит прямо в бушующеепламя. Никогда прежде не видел он такой абсолютной, беспричинной ярости вчеловеческих глазах, более того - даже не подозревал, что такая яростьвозможна. Импульсивно Ральф едва не отшатнулся, но, подавив в себе это желание,замер. Промелькнула мысль, что если сейчас он отступит, то Эд набросится нанего, как взбесившийся пес. Нелепо, конечно. Эд был химиком-исследователем,Эд был членом литературного клуба (из тех, кто изучает пудовые книги оКрымской войне), Эд был мужем Элен и отцом Натали. Черт, в конце концов, Эдбыл его другом... ... Вот только сейчас перед ним стоял вовсе не Эд, и Ральф сознавалэто. И вместо того, чтобы отступить, Ральф подался вперед, схватил Эда заплечи (такие горячие под тонкой тканью футболки, так невообразимо,мучительно обжигающие) и стал поворачивать его к себе, пока Эд не отвелвзгляд от Толстяка. - Эд, прекрати! - произнес Ральф громким, сильным и уверенным голосом,каким, по его глубокому убеждению, только и можно разговаривать с людьми,впавшими в истерику. - Все нормально! Просто успокойся! Эд, не сводивший остекленевших глаз с Толстяка, скользнул взглядом полицу Ральфа. Не такое уж большое достижение, однако Ральф почувствовалнекоторое облегчение. - Что это с ним? - спросил Толстяк. - Вам не кажется, что он сошел сума? - Уверен, с ним все в порядке, - ответил Ральф, хотя вовсе не былубежден в чем-либо подобном. Произнес он это сквозь зубы, не сводя глаз сЭда. Он не осмеливался отвести взгляд - этот контакт казался единственнойзацепкой, позволяющей ему удерживать парня, но зацепкой слишком хрупкой. -Обычное потрясение из-за случившегося. Ему нужно несколько секунд, чтобыуспо... - Спроси, что там у него под брезентом! - внезапно закричал Эд,указывая через плечо Ральфа. Сверкнула молния, и на какой-то миг малозаметные шрамы от юношеские прыщей Эда стали выпуклыми, превратившись вподобие странной рельефной карты. Прогремел гром. - "Эй, эй, Сьюзен Дэй! -пропел Эд высоким детским голосом, от которого у Ральфа мурашки поползли потелу. - Сколько ты убила детей?" - Да никакое у него не потрясение, - заключил Толстяк. - Онсумасшедший. И когда приедет полиция, уж я позабочусь, чтобы его засадиликуда следует. Оглянувшись, Ральф увидел над кузовом пикапа голубой брезент,закрепленный ярко-желтой бечевкой. Под брезентом угадывались округлые формы. - Ральф? - прозвучал застенчивый голос. Он перевел взгляд влево иувидел Дорренса Марстеллара - девяностолетнего старейшего представителяСборища Старых Кляч Гаррис-авеню - тот стоял как раз позади грузовичкаТолстяка. Выдубленными временем руками Дорренс скручивал и раскручивалкнижку, как бы проверяя переплет на крепость. Ральф предположил, что этосборник стихов - единственное, что читал Дорренс. А может, он и не читалвовсе; возможно, ему просто нравилось держать книги в руках и рассматриватьизящно сложенные строки. - Ральф, в чем дело? Что происходит? И снова вспышка молнии, пурпурно-белое ворчание. Дорренс неуверенновзглянул вверх, как бы желая там найти ответ на то, где он находится, кто онтакой и что именно он видит. Ральф вздохнул. - Дорренс... - начал былоРальф, но тут Эд бросился на него, словно дикий зверь, ненадолгоутихомирившийся только для того, чтобы собраться с силами. Ральф успелувернуться, толкнув Эда на искореженный капот "датсуна". Его охватила паника и неуверенность в том, как именно поступать дальше.Слишком многое происходило одновременно. Ральф чувствовал, как под егохваткой яростно гудят мышцы рук Эда, как будто тот умудрился проглотитьмолнию, только что перерезавшую небо. - Ральф? - окликнул его Дорренс тем же тихим, но уже озабоченнымголосом. - На твоем месте я бы не стал больше прикасаться к нему. Я и такуже не вижу твоих рук. Отлично. Еще один сумасшедший. Как раз то, что нужно. Ральф взглянул насвои кисти, затем на старика: - Что ты плетешь, Дорренс? - Твои руки. Я их не вижу... - Здесь не место для тебя, Дор, - почемубы тебе не убраться отсюда? При этих словах старик немного приободрился. - Да! - произнес он тоном человека, которому только что открыласьвеликая истина. - Именно так мне и следует поступить. - Не успел онповернуться, как снова раздались раскаты грома, старик поежился и прикрылсвоей книжкой голову. Ральф успел прочитать оттиснутое ярко-красными букваминазвание: "Предпочтения щеголя", - Тебе следует сделать то же самое, Ральф.Не стоит вмешиваться в дела Лонг-таймеров продолжительный и time - время. Неологизм, используемый С. Кингом в его своеобразной философской концепции бытия. Далеевстречаются shorttimer (короткий, краткосрочный), all-timer (от англ. all -весь, все) и old-timer (от англ. old - старый).>. От этого можно толькопострадать. - Что это ты... Не дав Ральфу договорить, Дорренс развернулся ипоковылял в направлении площадки для пикников, седые волосы, напоминающиепушок новорожденного, ерошило ветром - спутником надвигающейся грозы. Итак, одна проблема решена, но успокаиваться было рановато. Дорренс временно отвлек внимание Ральфа от Эда, и теперь парень сновазлобно поглядывал на Толстяка. - Грязный ублюдок! - выкрикнул он. - Имел я твою мать! Толстяк насупился: - Что-о? Взгляд Эда снова метнулся к Ральфу - кажется, теперь он узнал соседа. -Спроси-ка, что у него там под брезентом? - закричал Эд. - Оаставь этогоубийцу показать тебе это! Ральф взглянул на Толстяка: - И что же у вас там такое? - А тебе какоедело? - парировал тот, стараясь придать голосу язвительность иагрессивность. Он попытался поймать взгляд Эда Дипно и на всякий случайсделал два робких шажка в сторону. - Мне никакого, а вот ему это нужно, - ответил Ральф, слегка поведяголовой в сторону Эда. - Просто помоги мне успокоить его, ладно? - Ты его знаешь? - Убийца! - снова крикнул Эд и на этот раз так рванулся из рук Ральфа,что тому пришлось отступить на шаг. Ко всему прочему происходило что-то еще.Ральфу показалось, что пугающе пустой взгляд Эда становится осмысленным.Теперь в его глазах было больше Эда, чем прежде... Или, возможно, Ральфпросто принимал желаемое за действительное. -Убийца! Убийца младенцев! - Господи, бред собачий, - пробормотал Толстяк, но, подойдя к кузову,развязал один из узлов и отвернул угол брезента. В кузове стояло четыредеревянных бочонка с надписью "ОТ СОРНЯКОВ". - Органическое удобрение, -пояснил Толстяк, переводя взгляд с Эда на Ральфа, затем снова на Эда. Ондотронулся до козырька кепки с эмблемой общества садоводов. - Целые днинапролет я вожусь с цветочными клумбами в Джунипер-Хилл. Это психиатрическаялечебница на окраине Дерри... Где тебе не мешало бы отдохнуть, дружок. - Удобрение? - произнес Эд, как бы спрашивая самого себя. Левой рукойон потер висок. - Удобрение? - Он спрашивал так, будто речь шла о простом,но вызывающем сомнение научном открытии. - Удобрение, - подтвердил Толстяк, поворачиваясь к Ральфу, и добавил: - У этого парня с головой не все в порядке. Вы согласны? - Просто он сбит с толку, - смущенно ответил Ральф, наклоняясь ккузову. Он постучал по крышке бочонка, затем повернулся к Эду. - Бочонки судобрением, - сказал он. - Теперь ты доволен? Ответа не последовало. Медленно подняв вверх правую руку, Эд сталтереть второй висок. Он был похож на страдающего невыносимой мигренью. - Теперь ты доволен? - Ральф мягко повторил свой вопрос. Эд на мгновение прикрыл глаза, а когда снова открыл их, Ральф заметил вних влажный блеск, словно от подступивших слез. Эд осторожно облизнул языкомсначала один уголок рта, затем другой. Кончиком шелкового шарфа он вытерлоб, при этом Ральфу стали видны вышитые по краю шарфа китайские иероглифы. - Мне кажется... Возможно... - начал было Эд, но тут же замолчал. Зрачки его снова расширились, и взгляд приобрел то прежнее выражение,которое так не понравилось Ральфу. - Дети! - резко выкрикнул он. -Ты слышишьменя? Младенцы! Ральф снова прижал его к машине уже в третий или четвертый раз онсбился со счета. - О чем ты говоришь, Эд? - Внезапно в голове у Ральфа вспыхнуло: -Что-то случилось с Натали? Ты беспокоишься о Натали? Хитроватая, коварная ухмылка искривила губы Эда. Он посмотрел мимоРальфа на Толстяка: - Значит, удобрение? Что ж, если это так, ты ведь не станешь возражатьи откроешь один из бочонков? Толстяк беспокойно взглянул на Ральфа. - Парню нужен доктор, - промямлил он. - Не исключено. Но мне показалось, что он успокаивается... Можешь ли тыоткрыть один из бочонков? Возможно, от этого ему станет легче. - Конечно, в чем проблема? Назвался груздем - полезай в кузов. Еще одинвсплеск молнии, еще один раскат грома - на этот раз будто прокатившийся повсему небу, - и первая холодная капля дождя упала на потную шею Ральфа. Полевую руку от него Дорренс Марстеллар, стоя возле площадки для пикников скнигой в руках, встревоженно смотрел на всю троицу. - Кажется, сейчас хлынет как из ведра, - поежился Толстяк, - а я немогу допустить, чтобы все это добро намокло, иначе начнется химическаяреакция. Так что смотрите быстрее. - Просунув руку между бочонками, ондостал ломик. - Должно быть, я такой же сумасшедший, как и он, раз делаюэто, - сообщил водитель Ральфу. - Я ехал домой, думая о своем. А он сбилменя. - Давай, действуй, - перебил его Ральф. - Это займет не больше секунды. - Да, - кисло протянул Толстяк, поддевая плоским концом ломика крышкуближайшего бочонка, - но воспоминаний хватит на всю оставшуюся жизнь. Именнов этот момент снова прогрохотал гром, и Толстяк не услышал того, чтопроизнес Эд Дипно. Ральф, однако, услышал, и у него свело желудок. - Эти бочонки набиты мертвыми младенцами, - поделился своим мнением Эд.- Вот увидишь. В голосе Эда было столько убежденности, что пока Толстяк открывалкрышку бочонка, Ральф почти ожидал увидеть переплетенный клубок рук, ног ималеньких безволосых головок. Вместо этого его взору предстала смесь белогои коричневого порошка. Из бочонка пахнуло то ли торфом, то ли химикатами. - Ну что? Теперь ты удовлетворен? - спросил Толстяк, снова обращаясь кЭду. - В конце концов, я же не Рей Джуберт и не этот маньяк Дамер. Так чтоскажешь? На лице Эда появилось виноватое выражение, а когда в очередной разпрогремел гром, он весь как-то съежился. Наклонившись вперед, молодойчеловек протянул руку к бочонку, затем вопросительно взглянул на Толстяка. Ральфу показалось, что тот кивнул почти сочувственно: - Конечно, потрогай, я не возражаю. Но если пойдет дождь, когда тыбудешь держать это в руке, запляшешь не хуже Джона Траволты голливудский киноактер и танцор.>. Оно сильно жжет. Эд запустил руку в бочонок, зачерпнул немного смеси и просеял ее сквозьпальцы. Он ошеломленно посмотрел на Ральфа (была в его взгляде и долязамешательства), а затем погрузил руку по самый локоть. - Эй, - испуганно закричал Толстяк. - Это же не коробка с крекерами! Намгновение хитрая ухмылка снова появилась на лице Эда - она, казалось,говорила: "Я знаю трюк и получше этого". - а затем ее опять смениларастерянность, когда он не обнаружил ничего, кроме удобрения. Эд вытащил руку из бочонка - испачканную, пахнущую химической смесью.Еще одна молния сверкнула над взлетным полем, за ней последовалоглушительный раскат грома. - Сотри это, пока не пошел дождь, - посоветовал Толстяк. Через опущенное стекло своего "форда" он достал пакет салфеток, вынулпару и передал Эду - тот, словно во сне, стал стирать смесь с рук. А Толстякв это время закрыл крышку, вставив ее на место одним ударом огромногокулачища, и бросил быстрый взгляд на темнеющее небо" Когда Эд коснулсярукава его белой рубашки, мужчина напрягся, беспокойно взглянув на парня. - Кажется, я должен извиниться, - произнес Эд, и впервые тон его Глава первая1Спустя месяц после смерти жены Ральф Робертс впервые в жизни сталстрадать бессонницей. Поначалу проблема казалась не слишком серьезной, однако положениепостоянно ухудшалось. Спустя полгода после первого нарушения в его прежденичем не примечательном цикле сна и бодрствования