Стивен Кинг. Пляска смерти---------------------------------------------------------------------------- © Stephen King "Danse Macabre" (1981) © Перевод с английского О.Колесникова OCR: Рудченко О.С.----------------------------------------------------------------------------АнонсВы знаете Стивена Кинга - "короля ужасов"? Безусловно. Вы знаетеСтивена Кинга - резкого, бескомпромиссного, умного постмодерниста? Возможно.Но - есть и другой Стивен Кинг. Стивен Кинг - блестящий, живой,непосредственный автор истории "черного жанра" от самых его истоков - и досамых одиозных, масс-культурных его проявлений. Перед вами - буквально "все,что вы хотели знать об ужасах, но боялись спросить". А еще перед вами -бесконечно оригинальное литературное произведение, абсолютно и решительно невписывающееся НИ В КАКИЕ ВАШИ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ О СТИВЕНЕ КИНГЕ. Не верите?Прочитайте - и убедитесь сами!Очень легко - может быть, слишком легко - делать посвящение мертвецам.Эта книга посвящается шести великим писателям ужасов, которые еще живы:Роберт Блох Хорхе Луис Борхес Рэй Брэдбери Фрэнк Белкнап Лонг Дональд Уондри Мэнли Уэйд УэллманВходи, путник, на свой страх и риск: здесь водятся тигры- Какой самый отвратительный поступок вы совершили ? - Этого я вам не скажу, но могу рассказать о самом отвратительном извсего, что случалось со мной... О самом ужасном... Питер Страуб. "История с привидениями"Нас ждет вечеринка, но нужно миновать стражу снаружи... Эдци Кохрен. "Заходите все"ПРОЛОГКнига, которую вы держите в руках, возникла благодаря телефонномузвонку в ноябре 1978 года. В то время я преподавал литературное мастерство ивел несколько курсов в Мэнском университете в Ороно, а в свободное времядоделывал черновой вариант романа "Воспламеняющая взглядом" - к настоящемувремени он уже опубликован. Мне позвонил Билл Томпсон, который в 1974 - 1978годах издал мои первые пять книг: "Кэрри", "Жребий", "Сияние", "Ночнаясмена" и "Противостояние". Но, что гораздо важнее, Билл Томпсон, бывший в тупору редактором в "Даблдэй", оказался первым человеком, связанным сиздательскими кругами Нью-Йорка, который с интересом прочел мои ранние, ещене опубликованные, произведения. Он явился для меня тем самым важнейшимпервым контактом, которого начинающие авторы ждут, на который надеются - икоторый так редко находят. После "Противостояния" наши пути с "Даблдэй" разошлись, ушел оттуда иТомпсон - он стал старшим редактором в "Эверест Хаус". За годы нашегосотрудничества мы сделались не только коллегами, но и друзьями, поэтому нетеряли друг друга из виду, время от времени обедали вместе.., ну и выпивали.Лучшая попойка случилась у нас во время бейсбольного матча всех звезд в июле1978 года: мы смотрели его на большом телеэкране поверх рядов пивных кружекв каком-то нью-йоркском баре. Над прилавком висело объявление "Счастливыечасы для ранних пташек с 8 до 10 утра, в это время вдвое дешевле". Когда яспросил у бармена, что за люди приходят с восьми до десяти утра, чтобывыпить "коллинз" с ромом или джин, он злобно посмотрел на меня, вытер руки офартук и ответил: "Парни из колледжа.., такие, как ты". И вот в этот ноябрьский вечер, вскоре после Хэллоуина, Билл позвонилмне и сказал: "Слушай, а почему бы тебе не написать книгу о феномене жанраужасов, как ты его себе представляешь? Романы, кинофильмы, радио,телевидение - все в целом. Если хочешь, поработаем вместе". Предложение показалось мне одновременно заманчивым и пугающим.Заманчивым потому, что время от времени меня спрашивали, что заставляет меняоб этом писать, а людей - читать и ходить в кино. Парадокс: люди платятденьги за то, чтобы чувствовать себя некомфортно. Я разговаривал на эту темусо многими своими студентами и написал немало слов (включая довольно длинноепредисловие к моему собственному сборнику рассказов "Ночная смена"), и мысльо том, чтобы вынести наконец Окончательный Вердикт, привлекала меня. Яподумал, что потом запросто смогу уходить от надоевших вопросов, простосказав: "Если хотите знать мое мнение о жанре ужасов, прочтите книгу,которую я написал на эту тему. Это мой Окончательный Вердикт по делу обужасах". Пугало же меня это предложение тем, что мне уже виделась работа,растягивающаяся на годы, десятилетия, столетия. Если начать с Гренделя и егоматери, то даже в виде сжатого приложения к "Ридерз дайджест" мой труд занялбы четыре солидных тома. Но Билл возразил, что можно ограничиться последними тремядесятилетиями, сделав лишь несколько отступлений к основам жанра. Я обещалподумать и принялся думать. Думал я долго и напряженно. Раньше мне неприходилось писать нехудожественные книги, и это меня тоже пугало. Внушаластрах и мысль о необходимости говорить правду. Художественная литература -это, что ни говори, нагромождение одной лжи на другую.., поэтому, кстати,пуритане никогда не могли с ней смириться. Если вы сочиняете и чувствуете,что застряли, всегда можно придумать что-то другое или вернуться нанесколько страниц и что-нибудь изменить. А вот с нехудожественной книгойприходится утомительно проверять все факты, следить, чтобы не было ошибок вдатах, чтобы все фамилии были написаны верно.., а хуже всего, что этоозначает "выставляться". Романист, в конце концов, скрыт от читателей; вотличие от музыканта или актера он может пройти по улицам, и никто его неузнает. Созданные им Панч и Джуди котором действуют постоянные персонажи: шут-неудачник Панк и его женаДжуди.> выступают на сцене, а сам он остается невидимкой. Но тот, ктоотходит от вымысла, становится слишком заметен. И все же идея казалась весьма привлекательной. Я начинал понимать, чточувствуют чудаки в Гайд-парке ("чокнутые", как называют их наши британскиебратья), взгромождаясь на фанерные ящики. Мне уже виделись сотни страниц, накоторых я смогу изложить свои излюбленные гипотезы: "И мне еще за этозаплатят!" - воскликнул он, потирая ладони и безумно хихикая". Я представлялсебе курс, который буду читать в следующем семестре. Назову его "Особенностилитературы о сверхъестественном". Но больше всего меня радовала возможностьпоговорить о жанре, который люблю. Мало кто из авторов модных книг ееполучает. Что касается курса "Особенности литературы о сверхъестественном"... Втот ноябрьский вечер, когда позвонил Билл, я сидел на кухне и, попивая пиво,прикидывал его программу; а вслух говорил жене, что скоро мне предстоитвести длинные разговоры с множеством людей о предмете, в котором я прежденаходил свой путь на ощупь, словно слепой. Хотя многие из тех книг ифильмов, о которых пойдет речь в этой книге, сейчас изучают в университетах,я составлял свое мнение совершенно самостоятельно, и никакие учебники ненаправляли ход моих мыслей. Похоже, вскоре мне предстоит впервые узнатьистинную цену своих суждений. Эта фраза может показаться странной. Но ниже я сформулирую положение отом, что никто не может быть уверен в своих мыслях по тому или иному поводу,пока не запишет их на бумаге; кроме того, я считаю, что мы вообще плохопредставляем себе, что думаем, пока не изложим свои рассуждения переддругими, по крайней мере не менее разумными, людьми, чем мы сами. Поэтомуперспектива оказаться за кафедрой в университетской аудитории менябеспокоила, и я слишком много переживал по этому поводу во время во всехостальных отношениях замечательного отпуска на Сент-Томасе Виргинских островов в Вест-Индии.>, когда размышлял о роли смешного в"Дракуле" Стокера и об элементах паранойи в "Похитителях тел" Джека Финнея. После звонка Билла я начал думать, что если мои беседы (у меня нехватало смелости назвать их лекциями) в областиужасов-сверхъестественного-готического будут приняты хорошо - и мною, имоими слушателями, - то, возможно, книга на эту тему замкнет круг. В концеконцов я позвонил Биллу и сказал, что попробую написать книгу. И, каквидите, я ее написал. Все это я говорю к тому, чтобы поблагодарить Билла Томпсона, которомупринадлежит идея книги. Идея очень хорошая. Если вам понравится книга,скажите спасибо Биллу, это он ее придумал. А если не понравится, винитеавтора, который испортил отличную задумку. Благодарю также тех студентов - их было ровно сто, - которые терпеливо(а порой снисходительно) слушали, как развиваю перед ними свои мысли. Врезультате я не могу претендовать на авторство всех изложенных здеськонцепций, потому что в ходе обсуждения они модифицировались, уточнялись, аво многих случаях и полностью изменялись. Однажды на лекцию пришел Бертон Хетлен, профессор английской литературыиз Мэнского университета. В тот день я рассказывал о "Дракуле" Стокера, имысль Бертона о том, что ужас является важной частью того бассейна мифов, вкотором все мы купаемся, стала одним из кирпичей в фундаменте этой книги.Так что спасибо, Берт. Заслуживает благодарности и мой агент Кирби Макколи, любитель ужасов ифэнтези, добропорядочный гражданин Миннесоты, который прочел рукопись,указал на ошибки и поспорил с некоторыми выводами.., но больше всего япризнателен ему за один вечер в нью-йоркском отеле "Плаза", проведенном завыпивкой. В тот вечер он помог мне составить рекомендуемый список фильмовужасов 1950 - Г980 годов, который входит в приложение 1. Я в долг> передКирби и за многое другое, но пока ограничимся этим. В процессе работы над "Танцем смерти" я пользовался множествомисточников и постарался отметить благодарностью каждый, но здесь хочуназвать особенно ценные для меня: самую первую работу о фильмах ужасов -книгу Карлоса Кларенса "Иллюстрированная история фильмов ужасов";тщательный, эпизод за эпизодом, анализ содержания "Сумеречной зоны" (TheTwilight Zone) в "Старлоге" в основном фантастике в кино и на телевидении. Основан в 1976 году.>."Энциклопедию научной фантастики", составленную Питером Николсом, котораябыла особенно полезна для понимания (или попыток понять) смысла произведенийХарлана Эллисона и телесериала "Внешние ограничения" (The Outer Limits); атакже бесчисленное количество иных закоулков, куда мне приходилосьзабредать. Наконец, я хотел бы выразить благодарность писателям: Рэю Брэдбери,Харлану Эллисону, Ричарду Матесону, Джеку Финнею, Питеру Страубу, а вместе сними и Энн Риверс Сиддонс, которые любезно ответили на мои письма ипредоставили информацию о творческой истории своих произведений. Их голосапридают книге особую глубину, которой ей как раз не хватало. Пожалуй, все... Хочу только добавить: не думайте, что я считаю своюработу хоть в какой-то степени приближающейся к совершенству. Подозреваю,что, несмотря на тщательную проверку, в ней остается еще немало ошибок;надеюсь лишь, что они не слишком серьезны и их не чересчур много. Еслиобнаружите такие ошибки, то, надеюсь, вы напишете мне и укажете на них,чтобы я мог внести поправки в следующие издания. И, знаете, я надеюсь, книгавас позабавит. Читайте понемногу или все сразу - главное, с удовольствием. Вконце концов, для того она и написана, как и любой роман. Может быть, что-тозаставит вас задуматься, или улыбнуться, или рассердиться. Любая из этихреакций будет мне приятна. А вот скука - это ужасно. Для меня работа над этой книгой была одновременно тяжким бременем иудовольствием, в иные дни - неприятной обязанностью, в другие - приятнымвремяпрепровождением. В результате, наверное, вы обнаружите, что онанаписана неровно. Надеюсь только, что путешествие по ней для вас, как и дляменя, не останется бесполезным. Стивен Кинг^ ПРЕДИСЛОВИЕ К ИЗДАНИЮ В МЯГКОЙ ОБЛОЖКЕПримерно через два месяца после начала работы над "Пляской смерти" ярассказал одному приятелю с Западного побережья, который тоже любит книги ифильмы ужасов, чем я сейчас занят. Мне казалось, он будет рад. Но он бросилна меня полный ужаса взгляд и сказал, что я свихнулся. - Почему? - спросил я. - Угости пивом, и я тебе объясню, - ответил он. Я заказал ему пива. Онвыпил половину и доверительно наклонился ко мне через стол. - Это безумие, потому что фэны разорвут тебя в клочья, - сказал он. - Утебя будет сколько верных догадок, столько же и ошибок. И никто из этихпарней не погладит тебя по головке за верные выводы; зато за ошибки тебя постенке размажут. А как ты себе представляешь поиски исследовательскогоматериала по "Резне по-техасски с помощью механической пилы"? Куда тыполезешь? В "Нью-Йорк тайме"? Это просто смешно. - Но... - Одни скажут тебе одно, другие - другое. Черт побери, ты станешьрасспрашивать Роджера Кормана об актерах, которых он снимал в пятидесятыхгодах, и он наврет тебе с три короба, потому что снимал в три недели пофильму и они у него все перепутались! - Но... - Это еще не все. Из того, что написано об ужасах, половина - полнаячепуха, потому что те, кто любит этот жанр, такие же, как мы с тобой. Инымисловами, чокнутые. - Но... - На собственные воспоминания тоже можешь особенно не полагаться.Откажись-ка ты от этой затеи. Ты все испортишь, и фэны сожрут тебя живьем,потому что это фэны. Лучше напиши очередной роман. Только сначала купи мнееще пива. Пива я ему купил, но от этой затеи, как видите, не отказался. Однако,помня его слова, я включил в предисловие к первому изданию просьбу ко всемфэнам писать мне, если я в чем-то ошибся. Не скажу, что писем были миллионы,но все же мой пессимистичный друг оказался прав: я получил сотни писем. Иэто приводит нас к Деннису Этчисону. Деннис Этчисон - еще один любитель жанра ужасов с Западного побережья.Он небольшого роста, обычно при бороде и красив - но не набившей оскоминулатиноамериканской красотой, что вносит разнообразие. Кроме того, онотличается мягкой натурой, забавностью и глубокомысленностью. Он прочел уймукниг и видел кучу фильмов - а Деннис способен глубоко понять смыслпрочитанного или увиденного. К тому же он пишет фантастику, и если вы нечитали его сборник рассказов "Темная страна" (The Dark Country), значит, выпропустили одну из наиболее значительных книг в нашей области (кстатиговоря, в моей книге она не рассматривается, потому что издана после 1980года). Рассказы его не просто хороши; они все без исключения великолепны, ав некоторых случаях просто гениальны - как гениальна "Манящая красотка" (TheBeckoning Fair One) Оливера Ониона. В твердом переплете она напечатананебольшим тиражом, но скоро в издательстве "Беркли" она выйдет в мягкойобложке - и советую вам не идти, а бежать в ближайший книжный магазин, кактолько она поступит в продажу. К слову: мне никто не платил за эту рекламу;она идет от сердца. Так вот, Кирби Макколи подсказал мне, что Деннис - самый подходящийчеловек, чтобы исправить ошибки, допущенные в мягком издании "Танца смерти".Я спросил Денниса, не согласится ли он это сделать, и он согласился. Яотправил ему свою растущую с каждым днем пачку писем "вы здесь ошиблись""федеральным экспрессом". Не преувеличу, утверждая, что Деннис оказал мне -и всем, кого заботит точность даже в такой мрачной темнице, как жанр ужасов- неоценимую услугу. Это издание гораздо свободнее от ошибок, чем перваякнига, вышедшая в твердой обложке, и тем более предыдущее издание -"Беркли". Это заслуга Денниса Этчисона, которому помогала толпа фэнов. Яхочу, чтобы все об этом узнали, и хочу еще раз поблагодарить человека,который поправлял мне рубашку и расчесывал волосы. Леди и джентльмены, помогите Деннису Этчисону, как он помог мне. Стивен Кинг. Июнь. 1983г.Глава 1^ 4 ОКТЯБРЯ 1957 ГОДА, ИЛИ ПРИГЛАШЕНИЕ К ТАНЦУ1Впервые я пережил ужас - подлинный ужас, а не встречу с демонами илипризраками, живущими в моем воображении, - в один октябрьский день 1957года. Мне только что исполнилось десять. И, как полагается, я находился вкинотеатре - в театре "Стратфорд" в центре города Стратфорд, штатКоннектикут. Шел один из моих любимых фильмов, и то, что показывали именно его, а невестерн Рандольфа Скотта или боевик Джона Уэйна, оказалось вполне уместно. Втот субботний день, когда на меня обрушился подлинный ужас, была "Земляпротив летающих тарелок" (Earth vs. the Flying Saucers) Хью Марлоу, которыйв то время, вероятно, был больше известен по роли кокетливого и страдающегобезудержной ксенофобией приятеля Патриции Нил в фильме "День, когда Земляостановилась" (The Day the Earth Stood Still), чуть более старой и гораздоболее рациональной научно-фантастической картине. В "Дне, когда Земля остановилась" пришелец по имени Клаату (Майкл Реннив ярко-белом межгалактическом комбинезоне) сажает свое летающее блюдце наэспланаде посреди Вашингтона (блюдце, когда включен двигатель, светится, какпластмассовые фигурки Иисуса, которыми награждали в воскресной школе тех,кто вызубрил больше стихов из Библии). Клаату спускается по широкому трапу иостанавливается; на него глядят сотни пар испуганных глаз и сотни армейскихвинтовок. Момент, исполненный напряжения, такие моменты приятно вспомнить, иименно они на всю жизнь делают людей вроде меня поклонниками кинематографа.Клаату начинает возиться с какой-то штуковиной, похожей, насколько я помню,на приспособление для борьбы с сорняками, и скорый на руку мальчишка-солдатстреляет в него. Разумеется, как выяснилось, приспособление было подаркомпрезиденту. Никаких смертоносных лучей: всего лишь аппарат для лечения рака. Так было в 1951 году. А шесть лет спустя, в субботний день вКоннектикуте, поступки и внешность парней из летающих тарелок были кудаменее дружественными. В отличие от благородного и немного печального МайклаРенни в роли Клаату пришельцы из "Земли против летающих тарелок" напоминалистарые и исключительно злобные деревья с узловатыми сморщенными телами иморщинистыми старческими лицами. И не средство от рака для президента, подобно новому послу, приносящемудары стране, а лучи смерти, разрушение и всеобщую войну принесли они миру. Ивсе это, в особенности разрушение Вашингтона, было показано удивительнореалистично с помощью спецэффектов Рэя Харрихаузена, того самого, который вдетстве бегал в кино с приятелем по имени Рэй Брэдбери. Клаату приходит, чтобы протянуть руку дружбы и братства. Он предлагаетлюдям вступить в своего рода межзвездную Организацию Объединенных Наций -конечно, при условии, что мы расстанемся со своей неприличной привычкойубивать себе подобных миллионами. Ребята из "Земли против летающих тарелок"прилетели с целью завоевания, это была последняя армада с умирающей планеты,древней и алчной, ищущей не мира, а добычи. "День, когда Земля остановилась" относится к небольшой горстке истиннонаучно-фантастических фильмов. Древние чужаки из "Земли против летающихтарелок" - посланцы гораздо более распространенного жанра, жанра фильмаужасов. Здесь нет никакого вздора насчет "дара вашему президенту"; эти парнипросто высаживаются на мысе Канаверал и начинают уничтожать все вокруг. Между этими философиями и лежат семена ужаса, так мне представляется.Если существует силовая линия между этими двумя почти противоположнымиидеями, то ужас почти несомненно зарождается здесь. И вот как раз в тот момент, когда в последней части фильма пришельцыготовятся к атаке на Капитолий, лента остановилась. Экран погас. Кинотеатрбыл битком набит детьми, но, как ни странно, все вели себя тихо. Если выобратитесь к дням своей молодости, то вспомните, что толпа детишек умеетмножеством способов выразить свое раздражение, если фильм прерывается илиначинается с опозданием: ритмичное хлопанье; великий клич детского племени"Мы хотим кино! Мы хотим кино! Мы хотим кино!"; коробки от конфет, летящие вэкран; трубы из пачек от попкорна, да мало ли еще что. Если у кого-то счетвертого июля сохранилась в кармане хлопушка, он непременно вынет ее,покажет приятелям, чтобы те одобрили и восхитились, а потом зажжет и швырнетк потолку. Но в тот октябрьский день ничего похожего не произошло. И пленка непорвалась - просто выключили проектор. А дальше случилось нечто неслыханное:в зале зажгли свет. Мы сидели, оглядываясь и мигая от Яркого света, каккроты. На сцену вышел управляющий и поднял руку, прося тишины, - совершенноизлишний жест. Я вспомнил этот момент шесть лет спустя, в 1963 году, вноябрьскую пятницу, когда парень, который вез нас домой из школы, сказал,что в Далласе застрелили президента.2Если в том, что касается танца смерти, можно выявить некую суть илиистину, то она проста: романы, фильмы, телевизионные и радиопрограммы - дажекомиксы - всегда работают на двух уровнях. Первый уровень, так сказать внешний, - это когда Ригана рвет прямо насвященника, когда он мастурбирует с распятием в руке в "Изгоняющем дьявола"(The Exorcist), когда ужасное, словно вывернутое наизнанку чудовище из"Пророчества" (Prophecy) Джона Франкенхаймера разгрызает голову пилотавертолета, как тутси-поп мягкой начинкой.>. Первый уровень может быть достигнут с различнойстепенью артистизма, но он присутствует обязательно. Но на другом, более мощном уровне проявление ужаса - это поистинетанец, подвижный, ритмичный поиск. Поиск той точки, зритель или читатель,где вы живете на самом примитивном уровне. Ужас не интересуетсяцивилизованной оболочкой нашего существования. Так же, как и этот танецсквозь помещения, где собрано множество предметов мебели, каждый из них - мынадеемся! - символизирует нашу социальную приспособленность, нашпросвещенный характер. Это поиск иного места, комнаты, которая порой можетнапоминать тайное логово викторианского джентльмена, а иногда - камеру пытокиспанской инквизиции... Но чаще всего и успешней всего - простую грубую норупещерного человека. Является ли ужас искусством? На этом втором уровне его проявление ничеминым быть просто не может; он становится искусством уже потому, что ищетнечто, лежащее за пределами искусства, нечто, предшествующее искусству; ищетто, что я бы назвал критической точкой фобии. Хорошая страшная история ведетвас в танце к самым основам вашего существования и находит тайную дверь,которая, как вам кажется, никому не известна, но вы-то о ней знаете; АльберКамю и Билли Джоэл указывали, что Чужак заставляет нас нервничать... Но вглубине души нас тешит возможность встретиться с ним лицом к лицу. Пауки приводят вас в ужас? Отлично. Вот вам пауки в "Тарантуле"(Tarantula), в "Невероятно уменьшающемся человеке" (The Incredible ShrinkingMan) и в "Королевстве пауков" (Kingdom of the Spiders). А если крысы? Вромане Джеймса Херберта, который так и "называется - "Крысы", вы чувствуете,как они ползают по вашему телу.., и пожирают вас заживо. Змеи? Боязньзамкнутого пространства? Боязнь высоты? Или... Да все что угодно. Поскольку книги и фильмы входят в понятие массмедиа, за последниетридцать лет поле ужасного расширилось и теперь включает не только личныестрахи. За этот период (а в несколько меньшей степени и в течение семидесятипредшествующих лет) жанр ужаса отыскивал критические точки фобиинационального масштаба, и те книги и фильмы, которые пользовались наибольшимуспехом, почти всегда выражали страхи очень широких кругов населения ииграли на них. Такие страхи - обычно политические, экономические ипсихологические, а отнюдь не страх перед сверхъестественным - придают лучшимпроизведениям этого жанра приятный аллегорический оттенок, и это именно теаллегории, среди которых вольготнее всего чувствуют себя создателикинофильмов. Может быть, потому, что знают: если вышел прокол с началом,потом всегда можно вызвать из тьмы какое-нибудь чудовище. Вскоре мы вернемся в Стратфорд 1957 года, но вначале позвольтеупомянуть один из фильмов последних тридцати лет, очень точно нащупавшийкритическую точку. Это картина Дона Сигела "Вторжение похитителей тел"(Invasion of the Body Snatchers). Ниже мы обсудим и сам роман - у ДжекаФиннея, его автора, тоже найдется что сказать, - а пока давайте короткокоснемся фильма. Ничего ужасного в физическом смысле в сигеловской версии "Вторженияпохитителей тел" нет жуткая сцена. Это когда Доналд Сазерленд граблями разрывает лицо почтисформировавшегося стручка. Лицо "существа" разрывается с болезненнойлегкостью, как гнилой фрукт, и из него брызжет фонтан самой реалистичнойсценической крови, какую мне только доводилось видеть в цветном фильме. Наэтом моменте я съежился, зажал рукой рот и.., удивился, каким образом фильмпрошел в категорию "можно смотреть в присутствии родителей". - Примеч.автора.>, нет никаких сморщенных злобных межзвездных путешественников,никаких уродов-мутантов в облике нормальных людей. Существа-стручки лишьслегка отличаются от обычных землян, и все. Просто немного размыты.Чуть-чуть неряшливы. Хотя Финней нигде не говорит об этом прямо, он явносчитает, что наиболее ужасное в "них" - это отсутствие самогораспространенного и легче всего приобретаемого эстетического чувства. Неважно, говорит Финней, что эти вторгшиеся из космоса чужаки не способныоценить "Травиату", "Моби Дика" или даже хорошую обложку "Сатердей ивнингпост" работы Нормана Рокуэлла. Это не очень хорошо, но - боже! - они даже неподстригают газоны, не меняют стекло в гараже, разбитое мячом мальчишки. Некрасят облупившиеся стены домов. Дороги, ведущие в Санта-Миру, вскорепокрываются таким количеством выбоин и трещин, что торговцы, обслуживающиегород - можно сказать, что они снабжают муниципальные легкие животворнымвоздухом капитализма, - уже отказываются приезжать. Внешний уровень - это одно дело, но лишь на втором мы обычно испытываемто неприятное ощущение, которое называют "мурашками". Много лет от"Вторжения похитителей тел" у людей пробегали мурашки, и от этого всигеловском фильме видели множество самых разных идей. Сначала фильмрассматривался как антимаккартистский, пока кто-то не заметил, что самогоСигела вряд ли можно назвать левым. Тогда картину отнесли к разряду "Лучшебыть мертвым, чем красным". Из этих двух вариантов второй представляется мнеболее правдоподобным. Картина кончается сценой, когда Кевин Маккарти стоитпосреди шоссе и кричит проносящимся мимо машинам: "Они уже здесь! Вы следующий на очереди!" Но в глубине души я считаю,что Сигел вообще не думал о политике, когда снимал фильм (ниже вы увидите,что и Джек Финней никогда о ней не задумывался); мне кажется, что он просторазвлекался, а подтекст... Подтекст возник сам по себе. Это не значит, что во "Вторжении похитителей тел" нет аллегорическихэлементов; просто эти пункты давления, эти источники страха так глубокопогребены в нас и в то же время настолько активны, что мы черпаем из них,как из артезианских колодцев, - говорим вслух одно, но шепотом выражаемсовсем другое. Версия романа Джека Финнея, сделанная Филипом Кауфманом,интересна (хотя, говоря откровенно, в меньшей степени, чем картина Сигела),но в ней этот шепот сменился чем-то совсем иным: фильм Кауфмана словно бывысмеивает общее мироощущение эгоцентрических семидесятых"со-мной-все-в-порядке-с-тобой-все-в-порядке-так-что-примем-горячую-ванну-и-помассируем-свое-драгоценное-самосознание".А это предполагает, что хотя тревожные сны массового подсознания могут отдесятилетия к десятилетию меняться, шланг, опущенный в этот колодец,остается неизменным. Это и есть истинный танец смерти, по-моему: те замечательные мгновения,когда создатель ужасной истории оказывается способен объединить сознание иподсознание одной мощной идеей. Я считаю, что в большей степени это удалосьв своей картине Сигелу, но, конечно, и Сигел, и Кауфман должны бытьблагодарны Джеку Финнею, который первым зачерпнул из колодца. Итак, вернемся в стратфордский кинотеатр теплым осенним днем 1957 года.3Мы сидели на стульях, как манекены, и смотрели на управляющего. Вид унего был встревоженный и болезненный - а может, это было виновато освещение.Мы гадали, что за катастрофа заставила его остановить фильм в самыйнапряженный момент, но тут управляющий заговорил, и дрожь в его голосе ещебольше смутила нас. - Я хочу сообщить вам, - начал он, - что русские вывели на орбитувокруг Земли космический сателлит. Они назвали его... "спутник". - Сообщение было встречено абсолютным, гробовым молчанием. Полныйкинотеатр детишек с ежиками и хвостиками, в джинсах и юбках, с кольцамиКапитана Полночь одновременно тайный агент и борец со злом. Он возглавляет особый отряд - TheSecret Squadron, - членом которого мог стать любой юный слушатель.Приславшим письма высылались эмблемы отряда, в том числе упоминаемые Кингомкольца.>, детишек, которые только что узнали Чака Берри и Литтла РичардсаЛиттл Ричарде - певец и композитор, тоже один из создателей рок-н-ролла.>и слушали по вечерам нью-йоркские радиостанции с таким замиранием сердца,словно это были сигналы с другой планеты. Мы выросли на Капитане Видеоученый XXII века и его юный помощник сражаются со злом на далеких планетах.Сценарии для этого сериала писали такие видные фантасты, как Джек Вэнс,Джеймс Блиш, Роберт Шекли, Артур Кларк, Дэймон Найт и др.> и "Терри ипиратах" . Мылюбовались в комиксах, как герой Кейси разбрасывает, как кегли, целую кучуазиатов. Мы видели, как Ричард Карлсон в "Я вел тройную жизнь" (I Led ThreeLives) тысячами ловит грязных коммунистических шпионов. Мы заплатили почетверть доллара за право увидеть Хью Марлоу в "Земле против летающихтарелок" и в качестве бесплатного приложения получили эту убийственнуюновость. Помню очень отчетливо: страшное мертвое молчание кинозала вдруг былонарушено одиноким выкриком; не знаю, был это мальчик или девочка, голос былполон слез и испуганной злости: "Давай показывай кино, врун!" Управляющий даже не посмотрел в ту сторону, откуда донесся голос, ипочему-то это было хуже всего. Это было доказательство. Русские опередилинас в космосе. Где-то над нашими головами, триумфально попискивая, несетсяэлектронный мяч, сконструированный и запущенный за железным занавесом. НиКапитан Полночь, ни Ричард Карлсон (который играл в "Звездных всадниках"(Riders to the Stars), боже, какая горькая ирония) не смогли его остановить.Он летел там, вверху.., и они назвали его "спутником". Управляющий ещенемного постоял, глядя на нас; казалось, он ищет, что бы еще добавить, но ненаходит. Потом он ушел, и вскоре фильм возобновился.4И вот вопрос. Каждый помнит, где был, когда убили президента Кеннеди.Каждый помнит, где услышал, что в результате очередного безумия погиб вкухне какого-то отеля Роберт Кеннеди. Кто-то, может быть, даже помнит, гдеего застал Кубинский ракетный кризис. А кто помнит, где он был, когда русские запустили спутник? Ужас - то, что Хантер Томпсон назвал "страхом и отвращением", - часторождается из ощущения неких перемен: что-то рушится. Если это ощущениеразрушения, уничтожения возникает внезапно и затрагивает лично вас, еслипоражает вас в самое сердце, то в таком случае оно остается в памяти какнечто цельное. Тот факт, что многие помнят, где находились в тот момент,когда разнеслась весть об убийстве Кеннеди, кажется мне не менее интересным,чем то, что один болван с заказанным по почте ружьем сумел за четырнадцатьсекунд изменить ход истории. Мгновение, когда об этом узнали миллионы людей,и последующие трое суток растерянности и горя были в истории человечества,вероятно, самым большим приближением к массовому осознанию, к массовойэмпатии и - ретроспективно - к массовой памяти: двести миллионов человекзастыли одновременно. Очевидно, любовь не может достичь такогоперехлестывающего все границы удара эмоций. Жалость может. Я не хочу сказать, что известие о запуске спутника оказало такое жевоздействие на души американцев (хотя без воздействия, конечно, необошлось); сравните, например, забавное описание событий, последовавших зауспешным русским запуском в превосходной книге Тома Вулфа о нашейкосмической программе "Правое дело" (The Right Staff), но полагаю, что оченьмногие дети - дети войны, как нас называли - помнят это событие так жехорошо, как я. Мы, дети войны, оказались плодородной почвой для семян ужаса; мывыросли в странной, почти цирковой атмосфере паранойи, патриотизма инациональной гордости. Нам говорили, что мы величайшая нация на Земле и чтолюбой разбойник из-за железного занавеса, который попытается напасть на насв огромном салуне внешней политики, узнает, у кого самый быстрый револьверна Западе (как в поучительном романе Пэта Франка этого периода "Увы,Вавилон" (Alas, Babylon)). Но при этом нам также постоянно напоминали, какиеприпасы нужно держать в атомных убежищах и сколько времени сидеть там послетого, как мы выиграем войну. У нас было больше еды, чем у любого народа вистории, но в молоке, на котором мы выросли, присутствовал стронций-90 - отядерных испытаний. Мы были детьми тех, кто выиграл войну, которую Дьюк Уэйн называл"большой", и когда пыль осела, Америка оказалась на самом верху. Мы сменилиАнглию в роли колосса, шагающего по всему миру. Когда наши родители,соединившись вновГлава 1^ ИСТОРИИ О КРЮКЕ1Водораздел между фэнтези и научной фантастикой (ведь, строго говоря,то, что мы рассматриваем, это фэнтези: ужасы - под-жанр этого большегожанра) - тема, рано или поздно возникающая на любой научно-фантастическойконференции (для тех, кто не знает о существовании этой субкультуры, скажу,что таких конференций ежегодно бывают сотни). Е