John DillonTHE MIDDLE PLATONISTS80 B.C. to 220 A.D. Revised edition with a new afterword Cornell University PressIthaca, New York1996 Джон Диллон СРЕДНИЕ ПЛАТОНИКИ80 г. до н.э. – 220 н.э. Второе издание, исправленное и дополненное новым послесловием Перевод с английского Е.В. Афонасина «Издательство Олега Абышко» «Алетейя» Санкт-Петербург, 2002 СОДЕРЖАНИЕ Предисловие Сокращения ^ Глава первая. Древняя Академия и основные темы среднего платонизма A. Устное учение Платона B. Спевсипп (ок. 407 – 339 г. до н.э.) 1. Биографические свидетельства и сочинения 2. Философия (a) Первые принципы (b) Этика (c) Логика и теория познания (d) Теория чисел 3. Заключение C. Ксенократ (396 – 314 г. до н.э.) 1. Биографические свидетельства и сочинения 2. Философия (a) Физика (i) Первые принципы (ii) Триадическое деление универсума (iii) Демоны (iv) Творение мира и его структура (b) Этика (c) Логика и теория познания (d) Пифагореизм и аллегоризация 3. Заключение D. Полемон (ок. 350 – 267 г. до н.э.) E. Доминирующие темы среднего платонизма 1. Этика 2. Физика 3. Логика 4. Заключение Глава вторая. Антиох из Аскалона: поворот к догматизму A. Биографические свидетельства и сочинения: очерк философского развития В. Философия 1. Критерий достоверности 2. Этика (a) Базовые принципы (b) "Предел всех благ" или высшее благо (c) Добродетели (d) Страсти (e) Принципы политической философии (i) Идеальное государство (ii) Естественное право 3. Физика (a) Устройство мира (b) Судьба и свободная воля (c) Боги (d) Дивинация (e) Демоны и другие промежуточные существа 4. Психология (a) Антиох о теории идей (b) Бессмертие души (c) Структура души 5. Логика 6. Риторика C. Заключение D. Проблема Посидония 1. Биографические свидетельства и сочинения 2. Философия (a) Физика (b) Психология (c) Этика 3. Заключение Глава третья. Александрийский платонизм: Евдор и Филон А. Евдор Александрийский 1. Биографические свидетельства и сочинения 2. Евдор и неопифагореизм 3. Философская позиция Евдора (a) Этика (b) Физика (i) Пифагорейские первые принципы (ii) Физический мир: небо и земля (iii) Устройство и природа души (c) Логика В. Некоторые среднеплатонические школьные формулировки С. Филон 1. Биографические свидетельства и сочинения 2. Философия (a) Метод познания и цель (b) Этика (i) Базовые принципы (ii) Добродетели (iii) Страсти (iv) Путь к добродетели: природные задатки, воспитание и упражнения (v) Политика (c) Физика (i) Бог и мир (ii) Идеи и Логос (iii) Силы (iv) Женский творческий принцип: София (v) Остальные силы (vi) Свободная воля и провидение (vii) Космология (1) Триадическое разделение мира (2) Элементы (viii) Демоны и ангелы (ix) Психология (1) Части души (2) Бессмертие души (d) Логика (i) Теория категорий (ii) Происхождение языка: этимологии 3. Заключение Глава четвертая. Плутарх из Херонеи и развитие платонизма во втором столетии А. Введение В. Биографические свидетельства и сочинения С. Учитель Плутарха Аммоний D. Философская позиция 1. Этика (a) Telos (b) Добродетели (c) Политика 2. Физика (a) Первые принципы: Бог, Единица и неопределенная Двоица (b) Логос и идеи (c) Иррациональная душа: дуализм Плутарха (d) Иррациональная душа и материя (e) Мировая душа и индивидуальная душа: сотворение мира (f) Судьба, промысел и свободная воля (g) Душа и разум (h) Разделение космоса и иерархия бытия (i) Демоны (j) Демон-хранитель (k) Взаимодействие нематериального и материального (l) Демонология: некоторые выводы (m) Множественность миров 3. Логика E. Заключение Глава пятая. Афинская школа во втором столетии A. Вводные замечания B. Проблема "афинской школы" C. Никострат D. Кальвен Тавр 1. Биографические свидетельства и сочинения 2. Философия (a) Этика (b) Физика (c) Логика (d) Экзегетический метод E. Аттик 1. Биографические свидетельства и сочинения 2. Философия (a) Этика (b) Физика 3. Экзегетический метод F. Гарпократион из Аргоса G. Север H. Заключение Глава шестая. "Школа Гая": тень и сущность A. Гай B. Альбин 1. Биографические свидетельства и сочинения 2. Философия (a) Общие принципы (b) Теория познания: kriterion (c) Логика или диалектика (d) Физика или теория (i) Математика (ii) Первые принципы (iii) Физический мир (iv) Демоны (v) Подлунный мир (vi) Психология (1) Природа души (2) Неразумная душа и душа, воплощенная в тело (vii) Судьба, промысел и свободная воля (e) Этика (i) Благо для людей (ii) Telos (iii) Добродетель и добродетели (iv) Политика (f) Альбин как наставник C. Апулей из Мадауры 1. Биографические свидетельства и сочинения 2. Философия (а) Физика (i) Первые принципы (ii) Психология: душа в целом и Мировая Душа (iii) Демоны (iv) Судьба, Промысел и свободная воля (v) Душа и тело (b) Этика (i) Первые принципы (ii) Добродетели и грехи (iii) Риторика (iv) Абсолютные и относительные блага (v) Дружба и любовь (vi) Совершенный мудрец (vii) Политика (c) Логика 3. Заключение D. Гален E. Заключение Глава седьмая. Неопифагорейцы А. Вводные замечания В. Пифагорейская доктрина в изложении Александра Полигистора и Секста Эмпирика С. Модерат из Гадеса 1. Биографические свидетельства и сочинения 2. Философия (a) Первые принципы (b) Душа (c) Число 3. Заключение D. Никомах из Геразы 1. Биографические свидетельства и сочинения 2. Философия (a) Первые принципы (b) Душа и мир (c) Физический космос (d) Этика (e) Промысел и проблема зла 3. Заключение E. Нумений из Апамеи 1. Биографические свидетельства и сочинения 2. Философия (a) Первые принципы: Отец и Демиург (b) Материя (c) Мировая душа и индивидуальная душа (d) Демоны 3.Заключение F. Кроний G. Аммоний Саккас H. Заключение Глава восьмая. Некоторые теряющиеся концы А. Распространение платонического влияния: подводные течения в платонизме 1. Гностицизм Валентина 2. Поймандр 3. Халдейские оракулы В. Некоторые другие платоники 1. Теон Смирнский 2. Максим Тирский 3. Цельс 4. Халкидий 5. Два очерка платонической доктрины (a) Диоген Лаэртский (b) Ипполит С. Заключение Библиографический очерк Послесловие ПРЕДИСЛОВИЕ^ TO MY FATHERMyles Dillon (1900–1972) Период истории платонизма, который рассматривается в этой книге, привлекал до настоящего времени сравнительно мало внимания. По-видимому, ему было суждено оставаться в положении тех утомительных автострад Среднего Запада США, которые каждый стремится преодолеть как можно быстрее для того, чтобы окунуться в красоты того или другого побережья. В истории платонизма, аналогичным образом, каждый стремится как можно быстрее перейти от Платона к Плотину, в лучшем случае удостоив беглого взгляда все те направления академической философии, которые лежат между ними и которые оказали столь значительное влияние на интеллектуальное развитие последнего. Заполнить, хотя бы отчасти, этот пробел – в этом состоит цель данной книги. Причем, я намерен рассматривать фигуры изучаемого периода не в качестве слабо различимых путевых столбов на дороге, ведущей к неоплатонизму, но, насколько это возможно, с точки зрения их собственной значимости. Разумеется, написать связный очерк, который бы одновременно в полной мере соответствовал немногим и зачастую противоречивым свидетельствам – это непростая задача. Предполагалось, что я напишу относительно популярную книгу. Однако дополнительная трудность состоит в том, что в нашем случае отсутствует та общеизвестная база, на которую можно было бы опереться. В работе подобного рода невозможно последовательно строить гипотезы, напротив, необходимо постараться сделать некоторые выводы. Разумеется, во многих случаях мне пришлось вдаваться в детали, хотя бы потому, что в эти детали никто доселе не вдавался. Я надеюсь, что читатель, заинтересовавшись самой проблемой, проявит терпение. Не следует думать, что по нашей теме ничего не написано. Существует по крайней мере один подробный очерк нашего периода во второй части третьего тома обширной истории греческой философии Эдуарда Целлера (Philosophie der Griechen, Bd. III: 2). Кроме того, имеется более краткий, но весьма полезный очерк, написанный Карлом Прехтером (серия Ueberweg). Очерк Филиппа Мерлана (Philip Merlan), который много сделал для понимания исследуемого периода, в кембриджской истории поздней греческой и ранней средневековой философии (Cambridge History of Later Greek and Early Medieval Philosophy, Part I) обладает тем самым недостатком, которого я стремлюсь избежать, а именно: в этой работе все фигуры среднего платонизма рассматриваются исключительно в качестве предшественников Плотина. Кроме того, наша проблема исследовалась такими авторами как Прехтер, Вилли Тейлер, Генрих Дёрри, Эмиль Брейе, А.-Ф. Фестюжьер, а также, совсем недавно, Кремером. Все эти авторы выполнили великолепные работы, посвященные отдельным проблемам, однако до сих пор не существовало единого исследования, которое бы охватило период в его целостности. В некоторых важных случаях, например, в вопросе об истинном месте платонизма во втором столетии, мы по-прежнему должны исходить из таких работ, как статья Тадеуша Синко (Tageusz Sinko, 1906), в которой впервые выдвигается гипотеза и существовании «школы Гая», принятая во всех последующих работах; а также на монографию Витта (R.E. Witt, 1936), в которой делается попытка установить прямую связь между Альбином и Антиохом из Аскалона при посредстве Ария Дидима. Ни одна из этих работ не обладает в действительности той фундаментальностью, которая им зачастую приписывается, по причинам, о которых речь пойдет далее. Точно так же, Филону и Плутарху всегда уделялось значительное внимание, однако, насколько мне известно, достаточно редко в контексте их философского окружения. Именно в этом ключе я планирую построить свой анализ. Моей целью было написать историю платонизма данного периода без каких-либо отсылок и сопоставлений с Плотином. Как уже отмечалось, это было сознательное решение, поскольку только таким образом можно было избежать его доминирования на философской сцене. Сказанное не оспаривает того факта, что средний платонизм все равно вызывает интерес в основном в связи и в качестве пролога к Плотину. И все-таки, мне представлялось необходимым взглянуть на эти фигуры и на их учения не в связи с кем-то еще, но на взятые как таковые. Кроме того, я постарался убрать со сцены еще одну фигуру, которая также долгое время занимала там доминирующее положение, именно стоического философа Посидония. Отдавая ему должное, я уделил этому мыслителю один раздел во второй главе. Дело в том, что в последнее время до такой степени наметилась тенденция приписывать Посидонию почти все доктрины и формулировки, источник происхождения которых неизвестен, что у меня возникло желание впасть в противоположную крайность и написать историю среднего платонизма без Посидония. Еще одно слово, которое очень часто употребляется в связи с данным периодом – «эклектизм» – я также склонен исключить из моей работы. Исследуемый автор может быть назван эклектиком только в случае, если он собирает доктрины различных школ, базируясь скорее на своих личных предпочтениях, нежели на какой-либо связной теории исторического развития философии. Понятое в таком смысле слово эклектизм не вполне уместно в связи со средними платониками, по крайней мере со времен Антиоха, поскольку последний, как мы увидим, имел вполне определенные воззрения на то, как развивалась философия, и эти воззрения, как нам теперь представляется, не были полностью ошибочными. Он и его последователи считали, что они вправе заимствовать у перипатетиков и стоиков те доктрины и формулы, которые, как им казалось, лучше отражали истинный смысл учения Платона. В худшем случае, они модернизировали Платона, однако причина этой модернизации и ее процедура была ясна и последовательна, что не позволяет охарактеризовать ее как эклектическую. Наше стремление «выявить» в их работах (как и в трактатах Плотина) «аристотелевские» и «стоические» элементы приводит к ложному представлению о ситуации. В действительности, значительное количество разнообразных терминов и концепций в начале первого столетия превратились уже в общее место, поэтому их изначальное происхождение практически не имело никакого значения. Такие базовые термины, как logos или koinai ennoiai, в тех контекстах, в которых они используются изучаемыми в данной книге авторами, являются в полной мере платоническими. Аналогично, то что для нас является «логикой Аристотеля», для них было просто логикой, нормальным учением, которое использовалось в Академии и было сформулировано Аристотелем. Такое понимание развития философии может показаться нам неисторичным, однако и мы со своей стороны также должны учитывать, что ныне нам не доступны все те документы, которые были известны Антиоху и его последователям и на основе которых они пришли к такому заключению. В вопросе о влиянии древних авторитетных авторов на поздних имеется один жизненный факт, которым современные исследователи склонны пренебрегать. Именно, в тот период, равно как и в последующие вплоть до самого недавнего времени, каждый автор подвержен непосредственному влиянию своего наставника и склонен видеть историю философского развития до этого времени с его точки зрения. Такой человек может читать оригинальные тексты, однако он читает их под руководством своего учителя, который читал их под руководством своего учителя и т.д. Только учитывая этот процесс можно понять ту удивительную «расчлененность» платоновской доктрины, которую мы наблюдаем в наших источниках. По этой же причине утверждать, что Плотин испытал влияние стоиков или Посидония, Альбин – влияние Антиоха, а Плутарх – Ксенократа, – значит чрезмерно упрощать ситуацию. Плутарх прежде всего формировался под влиянием Аммония, Альбин – под влиянием Гая, Плотин – под влиянием Аммония Саккаса, а затем Нумения, Севера и Альбина. В этой книге меня прежде всего занимают точные слова и формулировки тех авторов, с которыми я имею дело, по этой причине я позволил себе множество точных выдержек из того, что сохранилось от их работ. В большинстве случаев обычная сводка их воззрений была бы слишком неинформативной, поскольку она бы полностью выхолостила следы того мыслительного процесса, которым они руководствовались. Тот путь, который они прошли прежде, чем сформулировать свою позицию, а также точные термины, которые они употребляли, представляют для меня особый интерес. При цитировании я достаточно вольно использовал существующие переводы, взятые в основном, для тех работ, которые туда входят, из Loeb Classical Library (прежде всего это касается Цицерона, Филона, Плутарха и Авла Геллия). Я использовал эти переводы прежде всего из нежелания проделывать заново ту переводческую работу, которая уже вполне адекватно проделана, кроме того мне хотелось, чтобы в цитатах прозвучал другой «голос», отличный от моего собственного. Разумеется, я сверял переводы с текстом и в тех случаях, когда они оказывались не достаточно буквальными или не соответствовали моей задаче, позволял себе исправлять их без каких-либо оговорок. Кроме того, я использовал много греческих терминов в транслитерированной форме. Вид получился несколько варварский, однако мне кажется, что читатель, если он желает проследить пути философского развития, должен познакомиться с основной терминологией изучаемого периода в оригинальной форме. Я стремился минимизировать сноски, поэтому ссылки по большей части даются в самом тексте. Я благодарен многим своим коллегам, которые читали эту работу в процессе ее подготовки и высказали свои замечания. Прежде всего, я должен поблагодарить Фредерика Эмори, Питера Брауна, Герарда Каспари, Альбрехта Диле, А.А. Лонга, Дж. М. Риста, Р.Т. Уоллиса, Джона Уиттакера и Дэвида Уинстона. Разумеется, они не отвечают за мои недосмотры. Я благодарен калифорнийскому университету Беркли за академическую стипендию (Humanities Research Fellowship, 1971–1972), которая позволила мне начать работу над этой книгой. Кроме того, я всемерно обязан моей жене за ее безмерное терпение и опыт, которые она проявила при подготовке рукописи, много раз перепечатывая некоторые ее части, а также за высказанные ею точные замечания, позволившие улучшить содержание и стиль работы. Я посвящаю эту книгу памяти своего отца, благодаря которому я избрал академическую карьеру и который направлял меня по этому пути своим поощрением и личным примером вплоть до своей кончины. Беркли, 1975 ^ ГЛАВА ПЕРВАЯ ДРЕВНЯЯ АКАДЕМИЯ И ТЕМЫ СРЕДНЕГО ПЛАТОНИЗМА Платон оставил после себя значительное философское наследие, которое отнюдь не утратило своего значения и после его смерти в 347 г. до н.э. Данная работа посвящена периоду интеллектуальной истории, который охватывает примерно три столетия (ок. 80 г. до н.э. – 220 г. н.э.) и в течение которого это наследие было воспринято многочисленными мыслителями совершенно различных направлений и способностей, выработавшими множество новых положений и выводов, немаловажных для последующих поколений. Именно в этот период возникло все то, что определило дальнейшее развитие платонизма вплоть до начала девятнадцатого столетия, когда немецкие исследователи предприняли сознательную попытку вернуться назад к самому Платону и рассмотреть его сочинения заново, минуя всевозможные позднейшие интерпретации. В этой вводной главе, во-первых, будет дан краткий очерк доктрины непосредственных преемников Платона, которые обычно известны как основатели Древней академии. Этот очерк я предваряю кратким обсуждением того противоречивого вопроса, который получил название проблемы устных учений Платона. Именно к работам представителей Древней академии, и прежде всего к Ксенократу, восходит значительная часть доминирующих тем последующего школьного платонизма.1[1] Во-вторых, в этой главе я дам краткую характеристику тем основным философским проблемам, которые волнуют философов рассматриваемого периода. Поскольку, в соответствии с замыслом данной работы, дальнейшее изложение будет построено по хронологическому принципу и каждому мыслителю будет уделено отдельное внимание, представляется разумным в самом начале работы определить те основные темы и линии философского развития, с которыми мы будем иметь дело на протяжении всей книги. ^ A. УСТНОЕ УЧЕНИЕ ПЛАТОНА Очерк философии Платона выходит за рамки данной работы. В дальнейшем я исхожу из предположения, что все то, что обычно связывается с именем этого мыслителя, равно как и основные философские идеи, которые могут быть извлечены из его диалогов, хорошо известны читателю. Однако для того, чтобы лучше понять те пути, по которым платоновская доктрина развивалась его непосредственными последователями, несколько слов необходимо сказать о той части его учения, которая обычно обозначается термином «устные учения Платона». Именно на этой доктрине, не в меньшей степени, нежели на диалогах, основывались его преемники, зачастую старясь разрешить именно те проблемы, о которых сам Платон говорил только в своих устных выступлениях. Спор о природе этих устных учений не затихает уже полтора столетия, с того самого момента, когда в начале XIX столетия Фридрих Шлейермахер предпринял попытку строго разграничить учение самого Платона и последующие платонические толкования. Им была поставлена задача выявить истинное учение Платона, основываясь исключительно на диалогах и оставляя в стороне свидетельства таких поздних авторов, как Альбин (или Алкиной)2[2] и Апулей, равно как и неоплатонические толкования. В свое время этот подход был весьма оправдан, однако не лишен некоторых издержек. Кроме того, очевидно, что диалоги, взятые сами по себе, не позволяют составить связное представление о платоновской доктрине, к тому же не очень ясно (поскольку ни один из древних авторов не сообщает нам об этом), какую именно роль они были призваны играть в контексте более "серьезных" научных задач Академии. Цель написания этих диалогов и обстоятельства их опубликования также весьма загадочны. Разумно предположить, что по крайней мере поздние и более теоретические диалоги говорят нам нечто о мнении Платона и его коллег по поводу различных проблем, таких как теория познания, учение об идеях, этика и космология, однако и они ни в коей мере не могут считаться последним словом Платона в этих вопросах. Аристотель использует их как одно из выражений платоновской доктрины, однако никогда не рассматривает их как единственный или основной источник. Однако если не диалоги, то что же? Кроме диалогов сохранилось значительное количество свидетельств о воззрениях Платона по поводу важнейших вопросов. Значительная часть этих свидетельств сохранилась в позднейших источниках, таких как комментаторы Аристотеля, однако важнейшим источником остается сам Аристотель, который на протяжении двадцати лет лично и непосредственно общался с Платоном. Однако мы должны понимать, что Аристотель, который несомненно хорошо знал то, о чем он говорит (было бы абсурдно предполагать обратное), тем не менее почти всегда ограничивается критическим и очень фрагментарным изложением того, о чем идет речь в том или ином случае. Понять из его изложения воззрения Платона напоминает попытку выяснить предвыборную программу консервативной партии на основании разрозненных критических суждений о ней, которые позволяют себе ее критики-лейбористы. Однако если подойти к этим свидетельствам с достаточной долей внимания и критичности, то в результате можно будет составить картину, которая, по крайней мере в основных своих частях, будет вполне согласованной и разумной и которая, кроме того, вполне укладывается в ту схему, которая приписывается Ксенократу и Спевсиппу. Отдельные положения этой доктрины неизбежно являются спорными. Однако для данной работы достаточно ограничиться только теми основными положениями, которые не вызывают сомнений у большинства исследователей. Начнем с доктрины о первых принципах. Создается впечатление, что в свои зрелые годы Платон все более и более увлекался теми возможностями, которые предоставляла в этой связи пифагорейская математическая модель универсума. Очевидно, что математика активно изучалась в Академии, и те открытия, к которым она приводила, усиленные работами таких коллег Платона как Евдокс, Менехм и Теэтет, постепенно привели его к определенным общим заключениям. В результате он пришел к системе, которая включала в себя представление о паре противоположных принципов и трех уровнях бытия, в которой центральная и опосредующая роль позднейшей традицией была отведена душе, мировой и индивидуальной. Следы этого учения можно обнаружить в таких зрелых диалогах, как Государство, Филеб, Тимей и Законы, однако вывести его из одних этих диалогов вообще говоря невозможно. В качестве первых принципов он постулировал Единое и Неопределенную Двоицу (Арист., Мет. I 6, 987a29 сл.), основываясь в этом, как и в многих других случаях, на пифагорейской традиции. Единое является активным принципом, который кладет "предел" (peras) бесформенности (apeiron) противоположного принципа. Диада рассматривается им как принцип двойственности (также называемый "большое и малое"), неограниченно экстенсивный и делимый, одновременно бесконечно большой и бесконечно малый. Влияние Диады в природе проявляется в протяженных величинах, избыток и недостаток в которых корректируется благодаря наложению на них правильной меры. Этот процесс имеет и этическую составляющую, поскольку добродетели рассматриваются как правильные меры (средние величины) между избытком и недостатком континуума. Эта теория не является исключительной особенностью этики Аристотеля, как это видно из таких, например, пассажей, как Политик (284e–285b), где искусству измерения придается универсальное значение, причем, концепция эта, как можно предположить, возводится к пифагорейской традиции.3[3] Неопределенная Диада – это прежде всего та беспредельность или инаковость, на которую воздействует Единое, но кроме того она является иррациональной составляющей души, а также субстратом физического мира, «вместилищем» Тимея. Воздействуя на Диаду и ограничивая ее, Единое порождает Идеи-числа. Как именно это происходит сказать трудно, поскольку Аристотель, как обычно, весьма тенденциозен и предполагает, что его читатели или слушатели знают то, на что он ссылается. К сожалению, мы не обладаем таким знанием. В любом случае, очевидно, что в конечном итоге Платон пришел к представлению об идеях как числах или подобных математических сущностях. Как и пифагорейцы, особое значение он придает первым числам, один два, три и четыре и их сумме десятке. Эти первые четыре числа каким-то образом присутствуют в самом Едином, и получают актуальное существование в процессе ограничения двоицы. В Метафизике (XIII 7) Аристотель описывает этот процесс порождения первых чисел таким образом: Единое порождает Диаду путем удвоения себя, а затем производит остальные числа, прибавляя к двоице и другим числам единицу или себя. Мы вынуждены признать, что процесс этот достаточно темен, вполне вероятно, что таковым он был и для самого Платона. Как бы там ни было, все идеи-числа порождаются в результате действия первых чисел на двоицу, либо ее на них. Именно так, учитывая исправления, внесенные в текст, резоннее всего объяснить смысл того важного места из аристотелевой Метафизики (I 6), которое ранее уже упоминалось: "Другим началом Платон считал Двоицу, поскольку числа, кроме первых, порождаются из него в результате некоего естественного процесса (euphuos), как оттиск из массы (ekmageion – слово, употребленное в Тимее (50с) в связи с вместилищем)". Эти числа, следовательно, являются тем, во что превращаются платоновские идеи. Насколько их много? Число десять, разумеется, занимает центральное положение, однако многообразие явлений физического мира для своего адекватного отражения нуждается в дальнейшей комбинации первых чисел, в результате которой возникают сложные числа как формулы различных физических явлений. Однако не следует забывать и о другом трудно постижимом месте из Метафизики (XIII 8), где Аристотель по-видимому утверждает, что в качестве порождающих принципов идей Платон принимал только первые десять чисел. Возможно, что Аристотель заостряет здесь противоречия из полемических соображений, объединяя утверждение Платона, что Декада включает в себя всю полноту чисел, с его отождествлением идей и чисел. Очевидно, что числа, входящие в Декаду, легко порождают все остальные, и среди идей должна быть определенная иерархия. Следовательно, это описание Аристотеля следует рассматривать как упрощение позиции Платона. Это понимает и сам Аристотель, поскольку в другом месте (Метафизика, XII 8, 1073a14) он сомневается, ограничивается ли количество идей числом десять, а в Met. XII 3 (1070a18) говорится, что "по Платону идей столько же, сколько существует естественных сущностей". В Метафизике Теофраста (6b11 sq.) иерархическая организация идей подтверждается еще раз, поскольку там сказано, что по Платону "все вещи зависят от идей, а идеи от чисел, от которых совершается восхождение к первым принципам." Здесь делается различение между идеями и числами, однако, по моему мнению, в данном случае этими числами является Декада, а идеи являются теми вторичными порождениями чисел, которые из них происходят. Первые четыре числа Декады – Tetraktys – играют ключевую роль в космологии Платона и его последователей. Они являются теми принципами, которые связывают абсолютно Единое с трехмерным физическим миром. Они имеют также и геометрический аспект, однако как он связан с их природой, остается не ясным. Мы увидим, что у Спевсиппа геометрические сущности уже образуют отдельный уровень бытия. Как бы там ни было, единица является также и точкой, двойка – линией, тройка – плоскостью, а четверка – трехмерным телом (причем два последних являются, соответственно, треугольником и пирамидой). По свидетельству Аристотеля (Met. I 9, 992a20 sq.) Платон не делил линию на точки, предпочитая говорить о "неделимых линиях". Вопрос о том, каким образом все это укладывается в его метафизическую схему, вызывает разногласия среди исследователей, однако естественно допустить, что, если Платон допускает существование неделимых линий, он должен был принять и существование неделимых треугольников и пирамид, хотя наши источники ничего не говорят об этом. Возможно, геометрический аспект чисел проявляется только на уровне Души, ведь не случайно порождение Души в Тимее описывается в терминах четырех протяженностей и пропорций между ними. Душа проецирует эти протяженности в материю, комбинируя базовые треугольники таким образом, чтобы сформировать четыре элемента, огонь, воздух, воду и землю. Таким образом, в Тимее строится математическая модель универсума, которая резко критикуется Аристотелем (e.g. De caelo III 1). Учение о Душе является центральным, но вместе с тем и наиболее сложным элементом его учения. И снова, диалоги, в особенности Тимей, становятся понятными только в контексте дополнительных свидетельств. Аристотель, например, с уверенностью утверждает (Met. I 6; XIII 6), что кроме идей Платон постулировал некие математические объекты. Эти последние от идей отличаются тем, что между собой они имеют "много общего", а следовательно, могут комбинироваться друг с другом, в то время как идеи являются определенными видами, которые нельзя смешивать (asymbletoi). От физических же вещей они отличаются тем, что являются вечными и нематериальными. Из других свидетельств становится ясно, что эти математические объекты связаны с душой. Естественно заключить, что душа, как на это указывает и Аристотель (De Anima III 4, 429a27), является местом (topos) идей, принимает их в себя и каким-то образом преобразует в математические объекты, а затем проецирует их на материю, так порождая физический мир. Душа, о которой здесь говорится, является той Мировой Душой, создание которой описывается в ^ Тимее (35а), и о которой еще раз сказано в десятой книге Законов. Микрокосмом этой сущности является индивидуальная душа. В качестве посредника между умопостигаемым и физическим мирами, она состоит из аспектов, которые способны отражать "высшее" и "низшее". Именно на уровне этой души первые числа превращаются в точку, линию, плоскость и геометрическое тело. Согласно Аристотелю (De Anima I 2, 404b16 sq.), Платон конструирует душу из этих четырех элементов, устанавливая пропорцию между ними и четырьмя способами познания: интуитивным знанием (nous), дискурсивным знанием (episteme), мнением (doxa) и чувственным восприятием (aisthesis). Это четырех частное разделение, по видимому, имеется в виду в Законах (X 894a), а также в конце шестой книги Государства, где говорится о линии, разделенной на четыре отрезка, каждый из которых соответствует определенному состоянию, возникающему в душе (VI 511e). То, что называется математическими объектами, здесь вероятно возникает на втором уровне (который называется dianoia), так что общая схема вполне могла быть сконструирована уже Платоном.4[4] Очевидно, что Душа здесь играет роль высшего принципа-посредника, который получает влияния свыше и передает их далее, в измененном, так сказать, "распространенном" и "различном" виде, что приводит к возникновению чувственного мира. Именно этот процесс в мифологизированной форме, с фигурой Демиурга во главе всего, описывается в Тимее. Основные проблемы, которые в Тимее остаются нерешенными, следующие: (1) осуществлен ли процесс творения, который там описывается, в определенный момент времени; (2) какова природа Демиурга; (3) кто такие младшие боги, которым Демиург поручил творение низшей части человеческой души; (4) каков род деятельности, который присущ Вместилищу; (5) каков в точности способ, с помощью которого нематериальные треугольники могут породить пространственное тело; (6) какое отношение эти треугольники имеют к идеям в традиционном их понимании. Все эти вопросы волновали последующие поколения платоников, начиная с непосредственных преемников самого Платона. Спевсипп и Ксенократ считали, что процесс творения, описанный в Тимее, является вневременным и вечным, временные же аналогии и