5/2004 =============================================== Дорогие читатели!Страна, о которой идет речь в этом номере журнала, переживает этап «авторитарной и реакционной регрессии», как пишет один из наших авторов, эта страна «скатилась от несовершенной либеральной демократии к своего рода популистскому авторитарному господству». Речь идет о Соединенных Штатах Америки, которым посвящен 5-ый номер журнала «Internationale Politik» на русском языке. Можно как угодно оценивать тенденции развития и внешнюю политику США после вступления Дж. Буша-младшего в должность президента в 2001 году и его переизбрания в 2004-м, но то, что происходит в Америке и с Америкой, касается всех, в том числе и России: слишком непосредственно затрагивает политика Вашингтона сферу интересов России, и слишком ощутимо американское влияние вплоть до далекой Сибири - будь то облик городов, ассортимент магазинов или опосредованная телевидением трансляция американской культуры. А в центре внимания находится, конечно, всемирная борьба против терроризма и операция в Ираке. Этой логике подачи темы следует и наш журнал. Но давайте посмотрим на вещи под другим углом зрения: внутриполитическое развитие США может - даже если нельзя провести непосредственные параллели между Америкой и Россией - стать для россиян предметом саморефлексии. Где грань между патриотизмом и национализмом, стремлением к гегемонии и имперскими амбициями; каковы последствия демографического сдвига и изменения этнической и демографической структур страны; какую роль играет самосознание - или дефицит самосознания у правящих элит - на пару с возможностью применения внешней, в том числе военной силы; в чем состоит противоречие между экономическими интересами и имперскими представлениями - вот тезисы и темы, которые мы охотно представляем российском читателю - в надежде, что они Вас заинтересуют. Более 40 лет назад Джон Кеннеди сказал историческую фразу: «Я – берлинец», подчеркнув тем самым: вы, берлинцы, - американцы, поскольку вы живете в свободном мире. После 1963 года границы свободного мира, без сомнения, расширились. Будет ли кто-нибудь спорить с тем, что параллельно с этим усилилось и влияние Америки?^ Вольфганг Биндзайль,зам. руководителя Отдела печати и связей с общественностью Германского Посольства в Москвеанализы, Эссе, точки зрения Стр.Анатоль Ливен Борьба за душу Америки 4Если Европа становится все более постнациональной, то в США в 21-м веке получил распространение новый, агрессивный национализм, ставящий под угрозу мировое лидерство Америки.Манфред Берг Могут ли меньшинства решить судьбу выборов 18 Перепись США 2000 года показала, что только 69% населения относят себя к группе белых американцев с европейскими корнями. Изменение этнической и демографической структуры общества заставляет политические партии пересматривать свою тактику. Стэнли ХоффманнОпасности империи 31 Имперская политика подрывает авторитет США за рубежом и ведет к деформации важнейших институтов внутри страны. Но рано или поздно американцы поймут, что подобная практика в ее логическом завершении для них самих невозможна и нежелательна.Роберт ЛиберАмериканская эра 43После 11 сентября ни одна страна в мире не может избежать опасности терроризма. Поэтому перед лицом общих угроз необходимо сохранить и улучшить сотрудничество, в том числе и военно-политическое. Штефан БирлингЖизнь врозь 58 Вопреки всем словесным и символическим проявлениям гармонии лучшие дни в истории трансатлантических отношений остались позади. В области геостратегии, в вопросе о ценностях и в экономике пути развития США и Европы все больше расходятся.Роберт Джеральд Ливингстон ЦРУ и его партнеры за рубежом 66Благодаря двум докладам - спецкомиссии о событиях 11 сентября и комиссии Сената США - были выявили грубые просчеты в работе американских спецслужб. ЦРУ и другие органы, включая внутреннюю криминальную полицию и внутреннюю разведку, стоят перед глубокой реорганизацией. Хельга Хафтендорн Bye, bye, старая Европа? 75США намерены вывести значительный контингент своих дислоцированных за океаном войск, в т.ч. и из Германии. С выводом войск ослабляется некий символ трансатлантических связей, однако безопасности Федеративной Республики не наносится никакого ущерба.Ханс Айхель Выстраивать глобализацию 84 «Большая двадцатка», как неформальный дискуссионно-координационный форум министров финансов и председателей центробанков важнейших промышленных и пороговых стран, является хорошим примером дальнейшего развития международного сотрудничества и адаптации глобального порядка к требованиям времени. Эберхард Зандшнайдер Азиатские амбивалентности 90Пора перестать рассматривать азиатские страны как объекты, рынки и шансы для Запада. Учиться у Азии - вот лозунг, который пошел бы на пользу Европе.Карл-Хайнц Камп Насколько безопасно хранится атомное оружие Пакистана 100 Действительно ли Пакистан полностью уступил США право распоряжаться своим ядерным оружием – неизвестно. Но доступ, полученный американцами, очевидно, очень широк. Марша Пэлли Сделай лучше, Европа! 107Европейское пожелание «более хорошей» Америки бесперспективно. ЕС должен выступать на мировой арене решительно, с сознанием собственной силы, не уподобляясь США. Клаудиа Деккер Скорее старт, чем финиш 124 Не стоит переоценивать значение Женевского Рамочного соглашения, однако само его заключение явилось важным сигналом: удалось преодолеть патовую ситуацию Канкуна и наметить пути движения вперед. анализы, Эссе, точки зренияАнатоль Ливен, старший научный сотрудник Фонда исследований международного мира им. Карнеги, Вашингтон^ Борьба за душу АмерикиТравма от событий 11 сентября 2001 года воскресила в душах американцев образцы старого мышления и поведения. Одним из них является американский национализм, олицетворяющий принципы непреходящей ценности, но в то же время несущий с собой серьезные угрозы. Некоторые аспекты этого национализма угрожают лидирующей роли Америки во всем мире и порождают сомнения в успехе борьбы Соединенных Штатов с революционным исламистским терроризмом. Этот национализм, проявившийся в начале XXI-го столетия, разъединяет США и становящуюся все более постнациональной Западную Европу гораздо сильнее, чем любые другие явления. Некоторые неоконсервативные, а иже с ними и реалистически мыслящие авторы уже заявляли, что курс США на мировой арене и ее разногласия с Европой обусловлены тем, что Америка более мощная держава и, соответственно, несет большую ответственность. Нельзя не согласиться с тем, что американское могущество позволяет США действовать во всем мире. Однако действия Америки и ее реакция на поведение других держав определяются ее политической культурой. А национализм - одна из немаловажных многочисленных составных частей этой культуры. Всемирная власть Америки больше власти любого другого государства. Она господствует над миром, опираясь не только на свой военный, но и в значительной мере на культурный и экономический потенциал. Она извлекает самую большую выгоду из нынешней мировой системы. После краха коммунизма американский идеал свободной рыночной экономики и либеральной демократии установил идеологическое господство над всем миром. Поэтому США, как и всем их предшественникам, следовало бы выступать в качестве консервативного гегемона, защищает существующий миропорядок и распространяет свои ценности, являясь при этом их образцом. Ведь после второй мировой войны США сыграли ключевую роль в создании тех институтов, которые правительство Буша попыталось упразднить в период с 2001 по 2003 год (1). Однако вместо этого США при президенте Дж.Буше все больше и больше превращались в несбыточную и даже революционную державу, похожую, скорее, на Германию в годы правления императора Вильгельма, чем на викторианскую Англию (2). Решающим шагом в этом направлении многие аналитики сочли идею превентивной войны со странами, представляющими потенциальную угрозу (вместо упреждающих военных действий против непосредственных источников угроз). В этой статье мы попытаемся осветить идеологический и культурный контекст, позволивший принять такие решения. Поведение Америки редко рассматривается через призму национализма. Большинство американцев предпочли бы назвать свою привязанность к собственной стране патриотизмом. В свою очередь, критики Соединенных Штатов уделяют основное внимание явлению, которое они называют американским «империализмом». Конечно, в США есть силы, преследующие империалистические цели. Хотя эти группы и обладают значительным влиянием, они немногочисленны. Чаще всего они встречаются в среде интеллектуалов внешнеполитического истеблишмента, где наблюдается также самая высокая концентрация так называемых «неоконсерваторов». В отличие от многих англичан в эпоху империализма подавляющее большинство американцев не относят себя к империалистам и не считают, что стоят во главе собственной империи. Как показывают события в Ираке, они не были также готовы взять на себя подобные долгосрочные обязательства и принести жертвы, необходимые для создания реальной американской империи на Ближнем и Среднем Востоке. В американской культуре всегда просматривались ярко выраженные черты изоляционизма. Этот изоляционизм представляет собой комплексный феномен, который не следует понимать как простое стремление отгородиться от остального мира. Американский изоляционизм является, скорее, обратной стороной американского национализма и американского мессианства. Что их объединяет, так это вера в Америку как «сияющий город на холме». В силу этого изоляционизм тесно связан с националистическими односторонними действиями. Изоляционизму присуще воззрение, согласно которому США, если у них действительно нет иного выбора, нежели вести дела с ненавистными и уступающими им в силе чужаками, должны полностью контролировать ход вещей, ни при каких обстоятельствах не подчиняться какому-либо иностранному контролю и даже не позволять просто давать себе советы. В отличие от прежних мировых империй в США национальная идентичность и американская вера зиждутся на демократии. Какой бы несовершенной ни была их демократическая система, как бы ханжески ни проповедовали ее вовне, эта приверженность демократии ограничивает американскую силу. Соединенные Штаты не могут напрямую господствовать над другими народами. Большинство американского населения отвергает даже непрямое имперское правление. Когда правительство Джорджа Буша представляло американскому народу свои имперские планы, оно тщательно упаковало их, выдав за нечто другое: с одной стороны, за стратегию благотворительности, позволяющую распространять американские идеалы свободы и демократии, с другой стороны, за главный элемент защиты американской нации. Дело в том, что хотя многие американцы и не настроены ультранационалистически, они тем не менее воинственно реагируют на каждую нападку и на каждое оскорбление Соединенных Штатов. Это отношение олицетворяет Джон Уэйн в его последней роли в фильме «Стрелок»: «Не обманывайте меня, не оскорбляйте меня, не давайте волю рукам. Я ничего не делаю другим людям и ожидаю от них того же самого» (3). Эта позиция вкупе с незнанием остального мира и предрассудками по отношению к исламу, привела к роковой эскалации войны с терроризмом. Военные действия США, начавшиеся с ударов по легитимным целям – «Аль-Каиде» и «Талибану» - были направлены затем против баасистского режима в Ираке, антиизраильских групп в Палестине и Ливане и в будущем, возможно, распространятся на другие страны и силы. Этот ожесточенный американский национализм проявляется, однако, и в другой области, когда речь заходит о международных предложениях - от Международного уголовного суда до ограничения эмиссии парниковых газов, - в которых США усматривают нарушение национального суверенитета. При Буше Америка продвигалась все дальше и дальше в направлении империи, а приводным ремнем ее внешней политики был при этом уязвленный и жаждущий мести национализм. После 11 сентября это чувство стало искренним, что делает его еще более опасным.^ Многогранная личность Эрик Эриксон написал однажды, что, «каждый национальный характер сконструирован по полярному принципу» (4). Это замечание в любом случае относится к США, которые олицетворяют собой самое современное и одновременно самое традиционалистское общество развитого мира. Столкновение этих двух противоположностей способствует растущей политической поляризации американского общества. Белые протестанты в два раза чаще голосуют за Республиканскую партию, чем за демократов, что оказывает воздействие на позиции партий по спорным моральным вопросам, таким как, например, аборты. Не меньший раскол Америки наблюдается и в вопросе национализма. «Большими патриотами» считают себя 71% республиканцев и лишь 48% демократов. Аналогичная картина вырисовывается при дифференцировании политических предпочтений в зависимости от расовой принадлежности: „большими патриотами” называют себя 65% белых и 38% темнокожих американцев (5). Однако это не противоречие, а комбинация всех самых разных аспектов, которая формирует американскую идентичность и определяет политику Америки по отношению к остальной части мира. Это продемонстрировало и само правительство Буша, черпающее свою риторику одновременно из обеих главных составных частей американского национализма. Первая из этих составных частей является производной «американской веры», которую я называю «американским тезисом»: это комплекс демократических и индивидуалистских убеждений и принципов, а также принципов правового государства, лежащих в основе американского государства и конституции. Они образуют фундамент гражданского национализма американцев. Эти ценности связывают также Америку с другими демократическими государствами. И все же в США они играют особую роль, поскольку сплачивают там нацию, исполненную противоречий, и, как говорит уже само слово «вера», эти принципы отстаиваются в Америке с идеологическим, почти религиозным рвением. Вторую составную часть образует элемент, который я называю националистической «антитезой». У нее этнически-религиозные корни. Определенные аспекты этой традиции называются по имени президента Эндрю Джексона (1767-1845) «джексонианским национализмом» (6). Эта традиция имеет довольно комплексный характер. В отличие от простой и монолитной структуры других этно-религиозных националистических течений эта традиция состоит в США из практически неразличимой массы идентичностей и импульсов. Обычно эта сторона американского национализма подчинена другой - гражданско-демократическому национализму, который доминирует в политической культуре Америки. Однако во времена кризисов и конфликтов эта сторона проявляет естественную тенденцию пробиваться на поверхность. Эти этно-религиозные факторы усиливаются за счет особых связей Америки с Израилем, что чревато опасными последствиями для войны с терроризмом. Почему именно гражданский национализм, а не патриотизм является подходящим понятием для определяющей черты американской политической культуры? Четкий ответ на этот вопрос дал в 1983 году один из отцов-основателей американского неоконсерватизма Ирвинг Кристол: «Патриотизм проистекает из любви к прошлому какой-либо страны; национализм произрастает из надежды на будущее величие нации [...] Цели американской внешней политики должны выходить далеко за рамки узкой, слишком словесной дефиниции «национальной безопасности». Они должны ориентироваться скорее на национальные интересы мировой державы, а последние определяются провидением судьбы нации» (7). Предлагая эту дефиницию, Кристол прибегает к классическому способу выявления различий между патриотизмом и национализмом, следуя за одним из великих историков национализма Кеннетом Миногом. Согласно Миногу, патриотизм в основе своей консервативен. Это желание защищать свою страну такой, какова она есть на самом деле. В отличие от этого национализм суть преданность идеализированному, абстрактному и еще неосуществленному представлению о собственной стране, связанному зачастую с верой в особую миссию, которую имеет эта страна по отношению к человечеству. Говоря другими словами, национализму была всегда присуща революционная острота.^ Вильгельмизм с маркой «Сделано в США» Политическая культура Америки в начале XXI-го столетия по-прежнему зиждется на сильной патриотической основе, на привязанности к американским институтам и Америке как таковой. Но, как разъясняют слова Кристола, активную роль играет также революционный элемент, миссианское видение нации в мире. Согласно Ричарду Хофштадтеру, отчетливее всего видимой слабой стороной американской политической культуры является ее «предрасположенность к чертам моральной ментальности крестовых походов, которая имела бы фатальные последствия, если бы рано или поздно не сглаживалась безучастностью и Common Sense» (9). Примеры этого неоднократно встречались и в самое последнее время. Послевоенная фаза в Ираке привела к новой трезвости в американской политике и настроении общественности. Чтобы добиться поддержки американцами войны в Ираке, правительству Бушу было важнее всего апеллировать к ментальности крестовых походов и мессианскому духу. Если различия между национализмом и патриотизмом, проводимые Кристолсом и Миногом верны, совершенно ясно, что для описания характерного национального чувства американцев больше подходит понятие национализм, нежели патриотизм. Американский национализм гораздо ближе «ненасыщенному» запоздавшему национализму Германии, Италии и России, чем насыщенному и направленному на сохранение статуса-кво патриотизму британцев. Это обстоятельство способствует также объяснению «вильгельмского» облика современной американской политики. Но существует и другой элемент американского национализма, хотя и не зацикленный на будущем величии нации, но столь же радикальный. Речь идет о сохраняющейся оглядке назад, на идеализированное прошлое. Эта американская антитеза является основным элементом радикального американского консерватизма - мира богатых республиканцев, в особенности христиан правого толка, которые хотят восстановить более старое и чистое американское общество. Эта мотивированная страхами идеология является результатом продолжающейся утраты контроля над обществом, с которым вынуждено было смириться исконное белое англосаксонское, шотландское и ирландское население. В результате экономических, культурных и демографических изменений в Америке граждане самой победоносной нации Нового времени почувствовали себя во многих отношениях побежденными. Эти внутриполитические страхи по-прежнему переносятся на отношения американцев к другим странам. Так, в 2002 году 64% американцев согласились с утверждением, что «наш образ жизни необходимо защищать от иностранных влияний». В Великобритании положительный ответ на этот вопрос дали лишь 51% респондентов, во Франции - 53%. Американские показатели занимают промежуточное место между данными опросов, типичными для Западной Европы и развивающихся стран, таких как Индия, где с этой мыслью согласились 76% опрошенных (10). С течением лет на основе этих страхов у многих американских националистов возникла странная, ожесточенная, острая оборонительная реакция, не совместимая с самовосприятием Америки как страны успеха, открытости, богатства и щедрости. Ненависть, которую вызвало чувство поражения и отчужденности, почувствовали в равной мере внутренние и внешние „враги”. Здесь США также следуют старому, распространившемуся по всему миру образчику национализма. Если взять Европу, то там радикальный консерватизм и национализм почти всегда развивались в социальных классах или группах, пострадавших от действительного или мнимого упадка, вызванного социально-экономическими переменами. Американцы также яростно протестуют против упадка. При этом необходимо, однако, иметь ввиду, что этот бунт - если не брать во внимание пару чрезвычайно воинственных правых группировок и неонацистов - не направлен против американской веры или гражданского национализма как такового (11). Большинство ультранационалистических или консервативных движений в мире выступали против демократии и за авторитарное правление. В отличие от этого в Америке эти течения прочно срослись с верой в демократические и либеральные принципы. В то же время такие американцы сознательно или бессознательно, публично или втайне верят в то, что эти принципы являются продуктом американской цивилизации, развитой белыми людьми, и им угрожает иммиграция, расовые меньшинства и иностранное влияние. Возможно, эта вера не столь уж и беспочвенна. Однако лишь часть затронутых этими процессами людей занимает по этой причине агрессивную, ожесточенную или оборонительную позицию.Дьявол находится справа Америка - родина ревностной, получившей самое широкое распространение и консервативнейшей религиозности в западном мире. В религиозном отношении Соединенные Штаты - и это показал опрос, проведенный в 2002 году Pew Research Center, - находятся гораздо ближе к развивающимся странам, нежели к промышленно развитым государствам (хотя, конечно, большинство американских верующих относятся не к фундаменталистским протестантам, а к католикам и либеральным протестантам основного религиозного течения). 59% опрошенных американцев заявили, что религия играет важную роль в их жизни. Таким образом, Соединенные Штаты находятся по этому показателю между Мексикой (57%) и Турцией (65%) и очень далеко от Канады (30%), Италии (27%) или Японии (12%). Согласно этим данным, Америка ближе к Пакистану (91%), чем к Франции (12%). В 1990 году 69% американцев верили в существование дьявола, в то время как в Великобритании в этом были убеждены в два раза меньше людей (13). Один американский сенатор якобы сказал о европейцах: «Какие общие ценности могут у нас быть? Они ведь даже в церковь не ходят». В этом высказывании выражена истина, которой придерживаются одновременно и политическая (однако не культурная и не экономическая) элита страны, и население в целом. В то же время в отношениях между современной американской массовой культурой и фундаменталистскими религиозными ценностями существует напряженность. Нередко это ведет к тому, что у американских правых проявляется та самая истерическая ментальность осажденной крепости, которая столь ужасает внешних наблюдателей (14). Религиозным убеждениям широких слоев населения постоянно угрожает мирская культура, распространяемая повсеместно средствами массовой информации. В долгосрочной перспективе столь же большое политическое значение будет иметь, по-видимому, продолжающееся уже многие десятилетия снижение реальных доходов американского среднего класса. С этим связаны другие экономические изменения, начавшиеся после нефтяного кризиса 1973 года. Их побочным эффектом стали социальные перемены: все больше женщин в Америке работают, что в свою очередь подрывает традиционные семейные структуры, и это как раз у тех групп, которые больше всего за них держатся. Все это позволяет нам вернуться к основному противоречию американской культуры. Речь идет не о противоположных силах, а о двух элементах, которые лишь совместно образуют американскую систему: капитализме и религиозности. Это странный парадокс: ничем не ограниченный капитализм, силы свободного рынка угрожают самому существованию старых, консервативных религиозных и культурных общин протестантской Америки. И все же самыми горячими приверженцами капитализма являются политические представители этих общин (15). Так было не всегда. В 30-е годы религиозно настроенные люди голосовали за «Новый курс» Франклина Делано Рузвельта. Сегодня религиозные правые деятели неразрывно связаны с откровенно рыночной Республиканской партией, хотя именно силы ничем не сдерживаемого капитализма как раз и разрушают тот мир, который защищают религиозные консерваторы (16). Здесь сталкиваются культурные и социальные лояльности - старая дилемма, когда люди, стоящие на консервативных позициях в социальной и культурной сферах, хотят в то же время свободной рыночной экономики. Гарри Вилльс метко заметил по этому поводу: «Не существует ничего менее консервативного, чем капитализм, который маниакально стремится ко всему новому» (17). Уже Карл Маркс знал о том, что капитализм неизбежно потрясет до основания традиционные общества. Глобализация и те неудержимые перемены, которые она с собой несет, так же стары, как сам капитализм. Жизненно важную функцию в политической культуре имеет миф. Он должен примирять подобные противоречия друг с другом или по меньшей мере порождать видимость примирения (18). В современной Америке эту задачу выполняют националистические мифы. Американцы не привыкли рассматривать свой собственный национализм в более широком историческом контексте. Это связано с глубоко укоренившейся и отчасти оправданной верой в американскую исключительность и с утратой влияния исторических наук в академическом мире. При этом подобный сравнительный взгляд крайне необходим. Ни один разумный человек, который ознакомится с историей европейского национализма до 1945 года, не захочет, чтобы Соединенные Штаты вступили на этот путь. Американский национализм уже начинает создавать преграды на пути просвещенной версии американского империализма, то есть препятствует интересам США как мирового гегемона.^ Гегемония в опасности Национализм предлагает нам также важную указку на различия в стратегии и философии Билла Клинтона и Джорджа Буша. Первый прилагал усилия для легитимации американской гегемонии, второй возвышает до государственного культа беспардонное продавливание американской воли (19). Многие наблюдатели констатировали, что во внешней политике Клинтона и Буша нет решающих отличий. На левом фланге по-прежнему жалуются на мировое господство капитализма и доминирование США в капиталистической системе (20). Этот не столь уж и неверный анализ американских целей оставляет вне поля зрения другие важные факторы: средства, необходимые для достижения целей; различия между интеллигентными и глупыми средствами; степень влияния иррациональных моментов при выборе средств, которые не имеют важного значения для намеченных целей или даже противодействуют их достижению. Самым опасным из иррациональных факторов, обрекающим интеллигентные капиталистические стратегии на провал, является национализм. Немарксистские аналитики, такие как Вальтер Рассел Мид, Эндрю Бацевич и Чалмерс Джонсон, также говорят о преемственности внешней политики обеих правительств, которые укрепили могущество Америки (21). В принципе они воспринимают интервенцию Буша в Ираке как акции Клинтона в Косово и на Гаити, только масштаб тут побольше. Это верно, что Клинтон был привержен американской гегемонии. Однако он не был шовинистом. Его видение глобального миропорядка предусматривало гегемониальное лидерство Америки, но она не должна была довлеть над всем остальным миром. Америке надлежало находиться в центре всех мировых структур, а не просто диктовать в любой ситуации свою волю другим странам. Силы, преобладающие в правительстве Буша, были в отличие от этого гораздо более открытыми империалистами, чем их предшественники(22). Хуже того: они смешали империализм с американским национализмом. И это была не просто поза или циничный трюк, чтобы манипулировать американским населением. Буш, все важнейшие члены его администрации и его интеллектуальные соратники в средствах массовой информации являются ярко выраженными националистами. Они презирают любой глобальный миропорядок, накладывающий хоть какие-то ограничения на поведение и интересы Америки. Ярко выраженный националистический характер правительства Буша был заметен с самого начала. Многие его решения привели к отчуждению Соединенных Штатов от остального мира, вследствие чего возникла атмосфера вражды, которая впоследствии способствовала тому, что большинство европейских стран отвергли войну в Ираке (23). Выход из международных договоров о контроле над вооружениями диктовался слепой националистической жаждой абсолютной свободы рук для Америки, и это усилило опасность попадания оружия массового уничтожения в руки террористов. Джон Болтон - статс-секретарь госдепартамента, курирующий вопросы контроля над вооружениями и международной безопасности, - называет это «американизмом», но самое точное определение этому - национализм (24). Наибольший ущерб авторитету США в Европе нанес, однако, их беспардонный отказ присоединиться к Киотскому протоколу о сокращении эмиссии парниковых газов. Это было сделано в манере, продемонстрировавшей откровенное презрение к международному сообществу и американским союзникам в Европе, а также умеренным членам правительства Буша. Возможно, будущие поколения сфокусируют свою самую острую критику гегемонии США именно на этом пункте. Здесь гораздо явственнее, чем в других ситуациях, возникало впечатление, что США хотят осуществлять свою власть над планетой, руководствуясь исключительно собственными своекорыстными и недальновидными мотивами (25). Видение, которое предлагает доктрина Буша в Стратегии национальной безопасности США от 2002 года, также предусматривает абсолютный, ничем не ограниченный суверенитет Америки, в то время как оценка суверенитета других стран отдается на откуп Соединенным Штатам (26). Это - попытка распространить на весь мир интервенционистскую версию доктрины Монро (27). Этот план в высшей степени безумен, полностью непрактичен (как показала оккупация Ирака) и абсолютно неприемлем для остального мира. Но большинство американцев сочли его полностью приемлемым, поскольку он сформулирован с использованием традиционных националистических понятий самообороны и несущего свободу мессианства США. Поэтому главное обвинение правительству Буша сводится к тому, что оно подобно европейским элитам до 1914 года позволило своему национализму и безграничному тщеславию скомпрометировать идеи безопасности и стабильности мировой капиталистической системы, хранителем и самым большим «выгодоприобретателем» которой являются сами Соединенные Штаты. Говоря другими словами, оказалось, что правительство Буша является безответственным и опасным не только по марксистским, но и по его собственным критериям. Оно нарушило капиталистический мир. Большинство людей в мире признали бы сравнительно благотворительную версию американской гегемонии, потому что зачастую они окружены соседями, которых боятся больше, чем американцев, и поскольку их элиты все больше интегрируются в глобальную капиталистическую элиту, ценности которой определяются в значительной мере Америкой. Однако если американская мощь ставится на службу одного лишь американского (или израильского) национализма, дело будет обстоять иначе. Американский национализм не способствует стабилизации мира и американской гегемонии. Уже после коллапса коммунизма он воспрепятствовал США извлечь самую большую выгоду из этого уникального момента мировой истории. Вместо того, чтобы использовать динамику того момента для создания «концерта держав», который сделал бы мир стабильнее за счет экономического роста, борьбы с бедностью, болезнями и другими общественными напастями, национализм привел напрямик к поискам новых врагов.^ Иррациональные варвары Этому способствовали также некоторые либеральные интеллектуалы, заявившие, что ввиду чудовищной угрозы, исходящей от международного терроризма, американские интеллектуалы также вливаются в ряды патриотов и должны встать на защиту своей страны. Однако они закрыли глаза на самую большую опасность: национализм подрывает как раз те ценности, за которые Америка заслужила в мире самое большое восхищение, за защиту которых она сражается. Именно они являются теми прочными опорами, на которых основана американская власть над миром. Благодаря одним только этим ценностям люди и в будущие эпохи будут оглядываться на Америку как на доброжелательного и хорошего лидера человечества. В противоположность этому угрозы неосмысленного национализма уже доказаны. В определенных секторах политической культуры Америки чувства демократической и религиозной избранности связаны друг с другом, и на это опирается националистический изоляционизм, который, в свою очередь, приводит к националистическим одиночным действиям во внешних отношениях. Но дискуссии о национализме нацелены на то, чтобы освободить государство - в данном случае Америку - от моральной ответственности за ее действия. Америка может теперь делать все, что ей заблагорассудится. С этой целью фальсифицируются и игнорируются факты или отменяются привычные критерии доказательств. Поскольку другие страны воспринимаются как иррациональные, неисправимые, варварские и антиамериканские, Америка настолько свободна, что может к собственной выгоде отдавать приказы другим странам или завоевывать их. Эту проблему еще больше усугубили поиски американскими националистами духовной близости с израильской дискуссией о национализме. Американских и израильских националистов объединяет то, что они считают врага универсальным. Националисты в других странах ограничивают свою вражду несколькими государствами. Лишь в Америке и Израиле комментаторы могут заявлять, что врагом является весь обезумевший мир (28). Если эти представления, курсирующие в националистических кругах, получат дальнейшее распространение, они неизбежно нанесут ущерб как безопасности Америки, так и американскому духу. Патологический страх перед внешним миром передастся в перспективе и внутренней политике и разрушит моральное и культурное величие Америки. Остается лишь уповать на то, что Америка примет во внимание некоторые уроки, извлеченные ею из войны во Вьетнаме. Тогда выводы сделали не только левые, но и реалистически мыслящие и глубоко консервативные мыслители, такие как Джордж Ф. Кеннан и сенатор Дж. Уильям Фулбрайт. Поэтому я заканчиваю статью призывом к американским интеллектуалам делать то, что ожидают от интеллектуалов в других странах: различать собственный национализм, анализировать и изживать его во имя более возвышенных универсальных ценностей. Это - призыв вернуться к более старым американским традициям реалистической дипломатии, к внешней политике, смягченной этикой и совестью. В стилистике Фулбрайта этот призыв звучит так: «Лишь нация, находящаяся в мире с самой собой, сознающая как свои неблаговидные дела, так и достижения, способна благожелательно понимать других. [...] Если страна чрезвычайно могущественна, но ей недостает уверенности в себе, она склоняется к поведению, опасному для нее самой и для других. Она стремится каждому доказать очевидные вещи и начинает путать большую силу с абсолютной силой и большую ответственность с тотальной ответственностью. Она не способна признать ни одной ошибки, она должна одерживать верх в любом споре, каким бы ничтожным он ни был. [...] Америка постепенно, но все более явственно демонстрирует признаки этого высокомерия силы, которое в прошлом угнетала, ослабляла, а иногда даже и разрушала многие страны. Когда мы так действуем, мы не живем уже согласно нашим возможностям и нашему обещанию служить образцом цивилизованности для всего мира. Критерий, по которому оценивается наша несостоятельность, это тот же самый критерий, по которому патриот оценивает свой долг противоречить государству» (29).Примечания 1 Ср.: G. John Ikenberry, America’s Imperial Ambition, in: Foreign Affairs, Sept./Oct. 2002, P. 44-60. 2 Ср.: St