1955 год216I ЧТО НАМ ДЕЛАТЬ?*Глубокоуважаемый Николай Викторович! Вы просили меня, чтобы я написал для Вашего журнала «о себе самом». Я понимаю это так, что мне следует формулировать для Ваших читателей мои жизненные воззрения и убеждения. Я делаю это с радостью. И при этом исхожу из вопроса: что нам делать? — нам, русским людям, верным России и ищущим путей к ее возрождению... И вот, с самого начала нам надо признать, что кризис, приведший Россию к порабощению, унижению, мученичеству и вымиранию, был в основе своей не просто политический и не только хозяйственный, а духовный. Трудности хозяйственные и политические могут возникнуть и накопиться везде и могут обрушиться на каждое государство. Но каждому народу даются духовные силы именно для того, чтобы преодолевать эти трудности и творчески справляться с ними, не впадая в разложение и не отдавая себя на соблазн и растерзание силам зла... Но в роковые годы 1-й мировой войны (1914—1918) русские народные массы не нашли в себе этих необходимых духовных сил: эти силы нашлись только у героического меньшинства русских людей; а разложившееся большинство, — ибо за вычетом пассивно-нейтральных «хороняк» это было, по-видимому, большинство, — соблазнилось о вере, о церкви, о родине, о верности, о чести и о совести, пошло за соблазнителями, помогло им задавить, замучить и выбросить за рубеж верных и стойких, а само было порабощено на десятки лет своими соблазнителями. Политические и экономические причины, приведшие к этой катастрофе, бесспорны. Но сущность ее гораздо глубже политики и экономики: она духовна. Это есть кризис русской религиозности. Кризис русского правосознания. Кризис русской военной верности и стойкости Кризис русской чести и совести. Кризис русского национального характера. Кризис русской семьи. Великий и глубокий кризис всей русской культуры. Я глубоко и непоколебимо верю, что русский народ: справится с этим кризисом, восстановит и возродит свои духовные силы и возобновит свою славную национальную историю. Но для этого ему необходимо прежде всего свободное дыхание воли и разума; — и честные, верные слова диагноза, целения и прогноза. А это дыхание отнято у него в России — уже тридцать лет. Оно имеется только у нас, за рубежом, и то далеко не у всех и не цельное. Отсюда наша величайшая ответственность перед Россией. Мы не должны, мы не смеем упрощать и снижать проблему нашего национального возрождения. Мы должны честно, как перед лицом Божиим, исследовать наши слабости, наши раны, наши упущения; признать их и приступить к внутреннему очищению и исцелению. Мы не смеем предаваться церковным раздорам, партийным распрям, организационным интригам и личному честолюбию. Мы должны строить себя заново внутренне, духовно; готовить те верные слова н те оздоровляющие идеи, которые мы выскажем нашим братьям в России, в глубокой уверенности, что мы и там найдем наших единомышленников, втайне все время помышлявших и радевших о России, о ее очищении и восстановлении. После того, что произошло в России, мы, русские люди, не имеем никакого основания гордиться тем, что мы ни в чем не передумали и ничему не научились, что мы остались верны нашим доктринам и заблуждениям, прикрывавшим просто наше недомыслие и наши слабости. России не нужны партийные трафареты! Ей не нужно слепое западничество! Ее не спасет славянофильское самодовольство! России нужны свободные умы, зоркие люди и новые, религиозно укорененные творческие идеи. И в этом порядке нам придется пересматривать и обновлять все основы нашей культуры. Мы должны заново спросить себя, что такое религиозная вера? Ибо вера цельна, она строит н ведет жизнь; а нашу жизнь она не строила и не вела. Мы во Христе крестились, но во Христа не облекались. Наша вера была заглушена страстями; она была разъедена и подорвана рассудком, который наша интеллигенция принимала за Разум. Поэтому мы должны спросить себя, что такое Разум и как добывается его Очевидность. Эта очевидность разума не может быть добыта без сердечного созерцания. Им-то Россия и строилась больше всего: из него исходила (в отличие от католичества и протестантства) Православная вера; на нем покоилось в России верное правосознание и военная доблесть; им было проникнуто все русское искусство; им вдохновлялась ее медицина, ее благотворительность, ее чувство справедливости, ее многонародное братство. И вот, созерцающая любовь должна быть вновь оправдана после эпохи ненависти и страха и вновь положена в основу обновляющейся русской культуры. Она призвана возжечь пламя русской веры и верности; возродить русскую народную школу; восстановить русский суд, скорый, правый и милостивый; и переродить русскую систему наказаний; она призвана перевоспитать в России ее администрацию и ее бюрократию; вернуть русскую армию к ее суворовским основам; обновить русскую историческую науку в традициях Забелина; окрылить и оплодотворить всю русскую академическую работу и очистить русское искусство от советчины и от модернизма. И главное: ВОСПИТАТЬ В НАРОДЕ НОВЫЙ РУССКИЙ ДУХОВНЫЙ ХАРАКТЕР. Подготовляя это духовное возрождение в наших исследованиях, мы должны поставить перед собою и разрешить ряд вопросов глубокого, последнего измерения. Почему так необходима и драгоценна человеку духовная свобода, почему так важно воспитать в человеке самодеятельную и ответственную духовную личность? В чем сущность верного характера и как возрастить его в русских людях? Что такое христианская совесть и как осуществляется совестный акт? Почему надо беречь и держать в чистоте семейную жизнь? Как найти духовные основы и духовные пределы патриотизма и национализма? Чего требует справедливость — равенства или неравенства? Каковы суть аксиомы правосознания, нарушение которых разложит всякий режим и погубит всякое государство? Каковы суть необходимые аксиомы демократии, без коих се нелепо вводить и бессмысленно поддерживать? В чем основы монархической власти, отсутствие которых погубит всякую монархию? Каковы суть аксиомы и задачи академического преподавания? Почему оно требует свободы для профессоров и самодеятельности от студентов? В чем состоит истинная свобода художника? В чем состоит художественность искусства? Почему ни одна отрасль духовной деятельности не терпит ни продажности, ни лести, ни личной, партийной и всякой иной закулисной протекции? В чем сущность здорового хозяйственного акта? Почему он требует свободной инициативы, частной собственности и братской щедрости? В чем состоит воочию обнаружившаяся антисоциальность социализма? В чем состоит противоестественность и отвратительность всякого тоталитаризма — все равно левого или правого? В чем различие между авторитарным строем и тоталитарным? Почему Россия выросла политически и духовно в авторитарном строе и стала мировою раною при тоталитарном порабощении? Ясно: вся, вся духовная культура, во всех своих священных основах требует от нас исследования и новых национально-русских ответов... И нашему народу предстоит встать из своего долгого унижения; покаяться в своих соблазнах и в своем падении, неизмеримо величайшем, чем то, о котором взывал некогда Хомяков; вновь утвердить свой национальный духовный лик и заткать новую ткань новой жизни. Это будет делом нескольких поколений; но оно будет осуществлено и достигнуто. А теперь позвольте мне сказать два слова о себе лично. На протяжении всей моей жизни, с тех пор как я приступил к самостоятельным научным исследованиям, я работал именно в этом направлении. Ибо я понял политические опасности России еще во время первой революции; я увидел соблазнительность новой русской поэзии и новой русской публицистики в годы, предшествовавшие первой мировой войне; и пережил крушение России кровью сердца и пять лет изучал большевизм на месте. И в советских тюрьмах давал себе клятву идти безоглядно по пути этих исследований. Но я не торопился писать и печатать мои книги. Так, мое исследование «О сущности правосознания», законченное в 1919 году, читанное в виде курса лекций в московских высших учебных заведениях, обсужденное не раз в заседаниях московского юридического общества и в частных собраниях московской доцентуры и профессуры, доселе еще не увидело света. Я давал моим трудам спокойно вызревать в течение десятилетий. У меня есть темы, вынашивающиеся по тридцать лет («Учение о духовном характере», «Аксиомы религиозного опыта») и по сорок лет («Учение об очевидности», «Монархия и республика»). Я возвращался к каждой теме по многу раз, через пять-шесть лет, и все время накапливал материал; потом садился писать, записывал все, что было зрело, и снова откладывал. Теперь мне 65 лет, я подвожу итоги и пишу книгу за книгой. Часть их я напечатал уже по-немецки, но с тем, чтобы претворить написанное по-русски. Ныне пишу только по-русски. Пишу и откладываю — одну книгу за другой и даю их читать моим друзьям и единомышленникам. Эмиграция этими- исканиями не интересуется, а русских издателей у меня нет. И мое единственное утешение вот в чем: если мои книги нужны России, то Господь убережет их от гибели; а если они не нужны ни Богу, ни России, то они не нужны и мне самому. Ибо я живу только для России.^ Путь жизни Родился 28 марта 1883 г. в Москве. Среднее образование — в пятой и первой Московск. классических гимназиях. 1901—1906—юридический факультет Московского Университета. 1906—1909 гг. — подготовка к магистрантскому экзамену. Декабрь 1909 г. — пробные лекции и звание приват-доцента по кафедре истории Философии Права. 1910 г. — чтение первого курса в Московском Университете. 1910—1912 — заграничная командировка (Германия, Франция, Италия). 1912—1922 гг. преподавание в Московском Университете и многих других высших учебных заведениях Москвы. 1918 г.—защита магистерской диссертации «Философия Гегеля»: степень доктора Государственных Наук. 1921 г. —избрание в преподаватели Историко-Филологического Факультета; избрание в председатели Московского Психологического Общества. После процесса в революционном трибунале и нескольких арестов — в августе 1922 г. приговор по 58 статье с заменою пожизненным изгнанием. С октября 1922 г. — жизнь в эмиграции. 1923—1934 гг. — профессура в Русском Научном Институте в Берлине. Публичные выступления в Германии, Франции, Швейцарии, Австрии, Чехии, Югославии, Латвии и Эстонии. В 1934 г. — лишение кафедры за отказ преподавать, следуя партийной программе национал-социалистов. 1934—1938 гг. — доносы и преследования усиливаются: конфискация печатных работ и полный запрет выступлений. Июль 1938 г. — переезд в Швейцарию. Лекции в Швейцарских Народных Университетах и ученых обществах. Ученые и литературные работы.Главные труды:1. — Кризис идеи Субъекта в Наукоучении Фихте Старшего. 1911 г. 2. — Философия Гегеля как учение о конкретности Бога и человека. 2 тома. 1916—1918 гг. 3. — Учение о Правосознании. Доселе не напечатано. 1919 г. 4. — Основные задачи правоведения в России. 1921 г. 5. — Религиозный смысл философии. 1924 г. 6. — О сопротивлении злу силою. 1925 г. 7. — Путь духовного обновления. Вера. Любовь. Свобода. Совесть. Семья. Родина. Национализм. 1935 г. Вышла и на немецком языке. Переведена на итальянский, но еще не напечатана. 8. — Основы художества. О совершенном искусстве. 1937 г. 9. — Основы христианской культуры. 1937 г. 10. — О тьме и просветлении. Книга литературной критики. Творчество Бунина. Творчество Ремизова. Творчество Шмелева. 1938 г. Не напечатано. 11. — Огни жизни. Книга утешения. Вышла по-немецки в двух издания. 1938—1939 гг. Пишется по-русски. 12. — Поющее сердце. Книга тихих созерцаний. Вышла по-немецки в Швейцарии. 1943 г. По-русски не напечатана. Переведена на английский язык и не напечатана. 13. — Сущность и своеобразие русской культуры. Вышла по-немецки в Швейцарии. 1942 г., 1944 г. Переведена на французский и на английский, но не напечатана. 14. — О грядущей русской культуре. Книга заданий и надежд. Вышла по-немецки в Швейцарии. Пишется по-русски. 1945 г. 15. — Аксиомы религиозного опыта. Заканчивается на русском языке*. 16. — О грядущей России. Заканчивается на русском языке.Июнь, 1948 г. И.А. Ильин __________II^ ИВАН АЛЕКСАНДРОВИЧ ИЛЬИН «Русский Обще-Воинский Союз сообщает»... «что 21-го декабря в Швейцарии скончался верный старый Друг Союза... профессор Иван Александрович Ильин»... Это свершилось, ушел из мира действительно старый и верный Друг не только Русского Обще-Воинского Союза, но непреклонный и талантливый Друг Белого Дела... Друг с того дня, как бывшие Верховные главнокомандующие Армиями Российскими генералы Алексеев и Корнилов подняли на юге России знамя сопротивления коммунистам, начали белую борьбу... Оставаясь в СССР, в Москве, Иван Александрович ^ Ильин тотчас же установил связь с генералом Алексеевым. а в 1922 году, когда большевики выслали его, в числе группы изгнанных из пределов Родины профессоров, немедленно по прибытии в Берлин связался с представителем Белого Командования, представителем генерала Врангеля. Эту должность тогда занимал я. Через меня профессор Ильин установил связь с Главнокомандующим, к которому относился с большим пиететом. Только через несколько лет в замке герцога Г.Н. Лейхтенбергского, Сеоон, на Юге Баварии, я познакомил Ивана Александровича с искренне чтимым им Главнокомандующим, верным имени которого Иван Александрович остался и после кончины генерала Врангеля в 1928 году. Наше знакомство с Иваном Александровичем, начавшееся в 1922 году, перешло в тесную дружбу, которой я всегда гордился и горжусь и по сей день. В тоскливые дни после его кончины, о которой так определенно и исчерпывающе говорит объявление Русского Обще-Воинского Союза (в газете «Русская Мысль», Париж), я пытаюсь кратко сказать о почившем в этих строках. Я понимаю, что яркая, проповедническая деятельность покойного заслуживает серьезной, исследовательской работы. Но я также знаю и то, что такая статья требует широкого научного подхода к личности ушедшего. Я не чувствую себя в силах сделать это, в особенности так скоро после понесенной всеми нами незаменимой утраты. Я хочу пока посвятить ему только эту небольшую заметку о нем лично и о созданных им, в силу его белых убеждений, бюллетенях «Наши Задачи», издательство которых в данное время стоит перед неразрешимой задачей, можно ли продолжать выпуск бюллетеней дальше, и, если можно, то как это выполнить. В 1945 году я с женой принужден был покинуть мой пост в Берлине ввиду надвигавшейся на город Красной армии. Судьба занесла нас на самый юг Германии, в г. Линдау. Там по собственной инициативе разыскал меня покойный Друг и не только разыскал, но сам, зарабатывая на свое существование в Цюрихе литературной работой, всеми силами помог нам — вышедшим из Берлина только с ручными чемоданчиками. В течение последующих лет, благодаря содействию ^ Ю.И. Ладыженского, тогда проживавшего в Женеве, и швейцарских друзей Ивана Александровича Ильина мне удалось шесть раз побывать в Швейцарии и каждый раз по нескольку дней проводить в Цюрихе, непрерывно общаясь с ним; в последний раз это было ровно год тому назад, и 15-го января 1954 года я в последний раз простился с ним, возвращаясь в Париж... Мысль об издании «Наших Задач», начатых 14-го марта 1948 года, принадлежала лично ему, как его перу принадлежали все статьи, опубликованные в 215-ти выпусках бюллетеней. Первые статьи были очень краткими, и среди «единомышленников», которым они рассылались, выбирались те, кто... имел пишущую машинку и мог сам размножать и распространять то, что писал Иван Александрович. Постепенно, в сильной степени заботой опять-таки самого Ивана Александровича, для издания бюллетеней (они всегда рассылались бесплатно) стали притекать денежные средства, что позволило увеличить объем выпусков, но никогда не дало возможности начать выпускать их, печатая в типографии. Иван Александрович в силу трудностей получить окончательное право жительства в Швейцарии — не подписывал своих статей в бюллетенях. Но, конечно, его слог, его исключительная эрудиция и его беспримерное изложение и форма давно сказали русскому читателю бюллетеней, кто является автором статей. В 1952 году в Брюсселе, на собрании по случаю 80-летия генерала Архангельского,— я в моей речи, упоминая о тех, кто поздравил маститого юбиляра, в первый раз открыто назвал имя И.А. Ильина, как автора «Наших Задач». Статьи Ивана Александровича в подлиннике поступали ко мне в Париж, после чего, если это было необходимо, в части или в целом, обсуждались нашей перепиской, а потом, в окончательном виде, пересылались в Брюссель, где, в том случае, если они были одобрены Начальником Русского Обще-Воинского Союза генералом Архангельским — печатались и рассылались... Аудитория «единомышленников», читателей бюллетеней, непрерывно росла, а за последние годы читатели выделили ряд лиц, понявших значение этой работы Ивана Александровича Ильина, которые стремились создать у себя комплект с первого номера, и потому была налажена работа по переписке недостающих выпусков. Все 215 выпусков, созданных ярким умом покойного, представляют теперь собою совершенно исключительное собрание мыслей, образов, понятий и определений, которые, несомненно, не только теперь, в переживаемое нами время, но и в будущем представят собою основу для работ о России всех национально мыслящих русских людей. Вопрос издания всех выпусков типографским способом, в виде книги, составляет сейчас особую заботу издательства, которое призывает всех, кто понял и оценил наши бюллетени — вместе с издательством изыскать возможность такого увековечения памяти почившего нашего Учителя и Друга. Я говорил, что с самого начала ^ Белой Борьбы, с того момента, когда генерал Алексеев на юге России «зажег светоч» борьбы, к нему, через всю Россию примкнул профессор Ильин, беззаветно отдавшийся делу Белых (он часто этим именем подписывал свои письма и статьи). Еще в 1922 году, при первых встречах с профессором я с удивлением слушал его мысли о той борьбе, которая велась и, увы, на полях сражений была проиграна белыми — своей беспредельной интуицией он провидел то, что двигало Белых на подвиг борьбы... и выйдя за пределы СССР, откуда так неосторожно выпустили большевики своего сильнейшего врага, Иван Александрович оформил свои мысли в виде статьи «Белая Идея», «вместо предисловия» помещенной мною в первом томе сборника «Белое Дело» («Летопись Белой Борьбы»), изданном в конце 1926 года в Берлине. При обсуждении вопросов как, можно еще, несмотря на незаменимую потерю продлить бюллетени, существует предположение, в нескольких выпусках «Наших Задач», вновь опубликовать эту статью И.А. Ильина. Моя краткая заметка растягивается. И в то же время мне так мало удалось сказать о том, чем был дорог не только его «единомышленникам», членам Русского Обще-Воинского Союза, но и всем русским людям безвременно покинувший нас наш «старый и верный Друг!». Для того, чтобы это сказать и сказать исчерпывающе и авторитетно, нужно другое перо и, что главное — нужна перспектива, которая позволит оценить его яркую и сильную фигуру... нужен научный подход, нужно пережить какие-то сроки, которые дадут возможность изжить личное горе от его потери и объективно подойти к оценке личности этого исключительного русского человека, проповедника, ученого и мыслителя. Наконец, нужно объять его литературное наследство, которое видится мне исключительным по богатству, так как в те дни, когда я в последний раз имел счастье личного общения с ним, Иван Александрович писал лихорадочно быстро и неустанно, сознавая свою тяжелую болезнь, уже значительное время мешавшую ему жить и творить — писал все время, чтобы высказать все, что накопил его острый и сильный ум... И потому трудно писать его «некролог». Считая, что лучшей из таких работ будет сделанное им самим свое жизнеописание, где он сам кратко приводит и свой «Жизненный Путь» и свои «Главные труды» — издательство «Наши Задачи» помещает выше его статью: «Что нам делать?» Имя покойного профессора Ивана Александровича ИЛЬИНА, его мысли, изложенные всегда так исключительно ярко и внушительно, конечно, найдут свое место в будущем Пантеоне Российском... Нам же, его современникам, остается только преклониться перед Высшей Силой, взявшей его от нас так рано! Дай Бог, чтобы легка была чуждая нам земля приютившей его свободной Швейцарии, в которой суждено было найти покой исключительному русскому человеку, верному и искреннему Другу Русского Белого Воина, Другу Русского Обще-Воинского Союза и... моему личному незабвенному Другу!Париж, 15-го января 1955 г. А. фон-Лампе ____________217.218.219.В ближайших выпусках «Наших Задач» редакция решила поместить статьи, воспоминания, доклады и пр., посвященные Русской Эмиграцией покойному профессору Ивану Александровичу ИЛЬИНУ. Весь этот материал редакция помещает, по возможности в хронологическом порядке, вне зависимости от ее согласия или несогласия с высказанными в нем мыслями и суждениями о почившем, так как считает, что читатели «Наших Задач» настолько хорошо знакомы с личностью И.А. Ильина, что сами разберутся в том, что будет изложено авторами статей и воспоминаний. Кроме того, редакция, пользуясь любезным содействием Натальи Николаевны Ильиной, будет постепенно, продолжая то, что было начато самим И.А. Ильиным (№ 216 «Н.3.»), продолжать печатать список трудов покойного ученого, находящихся сейчас в оставшемся после него архиве, охраняемом неизменной спутницей его жизни — Н.Н. Ильиной. В архиве находится и черновик (начало) очередного выпуска «Н. З.» (№ 216), который ^ И.А. Ильин начал писать уже больной. Его заголовок: «Жизнь или доктринерство». На всем остальном тексте надпись автора, гласящая о том, что написанный им текст признан им к печати не подходящим.I^ БЮЛЛЕТЕНЬ РУССКОГО ОБЩЕСТВА помощи беженцам в Великобритании. Лондон, 6-го января 1955 г. № 49/254: В последних числах декабря русская эмиграция понесла тяжелую утрату: в Швейцарии скончался виднейший современный философ, профессор Иван Александрович Ильин.От нас ушел большой человек, оставшийся до конца своей жизни преданным РОССИИ и так много сделавший для нее в изгнании. Живя вне Родины, Иван Александрович делал все, чтобы очистить Россию от наветов ее врагов. Она одна была его путеводной звездой, и ей он отдал свое умное, талантливое перо. Иван Александрович был создателем бюллетеня «Наши Задачи», выпускаемого Русским Обще-Воинским Союзом. Его перу принадлежит ряд книг и огромное количество статей, посвященных русскому вопросу. Иван Александрович прожил свою жизнь недаром — посеянные им семена дали крепкие ростки не только на русской, но и на иностранной почве, и нет никакого сомнения, что его труды принесут и в будущем много пользы нашему Отечеству и будут оценены по заслугам, когда наша Родина сбросит с себя коммунистические оковы.2«НОВОЕ РУССКОЕ СЛОВО». Нью-Йорк 6-го января ...1955 г.^ ДУХОВНЫЙ МЕЧ (ПАМЯТИ И.А. ИЛЬИНА)Последние годы он очень болел, и вот сообщение в хронике, что в Швейцарии скончался профессор Иван Александрович Ильин. Эти несколько строк, конечно, никак не претендуют дать характеристику ушедшего, как ученого и как политического деятеля, — сейчас в памяти всплыли встречи с этим ярким человеком, ученая карьера которого началась не совсем обычно. Он так блестяще защищал в Московском университете магистерскую диссертацию, что факультет дал ему звание доктора. В 1922 г. И.А. Ильин был выслан из СССР в большой группе ученых и общественных деятелей. Первые годы эмиграции он работал в Берлине, а с приходом к власти Гитлера переселился в Цюрих. Наряду с научной работой, И. А. Ильин нес большую общественную нагрузку: писал много книг по общественно-социальным вопросам. В разных местах русского рассеяния читал публичные лекции, собиравшие многочисленную аудиторию. Я познакомился и скоро подружился с И.А. Ильиным в Югославии. Это было в тот период, когда там в расцвете была так называемая «Русская акция», через учрежденный русско-сербский «Культурный Одбор» (Комитет) и правительство оказывало всяческую поддержку русским литераторам и ученым. Русский Научный Институт в Белграде приглашал для чтения лекций виднейших русских ученых. Кроме акад. П.Б. Струве, имевшего постоянную кафедру, приезжали А.А. Кизеветтер, И.И. Лапшин, С.Л. Франк и много др. Оплачивалась дорога и полагалось жалованье в 6000 динар, по тем временам очень приличная сумма, что являлось материальной поддержкой. Приглашение И.А. Ильина явилось крупным событием, так как к этому времени он уже был широко известен в эмиграции, как яркий антибольшевик и идеолог русской государственности... Роясь в воспоминаниях, я умышленно нарушаю хронологический порядок и делаю прыжок к первым годам эмиграции. Кончилась гражданская война. Мы с остатками армии ген. П.Н. Врангеля, после лагерей в Галлиполи и на Лемносе, попали в Европу и очутились, буквально, среди потухших маяков. Россия была зачеркнута и переименована в СССР, во главе которого стояло какое-то неведомое образование. Гражданская война окончена, ряд видных политических деятелей звал к скорейшему «засыпанию рва», вырытого гражданской войной. О возврате к монархии, если не считать съезда в Рейхенгале, даже не говорилось. А когда Вел. Князь Кирилл Владимирович объявил себя сначала местоблюстителем престола, а потом и Императором, и ждал, что его поддержат кадры белых воинов, — то ген. Врангель заявил, что он скорее сожжет свои знамена, чем передаст их монархистам, хотя сам считал себя монархистом. Происходило это оттого, что непоколебима была у всех призрачная вера в «волю народа», которая может быть выявлена только через Учредительное Собрание... Теперь это кажется наивным, но в то время в это свято верили. Но жить одним ожиданием (без уверенности, что не найдется новый матрос Железняк, чтобы его разогнать) нельзя было: требовалось свою идеологию противопоставить идеологии большевистской. И вот появилась целая плеяда талантливых и ярких творцов белой идеологии: П.Б. Струве, мой незабвенный друг проф. В.X. Давац и ряд других. Самой яркой фигурой среди них был, конечно, И.А. Ильин... Его энергия была неистощима: он работал в парижском «Возрождении», редактором которого был тогда П.Б. Струве, с которым И.А. Ильин заключил соглашение о печатании своих «автономных» статей, не всегда совпадающих с мнением редактора, работал в ряде других журналов, издавал брошюры... Духовным мечом (пером и словом) И.А. Ильин не только владел в совершенстве, но, как настоящий, большой мастер своего дела, с исключительной тщательностью отделывал свои произведения. Как оратор, он всегда захватывал аудиторию, но в его лекциях никогда не было ни одного слова импровизации. Высокий, лысый, с острой бородкой, стоя за кафедрой, он окидывал взглядом аудиторию, и, казалось, что не читает он, а плавно и увлекательно говорит. На самом же деле, перед ним лежала рукопись, которую уместно назвать партитурой, — вся испещренная его пометками; жест, знак, повышения тона, понижения. Пауза. Все до последней точки продумано, прорепетировано, отшлифовано... За время пребывания И.А. Ильина в Белграде мы встречались ежедневно. В частной жизни это был очень интересный, высоко, культурный человек, большой знаток музыки, связанный личной дружбой с С.В. Рахманиновым, о котором он рассказывал много интересного. Владение духовным мечом связало его дружбой с архиепископом Иоанном Рижским, который уговаривал И.А. Ильина принять духовный сан, чтобы с церковной кафедры бороться с охватывающим мир материализмом. Крупный ученый, философ, И.А Ильин был — очень живой и увлекательный собеседник, темпераментный, остроумный. Он очень тяжело переживал церковную смуту в Русском Зарубежьи и набросал очень злую сатиру, которую подарил мне, взяв с меня слово, что она не будет опубликована в печати. Стихотворение это погибло со всем моим архивом во время бомбардировки немцами Белграда в 1941 г.Н. Рыбинский.3«РУССКАЯ МЫСЛЬ». Париж, 14-го января 1955 г. № 728.^ ПАМЯТИ РУССКОГО ФИЛОСОФА21-го декабря в Цюрихе угас выдающийся русский философ профессор Иван Александрович Ильин. Покойный вместе с Б.П. Вышеславцевым и Н.Н. Алексеевым принадлежал к той стае славной молодого поколения, которой обеспечили себе достойных преемников такие авторитетные учителя в Московском университете, как П.И. Новгородцев и князь Е.Н. Трубецкой. И.А. Ильин от юных лет до старости обладал душевным темпераментом, пламенным и боевым, поэтому все его литературное наследие написано словно не чернилами, а кровью сердца. Плотские недуги не подорвали его крепкую творческую волю и не притушили яркое горение его духа. Именно, вечерние огни этой напряженной умственной жизни озаряли немеркнувшим светом самое важное и самое ценное в его философских дерзаниях. Если не все логически стройно и не все неотразимо-убедительно в его религиозно-нравственном миросозерцании, если иногда печальное недоумение вызывали его страстные взволнованные страницы, то тем не менее решительно все было искренним, бескорыстным и глубоко-драматичным в его неустанных идейных исканиях. «У каждого учителя бывает в сущности только один ученик, который неминуемо оставляет его, потому что ему самому суждено стать учителем», — говорил Фридрих Ницше (1844—1900). Это грустное обобщение немецкого писателя оправдывалось не раз в области преемственных звеньев историко-философской цепи. Подтвердилось оно отчасти и на отношении И.А. Ильина к его любимому университетскому наставнику Павлу Ивановичу Новгородцсву (1866—1924). Восприняв сознательно многое от своего ближайшего авторитетного предшественника и отразив его влияние на первых своих научно-литературных работах, Иван Александрович пошел вскоре твердой поступью по самостоятельным, порою причудливо-извилистым, творческим путям.* * *Профессор И.А. Ильин родился в Москве в 1882 году, любил кипучую духовно-культурную жизнь первопрестольной столицы и сам всегда деятельно участвовал в ней, но по своим стремлениям, вкусам и навыкам был более европейцем, чем типичным московским обывателем. Даровитый вдумчивый юноша не примкнул ни к беспартийно-жизнерадостной студенческой богеме, ни к школьным ячейкам будущих революционеров. Благо наслаждения умственного, достигаемого порою путем тоскливых тревог и мучительных колебаний, всегда представлялось ему самым привлекательным и самым надежным из всех житейских благ. Некоторую даже «одержимость» идеей он всегда считал счастливым состоянием верующего энтузиаста. Первой большой печатной работой была его огромная книга: «Философия Гегеля как учение о конкретности Бога и человека» (Москва, 1918). Почти через сто лет после того, как немецкие восторженные последователи провозглашали: «Гегель начертал программу вселенского обновления, которую человечеству остается только исполнить... Скоро в мире ничего не останется, кроме логики. Природа есть лишь чешуя, которую сбрасывает с себя в своем всепобеждающем движении змея абсолютной диалектики», новый русский критик сказал об этом самодовлеющем панлогизме свое независимое слово. Основной зиждительной энергией этой величавой системы является, по его истолкованию, не отвлеченная бесстрастная мысль, а некоторая, чуткая и проникновенная, интуиция. Во всякой, подлинной и глубокой, философии действует особый духовный опыт — нечувственный, но и не созерцательный. С большим удовлетворением И.А. Ильин подчеркивает, что Гегель является величайшим интуитивистом в философии, достойным и ныне подражания. «Внеопытная или сверхопытная философия есть недоразумение или легенда», — прямо говорит И.А. Ильин. Философия, по его убеждению, должна и может найти доступ к научному знанию о сущности Божества, к постижению духовно-зримой земной ризы Господней. Гегель задавался целью опереть философский идеал на явления текущей действительности и вместе с тем напитать эту действительность разумными идеальными началами, как верными залогами ее прочности и жизнеспособности. Соблазнительная заповедь Гегеля: «все действительное — разумно, все разумное — действительно» вовсе не предполагала пассивного примирения с торжествующей государственной неправдой, но хотела быть угрозой для действительности, требованием одухотворения всех политических сил. Философия права и государства у Гегеля стоит в своем долженствовании безусловном выше обеих крайностей — и реакции, и революции, — так писал в единомыслии со своим учителем П.И. Новгородцевым 36-летний уже И.А. Ильин.* * *Еще будучи молодым доцентом, почивший философ был очень ценим серьезнейшей частью студенчества за мастерскую постановку и хрустально-прозрачное освещение труднейших вопросов сознательного идеалистического жизнепонимания. Своему священному воспитательному призванию Иван Александрович оставался безупречно верен и тогда, когда его родной университет попал под власть темного материалистического варварства. Советские инквизиторы-доносчики обрушились в первую голову на него. Профессор Ильин вместе с другими коллегами, поборниками академической свободы, был выслан в 1922 году за границу. Он устроился первоначально в Берлине, где вместе с Н.А. Бердяевым и Б.П.Вышеславцевым положил начало русской Религиозно-Философской Академии, а затем прочно обосновался в Швейцарии. Непрерывно работая в качестве философского писателя, по-русски и по-немецки, И.А. Ильин одновременно увлекся на три года ролью боевого антикоммунистического публициста и стал издавать агитационный журнал: «Русский Колокол» (1927—1930). Этот орган не имел такого большого успеха, как былой одноименный журнал Герцена; но тем не менее свою долю значительную общественно-воспитательного влияния несомненно проявил. Задачам освободительной антимарксистской тактики должна была служить и самая огненно-страстная книга И.А. Ильина: «О сопротивлении злу силой». Этот смелый трактат, вышедший из-под пера большого мыслителя, искренно считавшего себя христианином, вызвал у литературных судей отклик очень взволнованный, недоуменный и враждебный. У Ивана Александровича гневно обличали тяготение к извращенной жестокости, если не в духе маркиза де-Сада, то в духе графа Жозефа де-Местра. Зинаида Гиппиус обозвала Ильина «военно-полевым богословом», Н.А. Бердяев писал, что Чека во имя Божис, проповедуемая Ильиным, несравненно хуже Чеки во имя диавола.* * *Справедливость требует признать, что почивший философ действительно дал психологический повод для подобных простодушных недоразумений и для подобных язвительных приговоров. Книга «О сопротивлении злу силой» отразила одну из «дрожащих ступеней» в философском росте талантливого богоискателя и выявила временный острый антитезис в духовной жизни верующего гсгелианца. Было в данном случае у него и некоторое полусознанное воздействие испытанных на родине тиранических приемов властвования, воздействие, роковым образом воскресившее мимолетные настроения ветхозаветные «око за око, зуб за зуб». В последней своей двухтомной книге, озаглавленной: «Аксиомы религиозного опыта» (Париж, 1953) и занимавшей автора, по его словам, 32 года (1919—1951), Ильин очень смягчил эти суровые тезисы. «Сопротивление злу силою допустимо не тогда, когда оно осуществимо, но лишь тогда, когда оно оказывается неизбежным и потому обязательным. Сопротивляться злу силой надлежит с сознанием, что средство это есть единственно оставшееся, крайнее и неправедное (курсив мой) (В. С.), что это средство, неоправданное и неосвященное, а принятое в порядке духовного компромисса. В силу этого оно должно быть при первой же возможности оставлено и заменено другими, более духовными, достойными и любовными. Та