Международное историко-просветительское, правозащитное и благотворительное общество «Мемориал», Институт национального проекта "Общественный договор", Фонд "Информатика для демократии"Российские альтернативы (Третьи Ходорковские чтения) 24 октября 2008 года, г. Москва,ПРОГРАММАТема: 2003-2008. ЧТО ЖДЕТ СТРАНУ?Открытие Чтений (1)1– Рогинский Арсений Борисович, Международный Мемориал, председатель Правления.Вступительное слово (2) - Шмидт Юрий Маркович, адвокат, председатель Российского комитета адвокатов в защиту прав человека.I сессия:"2003-2008. Результаты, издержки, упущенные возможности."Модератор: (3, 5, 7, 9, 11, 14, 16, 23) Шевцова Лилия Федоровна, ведущий исследователь Московского Центра Карнеги^ 1. Панельная дискуссия: (4, 13, 26) Ворожейкина Татьяна Евгеньевна, независимый исследователь. (6, 25) Гудков Лев Дмитриевич, директор Аналитического центра Юрия Левады. (8, 24)^ Паин Эмиль Абрамович, профессор МГУ, генеральный директор Центра этнополитических и региональных исследований. (10, 22) Михник Адам, главный редактор «Газеты выборчей».2. Общая дискуссия. (15)^ Кременюк Виктор Александрович, профессор, заместитель директора Института США и Канады РАН, (17) Розов Николай Сергеевич, профессор НГУ (Новосибирск), (18) Шейнис Виктор Леонидович, главный научный сотрудник ИМЭМО РАН, (19)^ Урнов Марк Юрьевич, председатель Фонда аналитических программ "Экспертиза", (20) Делягин Михаил Геннадьевич, директор Института проблем глобализации, (21)^ Вишневский Борис Лазаревич, публицист, политический обозреватель.II сессия:" Сценарии для России. 2008-2009"Модератор: (27, 29) Драгунский Денис Викторович, главный редактор журнала «Космополис»^ 1. Панельная дискуссия: (28) Сатаров Георгий Александрович, президент фонда "Информатика для демократии". (30) Ясин Евгений Григорьевич, президент Фонда "Либеральная миссия".2. Общая дискуссия. (31)^ Клементи Марко, НИЦ Мемориал (Санкт-Петербург), (32) Боганцева Ирина Владимировна, директор Европейской гимназии, (33) Алексашенко Сергей Владимирович, (34)^ Лукьянова Елена Анатольевна, профессор юридического факультета МГУ, адвокат.III сессия: "Демократия как проблема"Модератор: (35) Липман Мария Александровна, главный редактор журнала "Pro et Contra"^ 1. Панельная дискуссия: (36, 44) Аузан Александр Александрович, президент Института национального проекта "Общественный договор", (37, 45) Ковалев Сергей Адамович, глава Международного Мемориала. (38, 46) Кара-Мурза Алексей Алексеевич, заведующий сектором философии российской истории Института философии РАН,^ 2. Общая дискуссия. (39) Великанов Кирилл Михайлович, инженер, (40) Тагиева Татьяна Юрьевна, президент Центра поддержки гражданских инициатив "Открытое общество" (Екатеринбург), (41)^ Шейнис Виктор Леонидович, главный научный сотрудник ИМЭМО РАН, (42) Долгин Борис Семенович, заместитель главного редактора, научный редактор "Полит.ру", (43)^ Сатаров Георгий Александрович, президент фонда "Информатика для демократии".Закрытие Чтений - (47) Рогинский Арсений Борисович, Международный Мемориал, председатель Правления. ----Приложение: (48) Эмиль Паин. От Федерации к Империи: оценка политической тенденции в условиях региональных конфликтов и мирового кризиса.-----^ Открытие Чтений и вступительное слово(1) А.Б. Рогинский: Дорогие участники конференции! Позвольте открыть нашу встречу. Нашу конференцию «Российские альтернативы». Она уже третья. Сначала о программе. Она у вас есть. Как и раньше, у нас три сессии. В дискуссиях по выступлениям могут принимать участие все присутствующие. В программе одно, но серьезное изменение – во второй сессии. Причин несколько, но главная следующая: буквально вчера закончено исследование, обобщившее результаты «мозгового штурма», проведенного несколько дней назад группой экспертов (почти все они находятся в этом зале) на тему «Сценарии для России. 2008-2009». Мы полагаем важным познакомить вас с этими результатами. Представит исследование Георгий Александрович Сатаров, а комментатором будет Евгений Григорьевич Ясин. На нашей конференции точкой отсчета мы избрали 2003 год. Нам кажется, что этот год был рубежным и знаковым в жизни страны. И не в последнюю очередь потому, что именно в этом году был арестован Михаил Борисович Ходорковский. Для тех, кто впервые присутствует на нашей конференции, хочу сказать, что хотя она в подзаголовке называется «Ходорковские чтения», но посвящена не Ходорковскому. Она посвящена тем проблемам, которые ставит и продолжает ставить он, тем проблемам, которые ставит перед нами его жизнь, та драматичная ситуация, в которой он находится. Вообще-то о самом Михаиле Борисовиче на «Ходорковских чтениях» мы не говорим, но в этот раз мы не можем не сделать исключения. Завтра исполняется ровно пять лет со дня его ареста. Пять лет – это очень много. Особенно, если учитывать, что прошли они в тюремных условиях. Пять лет под прессом выдержать очень сложно. Ему это удалось. Удалось выдержать и сохранить себя. Вы помните, что во время нашей прошлой, второй конференции он держал голодовку в поддержку Василия Алексаняна. Удивительно, но голодовка завершилась победой. Пусть отчасти, но все-таки победой. Надо об этом помнить. Надо помнить, что буквально несколько дней назад он был выпущен из карцера, куда попал из-за своего интервью… У вас в руках два письма Ходорковского: чуть более раннее адресовано организаторам Ходорковских чтений, полученное вчера – участникам Чтений. Понятно, что далеко не все согласны с соображениями, высказанными в этих письмах. Но дело ведь не в этом. Дело в том, что мы видим: он продолжает действовать, продолжает думать. И хочет быть понятым, услышанным. Но лучше не мне говорить о Ходорковском. Пусть скажут о нем те люди, которые с ним в течение последних пяти лет встречались. Я передаю слово адвокату Михаила Борисовича Юрия Марковичу Шмидту.(2)^ Ю.М. Шмидт: Мне дали слово на три минуты. Три минуты для адвоката – это своеобразная «китайская казнь», но тем не менее я постараюсь сказать хотя бы о том, что больше всего интересует людей. При встрече со мной они всегда задают один и тот же вопрос: ну как он? «Что «как»?», - спрашиваю я. «Как его физическое состояние? Как моральное?» Сразу скажу: физическое состояние – это табу. Еще четыре года назад он запретил мне отвечать на этот вопрос. Его моральное состояние, я думаю, не нуждается в особых комментариях. По его активной общественной деятельности вы можете понять, что он находится в великолепной интеллектуальной форме. Живо интересуется всем происходящим в стране и мире. По мере своих сил старается принимать активное участие и в этих событиях, и в этой жизни. За четыре года и восемь месяцев (точный срок моей работы по этому делу) я видел его в подавленном и угнетенном состоянии два раза. Первый раз – когда арестовали Светлану Бахмину. Второй – когда он узнал, что принято решение банкротить ЮКОС. Я хорошо запомнил этот день, когда он несколько раз с горечью повторял: «Ну, хорошо, забрали акции, забрали все… Но какая польза для страны банкротить такую компанию?!» Сегодня вы видим, какая «польза» от банкротства лучшей и самой успешной компании страны… Наша работа с ним строилась в зависимости от того, как много было профессиональных вопросов. Но в последние полгода следствие почему-то вдруг перестало спешить… Вам, вероятно, известно, что срок следствия и содержания под стражей продлен до 3-го февраля. Вероятно, это очень мудрый поступок власти. Представляете себе: на фоне углубляющегося кризиса вот сейчас в ноябре начать бы еще слушать дело Ходорковского. В каком положении они были и как бы себя чувствовали… Поэтому, предвидя некоторые последствия, они решили под совершенно надуманным предлогом продлить следствие. Они даже не потрудились вбросить очередную порцию макулатуры, чтобы как-то легитимировать удлинение срока. Просто повторили то, что было написано в предыдущем постановлении о заключении под стражу и автоматом (как и все, что делается по делу Ходорковского) срок был продлен. Готовясь к этому короткому выступлению, я перечитал все работы Михаила Борисовича, начиная с первой, широко известной, написанной в 2004 году, - «Кризис либерализма…» Той самой работы, которая вызвала крайне неоднозначные оценки в либеральном сообществе, а в нелиберальном сообществе была принята как чуть ли не капитуляция перед властью, отход от своих принципов и убеждений. Так вот я могу утверждать (всем советую перечитать все подряд), что вы увидите: ни одному своему принципу Михаил Борисович не изменил, ни от одной своей позиции не отошел, и ничего капитулянского ни в одном интервью, ни в одной из статей не найти. (При «большом желании», конечно, известные люди могут найти и то, чего нет и в помине.) В последний период, как я сказал, нам предоставили больше времени для разговоров на общие темы. Я узнал много нового (раньше нам на это времени не хватало). В центре всех разговоров – Россия, ее польза, ее место в мире, ее экономическое и политическое положение и что нужно сделать для того, чтобы это положение улучшилось. Представляете себе! Человек, сидящий пять лет в тюрьме, думает о своей стране и о том, как можно принести ей пользу! Причем дает советы властям. Причем советы, как я понимаю, достаточно разумные. Я несколько иного темперамента человек. Иногда вскипаю и мне, порой, хочется сказать: «Гори оно все синим пламенем! Я хочу, чтобы ситуация складывалась так, чтобы власти были вынуждены вас отпустить. Это первое, что меня интересует, и мне не хочется слышать ни о каких экономических мерах правительства, чтобы смикшировать тяжелое положение, в которое оно само себя поставило.» Он только улыбается и говорит: «Остыньте, Юрий Маркович». И продолжает свою линию. Он с огромным интересом читал стенограммы двух предыдущих Чтений. Он жалел, что не мог видеть ваши лица, не мог почувствовать эмоциональную окраску выступлений каждого. Он мне пожаловался на это. Он читает все. Он в курсе всех проблем. Огромное количество периодики, огромное количество распечаток из Интернета – слава Богу, мы это ему обеспечиваем. Но ему немного не хватает эмоционального общения. Рассчитываю, что я и Лена Лукьянова, которая его периодически посещает, сумеем передать ваши эмоции, сумеем как-то восполнить эту нехватку. Я уже перебрал отведенное мне время. В заключение хочу сказать только одно: не дай Бог кому-то испытать чувство такого бессилия, которое испытывает адвокат, защищающий Ходорковского. Можно испытать чувство бессилия перед стихией, перед каким-то катаклизмом, но когда ты понимаешь, что ты говоришь правильные, убедительные слова, доказываешь эти слова… а перед тобой сидят люди, точнее – подобия людей, которые одно за другим штампуют незаконные решения. Вот эту трагедию я переживаю в течение длительного времени. Однажды я сказал Михаилу Борисовичу: ни одно дело никогда не отнимало у меня такого количества сил, нервов и здоровья, но если бы случилось так, что вы не пригласили бы меня в свою команду, не попросили бы меня быть вашим адвокатом, я бы просто умер. Просто умер бы от тоски. Потому что защищать вас – это великая честь. Я горд тем, что защищаю этого человека. Это великий гражданин своей страны. Это великий патриот в самом лучшем смысле этого слова. И именно потому что он такой, какой он есть. Вы можете с ним спорить, вы можете с ним не соглашаться, но не можете его не уважать. Я свою речь в Мещанском суде закончил стихами Иосифа Бродского. И это выступление хочу закончить стихотворными строками из Бориса Пастернака в поэме «Лейтенант Шмидт». Последнее слово лейтенанта Шмидта на военном суде: ^ Я тридцать лет вынашивал Любовь к родному краю, И снисхожденья вашего Не жду и не теряю… …Я знаю, что столб, у которого Я стану, будет гранью Двух разных эпох истории, И радуюсь избранью…Михаил Борисович вынашивал любовь к родному краю и несет ее через свое тяжкое испытание. Хотелось бы, чтобы его муки действительно стали гранью двух разных эпох. Но пока, к сожалению, не похоже, чтобы новая эпоха в России, та эпоха, о которой он мечтает, приближалась. Давайте же все мы в меру скромных наших сил сделаем все, чтобы Россия стала такой, какой хочет ее видеть Михаил Борисович Ходорковский. Спасибо.^ А.Б. Рогинский: Спасибо, Юрий Маркович. Начинаем работать и я передаю слово Лилии Федоровне Щевцовой.I сессия:"2003-2008. Результаты, издержки, упущенные возможности."(3) Л.Ф.Шевцова: Спасибо, Арсений Борисович. Для всех нас, сидящих сейчас за этим столом, большая честь – начать нашу дискуссию. Мы должны задать тон и предложить тонус дальнейшему обсуждению. От того фундамента, который мы построим, очевидно, во многом будет зависеть и дальнейший ход наших размышлений. Позвольте мне представить людей, которых вы, конечно же, знаете, в том порядке, в каком они будут выступать. Татьяна Евгеньевна Ворожейкина, независимый исследователь. Далее у нас выступает Лев Дмитриевич Гудков, Левада-центр. Затем слово возьмет Паин Эмиль Абрамович, профессор Высшей школы экономики, генеральный директор Центра этнополитических исследований. И последним выступит наш гость. Я посвящу ему несколько больше времени для представления. Наш гость – Адам Михник, один из организаторов и лидеров польского движения «Солидарности», которой все же удалось то, что пока не удалось ни одному движению в России. Адам - один из лидеров польской «бархатной революции», создатель совершенно уникального института в Европе и, пожалуй, в мире. Он называется «Газета выборча». «Газета» - именно институт, который оказывает политическое влияние не только на Польшу. Адам – политик, историк, эссеист и, наконец, гражданин мира. Мы очень рады, Адам, что ты сегодня с нами. В повестке дня нашего «круглого стола» есть несколько вопросов, которые мы должны обсудить. Но мы готовы к любым поворотам и инициативам из зала, которые мы будем только приветствовать. Так, вот, я предлагаю несколько вопросов для сегодняшнего обсуждения. И первым вопросом, несомненно, является следующий: какая система возникла в России за те годы, которые Михаил Борисович провел в тюрьме? К этому вопросу я бы добавила и ряд других, обсуждение которых должно помочь нам определить вектор политического развития России и отношение к этому вектору либерального сообщества. Итак, по порядку: Какова траектория российской системы? Насколько она устойчива? Насколько она стабильна? И действительно ли, как говорят российские лидеры и прокремлевские политические аналитики, оккупировавшие российский телеэкран – действительно ли эта система готова к модернизации? Краткая информация по регламенту. Увы, мы ограничены по времени. Выступающие имеют только по 10 минут. После этого мы отводим время на вопросы. Думаю, что уложимся в 10-15 минут. Затем перейдем к списку выступающих из зала. Пожалуйста, присылайте записки на выступления. У нас первый в списке уже записавшихся на выступление – Григорий Водолазов, второй – Виктор Кременюк. Далее - Николай Розов, Виктор Шейнис и Марк Урнов. А теперь передаю слово Татьяне Ворожейкиной.(4)^ Т.Е. Ворожейкина: Юрий Маркович Шмидт сказал, что три минуты для адвоката – невозможная вещь. Не рискую ровнять себя с ним, и вообще с адвокатами, но мне кажется, что 10 минут (регламент, который у нас утвердился во всех публичных выступлениях) не позволяют что-то обосновать. Такой регламент позволяет только что-то выкрикнуть. Поскольку 10 минут – это естественный (или неестественный) наш ограничитель, то я заранее прошу прощения у аудитории за схематизм моего выступления. Постараюсь сразу ответить на те два вопроса, которые поставила Лилия Федоровна. Я их формулирую так: результаты, издержки и упущенные возможности (как и в программе) и (это уже от себя) насколько устойчива эта система. Говоря об издержках и упущенных возможностях, мне не хотелось бы повторять то, о чем уже многократно писалось и говорилось. В том числе и на Ходорковских чтениях, а именно: о процессах институциональной инволюции, о процессах последовательного разрушения институтов политической демократии, которые, на мой взгляд, начались в России до 2003 года. Для меня рамки «2003-2008» не безусловны. В чем они действительно оправданы, так это в том, что названные процессы "схватились", консолидировались и окончательно оформились в законченную систему именно в это время. Результатом этих процессов стало построение системы с тремя важнейшими, на мой взгляд, характеристиками. Первая – непубличный характер государственной власти. Если постулировать это более жестко, то, на мой взгляд, государство как система публичных институтов в России отсутствует. На ее месте – система, по сути, частной власти. С этим связана вторая характеристика – единство власти и собственности, традиционное для России при всех режимах. Но в путинскую эпоху оно было доведено до максимума и до абсурда. По сути дела важнейшие административные рычаги и наиболее прибыльные экономические активы принадлежат одной и очень узкой группе людей. Третья характеристика – все уменьшающаяся и сокращающаяся обратная связь между государством и обществом. Или, если угодно, населением, поскольку наличие общества в России все время ставится под вопрос. Отсюда, если говорить о власти, ее постоянные фантомные фобии. Например, истеричный страх «оранжевой революции» в России. С другой стороны, пропаганда и насилие, точнее пропаганда, опирающаяся на избирательное использование насилия как единственно доступное ей средство управления обществом. Если мы внимательно посмотрим, то увидим, что, ликвидировав институты и выстроив вертикаль исполнительной власти, государственная власть лишила себя каких-либо каналов эффективного управления. Остались только фобии и насилие. Если говорить об устойчивости или неустойчивости этой политической системы, то, на мой взгляд, система эта становится все более слабой и неустойчивой уже в краткосрочной перспективе. Думаю, что сегодня здесь будет об этом более подробный разговор, но финансовый и следующий за ним экономический кризис делает особенно очевидным важнейший изъян сложившейся системы. Это – тотальное отсутствие доверия. Мне очень понравилось то, что я прочла недавно на сайте РБК. Один экономический аналитик обескуражено говорит: «Понимаете ли, нет никаких фундаментальных оснований для финансового кризиса в России. Дело только в том, что никто никому не доверяет». На мой взгляд, именно это и есть важнейшее фундаментальное основание не только финансово-экономического кризиса, но и важнейший изъян этой политической системы. Отмеченная неустойчивость может вести к разным последствиям. Один из возможных выходов и одно из возможных последствий – следование наезженной исторической колее (по выражению присутствующего здесь А.А. Аузана). Государство и в спокойных, и в кризисных условиях набирает все больше и больше прав и обязательств, все больше и больше становится единственной силой, удерживающей общество от распада и хаоса. Затем под гнетом этих обязательств, когда становится ясно, что их невозможно выполнить, наступает крах государства, а после краха – возрождение того же самого типа взаимоотношений рыхлого, неструктурированного общества и всеобъемлющего и всё подавляющего государства. Мы это проходили неоднократно. В XX веке дважды: в цикле 1905-1921 и в цикле 1987-1993 годов. Как можно выйти из этой колеи? И можно ли? Мне кажется, что важнейшим для ответа на этот вопрос и важнейшим для того, чтобы, наконец, вырваться из зависимости от траектории предшествующего развития, является возникновение (создание) субъекта исторического действия. Здесь я хочу вернуться к проблеме издержек и упущенных возможностей, но не по отношению к власти и к ее, так сказать, «свершениям», а под углом зрения того, были ли возможности для возникновения такого субъекта? И если были, то какие? С моей точки зрения, главные проблемы, обусловливающие слабость демократического процесса в России, слабость субъекта, способного обеспечить выход за пределы постоянного воспроизведения одного и того же, связаны не с действиями власти и не с состоянием умов большинства народа. Или, точнее, не только с ними. Важнейшей проблемой является отсутствие сколько-нибудь устойчивых демократических тенденций и традиций в образованной части общества (в бывшей интеллигенции). При этом либеральные экономические взгляды, которые достаточно широко распространены, ни в коей мере не заменяют демократических. Российские либералы всегда готовы внутренне поддержать власть при малейших проявлениях «послаблений», или точнее, всегда готовы впасть в иллюзии относительно намерений этой власти. Я хочу процитировать одного очень уважаемого мной человека, который месяц назад сказал в интервью: «Весной мы надеялись, что переходим на новый этап. Мы надеялись на нечто, типа «перехода к демократии». Мой вопрос: какие были основания для таких надежд весной? После восьми лет путинского правления, давших опыт однозначного расширения авторитаризма, после истории с назначением «преемника» ничего, кроме необоснованных иллюзий, не могло лежать в основании подобных надежд. Автор цитаты и некоторые другие "полагали, что Медведев пытается сформулировать базу для политической поддержки таких действий [перехода к демократии – Т,В.], а Путин остался на посту премьер-министра, чтобы ему помочь" Мне очень горько, что мы все время наступаем на те же грабли. Почему мы не можем понять, что к демократии вообще так не переходят? А от режимов, подобных путинскому, не переходят тем более. В этой связи я не могу удержаться от латиноамериканских сравнений. Благодаря фонду «Либеральная миссия», я последние два месяца провела в Бразилии. Пыталась понять одну простую вещь: почему процессы, начавшиеся в 1985 году в двух странах – СССР и Бразилии в весьма сходных политических, психологических и экономических условиях привели к столь разным результатам? Почему Бразилия, несмотря на не очень благоприятную для этого социальную ситуацию, последовательно продвигается по пути строительства демократических институтов, а мы находимся там, где мы есть. При этом в политологической литературе Бразилия фигурирует как классический пример перехода, основанного на пакте элит. Казалось бы, что это аргумент в пользу того, чтобы не провоцировать верхи и ждать в них раскола. Тем не менее, я поняла там одну простую вещь: устойчивость демократического процесса в Бразилии, помимо прочего, связана с наличием слоя убежденных демократов (а не только экономических либералов), которые не были готовы сотрудничать с диктатурой ни на каких условиях. Именно они, после возвращения к гражданскому правлению возглавили переход к демократии и, в особенности, ее консолидацию. Я позволю себе напомнить, что предыдущий президент Бразилии, социолог с мировым именем Фернандо Энрике Кордозо четыре года провел в вынужденной эмиграции, а когда в 1968 году вернулся в страну, был полностью поражен во всех политических правах и даже не был допущен к преподаванию в университете в Сан-Пауло. Нынешний президент Луис Игнасио Лула де Силва в 1982 году был политическим заключенным. Лула, что особенно важно подчеркнуть в этом контексте, в конце 70-х годов возглавил профсоюзное движение с антидиктаторской направленностью, а Фернандо Энрике Кордозо, в то время ученый и оппозиционный политический лидер, считал своей главной целью с этим профсоюзным движением сотрудничать и развивать его (о чем он подробно пишет в своих недавно опубликованных воспоминаниях). Суть того, что он говорит, в следующем: действительная политическая демократия, создание устойчивых демократических институтов невозможно без одновременной демократизации общества, общественных отношений. И отсюда – важность низовых движений. Демократия в принципе невозможна без обретения достоинства всеми гражданами общества. Рынок к ней напрямую не ведет. Рядом со мной сидит Адам Михник. Я думаю, что опыт Польши соответствующего периода очень ярко иллюстрирует тот же самый тезис – необходимость единства низового социального движения и демократических интеллектуалов для разрушения авторитарной системы. В польском случае это единство «Солидарности» и КОС-КОР. В этом заключается главное отличие от нас и главная наша проблема. Мне кажется (прошу прощения за прямолинейность, но я хочу, чтобы это стало предметом обсуждения), что дело заключается в снобизме и «народобоязни» российских либералов. Над всеми нами довлеет определенное истолкование опыта 1917-го года. Я позволю себе процитировать еще одного очень уважаемого мной публициста и исследователя, который говорит: "политическая практика, основанная на нонконформизме, всегда чревата болезненной возгонкой косных народных масс через тернии к звездам". Здесь не место и не время вступать в дискуссию по поводу 1917-го года, но мне кажется, что возможна и иная интерпретация того, что с нами тогда произошло, а именно: массы остаются косными, становятся легкой добычей демагогов и авторитарных вождей тогда, когда им не предлагаются иные альтернативы, учитывающие их реальные интересы. Это произошло в 1917-м, этоже произошло и в 1991-м году. Резюмируя, хочу сказать три главных вещи. Во-первых, основные издержки периода 2003-2008 годов (и шире, поскольку главный выбор был сделан раньше, в 1990-е), заключаются в том, что народ (здесь можно говорить «массы», «население», «общество») остается там, где он есть, и поддерживает власть потому, что ему не было предложено внятной альтернативы, основанной на его реальных социальных интересах. Во-вторых, альтернатива не есть что-то объективно данное, то, что возникает в обществе спонтанно. Альтернатива – это то, что создается целенаправленной работой в обществе. У нас не было альтернатив в 2003-2008 годах потому, что мы их не создали. Речь не идет (сразу оговорюсь) об объединении демократических партий. Речь о выстраивании социальных союзов и социальных структур в обществе. Нам всегда некогда. У нас никогда ни в1990-е годы, ни сейчас нет времени на формирование институтов гражданского общества. Мы всегда спешим. Мы все время ждем появления альтернатив сверху. Между тем значимый для демократического развития раскол в правящих группах возможен лишь тогда, когда существуют альтернативы в обществе. Без них мы встретим новый возможный раскол верхов с таким же слабым обществом, как это было в 1987-1993 гг. И с теми же последствиями для демократии. Третье. С моей точки зрения вопрос не в том, сотрудничать нам или не сотрудничать с властью. Вопрос в том, как с ней взаимодействовать, какая переговорная сила будет у демократов, чтобы иметь возможность воздействовать на результаты этого сотрудничества. Иначе, это в лучшем случае будут пустые иллюзии, а в худшем – использование властью авторитета ранее уважаемых людей и их кооптацию в существующую систему. Я убеждена, что такую переговорную силу может дать только опора на независимые социальные движения. Я думаю, что кризис и усиление неустойчивости режима, которые мы наблюдаем, обостряет эту проблему и усиливает ответственность за тот или иной выбор.(5)^ Л.Ф. Шевцова: А сейчас передаю слово Льву Дмитриевичу . Лев Дмитриевич, скажите, а наше общество понимает, в какой системе оно живет?(6) Л.Д.Гудков: Думаю, что нет. И это как раз центральная проблема, которую надо бы обсуждать. Я давний оппонент Татьяны Евгеньевны Ворожейкиной. Мы с ней в ряде вещей кардинально расходимся. И расходимся в принципиальном пункте. Я не считаю, что у нас были созданы или хотя бы намечены демократические институты. Они были декларированы. Был провозглашен некоторый абрис – конституционный проект. Но никакой реальной работы по строительству, формированию демократических институтов не было. Как социолог, я вынужден исходить из совершенно другой картины, которую я уже не раз (в том числе на Ходорковских чтениях) представлял. Мы имеем дело с длительным, чрезвычайно длительным, захватывающим несколько поколений процессом разложения советской системы, идущим с разной скоростью и в разных сегментах. Сегодня проблема заключается не в том, что путинский режим узурпировал власть, а в том, что не произошло разделения ветвей власти. Это главное. Не произошло реальной структурной дифференциации в обществе. Это явление не новое. В 1991 году мы имели дело не с революцией, как уже не раз говорилось, а с верхушечным разломом, с кризисом верхов, с процессом, который не затронул основные структуры и институты общества. Власть осталась не дифференцированной и не контролируемой обществом. Не были созданы никакие реальные социальные, групповые, институциональные противовесы этой бесконтрольной, выстраиваемой сверху вниз власти. Верхушечный разлом привел к смене идеологии, к смене кадрового состава и повлек за собой известные в политической науке явления: резкая традиционализация общества, апелляция к выдуманному прошлому, рутинизация всех отношений и отказ от социальной, экономической и политической модернизации. Главное – в результате недифференцированности институтов, зависимости всех ветвей власти от исполнительной оказался стерилизован сам политический механизм: определение целей, выработка и принятие решений, политическая конкуренция, репрезентация групповых интересов, выдвижение программ и пр. Оказался стерилизован сам потенциал элиты как возможной группы, которая задавала бы направление и цели модернизации. Напротив, попытка восстановить этот кризис наверху, распад номенклатуры привела к усилению контроля над другими сферами общества и их традиционализация. Апелляция к прошлому, к архаике, религиозному фундаментализму – вещь не случайная. Это механизм стерилизации, уничтожение представительства групповых интересов в обществе. Многообразие, плюрализм, артикуляция групповых интересы заменяется псевдоколлективным единством. Результатом этого процесса, который мы наблюдали на протяжении путинского периода, было не только устранение свободы прессы, но и общая деморализация населения. Главная характеристика современного общества – это резкое понижение его морального и интеллектуального уровня, возврат к очень архаическим, примитивным в своей основе мифологизированным представлениям. Именно на них основаны сегодняшние механизмы консолидации – через образ врага, через очень сильный рост негативизма ко всем, кто не высказывает симпатий к нынешней России и ее руководству, ко всем, отличающимся от базового стереотипного представления о «русском» - приезжих, чужих, очень умных или просто других. По нашим данным, мы никогда не имели такого уровня ксенофобии, антизападных настроений, антиамериканских, антиукраинских, антигрузинских, антипольских, антиэстонских, анти-… Можно долго продолжать. Механизмы негативной консолидации, в соединении с удовлетворенностью ростом уровня жизни, пусть даже очень неравномерно идущим в разных группах населения, на сегодня являются главными механизмами консолидации общества. Это первое. Второе. Блокирование политического целеполагания, конкуренции ведет к усилению политики систематического государственного кадрового контроля, а этот контроль в условиях деморализации общества представляет собой подбор специфического типа человека. Не компетентного, не делового человека, ответственного перед обществом или партией, не «носителя модернизации», а персонально лояльного держателю власти. Наиболее ценным для власти в такой ситуации типом подчиненного оказывается либо «соратник» (соучастник в делах корпорации или спецслужбе), либо ренегат, как называется в политической науке этот человеческий феномен. Не представитель советской номенклатуры или простой исполнитель, а особый тип людей из «бывших» -бывших демократов, либералов, идеологов модернизации, ставших государственниками, державниками, защитниками «геополитических» интересов России и прочих. Важно, что люди с подпорченной репутацией, с чувством отступничества или внутреннего предательства (прежних идей, ценностей, сторонников) составляют важнейший ресурс власти, наиболее надежный для нынешнего руководства тип лояльности. Способы манипулирования ими с либеральными идеями или правовыми принципами оказываются самыми результативными с точки зрения нынешнего режима, технология господства которого базируется на циническом девальвировании любых идеологий реформ, изменения, солидарности, веры в возможность изменения общественной жизни к лучшему. Важны последствия подбора подобного рода кадров и контроля с их стороны над всеми сферами общественной жизни: с одной стороны – это широкое распространение нигилизма. С другой (очень важный момент) – коррумпирование общественного мнения. Обычно, когда говорят о коррупции, то имеют в виду главным образом отношения обывателей или граждан с администрацией разного уровня и типа, государственным чиновничеством, бизнеса и власти. Я думаю здесь об этом еще будут говорить. Я же хотел бы обратить ваше внимание на менее очевидную вещь – коррумпирование общественного мнения и общественного сознания через тиражирование или насаждение очень удобных, льстящих общественному мнению мифов, стимулирующих русский национализм, имперскую спесь и самоутверждение. Если мы не будем понимать, откажемся понимать, каким образом общество поддерживает этот режим, мы все время будем оказываться в замкнутом кругу наших собственных иллюзий и неудач. Как показывают самые разные исследования, уровень критичности в обществе повышается. Этот факт не подлежит сомнению. Но столь же бесспорно, что само по себе диффузное недовольство, безадресная критичность ни как не соотносится с практической плоскостью отношений с властью или готовностью изменить нынешнее положение вещей, оно не реализуется и не будет реализована в практическом действии, в политическом участии, в принятии на себя ответственности за состояние дел в стране и пр. Явления интеллигентского критицизма ближе всего к памятным разговорам на московских кухнях. Он не является деструктивным по отношению к режиму. Напротив, он является составной частью общей зависимости, дезориентированности, которых и добивается режим. Еще Реплика из зала: А она выполняет? Вот эта система выполняет?^ В. А. Кременюк: Я не могу вам дать точный ответ. И мне кажется сам вопрос некорректен. С чего начал Путин завоевывать популярность? С борьба за единство страны – Чечня. Кровавая война и т.д. Но население поддержало его.Из зала: Нет.В. А. Кременюк: Большинство поддержало…Из зала: Нет, не поддержало. Не надо так говорить.Из зала: Это может быть вы поддержали, а я не поддержала.(Общий шум)Л.Ф. Шевцова: Коллеги, дайте, пожалуйста, Виктору Александровичу возможность договорить…^ В. А. Кременюк: Здесь уже митинг начинается.. Вопрос существует всегда: насколько, в какой степени та или иная система власти выполняет какие-то свои функции. От этого зависит отношение к ней не только внутри страны, но и отношение вне страны. Очень часто наши демократы обижаются: почему Запад так себя ведет? Почему так благостно относятся к каким-то действиям нашей власти? Ведь они же отвратительны. Потому что эта власть пытается найти и находит те рычаги, с помощью которых она становится удобной для ее партнеров. Это очень серьезно. Тогда отношение к этому режиму переходит из сферы нравственно-этической в сферу прагматико-политическую, а там либералы обычно всегда проигрывают. Мой интерес – насколько либералы, и вообще либеральная мысль отвечают вот на этот прагматический вопрос. Он касается очень важных моментов в развитии мировой си