17. «Натуральная школа» и литературное движение 1840-х годов: проза Н.В.Гоголя, Ф.М.Достоевского, А.И.Герцена, И.А.Гончарова, А.В.ДружининаФормулировка вопроса очень хитрая, потому что, в сущности, две ее части – это два разных и больших вопроса. Впрочем, с другой стороны, это предоставляет определенную свободу для маневра – можно побольше сосредоточиться на натуральной школе и надеяться, что до писателей дело особенно не дойдет. Я про НШ расскажу подробно, про писателей – в связи с ней. Для начала – о том, откуда это взялось. Взялось, как обычно, из Франции – но собственно никакой «натуральной школы» (как понятия) во Франции, насколько мне известно, не было. Зато была огромная традиция физиологических очерков (жанр, специфичный для НШ), которая и повлияла в дальнейшем на русскую натуральную школу. Здесь можно рассказать следующее: - жанр «физиологического очерка» был окончательно придуман и утвержден Бальзаком (в принципе, генезис его можно вести примерно откуда угодно, но нас это не интересует, а интересует конкретика). Он начинает его осваивать с 25-го года – вначале скорее в юмористически-фельетонном виде, здесь можно назвать «Кодекс честных сердец», читанную нами «Физиологию брака», дальше уже начинается полный разнос – «Физиология сигары», «Физиология туалета», «Гастрономическая физиология» и прочая. - Дальше, однако, Бальзак приходит от фельетонности к докторальности, к наукообразности, то есть приближается уже к тому, отчего пошла русская НШ. Здесь следует назвать «Париж в 1831 году», «Бакалейщик», «Нотариус» и пр. Уже по названиям вы можете судить о двух основных направлениях тематики/сюжетики (впрочем, слово сюжет здесь можно употреблять весьма условных) – это, во-первых, урбанистичность (то есть рассматривается прежде всего городская среда, для французских физиологов крайне характерна метафора «город – дом», и дом этот берется как бы в разрезе, в каждом этаже (// социальная иерархия) что-то да происходит)), во-вторых – социологичность, рассматриваются представители тех или иных социальных прослоек, профессий и пр. Впрочем, более подробно о типологии ФО см. ниже. - Программным для Бальзака текстом в этом отношении становится предисловие к «Человеческой комедии» (1842), где он высказывается о ФО как о «точном, терпеливом или отважном изобразителе человеческих типов». Здесь же – очень важный момент – параллель с наукой: как у Буффона или Лабрюйера есть классификация животного мира, так мы будем классифицировать людей, аналогично зоологии. - жанр становится жутко популярным во Франции в 30-е годы. Ярым его адептом является, в частности, Жанен. Кроме того, появляется и важнейшая форма, которая затем будет заимствована у нас: альманах, то есть периодические выпуски, у которых нет четкого расписания, но есть четкая тематика и направленность. Так, выходит выпусками «Париж, или книга ста одного» (1831-34, где 101 писатель представляют очерки Парижа – у нас это заимствовал Смирдин со своими «Сто русских литераторов», но там упор был не на ФО, а на количество – таким образом, к тому же, утверждалась жизненность русской литературы: вот, у нас аж 100 литераторов, и все такие замечательные); «Новая картина Парижа в XIX в.» (34-35). Также важнейшим для России является альманах «Французы в их собственном изображении» (40-42) – ориентируясь на него, Башуцкий начинает издавать собственный альманах «Наши, списанные с натуры русскими», но его выходит только два выпуска. И это пока не НШ, это ее отечественные предшественники. Теперь чуть больше о них. - как ни странно, Булгарин с его зарисовками и фельетонами 20-х гг. – они, однако, были вполне в его духе, то есть максимально отвлеченными от социальности, со счастливым концом и утверждением благонамеренности. В 1842-м Булгарин чует конъюнктуру и пишет два очерка из серии «Очерки русских нравов» - «Салопница» и «Корнет», но и они страдают тем же самым. Можно сказать, что ФО натуральной школы находились в имплицитной полемике с очерками Булгариным (поскольку вообще стояли в довольно четкой эстетической и идеологической оппозиции к его направлению). - пресловутый Башуцкий с его «Нашими» - поскольку тут не было такого идеологического маркера, и вообще это была такая попытка подражания скорее, успеха не снискал.Теперь – о «натуральной школе» собственно. А точнее, вначале – о том, какая вообще была ситуация в русской литературе в 1840-х гг. 1841-1845 гг. – это такой период безвременья: нет крупных литераторов (Лермонтов умирает в 1841г., и вокруг критики его текстов и его фигуры во многом выстраиваются эстетические программы тех или иных журналов; Гоголь есть, но не участвует в полемиках – зато выпускает «Шинель» (1843) и «Мертвые души», восприятие его – аналогично). Соответственно, различные журналы выстраивают свои проекты литературы и ее развития, а также ее истории. Здесь есть разные позиции – есть Булгарин и «Северная пчела» с, условно говоря, благонамеренностью, есть близкая к ней, но вовсе не тождественная «Библиотека для чтения» и ее редактор Сенковский с, условно говоря, развлекательностью, есть, наконец, «Отечественные записки» и Белинский. Белинский для нас важнее всего – он в своих статьях последовательно выстраивает хронологию развития русской литературы так, как ему кажется верным и идеологически правильным. Получается следующая примерно периодизация: - пушкинский период (Пушкин как важнейший поэт + языковой новатор) - послепушкинский период (тогда была поэзия, теперь будет проза и народность) кроме того - смирдинский период (это экономическая характеристика – развитие книготорговли и издательского дела на основах предпринимательства) - гоголевский период (самое важное! Белинский провозглашает Гоголя основателем новой литературной школы, которая и является, по его мнению, самой передовой и прогрессивной. Заметим, что сам Гоголь по этому поводу Белинского не поддерживал, Белинский, как знатный конструктор, все придумывал и обосновывал сам).Итак, в «гоголевский период» (его, конечно, стоит использовать не как прямо-таки обозначение, а оговаривать, что это метаописание, которое затем пошло и дальше – см. Чернышевский с его очерками) и попадает «натуральная школа». То есть она, в сущности, его открывает.^ О термине Тут все жутко любопытно. Впервые термин «натуральная школа» употребляет все тот же Булгарин в одном из номеров «Северной пчелы» за январь 1846 года. Употребляет, разумеется, в сугубо негативном смысле – мол, вот, они изображают низменное, натуру, которая вообще не достойна изображения и которой не должно быть места в литературе. Белинский, однако, это определение перехватывает и оборачивает в свою сторону. Он сам начинает говорить о «новой литературной школе» (например, статья «Русская литература в 1845 году») и, соответственно, меняет знак с минус на плюс. Понятие школы для Белинского важно в двух аспектах: как множество литераторов. Об этом Белинский пишет в предисловии к «Физиологии Петербурга»: для того, чтобы национальную литературу действительно можно было признать существующей и живущей (немаловажно, что в эту эпоху – как, впрочем, и во все предыдущие – одним из доминирующих тезисов в критике вообще является тезис о том, что в России нет литературы, что она только предстоит) важно, чтобы были не только гении, но и рядовые таланты, добротные писатели второго ряда, не меняющие ход событий, но активно участвующие в литературном процессе. В этом смысле немаловажно, что, например, о принадлежащих к НШ Григоровиче, Гребенке он пишет в том духе, что у них нет талантов к повести, но есть к физиологии, к сухой социологичной описательности (тезис Манна) в то же время, применяющееся Булгариным как обозначение группы литераторов, к тому же зависимых от дурно влияющих французов, понятие НШ Белинский подразумевает как школу истины и правды – противопоставляя ее таким образом риторической школе, пренебрегающей правдой во имя громких формулировок и поз.От себя стоит сказать, что, по-видимому, обозначение «натуральная школа» относится к тому литературному движению, что существовало строго в 1845-47-м гг. (то есть с «Физиологии Петербурга» до года дебютов). Гончаров, Достоевский, Тургенев, Герцен, даже ранние, находятся под определенным влиянием НШ, но к ней не принадлежат – они развивают, деформируют, обыгрывают выдвинутые ей принципы изобразительности и тематику. Следует также разграничить понятие НШ как историко-литературное и «натурализм» как метод изображения (понятие, впрочем, скользкое и сомнительное).^ Особенности НШ и историко-литературный контекст Хронология событий, если вкратце, такова: 1845 – выход двух частей «Физиологии Петербурга» 1846 – выход «Петербургского сборника» (тут, кстати, опубликованы «Бедные люди») 1847 – приход Некрасова-Панаева в «Современник»; дебюты Гончарова, Салтыкова, Тургенев (формально раньше, но «Хорь и Калиныч» - 1847) и так далее.Вот какие ключевые особенности НШ мы можем выделить (по большей части – из статьи Манна про НШ в «Истории всемирной литературы»): - изменение понятия о литературной работе: ценится не фантазия, не воображение, а черновая работа, подготовка, фактура. То есть то, что раньше было на периферии внимания, выносится в центр. - во главу угла ставится понятие «человеческий вид» (оппозиция к «человеческой природе»), соответственно, задача – классифицировать этот вид. - основные параметры классификации – она может организована как описание социального / профессионального признака («Петербургский дворник» Даля, «Петербургский фельетонист» Панаева и пр.), некоего характерного места, через которое описывается социум («Петербург и Москва» или «Александрынский театр» Белинского), а также некоей привычки (на этом нажил себе капиталец некто Кокорев – например, «Чай в Москве») - расширение сферы изобразительного, помещение в сферу эстетического ранее там запретного (петербургские углы, низшие социальные слои, мрак, понимаете ли, и копоть). Кроме того – внимание к женщине, мужику как социальным типам (как бы это глупо ни звучало) - отвержение эстетизма: за верность, а не за интригу. Отсутствие – второстепенность сюжета. Свободное построение, вообще жанр «очерка» как таковой (это не только в физиологиях, но и дальше – например, у Тургенева в «Записках охотника»): начало без экспозиции (сразу представление героя без предыстории), конец – фигура умолчания («я умолкаю»), отсутствие внешнего действия, четкая локализованность повествования. - авторское присутствие в тексте (фактически, сам жанр физиологии как наблюдения является мотивировкой этого присутствия, однако это, опять же, тоже может идти и дальше).Примером всего этого и вообще наиболее характерным релизом для НШ в узком смысле может служить изданный Некрасовым сборник «Физиология Петербурга». Участники: Белинский, Даль, Григорович, Гребенка, Некрасов, Кульчицкий.Основные особенности «Физиологии Петербурга»: - контекст: как уже я писал, она имплицитно противопоставляет себя Булгарину и ко. путем всех тех особенностей, что изложены выше. Во второй части есть и вполне прямая атака на Булгарина в очерке «Петербургский фельетонист». - очерки довольно разноплановые: так, есть собственно описательные тексты без особенной сюжетики («Петербург и Москва», «Петербургские шарманщики»), есть вполне построенные как рассказ, но с акцентом все равно на социологии («Петербургский дворник»). Есть и вовсе пьеса («Омнибус»). Есть стихотворение Некрасова «Чиновник». - вначале – программное предисловие Белинского, фактически декларация НШ – и необходимость «обыкновенных талантов», и значимость Гоголя как предшественника, и декларация попытки описать Петербург с точки зрения именно характеристики его нравов и особенностей. - акцент на нетрадиционной тематике: рабочие, дворники, шарманщики. - важно и то, что «Физиология» - альманах по примеру французских; вообще составителями декларируется то, что сборник следует французам.В целом же все основные особенности – те же, которые были перечислены как особенности НШ. И о литературе. Я пользовался прежде всего довольно бессмысленной главой Л. М. Лотман из академической «Истории русской литературы»; монографией Цейтлина «Становление реализма в русской литературе» (она полностью посвящена именно физиологическому очерку), а также замечательной статьей Манна в «ИВЛ». Кроме того, здесь еще следует назвать совкового Мордовченко (я его завтра постараюсь посмотреть) и Виноградова с его «Эволюцией русского натурализма», до которой не добраться – впрочем, она, судя по всему, все же больше про натурализм, чем про НШ.Вот. Соответственно, это то, что касается «натуральной школы». Теперь мы переходим ко второй части вопроса, а именно – к творчеству писателей. В силу постановки самого вопроса, по-видимому, логично говорить о них в контексте НШ. Тут, впрочем, возникают определенные трудности. Но не со всеми.Укажу вначале на те типические особенности повествования в произведениях писателей НШ, которые выделяет Манн. Точнее говоря, тут три основных возможных коллизии / сюжета. - диалогический конфликт: столкновение идеалиста и практика (это можно видеть в «Обыкновенной истории», в каком-то смысле – в «Полиньке Сакс») - социальная обусловленность событий, роман как распутывание жизненного клубка, биографизм, детерминированность бытия (это у всех более-менее есть. Кроме, наверное, Гоголя) - переход персонажа из одного статуса в противоположный (это опять же в наиболее ярком виде есть у Гончарова)1. Гоголь. Здесь все довольно просто. Он предшественник натуральной школы, как это ощущают сами ее представители; Белинский постоянно ссылается на Гоголя, Даль в 1843 пишет «Жизнь человека, или прогулка по Невскому проспекту», которая представляет собой реплику к «Невскому проспекту», но – что важно – с большей социологичностью. Прежде всего – петербургские повести: «Невский проспект», «Портрет», «Нос»; разумеется, «Шинель» (1843). Бонус: известно, что Гоголь в пору писания второго тома «Мертвых душ» интересовался очень физиологическими очерками и задумывал какой-то цикл, но не срослось. Бонус2: в предисловии к «Физиологии Петербурга» Белинский пишет – «Кто лучше может познакомить читателей с особенностями характера русских и малороссиян, если не Гоголь? Хотите ли, в особенности, изучить Петербург? – Читайте его «Невский проспект», «Записки сумасшедшего», «Нос», «Женитьбу», «Утро делового человека», «Отрывок» и, наконец, «Театральный разъезд». Вы найдете тут все лица, которых бог не создавал нигде за чертою Петербурга?» Ясно? Ищите и обрящете. Короче говоря, натурошкольники сами имели в виду наследовать Гоголю, другой вопрос, что он, кажется, с подозрением относился к этой молодой шпане и гласно с ними не солидаризировался; вообще Гоголь не очень участвовал в литературном процессе в плане каких-то металитературных высказываний.Вообще, хочется надеяться, можно вас отослать к вопросу 12 во всяком случае. Потому что уже про всех этих чуваков нет сил рассказывать. Тем не менее, в отношении к натуральной школе Гоголь важен следующим: у него есть внимание к социальности, новые герои (тот же Акакий Акакиевич – другой вопрос, что маленький человек куда шире простой социологии, тут, братцы, метафизика), есть описательность, есть прямая сатира и т.д. Но – все это сочетается с фантастикой, с мистикой и т.п. Не знаю, что тут еще говорить. Ну «Мертвые души», которые выходят в 1842 г., - там тоже вся эта социальность, Белинский их поминает как идеальное описание провинции; но, опять же, понятно, что задумка Гоголя куда шире НШ, если не противоположна ей. Ну и в 1847, на излете – «Выбранные места», где он вообще с этой братией фактически порывает.2. Достоевский. Он дебютирует «Бедными людьми» в 1846 в «Петербургском сборнике», Белинский на него возлагает большие надежды – но слагает после «Двойника», «Неточки Незвановой» и прочего расходящегося с. Достоевский по виду вроде бы вполне от НШ – опять же, маленький человек, урбанистическая топика, социальность, все дела. Но вот в чем дело – если основным приемом НШ является типизация (то есть через индивидуума демонстрируется социум, и он прежде всего и интересен), то для Достоевского социум интересен постольку, поскольку он влияет на личность индивидуума. Достоевский ранний – в куда большей степени про Гоголя, чем про НШ; у него тоже есть эта бытовая мистика, какая-то романтика. Сказовые элементы. Эпистолярность, «Бедные люди» как ревизия сентиментального эпистолярного романа. В общем, я не знаю, про что тут особенно говорить, простите. Ранний Достоевский – это только кажется, что близок к НШ, на самом деле, у него совсем другая история. Вот что пишет по этому поводу Виноградов в статье «Гоголь и натуральная школа»: В основе повести, «очерка», здесь лежит не анекдот, а этнографический, бытовой, социологический материал, который, конечно, приправляется иногда анекдотическими «сценками с натуры», но эпизодически. В половине 40-х годов вражды между этими течениями нет. Но временное господство получает то направление, которое, исходя из Гоголевской «Шинели», провозгласило синтез натуральных форм с сентиментальными, начало реставрировать, но в новом стиле, сентиментальные жанры. Вождем этого движения был Достоевский, который пытался органически приспособить к «натуральному» стилю и романтическую, Гофманскую традицию («Двойник») и романтически-ужасную («Хозяйка»). Словом, целью Достоевского было — как бы пройти сквозь те же этапы, через которые шел Гоголь, но противопоставить его формам формы обновленного натурализма.А вот что пишут про ФМД старшие коллеги: В БЛ взята традиционная форма сентиментального «мещанского» романа – переписка любовников с внедрением записок, излагающих Vorgeschichte одного из них, и с трагическим концом. В соответствующем жанре прошлых лит. школ «записки» приходились на долю любовника, т.к. центром действия была героиня, и ее письма с резкими эмоциональными переживаниями, ярче всего развивали сентим. стиль. В БЛ, в соответствии с поэтикой нат. шк., где был запрет на сентиментальную любовь и на красавиц, и где героиня обречена на второстепенные роли, «записки» отдаются В.Доброселовой, т.к. она нужна как адресат, подающий реплики, чтобы вызывать изменение оттенков эмоц.фона в письмах Девушкина и толкать его на те или иные действия. Аналитическая отделка деталей не только внешней обстановки, но и психических вибраций, кот. так гордился Достоевский, удобнее всего умещалась именно в рамках сентиментальной, освобожденной от фабульной пестроты переписки. Важно, что «бедные люди» говорили о себе сами. Они сами раскрывали тематику своего литер.воплощения.У того же Виноградова есть статья «Школа сентиментального натурализма», посвященная именно «БЛ». Таким образом, как оппозицию можно представить Достоевского и Герцена: если первый, как мы уже уяснили, работает с сентиментальностью, то второй, напротив, - с холодным наукообразным анализом, близок к позитивизму.3. Герцен. Простите, я его не перечитывал. Кто перечитывал «Кто виноват», думаю, сможет сопоставить вышеизложенное с романом и сделать какие-то из этого выводы. Ну там, социальная обусловленность, все дела. Детерминированность, стремление установить причинно-следственные связи. Но, опять же, не надо забывать, что все эти писатели, близкие к НШ, для них важны гоголевские традиции гротеска, анекдота, фарса. Вот, например, у Герцена есть «Доктор Крупов» - записки некоего доктора-психиатра, который доказывает, что «люди, одумайтесь, люди, одумайтесь, вы все сошли с ума». Приводя примеры того, как неправильно, неестественно, не по-человечески люди обращаются с людьми – помещица с крестьянкой, мать с дочерью и так далее. То есть – критика социальной системы через литературу. Плюс тематика эмансипация женщины («Сорока-воровка») Если о контексте: он публиковался в «ОЗ» и «Современнике», потом ссылка, эмиграция, все дела. Еще, судя по лекциям Бака (спасибо Нине!), Герцен и Гончаров – параллельные биографии: оба родились в 1812, оба учились в Московском университете, оба дебютируют в 1847 (это, впрочем, не вполне верно – «Кто виноват» печатался в «Отеч. Записках» в 1845-46, а в 1847 вышел отдельным изданием; кроме того, он еще в 1841 печатал в там же «Записки одного молодого человека», все это под псевдонимом Искандер). Герцен –естественник, «роль науки в современной культуре» - научный позитивизм. Рефлексия как болезнь времени. Размышления о разумном эгоизме как о начале, которое отделяет разумную жизнь от животной. Эгоизм - необходимый атрибут разумной жизни. «Доктор Крупов» - невозможность найти грань между безумием и нормальностью, «жизнь - воспаление материи». «Кто виноват»: две точки зрения, которые нигде не сходятся, что противоречит НШ (все логично и решение всегда существует). Неразрешимость ситуации, все попытки истолковать жизнь отменяются, отменяется и сам роман – своим эпиграфом («а случай сей за неоткрытием виновных предать воле божией, дело же, почислив решенным, сдать в архив»). Непереводимость мира на язык слова.4. Гончаров. Тут см. вышеуказанные особенности конфликта и повествования писателей пост-НШ. Раскрываем это на примере «Обыкновенной истории» - столкновение Адуева-старшего и Адуева-младшего как столкновение прагматика и мечтателя; перемена статуса главным героем. Опять же детерминированность бытия и личности.Белинский называет в статье «Взгляд на русскую литературу 1847 года» «Обыкновенную историю» первым русским романом (и до «Рудина», что 1856) – большие надежды.5. Дружинин. Это вообще какая-то ерунда – «Полинька Сакс» ни в коем случае не является произведением НШ, единственное, к чему его можно подверстать, так это Жорж Санд с ее романами, где к женщине подкатывают два мужика, и она выбирает худшего, а лучший крепко терпит («Жак», «Индиана»). Дружинин – это скорее продолжение всякого сентиментального / романтического романа – но с развенчанием оного (герой-любовник оказывается тухловат). Тут – практическое решение романтических вопросов, также проблема женской эмансипации и прав женщины. С другой стороны, во всяческие списки авторов НШ его стабильно включают, так что тут вопрос статуса, видимо.В принципе, все авторы так или иначе играют с совмещением, с одной стороны, дискурса и эстетических принципов НШ, а с другой – с прежними традициями, будь то романтизм или сентиментализм, эпистолярный роман или нравоописательный.NB!! Мне кажется, что в случае с писателями надо ориентироваться на то, что нам рассказывал на лекциях Бак – у кого есть конспекты, поднимите и посмотрите, у меня, к сожалению, они лежат в Обнинске, и сейчас недоступны. Во всяком случае, если попадется вопрос, надо максимально излагать про натуральную школу, а там дальше, наверное, есть два варианта – кратко пробежаться по верхам // сосредоточиться на одном авторе и рассказывать про него.