Мединцев. В. А.2.1.главные методологические черты и перспективы разработки диалогических подходов и процедур в психологии Психологи в последнее десятилетие проявляют повышенный интерес к понятию «диалог», связывая с ним (точнее – с его содержательными интерпретациями) надежды существенно обогатить и усовершенствовать существующие, а также разработать новые процедуры терапии и консультирования. Объяснить востребованность диалогической методологии в наши дни, полагаю, можно общей тенденций в современных гуманитарных науках, которую именуют «лингвистический поворот» (существуют и иные её определения). Одной из существенных черт этой тенденции является определённая интеграция психологической и лингвистической проблематик: с одной стороны – к изучению психологических черт индивида можно подойти через анализ его языкового общения, с другой – в лингвистике на смену пониманию языка как исключительно семиотической системе приходят теории, в которых освоение и функционирование языка предстаёт как коммуникативный, социально и индивидуально психологический процесс. Помимо диалогических подходов в психологии категорию «диалог» широко используют наряду с понятием «дискурс» в содержательно близких направлениях, таких как герменевтическая психология, теория социальных представлений, теория социального конструкционизма, дискурсивная психология.В предлагаемой работе этапы становления, разновидности и возможные перспективы диалогического направления исследований станут предметом анализа, в рамках которого мы также рассмотрим теоретико-методологическую проблематику упомянутых родственных концепций, чтобы уяснить как сходные черты, так и различия между ними и группой диалогических подходов в психологии. Разумеется, характер такого анализа (выбранный материал и его интерпретация) в значительной мере отражает авторское видение диалогической проблематики, связанное, в том числе, и с его скромным вкладом в построение диалогически ориентированных подходов в психологии.^ 2.1.1.Диалогические подходы в пост-советской психотерапии и консультировании Особенностью диалогического консультирования, полагает Т. А. Флоренская, является отношению к человеку как к субъекту «живого общения», а не как к объекту исследования и воздействия; такой диалогический подход «…основан на общечеловеческих духовно-нравственных ориентирах..» [1.5, с. 5]. Эти ориентиры автор видит в традиции русской христианской философии и этики, поэтому идеи М. М. Бахтина, интерпретированные ею именно в таком контексте, образуют своеобразную ткань (vs теория как идеальная модель) христианской версии диалогического подхода в психологическом консультировании, который методологически противопоставлен «объективистской научной психологии». На глубинном уровне – при таком понимании человеческой психологии – происходит «диалог со своей совестью, в которой проявляется духовное Я» [1.5, 25]. Помимо превосходящего возможности понимания и осознания человеком «духовного Я» Т. А. Флоренская рассматривает «наличное Я» – то, что представляет собой человек в его теперешнем состоянии с учётом его ограниченности рамками опыта, среды, воспитания, наследственности. В свою очередь, наличное Я заключает в себе голоса «реального Я» и «идеального Я». К первому из них автором отнесено представление о себе, которое есть у человека. Ко второму – образ-идеал, который он хотел бы видеть в себе. Духовное Я, хотя и не должно быть предметом психологического исследования, но необходимо, чтобы психолог a priori признавал его существование. При выполнении этого условия у него появляется возможность «диалогически приобщиться» и к своему духовному Я, и к духовному Я пациента. Только тогда психолог может приступать к обнаружению и описанию наличного Я пациента, полагает автор.В более общем методологическом плане Т. А. Флоренская считает справедливым поставить вопрос о пересмотре ценностей и критериев современной психологической науки. По её мнению, в системе обновлённых критериев научности психология должна стать частью не механистической, а гуманитарной картины мира. При этом, полагает автор, не следует исключать того, что человек обладает и объективными характеристиками, и механизмами психики. В этой связи статус научной психологии определён так: «Объективная психология может быть полезна и интересна, если она занимает своё место и не претендует на познание «глубин» человеческой души, недоступных и неподвластных ей…» [1.5, 132].Несколько иначе рассматривают психологическую проблематику диалога другие исследователи, представители отечественной психологической традиции. В частности, Е. Т. Соколова и Н. С. Бурлакова рассматривают проблемы и методы психотерапии в контексте ряда положений диалогической философии М. М. Бахтина и культурно-исторической теории Л. С. Выготского о диалоге как форме бытия личности и социальном генезе человека: «…психика понимается как структура принципиально диалогическая, имплицитно содержащая различные формы социальных внешних диалогов» [1.5]. В соответствии с такой проекцией диалогических идей в психологию линия культурно-исторического развития сознания (и самосознания) начинается интериоризацией множества форм родительского отношения, которые далее существуют в виде базовых паттернов внутреннего диалога. Развитые, зрелые формы самосознания, полагают авторы, характеризуются свернутостью ранних форм социального диалога, их встроенностью в сложно организованную иерархическую архитектонику более поздних диалогических «напластований», сквозь которую базовые паттерны внутреннего диалога (в т. ч. первичный «материнский» диалог) едва различимы, то в случаях «дефицитарной», «диффузной» организации самоидентичности исходное диалогическое отношение доминирует. Один из методов (названный «диалогический анализ случая») состоит в реконструкции движения внутреннего диалога с целью выявления в нём как устойчивых структур и строго фиксированных смыслов, так и сам процесс их порождения в ходе психотерапевтического сеанса. Авторы подчеркивают, что главным методом и лечащим средством психотерапии становится особая форма взаимоотношений терапевта и пациента в процессе психотерапевтического контакта, при которой «терапевт намеренно и осознанно встраивается в специфический внутренний диалог, содействуя его развитию и углублению» (там же).Методологическая позиция, с которой, по мнению А. Ф. Копьёва, следует разрабатывать диалогический подход в психологическом консультировании, должна состоять в том, чтобы теоретические основы изучения психотерапевтического общения не были жестко привязаны к конкретным психологическим теориям, а были бы «трансгредиентны» (по выражению М. М. Бахтина) по отношению к ним. Бахтинская концепция диалога, по мнению автора, как раз и обладает таким качеством, поскольку в ней «…исходным фактом является само общение, взятое до (или вне) его психологических определений в понятиях той или иной концепции психотерапии» [1.5, 18]. Для А. Ф. Копьёва диалог является «…моментом актуализации человеком своей подлинной природы, непосредственно связанным с преодолением различных форм сопротивления и защиты…» [там же]. В содержании бахтинского понятия «диалог» автор различает два смысловых оттенка: (1) общечеловеческая реальность, как, изначальное условие человеческого сознания и самосознания, как основная форма их реализации; (2) конкретное событие общения, при котором происходит самообнаружение человека в конкретном взаимодействии. Если в первом значении диалог не поддаётся количественной оценке (при том, что он всегда «есть»), то в отношении конкретного диалога, по мнению автора, всегда можно сделать заключение о том, состоялся он или нет, более- или менее- диалогичным был конкретный эпизод общения. А. Ф. Копьёв предлагает рассматривать такой диалог как момент актуализации человеком своей подлинной природы, в котором происходит преодоление человеком своих форм сопротивления и защиты. Именно поэтому особую значимость автор придаёт психологическим условиям вхождения и избегания диалога, а также диалогической интенции клиента, которая в качестве суммарного вектора его воли в ситуации консультирования для терапевта намного важнее, чем форма, в которой выражается в данный момент самоопределение клиента, значение сказанных им слов.Существенно более детально идеи диалогизма воплощены в одной из новых версий диалогического подхода – триалогическом подходе А. Б. Орлова [1.5]. Автор ставил перед собой задание – разработать систему положений, развивающих одновременно как общепсихологическую концепцию личности, так и систему понятий диалогического подхода. Исходными для последующих рассуждений стали его представления о структуре личности как «интрапсихической триаде инстанций» – персона, лик, тень, – и о восходящей к трудам А. А. Ухтомского триаде: человек; другой как двойник; другой как лицо (собеседник). Соответственно, следующим положением этого метода является утверждение о троегласии и троебытии человека – триалоге. Категория «триалог» означает: 1) концептуальную фиксацию фундаментальной тройственности человека (как структуры, системы); 2) коммуникативную и аутокоммуникативную структуру, о которой сказано, что она обладает четырьмя измерениями: интерперсональным (персона – персона), интраперсональным (персона – тень), субперсональным (тень – тень) и трансперсональным (лик – лик); 3) реальный феномен практики психотерапии-консультирования, который включает в себя помимо позиций психолога и пациента ещё и позицию (голос) третьего участника – наблюдателя; 4) обучающую процедуру в практике психотерапии-консультирования. В соответствии с предложенной моделью триалог как реальный феномен практики психотерапии-консультирования образуют две триады субъектов общения: 1) психотерапевт-консультант, воображаемый наблюдатель (супервизор), пациент; 2) пациент, воображаемый наблюдатель (субвизор), психотерапевт-консультант.Помимо изложенных положений А. Б. Орлов формулирует три основные идеи подхода: 1) идею трёх территорий («Я изживаю не там, где переживаю, и я переживаю не там, где живу» [там же, 11]); идею трёх субъектов (трёх внутренних инстанций – наблюдатель, внутренний клиент, внутренний терапевт); идею трёх языков (проявление Я трёх субъектов (аспектов) личности участников общения происходит в трёх языковых формах: внутренний наблюдатель использует знаковый язык поведения, внутренний клиент – сигнальный язык тела, внутренний терапевт – символический (образный) язык состояний).^ 2.1.2.Теория «Dialogical Self» Так же, как и в отечественной, в зарубежной психологии идеи диалогизма получили признание и развитие благодаря переводам работ Л. Выготского и М. Бахтина (упоминают ещё труды Э. Левинаса, и П. Риккёра). Одним из центральных в психологических трудах диалогического направления после опубликования книги Х. Херманса и Х. Кэмпена [1.5] стало понятие «dialogical Self» (в буквальном переводе – «диалогическая самость»; далее в статье – DS). В своей интерпретации бахтинского наследия авторы предложили три определения DS: (1) его образуют несколько Я-позиций (I-positions), а само Я в зависимости от ситуации может занимать любую из наличных позиций; (2) каждая Я-позиция занимает ограниченную воображаемую пространственно-временнýю область, обладая уникальным психологическим содержанием, происходящим от уникального опыта диалогов с голосами собственных значимых «других»; (3) DS социально вследствие того, что воображаемые Я-позиции состоят в диалогах между собой [1.5]. Позднее были уточнены и расширены каждое из трёх утверждений: (1а) DS составлено из множества голосов, каждый из которых в состоянии сформировать свою оценочную систему прошлого, настоящего и будущего; (2а) различные голоса с их оценочными системами расположены на декларативном уровне функционирования DS, и вся эта система испытывает влияния латентного источника мотивов; (3а) различные голоса, формируя свои оценочные системы в пределах своих перспектив, диалогическим способом обмениваются информацией. В комплексном, нарративно структурированном DS отражается результирующее обобщение диалога всех внутренних голосов [1.5]. В контексте этих принципов возможен взгляд на организацию и функционирование DS как на своеобразный социум, в котором существуют возражения, согласия, разногласия, переговоры, объединения и т. д. [1.5]. То есть, и общество, и DS существуют в полифонии консонансных и диссонансных голосов. И в одном, и в другом существуют условия для интерсубъективного обмена, а также социальное доминирование и подчинение.Свою теорию автор помещает «на границе между Джеймсом и Бахтиным» переформулировав джеймсоновское понимание соотношения I - Me (Я как субъект – Я как объект) в терминах бахтинского полифонического романа. В частности, DS одновременно обладает (incorporates) и непрерывностью и прерывистостью. Многообразие взаимоотношений между различными позициями в пределах одного DS составляют определённый репертуар. Различия, конфликты, оппозиции в рамках этого репертуара являются проявлениями прерывистости DS. Но даже если позиции проявляют радикальные различия, в моменты, когда они производят впечатление бессвязной совокупности фрагментов, даже тогда они синхронически и диахронически объединены одним непрерывным Я (здесь и далее по [1.5]). Что же касается содержания понятия «репертуар», то его предложено рассматривать состоящим из внутренней и внешней областей. Во внутренней области расположены те позиции, которые связаны с Я индивида (например, «Я как отец», «Я как любитель музыки»). К внешней области отнесены позиции, связанные с людьми или объектами, которые индивид считает своими: «мой друг», «моя страна» и т. д. Границы между этими областями открыты, хотя степень открытости может быть различной у разных людей, а также у одного человека в различные моменты его жизни. Многие позиции могут находиться далеко на периферии горизонта DS, так что индивид может даже не подозревать об их существовании. Движение позиций и их материальные связи зависимы от культурных изменений. Возможна реорганизация (в том числе, консультативная / терапевтическая) позиционного репертуара индивида (инновация DS) и конструирование «диалогического пространства». Для исследования репертуара позиций Х. Хермансом был разработан метод PPR (Personal Position Repertoire).Я-позиция, утверждает автор, может быть рассмотрена как часть и внутренней, и внешней («другой Я») сферы ^ DS. Основной вопрос самоидентификации – «Кто я?» – в контексте теории DS может быть переформулирован в два вопроса: «Кто я по отношению к другим?» и «Кем являются другие по отношению ко мне?». Соответственно, возможны два пути исследования: первый – зависимость самопонимания от отношений с другими людьми; второй – понимание другого частично является пониманием его как «другого Я». В этом состоит децентрализация DS. Существует ось содержательных изменений в континууме позиций DS, на которой крайними являются Я – с одной стороны и Мы, с другой. Люди, принадлежащие к различным культурным и социальным общностям, по-разному идентифицируют себя по этой оси. Таким образом, в рамках содержания DS оказывается и I-Me различение (индивидуальные голоса рассуждают о самих себе), и We-Us различение (о себе рассуждают коллективные голоса). Второй тип различения, по мнению автора, позволяет социальным группам и культурам функционировать «внутри» DS в качестве коллективных голосов.DS исторически и культурно контекстуализовано. Связь концептов ^ DS и культура состоит в том, что и первое, и второе рассмотрены в качестве множества позиций, между которыми могут быть установлены диалогические отношения (здесь и далее по [1.5]). В рамках такого понимания следует рассматривать и DS как «культуру содержащее» (culture-inclusive), и культуру как «Self содержащее» (self-inclusive). Многие исследователи в области кросс-культурной психологии строят свои рассуждения на принципе дихотомических классификаций культур. Со своей стороны, автор предлагает рассматривать культуры как внутренне гомогенные и внешне различимые (distinctive). В современных условиях глобализации и технологического бума для DS характерны следующие три свойства: первое – высокая плотность позиций; второе – все позиции относительно гетерогенны (происходят процессы постепенных превращений относительно замкнутых гомогенных культурных групп в гетерогенные); третье – возможность и способность совершать более дальние, чем когда бы то ни было, позиционные перемещения. У автора теории и его последователей есть немало и других интересных идей.Что касается практики, то среди психотерапевтических методов, связанных с концептуализацией DS, прежде всего следует выделить два, разработанные самим Х. Хермансом или под его руководством: Personal Position Repertoire (PPR-Method) и Self-Confrontation Method. Процедура первого из них (PPR) позволяют выявить содержание и организацию репертуаров персональных позиций DS клиента. Содержанием репертуара назван перечень выясненных в ходе процедуры внутренних позиций клиента (например, Я как мать, Я как честолюбивый рабочий, Я как наслаждающийся жизнью) и внешних позиций (например, мои родители, мои дети, мои друзья). Этот перечень позиций терапевт составляет вместе с респондентом. Для изучения организации репертуара предложено использовать матрицу, в которой строки отражают внутренние позиции, а столбцы – внешние. Респонденту предлагают по 5-бальной шкале оценить, в какой мере для него каждая из внутренних позиций значима по отношению к каждой из внешних [1.5]. Сведения о респонденте, полученные методом PPR далее могут быть использованы как исходный материал для реализации второго метода. В рамках процедур Self-Confrontation Method клиент должен попеременно занимать позиции самонаблюдателя и партнёра психолога. Первая – оценочная – часть процедуры состоит в выяснении содержания и структуры оценочной системы клиента. Во второй части содержание и структуру оценочной системы подвергают корректировке совместно клиент и психолог. Метод основан на оценочной теории и теории DS [1.5].Совсем коротко отметим другие импликации теории DS. Представляются исключительно важными исследования, направленные на описание процесса становления DS в онтогенезе, в частности, поиски решения таких проблем: как оформляются диалогические фреймы, в которых различают креативные (относительно изменчивые, развивающиеся) и ригидные (неизменяемые) составляющие; каковы доречевые формы DS, возникающей в младенчестве [1.5].В контексте исследования роли DS в процессах социализации людей один из вопросов сформулирован следующим образом: как индивиды через диалогический социогенетический процесс оркеструют (orchestrate) различные голоса, из их «личных и социальных миров» творят новое самопонимание, видят себя в новых социальных условия? Для ответа на этот вопрос, полагают авторы в [1.5], необходимо найти способы различать в нарративах отдельные диалогические голоса, для чего не обойтись без знания изображаемого мира (figured world). Для различения диалогических голосов необходимо анализировать также и паралингвистические составляющие общения. Самопонимание и его трансформации в процессе социализации, таким образом, напрямую связано с пониманием окружающего мира, а понимать этот мир – значит знать типы людей, которые его населяют, их взаимоотношения, мотивы действования, сюжетные линии, связывающие действующих лиц с теми или иными событиями, считают авторы исследования.^ 2.1.3.Диалогическая эпистемология В европейской и американской науке бахтинское научное наследие активно изучают и используют в различных частно-научных сферах, однако, наиболее последовательно и полно идеи диалогической философии, полагаю, реализованы в психологических и междисциплинарных (коммуникативистика, коммуникативная лингвистика) подходах. Представляется, что к числу важнейших следует отнести проделанную П. Линеллем (P. Linell) теоретико-методологическую работу по систематизации принципов диалогизма. Диалогизм – по П. Линеллю – это эпистемологический теоретический каркас, в контексте которого предпринимают попытки диалогически осмыслить действия и мышление человека, коммуникацию и язык (здесь и далее идеи автора воспроизведены по тексту лекции, прочитанной им летом 2005 г. в ряде европейских университетов [1.5]). В рамках так понимаемого диалогизма важнейшим состоянием (condition) человека является диалогичность (dialogicality), понимаемая как экзистенциальная взаимозависимость людей. По мнению автора, понятие диалогизм должно быть лишено любых метафизических или идеалистических содержательных оттенков – описанию и объяснению подлежат действия человека и язык в реальной повседневной (mundane) жизни. Диалогическая активность опосредована языком или другой семиотической системой, поэтому применимость диалогической эпистемологии ограничена областью семиотики; такое ограничение автор связывает с представлениями о том, что в структуре взаимодействия человека и мира участвуют медиаторы до-понятийного, а значит, до-семиотического характера. Выделены ряд основных диалогических принципов.1. Интеракционизм. Коммуникация и мышление (cognition) всегда заключают в себе интеракции с другими. В отличие от коммуникации в мышлении происходят интеракции не только между людьми, но и с «когнитивными артефактами», – например, с письменным текстом, компьютерным интерфейсом, и т. д.2. Контекстуализм. Дискурс и его контекст взаимозависимы. Основные классы контекстуальных феноменов – ситуативные; текстовые коннотации; знания партнёров о типах действования и о референциях; биография их общения; культурное знание (язык, энциклопедические знания и др.).3. ^ Коммуникативный конструкционизм. Значения дискурсов и текстов формируются в процессе смыслообразования, который является частью лингвистического, мыслительного и коммуникативного процессов. Коммуникативное конструирование предполагает интеракции с другими Знание сконструировано в социуме, в том числе знание о типах коммуникативной активности и коммуникативных жанрах. 4. ^ Семиотическая медиация. Этимологическое содержание термина диалог (греч. dialogos – – в и через слово) определяет «третьего» участника общения – семиотическую систему. Однако в качестве такого медиатора могут быть рассмотрены не только языковые системы, но и, например, социальные представления о чём-либо.5. ^ Двойная диалогичность. В конкретном диалоге собеседники общаются не только друг с другом, но и с различного рода «третьими участниками»; диалог следует рассматривать не только внутри, но и с социокультурными традициями. Наиболее часто о двойной диалогичности говорят применительно к литературным текстам, другим произведениям искусств и учебникам, подразумевая при этом возможность анализировать диалогические отношения и «внутри» текста, и между текстами (и их авторами).В рамках диалогизма термин «диалог» наделён двойственным содержанием: конкретное речевое общение (talk-in-interaction); модель, метафора (или метонимия) человеческого мышления и коммуникации вообще. Диалогическая эпистемология – это теория мира, наполненного значениями, и рассмотренного как состоящего из идей, мыслей, коммуникативных процессов и знáчимых (meaningful) действий, все из которых укоренены в социокультурном и физическом мире. О диалогической онтологии говорят как о теории мышления, а не в метафизическом смысле.Помимо основных диалогических принципов, рассмотрены отдельные нюансы диалогизма. В частности, автор полагает, что в диалогизме актуален социальный конструкционизм (но не индивидуальный конструктивизм кантовской традиции, в частности, как у Ж. Пиаже), в сочетании его четырёх составляющих: интраперсональной, интерперсональной, прошедшей (past), социально-исторической. Также важна «ориентированность на Другого» (Other-orientedness), которую составляют интерсубъективность и инаковость (alterity). Для содержательного общения необходима интерсубъективность определённого уровня (общие для партнёров знания, нормы и т. д.). Инаковость (alterity) – второе условие общения – это диалогические напряжения и различия между партнёрами, традициями, границы между обществами, знаниями, нормами, ожиданиями и т. д. В результате, коммуникация направлена в сторону общего (разделённого) знания, но она будет бессмысленной, если в ней нет различий и асимметрии знаний.Диалогическую проблематику, считает П. Линелл, можно обсуждать и при помощи местоимений. Можно говорить, по крайней мере, о четырёх координатах коммуникации – «I, it, you (thou), we». В рамках фундаментальной диалогической оппозиции «Я» и «Другие» происходит центральный диалог «Я – Ты (Вы)», на содержание и ход которого могут оказывать влияние значимые «Третьи лица». Автором предложена типология третьих лиц, в соответствии с которой они классифицированы как: конкретные – физически присутствуют и вербально вмешиваются в диалог; воображаемые (virtually present) – физически отсутствуют, но упоминаемы участниками диалога; конкретные отсутствующие – возможные удалённые реципиенты информации о текущем диалоге; институции – институциональные и профессиональные голоса конкретных диалогических партнёров, которые могут быть неосознаваемы ими как таковые; конкретные артефакты – участники могут ориентироваться на них как на источник информации и/или вынуждать участников диалога вести его определённым образом.Важной характеристикой диалогизма названа его динамика – появление, происхождение, развитие. Генетическая перспектива диалогизма включает – филогенез, онтогенез, социокультурный генез, микрогенез (конкретной ситуации). Фактически, и на уровне языка, и на уровне высказывания (utterance) можно наблюдать как стабильность, так и изменения. Коммуникативные способности индивидов в диалогизме понимаемы как потенциалы и чувствительности (vulnerabilities). Воплощённость, время и историчность диалогизма состоят в том, что диалогический взгляд на язык и мышление предполагает историчность, темпоральность и телесную воплощённость (embodiment) разговорного языка. Значение и понимание – центральные понятия диалогического подхода к миру. Смыслообразование (sense-making) в принципе нескончаемый процесс; значение никогда не окончательно. Понимание всегда частично и фрагментарно, диалогически конституировано и лишь отчасти разделено партнёрами.«Архитектурой интеракции» автор называет строение интерактивной цепи, в которой различает ответы, инициативы и взаимность (reciprocity). Коммуникативные акты последовательно упорядочены, а вклады в диалог со стороны его участников обладают одновременно ответными и инициативными (проективными) «аспектами». Такова трёхаспектная модель вкладов (высказываний) в диалог и другая, названная «трёхступенчатая модель минимальной коммуникативной интеракции» (партнёр А показывает своей репликой ожидаемое понимание, партнер Б репликой и/или действием демонстрирует своё понимание, затем, партнёр А реагирует – одобряет или не одобряет представленный вариант понимания). Эта модель построена по аналогии с моделью анализа «беседы в жестах», описанной Дж. Мидом, и о ней несколько более подробно будет сказано далее в статье. Итак, диалогизм – это не только социально-детерминированный каркас, в котором человеческие индивидуальности редуцированы до статуса точек пересечения разнообразных социальных влияний. Диалог также является средой для процессов, в- и через- которые люди конструируют свои идентичности и утверждают себя в качестве ответственных (ответоспособных) социальных деятелей, резюмирует П. Линелл.^ 2.1.4.теоретический контекст и содержание понятия «Диалогическая личность» Научное наследие мыслителей-диалогистов представляет собой, традиционно для гуманитарных наук, объект многих интерпретаций и дискуссий, а не единую, созданную авторским коллективом, концепцию. К наиболее активно обсуждаемым в этой области в последнее время, как представляется, можно отнести все вопросы, затронутые в представленных выше подходах к решению диалогической проблематики в психотерапии, а также теорию «dialogical Self» Х. Херманса. Безусловно важной представляется и систематизация принципов диалогического подхода к исследованию языка, коммуникации и мышления, которая осуществлена П. Линеллем и названа «диалогическая эпистемология». Одно из возможных направлений продолжения исследований в этой области и комплекс теоретико-методологических проблем с ним связанных будут представлены ниже.^ 1. Комментарий к триалогической модели А. ОрловаВесьма последовательной формой реализации диалогической парадигматики представляется исследование в связи с содержательным описанием понятия «триалог», проводимое А. Б. Орловым, в рамках которого построена модель триалогической структуры личности и предложено описание её диалогического функционирования. Следует отметить, что состав субъектов триалога, по всей видимости, разработан специально для терапевтической процедуры, поэтому в этом случае индивид может быть рассмотрен в качестве своего рода «терапевтической личности» (это касается и консультанта, и пациента). Таким образом в триалогической модели «обрезано» всё вне-терапевтическое (выходящее за рамки конкретного эпизода консультирования) психологическое содержание личности. Это свойство триалогической модели не только ограничивает сферу её применения (что, скорее всего, автора устраивает, а кроме того, в психологии, пожалуй, все модели разработаны для исследования ограниченного круга явлений), но – главное – не позволяет проследить теоретическую связь между троебытиём человека как фундаментальной структурой личности и предложенной автором триалогической её моделью. Важным методологическим дополнением, по сравнению с другими методами, представляется идея трёх языков, в соответствии с которой следует различать языки субъектов диалогов: язык внутреннего наблюдателя, язык внутреннего клиента и язык внутреннего терапевта. Однако автор ограничивается указанием на необходимость различения, как он пишет, «психологических и внепсихологических языков», описывающих психическую реальность «различных интраперсональных инстанций», и приводит их названия, но не предлагает методов для их различения и исследования. К сожалению, ничего определённого не сказано и по поводу языков прочих личностей, включённых автором в восходящую и нисходящую иерархии субъектов диалогов. В связи с этим остаётся неясным способ осуществления декларированного желаемого стремления психотерапевта-консультанта «говорить на языке пациента-клиента с учётом интраперсонального многообразия его языков» [1.5, 17].^ 2. Комментарий к теории Х. ХермансаЧто касается диалогического подхода. развиваемого научной школой Х. Херманса, то представляется неубедительным решение, предложенное в рамках модели «dialogical Self», одного из главных вопросов, касающихся диалогизма сознания – о связи множества внутренних диалогов и одного внешнего, в котором действует определённый индивид со своим определённым диалогическим голосом. Высказывания по этому вопросу представляются весьма противоречивыми – то речь идёт о том, что Я занимает попеременно разные позиции (надо понимать, занимая определённую позицию, Я превращается в Self – голос индивида); то рассуждения приводят автора к тому, что в комплексном, нарративно структурированном DS отражается результирующее обобщение диалогов всех внутренних голосов. (Среди критических материалов, посвящённых решению этого вопроса Х. Хермансом, можно выделить, в частности, [1.5])Вызывает противоречивое впечатление также положение о диалоге позиций. Если «позиция» – это комплекс психологических свойств, то как надо понимать «диалог свойств», который, в соответствии с моделью, происходит внутри социальной группы, образованной множеством внутренних голосов?Очень затрудняет понимание авторского замысла заметная непоследовательность и неопределённость в вопросе содержательной интерпретации понятий «смысл» и «значение», что особенно странно в контексте рассуждений об их формировании в ходе интерперсональных диалогов. При этом не рассмотрены вопросы, связанные с процессом формирования и ролью смыслов и значений в структуре внутренних диалогов.Наконец, говоря о репертуарах, которые, как заявлено, составляют многообразие взаимоотношений между различными позициями в пределах одного DS, автор обходит вниманием проблематику формирования и изменения этих репертуаров (возникновение новых, исчезновение старых, их трансформации). Описание такого рода репертуарной динамики представляется крайне актуальным вопросом, особенно в связи с терапевтической направленностью этой теории. Возможно, именно такая направленность проделанной работы обусловила изначальную ограниченность модели, которая предназначена для интерпретации консультативных и терапевтических нарративов (в этом аспекте методы построения триалогической модели и модели dialogical Self представляются весьма близкими).^ 3. Комментарий к диалогической эпистемологии П. ЛинеллаПопытка выстроить как можно более полную систему диалогических принципов, предпринятая П. Линеллем, полагаю, заслуживает особого внимания и более детального анализа. Сейчас же отмечу, что представляется несколько устаревшим призыв исключить любые «метафизические и идеалистические» содержательные оттенки в теоретизировании и исследовать только реальные, повседневные диалоги. С одной стороны, в ходе теоретизирования так или иначе создаётся продукт – система понятий (абстракций, категорий, то есть – идеальная модель исследования), и никакого другого способа научного теоретизирования пока что не найдено. С другой стороны, как неоднократно было отмечено в трудах европейских философов, для любого теоретизирования необходимы «точки опоры» – исходные утверждения (аксиомы, постулаты, или, как теперь говорят, «концепты», «положения»). Обоснование этих исходных утверждений невозможно, поскольку ведёт в «дурную бесконечность» (автор не пошёл по пути, например, развития библеровской идеи о диалогическом самообосновании начала логического движения). Кроме того, сам термин «эпистемология» генетически связан с эссенциалистской традицией в философии (цель науки – познание истинного положения вещей). Характер же рассуждений автора явно ближе «конвенционалистской», (а также «герменевтической», или, как говорят в последние годы, – «интерпретативной») философской традицией, получившей широкое распространение в науке 20 в. и в наши дни (характерны в этой связи его ссылки на методологию социального конструкционизма и теорию социальных представлений).^ 4. Теоретико-методологические ориентиры диалогической модели психологических взаимодействийКак было показано выше, в психологии идеи диалогизма получили развитие в первую очередь благодаря интересу со стороны исследователей и практиков в области психологической терапии и консультирования. Возможно, это обстоятельство позволяет объяснить и заметную методологическую разобщённость диалогических процедур в этих областях, и, как представляется, недостаточно убедительные теоретические выкладки, с помощью которых авторы интерпретируют отдельные положения диалогической философии, выстраивая свои консультативные (и терапевтические) методы. Важно и то, что характер теоретизирования М. М. Бахтина, на идеи которого ориентируются психологи, позволяет весьма широко интерпретировать диалогизм и, соответственно, продуцировать различные версии диалогических подходов (что и происходит). Признавая важность и актуальность всех существующих направлений диалогических исследований и полученных в их рамках результатов, полагаю, имеет смысл и поиски иных теоретико-методологических конфигураций диалогической проблематики в психологии. В ряде моих работ (в частности, в [1.5], [1.5], [1.5]) были намечены контуры ещё одной, как представляется, перспективной конфигурации. Идеи, принципы, проблемы, методологический контекст этой версии диалогического подхода в психологии и будут представлены далее.В философии 20