Анна Андреевна Ахматова (Горенко) (11 июня 1889, под Одессой – 5 марта 1966, Домодедово Московской обл.) 73 стих. * * * [Я4м]Молюсь оконному лучу –он бледен, тонок, прям.Сегодня я с утра молчу,а сердце – пополам.На рукомойнике моёмпозеленела медь.Но так играет луч на нём,что весело глядеть.Такой невинный и простойв вечерней тишине,но в этой храмине пустойон словно праздник золотойи утешенье мне.1909* * * [>Ан~Аф3жм] Хорони, хорони меня, ветер!Родные мои не пришли,надо мною блуждающий вечери дыханье тихой земли. Я была, как и ты, свободной,но я слишком хотела жить.Видишь, ветер, мой труп холодный,и некому руки сложить. Закрой эту чёрную ранупокровом вечерней тьмыи вели голубому туманунадо мною читать псалмы. Чтобы мне легко, одинокой,отойти к последнему сну,прошуми высокой осокойпро весну, про мою весну.1909, Киеввечерняя комната [Я5жм] Я говорю сейчас словами теми,что только раз рождаются в душе,жужжит пчела на белой хризантеме,так душно пахнет старое sachet. И комната, где окна слишком узки,хранит любовь и помнит старину,а над кроватью надпись по-французскигласит: “Seigneur, ayez pitié de nous”. Ты сказки давней горестных заметок,душа моя, не тронь и не ищи...Смотрю, блестящих севрских статуэтокпомеркли глянцевитые плащи. Последний луч, и жёлтый, и тяжелый,застыл в букете ярких георгин,и как во сне я слышу звук виолыи редкие аккорды клавесин. сероглазый король [Д4м] Слава тебе, безысходная боль!Умер вчера сероглазый король. Вечер осенний был душен и ал.Муж мой, вернувшись, спокойно сказал: “Знаешь, с охоты его принесли,тело у старого дуба нашли. Жаль королеву. Такой молодой!..За ночь одну она стала седой”. Трубку свою на камине нашёли на работу ночную ушёл. Дочку мою я сейчас разбужу,в серые глазки её погляжу. А за окном шелестят тополя:“Нет на земле твоего короля...”1910рыбак [Х4жм] Руки голы выше локтя,а глаза синей, чем лёд.Едкий, душный запах дёгтя,как загар, тебе идёт. И всегда, всегда распахнутворот куртки голубой,и рыбачки только ахнут,закрасневшись пред тобой. Даже девочка, что ходитв город продавать камсу,как потерянная бродитвечерами на мысу. Щёки бледны, руки слабы,истомлённый взор глубок,ноги ей щекочут крабы,выползая на песок. Но она уже не ловитих протянутой рукой.Всё сильней биенье кровив теле, раненном тоской.1911* * * [Я4жм] Меня покинул в новолуньемой друг любимый. Ну так что ж!Шутил: “Канатная плясунья!Как ты до мая доживёшь?” Ему ответила, как брату,я, не ревнуя, не ропща,но не заменят мне утратучетыре новые плаща. Пусть страшен путь мой, пусть опасен,ещё страшнее путь тоски...Как мой китайский зонтик красен,натёрты мелом башмачки! Оркестр весёлое играет,и улыбаются уста.Но сердце знает, сердце знает,что ложа пятая пуста!1911в царском селе I. [Ан3жм] По аллее проводят лошадок.Длинны волны расчёсанных грив.О, пленительный город загадок,я печальна, тебя полюбив. Странно вспомнить: душа тосковала,задыхалась в предсмертном бреду.А теперь я игрушечной стала,как мой розовый друг какаду. Грудь предчувствием боли не сжата,если хочешь, в глаза погляди.Не люблю только час пред закатом,ветер с моря и слово “уйди”. III. [>Ан3жм] Смуглый отрок бродил по аллеям,у озёрных грустил берегов,и столетие мы лелеемеле слышный шелест шагов. Иглы сосен густо и колкоустилают низкие пни...Здесь лежала его треуголкаи растрёпанный том Парни.1911* * * [Ан3жм] Сжала руки под тёмной вуалью...“Отчего ты сегодня бледна?”– Оттого, что я терпкой печальюнапоила его допьяна. Как забуду? Он вышел шатаясь,искривился мучительно рот...Я сбежала, перил не касаясь,я бежала за ним до ворот. Задыхаясь, я крикнула: “Шуткавсё, что было. Уйдёшь, я умру”.Улыбнулся спокойно и жуткои сказал мне: “Не стой на ветру”.1911песня последней встречи [>Ан3жм; >Аф3м] Так беспомощно грудь холодела,но шаги мои были легки.Я на правую руку наделаперчатку с левой руки. Показалось, что много ступеней,а я знала – их только три!Между клёнов шёпот осеннийпопросил: “Со мною умри! Я обманут моей унылой,переменчивой, злой судьбой”.Я ответила: “Милый, милый!И я тоже. Умру с тобой...” Это песня последней встречи.Я взглянула на тёмный дом.Только в спальне горели свечиравнодушно-жёлтым огнём.1911* * * [Я5жм] И мальчик, что играет на волынке,и девочка, что свой плетёт венок,и две в лесу скрестившихся тропинки,и в дальнем поле дальний огонёк, – я вижу всё. Я всё запоминаю,любовно–кротко в сердце берегу.Лишь одного я никогда не знаюи даже вспомнить больше не могу. Я не прошу ни мудрости, ни силы.О, только дайте греться у огня!Мне холодно... Крылатый иль бескрылый,весёлый бог не посетит меня.1911* * * [Ан3ж; >Ан3ж] Как соломинкой, пьёшь мою душу.Знаю, вкус её горек и хмелен.Но я пытку мольбой не нарушу.О, покой мой многонеделен. Когда кончишь, скажи. Не печально,что души моей нет на свете.Я пойду дорогой недальнейпосмотреть, как играют дети. На кустах зацветает крыжовник,и везут кирпичи за оградой.Кто ты: брат мой или любовник,я не помню, и помнить не надо. Как светло здесь и как бесприютно,отдыхает усталое тело...А прохожие думают смутно:верно, только вчера овдовела.1911* * * [Х4дж] Мне с тобою пьяным весело –смысла нет в твоих рассказах.Осень ранняя развесилафлаги жёлтые на вязах. Оба мы в страну обманнуюзабрели и горько каемся,но зачем улыбкой странноюи застывшей улыбаемся? Мы хотели муки жалящейвместо счастья безмятежного...Не покину я товарищаи беспутного, и нежного.1911* * * [Я5мж] Я научилась просто, мудро жить,смотреть на небо и молиться Богу,и долго перед вечером бродить,чтоб утомить ненужную тревогу. Когда шуршат в овраге лопухии никнет гроздь рябины жёлто-красной,слагаю я весёлые стихио жизни тленной, тленной и прекрасной. Я возвращаюсь. Лижет мне ладоньпушистый кот, мурлыкает умильней,и яркий загорается огоньна башенке озёрной лесопильни. Лишь изредка прорезывает тишькрик аиста, слетевшего на крышу.И если в дверь мою ты постучишь,мне кажется, я даже не услышу.1912* * * [дольник 3 дм]Дал Ты мне молодость трудную.Столько печали в пути.Как же мне душу скуднуюбогатой Тебе принести?Долгую песню, льстивая,о славе поёт судьба.Господи! Я нерадивая,Твоя скупая раба.Ни розою, ни былинкоюне буду в садах Отца.Я дрожу над каждой соринкою,над каждым словом глупца.19 декабря 1912* * * [>Ан~Аф3жм] Все мы бражники здесь, блудницы,как невесело вместе нам!На стенах цветы и птицытомятся по облакам. Ты куришь чёрную трубку,так странен дымок над ней.Я надела узкую юбку,чтоб казаться ещё стройней. Навсегда забиты окошки:что там, изморозь или гроза?На глаза осторожной кошкипохожи твои глаза. О, как сердце моё тоскует!Не смертного ль часа жду?А та, что сейчас танцует,Непременно будет в аду.1 января 1913* * * [Я4жм] Ты знаешь, я томлюсь в неволе,о смерти Господа моля.Но всё мне памятна до болитверская скудная земля. Журавль у ветхого колодца,над ним, как кипень, облака,в полях скрипучие воротца,и запах хлеба, и тоска. И те неяркие просторы,где даже голос ветра слаб,и осуждающие взорыспокойных загорелых баб.1913* * * [Ан3жм] Вижу выцветший флаг над таможнейи над городом жёлтую муть.Вот уж сердце моё осторожнейзамирает, и больно вздохнуть. Стать бы снова приморской девчонкой,туфли на босу ногу надеть,и закладывать косы коронкой,и взволнованным голосом петь. Всё глядеть бы на смуглые главыхерсонесского храма с крыльцаи не знать, что от счастья и славыбезнадёжно дряхлеют сердца.1913стихи о петербурге II. [Х4жм] Сердце бьётся ровно, мерно.Что мне долгие года!Ведь под аркой на Галернойнаши тени навсегда. Сквозь опущенные векивижу, вижу, ты со мной,и в руке твоей навекинераскрытый веер мой. Оттого, что стали рядоммы в блаженный миг чудес,в миг, когда над Летним садоммесяц розовый воскрес, – мне не надо ожиданий у постылого окнаи томительных свиданий.Вся любовь утолена. Ты свободен, я свободна,завтра лучше, чем вчера, – над Невою темноводной,под улыбкою холоднойимператора Петра.1913* * * [Ан3жм]Целый год ты со мной неразлучен,а как прежде и весел, и юн!Неужели же ты не измученсмутной песней затравленных струн, – тех, что прежде, тугие, звенели,а теперь только стонут слегка,и моя их терзает без целивосковая, сухая рука...Видно, мало для счастия надотем, кто нежен и любит светло,что ни ревность, ни гнев, ни досадамолодое не тронут чело.Тихий, тихий, и ласки не просит,только долго глядит на меняи с улыбкой блаженной выноситстрашный бред моего забытья. * * * [Аф4м/Аф3ж; >Аф4м/>Аф3ж fin] Под крышей промёрзшей пустого жильяя мертвенных дней не считаю,читаю посланья апостолов я,слова псалмопевца читаю.Но звёзды синеют, но иней пушист,и каждая встреча чудесней, –а в Библии красный кленовый листзаложен на Песни Песней.1915* * * [Я4~5~6мж] Ведь где-то есть простая жизнь и свет,прозрачный, тёплый и весёлый...Там с девушкой через забор соседпод вечер говорит, и слышат только пчёлынежнейшую из всех бесед. А мы живём торжественно и труднои чтим обряды наших горьких встреч,когда с налёту ветер безрассудныйчуть начатую обрывает речь, – но ни на что не променяем пышныйгранитный город славы и беды,широких рек сияющие льды,бессолнечные, мрачные садыи голос Музы еле слышный.1915* * * [Я5мж; Я4м fin] Нам свежесть слов и чувства простотутерять не то ль, что живописцу зреньеили актёру – голос и движенье,а женщине прекрасной – красоту? Но не пытайся для себя хранитьтебе дарованное небесами:осуждены – и это знаем сами –мы расточать, а не копить. Иди один и исцеляй слепых,чтобы узнать в тяжёлый час сомненьяучеников злорадное глумленье и равнодушие толпы.1915* * * [Я4ж]Я улыбаться перестала,морозный ветер губы студит,одной надеждой меньше стало,одною песней больше будет.И эту песню я невольноотдам на смех и поруганье,затем, что нестерпимо больнодуше любовное молчанье.1915* * * [Я5~6мж] Есть в близости людей заветная черта,её не перейти влюблённости и страсти, –пусть в жуткой тишине сливаются устаи сердце рвётся от любви на части. И дружба здесь бессильна, и годавысокого и огненного счастья,когда душа свободна и чуждамедлительной истоме сладострастья. Стремящиеся к ней безумны, а еёдостигшие – поражены тоскою...Теперь ты понял, отчего моё не бьётся сердце под твоей рукою.1915* * * [Ан3жм] Всё мне видится Павловск холмистый,круглый луг, неживая вода,самый томный и самый тенистый,ведь его не забыть никогда. Как в ворота чугунные въедешь,тронет тело блаженная дрожь,не живёшь, а ликуешь и бредишьиль совсем по-иному живёшь. Поздней осенью свежий и колкийбродит ветер, безлюдию рад.В белом инее чёрные ёлкина подтаявшем снеге стоят. И, исполненный жгучего бреда,милый голос как песня звучит,и на медном плече Кифаредакрасногрудая птичка сидит.1915* * * [Я5жм]Перед весной бывают дни такие:под плотным снегом отдыхает луг,шумят деревья весело-сухие,и тёплый ветер нежен и упруг.И лёгкости своей дивится тело,и дома своего не узнаёшь,а песню ту, что прежде надоела,как новую, с волнением поёшь.1915* * * [Я4мж] Широк и жёлт вечерний свет,нежна апрельская прохлада.Ты опоздал на много лет,но всё-таки тебе я рада. Сюда ко мне поближе сядь,гляди весёлыми глазами:вот эта синяя тетрадь – с моими детскими стихами. Прости, что я жила скорбяи солнцу радовалась мало.Прости, прости, что за тебяя слишком многих принимала.1915* * * [>Ан3жм] Я не знаю, ты жив или умер, –на земле тебя можно искатьили только в вечерней думепо усопшем светло горевать. Всё тебе: и молитва дневная,и бессонницы млеющий жар,и стихов моих белая стая,и очей моих синий пожар. Мне никто сокровенней не был,так меня никто не томил,даже тот, кто на муку предал,даже тот, кто ласкал и забыл.1915молитва [Ан3жм]Дай мне горькие годы недуга,задыханья, бессонницу, жар,отними и ребёнка, и друга,и таинственный песенный дар –так молюсь за Твоей литургиейпосле стольких томительных дней,чтобы туча над тёмной Россиейстала облаком в славе лучей.1915майский снег [Я5мж] Прозрачная ложится пеленана свежий дёрн и незаметно тает.Жестокая, студёная веснаналившиеся почки убивает. И ранней смерти так ужасен вид,что не могу на Божий мир глядеть я.Во мне печаль, которой царь Давидпо-царски одарил тысячелетья.1916* * * [Ан3жм; >Ан3жм fin] Эта встреча никем не воспета,и без песен печаль улеглась.Наступило прохладное лето,словно новая жизнь началась. Сводом каменным кажется небо,уязвлённое жёлтым огнём,и нужнее насущного хлебамне единое слово о нём. Ты, росой окропляющий травы,вестью душу мою оживи, –не для страсти, не для забавы,для великой земной любви.1916* * * [Я5жм] Ещё весна таинственная млела,блуждал прозрачный ветер по горами озеро глубокое синело –Крестителя нерукотворный храм. Ты был испуган нашей первой встречей,а я уже молилась о второй,и вот сегодня снова жаркий вечер, –как низко солнце стало над горой... Ты не со мной, но это не разлука:мне каждый миг – торжественная весть.Я знаю, что в тебе такая мука,что ты не можешь слова произнесть.весна 1917* * * [Я5жм; Я6жм init] Я слышу иволги всегда печальный голоси лета пышного приветствую ущерб,а к колосу прижатый тесно колосс змеиным свистом срезывает серп. И стройных жниц короткие подолы,как флаги в праздник, по ветру летят.Теперь бы звон бубенчиков весёлый,сквозь пыльные ресницы долгий взгляд. Не ласки жду я, не любовной лестив предчувствии неотвратимой тьмы,но приходи взглянуть на рай, где вместеблаженны и невинны были мы.1917* * * [Ан3жм] Двадцать первое. Ночь. Понедельник.Очертанья столицы во мгле.Сочинил же какой-то бездельник,что бывает любовь на земле. И от лености или со скукивсе поверили, так и живут:ждут свиданий, боятся разлукии любовные песни поют. Но иным открывается тайна,и почиет на них тишина...Я на это наткнулось случайнои с тех пор всё как будто больна.1917* * * [Я5жм]Течёт река неспешно по долине,многооконный на пригорке дом.А мы живём, как при Екатерине:молебны служим, урожая ждём.Перенеся двухдневную разлуку,к нам едет гость вдоль нивы золотой,целует бабушке в гостиной рукуи губы мне на лестнице крутой.лето 1917* * * [Я4жм] Когда в тоске самоубийстванарод гостей немецких ждал,и дух суровый византийстваот русской церкви отлетал,когда приневская столица,забыв величие своё,как опьяневшая блудница,не знала, кто берёт её,мне голос был. Он звал утешно,он говорил: “Иди сюда,оставь свой край глухой и грешный,оставь Россию навсегда.Я кровь от рук твоих отмою,из сердца выну чёрный стыд,я новым именем покроюболь поражений и обид. Но равнодушно и спокойноруками я замкнула слух,чтоб этой речью недостойнойне осквернился скорбный дух.1917ночью [Я5мж] Стоит на небе месяц, чуть живой,средь облаков струящихся и мелких,и у дворца угрюмый часовойглядит, сердясь, на башенные стрелки. Идёт домой неверная жена,её лицо задумчиво и строго,а верную в тугих объятьях снасжигает негасимая тревога. Что мне до них? Семь дней тому назад,вздохнувши, я прости сказала миру.Но душно там, и я пробралась в садвзглянуть на звёзды и потрогать лиру.^ 1918, Москва* * * [Я4~5~6жм] Чем хуже этот век предшествующих? Разветем, что в чаду печали и тревогон к самой чёрной прикоснулся язве,но исцелить её не мог. Ещё на западе земное солнце светити кровли городов в его лучах блестят,а здесь уж белая дома крестами метити кличет воронов, и вороны летят.1919* * * [Ан3жм]Сослужу тебе верную службу, –ты не бойся, что горько люблю!Я за нашу весёлую дружбувсех святителей нынче молю.За тебя отдала первородствои взамен ничего не прошу,оттого и лохмотья сиротствая как брачные ризы ношу.1921* * * [Ан3дм] Всё расхищено, предано, продано,чёрной смерти мелькало крыло,всё голодной тоскою изглодано,отчего же нам стало светло? Днём дыханьями веет вишнёвыминебывалый под городом лес,ночью блещет созвездьями новымиглубь прозрачных июльских небес, – и так близко подходит чудесноек развалившимся грязным домам...Никому, никому не известное,но от века желанное нам.1921* * * [Ан3жм] Кое-как удалось разлучитьсяи постылый огонь потушить.Враг мой вечный, пора научиться вам кого-нибудь вправду любить. Я-то вольная. Всё мне забава, –ночью Муза слетит утешать,а наутро притащится славапогремушкой над ухом трещать. Обо мне и молиться не стоит,и, уйдя, оглянуться назад...Чёрный ветер меня успокоит,веселит золотой листопад. Как подарок, приму я разлукуи забвение, как благодать.Но, скажи мне, на крестную мукуты другую посмеешь послать?1921* * * [Я3жм] Чугунная ограда,сосновая кровать.Как сладко, что не надомне больше ревновать. Постель мне стелют этус рыданьем и мольбой;теперь гуляй по светугде хочешь, Бог с тобой! Теперь твой слух не ранитнеистовая речь,теперь никто не станетсвечу до утра жечь. Добились мы покоюи непорочных дней...Ты плачешь – я не стоюодной слезы твоей.1921* * * [Я4жм] Как мог ты, сильный и свободный,забыть у ласковых колен,что грех карают первородныйуничтожение и тлен. Зачем ты дал ей на забавувсю тайну чудотворных дней, –она твою развеет славурукою хищною своей. Стыдись, и творческой печалине у земной жены моли.Таких в монастыри ссылалии на кострах высоких жгли. причитание [Х4дм, нерифм.]Господеви поклонитесяво святем дворе его.Спит юродивый на паперти,на него глядит звезда.И, крылом задетый ангельским,колокол заговорилне набатным, грозным голосом,а прощаясь навсегда.И выходят из обители,ризы древние отдав,чудотворцы и святители,опираясь на клюки.Серафим – в леса саровскиестадо сельское пасти,Анна – в Кашин, уж не княжити,лён колючий теребить.Провожает Богородица,Сына кутает в платок,старой нищенкой оброненныйу господнего крыльца.1922* * * [Х5жм]Вот и берег северного моря,вот граница наших бед и слав, – не пойму, от счастья или горяплачешь ты, к моим ногам припав.Мне не надо больше обречённых – пленников, заложников, рабов,только с милым мне и непреклоннымбуду я делить и хлеб, и кров.1922* * * [Ан3м]Хорошо здесь: и шелест, и хруст,с каждым утром сильнее мороз,в белом пламени клонится кустледяных ослепительных роз.И на пышных парадных снегах Лыжный след, словно память о том,что в каких-то далёких векахздесь с тобою прошли мы вдвоём.1922* * * [Ан5жм; Ан2ж|Ан2м]Небывалая осень построила купол высокий,был приказ облакам этот купол собой не темнить.И дивилися люди: проходят сентябрьские сроки,а куда провалились студёные, влажные дни?Изумрудною стала вода замутнённых каналов,и крапива запахла как розы, но только сильней.Было душно от зорь, нестерпимых, бесовских и алых,их запомнили все мы до конца наших дней.Было солнце таким, как вошедший в столицу мятежник,и весенняя осень так жадно ласкалась к нему,что казалось – сейчас забелеет прозрачный подснежник...Вот когда подошёл ты, спокойный, к крыльцу моему.1922муза [Я5жм]Когда я ночью жду её прихода,жизнь, кажется, висит на волоске.Что почести, что юность, что свободапред милой гостьей с дудочкой в руке.И вот вошла. Откинув покрывало,внимательно взглянула на меня.Ей говорю: “Ты ль Данту диктовала страницы Ада?” Отвечает: “Я”.1924разрыв 3. последний тост [Я4м]Я пью за разорённый дом,за злую жизнь мою,за одиночество вдвоём,и за тебя я пью, –за ложь меня предавших губ,за мёртвый холод глаз,за то, что мир жесток и груб,за то, что Бог не спас.^ 1934данте [Х5жм]Il mio bel San Giovanni. – DanteОн и после смерти не вернулсяв старую Флоренцию свою.Этот, уходя, не оглянулся,этому я эту песнь пою.Факел, ночь, последнее объятье,за порогом дикий вопль судьбы.Он из ада ей послал проклятьеи в раю не мог её забыть, –но босой, в рубахе покаянной,со свечой зажжённой не прошёлпо своей Флоренции желанной,вероломной, низкой, долгожданной...1936воронеж [Я5жм; Я2м] И город весь стоит оледенелый.Как под стеклом деревья, стены, снег.По хрусталям я прохожу несмело.Узорных санок так неверен бег.А над Петром воронежским – вороны,да тополя, и свод светло-зелёный,размытый, мутный, в солнечной пыли,и Куликовской битвой веют склонымогучей, победительной земли.И тополя, как сдвинутые чаши,над нами сразу зазвенят сильней,как будто пьют за ликованье нашена брачном пире тысячи гостей. А в комнате опального поэтадежурят страх и Муза в свой черёд.И ночь идёт,которая не ведает рассвета.1936* * * [Ан3жм] Годовщину последнюю празднуй –ты пойми, что сегодня точь-в-точьнашей первой зимы – той, алмазной –повторяется снежная ночь. Пар валит из-под царских конюшен,погружается Мойка во тьму,свет луны, как нарочно, притушен,и куда мы идём – не пойму. Меж гробницами внука и дедазаблудился взъерошенный сад.Из тюремного вынырнув бреда,фонари погребально горят. В грозных айсбергах Марсово поле,и Лебяжья лежит в хрусталях...Чья с моею сравняется доля,если в сердце веселье и страх. И трепещет, как дивная птица,голос твой у меня над плечом.И внезапным согретый лучомснежный прах так тепло серебрится.1938подражание армянскому [>Ан3жм]Я приснюсь тебе чёрной овцоюна нетвёрдых, сухих ногах,подойду, заблею, завою:“Сладко ль ужинал, падишах?Ты вселенную держишь, как бусу,светлой волей Аллаха храним...И пришёлся ль сынок мой по вкусуи тебе, и деткам твоим?” тайны ремесла 2. [Я5жмж/Я3м] Мне ни к чему одические ратии прелесть элегических затей.По мне, в стихах всё быть должно некстати,не так, как у людей. Когда бы вы знали, из какого сорарастут стихи, не ведая стыда,как жёлтый одуванчик у забора,как лопухи и лебеда. Сердитый окрик, дёгтя запах свежий,таинственная плесень на стене...И стих уже звучит, задорен, нежен,на радость вам и мне.1940реквием вступление [Ан3жм; >Ан3ж] Это было, когда улыбалсятолько мёртвый, спокойствию рад.И ненужным привеском болталсявозле тюрем своих Ленинград.И когда, обезумев от муки,шли уже осуждённых полкии короткую песню разлукипаровозные пели гудки,звёзды смерти стояли над намии безвинная корчилась Русьпод кровавыми сапогамии под шинами чёрных марусь. эпилог 2. [Я5жм]Узнала я, как опадают лица,как из-под век выглядывает страх,как клинописи жёлтые страницыстрадание выводит на щеках,как локоны из пепельных и чёрныхсеребряными делаются вдруг,улыбка вянет на губах покорных,и в сухоньком смешке дрожит испуг.И я молюсь не о себе одной,а обо всех, кто там стоял со мноюи в лютый холод, и в июльский знойпод красною, ослепшею стеною.1940* * * [Я4мж]Один идет прямым путём,другой идёт по кругуи ждёт возврата в отчий дом,ждёт прежнюю подругу.А я иду – за мной беда,не прямо и не косо,а в никуда и в никогда,как поезда с откоса.1940* * * [>Аф4жм; Я4ж]Соседка из жалости – два квартала,старухи, как водится, – до ворот,а тот, чью руку я держала,до самой ямы со мной пойдёт.И станет совсем один на светенад рыхлой, чёрной, родной землёйи громко спросит, но не ответитему, как прежде, голос мой.15 августа 1940стансы [Я6мж]Стрелецкая луна. Замоскворечье. Ночь.Как крестный ход идут часы Страстной недели.Мне снится страшный сон. Неужто в самом деленикто, никто, никто не может мне помочь?В Кремле не надо жить, преображенец прав.Здесь древней ярости ещё кишат микробы:Бориса дикий страх, и всех Иванов злобы,и Самозванца спесь взамен народных прав.1940новоселье 4. встреча [Я3д~Я4м/Я3м]Как будто страшной песенки весёленький припев –идёт по шаткой лесенке, разлуку одолев.Не я к нему, а он ко мне – и голуби в окне...И двор в плюще, и ты в плаще по слову моему.Не он ко мне, а я к нему – во тьму, во тьму, во тьму. Ташкент, 1943 * * * [Я5жм] Все души милых на высоких звёздах.Как хорошо, что некого терятьи можно плакать. Царскосельский воздухбыл создан, чтобы песни повторять. У берега серебряная ивакасается сентябрьских ярких вод.Из прошлого восставши, молчаливоко мне навстречу тень моя идёт. Здесь столько лир повешено на ветки,но и моей как будто место есть.А этот дождик, солнечный и редкий,мне утешенье и благая весть. * * * [Я4~5~6ж~м] Кого когда-то называли людицарём в насмешку, Богом в самом деле,кто был убит – и чьё орудье пыткисогрето теплотой моей груди... Вкусили смерть свидетели Христовы,и сплетницы-старухи, и солдаты,и прокуратор Рима – все прошли.Там, где когда-то возвышалась арка,где море билось, где чернел утёс, –их выпили в вине, вдохнули с пылью жаркойи с запахом бессмертных роз. Ржавеет золото, и истлевает сталь,крошится мрамор – к смерти всё готово.Всего прочнее на земле печальи долговечней – царственное слово. * * * [Ан3мж]В каждом древе распятый Господь,в каждом колосе тело Христово,и молитвы пречистое словоисцеляет болящую плоть.1946* * * [Х4ж/Х3ж]Как сияло там и пелонашей встречи чудо,я вернуться не хотеланикогда оттуда.Горькой было мне усладойсчастье вместо долга,говорила с кем не надо,говорила долго.Пусть влюблённых страсти душат,требуя ответа,мы же, милый, только душиу предела света.1956сон [Я5жм] Был вещим этот сон или не вещим...Марс воссиял среди небесных звезд,он алым стал, искрящимся, зловещим, –а мне в ту ночь приснился твой приезд. Он был во всём... И в баховской Чаконе,и в розах, что напрасно расцвели,и в деревенском колокольном звоненад чернотой распаханной земли. И в осени, что подошла вплотнуюи вдруг, раздумав, спряталась опять.О август мой, как мог ты весть такуюмне в годовщину страшную отдать! Чем отплачу за царственный подарок?Куда идти и с кем торжествовать?И вот пишу, как прежде без помарок,мои стихи в сожжённую тетрадь.14 августа 1956венок мёртвым v. [Ан3жм; >Ан3] Я над ними склонюсь, как над чашей,в них заветных заметок не счесть –окровавленной юности нашейэто чёрная нежная весть. Тем же воздухом, так же над безднойя дышала когда-то в ночи,в той ночи и пустой, и железной,где напрасно зови и кричи. О, как пряно дыханье гвоздики,мне когда-то приснившейся там, –это кружатся Эвридики,бык Европу везёт по волнам. Это наши проносятся тенинад Невой, над Невой, над Невой,это плещет Нева о ступени,это пропуск в бессмертие твой. Это ключики от квартиры,о которой теперь ни гугу...Это голос таинственной лиры,на загробном гостящей лугу.1957* * * [Аф3жм]Забудут? – вот чем удивили!Меня забывали сто раз,сто раз я лежала в могиле,где, может быть, я и сейчас.А Муза и глохла, и слепла,в земле истлевала зерном,чтоб после, как Феникс из пепла,в эфире восстать голубом.1957приморский сонет [Я4мж, сонет] Здесь всё меня переживёт,всё, даже ветхие скворешнии этот воздух, воздух вешний,морской свершивший перелёт. И голос вечности зовётс неодолимостью нездешней,и над цветущею черешнейсиянье тусклый месяц льёт. И кажется такой нетрудной,белея в чаще изумрудной,дорога не скажу куда... Там средь стволов ещё светлее,и всё похоже на аллеюу царскосельского пруда.Комарово, 1958 летний сад [Ан4м; >Ан4м] Я к розам хочу, в тот единственный сад,где лучшая в мире стоит из оград. Где статуи помнят меня молодой,а я их под невскою помню водой. В душистой тени между царственных липмне мачт корабельных мерещится скрип. И лебедь, как прежде, плывёт сквозь века,любуясь красой своего двойника. И замертво спят сотни тысяч шаговврагов и друзей, друзей и врагов. А шествию теней не видно концаот вазы гранитной до двери дворца. Там шепчутся белые ночи моио чьей-то высокой и тайной любви. И всё перламутром и яшмой горит,но света источник таинственно скрыт.1959* * * [Аф4мм/Аф3жж; >Ан4м] В ту ночь мы сошли друг от друга с ума,светила нам только зловещая тьма,своё бормотали арыкии Азией пахли гвоздики. И мы проходили сквозь город чужой,сквозь дымную песнь и полуночный зной, –одни под созвездием Змея,взглянуть друг на друга не смея. То мог быть Стамбул или даже Багдад,но увы! не Варшава, не Ленинград,и горькое это несходстводушило, как воздух сиротства. И чудилось: рядом шагают века,и в бубен незримая била рука,и звуки, как тайные знаки,пред нами кружились во мраке. Мы были с тобою в таинственной мгле,как будто бы шли по ничейной земле,но месяц алмазной фелукойвдруг выплыл над встречей-разлукой... И если вернётся та ночь и к тебев твоей для меня непонятной судьбе,ты знай, что приснилась кому-тосвященная эта минута.1959* * * [Ан3жм]О своём я уже не заплачу,но не видеть бы мне на землезолотое клеймо неудачина ещё безмятежном челе.1962* * * [Ан3жм]Вот она, плодоносная осень!Поздновато её привели.А пятнадцать блаженнейших вёсеня подняться не смела с земли.Я так близко её разглядела,к ней припала, её обняла,а она в обречённое телосилу тайную тайно лила.Комарово, 1962 * * * [Х5жм]Запад клеветал и сам же верил,и роскошно предавал Восток.Юг мне воздух очень скупо мерил,усмехаясь из-за бойких строк,но стоял, как на коленях, клевер,влажный ветер пел в жемчужный рог,так мой старый друг, мой верный Северутешал меня, как только мог.В душной изнывала я истоме,задыхалась в смраде и крови,не могла я больше в этом доме...Вот когда железная Суомимолвила: “Ты всё узнаешь, кромерадости. А ничего, живи!”Комарово, 30 июня 1963 * * * [Я4мж]Красотка очень молода,но не из нашего столетья,вд