1. Причины перехода к форсированному строительству социализма в СССР

1. Причины перехода к форсированному строительству социализма в СССР Для модернизации страны на основе политики НЭПа не имелось ни средств, ни оборудования, приобрести которое можно было только за рубежом. Пы­таясь решить эти проблемы, больше­вики пошли по пути централизации финансовых и материальных ресур­сов и ужесточения распределитель­ной политики. Введение элементов рыночной экономики сочеталось с командно-административными мето­дами управления, поэтому их эффект оказался сравнительно невысоким. В итоге, с одной стороны, подавля­лась частная инициатива, с другой - существовал рынок, основными участниками которого были не про­изводители, а спекулянты и авантю­ристы («нэпманы»). Советское правительство было обес­покоено увеличением частного ка­питала, которое могло поставить под угрозу само развитие социа­лизма в России. Опасный поворот «к капитализму» постепенно сде­лал из нэпмана врага государства и общества. Сильнейшее налого­обложение, стремление всеми си­лами притормозить конкуренцию на производстве заставило многих частников уйти в теневой сектор экономики, заниматься аферами. К 1927 году в стране не осталось ни одного нэпмана без уголовной судимости. Вскоре началась целая кампания по борьбе с «антисовет­скими элементами» Таким образом, новая экономическая политика быстро привела к восстановлению раз­рушенного войной народного хозяйства и сняла социальную напряжен­ность. Но нэп не мог обеспечить модернизации промышленности, а значит резкого подъема экономики. В середине 20-х годов были пред­приняты первые попытки свертывания нэпа: ликвидировались синдика­ты в промышленности, создавалась жесткая централизованная система управления экономикой. Сталин уже к 1927 году стал сомне­ваться в целесообразности строи­тельства рыночно-кооперационного типа экономики. Его планы по ско­рейшей реализации программы строительства мощного блока тяже­лой промышленности сталкивались с повседневными нуждами страны: нехватка квалифицированных спе­циалистов, недостаток средств, не­выполненные обещания по повы­шению оплаты труда и отмены 13-часового рабочего дня. Все эти факторы порождали недовольство. Руководство стало опасаться откры­того бунта, и постепенно вводило силовые методы увеличения объе­мов и качества производства. В то же время бывшие соратники Троцкого не поддержали замыслы Сталина по скорейшей индустриали­зации страны. Н. И. Бухарину, М. П. Томскому и некоторым другим пар­тийным деятелям идея перехода на репрессивные методы казалась не­удачной, поскольку могла напомнить людям годы Гражданской войны. Постепенно в ЦК сложилось два противоборствующих лагеря, каж­дый из которых пытался проводить свою собственную политику. Сталин на тот момент имел наименьшее число союзников, поскольку отступ­ление от созданной Лениным стра­тегии экономического развития многим казалось недопустимым. На пленуме ВКП(б) 1928 года стало известно о сложностях в тресте «Донуголь». Это крупное предприятие не имело возможности увеличивать количество добываемого угля из-за низкой квалификации инженеров и устаревшего оборудования. Руковод­ство треста приняло решение пригла­сить иностранных (преимущественно немецких) специалистов и купить в Европе необходимое оборудование. Кризис «Донугля» дал Сталину и его окружению возможность создать миф о «вредителях» и «наемных са­ботажниках». Показательный про­цесс над руководством треста со­здал основы для будущего преследо­вания «троцкистов», которых позд­нее стали обвинять во всех неудачах советской экономики и политики. В ответ на «шахтинское» дело Бухарин пишет статью в газе­ту «Правда», где убедительно дока­зывает необходимость плавного и безболезненного хода индустриали­зации. Он уверял, что успехи НЭПа необходимо укрепить и использо­вать в «деле строительства социа­лизма». Бухарин и Томский резко критиковали жесткие действия Ста­лина в деле создания колхозов и призывали к сохранению крепких частных хозяйств. Они не без осно­вания утверждали, что «кулаки» про­изводят намного больше зерна, не­жели собранные в колхозы бедней­шие слои населения. Н. И. Бухарин призывал крестьян обогащаться и развивать своё хозяйство. Бухарин и другие «правые» выступили с теорией врастания кулака в социализм, что должно было обеспечиваться долгосрочным продолжением политики НЭПа и установлением выгодных для крестьян высоких закупочных цен на зерно.^ 2. Коллективизация сельского хозяйства. На XV съезде ВКП (б) в декабре 1927 года И. В. Сталин оценил темпы разви­тия сельского хозяйства как недоста­точно высокие. Съезд принял курс на коллективизацию деревни, не при­зывая, впрочем, к немедленному ее осуществлению. Предлагалось ве­сти постепенное преобразование крестьянского хозяйства на основе кооперации. Однако вскоре ситуация изменилась: выяснилось, что хлеба заготовлено на 25% меньше, чем в 1926 году. Хлебозаготовительный кри­зис ставил под угрозу план индустриа­лизации, и сталинское большинство в руководстве партии решило подавить «кулацкую хлебную стачку» репрессия­ми. В январе 1928 года местные вла­сти получили указание об изъятии из­лишков хлеба, что возвращало страну к продовольственной диктатуре. Ста­лин потребовал привлекать крестьян, отказывающихся сдавать хлеб по го­сударственным ценам, к уголовной от­ветственности за спекуляцию. В1928 году И. В. Сталин предпочел отказаться от этой политики и перейти к форсированной индустриализации. Коллективизация должна была создать благоприятные условия для проведения индустриализации, способствуя выкачиванию средств из деревни. В ноябре 1929 года в статье «Год великого перелома» Сталин выдви- нул задачу скорейшего за­вершения коллективизации. Уже в декабре местные парт­организации получили ди­рективу об обобществлении сельскохозяйственных жи­вотных. В ответ крестьяне стали резать скотину, живот­новодству был нанесен ко­лоссальный ущерб. В январе 1930 года власти установи­ли строгую, вплоть до уголов­ной, ответственность за убой скота. Принятое 5 января 1930 года поста­новление ЦК «О темпе коллективи­зации и мерах помощи государства колхозному строительству» предпи­сывало завершить коллективизацию в Нижнем Поволжье, на Дону и Се­верном Кавказе (то есть в зерновых районах) к осени 1930 года, в край­нем случае - к весне 1931 года, а в остальных районах страны - на год позже. Постановление требовало также организовать социалистиче­ское соревнование по созданию колхозов. Темпы коллективизации резко возросли: если к 1 октября 1929 года в колхозах, по официаль­ным данным, состояло 7,3% дворов, то к 1 марта 1930 года - 58,6%. Основным способом заставить крес­тьян вступать в колхозы стала угроза раскулачивания - конфискации все­го хозяйства. 30 января 1930 года Политбюро приняло постановление «О мерах по ликвидации кулачества как класса в районах сплошной кол­лективизации». Все кулаки были раз­делены на три группы: контрреволю­ционный актив, крупные кулаки и все прочие. Зачисленные в первую группу арестовывались, организаторы анти­советских выступлений приговарива­лись к расстрелу. Вторая группа вме­сте с семьями (а также семьи кулаков первой группы) подлежала выселе­нию в отдаленные районы, третья -выселению за пределы колхозных зе­мель. Во многих областях выселялись так называемые «подкулачники», то есть бедные крестьяне, сопротивляв­шиеся коллективизации. Главный удар обрушился на среднее крестьянство. Только за 1930-1931 годы были сосланы около 2 миллионов человек. Писатель В. Е. Афонин рассказывал о судьбе спецпереселенцев: «В истории сибир­ских деревень есть поистине трагические страницы. Это возникшие неестествен­ным, насильственным путем селения на самых отдаленных притоках Оби, куда позд­ней осенью 29-30 годов привозили, в основном с Алтая, раскулаченных. В поляну вбивали кол, говорили: «Здесь будете жить, ройте землянки». Генеральный прокурор Н. В. Крыленко признавал в 1931 году: «Спецпереселенцы сплошь и рядом находят­ся в зимнее время в летних казармах и зданиях бывших церквей, банях, шалашах, землянках и палатках, абсолютно перегруженных».. Снабжение продуктами питания было ниже порога выживаемости. На Урале суточная норма на человека составляла 200 граммов муки, 195 граммов картофеля и 100 граммов капусты. Но даже такие нормы обеспечивались лишь на 50-70%. В резуль­тате только за 1932-1935 годы умерло более 300 тысяч спецпереселенцев, то есть каждый шестой. За январь-март 1930 года толь­ко в России произошло более 1600 крестьянских бунтов. Совет­ское руководство было вынуждено временно отступить. 2 марта 1930 года опубликовали статью Сталина «Головокружение от успехов», осуж­дающую «перегибы» при проведении коллективизации. Одновременно был выпущен Примерный Устав кол­хоза, позволявший колхозникам со­хранить приусадебный участок, оста­вить в личном владении корову, мелкий скот, птицу. 14 марта 1930 года вышло поста­новление ЦК «О борьбе с искривле­ниями партийной линии в колхозном стро­ительстве», разрешившее выход из колхозов. К 1 июля в колхозах оста­лось лишь 20% крестьян. Однако уже в сентябре 1930 года ЦК ВКП (б) на­правил на места письмо «О коллекти­визации», требуя добиться нового подъема колхозного движения. Уже летом 1931 года доля коллективизи­рованных дворов практически до­стигла мартовского уровня 1930 го­да. В августе 1931-го было принято постановление ЦК «О темпах даль­нейшей коллективизации», завер­шить которую надлежало не позднее 1932-1933 годов. Возобновить уско­ренную коллективизацию во многом помог рекордный урожай 1930 года, позволивший не только обеспечить хлебом городское население и вы­везти за границу 5 миллионов тонн, но и оставить достаточное количе­ство зерна колхозникам. 1931 год был неурожайным, но хле­бозаготовки превысили уровень предыдущего года, составив треть со­бранного урожая. Между тем в Европе и США цены на сельскохозяй­ственную продукцию резко понизи­лись. В то время как объемы хлебно­го экспорта росли, валютная выручка падала; тем не менее государство не отказывалось от продажи хлеба. Уже зимой 1931-1932 годов в некоторых местах начался голод. В 1932 году, также неурожайном, крестьяне, име­ющие опыт прошлогодних хлебозаго­товок, старались утаить собранный хлеб, и Сталин вновь обвинил крес­тьянство в антисоветской деятельно­сти. В марте 1933 года было запре­щено выделять колхозникам более 10% собранного зерна до полного выполнения хлебозаготовок; иногда у крестьян изымался весь хлеб без остатка. Особенно жестоко проводи­лась карательная кампания на Укра­ине и Северном Кавказе. Во многих станицах были изъяты все продо­вольственные запасы, а выход из них перекрыт частями НКВД. По оценкам исследователей, от голо­да погибло до 7-8 миллионов чело­век, в том числе 3 миллиона - на Украине. Однако многие горожане почти ничего не знали о происходя­щем, так как в прессе об этом не пи­сали, а передвижение крестьян бы­ло строго ограничено. С самого начала создания колхозов советские и партийные органы стали бесцеремонно вмешиваться во вну­трихозяйственные дела. В 1930-е годы сложился жесткий централизм в управлении колхозами. В 1934 году обстановка частично стабилизировалась. Возобновился рост количества колхозов, прекра­тившийся во время голода, и к 1937 году в колхозы и совхозы вошло 93% крестьянских дворов. Государствен­ные расценки покрывали не более 20% себестоимости зерна. Труд крестьян при этом был практически бесплатным, основным источником существования стало подсобное хо­зяйство. Каждый колхозник обязан был отработать на общественном по­ле определенное количество трудод­ней, и невыполнение этого миниму­ма преследовалось в уголовном порядке. Покинуть деревню без со­гласия председателя колхозники не могли, так как не получили паспор­тов, введенных в 1932 году. Фактически закре­пощенное положение крестьян со­хранялось вплоть до 1960-х годов. Создание крупных хозяйств открывало дорогу для применения техники в сельском хозяйстве, что способствовало повышению производительности труда. Но колхоз­ная система более эффективно проявила себя в изъятии конечного продукта, чем в организации производства. Валовая продукция сельского хозяйства в 1936-1940 годы в целом оставалась на уровне 1924-1928 годов. Отчуждение крестьянина от результатов труда, сопровождавшееся массовыми ре­прессиями, сделало его безразличным исполнителем команд свыше. Произошло разрушение крестьянского жизненного уклада и утрата хозяйского отношения к зем­ле. Лишенные всех прав и самостоятельности, колхозы были обречены на застой.^ 3. Индустриализация. Стройки первых пятилеток. Под индустриализацией понимается ускоренное развитие тяжёлой промышленности, превратившее СССР из аграрной страны в преимущественно промышленную. Это должно было обеспечить окончательный переход на стадию индустриального общества и ликвидировать отставание страны от стран Запада в условиях возможного крупномасштабного конфликта с капиталистическим окружением. Ускоренная индустриализация была проведена в период первых пятилеток. Первая пятилетка (1928-1932) разрабатывалась с середины 1920-х гг. в структурах Госплана и ВСНХ. Специалисты Госплана предусматривали возможности разных темпов роста: отправной план и «оптимальный» (рассчитанный на благоприятные условия). В сентябре 1928 по инициативе Сталина и В. В. Куйбышева ВСНХ опубликовал контрольные цифры на грядущий хозяйственный год, которые уже исходили из «оптимального» подхода. Основные затраты должны были быть направлены на развитие тяжелой промышленности, на «производство средств производства». Этот подход подвергся критике со стороны Н. И. Бухарина, но после поражения «правого уклона» возобладал плановый максимализм — даже «оптимальные» цифры промышленного роста неоднократно поднимались. На XVI партконференции (23 — 29 апреля 1929) первый пятилетний план был принят. За основу была принята не «вилка» отправного и оптимального планов, а только «оптимальный» план ВСНХ, да и эти «контрольные цифры» были повышены под давлением ведомственных интересов членов ЦК. V съезд советов СССР (20 —28 мая 1929), принял этот план в качестве закона. Если за предыдущее десятилетие капиталовложения составили 26,5 млрд. руб., то теперь планировалось 64,6 млрд., при этом вложения в промышленность повышались значительно быстрее — с 4,4 млрд. до 16,4 млрд. руб. 78% вложений в промышленность направлялись на производство средств производства, а не потребительской продукции. Это означало изъятие огромных средств из хозяйства, которые могли дать отдачу через несколько лет. Промышленная продукция должна была вырасти за пятилетку на 180%, а производство средств производства — на 230%. 16-18% крестьянства должно было быть коллективизировано. Производительность труда должна была вырасти на 110%, зарплата — на 71%, а доходы крестьян — на 67%. В результате, как обещала резолюция конференции, «по чугуну СССР с шестого места передвинется на третье место (после Германии и Соединенных Штатов), по каменному углю — с пятого места на четвертое (после Соединенных Штатов, Англии и Германии)». Качество продукции при этом в расчет не принималось. Сельское хозяйство должно было расти на основе подъема индивидуального крестьянского хозяйства и «создания общественного земледелия, стоящего на уровне современной техники», то есть, говоря иными словами: количество колхозов не может превышать количество тракторов. Но именно коллективизация должна была привести к резкому росту производства продовольственных ресурсов, которое должно было по замыслу Сталина и его сторонников обеспечить нужды промышленного строительства. Одновременно в несколько раз вырос экспорт леса, нефти и другого сырья. В условиях стремительно ухудшавшейся конъюнктуры на мировом рынке сельскохозяйственной продукции (началась Великая депрессия) в конце 1929-1930 гг. сроки строительства промышленных гигантов были дополнительно сокращены, плановые объемы производства и поставок хлеба государству увеличены. Был выдвинут лозунг «Пятилетку — в четыре года!». Плановые задания сокращенной пятилетки возросли в два раза. Страна должна была каждый год увеличивать производство на треть. Для выполнения этих напряженных планов были резко увеличены планы коллективизации. Началось форсированное промышленное строительство. Одни отрасли вырывались вперед, за ними не успевали другие. Директора «строек пятилетки» конкурировали в борьбе за ресурсы. В экономике воцарился хаос вместо планомерного развития. Ресурсы разбазаривались, торопливое строительство при постоянной нехватке квалифицированных рабочих и инженеров приводило к авариям. Эти катастрофы объяснялись «вредительством буржуазных специалистов» и тайных контрреволюционеров. В 1930 за «вредительство» была осуждена группа инженеров («Промпартии процесс»). Если одни руководители производства отправлялись на скамью подсудимых, то другие получали премии и повышения за способность в кратчайшие сроки построить «гиганты индустрии», даже если для них еще не были возведены смежные производства. Задачей этого периода было наращивание приоритетных отраслей, выявление тех кадров, которые способны добиваться резких приростов производства. Главное внимание (финансирование, снабжение и т. д.) оказывалось 50-60 ударным стройкам. Для них же осуществлялся массированный ввоз машин из-за рубежа. Около 40% капиталовложений в 1930 пришлось заморозить в незавершенном строительстве из-за неэффективности планирования и вводить в действие на протяжении всех 1930-х гг. Среди важнейших строек пятилетки — Днепрогэс, Магнитогорский металлургический комбинат («Магнитка»), Туркестано-сибирская железная дорога (Турксиб), Сталинградский тракторный завод, производивший не только трактора, но и танки,, а также автомобилестроительные, авиастроительные, химические, электротехнические предприятия. Они строились самоотверженным трудом миллионов рабочих, большинство которых только вчера пришли из деревни, талантом как старых, так и только что выучившихся инженеров, организационной энергией партийных и хозяйственных руководителей, для которых успех их стройки был дверью для карьерного продвижения, более широких возможностей реализовать свои способности в стремительно разраставшейся экономической системе. Партийная пропаганда убеждала миллионы людей в том, что сегодняшние тяготы и трудности позволят создать счастливую жизнь уже через несколько лет, и это вдохновляло тружеников на самоотверженную работу в тяжелейших условиях. Благодаря созданию гигантских предприятий и транспортных артерий СССР стал страной с мощной промышленностью. Индустриальный рывок дорого обходился стране — доля накопления превысила треть национального дохода. При этом индустриализация требовала огромных затрат и на ввоз техники, и на поддержание минимального жизненного уровня рабочих, занятых как на самих стройках, так и на добыче сырья для них. Проблемы финансового дефицита частично решались с помощью внутренних займов, увеличения продажи водки, эмиссии (в 1929-1932 денежная масса увеличилась в 4 раза), налогов, экспорта лесоматериалов, нефти, пушнины, а также хлеба, огромные объемы которого требовались и внутри страны. Резкое усиление эксплуатации села и форсированное проведение коллективизации привело к разорению села и голоду 1932-1933 гг. Стремительное возведение гигантов индустрии привело к разорению остального хозяйства. В условиях новой разрухи Сталин решил объявить об окончании рывка в светлое будущее. Выступая на пленуме ЦК и ЦКК 7 января 1933, он заявил, что пятилетка выполнена досрочно за четыре года и четыре месяца. Фактические итоги пятилетки были гораздо скромнее сталинских замыслов. Оптимальный план 1929 был выполнен по производству нефти и газа, торфа, паровозов, сельхозмашин. По производству электроэнергии, чугуна, стали, проката, добычи угля, железной руды не был выполнен даже отправной план 1929. Производство тракторов только-только дотянуло до него. К планам 1930 не удалось даже приблизиться. Производство нефти даже по опубликованным данным достигло 22,2 млн. т. при запланированных в 1930 40-42 млн. т., стали — 5,9 млн. т. при запланированных 12 млн. т., тракторов — 50 тыс. шт. при запланированных в ноябре 1929 201 тыс. шт., выработка электроэнергии 13,1 млрд. квт. ч. при запланированных в 1930 33-35 млрд. «Правые» и поддерживавшие их спецы оказались во многом правы. Главным итогом первой пятилетки можно признать создание военно-промышленного комплекса — военной промышленности и ее инфраструктуры, которая могла обслуживать также гражданское хозяйство. В 1930 было объявлено о ликвидации безработицы. В годы первой пятилетки (1928-1933 годы) был провозглашен курс на ускоренное, создание социалис­тической промышленности. Планы развития промышленности не соот­ветствовали реальным возможнос­тям страны, и выполнить их было бы невозможно, если бы не появление в эти годы социалистического со­ревнования, в рамках которого про­явился массовый энтузиазм. Основными формами социалистичес­кого соревнования были ударничест­во, движение рационализаторов и изобретателей. Целью ударничества было перевыполнение производст­венной нормы и создание ударных бригад и отрядов под лозунгом: «От ударных бригад — к ударному цеху, к ударному заводу». С особой силой ударничество развернулась на гигант­ских стройках социалистической инду­стриализации — Днепрогэсе, Сталин­градском и Харьковском тракторных заводах, Магнитогорском и Кузнец­ком металлургических предприятиях. Советская власть активно поддержи­вала соцсоревнование, и иногда сама указывала, как его проводить. Неред­ко соревнование подменялись парад­ной шумихой, бюрократическим подхо­дом, доходившим иногда до абсурда. Вторая пятилетка, принятая в феврале 1934 на Семнадцатом съезде ВКП(б), должна была обеспечить налаживание производства на предприятиях, возведенных в ходе первой пятилетки, преодоление возникших в 1930-1933 гг. диспропорций и экономического хаоса. Было несколько улучшено финансирование производства средств потребления, ослаблен нажим на сельское хозяйство. Планировалось удвоить промышленное производство. В крупнейших городах было улучшено снабжение. Потребность в грамотных кадрах стимулировала осуществление массовых образовательных программ. В середине 1930-х гг. эти процессы стали постепенно разворачиваться и в деревне. Все это сопровождалось широчайшей агитационной кампанией, преувеличивавшей и прославлявшей каждое достижение Страны Советов. Несмотря на внедрение машин, даже в промышленности продолжал преобладать ручной труд. Для того, чтобы увеличить производительность труда, рабочим ставили в пример лучших рабочих - «стахановцев». Движение стахановцев, названное в честь шахтера, перевыполнившего нормы выработки в 14 раз, развернулось во всех отраслях производства. Стахановцы и ударники ставили рекорды производительности труда, к которым долго готовилось все предприятие. Рекордсмен после короткого трудового подвига получал льготы и блага, а остальным рабочим повышали нормы выработки, ссылаясь на достижения «передовиков». В 1937 было провозглашено, что в основном в СССР построен социализм. Развернувшийся в это время Большой террор привел к сбоям в работе промышленности, которые официально объяснялись вредительством. В 1938 было объявлено, что планы пятилетки перевыполнены. Производство чугуна выросло в 2,35 раза, стали — в 3 раза, автомобилей — в 8,38 раза. В 1930-е гг. были созданы новые отрасли промышленности (автомобиле- и авиастроение, электротехническая, химическая промышленность и др.). Была проведена частичная электрификация промышленности и городов. Из страны, ввозящей оборудование, СССР превратился в страну, которая обеспечивает свои основные потребности в нем. К концу 1930-х гг. СССР стал индустриально-аграрной страной. После Великой Отечественной войны СССР стал индустриальной страной. С 1960-х гг. большинство населения уже жило в городах и было занято в промышленном секторе. Это значило, что процесс индустриализации завершился. В отличие от первой пя­тилетки, где упор делался на коллек­тивные формы труда, стахановское движение второй пятилетки (1933-1937 годы) было движением новато­ров производства, достигающих ус­пехов за счет освоения новой техни­ки и улучшений организации труда. Имя движению дал молодой донецкий шахтер-забойщик Алексей Стаханов, установивший в ночь с 31 августа на 1 сентября 1935 года рекорд — в шахте за одну смену (5 часов 45 м и нут) он на­рубил отбойным молотком 102 тонны угля, превысив норму в 14 раз. Национальными героями наряду со Стахановым стали другие инициаторы стахановского движения в различных отраслях промышленности. В текс­тильной промышленности ими стали сестры Виноградовы, в обувной — Н. Сметании. Настоящий переворот в железнодорожном транспорте совершил А. Кривонос, инициатор скоростных перевозок. Кузнец Горьковского ав­томобильного завода А. Бусыгин про­славился на весь мир, отковав за сме­ну 966, а затем 1146 коленчатых ва­лов. В 1936 году сталевар М. Мазай установил мировой рекорд, сняв за смену 12 тонн стали. В сельском хо­зяйстве начало стахановскому движе­нию положила первая женщина-трак­тористка П. Ангелина, организовав­шая 10 женских тракторных бригад. Стахановцы стали настоящими героя­ми своего времени — их портреты пе­чатались в газетах, о них рассказыва­ли по радио, в качестве почетных гос­тей их приглашали на различные кон­ференции и съезды. Стремления к установлению рекор­дов имело и оборотную сторону. В ре­зультате стахановского движения произошло глубокое расслоение в среде рабочего класса. Создание культа стахановцев, выделение их из общей массы трудящихся, предостав­ление им различных привилегий вы­звало враждебное отношение к ним в рабочей среде. И эта враждебность имела разные формы: от шуточек и издевательств до убийств. Рядовые рабочие были недовольны тем, что рекорды стахановцев приводят к повышению норм и снижению расце­нок (заработной платы), к простоям, переводом на более низкую долж­ность, в подсобники, физическому пе­ренапряжению. Отрицательную роль имело бюрокра­тическое командование, которое сти­мулировало развитие стахановского движения привычными для нее мето­дами административного нажима, од­ной стороной которого стали премии и реклама, а другой — массовые ре­прессии против инженерно-техничес­кого персонала и рабочих, обвинен­ных в «саботаже и вредительстве ста­хановскому движению». Стахановское движение внесло важный вклад в ускорение темпов роста произво­дительности труда, которая во второй пятилетке удвоилась по сравнению с первой (с 41% до 82%). Это движение помогло реализовать высокие показатели планов первых пятилеток по индустриализации страны. Темпы индустриализации в СССР потрясли весь мир. В1934 году английская пресса вынуждена было признать, что «наши собственные достижения пустяк по сравнению с тем, что делается сегодня в СССР». Стахановцы были не просто рекордсменами труда, а новаторами, осваива­ющими новую технику, совершенствующие организацию трудового процесса, вы­являвшие неиспользованные резервы производства. Благодаря активной пропа­ганде стахановское движение приобрело массовый характер. Стахановское движение вовлекло в свою орбиту множество энтузиастов, продемонстрировало огромные со­циальные резервы, имевшиеся в ра­бочем классе и в колхозном кресть­янстве. Миллионы советских людей искренне верили в торжество идеа­лов коммунизма и испытывали гор­дость за растущую с каждым годом мощь своей страны. Ведь помимо ре­прессий и ГУЛАГа, с которыми у мно­гих сегодня ассоциируются 30-е го­ды, это было время, когда в стране ежегодно вводилось в строй до 600 предприятий. Советские рабочие стремились всеми силами помочь Отечеству встать в один ряд с индустриально развитыми странами и до­казать, что советский рабочий ни в чем не уступает европейскому или американскому. Конечно, значитель­ное влияние на моральный подъем, охвативший общество, оказала со­ветская пропаганда, благодаря кото­рой готовность пожертвовать собой ради «светлого будущего» стала важ­нейшей добродетелью советского че­ловека. Труд в СССР был не просто обязанностью, а делом чести и по­двига. Советская пропаганда очень гордилась примерами трудового ге­роизма. Сводки газете конца 1920-х годов пестрели сообщениями о пере­выполнении планов, о производст­венных подвигах советских граждан, а также высокопарными лозунгами: «Пятилетка в четыре года», «Догоним Запад». Фильмы, песни, повести, га­зеты прославляли трудовой подвиг людей и создавали героический об­раз труженика-рекордсмена, с кото­рого брала пример советская моло­дежь.^ 4. Культурная революция в СССР. Борьба против неграмотности.До революции 1917 г. 75% населения Рос­сии оставалось неграмотным. Рос­сия тратила на просвещение 43 ко­пейки на человека, в то время как Англия и Германия — примерно 4 рубля, а США — 7 рублей. Успехов удалось добиться только в вопросе начального образования. Прави­тельственной поддержкой пользо­вались церковно-приходские шко­лы, это был самый распространен­ный тип начальной школы. К 1914 году начальное образование в шко­лах Министерства народного про­свещения получало 6 миллионов детей. Но всеобщее начальное об­разование в самодержавной Рос­сии введено не было. С первых дней установления совет­ской власти в стране началась ра­бота по созданию новой системы народного образования. Проекты новых законов в этой области гото­вила созданная 9 ноября 1917 года Государственная комиссия по про­свещению во главе с А. В. Луначар­ским. Специальным постановлени­ем от 11 декабря 1917 года все в ведении православной церкви, преобразовывались в светские и передавались Наркомпросу. В кон­це августа 1918 года был созван I Всероссийский съезд по просве­щению, на котором была одобрена новая двухступенчатая система еди­ной школы (первая ступень — 5 лет, вторая — 4 года). В совокупности обе ступени составляли полную среднюю общеобразовательную школу. Неграмотность населения стала се­рьезной помехой на пути распрост­ранения революционной идеоло­гии, а затем и развитию промышленности, и вообще подъёму промышленности. 26 декабря 1919 года был принят декрет «О ликвидации безграмотно­сти среди населения РСФСР», кото­рый обязывал всех жителей Совет­ской республики в возрасте от 8 до 50 лет обучиться грамоте на рус­ском или родном языке. Перепись населения 1920 года выявила в стране 54 млн. неграмотных. Для выполнения декрета 19 июня 1920 года была образована Всерос­сийская Чрезвычайная Комиссия по ликвидации безграмотности (ВЧКЛБ). Большую помощь комис­сии оказывало созданное в 1923 году добровольное общество «До­лой неграмотность» (ОДН) во главе с М. И. Калининым. В его состав вхо дили тысячи пунктов по ликвидации безграмотности (ликбезов), в кото­рых в 1925 году обучалось 1,4 млн. взрослых. Наряду с ликвидацией безграмотности эта организация вела и широкую политико-просвети­тельную работу. К концу 1927 года читать и писать научили 10 млн. человек, и СССР по уровню грамотности занял 19 место в Европе. Борьба с неграмотностью далеко не сразу дала ощутимые ре­зультаты. Только к 1939 году коли­чество грамотного населения среди лиц старше 9 лет достигло 81,2% (отметим, что такого уровня Фран­ция достигла к 1900 году). В 1920 году Наркомпрос опублико­вал учебный план советской школы: гуманитарные, физико-математичес­кие, биологические науки и физичес­кая культура преподавались на трех ступенях: школа первой ступени — 4 класса (для детей 8-12 лет); школа-семилетка (для детей 8-15 лет); шко­ла-девятилетка (для детей 8-17 лет). В 1923-1925 годах Государствен­ным ученым советом (ГУС) были со­ставлены новые учебные програм­мы, согласно которым весь объем знаний преподносился в виде еди­ного комплекса сведений по трем направлениям: о природе, о труде и о человеческом обществе. Такой подход привел к бессистемности, фрагментарности знаний учащихся. В 1929 году была попытка ввести «метод проектов»: классы были уп­разднены, их заменили звенья и бригады. Звеньям давалось зада­ние, например: «Научимся разво­дить кур». В ходе его выполнения учащиеся и должны были получать знания. Результатом такого «обуче­ния» стало полное незнание науч­ных основ. В 1932 году ЦК ВКП (б) в своем постановлении осудил «лабораторно-бригадный метод» и вернул школе традиционный урок. Образованные в 1919 года рабочие факультеты постепенно сделались основным типом общеобразова­тельной школы, готовившей моло­дежь к поступлению в высшие учеб­ные заведения. С 1921 года на предприятиях по­явились четырехгодичные школы фабрично-заводского ученичества (ФЗУ), имевшие своей целью под­готовку квалифицированных рабо­чих для промышленности и транс­порта. В учебные планы ФЗУ наря­ду со специальными дисциплинами включались общеобразовательные предметы в объеме школы-семи­летки. С осени 1923 года в селах стали от­крываться школы крестьянской мо­лодежи (ШКМ). Они строились на ба­зе начальной школы, имели трехлет­ний срок обучения и предоставляли учащимся наряду с общим образо­ванием знания по агрономии, тех­нике и организации сельского хо­зяйства.^ После революции высшая школа стала демократичной, бесплатной, студенты обеспечивались государственными стипендиями, а вузы по­степенно перешли на государствен­ное финансирование. Правительст­во проводило классовую политику в области высшего образования: со­здавало благоприятные условия для поступления в вузы рабочих и крес­тьян и затрудняло поступление де­тей интеллигентов. Значительная часть ученых, не при­нявших новую власть, покинула учебные заведения. Те же, кто ос­тался, были лишены всех привиле­гий, связанных с учеными степеня­ми и званиями. Устанавливалось только две должности — профессо­ра и преподавателя. Были приняты меры по удалению нелояльных про­фессоров и преподавателей. Это привело к забастовкам в студенчес­кой и преподавательской среде. Для решения кадровых проблем в 1921 году в Москве был создан Ин­ститут красной профессуры (ИКП). На преподавательскую деятельность в МГУ были на­правлены А. В. Луначарский, П. Н. Лепешинский, Д. И. Курский и другие государственные дея­тели. В начале 20-х годов коренно­му изменению подверглись программы обучения в вузах и университетах: в качестве обязательных предметов бы­ли введены исторический ма­териализм, история пролетар­ской революции, история Со­ветского государства и права, экономическая политика дик­татуры пролетариата. В 20-30-е годы произошла серьезная реорганизация крупнейших университетов страны. Еще в октябре 1918 года в Москве появился 2-ой МГУ - уни­верситетом стали московские Выс­шие женские курсы. От МГУ были отделены медицинский, советского права и химический факультеты, ставшие самостоятельными вуза­ми. 2-ой МГУ распался сразу на три вуза: так появился 2-ой Москов­ский государственный медицин­ский институт, Московский государ­ственный институт тонкой химичес­кой технологии и Московский Госу­дарственный Педагогический Ин­ститут. К1940 году в стране работало 4600 вузов и техникумов, и Советский Со­юз вышел на первое место в мире по числу учащихся и студентов. Од­нако развитие образования и науки тормозила гнетущая атмосфера то­талитарного государства. Система образования в СССР имела свои плюсы и минусы. Доступность, равенст­во, обязательность, преемственность уровней, хорошая организация воспитатель­ного процесса позволили советскому человеку считаться образованным, а совет­скому образованию — качественным. Однако бюрократизм, невнимание к интере­сам и способностям каждой конкретной личности, политизированность в ущерб научности, партийное руководство, сопротивление новому, невнимание к зарубеж­ному опыту — все это вело к затруднению роста интеллектуального потенциала страны. В целом мо