Искусство любить 1. ЯВЛЯЕТСЯ ЛИ ЛЮБОВЬ ИСКУССТВОМ?Является ли любовь искусством? Если да, то она требует знания и усилия.Или, может быть, любовь - это приятное чувство, испытать которое - делослучая, нечто такое, что выпадает человеку в случае удачи. Эта маленькаякнига основана на первой предпосылке, хотя большинство людей сегоднянесомненно исходят из второй. Не то чтобы люди считали любовь делом неважным. Они ее жаждут, онисмотрят бессчетное количество фильмов о счастливых и несчастливых любовныхисториях, они слушают сотни глупых песенок о любви, но едва ли кто-нибудьдействительно думает, что существует какая-то необходимость учиться любви.Эта особая установка основывается на нескольких предпосылках, которыепорознь и в сочетании имеют тенденцию способствовать ее сохранению. Для большинства людей проблема любви состоит в том, чтобы быть любимым,а не в том, чтоб любить, уметь любить. Значит, сущность проблемы для них втом, чтобы их любили, чтобы они возбуждали чувство любви к себе. Кдостижению этой цели они идут несколькими путями. Первый, которым обычнопользуются мужчины, заключается в том, чтобы стать удачливым, стать сильными богатым настолько, насколько позволяет социальная ситуация. Другой путь,используемый обычно женщинами, состоит в том, чтобы сделать себяпривлекательной, тщательно следя за своим телом, одеждой и т. д. Иные путиобретения собственной привлекательности, используемые и мужчинами, иженщинами, состоят в том, чтобы выработать хорошие манеры, умение вестиинтересную беседу, готовность прийти на помощь, скромность,непритязательность. Многие пути обретения способности возбуждать любовь ксебе являются теми же самыми путями, которые используются для достиженияудачливости, для обретения полезных друзей и влиятельных связей. Очевидно,что для большинства людей нашей культуры умение возбуждать любовь это, всущности, соединение симпатичности и сексуальной привлекательности. Вторая предпосылка отношения к любви как к чему-то, не требующемуобучения, состоит в допущении, что проблема любви - это проблема объекта, ане проблема способности. Люди думают, что любить просто, а вот найтиподлинный объект любви, - или оказаться любимым этим объектом, - трудно. Этаустановка имеет несколько причин, коренящихся в развитии современногообщества. Одна причина в большой перемене, произошедшей в двадцатом веке вотношении выбора "объекта любви". В викторианскую эпоху, как и во многихтрадиционных культурах, любовь не была в большинстве случаев спонтанным,личным переживанием, которое затем должно было вести к браку. Напротив, бракосновывался на соглашении - т о ли между семьями, то ли между посредниками вделах брака, то ли без помощи таких посредников; он заключался на основеучета социальных условий, а любовь, как полагали, начнет развиваться с тоговремени, как брак будет заключен. В течение нескольких последних поколенийвсеобщим стало в западном мире понятие романтической любви. В СоединенныхШтатах, хотя соображения договорной природы брака еще полностью невытеснены, большинство людей ищут романтической любви, личного переживаниялюбви, которое затем должно повести к браку. Это новое понимание свободылюбви должно было в значительной мере повысить значение объекта в ущербзначению функции. С этим фактором тесно связана другая характерная черта современнойкультуры. Вся наша культура основана на жажде покупать, на идеевзаимовыгодного обмена. Счастье современного человека состоит в радостномволнении, которое он испытывает, глядя на витрины магазина и покупая все,что он может позволить себе купить или за наличные или в рассрочку. Он (илиона) и на людей глядят подобным образом. Для мужчины привлекательная женщина- для женщины привлекательный мужчина - это добыча, которой они являютсядруг для друга. Привлекательность обычно означает красивую упаковку свойств,которые популярны и искомы на личностном рынке. Что особенно делает человекапривлекательным - это зависит от моды данного времени, как физической, так идуховной. В двадцатых годах привлекательной считалась умеющая пить и курить,разбитная и сексуальная женщина, а сегодня мода требует больше домовитости искромности. В конце девятнадцатого и в начале двадцатого века мужчина, чтобыстать привлекательным "товаром", должен был быть агрессивным и честолюбивым,сегодня он должен быть общительным и терпимым. К тому же чувствовлюбленности развивается обычно только в отношении такого человеческоготовара, который находится в пределах досягаемости собственного выбора. Я ищувыгоды: объект должен быть желанным с точки зрения социальной ценности, и вто же время должен сам желать меня, учитывая мои скрытые и явные достоинстваи возможности. Два человека влюбляются тогда, когда чувствуют, что нашлинаилучший объект, имеющийся на рынке, учитывая при этом границы собственногообменного фонда. Часто, как при покупке недвижимого имущества, заметную рольв этой сделке играют скрытые возможности, которые могут быть развиты современем. Едва ли стоит удивляться, что в культуре, где превалирует рыночнаяориентация и где материальный успех представляет выдающуюся ценность,человеческие любовные отношения следуют тем же образцам, которые управляют ирынком. Третье заблуждение, ведущее к убежденности, что в любви ничему не надоучиться, состоит в смешении первоначального чувства влюбленности сперманентным состоянием пребывания в любви. Если двое чужих друг другулюдей, какими все мы являемся, вдруг позволят разделяющей их стене рухнуть,этот момент единства станет одним из самых волнующих переживаний в жизни. Внем все наиболее прекрасное и чудодейственное для людей, которые были преждеразобщены, изолиро ваны, лишены любви. Это чудо неожиданной близости частослучается легче, если она начинается с физического влечения и егоудовлетворе ния. Однако такого типа любовь по самой своей природе недолговечна. Два человека все лучше узнают друг друга, их близость все болееи более утрачивает чудесный характер, пока, наконец, их антагонизм, ихразоча рование, их пресыщенность друг другом не убивает то, что осталось отих первоначального волнения. Вначале они не знали этого всего; их, действительно, захватила волна слепого влечения. "Помешательство" друг на друге- доказательство силы их любви, хотя оно могло бы свидетель ствовать толькоо степени их предшествующего одиночества. Эта установка, что ничего нет легче, чем любить, - продолжаетоставаться преобладающей идеей относительно любви вопреки подавля ющейочевидности противного. Едва ли существует какая-то деятель ность, какое-тозанятие, которое начиналось бы с таких огромных на дежд и ожиданий и котороевсе же терпело бы крах с такой неизмен ностью, как любовь. Если бы этокасалось какой-либо иной деятельности, люди сделали бы все возможное, чтобыпонять причины неудачи, и научились бы поступать наилучшим для данного делаобразом - или отказались бы от этой деятельности. Поскольку последнее вотношении любви невозможно, то единственно адекватный способ избежатьнеудачи в любви - исследовать причины этой неудачи и перейти к изучениюсмысла любви. Первый шаг, который необходимо сделать, это осознать, что любовь - этоискусство, такое же, как искусство жить: если мы хотим научиться любить, мыдолжны поступать точно так же, как нам предстоит посту пать, когда мы хотимнаучиться любому другому искусству, скажем, музыке, живописи, столярномуделу, врачебному или инженерному искусству. Какие шаги необходимы в обучении любому искусству? Процесс обучения искусству можно последовательно разделить на дваэтапа: первый - овладение теорией; второй - овладение практикой. Если я хочунаучиться искусству медицины, я должен в первую очередь познать определенныефакты относительно человеческого тела и относи тельно различных болезней. Нодаже когда я обрету все эти теоретиче ские знания, я все еще не смогусчитаться сведущим во врачебном искус стве. Я стану мастером в этом делепосле длительной практики, когда, наконец, результаты моего теоретическогознания и результаты моей практики сольются в одно - в мою интуицию,составляющую сущность мастерства в любом искусстве. Но наряду с теорией ипрактикой сущест вует третий фактор, необходимый для того, чтобы статьмастером в любом искусстве - овладение искусством должно стать предметомнаивысшего сосредоточения; не должно существовать в мире ничего болееважного, чем это искусство. Это относится к музыке, медицине, к столярномуискусству - а также и к любви. И, может быть, именно здесь содержится ответна вопрос, почему люди нашей культуры так редко изучают это искусствовопреки их очевидным неудачам в нем. Вопреки глубоко коренящейся жажделюбви, почти все иное считается едва ли не более важным, чем любовь: успех,престиж, деньги, власть. Почти вся наша энергия употребляется на обучениедостижению этих целей, и почти никакой - на обучение искусству любви. Может, достойными затраты сил на обучение надо считать только те вещи,при помощи которых можно приобрести деньги или престиж, а любовь, котораяприносит пользу "только душе", но бесполезна в современном смысле, являетсяроскошью, которой мы не вправе отдавать много энергии? Как бы там ни было,дальнейший ход рассмотрения в этой книге будет основываться на приведенномниже разделении. Во-первых, я рассмотрю теорию любви - это займет большуючасть книги, и, во-вторых, я рассмотрю практику любви - насколько можновообще говорить о практике в этой, как и в любой другой области.^ 2. ТЕОРИЯ ЛЮБВИЛюбовь - ответ на проблему человеческого существования Любая теория любви должна начинаться с теории человека, человеческогосуществования. Хотя мы обнаруживаем любовь, вернее эквивалент любви, уже уживотных, их привязанности являются, в основном, частью их инстинктивнойприроды; у человека же действуют лишь остатки этих инстинктов. Чтодействительно существенно в существовании человека так это то, что он вышелиз животного царства, из сферы инстинктивной адаптации, переступил пределыприроды. И все же однажды оторвавшись от нее, он не может вернуться к ней;однажды он был изгнан из рая - состояния первоначального единства с природой- и ангел с огненным мечом преградит ему путь, если б он захотел вернуться.Человек может идти только вперед, развивать свой разум, находя новуюгармонию, человеческую гармонию вместо дочеловеческой, которая безвозвратноутеряна. Когда человек родится - как весь человеческий род, так и отдельныйиндивидум - он оказывается перенесенным из ситуации, которая былаопределенной. Как определенны инстинкты, в ситуацию, которая неопределенна,неясна, открыта. Ясность существует только относительно прошлого - аотносительно будущего ясно только, что когда-нибудь да наступит смерть. Человек одарен разумом, он есть сознающая себя жизнь, он осознает себя,своего ближнего, свое прошлое и возможности своего будущего. Это осознаниесебя, как отдельного существа, осознание краткости собственной жизни, того,что не по своей воле рожден и вопреки своей воле умрет, что он может умеретьраньше, чем те, кого он любит, или они раньше его, и осознание собственногоодиночества и отделенности, собственной беспомощности перед силами природы иобщества - все это делает его отчужденное, разобщенное с другимисуществование невыносимой тюрьмой. Он стал бы безумным, если бы не могосвободиться из этой тюрьмы, покинуть ее, объединившись в той или иной формес людьми, с окружающим миром. Переживание отделенности рождает тревогу, оно является источникомвсякой тревоги. Быть отделенным значит быть отторгнутым, не имея никакойвозможности употребить свои человеческие силы. Быть отделенным это значитбыть беспомощным, неспособным активно владеть миром - вещами и людьми, этозначит, что мир может наступать на меня, а я при этом неспособенпротивостоять ему. Таким образом, отделенность - это источник напряженнойтревоги. Кроме того, она рождает стыд и чувство вины. Это переживание вины истыда в связи с отделенностью выражено в библейском рассказе об Адаме и Еве.После того, как Адам и Ева вкусили от "древа познания добра и зла", послетого как они ослушались (нет добра и зла, пока нет свободы ослушания), послетого, как они стали людьми, высвободившись из первоначальной животнойгармонии с природой, т. е. после их рождения в качестве человеческихсуществ, - они увидели, что "они нагие, и устыдились". Должны ли мыпредположить, что миф, такой древний и простой как этот, несет в себестыдливую мораль, свойственную девятнадцатому веку, и что самая главнаявещь, которую эта история желает нам сообщить, состоит в том, что они пришлив смущение, увидев, что их половые органы открыты посторонним взглядам? Едвали это так. Понимая эту историю в викторианском духе, мы утратим главную еемысль, которая, как нам кажется, состоит в следующем: после того, какмужчина и женщина начали осознавать самих себя и друг друга, они осозналисвою отдельность и свое различие из-за принадлежности к разным полам. Но кактолько они поняли свою отделенность, они стали чужими друг другу, потому чтоо и еще не научились любить друг друга (что вполне понятно хотя бы из того,что Адам защищал себя, обвиняя Еву, вместо того, чтобы пытаться защититьее). Осознание человеческой отдельности без воссоединения в любви этоисточник стыда и в то же время это источник вины и тревоги. Таким образом,глубочайшую потребность человека составляет потребность преодолеть своюотделенность, покинуть тюрьму своего одиночества. Полная неудача вдостижении этой цели означает безумие, потому что панический ужас передполной изоляцией может быть преодолен только таким радикальным отходом отвсего окружающего мира, чтобы исчезло чувство отдельности, чтобы внешниймир, от которого человек отделен, сам перестал существовать. Во все времена во всех культурах перед человеком стоит один и тот жевопрос: как преодолеть отделенность, как достичь единства, как выйти запределы своей собственной индивидуальной жизни и обрести единение. Этотвопрос оставался тем же для примитивного человека, жившего в пещерах, длякочевника, заботившегося о своих стадах, для крестьянина в Египте, дляфиникийского купца, для римского солдата, для средневекового монаха, дляяпонского самурая, для современного клерка и фабричного рабочего. Вопросостается тем же самым, потому что той же самой остается его основа:человеческая ситуация, условия человеческого существования. Ответы различны.На этот вопрос можно ответить поклонением животным, людскими жертвами,милитаристским захватом, погружением в роскошь, аскетическим отречением,одержимостью работой, художественным творчеством, любовью к богу и любовью кчеловеку. Хотя существует много ответов - набор которых и являетсячеловеческой историей - они тем не менее не бесчисленны. Напротив, если небрать в расчет малые различия, которые касаются скорее отдельных частностей,чем сути дела, то придется признать, что существует только ограниченноечисло ответов, которые были даны и могли быть даны человеком в различныхкультурах, в которых он жил. История религии и философии это история этихответов, их разнообразия, как и их ограниченности. Ответ в определенной степени зависит от уровня индивидуальности,достигнутой человеком. У младенца "я" уже развито, но еще очень слабо, он нечувствует отделенности, пока мать рядом. От чувства отделенности егооберегает физическое присутствие матери, ее груди, ее тела. Только начиная стой поры, когда в ребенке развивается чувство своей отделенности ииндивидуальности, ему становится недостаточно уже присутствия матери, иначинает возрастать потребность иными путями преодолеть отделенность. Сходным образом человеческий род в своем младенчестве еще чувствовалединство с природой. Земля, животные, деревья - все еще составляли мирчеловека. Он отождествлял себя с животными, и это выражалось в ношениизвериных масок, поклонении тотему животного и животным-богам. Но чем большечеловеческий род порывал с этими первоначальными узами, чем более онотделялся от природного мира, тем более напряженной становилась потребностьнаходить новые пути преодоления отделенности. Один путь достижения этой цели составляет все виды оргиастическихсостояний. Они могут иметь форму транса, в который человек вводит себя самили с помощью наркотиков. Многие ритуалы примитивных племен представляютживую картину такого типа решения проблемы. В трансовом состоянииэкзальтации исчезает внешний мир, а вместе с ним и чувство отделенности отнего. Ввиду того, что эти ритуалы практиковались сообща, сюда прибавлялосьпереживание слиянности с группой, которое делало это решение еще болееэффективным. Близко связано и часто смешивается с этим оргиастическимрешением проблемы сексуальное переживание. Сексуальное удовлетворение можетвызвать состояние, подобное производственному или действием определенныхнаркотиков. Обряды коллективных сексуальных оргий были частью многихпримитивных ритуалов. Кажется, что после оргиастического переживания человекможет на некоторое время расстаться со страданием, которое во многомпроистекает из его отделенности. Постепенно тревожное напряжение опятьнарастает и снова спадает благодаря повторному исполнению ритуала. Пока эти оргиастические состояния входят в общую практику племени, онине порождают чувства тревоги и вины. Поступать так - правильно и дажедобродетельно, потому что это путь, которым идут все, одобренный ипоощряемый врачевателями и жрецами; следовательно, нет причины чувствоватьвину или стыд. Дело совершенно меняется, когда то же самое решениеизбирается индивидом в культуре, которая рассталась с этой общей практикой.Формами, которые индивид выбирает в неоргиастической культуре, являютсяалкоголизм и наркомания. В противоположность тем, кто участвует в социальноодобренном действии, такие индивиды страдают от чувства виновности иугрызений совести. Хотя они пытаются бежать от отделенности, находяприбежище в алкоголе и наркотиках, они чувствуют еще большее одиночествопосле того, как оргиастические переживания заканчиваются, и тогда растетнеобходимость возвращаться в свое прибежище как можно чаще и интенсивнее.Мало чем отличается от этого прибежища сексуальное оргиастическое решениепроблемы. В определенном смысле, это естественная и нормальная формапреодоления отделенности и частичный ответ на проблему изоляции. Но длямногих индивидов, чья отделенность не преодолима иными способами, источниксексуального удовлетворения обретает ту функцию, которая делает его неслишком отличимым от алкоголизма и наркомании. Оно становится отчаяннойпопыткой избежать тревоги, порождаемой отделенностью, и в результате ведет кеще большему увеличению чувства отделенности, поскольку сексуальный акт безлюбви никогда не может перекинуть мост над пропастью, разделяющей двачеловеческих существа. Разве что на краткий миг. Все формы оргиастического союза характеризуются тремя чертами: онисильны и даже бурны; они захватывают всего человека целиком - и ум, и тело;они преходящи и периодичны. Прямую противоположность им составляет формаединства, которая наиболее часто избиралась людьми в качестве решения как впрошлом, так и в настоящем: единство, основанное на приспособлении к группе,ее обычаям, практике и верованиям. Здесь мы опять же обнаруживаемзначительное различие. В примитивном обществе группа мала, она состоит из тех, кто связан межсобой узами крови и земли. С развитием культуры группа увеличивается: онастановится сообществом граждан полиса, сообществом граждан большогогосударства, сообществом членов церкви. Даже бедный римлянин испытывалчувство гордости, потому что он мог сказать civis romanus sum1. Рим иимперия были его семьей, его домом, его миром. Единение с группой являетсяеще и ныне в современном западном обществе преобладающим способомпреодоления отделенности. Это единство, в котором индивид в значительнойстепени утрачивает себя, цель его в том, чтобы слиться со стадом. Если япохож на кого-то еще, если я не имею отличающих меня чувств или мыслей, еслия в привычках, одежде, идеях приспособлен к образцам группы, я спасен,спасен от ужасающего чувства одиночества. Чтобы стимулироватьприспособляемость, диктаторские системы используют угрозы и насилие,демократические страны - внушение и пропаганду. Правда, между двумясистемами существует одно большое различие. В демократических странах неприспособленность возможна и, фактически, отсутствует не полностью; втоталитарных системах только некоторые редкие герои и мученики могутотказаться от послушания. Но вопреки этой разнице демократические обществадемонстрируют поразительный уровень приспособленчества. Причина здесь в том,что должен же существовать ответ на запрос в единении, и если нет другогоили лучшего ответа, тогда господствующим становится единение стадногоприспособленчества. Только тот вполне может понять, как силен страхоказаться непохожим, отличающимся, страх отойти на несколько шагов от стада,кто понимает глубину потребности в единстве. Иногда этот страх неприспособиться рационализируется как страх перед практическими опасностями,которые угрожают не конформисту. Но на самом деле люди хотят приспособитьсяв гораздо большей степени, чем они вынуждены приспосабливаться. По крайнеймере, в западных демократиях. Большинство людей даже не осознают своей потребности в приспособлении.Они живут с иллюзией, что они следуют своим собственным идеям инаклонностям, что они оригинальны, что они приходят к своим убеждениям врезультате собственного раздумия - и что это просто так получается, что ихидеи схожи с идеями большинства. Согласие всех служит доказательствомправильности "их" идей. Поскольку все же существует потребность чувствоватьнекоторую индивидуальность, то такая потребность удовлетворяется при помощинезначительных отличий: инициалы на сумке или свитере, вывеска с названиембанковского кассира, принадлежность к демократической или, напротив, креспубликанской партии, к клубу ЭЛКС, а не к клубу Шрайнерс, становятсявыражением индивидуальных отличий. Рекламируемый лозунг "это другое" (it isdifferent) показывает эту патетическую потребность в отличии, тогда как вдействительности оно здесь малосущественно. Эта все возрастающая тенденция к уничтожению различий тесно связана спониманием и переживанием равенства, как оно развилось в наиболее передовыхиндустриальных обществах. Равенство означало, в религиозном контексте, чтовсе мы дети бога, что все мы обладаем одной и той же человеко-божескойсубстанцией, что все мы едины. Оно означало также, что должны уважаться всеразличия между индивидами, что хотя и верно, что все мы составляем единство,но так же верно, что каждый из нас является уникальной сущностью, космосом всебе. Такое утверждение уникальности индивида выражено, например, вположении Талмуда: "Кто сохранит одну жизнь, это все равно, как если бы онспас весь мир; кто уничтожит одну жизнь - это все равно, как если бы онуничтожил весь мир". Равенство, как условие развития индивидуальности, имелозначение также в философии западного Просвещения. Оно означало (будучинаиболее ясно сформулировано Кантом), что никакой человек не может бытьсредством для целей другого человека. Все люди равны, поскольку все они целии только цели, и ни в коем случае не средства друг для друга. Следуя идеямПросвещения, социалистические мыслители разных школ определяли равенство какотмену эксплуатации, использования человека человеком, независимо от того,жестоко это использование или "человечно". В современном капиталистическом мире понятие равенства изменилось. Подравенством понимают равенство автоматов: людей, которые лишеныиндивидуальности. Равенство сегодня означает "тождество" в большей степени,чем "единство". Это тождество абстракций, людей, которые работают на одних итех же работах, имеют похожие развлечения; читают одни и те же газеты, имеютодни и те же чувства и идеи. В этом положении приходится с некоторымскептицизмом смотреть на иные достижения, обычно восхваляемые, как некиезнаки нашего прогресса, как например, равенство женщин. Нет необходимостиговорить, что я не выступаю против равенства женщин; но положительный аспектэтого стремления к равенству не должен никого вводить в заблуждение. Эточасть общего стремления к уничтожению различий. Равенство покупается дорогойценой: женщина становится равной, потому что сна больше не отличается отмужчины. Утверждение философии Просвещения l'ame no pas de sexe - душа неимеет пола - стала общей практикой. Полярная противоположность половисчезает, и с ней - эротическая любовь, основанная на этой полярности.Мужчина и женщина стали похожими, а не равными, как противоположные полюса.Современное общество проповедует идеал неиндивидуализированной любви, потомучто нуждается в похожих друг на друга человеческих атомах, чтобы сделать ихфункцией в массовом агрегате, действующей исправно, без трений; чтоб всеповиновались одним и тем же приказам, и при этом каждый был бы убежден, чтоон следует своим собственным желаниям. Как современная массовая продукциятребует стандартизации изделий, так и социальный процесс требуетстандартизации людей, и их стандартизация называется "равенством". Единение посредством приспособления не бывает сильным и бурным. Оноосуществляется тихо, диктуется шаблоном и именно по этой причи-не частооказывается недостаточным для усмирения тревоги одиночества. Случаиалкоголизма, наркомании, эротомании и самоубийств в современном западномобществе являются симптомами этой относительной неудачи в приспособлении.Более того, этот выход из проблемы затрагивает, в основном, ум, а не тело, ипотому он не идет ни в какое сравнение с оргиастическим решением проблемы.Стадный конформизм обладает только одним достоинством: он стабилен, а непериодичен. Индивид осваивает образец приспособления в возрасте трех-пятилет, и в последствие уже никогда не утрачивает контакта со стадом. Дажепохороны воспринимаются человеком как свое последнее значительное социальноедело, совершаются в строгом соответствии с образцом. В добавление к приспособлению, как пути спасения от тревоги,порождаемой одиночеством, следует учитывать другой фактор современной жизни:роль шаблона работы и шаблона развлечений. Человек становится, как говорят,"от девяти до пяти", частью армии рабочих или бюрократической армии клеркови управляющих. У него мало инициативы, его задачи предписаны организациейданной работы, и существует мало различия даже между теми, кто на верхулестницы, и теми, кто внизу. Все они выполняют задачи, предписанныеструктурой организации, с предписанной скоростью и в предписанной манере.Даже их чувства предписаны: бодрость, терпимость, надежность, чувствособственного достоинства и способность без трений вступать в контакт сдругими людьми. Развлечения тоже сходным образом заданы, хотя и не такжестко. Книги выбираются книжными клубами, фильмы и зрелища - хозяевамитеатров и кинотеатров, которые оплачивают рекламу. Отдых тоже унифицирован:в воскресенье автомобильная прогулка, сбор у телевизора, партия в карты,дружеская вечеринка. От рождения до смерти, от субботы до субботы, с утра довечера - все проявления жизни заданы заранее и подчинены шаблону. Как можетчеловек, захваченный в эту сеть шаблона, не забыть, что он человек,уникальный индивид, тот единственный, кому дан его единственный шанс прожитьжизнь, с надеждами и разочарованиями, с печалью и страхом, со стремлениемлюбить и ужасом перед уничтожением и одиночеством? Третий путь обретения единства состоит в творческой деятельности, втом, чтобы стать артистом или мастером. В любом виде творческой работытворческий человек объединяет себя со своим материалом, репрезентирующимвнешний мир. Делает ли столяр стол, создает ли ювелир элемент драгоценногоизделия, выращивает ли крестьянин свое зерно, рисует ли художник картину, вовсех видах творческой деятельности творец и его предмет становятся чем-тоединым, в процессе творения человек объединяет себя с миром. Это однаковерно только для созидательного труда, труда, в котором я сам планирую,произвожу, вижу результат своего труда. В современном рабочем процессеклерка, рабочего на бесконечном конвейере мало что осталось от этогообъединяющего свойства труда. Рабочий стал придатком машины илибюрократической организации. Перестал быть самим собой - а значит дляединения не осталось места, если не считать единения приспособления. Единение, достигаемое в созидательной работе, не межличностно;единение, достигаемое в оргиастическом слиянии, - преходяще; единение,достигаемое приспособлением - это только псевдоединение. Следовательно, онидают только частичные ответы на проблему существования. Полный ответ - вдостижении межличностного единения, слияния с другим человеком, в любви. Желание межличностного слияния - наиболее мощное стремление в человеке.Это наиболее фундаментальное влечение, это сила, которая заставляетдержаться вместе членов человеческого рода, клана, семьи, общества. Неудачав его достижении ведет к безумию или уничтожению - уничтожению себя идругих. Без любви человечество не могло бы просуществовать и дня. Однако ж,если мы называем достижение межличностного союза любовью, мы сталкиваемся ссерьезной трудностью. Слияние может быть достигнуто различными способами, иразличие их имеет не меньше значения, чем то общее, что свойственноразличным формам любви. Все ли они должны называться любовью? Или мы должнысохранить слово "любовь" только для особенного вида единения, которое имеетидеальную ценность во всех великих гуманистических религиях и философскихсистемах прошедших четырех тысячелетий истории Запада и Востока? Как и во всех семантических проблемах, ответ может быть толькопроизвольным. Важно, чтобы мы знали, какой вид единения мы имеем в виду,когда говорим о любви. Или мы имеем в виду любовь, как зрелый ответ напроблему существования, или мы говорим о незрелых формах любви, которыемогут быть названы симбиотическим союзом. На следующих страницах я будуназывать любовью только первую форму. А начну обсуждение "любви" споследней. Симбиотическое единство имеет свою биологическую модель в отношенияхмежду беременной матерью и отцом. Они являются двумя существами и в то жевремя чем-то единым. Они живут "вместе" (sym - biosis), они необходимы другдругу. Плод - часть матери, он получает все необходимое ему от нее. Мать этокак бы его мир, она питает его, защищает, но также и ее собственная жизньусиливается благодаря ему. В этом симбиотическом единстве два телапсихически независимы, но тот же вид привязанности может существовать и впсихологической сфере. Пассивная форма симбиотического единства - это подчинение, или, есливоспользоваться клиническим термином, - мазохизм. Мазохист избегаетневыносимого чувства изоляции и одиночества, делая себя неотъемлемой частьюдругого человека, который направляет его, руководит им, защищает его,является как бы его жизнью и кислородом. Мазохист преувеличивает силу того,кому отдает себя в подчинение: будь то человек или бог. Он - все, я - ничто,я всего лишь часть его. Как часть, я часть величия, силы, уверенности.Мазохист не должен принимать решений, не должен идти ни на какой риск; онникогда не бывает одинок, но не бывает и независим. Он не имеет целостности,он еще даже не родился по-настоящему. В религиозном контексте объектпоклонения - идол, в светском контексте в мазохистской любви действует тотже существенный механизм, что и в идолопоклонстве. Мазохистские отношениямогут быть связаны с физическим, сексуальным желанием; в этом случае имеетместо подчинение, в котором участвует не только ум человека, но и его тело.Может существовать мазохистское подчинение судьбе, болезни, ритмическоймузыке, оргиастическому состоянию, производимому наркотиком, гипнотическимтрансом - во всех этих случаях человек отказывается от своей целостности,делает себя ору-дием кого-то или чего-то вне себя; он не в состоянииразрешить проблему жизни посредством созидательной деятельности. Активная форма симбиотического единства это господство, или, используяпсихологический термин, соотносимый с мазохизмом, - садизм. Садист хочетизбежать одиночества и чувства замкнутости в себе, делая другого человеканеотъемлемой частью самого себя. Он как бы набирается силы, вбирая в себядругого человека, который ему поклоняется. Садист зависит от подчиненного человека так же, как и тот зависит отнего; ни тот ни другой не могут жить друг без друга. Разница только в том,что садист отдает приказания, эксплуатирует, причиняет боль, унижает, амазохист подчиняется приказу, эксплуатации, боли, унижению. В реальности этаразница существенна, но в более глубинном эмоциональном смысле не так великаразница, как то общее, что объединяет обе стороны - слияние без целостности.Если это понять, то не удивительно обнаружить, что обычно человек реагируетто по-садистски, то по-мазохистски по отношению к различным объектам. Гитлерпоступал прежде всего как садист по отношению к народу, но как мазохист - поотношению к судьбе, истории, "высшей силе" природы. Его конец - самоубийствона фоне полного разрушения - так же характерно, как и его мечта об успехе