1.«Арзамас» и «Беседа любителей русского слова». Своеобразие литературной полемики в начале XIX века.Организацию литературной базы староверства в начале века взял на себя адмирал А. С. Шишков - см. его «Рассуждение о старом и новом слоге российского языка», вышедшее в свет в 1803 и быстро сделавшееся исповеданием веры всех сторонников «доброго старого» классического искусства. Под идейным руководством Шишкова позднее было основано литературное общество «Беседа любителей русского слова», просуществовавшее до 1816. Членами «Беседы» в числе других были: кн. С. А. Шихматов, А. С. Хвостов, кн. А. А. Шаховской, А. С. Стурдза, кн. Д. П. Горчаков, П. Ю. Львов, Г. В. Гераков, С. Н. Марин. Уже самый перечень имен этих наиболее активных участников «Беседы» говорит о том, что здесь вместе с сановными покровителями придворно-аристократического искусства объединились самые ожесточенные последыши классицизма. Литературное общество «Арзамас» было основано в октябре 1915. В состав его членов входили: Д. Н. Блудов, К. Н. Батюшков, Ф. Ф. Вигель, А. Ф. Воейков, кн. П. А. Вяземский, Д. В. Дашков, Д. В. Давыдов, С. П. Жихарев, В. А. Жуковский, М. Ф. Орлов, А. С. Пушкин, В. Л. Пушкин, А. И. Тургенев, Н. И. Тургенев и др. Если в чтениях «Беседы» по большей части фигурировали лиро-эпические гимны и героические эпопеи, в «Арзамасе» их место занимали камерные формы - эпиграммы, шуточные послания, в которых «острословие» смешивалось с «галиматьей». В деятельности «арзамасцев» было немало празднословия; но это не помешало им сыграть весьма значительную роль в литературной жизни страны. Общество это просуществовало до 1818. Причины его распада заключались, с одной стороны, в уже завершившемся к этому времени разгрому «староверов» («Беседа любителей русского слова» закрылась еще в 1816), а с другой - в росте в среде «арзамасцев» разногласий по политическим вопросам. Полемика о языке началась в 1803 году, когда не было еще ни «Беседы...», ни «Арзамаса». Повод - выход в свет трактата А.С. Шишкова «Рассуждения о старом и новом слоге Российского языка». Этот объемистый том содержал охранительные идеи и направлен был против карамзинских европеизированных нововведений в русском языке. Шишков предлагал отказаться от заимствованных слов и оборотов, введенных «карамзинистами»: «вкус», «стиль», «моральный», «эстетический», «энтузиазм», «меланхолия», «трогательный», «занимательный», «существенный», «сосредоточенный», «начитанность», «обдуманность», «промышленность» и др. Между тем, слова эти привились, стали понятны и естественны в русской речи. Они достаточно точно выражали новые появившиеся литературные понятия, душевные состояния, настроения, представления. Требования Шишкова - держаться в русском литературном языке старославянских корней и форм - оказались смехотворными. Высмеивались его курьезные требования заменить слово «галоши» на «мокроступы», «театр» - на «позорище». Что касается «Арзамаса», то в его позициях было много уязвимого: чрезмерное преклонение перед западными образцами, в стихотворном и эпистолярном стиле употреблялось много выражений, искусственных вставок, французских слов, не привившихся в русском языке. И выглядело это как щегольство, как дань моде, якобы похвальной, но по-своему принижавшей значение всего родного, русского. Галломанство В.Л. Пушкина достаточно бесцеремонно высмеял свой же друг, Дмитриев. Языковая проблематика споров в начале XIX века во многом предрешала последующие литературные стили и сама по себе уже была показателем созревающей литературы. Как оппонент народившегося космополитического преклонения перед западными влияниями, Шишков был прав. Например, он высмеивал пристрастие карамзинистов к перифразам, напыщенности, словесным украшениям: вместо «луна светит» - пишут: «бледная Геката отражает тусклые отсветки»; вместо: «как приятно смотреть на твою молодость», пишут: «коль наставительно взирать на тебя в раскрывающейся весне твоей». У отстаиваемых им идей была богатая родословная. Пушкин высмеивал словесное жеманство в статье «Даламбер сказал однажды». Против обезьянничания русских писали еще Кантемир, Фонвизин - автор «Бригадира» и «Писем из Франции», Крылов - автор «Каиба». Борьба между «Арзамасом» и «Беседой...», хотя и велась под флагом «карамзинизма», языковых реформ, но сам Карамзин стоял в стороне, а в центре оказывалось творчество Жуковского, сделавшегося к этому времени значительнейшим русским романтиком. Члены «Арзамаса» взяли на себя нарицательные имена из его баллад: Жуковский - Светлана, Вяземский - Асмодей, А. Тургенев - Варвик, М. Орлов - Рейн, Батюшков - Ахилл, молодой Пушкин - Сверчок. С точки зрения «шишковистов», уязвимым местом романтизма Жуковского был его переводной, якобы подражательный характер, так как Жуковский брал сюжеты для своих произведений у Шиллера и Гете, Вальтера Скотта и Байрона, у никому не известного Монкрифа или Геббеля, писавшего на аллеманском наречии, у Саути, Вордсворта, Ламота Фуке, Милльвуа, Маттиссона. Тут и «штюрмер» Бюргер с его нашумевшей «Ленорой», переделанной Жуковским в «Людмилу», а потом в «Светлану». Тут и ветхозаветны Клопшток, и новомодный Томас Мур. Жуковский говорил: «У меня все переводное, и однако же это все - мое». Он был не переводчиком, не рабом, а «соперником Жуковский систематически оспаривает узкий подход Шишкова к языку, отвлекающий его от содержания литературы, ее родовых, жанровых признаков. Шишков путает понятия «знать» и «употреблять» язык. Для Шишкова литература - это «груда книг», для Жуковского - живой процесс познания и выражения. Шишков языковые новшества считает только «модой», а не определенным новым качеством языка и литературы. Жуковский не раз подчеркивает, что речь идет о прозе, являющейся главным показателем зрелости литературы. И именно проза у нас еще слаба. Лучший ее образец - Карамзин. Жуковский стремится ориентироваться на высокие образцы. Язык - только «орудие передачи мысли». Сам же уровень мысли - в образцовом ее выражении - его как раз и надо искать у таких писателей, как Вольтер, Руссо, Корнель, Расин, Мольер.^ 2.Общая характеристика литературно-критической деятельности в литературном процессе XVIII века.Формирование русской литературной критики — длительный процесс, начавшийся в петровскую эпоху и связанный как с изменениями в литературном, так и с усложнением характера литературной коммуникации, расширением и расслоением читательского круга. Начальный этап в развитии русской литературной критики связан с утверждением в отечественной литературе классицизма (1740—1770-е годы). Становление теоретической и литературно критической мысли в данный период по-своему опережало развитие литературы. Специфика критики этих десятилетий состояла в ее невыделенности среди других форм литературно-художественной и научно-литературной деятельности. Критическое начало ярко заявляло о себе в «письмах», «рассуждениях» и «предисловиях», которыми авторы нередко сопровождали издаваемые сочинения, а также а многочисленных эстетических трактатах и «риториках «Письма», «предисловия», «рассуждения» выполняли по существу функцию литературной критики, становясь посредниками между автором и читателями, направляя и воспитывая эстетический вкус образованной части российского общества и начинающих авторов. Одновременно критика уже на заре ее возникновения стала действенным средством литературной борьбы, выливаясь в форму не только эпиграмм, сатир, пародий, стихотворных посланий, но и собственно критических статей. Литературно-критические суждения писателей-классицистов носили нормативный, во многом «филологический» характер. В качестве критиков в этот период выступали поэты, а потому вполне закономерна сосредоточенность теоретических и литературно-критических размышлений Тредиаковского, Ломоносова и Сумарокова прежде всего на различных вопросах стихотворной практики.Одной из первых критических работ явилось написанное Тредиаковским «Письмо, в котором содержится рассуждение о стихотворении, поныне на свет изданном от автора двух од, двух трагедий и двух эпистол» (1750). Сумароков отразил эти нападки в своём «Ответе на критику», прибегая к тем же способам аргументации, что и его оппонент, — к поискам стилистических просчетов в художественной практике самого Тредиаковского. Образцом «грамматико-стилевой» критической рефлексии может служить сумароковская «Критика на оду», объектом нападок в которой становится поэтическое творчество Ломоносова. Придирчивой критике здесь подвергнута одна из наиболее известных од — «На день восшествия на престол императрицы Елисаветы Петровны» (1747). Сумароков порицал поэта за метафорические вольности. метонимические переносы, отсутствие ясности в некоторых стихах. Примечательно, что сумароковская критика, именно благодаря ее придирчивости, помогала увидеть моменты преодоления классицистической нормативности я поэтической системе Ломоносова. В отличие от Тредиаковского и Сумарокова, Ломоносов не оставил развернутых статей и как полемист выступал главным образом в стихах. Вместе с тем в богатейшем наследии этого «реформатора и основателя» (В. Г. Белинский) нельзя не выделить статью «Рассуждение об обязанностях журналистов» (1754), в которой Ломоносов выступил с требованием объективного разбора сочинений, разработал этический кодекс деятельности критика и журналиста. По глубокому убеждению Ломоносова, критик обязан «изгнать из своего ума всякое предубеждение, всякую предвзятость», соблюдая при этом «естественные законы справедливости и благопристойности». Для критика постыдны «небрежность, невежество, поспешность», стремление «красть у кого-либо из собратьев высказанные последним мысли и суждения и присваивать их себе».Важное место в литературно-критических выступлениях писателей-классицистов занимала проблема литературных жанров. Опираясь на европейский эстетический опыт и на собственную художественную практику, Тредиаковский, Ломоносов и Сумароков стремились не только дать их классификацию, но и разработать теорию отдельных литературных жанров, расцвет которых, по их мнению, выведет новую русскую литературу на мировой уровень. Писатели-классицисты, как известно, отдавали предпочтение «высоким» жанрам — эпопее, трагедии, оде. Уже в начале XIX в. свой вклад в разработку теории жанра оды внесет Гаврила Романович Державин (1743—1816). В 1770— 1790-е годы русская критика постепенно становится действенным фактором литературного процесса. Либеральные начинания Екатерины II, вызвавшие активизацию общественной и литературной жизни, приход в литературу нового поколения писателей (В.И. Лукии, М.М. Херасков, Д.И. Фонвизин, ПЛ. Плавильщиков, И.А. Крылов, Н.М. Карамзин, A.H. Радищев и др.), Литературная критика, тесно соединяясь с журналистикой, начинает занимать важное место в периодических изданиях. Благодаря перемещению критических споров на страницы периодики она становится важна и интересна не только самим участникам литературного процесса, но и достаточно широкому кругу читателей. В ходе литературной полемики все большую значимость обретают проблемы идеологического характера. Развитию литературной критики способствовал бурный всплеск журнальных изданий, который пришелся на конец 1760—начало 1770-х годов. Большинство этих изданий («Всякая всячина» (1769), общее направление которой фактически определялось Екатериной II; «Трутень» (1769), «Пустомеля» (1770) и «Живописец» (1772)—издания И. И. Новикова, «Адская почтам (1769) Ф.А.Эмина и др.) вмело сатирическую окраску, благоприятную для утверждения в них различных форм литературной критики. В ходе полемики между «Всякой всячиной» и новиковским «Трутнем» на первый план выдвинулись вопросы сатиры. Речь шла о том, что должно быть объектом сатиры и в какой мере допустима она в периодических изданиях. Стремясь укрепить в русской литературе охранительные начала, «Всякая всячина» отстаивала сатиру «в улыбательном духе», не затрагивающую отдельные лица. Журналистам рекомендовалось писать о человеческих «слабостях», не касаясь при этом вопросов общественной жизни. Вступив в смелую полемику с Екатериной 2, Новиков утверждал необходимость острой социальной сатиры, в том числе сатиры на лица. Характерно, что в его статьях ярко проступало не только публицистическое, но и литературно-критическое начало: за примерами Новиков обращался прежде всего к сатирическим жанрам, в частности, к комедиям Мольера и Сумарокова. Так, в комедии Сумарокова «Лихоимец» Новиков находил подтверждение своей мысли о том, что «критика на лицо» более действенна, чем критика на «общий порок». Издатели «Всякой всячины» стремились навязать публике свои представления о ценностной иерархии в современной литературе. Так, одним из главных объектов нападок журнала стал Тредиаковский, а его «Тилсмахида» рекомендовалась читателям в качестве эффективного средства от бессонницы. Своеобразные формы литературно-критической рефлексии на рубеже 1780—1790-х годов были найдены ^ И. А. Крыловым — издателем журналов «Почта духов» (1789) и «Зритель» (1792). Оценки ряда литературных явлений (трагедии Княжнина «Росслав», бытовых мотивов в одах Державина и др.) включены здесь в «письма» гномов и волшебников, а в «восточную повесть» «Каиб», опубликованную в «Зрителе», вкраплены блестящие выпады против выспренности классицизма н манерности сентиментализма. Критика на страницах периодических изданий 1760— 1770-х годов еще фрагментарна и эпизодична. Лишь к концу 1770-х годов отклики на текущие события литературной жизни начали приобретать более систематический характер, и одной из новых функций критики стала функция информативная. Так, на страницах ежемесячного «Санкт-Петербургского вестника» (1778—1781) появилась рубрика «Известия о новых книгах», содержавшая информацию (иногда с элементами критической оценки) о только что вышедших книгах—художественных, научных и переводных. Кроме «Санкт-Петербургского вестника» информацию о книжных новинках давал и журнал «Зеркало света» (1786—1787).Становление отечественной критики на протяжении всего XVIII столетия шло с постоянной оглядкой на европейский культурный опыт. Критика последней трети XVIII в., сохраняя ориентацию на европейские образцы, в то же время вырабатывала новые критерии оценки отечественной словесности. Как одна из основных проблем формирующейся русской литературы начинает осмысляться проблема подражательности и самобытности. Задача создания самобытной литературы была выдвинута группой молодых драматургов, возглавлявшейся И.П.Елагиным, куда входили В.И Лукин, Д.И.Фонвизин, Б. Е. Елъчанинов и Ф. А. Козловский. Они предложили программу обновления национальной сцены, подчеркнув необходимость создания самобытных комедий, близких по своему содержанию зрителю и доступных его пониманию.Насущной задачей критики последней трети 18 в. становится определение перспектив историко-литературного развития, что требовало осмысления уже пройденного русской словесностью многовекового пути и оценки состояния новой русской литературы. Данная задача была выдвинута на первый план в «Рассуждении о российском стихотворстве» (1772) Хераскова и «Опыте исторического словаря о российских писателях» (1772) Новикова.Одно из самых ярких явлений в русской литературной критике последней трети XVIII в — зарождение и расцвет сентименталистской критики. Возникновение европейского и русского сентиментализма было связано с кризисом рационалистического миропонимания и активной переоценкой этических и эстетических ценностей, сложившихся в условиях абсолютистской государственности. Пересматривая представление о подчиненности индивидуальной сферы жизни государственному бытию, свойственное эпохе классицизма, сентименталисты отстаивали приоритет жизни частной, подчеркивали внесословную ценность личности (нельзя не вспомнить карамзинское: «И крестьянки любить умеют»). Культ героев, во имя долга жертвующих своими стремлениями, сменяется изображением обыкновенного «чувствительного» человека и его внутренней жизни. Крупнейшим представителем русской критики эпохи сентиментализма был основатель этого литературного направления в России ^ Николаи Михайлович Карамзин (1766—1826). Уже в первых выступлениях Карамзин, в противоположность критикам-классицистам, выстраивал свой ряд образцовых писателей, выдвигая на первое место английских и немецких поэтов нового времени. В критических выступлениях Карамзина одно из центральных мест заняла проблема индивидуальной характерности явлений, обусловившая повышенное внимание к личности писателя, к новаторским поискам в сфере литературных жанров, к индивидуальным особенностям характеров персонажей, психологизму и т. д. Карамзин начал переоценку места и роли чувства как во внутренней жизни человека, так и в его общественном бытии, возвел «чувствительность» в ранг основополагающих мировоззренческих принципов. В статье «Что нужно автору?» (1793) Убежденный в необходимости критики для развития отечественной словесности, Карамзин регулярно помещал на страницах «Московского журнала» отзывы о новых книгах — русских и иностранных. Здесь окончательно оформился весьма важный для русской критики жанр рецензии. Нарушая сложившиеся в критике традиции, Карамзин говорил не о нравственной пользе произведения, а прежде всего о его художественной стороне. Новаторство Карамзина-критика проявилось и в постановке им проблемы характера. Карамзин «чувствовал, что эта проблема центральная в сентиментализме и логически вытекает из принципов изображения чувствительности, индивидуальности, социальной характерности». Новый этап в литературно-критической деятельности Карамзина связан с изданием им журнала «Вестник Европы» (1802—1803), имеющего просветительскую и патриотическую направленность. Журнал содержал постоянные отделы—литературы, политической публицистики и критики^ 3.Декабристская критика: А.Бестужев, К.Рылеев, В.Кюхельбекер. Спор о романтизме и классицизме. Становление жанра обзора и проблемной статьи.Первое десятилетие после Отечественной войны 1812—1814 гг.— время расцвета литературно-критической деятельности П. А.Вяземского, В К.Кюхельбекера. А.А.Бестужева, О.М.Сомова и К.Ф.Рылеева. Обращавшиеся к характеристике данного периода и данного круга имен исследователи истории отечественной критики предлагали разные определения: «литературная критика декабристов», «критика революционно-романтического направления», критика «гражданского романтизма», «критика гражданственного романтизма» и т.д. Все эти определения — плод исследовательской мысли XX в. Сами критики ни революционными романтиками, ни тем более декабристами себя не называли. Некоторые из них (П. А. Катенин, В К. Кюхельбекер, К.Ф. Рылеев) весьма критично относились к романтическому направлению, утвержденному в отечественной литературе Жуковским и его последователями. Однако по характеру своего художественного творчества названные литераторы, как это убедительно доказали исследователи (Г. А. Гуковский, В. Г. Базанов, Н. И. Мордовченко, Н. Л. Степанов, М. И. Гиллельсон и др.), были романтиками—представителями иного, сравнительно со школой Жуковского, течения в романтизме, о чем свидетельствовали их суждения о природе художественного творчества, его народности, о «духе времени», гражданской доблести, исторической героике и т.д. Приблизительными хронологическими границами этого течения можно считать, с одной стороны, 1816 г. (год образования «Союза спасения» и начала важных перемен на литературной арене—распада возглавлявшегося Жуковским общества «Арзамас», создания «Вольного общества любителей российской словесности», ведущие позиции в котором вскоре займут будущие декабристы, возникновения полемики по проблеме народности литературы в связи с публикацией П. А. Катениным баллады «Ольга», обращенной против баллады Жуковского «Людмила»), а с другой — 1825—1826 гг., когда большинство литераторов радикально-дворянского лагеря были насильственно исключены из литературно-общественной жизни. Среди молодых литераторов, ярко заявивших о себе на рубеже 1820-х гг. и во многом определивших темы и проблематику критики гражданственного романтизма, выделялись А.Л.Бестужев, В. К. Кюхельбекер и К. Ф. Рылеев. Одна из характерных черт этой критики — широкая амплитуда эстетических пристрастий. Исходя из этого, исследователи обозначают в критике так называемого гражданственного романтизма два «крыла». К одному относят тех, кто решительно отвергал традиции классицизма, призывал к эксперименту во всех жанрах, ориентируясь на опыт современной европейской литературы и эстетики (де Сталь, Л.Шлегель и др.),— Бестужева, Сомова, Вяземского, молодого Пушкина. Другое крыло представляли критики, признававшие ценность ряда достижений классицизма, — Катенин, Кюхельбекер, отчасти Грибоедов. Однако оба крыла критиков были близки в решении целого ряда проблем: назначения литературы, ее народности, самобытности и т.д. Будущие декабристы обращались к разнообразным критическим жанрам, среди которых обзорные и проблемные статьи, рецензия, полемические реплики, литературные фельетоны. В отличие от критики предшествующего этапа (сентименталистской критики Карамзина, романтической критики Жуковского) критические выступления новой поры обрели во многом публицистический характер.Эволюцию отношения критики гражданственного романтизма к «новой поэтической школе» наглядно демонстрируют выступления ^ Вильгельма Карловича Кюхельбекера (1797—1846). Если в статье «Взгляд на нынешнее состояние русской словесности» (1817) — своем первом критическом выступлении в печати Кюхельбекер приветствовал обновление русской поэзии, произошедшее благодаря деятельности Жуковского, и воспринимал привнесенный им в литературу «германический дух», «свободный и независимый», как близкий нашему национальному духу, то в статье «О направлении нашей поэзия, особенно лирической, в последнее десятилетие» (1824) он подвергал резкой критике «школу» Жуковского, и в особенности ее подражателей, за мелкость тем, повышенное внимание к собственной личности, созерцательное отношение к жизни и романтические штампы: Программная статья «Мнемозины» поразила современников новизной мыслей, резкостью суждений, звала на спор. «Архаические» пристрастия Кюхельбекера, его требование обновления «высоких» жанров классицизма вызвали иронические замечания ряда писателей и критиков, среди которых был и Пушкин. Вместе с тем нельзя не заметить, что переоценка Кюхельбекером «школы» Жуковского логично вытекала из разработанной в этой статье концепции романтизма. Понятие романтизма критик связывал, как и его предшественники, с понятиями самобытности, народности и творческой свободы художника. Новаторство Кюхельбекера заключалось в более строгом и последовательном применении критерия самобытности и народности: он предлагал лишить «звания» романтических те национальные литературы, где преобладала подражательность. Критик наводил читателей на мысль, что русская литература, подражавшая сначала французам, а затем немцам, которые тоже были подражателями, только начинает овладевать принципами романтизма. Жуковский и Батюшков, по его мнению, лишь «на время стали корифеями наших стихотворцев, и особенно той школы, которую ныне выдают нам за романтическую». Кюхельбекер не отрицал заслуг Жуковского, освободившего отечественную литературу «из-под ига французской словесности», но при этом выступал против попыток «наложить на нас оковы немецкого или английского владычества!».Требование народности, творческой самобытности и гражданственности литературы составляло пафос опубликованных в «Полярной звезде» обзорных статей Александра Александровича Бестужева (1797—1837) («Взгляд на старую и новую словесность в России». 1823; «Взгляд на русскую словесность в течение 1833 Года», «Взгляд на русскую словесность в течение 1824 и начале 1825 годов»). Итожившие опыт исторического развития отечественной литературы и намечавшие ее пути в будущее, эти статьи стали самым ярким явлением в критике гражданственного романтизма. Они привлекали внимание читателей не только острым, порой парадоксальным содержанием, но и живым, эмоциональным стилем, насыщенным остротами и каламбурами. Примечательно, что обилие упоминаемых в обзорах писательских имен и произведений не приводило Бестужева к оптимистическому выводу: критик заявлял о «бедном отношении» числа оригинальных Писателей «к числу пишущих».Какие же причины препятствуют развитию оригинальной русской словесности и что будет способствовать ее расцвету? С особой публицистической остротой эти вопросы прозвучали в последнем годовом обзоре Бестужева — «Взгляде на русскую словесность в течение 1824 и начале 1825 годов». Если большинство современников критика связывало будущий расцвет русской словесности с факторами внутрилитературными (освобождение от подражательности, обращение к национальным источникам), то издатель «Полярной звезды», поддерживая данные установки, сосредоточил главное внимание на явлениях внелитературных, на общественных предпосылках развития словесности. Критик не только отмечал недостатки светского воспитания и «однообразие жизни нашей», препятствующие появлению «талантов литературных», но и откровенно намекал на политическую несвободу. Он был убежден, что расцвету словесности будет способствовать активизация общественной жизни.Бестужев особо выделил творчество Рылеева, так как в нем имелись существенные, чисто декабристские черты:^ Статья К.Ф.Рылеев4. Споры о классицизме и романтизме в русской критике 20-х годов XIX века.^ 5) Общая ситуация в литературной критике 20-х годов XIX века (здесь можно о романтиках-философах -10вопрос)Русская литературная жизнь начала XIX в. протекала под знаком все углубляющегося распада классицизма и ожесточенных споров вокруг его художественного наследства. Многообразные события конца XVIII в. — начавшийся под влиянием роста капитализма распад феодально-крепостнических отношений, вовлечение в эту культуру страны, все более широких слоев помещичьего класса и «третьего сословия», как нельзя более реальная в русских условиях угроза крестьянского восстания — вся эта цепь разнородных явлений вела к упадку и разложению господствовавшего стиля предыдущей эпохи. Подавляющая часть писателей отказалась от того, что так любовно культивировал классицизм — от чинного и холодного нормативизма, заботливо отделявшего «высокие» виды искусства от видов «подлых», служивших интересам презренной «черни». Демократизация литературы сопровождается и демократизацией языка.XIX век начался с осознания личности и народа как двух различных и непримиримых понятий - личные устремления человека и его природная основа противоречат между собой. Такие умонастроения подняли сильные трансформации в системе русской литературы. Основное внимание было сфокусировано на духовном мире человека и его взаимоотношениях с внешним миром: народом, историей, страной, собственной судьбой. Такое пристальное внимание к душевным волнениям человека привёл к возникновению феномена лирического героя, который в корне трансформировал поэтику классицизма, нарушил устойчивые жанры, смешал стили, деформировал рубежи между стихами и прозой, литературой и реальностью. Перед литературой предстали новые задачи. Проблема личности и народности, объединение личности и народа мыслилось, в основном, как культурная, а не общественная задача. Ставшая перед литературой, задача формирования поэтических форм сближалась, в основном, к вопросу нового литературного языка, вокруг которого разгорелись бурные дискуссии. В ходе споров сумбурное существование русской литературы получало более или менее определённые признаки. Писатели, в ходе этих споров, создавали разные литературные общества, кружки, журналы, в которых происходил процесс кристаллизации эстетических идей, поэтических форм, стилей.^ 6) Общая ситуация в литературной критике 30-х годов XIX века. (здесь можно о торговом направлении – 9 вопрос)1830-е годы — важнейший этап в развитии отечественной литературы и критики. Его хронологическими границами можно считать, с одной стороны, конец 1825 г., когда трагические события на Сенатской площади обозначили новый рубеж в истории общественной и духовной жизни России, и с другой, — 1839 г. — год первых выступлений славянофилов и начала издания крупнейшего периодического органа западников — журнале «Отечественные записки». Новая историческая ситуация вызвала существенные организационные и идейно-эстетические изменения в журнальном мире. Прекращается издание альманахов «Полярная звезда», «Мнемозина» и журнала «Соревнователь просвещения и благотворения» — органов, тесно связанных с декабристскими кругами. Меняет свою ориентацию «Сын отечества» Н.Греча, идя на сближение с официозной прессой, представленной после 1825 г.. прежде всего «Северной пчелой» Ф. Булгарина. «Вестник Европы» — « патриарх» русских журналов, укрепляется на консервативной позиции, а литературные вкусы его издателя М.Т. Каченовского становятся объектом нападок со стороны молодого поколения. В 1825 г. ^ Н. А. Полевой начинает издание «Московского телеграфа», объединившего на время самые крупные литературные силы. Несмотря ив издержки универсализма, журнал Н. Полевого создавал атмосферу новизны, непрестанного поиска. «Каждая книжка его была животрепещущею новостию», — писал позже В.Г.Белинский, считавший это издание «решительно лучшим» в России «от начала журналистики». «По всем правам он заслуживает, чтобы имя его обозначило новую эпоху в истории русского журнализма, как журнала критического и современного», — отмечал С.П.Шевырёв. Важное место в литературной жизни поеледекабристской поры занял «Московский вестник»—орган «любомудров», издаваемый М. Погодиным— историком, публицистом, писателем. Усилиями С. Шевырева, И. Киреевского, Д. Веневитинова, В,Титова здесь закладывались основы философской критики. При всей кратковременности издания, заметную роль в осмыслении задач современной литературы сыграла «Литературная газета» (1830—1831) — орган писателей пушкинского круга. Ее традиции продолжай пушкинский журнал «Современник» (1836), перешедший после гибели поэта в руки П. А. Плетнева. Ведущие позиции в журналистике 1830-хгодов, наряду с «Московским телеграфом», заняли издания Н.И.Надеждина — журнал «Телескоп» и газета «Молва». На страницах последней в 1834 г. дебютировал В.Г.Белинский с никлом статей «Литературные мечтания» Активно полемизируя друг с другом о путях дальнейшего развития русской литературы, «Московский телеграф» и «Телескоп» в то же время были единодушны в борьбе с «Северной пчелой» и «Сыном отечества» — изданиями предприимчивых и опытных журналистов Ф. В. Булгарина и Н.И. Греча, имевших правительственную поддержку. С 1834 г. петербургский книгопродавец А.Ф.Смирдин и известный профессор-ориенталист О. И.Сенковский начали издание журнала «Библиотека для чтения». Организованная как солидное коммерческое предприятие, в котором сотрудничали получающие высокие гонорары многие известные писатели, «Библиотека для чтения» наглядно демонстрировала превращения литературы в отрасль торговли. Редактируемый О. И. Сенковским журнал, стремившийся удовлетворить интересы читателей «среднего сословия», имел огромный для 1830-х годов тираж (более пяти тысяч экземпляров), в несколько раз превышавший тиражи других периодических изданий. Годом позже «Библиотеки для чтения» выхолит в свет «Московский наблюдатель», объединивший бывших «любомудров» и противопоставивший «торговому» направлению петербургской журналистики «арнстократизм» литературы. В 1830-е годы значительно усложнился характер литературного процесса. С одной стороны, обозначились предпосылки для зарождения нового, реалистического литерагурно-критического сознания. В это время Пушкин завершает «Евгения Онегина», публикует «Бориса Годунова», пишет «Повести Белкина» и «Капитанскую дочку». К середине 1830-х годов реалистические тенденции отчетливо заявляют о себе в творчестве Гоголя («Миргород» и «Ревизор»), и в лермонтовских произведениях («Маскарад», «Княгиня Литовская» и др.). Об утверждении в современном литературном процессе «поэзии реальной» заявляет Белинский в статье «О русской повести и повестях г. Гоголя» (1835). С другой стороны, сильные позиции в литературе продолжает сохранять романтизм, развивающийся и изменяющийся изнутри, представленный целым рядом течений и жанров. Сама последекабристская эпоха, когда значение внутренней духовной свободы возросло в цене и любой протест был возможен лишь в индивидуалистической форме, «подпитывала» романтизм. В этот период продолжается романтическое творчество некоторых опальных декабристов (А Бестужева-Марлинского, А. Одоевского, В Кюхельбекера) и поэтов пушкинского круга (Е. Баратынского, П. Вяземского. Д. Давыдова и др.); расцветает русский исторический роман, романтический по своему характеру (М. Загоскина, И.Лажечникова. Н. Полевого); с романтических повестей «Вечера на хуторе близ Диканьки» начинает писательское поприще И.В. Гоголь. На 1830-е годы приходится и расцвет лирики M.IO. Лермонтова — одной из самых ярких страниц в истории русского романтизма, к осмыслению которой вскоре обратится отечественная критика. Главной трибуной русской романтической критики в 1830-е годы стал журнал «Московский телеграф» (1825—-1834), издаваемый Николаем Алексеевичем Полевым (1796—1846) и его братом — Ксенофонтом Алексеевичем (1801—1867). По точному замечанию современного исследователя, журнал был задуман «как заочный университет и одновременно энциклопедия современных знаний и теорий, выполняющий прежде всего просветительские целив. В нем было четыре крупных отдела: науки и искусства, словесность, библиография и критика, известия и смесь. Журнал сообщал читателям массу сведений по истории, географии, статистике, истории и теории словесности и т.д. Принципиальное значение придавал И. А. Полевой критике. Он гордился тем, что «первый... сделал из критики постоянную часть журнала русского, первый обратил критику на все важнейшие современные предметы». Романтические позиции «Московского телеграфа» подкреплялись и статьей А. Бестужева (Марлинского) «О романе Н. Полевого «Клятва при гробе Господнем» (1833). Значение этой статьи состояло не столько в отзыве на исторический роман издателя «Телеграфа» (ему было посвящено лишь шесть страниц в самом конце огромной статьи), сколько в широко и ярко набросанной картине европейского романтического движения.^ 7) П.Вяземский. Основные критические работы. Оценка пушкинского творчества. Трактовка критиком понятий «народность» и «национальность».В 1817 году он написал предисловие к изданию сочинений Озерова. В суждениях уже виден Вяземский-романтик. Он и у Озерова усмотрел «цвет романтизма», хотя удивлялся, почему драматург не брал для содержания своих произведений «повестей из рыцарских веков». Вяземский ценил у Озерова психологизм характеров, особенно женских, отказ от классицистской манеры называть героев значащими именами. Но он без должных оснований называл Озерова «преобразователем русской трагедии» и ставил его заслуги наравне с заслугами Карамзина, как «образователя прозаического языка». Так, и басни Дмитриева Вяземский ценил слишком высоко и ставил их выше крыловских («Известие о жизни и стихотворениях И. И. Дмитриева», 1823). Пушкин не был с ним согласен в оценках Озерова и Дмитриева и возражал ему. Готовя в конце жизни издание собрания своих сочинений, Вяземский сделал примечания к статьям, в которых оговорил некоторые замечания Пушкина.Но Вяземский был критиком широкого диапазона, европ