ИСПОЛЬЗОВАНИЕ ПЕРЕДОВЫХ ЗАПАДНОЕВРОПЕЙСКИХ ПЕДАГОГИЧЕСКИХ ИДЕЙ В ВОСПИТАНИИ НАСЛЕДНИКОВ РОССИЙСКОГО ПРЕСТОЛА ПАВЛА 1 И АЛЕКСАНДРА 1 СОДЕРЖАНИЕ 1.2. Военное воспитание наследников престола в России. 92. ВОСПИТАНИЕ НАСЛЕДНИКОВ ПРЕСТОЛА РОССИЙСКОГО ИМПЕРАТОРА ПАВЛА I И АЛЕКСАНДРА I 142.1. Образование и воспитание Павла 1. 142.2. Воспитание Александра I. 21 ВВЕДЕНИЕПотребность в образовании русского общества империи Российской могла быть удовлетворена только через овладение западной культурой. Для этого потребовались "новшества в обучении и воспитании" западного образца. Они касались, прежде всего, обучения и воспитания русского царя и его детей. Однако кто и чему учил русских царей? "Дело воспитания – такое важное и такое святое дело, такое решительное и непоправимое, что рука всякого истинно русского человека, прикасаясь к нему, невольно задрожит. Здесь сеются семена благоденствия или несчастья миллионов соотечественников, здесь раскрывается завеса будущего нашей родины..." – так писал первая величина отечественной истории просвещения и образования К.Д.Ушинском в своих "Письмах о воспитании наследника русского престола"1. Русских великих князей воспитывали в сознании их высокой миссии. Шутка ли – быть самодержавным властителем огромнейшей страны, вершить ее судьбы? Наследника престола старались воспитать и обучить как можно лучше. Воспитание наследников может служить отличной иллюстрацией идей и возможностей педагогики прошлого. Хотя, конечно, воспитанниками они были нетипичными, ведь царский род нельзя было сравнить даже с самыми видными аристократическими семействами. Жизнь во дворце, в кругу придворных с его интригами, не могла не оказывать влияния на юную психику. Императрица Екатерина II лично разработала наставления по воспитанию Александра и Константина, явно руководствуясь модными тогда педагогическими принципами Жан-Жака Руссо, идеями просветителей. Естественность, близость к природе, воспитание чувств, доверие здравому смыслу. Особое внимание, конечно, уделялось нравственному воспитанию. Особое значение имеет общество, окружающее детей. Позднее в царствующем доме продолжали тщательно заботиться о воспитании наследников. Однако педагогические эксперименты более не предпринимались, наставники-воспитатели с целью «лепки душ» принцев не приглашались. Выбирали, конечно, лучших преподавателей, но фигуры, подобные Лагарпу или Жуковскому, при императорской семье более не появлялись. Анализ тематики использование передовых западноевропейских педагогических идей в воспитании наследников российского престола Павла 1 и Александра 1 актуален и представляет научный и практический интерес.^ Целью исследования является изучить особенности воспитания наследников русского престола на примере Павла 1 и Александра 1.Объект исследования – система воспитания наследников русского престола.^ Предмет исследования – западноевропейские педагогические идеи и их применение в воспитании наследников русского престола – Павла 1 и Александра 1. Цель исследования реализуется в решении следующих задач: 1. рассмотреть Екатерининские программы воспитания наследников престола; 2. проанализировать военное воспитание наследников престола России; 3. изучить особенности воспитания Павла 1 4. определить влияние западноевропейских педагогических идей на образование и воспитание Александра 1.Методы исследования: изучение, обработка и анализ научных источников по проблеме исследования; 2) анализ научной литературы, учебников и пособий по педагогике, дидактике, истории педагогики, истории, культуре, литературе и др.Структурно работа состоит из введения, двух глав, заключения и списка использованной литературы.^ 1. ОСОБЕННОСТИ СИСТЕМЫ ВОСПИТАНИЯ И ОБРАЗОВАНИЯ НАСЛЕДНИКОВ РОССИЙСКОГО ПРЕСТОЛА1.1. Екатерининские программы воспитания наследников престола.Феномен Екатерины Великой поражает. Принцесса из крошечного немецкого княжества, не получившая сколько-нибудь сносного воспитания и образования, маленькая Фике (так звали в детстве принцессу Софию-Фредерику-Августу из древнего, но обедневшего рода князей Ангальт-Цербстских) в возрасте 33 лет становится владычицей державы полумира, одним из образованнейших людей своего времени. Сам процесс обучения будущая императрица считала лишь средством выявления способностей, единственно отвращением от праздности, годным для приучения к труду и прилежанию. Она упорно отрицала всякое принуждение к учению и в отношении сына, и своих внуков, великих князей. Обучение, по ее непререкаемым представлениям, всегда должно сопровождаться нравственным и религиозным воспитанием. Ходом исторического развития русское дворянство во второй половине XVIII века становится проводником западного просвещения в своем отечестве, а Екатерина II принимает на себя роль лидера этого либерального движения. В успешном исполнении императрицей указанной роли важное значение имели не только характер и обстоятельства ее политической судьбы, но и педагогическая культура Екатерины II. Либерально настроенная, Екатерина II стремилась согласовать необходимость конституционного правления и самолюбивое желание быть неограниченною властительницей на российском троне. Известно, что деспотизм поддерживается не чем иным, как недостатком просвещения в народе. Картина массового образования старой Руси справедливо оценивалась как весьма печальная, поскольку речь шла не о грамотности народа, а лишь о грамотности духовенства. Невежество же русского народа, который не знал в допетровской Руси ни школ, ни университетов, почиталось за благочестие. При отсутствии воспитательных и образовательных программ в период начавшихся общественных перемен Екатерина II с редким усердием читает и перечитывает педагогические сочинения западноевропейских авторов, составляет из них извлечения, обогащая собственными соображениями. Наблюдает за состоянием современного ей воспитания и образования в России2. Школа, как известно, имеет две цели: во-первых, научить мыслить, приобретая известные научные познания и понятия, и, во-вторых, дать известное направление воспитанию и выработке характера. Педагогические авторитеты того времени – Локк и Руссо – отдавали предпочтение второй цели. По их мнению, школа должна не столько обогащать познаниями, сколько внушать новые, согласные с природой человека здравые чувства, нравы и правила. Главной целью воспитания признавалась выработка добронравия, обучению отводилась второстепенная роль3. “Самое надежное, но и самое труднейшее средство сделать людей лучшими, есть приведение в совершенство воспитания”, – заявила императрица в своем “Наказе” выборным депутатам, составленном в 1766 году для Комиссии о сочинении проекта нового уложения4. Это сочинение содержало многие положения, высказанные Ш. Л. Монтескье (1689–1755) в его книге “О духе законов” (“Esprit des lois”, 1748). Пропитанная идеями французского просветителя, Екатерина II посвящает в “Наказе” целую главу воспитанию. Глава начинается непривычным в тогдашней России следующим общим положением: “Правила воспитания суть первые основания, приуготовляющие нас быть гражданами”. Для подготовки будущих граждан президент Академии художеств и директор Канцелярии от строений И. И. Бецкой (1704–1795) в 1766 году составляет “Краткое наставление, выбранное из лучших авторов с некоторыми физическими примечаниями о воспитании детей от рождения их до юношества” (до шестнадцатого года включительно). Наставление рассылается во все присутственные места Российской империи для всеобщего ведения5. Несмотря на свои грешные падежи, Екатерина II оставила заметный след на почве отечественной cловесности, прежде всего, – в разработке просветительских идей XVIII века. Таковы ее мысли о воспитании, заимствованные у Дж. Локка, иногда даже буквально переведенные из его сочинения. Эти заимствования, творчески переработанные и дополненные, касались преимущественно физического и нравственного воспитания детей. При этом Екатерина II не всегда разделяет взгляды английского философа и педагога. Если Локк советует применять для исправления детей телесные наказания, императрица, не забыв материнские пощечины, допускает только нравственные средства: вразумление, пристыживание и, главное, донесение о дурных поступках Бабушке, которой великие князья обязаны были безусловным повиновением. В инструкции, данной 13 марта 1784 года Н. И. Салтыкову (1736–1816) при назначении его к воспитанию великих князей, сказано: “Поваживать воспитанников к непрекословному послушанию Нам и Императорской Нашей власти. Да будет то, что Бабушка приказала, непрекословно исполнено; что запретила, того отнюдь не делать, и чтоб им казалось столько же трудно то нарушить, как переменить погоду по их хотению”6. Ее педагогические воззрения, кратко изложенные и ставшие основой одной из глав “Наказа”, затем были развернуты в педагогические сочинения, касающиеся воспитания и образования детей, представлявшие интерес не только для наставников ее внуков – великих князей, но составившие “важное и поучительное явление в историко-педагогической литературе”7. Если Екатерине не удалось привлечь Д’Аламбера к воспитанию наследника Павла, то она пожелала воспитать своих внуков в полном соответствии с правилами современной педагогики и выписала для них швейцарского республиканца Ф. С. Лагарпа (1754–1838). В качестве первой добродетели, которую она внушает внукам, Александру и Константину, оказывается знание предмета Закон Божий. Затем следует обучение иностранным языкам, но чтоб при том не забывали своего языка Русского. “Кто писать будет, тому думать по-русски”, – напишет императрица в “Завещании”. Одновременно с практическим обучением латинскому, немецкому, французскому и греческому языкам великие князья должны в соответствии с учебным планом императрицы-бабушки обучаться чтению, письму, рисованию и арифметике. Пока дети учатся языкам, следует начать географию, общую и частную, – описание земель, промышленности и ремесел Российской империи. Главное в обучении наследников престола – познание России, включая собственный “Наказ” императрицы и ее не менее либеральное “Рассуждение о мануфактурах”. Великие князья должны были посвящать несколько часов в день изучению России. “Сие знание столь важно для Их Высочеств и для самой империи, что спознание оной главнейшую часть знания детей занимать должно, – предписывала Екатерина II, не гнушаясь мелкими деталями обучения и масштабно передавая свою любовь к Отечеству. – Карта всея России, и особо каждой губернии с описанием, каковы присланы от генерал-губернаторов, к тому служить могут, чтоб знать слой земли, произрастения, животных, торги, промыслы и рукоделия; также рисунки и виды знаменитых мест, течение рек судоходных, с назначением берегов, где высоки, где поемны, большие и проселочные дороги, города и крепости и строения знаменитые, описание народов, в каждой губернии живущих, одежду и нравы их, обычаи, веселия, веры, законы и языки”8. Пособие по российской истории императрица, как известно, сочиняла сама. После переговоров в Могилеве в мае 1780 года с австрийским императором Иосифом II Владычица полумира получает полное собрание основных руководств, образцы учебников и наглядных материалов, в роскошных переплетах из коричневого сафьяна с золотым тиснением, для общегосударственной системы школ в России. Сохранился первый, исходный документ от марта 1781 года в виде девяти листочков, явившийся планом создания системы народных школ. В составлении плана принял участие Франц Ульрих Эпинус (1724–1802), наставник великой княгини Екатерины Алексеевны в математических знаниях, а затем воспитатель шестилетнего Павла и автор учебника “Краткое понятие о физике для употребления… князя Павла Петровича” (1760). Суть “Школьного плана” состояла в том, чтобы, подобно австрийцам, организовать жесткую вертикаль управления этой государственной системой, главным звеном которой являлась нормальная школа. В этом звене готовили учителей для школ низших ступеней – главных и простонародных (малых). Проблема учителей являлась главной темой плана, реализацию основных положений которого начнет через 20 лет внук Екатерины – Александр I.^ 1.2. Военное воспитание наследников престола в России. Военному воспитанию наследников Романовы придавали большое значение с первых дней утверждения династии на престоле. Связано это было с идеей о том, что царь – это, прежде всего, воин, предводитель войска. В XVIII в. с восшествием на престол Петра эта формула получила особый смысл. Ведь символический ряд, с точки зрения реформатора, нужно было поддерживать реальной и зачастую весьма нелегкой работой. Иными словами, наследник должен знать военную науку (как, впрочем, и многие другие) изнутри. Петровские принципы стали в последствии основой для воспитания великих князей на протяжении всего XVIII в9. Получение наследником систематического образования в России, а не за ее пределами стало абсолютным принципом для XVIII в. Идея обучения великих князей за границей появилась снова лишь в начале следующего XIX в., когда император Александр I выразил намерение отправить Николая и Михаила Павловичей в Лейпцигский университет. Мысль эта, тем не менее, практического результата не принесла: великие князья остались в России. Предпочтительным оказался и, условно говоря, вариант домашнего обучения. Наследники российского престола не посещали специальные учебные заведения для дворян. Широко известен и даже некоторым образом романтизирован в литературе опять же не реализованный замысел Александра I послать младших братьев на учебу в Царскосельский лицей. На протяжении всего XVIII в. не изменился традиционный и, несомненно, естественный, подход при котором первоначально ребенка отдавали на попечение женщин. Впоследствии же великий князь попадал к воспитателю-мужчине. По петровской традиции воспитатель, как правило, был иностранцем. В этой роли при будущем Петре III появились П.Брюммер и Я. Штелин, при Александре Павловиче Ф.-Ц. Лагарп, а при Николае Павловиче М.И. Ламздорф10. Единственным наследником, оставшимся без воспитателя-иноземца, был Павел Петрович. Известно, что Екатерина II, войдя на престол, сначала при посредничестве русского посланника в Париже, С.В. Салтыкова, а затем и в личном письме приглашала Даламбера на должность воспитателя великого князя. Предложение было отклонено. Однако, по точному замечанию историка Д.Ф. Кобеко то, что «приглашение Даламбера не был ни искренним, ни серьезным делом, видно из того, что, получив его отказ, Екатерина на этом успокоилась и не продолжала искать своему сыну другого воспитателя. В Парижском литературном кругу распущен был слух, что Екатерина намеревалась обратиться с подобным же предложением…к Дидро, но в действительности она оставила Павла на руках Панина», поскольку это был всего лишь «шаг на пути к популярности».11 Последнее, кстати, показывает нам еще одну характерную черту воспитания наследников появившуюся во времена Петра Великого и сохранившуюся на протяжении едва ли не всего XVIII в., а именно отсутствие в силу разных причин внимания к этому процессу со стороны императора или императрицы. Бросается в глаза и отсутствие четкой программы и понимания последовательности этапов обучения. При дворе, как и в дворянской среде или специальных учебных заведениях того времени, таких, например, как Сухопутный шляхетский корпус были широко распространены индивидуальные программы. Учителя в каждом конкретном случае решали, что, в каком объеме и насколько продолжительно следовало изучать. Неизменным набором предметом на протяжении столетия были языки, танцы, рисование, история, военное дело. Формы обучения также полностью зависели от наставника. Так, например, церемониймейстер при великом князе Павле Петровиче Ф.Д. Бехтеев, бывший, несомненно, человеком образованным и творческим, придумал следующий метод воздействия на наследника: «…о Великом Князе нарочно печатали ведомости и давали ему для прочтения. Там обыкновенно под артикулом «из Петербурга» обо всех Его Высочества поступках и погрешностях упоминалось; уверяли его, что сии ведомости рассылаются по всей Европе»12. Известно, вместе с тем, что воспитатель великого князя Николая Павловича применял иные методы, а именно брань и розги. Воспитание и обучение наследников российского престола XVIII в. поистине могло бы показаться лишь наборов частных случаев, если бы не важнейшая неизменная составляющая этого процесса, а именно военное воспитание великих князей. Значимость этой сферы была очевидна с первых лет жизни престолонаследников. Первые игрушки царевичей были так или иначе связаны с военной сферой. Запись великих князей в гвардию была не просто традицией. Необходимость присутствовать при полках «своею особою», наблюдать военное дело на практике было, выражаясь словами императрицы Екатерины II, способом найти занятие, «приличное полу и рождению» великих князей, способствующее укреплению «сил телесных» и «бодрости духа». Последнее было немаловажным, учитывая, с одной стороны, что подобное пожалование происходило в весьма юном возрасте, а, с другой, постоянное стремление искоренить естественные детские страхи наследников как можно быстрее. Ведь воспитание храбрости в наследнике престола великой империи было делом особым. Однако на более высоком уровне постоянное участие великих князей в военной жизни столицы и империи должно было способствовать формированию у них представления о собственном статусе и положении. Характерен эпизод, произошедший с будущим императором Павлом I, переданный в работе Д.Ф. Кобеко. Историк указывает на то, что «окружавшие Павла Петровича лица старались отдалить его от мысли, что он немецкий герцог. Так, когда получено было в Петербурге известие о смерти римского императора Франца-Стефана, «то долго говорили, между прочим, Его Высочеству, что сия кончина ему, как принцу немецкой империи, более всех должна быть чувствительна: каков-то милостив к нему будет новый цесарь и проч. Он изволил все отвечать: что вы ко мне пристали! Какой я немецкий принц! Я Великий Князь российский!»13. Несомненно, такого рода оценки были едва ли не основной целью военного воспитания наследников. Воспитание высоких чувств было тем более значимо, что военная сфера как таковая всегда была неотъемлемой частью репрезентации монарха. С XVIII в. в круг государственной символики нового времени был включен и образ наследника. При этом также неизменно использовались военные атрибуты, символы и образы. Достаточно обратится к портретной живописи XVIII в. Вот, к примеру, известный портрет Александра и Константина Павловичей, созданный Ричардом Бромптоном по заказу Екатерины II в 1781 г. На нем четырехлетний Александр и двухлетний Константин представлены в образах Александра Македонского и Константина Великого. При этом великий князь Александр (будущий император Александр I) разрубает гордиев узел, а малыш Константин несет знамя, с изображенным не нем крестом, олицетворяя победу христианства. Однако уровень высокой символики зачастую вступал в противоречие с реальной жизнью. Ведь излишний интерес к военному ритуалу и, тем более, к мелким деталям военного быта вступал в противоречие с конструированием подобных образов, а, значит, великим князьям надлежало, как ни парадоксально, меньше заниматься военным делом. Очень точно эту позицию выразил воспитатель великого князя Павла Петровича С. Порошин: «Его Императорское Высочество приуготовляется к наследию престола величайшей в свете Империи Российской...Обширное государство неисчетные пути откроет, где может поработать учение, остроумие и глубокомыслие великое и по которым истинная слава во всей вселенной промчится и в роды родов не умолкнет. Таковые ли огромные дела оставляя, пуститься в офицерские мелкости? …Я не говорю, чтоб Государю совсем не упоминать про дело военное… но надобно влагать в мысли его такие сведения, кои составляют великого полководца, а не исправного капитана или прапорщика…»14. Именно поэтому, вероятно, в период царствования Екатерины II при воспитании великих князей Павла Петровича и Александра Павловича военные занятия не пользовались популярностью. Речь идет о детских годах жизни, когда великие князья еще не имели возможности определиться или с той или иной степенью настойчивости продемонстрировать свой интерес к военной сфере. Так, из дневника все того же С. Порошина видно, что собеседники великого князя не благоволили к военному формализму и выправке. Участие Павла в маневрах 1760-х гг., согласно указанному источнику, было единичным. Так, военное воспитание наследников престола, начатое с игр в солдатиков, «потешного» оружия и многочисленных рассказах о ратных подвигах прошлого не имевшее иных целей, кроме стремления привить великим князьям черты, повторяя слова Екатерины II, «приличные полу и рождению» смогло в конечном итоге предоставить юным Романовым самую доступную, приемлемую и, наконец, самую увлекательную форму самореализации. ^ 2. ВОСПИТАНИЕ НАСЛЕДНИКОВ ПРЕСТОЛА РОССИЙСКОГО ИМПЕРАТОРА ПАВЛА I И АЛЕКСАНДРА I 2.1. Образование и воспитание Павла 1. Павел I Петрович (1754–1801), император с 1796 г. Сын Петра III и Екатерины II. Павел 1, "русский Гамлет" – одна из трагических фигур в российской истории. Он поздно взошел на престол и царствовал недолго: 4 года, 4 месяца и 4 дня15. Императрица Елизавета забрала у Екатерины II сына Павла сразу после рождения; мать смогла ненадолго его увидеть только спустя сорок дней. Елизавета Петровна нянчила внука на старорусский манер: кутала, баловала. «Я должна была украдкою наведываться об его здоровье, – вспоминала Екатерина, – ибо просто послать спросить значило бы усомниться в попечениях императрицы и могло быть очень дурно принято. Она его поместила у себя в комнате и прибегала к нему на каждый крик его; излишними заботами его буквально душили. Кроме того, к нему приставили множество бестолковых старух и мамушек, которые своим излишним и неуместным усердием причинили ему несравненно больше физического и нравственного зла, нежели добра»16. Когда наследнику исполнилось шесть лет, ему отвели крыло Летнего дворца, где он жил со своим двором вместе с воспитателями. Обер-гофмейстером при нем был назначен Никита Иванович Панин – один из знаменитейших государственных мужей своего времени. Павлу было восемь лет, когда мать совершила переворот; его отец вскоре был убит при неясных обстоятельствах. Екатерина неизменно демонстрировала сына как наследника престола. В качестве воспитателя к нему приставили одного из самых образованных, умных, честных и авторитетных вельмож – графа Никиту Ивановича Панина. (Много позже он сыграет значительную роль в заговоре, приведшем к убийству Павла I.). Панин имел важный для воспитателя царевича недостаток: он очень хотел ввести в России конституцию шведского образца и использовал близость к наследнику и двору для интриг и маневров в этом направлении. Что, впрочем, не помешало его назначению на эту должность. Воспитание наследника последовательно поручалось братьям Никите и Петру Паниным и Денису Фонвизину. Эти крепко мыслящие парни пытались внушить ученику тайные мысли о конституции, либерализме, просвещении, которыми без осложнений переболела в молодости Екатерина. Но наставники скончались по очереди, и Павел остался наедине с прозой жизни. При воспитании Павла внимание обращалось в первую очередь на религиознонравственные вопросы. Он до конца жизни был очень набожным, подолгу молился на коленях, «часто обливаясь слезами». Павел в совершенстве владел русским, церковно-славянским, французским и немецким языками, немного знал латынь, хорошо – историю, географию и математику, был также прекрасным наездником. В ту эпоху важнейшим элементом образования считалось путешествие по Европе. Отправлен был в длительную заграничную поездку и Павел с супругой Марией Федоровной, причем инкогнито, под именем «графа и графини Северных». Екатерина настрого велела не жалеть на путешествие денег. В Европе чета произвела благоприятное впечатление. Многие отмечали просвещенность, душевное благородство и даже великодушие Павла. Но в то же время он был крайне вспыльчив, нетерпим, деспотичен и взбалмошен. Собственно, было бы странно, если бы он, окруженный в младенчестве неумеренными заботами Елизаветы, сознававший к тому же свое исключительное положение, не вырос бы эгоцентриком. Екатерина, воцарившись, о сыне заботилась, но более занималась государственными делами. Лишенный не только родительского тепла, но и общения со сверстниками, зато чрезмерно опекаемый взрослыми, мальчик рос очень нервным и пугливым. Проявляя недюжинные способности к обучению и живой, подвижный ум, он бывал то до слез чувствителен, то капризен и своеволен. Отсутствие настоящей семьи, смерть отца при темных обстоятельствах (говорили, что, вступив на престол, Павел первым делом спросил осведомленных лиц: «Жив ли мой отец?»), вечно интригующий двор сделали Павла Петровича человеком тревожно-мнительным. Среди воспитателей наследника были еще два замечательных человека: отец Платон и Семен Андреевич Порошин17. Законоучитель великого князя, иеромонах Троице-Сергиевой лавры Левшин был ректором тамошней семинарии. Отец Платон обладал обширными знаниями и богатым жизненным опытом; был справедлив, беспристрастен и пользовался большим авторитетом. Обладал ораторским даром. «Отец Платон делает из нас все, что хочет, – оворила о нем Екатерина II, – хочет он, чтоб мы плакали, мы плачем; хочет, чтоб мы смеялись, мы смеемся». Он в совершенстве знал Священное писание и сам писал проповеди. Отец Платон во многом способствовал воспитанию в наследнике высоких нравственных качеств: великодушия, щедрости, справедливости. Благодарный Павел сохранил к своему духовному наставнику глубокую привязанность на долгие годы. Отец Платон сумел поселить в душе наследника живое религиозное чувство. Павел Петрович был глубоко верующим человеком – в Гатчине указывали на место, где он молился по ночам, здесь был выбит паркет. Но больше всех любил наследник престола своего кавалера Семена Андреевича Порошина, учившего мальчика арифметике и геометрии. Образованным русским человеком, горячим патриотом, имевшим, прежде всего, в виду пользу и славу России, назвал его крупнейший русский историк С. М. Соловьев. Свои обязанности «быть товарищем игр и наставником великого князя» Порошин исполняет с радостью и с присущей ему добросовестностью. В его дневнике появляется короткая запись программы воспитания наследника: «Вскормить любовь к русскому народу; поселить в нем почтение к истинным достоинствам людей; научить снисходительно относиться к человеческим слабостям, но строго следовать добродетели; сколько можно обогатить разум полезными знаниями и сведениями». Они сразу же понравились друг другу – доброжелательный поручик привлекательной внешности и живой худенький мальчик с выразительным лицом и умными озорными глазами. Взаимная симпатия вскоре перешла в горячую дружбу и в сердечную привязанность. Порошин любил Павла. Он сумел соединить строгость педагога с какой-то материнской нежностью к своему возлюбленному питомцу. Его отеческая забота о ребенке, желание оградить его от дурных влияний и соблазнов, тревоги о его здоровье, беседы с ним – все говорит об этом. И чуткий, отзывчивый Павел платил учителю такой же любовью. Он ласкался к нему с такой доверчивостью, какой уже в детские годы не питал ко многим из окружающих. Однако, уже в детстве некоторые черты Павла беспокоили воспитателей. Сохранился дневник Семена Порошина, с записями о десяти-одиннадцатилетнем Павле. Порошин замечал, что «гораздо легче Его Высочеству вдруг понравиться, нежели навсегда соблюсти посредственную, не токмо великую и горячую от него дружбу и милость», – т. е. наследник уже тогда бурно увлекался людьми, но быстро менял мнение. «У Его Высочества ужасная привычка, чтоб спешить во всем: спешить вставать, спешить кушать, спешить опочивать ложиться». Павел нервно-тороплив, еду глотает не жуя, отчего часто страдает желудком. Спит плохо. Панин даже приказал конфисковать у него часы, да без толку. Павел трагически переживал краткость жизни в сравнении с бесконечностью времени. «Государь изволил сказывать мне, – записал Порошин, – что он преж сего плакивал, воображая себе такое времени пространство, и что наконец умереть должно»18. Павел своенравен, привык к скорому исполнению своих хотений, не желает мириться с отказами. В театре, когда партер хлопал в тех местах, где он не хлопал, наследник гневался и принимался рассуждать, что надо бы таких людей высылать. Временами проявляет доброту и отзывчивость, временами устраивает жестокие проделки: зная, что у Порошина болит палец, нарочно за обедом вынуждает его резать все блюда и тем забавляется. Наследника престола держали в строгости. Его режим напряженностью и однообразием напоминал армейский: в шесть часов подъем, туалет, завтрак и занятия до часу дня; потом обед, небольшой отдых и опять занятия. По вечерам придворные обязанности: театр, маскарад или куртаг. В десять часов по команде дежурного офицера Павел отправлялся спать19. Если к этому добавить обязанности генерал-адмирала, которые он выполнял с присущей всем детям добросовестностью и серьезностью с девятилетнего возраста, то времени на прогулки или игры со сверстниками совсем не оставалось, да и не было у него сверстников. Он жил в окружении взрослых, неся на своих худеньких плечах тяжелую ношу придворного церемониала и интриг, один, без участия родителей, не интересовавшихся сыном. Учили его математике, истории, географии, языкам, танцам, фехтованию, морскому делу, а когда подрос – богословию, физике, астрономии и политическим наукам. Его рано знакомят с просветительскими идеями и историей: в десять – двенадцать лет Павел уже читает произведения Монтескье, Вольтера, Дидро, Гельвеция, Даламбера. Порошин беседовал со своим учеником о сочинениях Монтескье и Гельвеция, заставлял читать их для просвещения разума. Он писал для великого князя книгу «Государственный механизм», в которой хотел показать разные части, коими движется государство...20 По примеру великого прадеда Павел любил работать на станке, подаренном И. И. Бецким, обтачивая различные детали. Но больше всего, как все дети, он любил играть в морской бой медными корабликами на огромном столе. В раннем детстве Павел сильно картавил, но постоянными упражнениями к десяти годам почти избавился от этого недостатка. Непоседливый, любопытный и неглупый мальчик был очень отзывчив на чужую ласку, быстро привязывался к людям, но так же быстро и остывал без видимых причин. «Наверное, – размышлял Порошин, – душевная прилипчивость его должна утверждаться и сохраняться только истинными достойными свойствами того человека, который имел счастье ему полюбиться»...21 Он необычайно впечатлителен, с сильно развитым воображением. Павел быстро усваивал себе, что говорилось другими, при этом показывая вид, что не слышит. Ум его был преимущественно аналитическим, он зорко подмечал мелочи и подробности; знал обстоятельно все о последнем из окружавших его. Сны производили на него сильное впечатление. Был самолюбив от природы, но презирал льстецов, которых называл «персиками». Любил уединение и не любил театр, возможно, потому, что по придворным правилам спектакли шли чуть ли не ежедневно. Он вообще не выносил принужденности. Был вспыльчив и довольно резок, но отходчив. Проявлял упрямство, зачастую не терпел возражений. На такую натуру можно было действовать только добром и добрым примером. Павел не мог долго оставаться на месте: он постоянно бегал и подпрыгивал. Это подпрыгивание было у него общей чертою с отцом. Знакомясь ближе с личностью Павла, нельзя не видеть общих черт между ним и Петром III. Приходится сожалеть, что он, как и отец, был очень зависим от внешней обстановки, – он был тем человеком, каким делала его окружающая среда. Панин и Порошин оказались хорошими педагогами и к важному делу относились вдумчиво и добросовестно. Лучшие наставники, как русские, так и иностранные, приглашены были преподавать наследнику науки по обширной и разнообразной программе. Среди них будущий президент Академии наук Николаи, академик Эпинус, известный географ и литератор Плещеев. Для наследника была составлена богатая библиотека, коллекции минералов и монет, к его услугам был и физический кабинет. Не был забыт и физический труд – в комнатах наследника стоял токарный станок, на котором он ежедневно работал и достиг большого искусства. Верховая езда, фехтование и танцы также входили в программу обучения. К слову сказать, Павел Петрович был одним из лучших наездников и танцоров столицы и прекрасно фехтовал. Обучение Павла Петровича не ограничивалось чтением книг, из них он делал выписки с собственными замечаниями и комментариями. Привычка эта сохранилась у него на всю жизнь. Екатерина II могла бы занять положение регентши при подрастающем сыне, но она предпочла быть полновластной императрицей. Высказывались предположения, что по достижении сыном совершеннолетия она уступит ему власть, – этого не произошло. Екатерина не собиралась поступаться полнотой своей власти ни в 1762 году, ни позже, когда Павел повзрослел. Получалось, что сын превращается в соперника, на которого будут возлагать надежды все недовольные ею. За ним следует внимательно следить, предупреждая и подавляя все его попытки обрести самостоятельность. Его природную энергию нужно направлять в безопасное русло, позволив ему «играть в солдатиков» и размышлять о наилучшем государственном устройстве22. Павел был не только удален от правительственных дел, но и от собственных детей, принужден был заключиться в Гатчине, создавши здесь себе тесный мирок, в котором он и вращался до конца царствования материи. Незримый, но постоянно чувствуемый обидный надзор, недоверие и даже пренебрежение со стороны матери, грубость со стороны временщиков – устранение от правительственных дел – все это развило в великом князе озлобленность, а нетерпеливое ожидание власти, мысль о престоле, не дававшая покоя великому князю, усиливали это озлобление.^ 2.2. Воспитание Александра I. Александр I Павлович (1777–1825), император с 1801 г. Старший сын Павла I. Александр, преемник императора Павла, вступил на престол с более широкой программой и осуществлял ее обдуманнее и последовательнее предшественника. Император Александр I поставил на очередь и смело приступил к разрешению всех задач. В приемах этого разрешения принимали большое участие, во-первых, политические идеи, которые были им усвоены, и, во-вторых, практические соображения, политические взгляды на положение России, которые сложились в нем из личных опытов и наблюдений. Те и другие – и политические идеи и личные взгляды – были тесно связаны с воспитанием, какое получил этот император, и с его характером, какой образовался под влиянием его воспитания23. Вот почему воспитание Александра I, как и характер его, получают значение важных факторов в истории нашей государственной жизни. А потом, личность Александра I имела не одно местное значение: он был показателем общего момента, пережитого всей Европой. Александр стоял на рубеже двух веков, резко между собой различавшихся. XVIII столетие было веком свободных идей, разрешившихся крупнейшею революцией. XIX век, по крайней мере, в первой своей половине, был эпохой реакций, разрешавшихся торжеством свободных идей. Эти переливы настроений должны были создавать своеобразные типы. Мы их знаем в литературных художествен