Андрей Цветков
Научно-публицистический вестник Век толерантности, №7,М., Центр СМИ МГУ, 2004
Почемустрашные и трагические события вызывают у нас смех? Что вообще смешного можетбыть в терактах или авиакатастрофах? Что есть юмор и смех вообще? Эти вопросымы пробовали решить в ходе исследования черного юмора.
Неучтенные жертвы.
Великийфилософ и литературовед Михаил Бахтин в 40е гг. ХХ столетия писал:«…современность принято ругать…Во времена Пушкина современники жаловались наотсутствие литературы. Нет ничего тяжелее, страшнее и скучнее, чем жить всовременности…» (Бахтин, 2000). К сожалению, последнее десятилетиедействительно отличается от предыдущих нарастанием напряженности прежде всего впроцветающих и богатых странах. Мог ли кто-нибудь представить себе во временаГранады и Панамы, что месть террористов за активную внешнюю политику СШАнастигнет не гарнизон в какой-нибудь отдаленной точке света, а гордостьНью-Йорка?
Чутьболее десяти лет назад среднему жителю нашей страны тяжело было дажепредставить себе, что террористы могут взорвать дом в Москве или захватить 700заложников в театре. Все конфликты и напряженность были как бы далеко-далеко.Путч 91 года, переворот 93го, первая чеченская война, если и поколебали этууверенность в полной своей безопасности, то незначительно. Основной причинойэтой «иллюзорности бытия» были и остаются СМИ, особенно телевидение. Мы далекиот того, чтобы, подобно Виктору Пелевину, уподоблять телевидение «мировойзакулисе», вершащей свои темные дела. Однако расстояния в современном мирепо-прежнему огромны, и шансов быть лично знакомым с жертвой какого-нибудьфилиппинского конфликта у большинства жителей Европы и Америки немного. А ведьименно личное знакомство с участником события или его свидетелем дает чувствосопричастия, сочувствия, понимания. В то же время, телевидение, предоставляяинформацию в виде красочной, похожей на фильм картинки, снабженнойнемногословным комментарием, невольно подталкивает нас к уподоблению жизни запределами нашего, такого небольшого, пусть и расположенного в огромныхмегаполисах, мирка фильму. Временами комедийному, чаще – триллеру.
Впоследнее время участились разговоры о создании службы психологической помощипострадавшим в результате терактов и их близким. Когда происходят несчастья,подобные «Норд-Осту», немало психологов и психиатров-психотерапевтов готовыпомочь как волонтеры, и в сочетании со специалистами МЧС, Минздрава и другихофициальных ведомств они справляются достаточно хорошо. Но речь идет ократкосрочной помощи десяткам и сотням людей, однако в реальности пострадавшихнамного больше. Приведем два примера. В одном из психологических ВУЗов Москвыво время трагедии на Дубровке на курс семейной психотерапии пришло менееполовины студентов – студентку из их группы захватили. И она по требованиютеррористов обзванивала знакомых с просьбой протестовать против силовогоосвобождения… Для будущих психологов-старшекурсников вопрос «ехать-не ехать»оказался не более простым, чем для обычных горожан. И преподаватель превратиласеминар в группу психологической взаимопомощи. В то же время один психолог — специалистпо самоубийствам позвонил своему коллеге с просьбой о помощи – он не мог выйтииз дома из-за страха новых терактов, но боялся оставаться один. В обоих случаяхжертвы имели возможность оперативно получить профессиональную помощь. При этомпо официальной классификации к жертвам они вовсе не относились – ведь еслиучитывать всех знакомых заложников/погибших/пострадавших, просто людей,испытавших шок, к психологическим жертвам терактов и катастроф можно смелоотносить десятки и сотни тысяч человек. Источником их страданий служит нетолько сопереживание жертвам или их близким, но и страх будущих катаклизмов.Бороться с этим страхом самому, в одиночку заставляя себя «не бояться» — практически невозможно. Психотерапевтическая помощь в нашей стране доступнанемногим и только в крупных городах. Эта проблема существует и в другихстранах, например в Швейцарии, где 1 психотерапевт приходится на 1500 жителей ипри этом специалисты перегружены. В России по правилам Минздрава – 1 психологна 25 тыс. населения…
Вситуации практического отсутствия профессиональной помощи наиболее вероятны дваварианта реакции на критическое событие. Первый – и наиболее часто возникающий– «поиск виноватых». Чеченцев, Бен Ладена, распущенных авиадиспетчеров…Основными чертами этого способа преобразования стресса является концентрациястраха и порожденной им ненависти на группе виноватых и сверхобобщение, т.е.виноватыми полагаются не отдельные люди или экстремистские группировки, ноцелые народы и государства. Так рождаются мифы о «странах-изгоях», формирующих«ось зла», или «бандитском анклаве» в составе России. Мы не будемостанавливаться на политических аспектах подобных утверждений, часто исходящихиз уст официальных лиц. Однако неблагоприятное воздействие на массовое сознаниеочевидно.
Националистическиедвижения и погромы, призывы к ужесточению въездного режима и мер безопасностииз маргинальных превращаются в вызывающие сочувствие широких слоев населения. Впрессе многократно обсуждались меры, предпринятые правительством США послетерактов 11 сентября и рассылки писем со спорами сибирской язвы, «зачистки» вчеченских селах и тотальные проверки паспортов в Москве и т.д. Второй путьотреагирования стресса — формирование пласта черного юмора и специфическогофольклора, связанного с критическими событиями — всегда оставался за кадромофициального обсуждения. Отчасти завеса молчания объясняется оппозиционнойприродой юмора, его противопоставленностью официальной культуре любой страны илюбого времени. Отчасти – недостаточным вниманием исследователей – политологов,социологов, психологов и врачей. Не углубляясь в научные дебри, упомянем лишь,что наиболее значительные научные работы по психологии юмора, его связи сострессом и психическим здоровьем были написаны еще в начале ХХ века (Бергсон,2000; Пропп, 2002; Фрейд, 1998).
Поэтомумы предприняли попытку изучить анекдоты, возникающие в ответ на различныекритические события – теракты и техногенные катастрофы. И если раньше для сбораанекдотов и фольклора необходимо было объезжать «города и веси», то сейчасвозникла новая среда психологических, культурологических и социальныхисследований – Интернет.
Дляисследования мы выбрали четыре события, получивших широкий общественныйрезонанс: теракты 11 сентября 2001 года в Нью-Йорке и захват заложников на представлении«Норд-Оста» в Москве, и две техногенные катастрофы – крушение в июле 2002 годасамолета «Башкирских авиалиний» (получивший известность как «самолет с детьми»)и крушение шаттла «Колумбия» 1 февраля 2003 года. Каждое из этих событийспровоцировало лавину «чернушных» анекдотов, каждое было связано с гибельюлюдей и трагедией, выходящей за национальные рамки. Трагедия шаттла, в которойпогибли «всего» 7 человек – в наглядной демонстрации «силы» человечества, еготехники, и, в конечном счете, цивилизации. Кроме того, некоторые анекдоты нагляднодемонстрировали антиамериканские настроения русскоязычного сообщества во всеммире.
Отношениек черному юмору в обществе – как в сетевом, так и в реальном, мягко говоря,неблагоприятное. Разница лишь в том, что в Интернете, в отличие от обычнойгостиной или кухни, не поморщатся, а обложат площадной бранью. Уже признано,что романтическая метафора «мировой деревни», подающая Интернет в качествеарены глобализации, не верна: в Сети есть не только государственные границы (подоменным зонам), но и национальные – по используемому языку и культурномусодержанию сайтов. Это превращает Интернет, помимо всего прочего, в средуисследований межэтнических отношений, проявлений толерантности или, наоборот,нетерпимости, выражающихся в том числе и через юмор. К тому же практическаяанонимность рождает у многих пользователей ощущение дозволенности запретного,поэтому шутки в Сети резче и в чем-то откровеннее.
О времена, о нравы!
Юмор,в том числе и черный, относится к важнейшим деталям «машины времени» нашейпсихики. Психологическое время устроено по законам, отличающемся от законовфизики. Для физика «настоящее время» — та самая микросекунда, в которую онпроводит свои измерения, и в следующий миг она – уже безвозвратное прошлое. Носвою жизнь и ученый, и остальные люди измеряют по-другому: «последнеедесятилетие», «с тех пор как…», «недавние события». Все это — незавершенноенастоящее. Оно не имеет четких границ с прошлым – по мере того, как чувства иэмоции, связанные с каким-то событием, гаснут, оно незаметно для наспокрывается дымкой и исчезает в прошлом. Но не навсегда: стоит произойтидругому эмоционально-насыщенному событию, хоть чем-то похожему на прошлое, ионо тут же всплывает в сознании яркой картинкой. Так после крушения шаттла«Колумбия» сразу же вспомнили давнюю гибель «Челленджера», не столь давнюю –российского «Курска», и крушения российских самолетов последних двух лет.
Прошлоевсегда кажется лучше и правильнее, чем настоящее. Большевики кляли царскийрежим (незавершенное настоящее), но снимали фильмы о героических временах Петраи Ивана Грозного. В 90е годы проклинали большевиков и хвалили царей, как-тозабывая, что Россия вошла в двадцатый век с «полуфеодальным и самодурствующимрежимом» (Витте, 1991). Теперь многие ругают «приватизаторов» и ратуют завосстановление почти советской «властной вертикали»… Человеческая память вообщестранно устроена – в то время как отдельный человек лучше запоминает ивоспроизводит негативные события и эмоции, в массовом сознании больше остаетсяположительных черт прошедшей эпохи. И чем дальше от нас эпоха – тем прекраснееона кажется. Уже древние римляне мечтали о возвращении к гармонии с природой,считая что, живут в страшно урбанизованном мире. В политической жизни поэтомулибералы имеют шанс победить на выборах только в процветающем обществе, чтобыпри малейшем ухудшении обстановки уступить место консерваторам, неявнопроповедующим идеи возврата к «старым добрым» временам.
Будущеечаще пугает нас, чем обнадеживает – особенно отдаленное, выходящее за рамкипредсказуемого. Граница настоящего и будущего куда более прочная инепроницаемая, нежели граница с прошлым. Отечественный психофизиолог ПавелСимонов показал, что недостаток информации является одним из основныхисточников отрицательных эмоций. Страх перед будущим мощно отражается вискусстве – вспомните, сколько фильмов и книг построены на антиутопиях, асколько – на представлениях о грядущей эпохе благоденствия.
Главное – не бояться!
Юморв этом движении по времени несет двоякую функцию – с одной стороны,«разрыхляет» границу настоящего и будущего. Только избавившись от страха можноприступать к исследованию нового – будущего. А смешное не может быть страшным.Поэтому «веселое бесстрашие» Михаил Бахтин считал тавтологией (Бахтин, 2000). Сдругой стороны – юмор позволяет превратить наиболее страшные событиянезавершенного настоящего в прошлое. Отрицательные эмоции обладают куда большим«энергетическим потенциалом», чем положительные, их проявления не только лучшезапоминаются, но и длятся больше, чем у положительных (Изард, 2001). Шутка,анекдот или байка позволяют переформулировать ситуацию, взглянуть на нее сдругой стороны. Смерть именно потому несет столько горя, что воспринимается внезавершенном настоящем – где все можно было бы изменить. И трагическиесобытия, затрагивающие целые народы, отличаются от событий частной жизни толькомасштабом «если бы..» — от «если бы раньше приехала «Скорая»…» до «если бы авиадиспетчерне болтал по телефону…».
Но,пожалуй, важнейшая функция юмора в другом – он противостоит ненависти иэкстремизму. Если не говорить о профессиональных террористах и боевиках, длякоторых убийство – это работа, человек с любой выраженностью экстремистскихвзглядов обладает очень жестким мировоззрением, в котором есть место длянескольких догм, не подлежащих сомнению – вроде «все беды Америки от арабскихтеррористов» или «все беды арабского мира – от Америки и Израиля». Вбольшинство случаев эти догмы незаметны даже самому человеку, но присутствуютони у каждого. Это проявление древнейшего механизма психологической защиты –разделения на «своих» (соответственно, хороших) и «чужих» (естественно,плохих). Подобное разделение позволяет быстро сориентироваться в проблемнойситуации – перейти от дежурного ворчания «понаехали тут» к действиям «громикавказцев – пособников террора». Первобытная схема защиты не только жестока, нои жестка – она не выносит и малейших сомнений в своей истинности. Однако ниразъяснения, ни демонстрации примеров хороших и благожелательных людей из стана«чужих», практикуемые официальными органами по всем миру, неспособны добратьсядо глубоко подсознательной «схемы разделения». А юмору это по силам. Многие«черные» анекдоты построены на положительном образе плохого героя. Или –отрицании страданий хорошего – мол, сам виноват. Это отнюдь не значит, чточеловек, втихую смеющийся над анекдотом «про самолет», перестает сочувствоватьблизким погибших. Тем более, что никакое сочувствие не поможет вернуть умерших.А черный юмор помогает избавиться от навязчивых снов с крушениями и кровью,ненависти к «виновным» народам и профессиям. Люди, способные шутить на темымежнациональной вражды почти никогда не прибегают к насилию реальному.
Крометого, юмор позволяет не только заглушить собственную боль и страх, но иразделить их с другими людьми. Ведь анекдоты, пересказываемые «всей страной»когда-то кто-то придумал. А потом они стали обрастать подробностями и новымиверсиями в многочисленных пересказах. Рассказывая анекдот, человек всимволической форме передает часть напряжения или страха слушателю. Как разтакую часть, которая слушателя не обременит. Что означает смех компании в ответна рассказанный анекдот? Это значит, что тема волнует если и не всех, тобольшинство присутствующих, и все они, смеясь, избавляются от стресса. Такимобразом, юмор оказывается своего рода посредником между массовым ииндивидуальным сознанием. Поэтому удачные, всенародно известные анекдоты какправило относятся к одной из «вечных тем» (см. врезку), и, нескольковидоизменяясь с течением времени, живут веками. «Черные» анекдоты, вполнеукладывающиеся в рамки «вечных тем» отличаются большей агрессивностью, ониявляются формой виртуального насилия, и возникают только в ответ на конкретноесобытие.
Еслисравнить два способа управления стрессом, то окажется, что кроме оценочногопараметра – «хороший- плохой», они мало чем отличаются. И концентрация страхана «виновной» группе, и переформулирование ситуации, виртуальная агрессиячерного юмора относятся (по Лосеву, 2001) к мифам. Миф по Алексею Лосеву –форма живого, реального и в то же время – отрешенного от обычного хода явленийбытия личности, возводящая абстрактные категории в интуитивно-инстинктивную,чувственную плоскость. В данном контексте особенно важным представляется взглядна миф и символ, высказанный антропологом Клодом Леви-Стросом – миф как особаяреальность собственного опыта, с которой работает психотерапевт или шаман(Леви-Строс, 2001). Таким образом, «поиск виновных» оказывается очень близокпонятию деструктивной психотерапии, активно разрабатываемому в последнеедесятилетие…
Не до смеха.
Чтобыисследовать процессы возникновения и развития черного юмора, мы в течениедлительного времени анализировали анекдоты, присылаемые на сайт Анекдот.ру1–один из самых популярных в русскоязычной Сети, ежемесячно его посещают сотнитысяч человек.
/>Оказалось,что «стрессогенный» потенциал каждого события можно определить по динамикеприсланных анекдотов. Так, в течение нескольких дней после терактов резкопадает количество обычных, не относящихся к черному юмору, анекдотов. В первуюнеделю после терактов 11 сентября на обычные анекдоты приходилось не болееполовины от присланных2. А «черные» анекдоты начали присылать русскоязычные жители Америки еще днем 11го; тринадцатого их количество достиглоапогея (превысив, к слову сказать, все рекорды обычных анекдотов). Этот эффект– замещения повседневного юмора черным, ясно показывает глобальную значимостьсобытия не только для политиков, но для рядовых жителей хоть Нью-Йорка, хотьУрюпинска. Для подтверждения этого вывода мы попросили 40 психологов-экспертов3оценить перечисленные события (теракты 11го сентября 2001 и захват «Норд-Оста»,крушение пассажирского самолета и космического челнока) по параметрам«общественный резонанс (освещение в СМИ)» и «угроза безопасности личности».Оказалось, что за исключением крушения шаттла, по мнению экспертов, все событияодинаково угрожают благополучию обычного человека. В то же время, пообщественному резонансу крушение самолета намного обошло катастрофу шаттла,резко отстав от обоих терактов. События оказались рассортированы по количествупострадавших и международному значению. Эти результаты выглядят парадоксальнымилишь на первый взгляд. Во-первых, они наглядно показывают, что даже профессиональныеэксперты – социальные и клинические психологи, определяют событие как угрожающеена основе освещения его в СМИ. Во-вторых, эти результаты говорят о том, чтоколичество ситуаций, объективно угрожающих безопасности значительного числалюдей огромно, и их «стрессогенный» потенциал примерно одинаков. И реализацияэтого потенциала напрямую зависит от СМИ. Мы отнюдь не призываем к введениюцензуры, однако работникам СМИ стоит задуматься о манере подачи информации. Атакже о том, что на военных учениях в России от разного рода несчастных случаевежегодно гибнет больше людей, чем на АПЛ «Курск». Количество погибших вавтокатастрофах за один! год можно измерять уже сотнями «Курсков».
/>Постепенноеснижение количества «черных» анекдотов и быстрое восстановление численностиобычных говорит об эффективности юмористического отреагирования – когда боль истрах преодолены, черный юмор более не нужен. Осенью 2001 года количество «черных»анекдотов резко возрастало – и затем резко падало еще два раза. После сообщенийо начале наступления Северного альянса на талибов и официального вступления СШАв войну. Общество быстро приспосабливается к страшным событиям – дальнейшиесообщения о военных действиях уже не вызывали никакой реакции, а сами вторичныепики были относительно невысокими.
Техногенныекатастрофы (крушения самолета Ту-154 и шаттла) демонстрируют несколько инуюдинамику – «черных» анекдотов куда меньше, они не делают погоды, а количествообычных анекдотов нисколько не снижается. Это означает, что их стрессогенныйпотенциал (при учете роли СМИ) гораздо ниже – возможность погибнуть в авиакатастрофепугает нас намного меньше, чем атаки фанатиков. Может быть потому, чтокатастрофы – воздушные, морские, автомобильные для жителей развитых стран ужестали привычным явлением. Каковым сейчас становится война – Иракская кампания ипосвященные ей анекдоты в сравнении с событиями «одиннадцатого сентября»количественно кажутся почти бурей в стакане.
Сдругой стороны, несколько лет относительного спокойствия полностью лишат нас«иммунитета» к терактам. Как писал психофизиолог Николай Бернштейн о крупнойкатастрофе, «основная функция старожилов к тому только и сводится, чтоб ничегоне помнить» (Бернштейн, 1966).
Вместес тем определенное количество анекдотов, посвященных критическому событию,продолжают присылать даже спустя один-два года. Так, в конце двухнедельногопериода наблюдений после крушения Ту-154 большая часть черного юмора была связанас украинскими ПВО (аналогичная катастрофа годом ранее) и Бен Ладеном (терактам11.09.01 предшествовал угон самолетов). И это уже говорит о том, что длянекоторых людей возможностей черного юмора по борьбе со стрессом недостаточно,у них формируются невротические комплексы, требующие помощи профессионалов. Но такихлюдей – считанные проценты среди посетителей и авторов сайта. И это внушает намоптимизм. Не менее оптимистично мы оцениваем малый период рефрактерности, времяюмористической реакции на критическое событие: на рисунке «Ту-154» хорошовидно, что пик черного юмора приходится на 3-5 день после катастрофы (нарисунке «11.09» — на второй день). Таким образом, можно сказать, что юмористическаяреакция опережает создание мифа ненависти и разрушения.
Взаключение хотелось бы выразить надежду, что количество объектов изучения(событий, порождающих черный юмор) с годами станет меньше. Кроме того,надеемся, что работа наших коллег по борьбе с посттравматическим стрессом имежнациональной нетерпимостью будет успешной. А люди станут счастливее.
Врезка:
Универсальных,«вечных», тем шуток и анекдотов немного, и они одинаково часто встречаются вфольклоре всех стран: семейные и сексуальные неурядицы, события в обществе иполитике, человеческая глупость и бездарность, пьянство, «нелепые» детскиевысказывания.
Примечания
1Благодарим сайт Анекдот.ру и лично Диму Вернера.
2Благодарим Алексея Гусева за существенную помощь в обработке результатов.
3Благодарим Наталью Цветкову, Карину Шипкову и Марину Тимонину за помощь вопросе экспертов.
4На рисунках обозначены: вертикальная черта – день наступления события;предшествующий 2-недельный период использовался для проведения статистическихрасчетов. Графики: AnGen – общее число анекдотов,присланных за день, AnBlack – число «черных» анекдотов,AnNorm – число анекдотов, не связанных с критическимсобытием (вычислялось как разность AnGen – AnBlack=AnNorm).
Список литературы
БахтинМ.М. Дополнения и изменения к «Рабле» // сб. Эпос и роман. С-пб.: Азбука, 2000
БергсонА. Смех// Лауреаты Нобелевской премии: А. Бергсон, Ж -П. Сартр, К. Симон. М.:Панорама, 2000
БернштейнН.А. Крушение Тэйского моста// Наука и жизнь, 1966 №2
ВиттеС.Ю. Избранные воспоминания. М.: Мысль, 1991
ИзардК. Психология эмоций.СПб: «Питер», 2001
Леви-Строс К. Структурная антропология. М.: Эксмо, 2001
ЛосевА.Ф. Диалектика мифа. М.: Мысль, 2001
ПроппВ.Я. Проблемы комизма и смеха. М.: Лабиринт, 2002
ФрейдЗ. Остроумие и его отношение к бессознательному. С-пб. – М.: АСТ, 1998