(Отрывок из книги «Социальная психологияличности (теория и практика): Курс лекций». М., 2002.)
…Человеческомурассудку трудно смириться с амбивалентностью явления, рассудку современногоевропейца – в особенности. И поскольку чудовищным выглядит негативный аспектматеринства, фольклор и обыденное сознание отделили его от образа матери –Млекопитательницы, Заступницы, Покровительницы, Утолительницы всех печалей(можно перечислять и все прочие эпитеты Богородицы). Негативный аспектархетипического материнства вызвал к жизни ведьминские образы мачех, свекровейи тещ всех сказок и семейных драм.
«ТеньМадонны была перенесена в ад, где сейчас ведет ничтожное существование вкачестве чертовой бабушки»[1]. Понятие «черт в юбке» и характеризует всевышеназванные персонажи.
Проявленияпозитивного аспекта архетипа матери настолько воспеты в нашей культуре, что нестоит повторяться, перечисляя их. Поговорим о темной стороне.
Помимоматери как плодородного и доброжелательного божества, этот архетип таит в себе,по выражению Юнга, «оргаистическую эмоциональность и стигийские глубины»[2].Заботливая – убаюкивающая – обволакивающая – удушающая – пожирающая – вотнаправление неприметного скольжения архетипа от его положительного полюса котрицательному.
«Каждаяженщина простирается назад – в свою мать и вперед – в свою дочь…ее жизньпростирается над поколениями, что несет с собой и чувство бессмертия»[3].Однако чувство это подвергается испытанию, когда однажды ему начинаетпротиворечить «свет мой зеркальце», в котором увядание матери отражается вобратной пропорции к дочернему расцвету. И, если женщина не готова ещеотказаться от царского венца молодости в пользу наследницы, негативный аспект материактивируется в ее бессознательном, завладевая всей личностью. Мать, конечно,пробует осознать себя птицей Феникс: пусть я сгораю, но в дочери восстану изпепла… Увы, мачеха-завистница в ней часто берет верх.
Тогдамать пытается обмануть время, удерживая дочь в лоне своей заботливости, делаяее беспомощной и инфантильной, как прежде молодящиеся дамы старались подольшесвоих дочерей-подростков выводить в коротких – детских – платьицах (ведьнепростительно молодой женщине иметь взрослую дочь!). Или мать пытается отвестиглаза людям, отвлечь на себя внимание мужчин, превращая Золушку в дикую«неблагодарную» замарашку.
Мать-колдуньяможет «пить кровь» дочери, вмешиваясь «материнским советом» в отношения той смолодыми людьми. Причем, обе женщины, находясь в открытой уже конфронтации, какправило, не подозревают в этих бесцеремонных вторжениях злого умысла старшей.
«Проблемой,и серьезной, стали для меня отношения с моей мамой, – пишет 17-летняя девушка.– Она постоянно вмешивается в мою личную жизнь, пытаясь оградить от ошибок,которые совершала сама когда-то. Я понимаю, что мама – человек, который непросто может, но и должен советовать мне, опираясь на свой опыт и на своезнание и понимание меня. Но в последнее время эти советы стали принимать формунаставлений по принципу «так и только так!»
Весьполуденный мир, ускользающий из ее собственных рук, мать-мачеха ревнует кдочери. И снится одной из таких дочерей, что они с матерью – во дворе надетской площадке. Дочь хочет уйти, но мать вдруг обхватывает ее шею и виснет заспиной грузной отвратительной старухой (это ее-то стройная моложавая мамочка!).Виснет, и душит, и не пускает… Так и крутится дочь на детской площадке, нелепои безнадежно, со своей безобразной ношей.
«Дочьне могла сознательно разглядеть пагубного материнского влияния, отсюда икомпенсирующая критика со стороны бессознательного»[4], – резюмирует Юнгописание другого, почти столетней давности, сна, в котором мать кровожаднойведьмой гналась за любящей ее и чрезвычайно послушной взрослой дочерью (которойнеприятный сон и приснился). В ХХI в. сюжет воспрянул в фильме М. Ханеке«Пианистка».
Шансразглядеть мачеху в матери, ведьму среди русалок (вспомним «Майскую ночь»Гоголя) предоставляет функция Логоса, как мы помним, даруемая женщине ее анимусом.В результате прозрения, могущего и не быть допущенным в сознание, дочьоказывается во власти одного из женских материнских комплексов, описанныхЮнгом, неосознаваемым лейтмотивом жизни в этом случае становится: не быть всем,чем была мать. А если перефразировать: не быть всему, чем была мать, как бы некомпенсировалась сознательно такая революционная установка.
Овладевшийженщиной анимус-Логос противостоит бессознательности. «Для Логоса это само зло.Поэтому его первый творческий акт освобождения – это матереубийство»[5]. Какпозитивный анимус убивает мачеху-змею, дракона бессознательного, так негативныйанимус поражает само стихийное плодородное начало в женщине. (Палка, какобычно, о двух концах).
Матереубийство– творческий акт освобождения поднимающего голову «мужского», т. е., по Юнгу,сознательного начала (в том числе и в женщине). Однако мы помним из греческоймифологии, как мстительные эринии преследовали Ореста за пролитую имматеринскую кровь.
ЕслиЭлектру и Ореста представить как единое существо, а не как сестру и брата (ибоедины они были в стремлении к возмездию), Орест предстанет анимусом Электры –ее волевой и осознанно-рациональной сущностью, которая и получает поддержкуАфины, богини разума, не матерью рожденной. В суде над Орестом его сторонутакже принимает Аполлон.
Итак,разум и индивидуальное сознание оправдывают уничтожение бессознательного –темного, утробного – материнского начала. Но голоса за и против Орестаразделяются на суде поровну. И, хотя формально обвинение снимается, тени эриниймаячат над ним, а значит и над его сестрой, до конца их жизни.
Нерешен еще человечеством вопрос о приоритете – коллективного ли, родового, надиндивидуальным, или дневного света сознания над мглой.
Такоемучительно неуравновешенное состояние души человеческой иллюстрирует сон одноймолодой женщины. Частный случай ее взаимоотношений с матерью служит метафоройвнутренних противоречий, отражает архетипическую борьбу разнородных началпсихики. Сон является следствием угрызения эриниями совести после свершенияакта символического матереубийства.
Предысториясна такова, насколько я могу передать ее со слов Татьяны: она, ее молодой муж иноворожденный ребенок жили с родителями Татьяны. Мать ее стремилась провести вжизнь свои представления о семейном укладе, свято веря в ихбезальтернативность. Дочь воспринимала активность матери грубым вторжением в еечастную жизнь, в жизнь ее собственной – маленькой, новорожденной, как иребенок, семьи.
ПопыткиТатьяны отстоять независимость высмеивались, к тому же пришлось выслушать многообидного. Наконец, Татьяна – с мужем, дочерью в коляске и кошкой в сумке – ушлииз дома, благо было куда.
Матьже была убита – крушением идеала большой семьи, в которой она – хозяйка,страшно опустевшим домом, внезапно открывшейся неприязнью к ней дочери ибезразличием зятя, исчезновением долгожданной игрушки – внучки.
Молодыесупруги стали жить независимо, деля между собой ответственность за ребенка иобеспечение семьи. Творческий акт освобождения (читай: взросления и осознаниямногого из того, что скрыто было прежде пеленой инфантильной привязанности кродителям) состоялся. Но эринии не давали Татьяне покоя: мать-то была убита иискренне считала себя невинной жертвой дочернего эгоизма.
Тогда-тои приснился Татьяне сон. Носят ее морские волны метрах в ста от берега. Видитона все так, словно не погружена в воду, а стоит на поверхности, только теласвоего Татьяна совсем не ощущает.
Берегпредставляет собой отвесную скалу, на которой изображен огромный черный женскийсилуэт. «Мать», – знает Татьяна и чувствует, что, хотя женщина и нарисована,она – живая. Плоское изображение одушевлено даже как-то более человеческой мерыодушевленности. И портретного сходства с ее собственной матерью никакого нет,лица вообще не разглядеть. Это – просто – Мать.
Вголове Татьяны звучит Голос. Уверенный баритон произносит: «На мать обижатьсянельзя». И тотчас Татьяна понимает, что, раз Голос сказал, значит, истинно так.Кому принадлежит Голос, она не задумывается, но неоспоримость истины такова, какесли бы была она провозглашена Богом.
Однакоизреченную истину еще предстоит принять – не на веру, а в сердце своем, т. е.согласиться с ней, проникнуться ею. И Татьяне известно, что это – ее последняяв жизни задача и цель. Что она так и будет носиться здесь по волнам, пока несумеет выполнить этого.
Ивот по мере того как Татьяна добросовестно старается все более «вчувствоваться»в смысл фразы, волна, несущая ее на гребне, все более разгоняется, мча девушкуна скалу, чтобы (Татьяна знает) разбить ее у ног черной Матери, чуть толькоозарение наступит. Татьяна не боится, напротив, она понимает: это – последнее,что ей суждено в жизни.
Нов какой-то момент последней правды, несмотря на все Татьянино прилежание, вголове прорезывается другая мысль, возражающая изреченной Голосом: «Но я немогла иначе!» (Имеется в виду разрыв с реальной ее матерью).
Волнатотчас откатывает обратно в море, и все – не раз – повторяется сначала. Сонобрывается.
Голосомли Бога, совести, или Супер-Эго была изречена формула культурного запрета,неважно. Важно то, что искреннее принятие покаянной роли «блудного сына»(блудной дочери) в данном случае ведет к гибели, вопреки традиционнымпредставлениям. К гибели чего? Индивидуальности, конечно, личности.
НиАфины и Аполлона, светоносных покровителей личного сознания, ни эриний, стражейродового закона, нет на фоне средиземноморского пейзажа этого сна, но спормежду ними продолжается и в ХХI веке.
Иныеотношения складываются под воздействием негативного архетипа матери у женщины сее сыном…
Список литературы
1.Юнг К.Г. Душа и миф: Шесть архетипов. Киев; М., 1997. С.241.
2.Там же. С.219.
3.Там же. С. 184.
4.Юнг К.Г. Сознание и бессознательное. СПб.; М., 1997. С. 139.
5.Юнг К.Г. Душа и миф… С. 233.
ЛютоваС.Н. Мать. Негативный аспект архетипа.