Елена Кокурина
Число«научных преступлений» за последние годы резко возросло, утверждаетМеждународный комитет по издательской этике. Наиболее частые из них — кражаприоритетов и плагиат. История с «детектором ошибок», который былоткрыт российскими учеными, как нельзя лучше подтверждает эту тенденцию.
Главный контролер мозга
Запоследние два-три года в мировой научной прессе идет буквально вал статей,посвященных исследованию так называемого «детектора ошибок» — одногоиз основных механизмов человеческого мозга. Говоря упрощенно, это некийневидимый «цензор», который следит, насколько правильны нашидействия. Большинство людей о нем и не подозревают, не замечают, как онработает: нельзя же постоянно фиксировать каждый вдох и выдох, каждое движениетела.
Покавсе идет по плану, мы ни о чем не задумываемся. Например, находясь в машине, неслышим шума нормально работающего двигателя. Но стоит появиться неисправности,и шум уже слышен, поскольку отличается от привычного.
«Детекторошибок» постоянно сравнивает то, что происходит в данный момент, сзаложенным в памяти «правильным» стереотипом, и если что-то не так,подает «тревожный» сигнал. Вот классический пример его работы:человек выходит из дома, и вдруг у него появляется ощущение, будто он что-тозабыл взять или сделать. Что конкретно, не помнит, но в голове словно«загорается» сигнал: «Стоп!». Возвращаясь назад, онобнаруживает, что оставил, например, включенным свет или того хуже — утюг.
Повседневнаяжизнь человека в принципе невозможна без этого контрольного механизма мозга, анарушение его работы может стать причиной серьезных заболеваний и психическихрасстройств.
Кто был первым
Впервыепредположение о том, что в мозге человека существует регистратор ошибок,высказал британский психолог Раббитт в статье, опубликованной в 1966 году вжурнале Nature. В основе его версии были результаты психологических тестов, ане инструментальные исследования мозга, позволяющие непосредственнозафиксировать явление.
Этобыло сделано примерно в то же время в Ленинграде, в Институте экспериментальноймедицины. Руководитель лаборатории Наталья Бехтерева вместе с ВалентиномГречиным (ныне покойным) лечили больных паркинсонизмом при помощи вживленных вмозг электродов. Обычно во время таких сеансов пациентам предлагали выполнитьразличные задания и проверяли, как на это будет реагировать тот или инойучасток мозга. Вскоре ученые заметили удивительную закономерность: при любойошибке пациентов в определенных точках мозга возникала одна и та же реакция.
Оказалось,что в нашем мозге существуют популяции клеток, которые реагируют именно наошибки. Причем они расположены в разных зонах — и в подкорке, и в коре мозга.
— Мы почувствовали, что наткнулись на интересный феномен, который может оказатьсябазисным механизмом, сравнимым с условными рефлексами, — рассказывает академикБехтерева. — Но в то же время мы боялись себе в этом признаться, не верили, чтотакое могло с нами произойти — слишком уж хорошо, красиво! Сразу же назвалиэтот феномен «детектором ошибок», но в первой статье не осмелилисьэто сделать.
Освоем открытии Бехтерева и Гречин впервые сообщили в статье, опубликованной в1968 году в cборнике Annual Review на английском языке. Сам термин«детектор ошибок» появился в печати чуть позже, в 1971 году, в книгеНатальи Бехтеревой «Нейрофизиологические аспекты психической деятельностичеловека». Там дается четкая оценка открытого явления: "… Наибольшийинтерес представляют «точки», обнаруживающие воспроизводимыеизменения при ошибочном выполнении пробы… Эти точки представляют собой что-товроде «детектора ошибок», анализатора правильности действий...".В 1978 году английская версия книги публикуется влиятельным международнымиздательством Oxford University Press, и таким образом сообщение об открытиироссийскими учеными «детектора ошибок» снова становится доступным наЗападе. Позже появляется еще ряд публикаций Бехтеревой с соавторами взарубежных журналах, в том числе подробная работа, посвященная«детектору», в International Journal of Psychophysiology (1987). В1986 году, выступая с докладом о «детекторе ошибок» на конференциимеждународного общества психофизиологии в Вене, она называет его одним из«основных механизмов надежности работы».
«Русской науки не существует»
Вто время зарубежные коллеги (да и отечественные тоже) отнеслись к сообщениямленинградских ученых довольно сдержанно. Зато теперь западные авторы нескупятся на оценки: «Детекция ошибок является одной из высших функцийсамоконтроля, присущих человеку» (K.Rubia, Academic Press, 2003) или — «Важность этого феномена… повысила интерес к этой проблеме. Все большеученых пытаются найти его анатомическую базу» (H.Garavan, Neuroimage,2003). Однако повода для нашего торжества здесь нет, ведь авторы статей нессылаются на результаты российских ученых.
Например,группа исследователей Йельского и Стэнфордского университетов сообщает впредисловии к статье, опубликованной в прошлом году в журнале BiologicalPsychology, что «детектор ошибок» был открыт «около 10 лет назаддвумя лабораториями», и называет два имени — W.Gehring (1993) иM.Falkenstein(1991). Практически во всех работах последних лет самые ранниессылки идут именно на них, правда, некоторые авторы упоминают еще и Раббитта. Аизобретение самого термина вообще приписывается разным людям. На работуБехтеревой с соавторами, причем на одну из самых поздних, ссылаются лишьоднажды.
Можнопредположить, что никто из ученых, занимающихся этой проблемой последние 10-15лет и особенно последние 2-3 года, просто ничего не знал о ленинградскихработах 70-80-х годов, даже несмотря на то, что они опубликованы на Западе. Ине обязаны были знать, примерно так ответил на письмо академика Бехтеревой одиниз издателей. Но вот строки из другого письма, присланного исследователем изУниверситета штата Орегон Доном Такером: «Дорогая д-р Бехтерева! Благодарювас за присланный вами список опубликованных работ вашей лаборатории. Сожалею,что мы не процитировали их в нашей статье. Я знал о ваших исследованиях, однаконе успел „поймать“ сотрудника, готовившего материал к публикации. Вследующий раз мы непременно будем стараться включать в наш материал упоминанияо ваших работах».
Великаясила ссылки
Итак,одни действительно ничего не знали, другие знали, но сочли возможным нессылаться на работы российских ученых, а некоторые даже запрашивали уБехтеревой оттиски ее прежних публикаций. И здесь возникает законный вопрос:возможно ли вообще защитить свой приоритет? Существует ли какая-то высшая инстанция,в которую можно обратиться в спорных случаях, скажем, аналог суда? Да, комитетпо издательской этике рассматривает подобные ситуации, но его возможностиограничены. В прошлом году он разобрался всего в 29 запросах, а таких случаевдесятки тысяч.
Вэтом смысле в науке сегодня царит полнейший произвол. Издатель журналаPsychological Science прямо пишет об этом Наталье Бехтеревой: «Я не могувыяснять, знали ли авторы статей, публикуемых в нашем журнале, о существованиикакой-либо работы, и если — да, то почему они решили на нее не ссылаться».Действительно, любой исследователь вправе цитировать, кого хочет. Однакозападные ученые, и прежде всего американские, защищены в большей степени,поскольку являются частью сообщества, которое диктует правила в мировой науке.Довольно узкий круг людей «монополизирует» какую-то тему: они тесносвязаны друг с другом, цитируют друг друга, дают положительные рецензии настатьи друг друга, отзывы по грантам и очень неохотно впускают в это сообществопосторонних.
Втакой ситуации российские ученые (да и в какой-то степени европейские тоже — мне довелось обсуждать эту проблему с финскими и шведскими физиологами)оказываются практически бесправными. Причем это не зависит от областиисследований. Вот что, например, рассказал известный молекулярный биологакадемик Александр Спирин: «Мой коллега Анатолий Гудков сделал крупноеоткрытие и напечатал статью в хорошем зарубежном журнале. Через два года ученыеиз Калифорнии опубликовали такую же работу, с той же постановкой эксперимента,такими же выводами, не сославшись на предшественников. После этого 90 процентовссылок в научной литературе были уже на американцев».
Идти дальше
Причинатакой несправедливости не только в незащищенности наших ученых. Дело и вособенностях отечественной науки, которой нередко бывает тесно в рамкахсовременной грантовой системы и индекса цитирования. Лучшие российские ученыезанимаются действительно прорывными идеями, создавая «рабочие места»для других, а сами не боятся менять направление исследований, если онопереходит, как заметил Александр Спирин, в «период скуки», и начинатьчто-то новое.
Возможно,если бы Бехтерева посвятила свою жизнь изучению одного лишь «детектораошибок», то опубликовала бы на эту тему в десять раз больше работ ипобедила бы «количеством». Впрочем, скорее всего при таком подходе ейвряд ли удалось бы открыть сам феномен.
— Несколько позднее нас, в 1979 году, прекрасный финский ученый Ристо Наатаненнобнаружил одно из проявлений «детектора ошибок», которое известнотеперь под термином «негативность рассогласования», — рассказываетНаталья Петровна. — С того момента разработка этой темы стала основной задачейего лаборатории, и Ристо сильно преуспел. Мы же интересовались работой всегомозга, и «детектор ошибок» стал одной из многих находок на этом пути.
Впрочем,теперь, спустя почти 40 лет после открытия, этот феномен снова стал объектомнаучного интереса Натальи Бехтеревой, но уже на совершенно новом витке. Онахочет понять, какую роль он играет в процессе творчества: помогает ли,«защищая от тривиальностей», от «изобретения велосипеда»,или, наоборот, мешает, «ограничивая полет оригинальной мысли».Интересно, сколько десятков лабораторий станут заниматься этим через сорок лет?
Как Лейбниц с Ньютоном боролся
АндрейЮревич, доктор психологических наук, директор Центра науковедения Институтаистории естествознания и техники РАН:
Внаучном бизнесе давно бытует поговорка: «родить» идею намного проще,чем ее продать. Генерируют новинки наши ученые прекрасно, торгуют из рук вонплохо. Похожая ситуация и с научными приоритетами. Мало опубликовать взарубежном издательстве или престижном журнале книгу или статью — их появляетсяогромное множество, надо, чтобы их заметили. И здесь действуют свои законы.Скажем, чтобы привлечь внимание к написанной книге, надо организовать хотя быпару рецензий.
Номногие российские ученые уверены: раз их статьи опубликованы в престижныхзарубежных журналах, то это гарантирует им известность, а главное, высокийиндекс цитируемости. Увы, это иллюзия. Довольно часто число ссылок на ту илииную статью не зависит от ее научного «веса». И, наоборот, могутобильно цитироваться авторы, чей вклад в науку не самый выдающийся.
Парадокс?Но только для непосвященных. Те, кто варится в научном мире, хорошо знакомы со«школьным эффектом». Суть в том, что любой автор ссылаетсяпреимущественно на «своих» — представителей той научной школы, ккоторой сам принадлежит. И на тех, к кому лично он хорошо относится. А вот«чужаков», состоящих в других школах, а также тех, кого авторнедолюбливает, он цитирует намного реже. Да и то, как правило, если хочетопровергнуть их позицию или представить полными профанами.
Исключение,конечно, составляют живые «классики», их уж никак не проигнорируешь.Однако выдающихся ученых в любой науке немного. Вывод? Чтобы попасть в кругцитируемых на Западе, нашему ученому лучше всего получить Нобелевскую премию.Либо стать там «своим», что крайне трудно, живя в России.
Этупоследнюю истину в последние годы у нас многие ученые осознали. Большую частьвремени они проводят за границей, где завязывают массу контактов, публикуются взарубежных журналах, следят, чтобы их цитировали и никто не покусился на ихидею. В научном фольклоре эту категорию научных работников называют«космополитами» в отличие от «местников», привязанных кродным пенатам.
«Местники»всего этого лишены. Тем более им не с руки бомбардировать жалобами различныемеждународные организации, призванные защищать авторские и прочие права ученых,затевать длительные судебные тяжбы по поводу приоритета. Которыми, кстати,история науки переполнена со времен нескончаемых судебных разбирательств междуНьютоном и Лейбницем.
Лучшевзглянуть на нынешнюю ситуацию без эмоций. Надо признать, что за рубежом малокто строит против нас козни, стремится проигнорировать, отнять приоритет.Главная причина наших проблем в другом. Как это ни парадоксально, мы тольконачинаем входить в мировую науку. Эта интеграция фактически началась послепадения «железного занавеса», и должно пройти немало времени, чтобылюбой наш ученый, а не только эмигранты, «космополиты» и нобелевскиелауреаты стали полноценными членами мирового научного сообщества, чтобы ихзнали и цитировали наравне с зарубежными коллегами. А пока мы в общем-то играемв лотерею: заметят или не заметят, соизволят или не соизволят процитировать.
Борьбаза приоритет — одна из захватывающих страниц мировой науки. Даже выдающиесяученые, занявшие твердое место в пантеоне науки, страстно сражались запубличное признание своих идей. Достаточно назвать имена Ньютона, Декарта,Лейбница, Паскаля, Гюйгенса, Листера, Фарадея, Лапласа, Гоббса, Кавендиша,Уатта, Лавуазье, Бернулли, Нобеля и многих-многих других. Конечно, были иисключения. Например, Ч. Дарвин к приоритету относился совершенно безразлично.
Авот Галилей использовал для зашифровки своих мыслей разработанные им анаграммы,Леонардо да Винчи — специальный код.
Список литературы
Дляподготовки данной работы были использованы материалы с сайта www.psycho.ru