--PAGE_BREAK--1. Понятие психологического пространства в гештальтпсихологии
Как отдельное направление гештальтпсихология сформировалась в 1912 г. Она явилась своеобразной реакцией на распространенное представление о сознании как совокупности отдельных элементов: ощущений, восприятий, представлений.
Центральной идеей в гештальтпсихологии выступает проблема целостности. Целое можно представить и как сумму, т.е. выразить в так называемой суммативной системе, и как исходное, имманентно присущее психической реальности свойство. Гештальтпсихология пошла по второму пути, т.е. именно целостные образы объявила психической реальностью, а отдельные ощущения лишь продуктом научного анализа.
Гештальтпсихология берет свое начало с работы Макса Вертгеймера, посвященной исследованию восприятия кажущегося, или стробоскопического, движения. В эксперименте испытуемому предъявляли две светящиеся линии, расположенные на некотором расстоянии друг от друга. Сначала зажигалось левое изображение, а затем — правое. Если интервал времени был очень мал, то глаз испытуемого не успевал отследить последовательность предъявления объектов и видел одновременно две линии, каждую на своем месте. При большом интервале испытуемый видел, как сначала загорается линия слева, а затем — справа. Если же время предъявления от одной линии до другой было средним (около 60 мс), испытуемый наблюдал передвижение линии из левого положения в правое. Это было только кажущееся движение, т.к. на самом деле такого движения, естественно, не было.
Этот феномен не может быть объяснен исходя из прежних взглядов на психическое, т.к. ранее появление такого качества объяснялось наличием элементарных ощущений. Но поскольку таких ощущений не было, то вся система доказательств нарушалась.
Этим экспериментом было показано, что целостность восприятия нельзя объяснить суммой отдельных элементов — ощущений. Сначала эти феномены объяснялись действием физиологических процессов. Но затем, перенеся многие интерпретации процессов восприятия на закономерности всей психики, гештальтпсихологи стали утверждать, что психика человека — целостное образование, основными компонентами которого являются фигуры, т.е. те части поля, которые как бы выделяются, и фон — задний план, на котором воспринимаются эти фигуры. Они являются частью целого, структура которого гибка, т.к. фигура может стать фоном и наоборот.
Психика функционирует по принципу образования гештальтов (Gestalt в переводе с немецкого языка означает форму, структуру) — целостных образований, выступающих, как фигуры, на некотором фоне. Гештальт — организованное целое, свойства которого не могут быть получены из свойств частей. В гештальтпсихологии были определены факторы, которые влияют на образование гештальтов. Это — фактор близости частей поля, фактор сходства, фактор хорошей фигуры (например, по параметру симметричности). Множество элементов, движущихся с одинаковой скоростью по одной траектории воспринимаются как единый движущийся объект.
Интересные факты, говорящие о целостности восприятия и ошибочности представлений об этой целостности лишь как о мозаике ощущений, были получены датским психологом Рубином, изучавшим феномен фигуры и фона. Экспериментальным материалом служили двойственные изображения. «Фигура» всегда воспринимается как замкнутое, выступающее вперед целое, а фон как нечто, находящееся сзади.
Гештальтпсихологи объясняли полученные феномены спецификой устройства самого образа, который стремится быть «хорошим», отчетливым, замкнутым, и не давали причинного объяснения этих явлений.
Основные представители этого направления (М. Вертгеймер, В. Келлер, К. Коффка) переносили особенности восприятия и на особенности мыслительной деятельности, и на закономерности развития личности (К. Левин). Вертгеймер интерпретировал эффективность мыслительной деятельности, используя типичные для гештальтистов понятия — реорганизация, группировка, центрирование, и связывал ее со способностью реорганизации условия задачи в динамическом поле.
К. Келлер проводил свои опыты на человекообразных обезьянах. Им создавались ситуации, где животные должны были достигнуть цели, используя обходные пути. Келлер проверял гипотезу о том, достигает ли животное цели за счет хаотичных движений, либо оно схватывает отношения в результате инсайта, озарения. Решение задачи, согласно Келлеру, происходит вследствие объединения отдельных условий в единый гештальт.
Своими новыми воззрениями на психику и на отдельные функции — восприятие, мышление гештальтисты выступили против структурализма, главным принципом которого был принцип первичности части над целым.
Ключевым понятием для гештальтпсихологов является понятие динамического поля, элементы которого взаимосвязаны, и изменение напряжения в одном из пунктов немедленно порождает тенденцию к устранению этого напряжения и восстановлению динамического равновесия. В основе понимания динамического поля лежали представления современной физики того времени (Фарадей, Максвелл, Герц) о физическом, электромагнитном поле. Это были не реальные элементы поля, а его образ, ментальная репрезентация. Проблема поля интересовала гештальтпсихологов в связи с решением проблемы целостности психики и анализа психических феноменов с позиции распределения сил, динамики, направления движения.
Курта Левина обычно не относят к гештальтпсихологии как таковой, но считают, что многие идеи гештальтпсихологии отразились и на его работах. В первую очередь речь идет о феномене динамического поля и так называемом галилеевском способе мышления.
Для перестройки психологии Левин обращается к естественным наукам, прежде всего к физике. Он считал, что в психологии должна быть проведена перестройка самого типа психологического мышления. Следует перейти от «вещных понятий» к реляционным (относительным).
Свою позицию он выразил в статье «Переход от аристотелевского к галилеевскому способу мышления в биологии и психологии», опубликованной в 1931 г. Аристотелевская физика базировалась не на эксперименте и математических подсчетах, а на выделении из отдельных случаев некоторой общей тенденции. Аристотель придавал собственное значение каждому объекту, обладающему, по его мнению, стремлением к заданной цели. Способ мышления Галилея был иным. Он показал зависимость движения объектов от внешних условий, от пространственно-временного контекста.
Левин утверждал, что психология задержалась на аристотелевском уровне мышления, т.к. она ищет причины (детерминанты) поведения внутри отдельного индивида. Так же как и при аристотелевском типе мышления, в психологии имеется тенденция к разделению психических свойств на классы. Индивидуальные особенности и нюансы игнорируются и исключаются из анализа.
Такие замечания не были справедливыми по отношению к исследованию действия и образа, поскольку изучение действия шло в русле рефлекторной теории, а образа — в русле гештальтпсихологии, в схемах интерпретации поведения которых отсутствовала некая скрытая внутренняя цель.
Левиновские замечания относились к совершенно определенной области — к сфере мотивов и потребностей. Применительно к мотиву психология использовала античный способ мышления. Целью Левина стало утверждение галилеевского способа мышления в мотивации.
Несмотря на некоторые общие идеи с гештальтпсихологами, теорию поля Курта Левина следует отличать от этого направления. Главной категорией гештальпсихологов был образ, а для Левина таким понятием стал мотив. Конечно, эти категории относятся к одной реальности — психической, но тем не менее у гештальтистов образ рассматривался в отрыве от мотивации, а мотивация у Левина отрывается от предметно-смыслового содержания ситуации, т.к. это содержание может выступать только в форме образа, которым Левин не занимался. Понятие поля у Левина охватывает внутренний (человека) и внешний (окружающее) факторы.
продолжение
--PAGE_BREAK--2. Теория поля в гештальт-терапии 2.1. Основные принципы теории поля
Пять основных принципов теории поля:
1. Принцип организации.
2. Принцип единовременности.
3. Принцип сингулярности (единственности).
4. Принцип изменяющегося процесса.
5. Принцип возможной значимости.
1. Принцип организации
Понимание исходит из взгляда на всю ситуацию, тотальность сосуществования фактов. Левин пишет: «Возникнет ли определенный тип поведения или нет, зависит не от наличия или отсутствия одного факта или множества фактов, рассматриваемых в отдельности, но лишь в констелляции (структуре и силах) особого поля как целого. „Значение“ единичного факта зависит от его положения в поле» (Lewin, 1952, pр. 150).
Все взаимосвязано, и значение получается из всей целостной ситуации.
Если бы, пока я говорю, неподалеку взорвалась бомба, то произошло бы большое количество изменений в поле. Вы бы прекратили здесь сидеть, а я остановил бы лекцию, мы бы полностью реорганизовались. Все внутри этой новой полевой структуры приобретет другое значение. Эта комната могла бы превратиться во временный госпиталь, либо командный пункт неотложной помощи, а то и в морг. Свойства вещей определены контекстом их использования. Мы могли бы обнаружить, что мы составили стулья для организации временных кроватей для раненых, столы могли бы стать носилками. Значение определяется контекстом использования вещей в «совокупности … особого поля как целого» (Lewin, 1952, pр. 150).
Иными словами, едва ли имеет смысл думать о свойствах объектов, как о чем-то устойчивом и неизменном. Характеристики объектов определяются, скорее, общей организацией всецелого значения и смысла, «расставляющего акценты» на тех или иных конкретных особенностях.
Конечно, большую часть времени поле, структурированное так, как сейчас, остается постоянным: лекционная комната сохраняет свои каждодневные функции как лекционная комната, включая обычные ожидания того, как могли бы быть использованы, ее мебель и пространство. Следовательно, поля отличаются по континууму того, является ли их организация знакомой или новой. С одной стороны, функции могут быть «встроены» в кирпичи и архитектурные решения, с другой стороны, структура может быть по-новому сымпровизирована для изменяющихся и промежуточных целей текущего момента. Иначе говоря, «структура» и «функция» не строго разделены, а наоборот, обе являются попытками выразить свойства взаимосвязанного целого.
Несколько слов о случайности. Большинство из того, что может показаться случайным или нелогичным, на самом деле является фактом организованным (закономерным): то есть, значимым в некотором контексте, который частично или полностью нами не осознан. Если мы заметим человека, почесывающего колено, пощипывающего собственный мизинец, или просто суетящегося, мы порой обращаем внимание на эти обычные либо преходящие эпифеномены. Мы поступаем так, потому что знаем из опыта, что эти события чаще всего далеко не тривиальны: при дальнейшем исследовании мы обнаружим, что они являются частью большой схемы, возможно, незавершенной ситуации, в которой импульс был ретрофлексирован. Значение маленького события обнаруживается в контексте более широкой ситуации, которая и проясняет это событие. Поведение и феноменологический опыт, рассматриваемые как часть целого поля, или в конкретном контексте, оказываются организованными, закономерными и имеющими значение.
2. Принцип единовременности
Этот принцип указывает на факт того, что существует группа факторов в настоящем поле, которые определяют и «объясняют» поведение в настоящий момент. Нет какой-то особенной специфической связи с событием прошлого, которое во многих других системах расценивается как предопределяющее события настоящего. Таким же образом, будущим события, которые человек планирует и о которых фантазирует, не приписывается специальный статус «цели» или «побудительной причины» того, что, как нам кажется, случается в настоящем.
Левин указывает, что характер ситуации в данное время может включать прошлое-помнимое-сейчас или будущее-предвидимое-сейчас, которые формируют часть экспериментального поля личности в настоящем. «Индивид видит не только его настоящую ситуацию, у него также есть определенные ожидания, желания, страхи, мечты по поводу будущего» (Lewin, 1952, pр. 53). Такие идеи, вместе с его понятиями о прошлом, составляют часть его настоящей реальности: "…психологическое прошлое и психологическое будущее одновременно являются составляющими психологического поля в данный момент времени. Перспектива времени постоянно меняется. Исходя из теории поля, любой тип поведения зависит от всего поля, включающего в себя временную перспективу в это время, в текущий момент, но не от любого поля прошлого или будущего и их временной перспективы. (Lewin, 1952, pр. 54).
Отнюдь не актуальные события прошлого или будущего тревожат и беспокоят нас, потому что условия поля прошедшего времени не существуют более. Время изменилось, изменилось и поле.
Мы можем заметить здесь, сколь радикально отличается данная концепция каузальности от общепринятой в нашей культуре и в других направлениях психотерапии. Внимание акцентируется на переживании настоящего, не объясняя феномен, ссылаясь на его прошлые или будущие причины. Вместо этого, скорее, важно то, «что происходит сейчас», чем «что было» или «что будет», не потому, что мы хотим игнорировать историю Клиентки или ее будущие планы (например, опыт сексуального насилия над ней в прошлом или планы на замужество) но потому, что наше внимание направлено, в случае насилия, в первую очередь, на то, как оно вспоминается, или какое оно имеет сейчас значение, а, в случае с планами на замужество, мы интересуемся не столько самими планами, сколько тем, как они определяют часть ее настоящей действительности, или используя термины Левина, ее «жизненное пространство».
Рассматривая этот пример далее, мы можем видеть, что в самой терапии, собственно человек и присутствие терапевта также формируют часть настоящего поля. Припоминание или предвидение (прошлого насилия или будущей женитьбы соответственно) таким образом, имеют место в контексте настоящего дня человека, в котором также, в большей или меньшей степени, есть и доверие к терапевту, много или мало поддержки от терапевта, и где у терапевта могут быть более или менее ясные границы. Эти одновременные обстоятельства с неизбежностью являются частью настоящего поля, и, в свою очередь, будут влиять на то, каким именно образом прошлое и будущее будут проявляться так же, как и отклики прошлого опыта влияют на общую ситуацию (возможно, на курс терапии в целом). гештальт-терапия как феноменологический подход, т.о. рассматривает события актуального настоящего внутри самой терапевтической ситуации.
3. Принцип сингулярности
Каждая ситуация и каждое поле «человек-ситуация» являются уникальными. И пусть некоторые психологи пытаются отыскать нечто «общее», подвести уникальный опыт под некие генерализованные законы, наш непосредственный личный опыт свидетельствует об ином. Обстоятельства никогда не бывают одинаковыми для всех, и у каждого человека неизбежно возникает своя перспектива и точка зрения, даже если несколько человек оказались в одном и том же месте в одно время. Все мы вместе находимся в данной лекционной комнате, но наши актуальные феноменологические переживания различны. Как мы неоднократно наблюдали в группах, интересы и фокусы внимания людей весьма различны, в зависимости от их «фона» неоконченных дел, текущих потребностей, распространяющихся на текущие заботы. Похожим образом, каждый, кто слушает или читает то, что я говорю, делает свои собственные выводы, принимая во внимание одни вещи и игнорируя другие. Значения будут индивидуально разными, и выводы — не идентичными.
Таким образом, обобщения (генерализации) неточны. Они привносят порядок и предсказуемость, которые часто отрывают внимание от того, «что есть». Фрустрирующим моментом для новичков в гештальт-терапии, желающих получить ответ на вопрос «как вы работаете с анорексиями в гештальте?», является ответ, что нет общих процедур, которые вывели бы из состояния анорексии. Вместо этого терапевт будет обращать внимание на индивидуальные обстоятельства, на уровень самоподдержки клиента, степень его осознанности, характер сопротивлений, неотложность текущих потребностей и того, как человек прерывает контакты. Из множества аспектов всей ситуации в настоящем терапевт может сосредоточиться лишь на некоторых, имеющих отношение к делу. Уважение к сингулярности, единственности каждой совокупности событий для каждого человека требует, таким образом, как уважения, так и стремления терпеть неоднозначность и неуверенность. Обобщение (генерализация), привносящая требуемую «похожесть» и «общность», — путь к преждевременному априорному структурированию переживаемой реальности, что легко может привести к «обнаружению» того, что ищет исследователь.
4. Принцип изменяющегося процесса
Этот принцип относится к полю, подверженному постоянным изменениям: «нельзя в одну и ту же реку войти дважды». В то время как принцип сингулярности акцентировал потребность в уникальном отношении к уникальному событию, принцип изменяющегося процесса постулирует, что опыт скорее временен, чем постоянен. Ничто не является зафиксированным или абсолютно статичным.
Даже для одного и того же индивида поле заново конструируется в каждый момент времени. Мы не можем дважды иметь в точности идентичный опыт. Как отмечал Уильям Джеймс (James, 1905): «Очевидно и явно, что состояние нашего сознания никогда не бывает одним и тем же… Когда идентичный факт вновь повторяется, мы вынуждены смотреть на него свежим взглядом, видеть его под несколько другим углом, понимать его в отношениях, отличных от тех, в которых он последний раз появлялся».
«Timing — это все» — это теоретическая аксиома работы гештальта. У нас у всех есть опыт ситуаций, когда специфическое вмешательство (интервенция), совершенное в определенное время, кажется абсолютно «правильным» («эстетическое» суждение), т.е., оно адекватно воспринимается и полезно для клиента. Равным образом, у всех практикующих терапевтов случалось, что вмешательство запаздывает на мгновение или два, когда опыт индивидуума или группы уже изменился, и интервенция являлась отвлечением, или, если вмешательство было немного преждевременным, это не позволило клиенту получить его собственный опыт и смысл.
В более длительных отношениях также существует необходимость «отвечать требованиям времени». Реальность разворачивается всякий раз непредсказуемо, и то, что было точно известно, может больше не являться аксиомой. Существует неизбежная «внутренняя» неопределенность в том, каким образом люди адаптируются к новым обстоятельствам, приспосабливаются к изменениям в их ситуации и научаются новым способам справляться с возникающими проблемами.
«Полевое» мышление т.о. является релятивистским. Если поле подвижно, если наше восприятие реальности постоянно изменяется, и стабильность и равновесие поля заново создаются шаг за шагом, очевидно, не существует абсолютно прерванных моментов (например, «Здесь восприятие заканчивается и начинается проекция») или фиксированных или/или дихотомий («либо ты ассертивный человек, либо нет»). Жесткие и быстрые различия возникают в результате концептуализирования, классифицирования; они заложены в природе языка, а не собственно в феноменологическом опыте.
Соответственно, гештальтисты избегают как категорий, которые зачастую превращаются в ярлыки, так и описаний, которые становятся фиксированными определениями в меняющихся ситуациях. Вместо того, чтобы делить людей на «ретрофлектов» и «неретрофлектов», мы предпочитаем рассматривать ретрофлексию как процесс, свойственный всем нам порой при определенных обстоятельствах. Даже тот, кто ретрофлексирует, не всегда делает это. Левин высказался по этому поводу: «Состояния и личностные обстоятельства связаны с поведением и могут быть рассмотрены и узнаны лишь в комбинированном определении поведения и ситуации».
5. Принцип возможной значимости
Этот принцип утверждает, что ни одна часть целого поля не может быть исключена заранее как внутренне незначимая, сколь обычной, мирской, вездесущей, несущественной она ни казалась бы. Все в поле является частью общей организации и потенциально значимо. гештальт-терапевты заинтересованы в «очевидном», что стало невидимым и автоматическим или само собой разумеющимся, как бы «не имеющим никакого отношения к…».
Таким образом, в терапии, например, внешние манеры, способ поведения, стиль речи могут быть рассмотрены большинством людей, включая клиента, как постоянные черты его/ее характера, устойчивые характеристики и поэтому, как бы, данные, не относящиеся к делу. Все же, в гештальт-терапии и в теории поля ничего нельзя исключить априори из исследования.
Если воспользоваться аналогией посещения выставки картин, то это будет похоже на то, как если бы гештальтист, знакомый с теорией поля, не остался доволен простым осмотром картин. Он был бы, по меньшей мере, открыт и готов увидеть стиль рамки или обратить внимание на контекст выставки в целом, как нечто, влияющее на восприятие картин.
Эта открытость ко всему, что существует в поле, не является призывом к доскональному, утомительному исследованию всех факторов, влияющих на реальность человека или группы. Это не является необходимостью: поле организовано определенным образом, и то, что наиболее важно и существенно, проявляется и обнаруживается в настоящем. Вместо тщательного исследования того, что есть в поле, внимание должно быть направлено на то, что интересно, что вспоминается или насыщено энергией сейчас. Это и будет показателем того, как организовано поле в данный момент. Смысл в том, чтобы для любой части поля сохранялся принцип возможной значимости.
Проиллюстрировать это можно так: допустим, врач давал пациенту объяснение его болезни, и для врача кажется важным то, насколько понятной будет его информация. На самом деле действительно важным может являться для пациента степень личной заинтересованности врача в нем, степень теплоты (либо ее отсутствия): это и будет составлять поле пациента, а отнюдь не информационная нагруженность рассказа врача. Подобное случается, когда мы, заранее решив, что важно на самом деле, обращая внимание на уже организованную программу, игнорируем моменты, становящиеся важными сейчас, в реальной действительности. Истина состоит в том, что мы должны быть открыты тому состоянию поля, которое есть на данный момент, и неважно, было ли оно ожидаемым или нет.
И еще один важный аспект поля, который порой оказывается незамеченным и невидимым, как бы не имеющим отношения к делу — присутствие исследователя — наблюдателя — терапевта. «Наблюдатель» всегда является частью всей ситуации и не может быть исключен из нее. Аналогично тому, как в ранних гештальтистских группах наличие «горячего стула» неизбежно изменяло контекст происходящего в группе. Наличие видеокамеры также существенно влияет на всю ситуацию. Принцип возможной значимости напоминает нам о необходимости принятия в расчет всей ситуации целиком.
продолжение
--PAGE_BREAK--2.2. Структурная часть теории поля
Человек — замкнутая система, обладающая двумя свойствами — отделенностью от остального мира границей и включенностью в большее пространство. Он не может рассматриваться как автономная система, поскольку всегда включен в другую систему, называемую психологической средой. Психологическая среда и человек объединяются общим понятием — жизненное пространство, которое рассматривается как психическая реальность, т.е. как тотальность возможных событий, способных повлиять на поведение человека. Граница между жизненным пространством и внешним миром проницаема. Объекты, события, идеи, которые в данный момент являются элементами жизненного пространства, могут в следующий момент стать элементами непсихологической среды (физической, социальной и др.), если перестают иметь какое-либо значение для человека, стремящегося удовлетворить свои потребности, снять напряжение.
Человек отделен от психологической среды границей, и сам обладает определенной структурой. В структуре личности выделяется внутренний регион и перцептуально-моторный слой. Внутренний регион поделен на определенные ячейки, которые, по всей видимости, ассоциируются с потребностями человека. Перцептуально-моторный слой не дифференцирован и обеспечивает взаимодействие между внутриличностным регионом и средой.
Среда также дифференцирована и разделена на регионы, которые могут изменяться. Каждый субрегион содержит один психологический факт (наблюдаемый или мысленный). Все воспринимаемое и выводимое относится к фактам. Взаимодействие между фактами описывается как событие по следующим критериям: близости/удаленности регионов, прочности/слабости границ, текучести/ригидности.
Основное внимание уделяется динамическим аспектам поведения, поэтому Левин вводит понятия локомоции и коммуникации. Локомоция — это движение в психологической среде, этот тот путь, который прокладывает человек через психологическую среду с целью удовлетворения потребности. Движение может быть как физическим, так и мысленным. Коммуникация — взаимодействие между перцептуально-моторным слоем и внутриличностным регионом. Коммуникация — это внутриличностная динамика.
2.3. Динамическая часть теории поля
Исходным моментом в создании Левиным теории мотивации стали представления Аха о том, что сознание детерминировано двояко: процессом ассоциации и волей. Он рассматривал их как отдельные тенденции. Левин показал, что детерминирующая тенденция, называемая им квазипотребностью, не является частным случаем, а, наоборот, является динамической предпосылкой любого поведения. Энергетическая составляющая поведения всегда представляла для Левина центральное звено в объяснении намерений и действий человека.
Тип энергии, осуществляющий психическую работу, Левин назвал психической энергией. Она высвобождается, когда психическая система пытается вернуть равновесие, вызванное неуравновешенностью. Последняя связана с нарастанием напряжения в одной части системы относительно других.
Для объяснения динамики Левин использует некоторые понятия. Напряжение — состояние внутриличностного региона относительно других внутриличностных регионов. Организм стремится к выравниванию напряжения данного региона по сравнению с другими. Психологическим средством выравнивания напряжения является процесс — мышление, запоминание и др. Потребность — возрастание напряжения или высвобождение энергии во внутриличностном регионе. Потребности делятся на физиологические состояния (истинные потребности) и намерения, или квазипотребности. Понятие потребности отражает внутреннее состояние индивида, состояние нужды, а понятие квазипотребности эквивалентно специфическому намерению удовлетворить потребность. «Это значит, что к намерению вынуждены прибегать тогда, когда нет естественной потребности в выполнении соответствующего действия, или даже когда налицо естественная потребность противоположного характера» (Левин Курт. Динамическая психология. М.: Смысл, 2001. С. 136).
Конечной целью всех психических процессов является стремление вернуть человеку равновесие. Этот процесс может осуществляться путем поиска определенных валентных объектов психологической среды, которые могут снять напряжение. Валентность — концептуальное свойство региона психологической среды, это ценность региона для человека. Валентность может быть положительной и отрицательной.
3. Экспериментальные работы в школе К. Левина
Одним из фундаментальных вопросов, сформулированных К. Левиным, было предположение о том, что наличие потребности влияет на осуществление намерения, в частности на результаты запоминания. Для проверки этого предположения был проведен эксперимент одной из учениц К. Левина, Б.В. Зейгарник. Экспериментатор давал испытуемому следующую инструкцию: «Сейчас вы получите ряд заданий, которые вам надо будет выполнить как можно лучше и быстрее». После этого испытуемому последовательно, одно за другим, предлагалось выполнить от 18 до 22 заданий, однако возможности довести до конца все задания ему не давали. Половину из них экспериментатор прерывал до их завершения. Завершенные и незавершенные действия следовали друг за другом в случайном порядке. Задания, которые должны были выполнить испытуемые, относились к ручному труду (например, склеивание коробочек, лепка фигурки любого животного), к интеллектуальным задачам. Кроме того, были задания и такого характера, как, например, записать текст какого-нибудь стихотворения. Большинство из них занимало от 3 до 5 минут времени. Исследование проводилось в несколько серий с тем, чтобы проконтролировать влияние побочных переменных (поведения экспериментатора, влияния установки на результаты эксперимента, влияния эмоциональной окраски незаконченных действий на запоминание и проч.). (Подробнее о результатах нескольких серий экспериментов см. в статье Зейгарник Б.В. «Запоминание законченных и незаконченных действий в книге К. Левина „Динамическая психология“. М.: Смысл, 2001). Был сделан общий вывод о том, что незаконченные действия запоминаются в два раза лучше законченных. Решающее значение в опытах Б.В. Зейгарник принадлежало не эмоциональной окраске или значимости задания, не шоковому эффекту от прерывания, а квазипотребности, возникшей при образовании намерения. Этой квазипотребности соответствует напряжение, которое действует не только в направлении осуществления исходного намерения (закончить задание), но и влияет на воспроизведение. Результаты получили название „эффект Зейгарник“.
Похожий эффект можно было наблюдать в экспериментах М. Овсянкиной, которые показали, что при аналогичной организации опытного исследования, когда испытуемому после его окончания не задавали вопросов, а просто наблюдали за его поведением, было выявлено, что он возвращался к незаконченным заданиям с целью их завершения. Эти данные доказывали предположение К. Левина, что цель организма состоит в осуществлении редукции напряжения, вызванной квазипотребностью, и в стремлении избавиться от него путем выполнения незавершенного.
Самый распространенный способ удовлетворения потребности осуществляется с помощью подходящей локомоции в психологической среде. Тем не менее этот путь не всегда возможен в силу отсутствия подходящего объекта. В этом случае напряжение может быть снято с помощью замещающей деятельности. Эксперименты Лисснера показали, что замещающая деятельность отличается такими признаками, как идентичность незавершенному действию и трудность выполнения.
В экспериментах Малер было обнаружено, что степень удовлетворения потребности бывает разной в зависимости от того, на каком уровне реальности выполняется завершение действия. В качестве уровней реальности были выбраны — физическое действие, вербальное поведение (проговаривание) и воображаемое действие. Именно реальное действие с предметами позволяет человеку максимально эффективно снизить напряжение, возникшее в результате сформированной квазипотребности.
Потребность может принимать одно из трех состояний: состояние „голода“, состояние „насыщения“ и состояние „пресыщения“. Поведение возможно только тогда, когда у человека есть в нем потребность. Отсутствие потребности (»насыщение"), а уж тем более пресыщение должны приводить к прекращению поведения. В экспериментах Аниты Карстен, в которых испытуемых просили выполнять задание (например, рисовать кружочки) без указания на то, сколько времени это нужно делать, было показано, что часть испытуемых, действительно, прекращала выполнение задания, а часть продолжала. Можно было бы предположить, что вторая часть испытуемых опровергала предположение Левина о детерминации поведения потребностным состоянием человека. Но оказалось, что эти данные также подтверждают гипотезу. Продолжение задания было подкреплено либо изменением характера операций (расположение кружочков на листе за счет, например, их группировки и проч.), либо изменением потребности (стремление действовать в соответствии с инструкцией замещалось на установку «А теперь посмотрим кто кого»).
Еще одним из важных понятий школы К. Левина является полевое поведение. По Левину, поведение понималось как результат взаимодействия внутренних (квазипотребностей, намерений, целей) и внешних (феноменального поля и валентных объектов) условий. Для человека типичным является волевое поведение, т.е. действия, вызванные собственными интересами и намерениями. Но иногда поведение становится «полевым», тогда действия человека управляются не смыслом, а силами поля: предметы провоцируют его на действия с ними (например, в колокольчик хочется позвонить, карандашом порисовать, газету полистать и т.д.). Полевое поведение обусловлено обстоятельствами, условиями ситуации и состоянием испытуемого, который в данный момент снижает ценность своих собственных потребностей (см. Хрестомат. 5.1).
Критические оценки увлеченности К. Левина динамическими аспектами поведения привели его к необходимости исследовать его содержательные элементы, в частности то, на что это поведение направлено, или его цели. Была поставлена задача исследовать уровень притязаний — уровень трудности планируемых целей. Эксперименты Хоппе, в которых испытуемых просили сказать, сколько колец они смогут набросить на стержни, расположенные на подвижной ленте, показали, что повторение этого вопроса, чередуемое с реальными действиями испытуемых, набрасывающих кольца на стержни, давало результаты, которые оценивались по нескольким показателям. Первым из них был уровень притязаний — низкий, средний и высокий. Вторым показателем была адекватность притязаний. Адекватность определяется тем, что испытуемый выбирает более легкое задание после неудачи и более сложное после удачи. Третьим показателем была динамика притязаний, которая определялась или резким, скачкообразным, или более плавным переходом от одного уровня трудности целей к другому. Все три показателя позволяли оценить внутренний потенциал человека, его уверенность в себе и адекватность поведения при достижении или не достижении цели.
Эксперименты в школе Курта Левина никогда не проводились ради самого экспериментирования. Они служили тем материалом, с помощью которого проверялись гипотезы, они отражали реальность в самом что ни на есть точном к ней приближении. Блюма Вульфовна Зейгарник говорила, что у Левина «эксперимент превратился из способа доказательства в ситуацию, в особого рода деятельность». «В эксперименте у него происходило формирование определенной жизненной ситуации, своеобразного „драматического сегмента“, по выражению Политцера. Не просто формировалось отношение экспериментатор-испытуемый, не просто осуществлялось принятие цели и искались пути решения задачи, — в его эксперименте возникали реальные эмоции, реальные ситуации, реальное поведение, возникал какой-то реальный пласт жизни со всеми своими нюансами» (Зейгарник Б.В., 1998. С. 279).
Свое представление о мотивации Левин выводил из неразрывной связи субъекта и объекта. При этом противопоставление внутреннего и внешнего снималось, т.к. они объявлялись разными полюсами единого пространства — поля по Левину. Для гештальтпсихологов поле — это то, что воспринимается в качестве непосредственно данного сознанию. Для Левина поле — это структура, в которой совершается поведение. Она охватывает мотивационные устремления индивида и одновременно объекты этих устремлений. Левин выводил поведение из факта взаимодействия личности и среды. Его не интересовали объекты как вещи, а лишь то, в каком отношении они находятся к потребностям личности. Мотивационные изменения выводились не из внутренних структур личности, а из особенностей самого поля, из динамики целого.
продолжение
--PAGE_BREAK--