Что такое «любовь к империи»
Можновыделить два обычных типа отношения к государству в публицистике, историософиии т.д. Либо отношение «потребительское», т.ск. изнутри государства, сточки зрения его гражданина — и тогда критериями оценки будут благоустройство,богатство, качество управления, правовая культура. Возможен иотстраненно-эстетический взгляд на государства — взгляд историка. (Дажесовременное государство часто оценивается как бы с точки зрения будущегоисторика. Как верно заметил Мартин Бубер, объект отстраненного созерцаниявсегда находится в прошлом.) В этом случае, государство чаще всего оцениваетсяпо его «блеску», под которым понимается в первую очередь внешнеполитическоемогущество. Классический пример второго подхода — Константин Леонтьев,мыслителя, при оценке государств сознательно отстранявшийся от оценки болей изабот их граждан, и также сознательно вносивший в их оценку эстетику. Сутьювысококачественности для государства Леонтьев считал его сложность иразнообразие, но если вчитаться внимательно в его произведения, то можноувидеть, что внешним критерием государственного благополучия являются военныепобеды.
Другойпример — Данилевского. Задачею государства он считал защиту национальных чести,свободы и жизни. При этом Данилевский подчеркивал резкое, качественноеразличие, практически отсутствие точек соприкосновения между этиминациональными ценностями и аналогичными ценностями индивидуума. Реализация женациональных ценностей по Данилевскому, происходит, разумеется, черезполитический суверенитет и геополитические успехи.
Сдревнейших времен и до наших дней в политических текстах разными способамипереплетаются национальные интересы и личные интересы гражданина. Специфика, ив каком то смысле заслуга таких авторов как «поздние славянофилы»-Леонтьев и Данилевский — в сознательном разведении точки зрения частного лица иоценки государства как такового. Но они не заметили,. что даже при утверждениив общественном мнении данного разведения, этим вовсе не обязательно урепляетсяценность военно-политического блеска. Ценность военно-политических успехов кактаковых (без связи с личными интересами) Леонтьеву и Данилевскому былаочевидна. Они служили этому идеалу неотрефлексировано и по традиции, воспринявего от кровных предков и литературных предшественников.
Новышеупомянутый акт разведения переносит оценку государства в область вкуса, иливернее, игры индивидуальных вкусов. Эта игра предоставляет не больше гарантийгосподству милитаризма, чем попытки других идеологов редуцировать военныеинтересы к личным. В наше время человек даже близкий к Леонтьеву по духу можетпожертвовать территориальным величием ради — по сути того же, что желалипредставители «поздней фазы славянофильства», но эмпирическисовершенно другого. Возможность этого констатирует Михаил Рыклин:
«Имперскость,сказал бы я, выше империи… Более того, не исключено, что империя будетпринесена в жертву имперскости, очищенной от ставшего ненужным географическогопридатка.» (Рыклин М. Террорологики. Тарту-М.:1992.-стр.45) Конечно,географическое воплощение имперскости — пространство империи — чрезвычайноестественно занимает почетное место в системе ценностей«империалиста» — по той причине, по-видимому, что большое (большее,чем у других) пространство ассоциируется с идеей силы, могущества. Естьдостаточно солидная традиция такого ассоциирования. В учениях Шеллера иШпенглера можно вычитать мысль, что представления о бесконечном пространстведолжно соседствовать в мировоззрении с установкой на волю к власти. Это можноинтерпретировать как необходимость наличия бесконечной перспективы объектов длявоздействия. «Я верю в абсолютное пространство как субстрат силы: этапоследняя ограничивает и дает формы». — писал Ницше(Ницше Ф. Воля квласти.-М.:1995.- стр. 251)
Применительнок государству большая территория есть во-первых результат экспансии иследовательно постоянно наличествующее доказательство могущества — подобнотому, как кубок с чемпионата мира продолжает оставаться доказательством силыштангиста, даже если сейчас он уже на самом деле не в форме.
Во-вторыхэто средство к доставлению средств могущества, к преращению последнего:дополнительное пространство — источник новых ресурсов (природных,демографических и т.д.), новых выгод от географического положения и т.п.
В-третьихпространство есть поле для проявления растущих сил государства в будущем,необходимое условие их роста, с одной стороны — объект приложения могущества, сдругой — материя, в которую это могущество воплотится. Один из примеровотношения к географическому пространству с этой точки зрения — экcтенсивныйподход к демографии, гитлеровская идей «лебенсраум»: чтобы народуразрастаться, нужно место куда расти. Также пространство представляет собойсубстарат для будущего культурного созидания, ибо, как сказал П.А. Флоренский в«Анализе пространственности...» "… вся культура может бытьистолкована как деятельность организации пространства".
Правда,говоря об идее «лебенсраума», в ней стоит увидеть скрытый смысл,связанный не столько с «наращиванием могущества», сколько с«избавлением от страдания». Речь идет о тенденциях социальнойдинамики, порождаемой открытой в этологии и социобиологии закономерностью:агрессивность в отношениях между членами популяции возростает прямопропорционально плотности их сосуществования. В этом же ключе работает теорияБ.Ф.Поршнева, считавшего, что человек потому освоил всю территорию земной суши,что люди разбегались, гонимые страхом друг перед другом. Исходя изпредставлений о подсознательных потребностях такого рода, можно сделать вывод,что пространство нужно людям не столько, для того, что бы было куда расти,сколько для того, чтобы было куда рассееваться. Пространства есть ресурсизбавления человека от соседства себе подобного. Если же, глядя на эту ситуациюфилософски, считать всякого соседа лишь инобытием человека, то пространствобудет выступать как средство к избавлению от внутренних противоречий путемрастворения-размывания субъекта, размазывания его тела по земной поверхности сцелью увеличения расстояния между его взаимооттаклкивающими элементами. Тут,конечно, необходимо вспомнить теорию Лосского, считавшего, что самапространственность существует потому, что составляющие всякий субъект монадыгармонично не согласованы и взаимоотталкиваются, и значит идея увеличенияпространства — лишь логичная экстраполяция этого конфликта монад.
Нов то же время все вышесказанное не содержит никакого противоречия с идеейлебенсраума в гитлеровском понимании, поскольку неудобства связанные с теснымсоседством людей друг с другом являются важнейшим источником ограничений надемографический рост в заданном пространстве. И есть ряд империй,образовавшихся в удовлетворение именно этих потребностей — когда материалом дляимперии служили не столько покоряемые народы, сколько требующие освоения пустыепространства.
Наконец- в-четвертых — нельзя также не учитывать иррационального обаяния пространствакак такового. Несомненно существует магия пространства как самодостаточнойценности. Так, русский искусствовед А. Г. Габричевский писал об эротическомпереживание пространственности.( См. Гаврюшкин Н.К. А.Г.Габричевский и русскаяэстетика 1920-х гг. //Вопросы философии.,1994.-№3) Империей возможнопожертвовать ради имперскости в том случае, если достигается новый способдемонстрации могущества, не связанный с географическим пространством, авозможно даже испытывающий помехи от избытка последнего (например, ввидуфинансовых расходов; вспомним противодействие США стремлению Пуэрто-Рикоприсоединиться к их федерации).
Однакои само могущество можно истолковать как знак имперскости и средство к егодоставлению — но отнюдь не как саму имперскость. Имперскость есть видимо что-товроде авторитетности применительно к государству. Возможно, проявление силы имогущества для государства является единственным реальным способом завоеванияавторитета, но это не значит, что сила и авторитетность — одно и тоже. Впротивном случае словосочетание «могущественная империя» была бытавтологией, а это далеко не так. Некоторые писатели видят внепространственнуюимперскость в легендарном Египте фараонов. Имперское самодовольство этогогосударства проистекает не из-за пространственной обширности, но из-засовершенства и древности. Интенсивная содержательность — в пространстве и экстенсивная- во времени. Т.Манн в «Иосифе и его братьях», перечисляя важнейшиегосударства древности называет ассирийскую монархию могущественной, в то времякак египетскую — древней. Конфликт между двумя понятиями об имперскостиприменительно все к тому же древнему Египту представлен в «Фараоне»Б.Пруса. Царевич Рамзес в этом романе воплощает обычный, милитаристическийвзгляд на имперскость как способность к проявлению силы, как на волю кпространству. Противостоящие же Рамзесу жрецы готовы пожертвоать пространствомради незыблемости древних традиций и тонких государственных механизмов, радивеличия престола фараона как престола первосвященника (а не как полководца иземлевладельца).
Здесь,возможно, стоило бы разобрать, какие именно свойства пространства противоречатпотребностям государственного величия. О расходах самих по себе мы ужеговорили, но стоит обратить внимание на расходах особого рода. Распространениеславы требует затрат энергии на преодоления пространства. Слава гаснет спространством. Б.А. Успенский обращает внимание на то, что в культуре можнонайти случаи, когда пышность именования человека обратно пропорциональнарасстоянию, отделяющему его от именующего. (Успенский Б.А. Семиотикаискусства.-М.:1995.-стр.35) Пространство может быть полем для будущихдостижений, но когда достижения уже есть, то обширность государства прямопропорциональна тому, в какой степени будет выполняться известный закон оботсутствии пророка в своем отечестве. Иногда именно свое пространство темно длягосударственного блеска, ибо этот блеск по определению внешний. Соседниегосударства дружат столицами, и Вашингтон во многих смыслах ближе к Москве, чемсибирские деревни… Про могущество Совесткого Союза слышали в Вашингтоне иГаване, но не в Чухломе. Проще Ватикану, которыйв своем материальном воплощении- не более, чем идея собственной славы. О славе Империи ничего не слышали какраз в гдухих имперских провинциях — поскольку эти провинции удалены от центра,а их удаленность — следствие как раз обширности Империи.
Список литературы
КонстантинФрумкин. Что такое «любовь к империи»