МосковскийГосударственный Университет
им.М. В. Ломоносова
Факультетжурналистики
Рефератпо теме:
Т.Кун о научных революциях. Смена научной парадигмыи журналистика.
дисциплина:Актуальные проблемы современной науки и журналистики
студентка:Быкова К.
группа:502 (в/о)
Москва, 2001
Со времен промышленной революции западная наука достиглапоразительных успехов и стала мощной силой, формирующей жизни миллионов людей.Ее материалистическая и механистическая ориентация почти совсем заменилатеологию и философию в качестве руководящих принципов человеческогосуществования и до невообразимой ранее степени преобразовала мир, в котором мыживем. Технологический триумф был столь заметен, что лишь в самое последнеевремя и только немногие засомневались в абсолютном праве науки определятьосновные жизненные стратегии. В учебниках по различным дисциплинам историянауки описана преимущественно как линейное развитие с постепенным накоплениемзнаний о Вселенной, а кульминацией этого развития представлено современноеположение дел. Поэтому важные для развития научного мышления фигуры выглядятсотрудниками, работающими над общим для всех кругом проблем, руководствуясьодним и тем же набором фиксированных правил, которые, кстати, только совсемнедавно определены как научные. Каждый период в истории научных идей и методоввидится логической ступенью в постепенном приближении ко все более точномуописанию Вселенной и к предельной истине о существовании.
Детальный анализ научной историии философии выявил чрезвычайно искаженную, романтизированную картину реальногохода событий. Можно привести весьма мощный и убедительный довод в пользу того,что история науки далеко не прямолинейна и что, несмотря на технологическиеуспехи, научные дисциплины вовсе не обязательно приближают нас к более точномуописанию реальности. Самым видным представителем этой еретической точки зренияявляется физик и историк науки Томас Кун. Его интерес к развитию научных теорийи революций в науке вырос из размышлений над некоторыми фундаментальнымиразличиями общественных и естественных наук. Он был потрясен количеством истепенью разногласий среди специалистов по общественным наукам относительнобазисной природы вошедших в круг рассмотрения, постановки проблем и подходов кним. Такое положение дел резко контрастирует с ситуацией в естественных науках.Хотя занимающиеся астро-астрономией, физикой и химией вряд ли обладают болеечеткими и точными решениями, чем психологи, антропологи и социологи, они незатевают почему-то серьезных споров по фундаментальным проблемам. Исследовавглубже это очевидное несоответствие, Кун начал интенсивно изучать историю наукии спустя пятнадцать лет опубликовал свою сотрясающую основы старогомировоззрения работу «Структура научных революций» ( 1962 г.)
В ходе его исследованийстановилось все более очевидным, что в исторической перспективе развитие дажетак называемых точных наук далеко от гладкости и однозначности. История наукини в коей мере не является постепенным накоплением данных и формированием всеболее точных теорий. Вместо этого ясно видна ее цикличность со специфическимистадиями и характерной динамикой. Процесс этот закономерен, и происходящиеизменения можно понять и даже предсказать; сделать это позволяет центральная втеории Куна концепция парадигмы. В широком смысле парадигма может бытьопределена как набор убеждений, ценностей и техник, разделяемых членами данногонаучного сообщества. Некоторые из парадигм имеют философскую природу, они общии всеохватны, другие парадигмы руководят научным мышлением в довольноспецифических, ограниченных областях исследований. Поэтому отдельная парадигмаможет стать обязательной для всех естественных наук, другая — лишь дляастрономии, физики, биологии или молекулярной биологии, еще одна — для такихвысокоспециализированных и эзотерических областей, как изучение вирусов илигенетическая инженерия.
Парадигма столь же существеннадля науки, как наблюдение и эксперимент; приверженность к специфическимпарадигмам есть абсолютно необходимая предпосылка любого серьезного научногодела. Реальность чрезвычайно сложна, и обращаться к ней в ее тотальностивообще невозможно.Наука не в состоянии наблюдать и учитывать все разнообразиеконкретного явления, не может провести все возможные эксперименты и выполнитьвсе лабораторные и клинические анализы. Ученый должен свести проблему дорабочего объема, и его выбор направляется ведущей парадигмой данного времени.Таким образом, ему не избежать привнесения определенной системы убеждений вобласть изучения.
Научные наблюдения сами по себене диктуют единственных и однозначных решений, ни одна из парадигм никогда необъяснит всех имеющихся фактов, и для теоретического объяснения одних и тех жеданных можно использовать многие парадигмы. Какой из аспектов сложного явлениябудет выбран и какой из возможных экспериментов будет начат или проведенпервым, определяется многими факторами. Это и случайности в предварительномисследовании, и базовое образование и специальная подготовка персонала, иопыт, накопленный в других областях, и индивидуальные задатки, и экономическиеи политические факторы, и другие параметры. Наблюдения и эксперименты могут идолжны значительно сокращать и ограничивать диапазон приемлемых научныхрешений— без этого наука стала бы научной фантастикой. Тем не менее, они немогут сами по себе и сами для себя полностью подтвердить конкретнуюинтерпретацию или систему убеждений. Таким образом, в принципе невозможнозаниматься наукой без некоторого набора априорных убеждений, фундаментальныхметафизических установок и ответов на вопрос о природе реальности ичеловеческого знания. Но об относительной природе любой парадигмы, следуетчетко помнить, какой бы прогрессивной она ни была и как бы убедительно ни формулировалась,и ученый не должен смешивать ее с истиной о реальности.
Согласно Куну, парадигмы играютрешающую, сложную и неоднозначную роль в истории науки. Из-за вышеупомянутыхпричин они, безусловно, существенны и необходимы для научного прогресса. Однакона определенных стадиях развития они действуют как концептуальная смирительнаярубашка, покушаясь на возможности новых открытий и на исследования новыхобластей реальности. В истории науки прогрессивныеи реакционные функции парадигм словно осциллируют с некоторым предсказуемымритмом. Ранним стадиям большинства наук, которые Кун описывает как«до-парадигмальные периоды», свойственны концептуальный хаос и конкуренциябольшого числа расходящихся воззрений на природу. Ни одно из них не стоит сразуотбрасывать как неверное, так как все они приблизительно соответствуютнаблюдениям и научным методам своего времени. Простая, элегантная иправдоподобная концептуализация данных, которая готова объяснить большую частьимеющихся наблюдений и обещает служить руководящей линией для будущихисследований, начинает в данной ситуации играть роль доминирующей парадигмы.
Когда парадигму принимаетбольшая часть научного сообщества, она становится обязательной точкой зрения напроблемы. На этом этапе имеется опасность ошибочно увидеть в ней точноеописание реальности вместо вспомогательной карты, удобного приближения и моделидля организации существующих данных. Такое смешение карты с территориейхарактерно для истории науки. Ограниченное знание о природе, существовавшее напротяжении последовательных исторических периодов, представлялось научнымдеятелям тех времен всесторонней картиной реальности, неполной лишь в деталях.Это наблюдение столь впечатляет, что историк легко мог бы представить развитиенауки историей ошибок и идиосинкразии, а не систематическим накоплениеминформации и постепенным приближением к окончательной истине.
Как только парадигма принята,она становится мощным катализатором научного прогресса: по терминологии Куна,эта стадия называется «периодом нормальной науки». Большинство ученых все своевремя занимается нормальной наукой, из-за чего эта отдельная сторона научнойдеятельности стала в прошлом синонимом науки вообще. Нормальная наукаосновывается на допущении, что научное сообщество знает, что такое Вселенная.Ведущая теория определяет не только то, чем является мир, но и то, чем он неявляется; она определяет то, что возможно, как и то, что в принципе невозможно.Кун описал научные исследования как «напряженные и всепоглощающие усилиярассовать природу по концептуальным ящикам, поставляемым профессиональнымобразованием». Пока существование парадигмы будет само собой разумеющимся,только те проблемы будут считаться законными, для которых можно предположитьрешение,— это гарантирует быстрый успех нормальной науки. При такихобстоятельствах научная общественность сдерживает и подавляет — часто дорогойценой — всякую новизну, потому что новшества губительны для главного дела,которому она предана. Парадигмы, следовательно, оказывают не толькопознавательное, но и нормативное влияние; в дополнение к тому, что ониявляются утверждениями о природе и реальности, они также определяют разрешенноепроблемное поле, устанавливают допустимые методы и набор стандартных решений.Под воздействием парадигмы все научные основания в какой-то отдельной областиподвергаются коренному переопределению. Некоторые проблемы, представлявшиесяранее ключевыми, могут быть объявлены несообразными или ненаучными, а иные —отнесены к другой дисциплине. И наоборот, какие-то ранее не существовавшие илитривиальные вопросы могут неожиданно оказаться предметами значительногонаучного интереса. Даже в тех областях, где старая парадигма сохраняет своюдейственность, понимание проблем не остается тем же самым и требует новогообозначения и определения. Нормальная наука, основанная на новой парадигме, нетолько несовместима, но и несопоставима с практикой, которой управлялапредыдущая парадигма.
Нормальная наука есть, по сути,решение задач; ее результаты в основном предопределены самой парадигмой, онапроизводит мало нового. Главное внимание уделяется способу достижениярезультатов, а цель состоит в дальнейшем оттачивании ведущей парадигмы, чтоспособствует увеличению сферы и точности ее применения. Нормальныеисследования, следовательно, кумулятивны, так как ученые отбирают только тепроблемы, которые могут быть решены при помощи уже существующих концептуальныхи инструментальных средств. Кумулятивное приобретение фундаментально новыхзнаний при этих обстоятельствах не только неправдоподобно или редкостно, но впринципе невероятно. Новое открытие может произойти только в том случае, еслине сбудутся предположения относительно природы, методов и средствисследования, основанные на существующей парадигме. Новые теории не возникнутбез разрушения старых убеждений о природе.
Действительно новая, радикальнаятеория никогда не будет всего лишь дополнением или приращением к существующимзнаниям. Она меняет основные правила, требует решительного пересмотра илипереформулирования фундаментальных допущений прежней теории, проводитпереоценку существующих фактов и наблюдений. По теории Куна, только в событияхподобного рода можно признать настоящую научную революцию. Она может произойтив каких-то ограниченных областях человеческого знания или может радикальноповлиять на целый ряд дисциплин. Сдвиги от аристотелевской к ньютоновскойфизике или от ньютоновской к эйнштейновской, от геоцентрической системы Птолемеяк астрономии Коперника и Галилея, или от теории флогистона к химии Лавуазье —замечательные примеры изменений этого рода. В каждом из этих случаевпотребовался отказ от широко принятой и достойной научной теории в пользудругой, в принципе с ней несовместимой. Каждый из этих сдвигов вылился врешительное переопределение проблем, доступных и значимых для научногоисследования. Кроме того, они заново определили то, что допускалось считатьпроблемой, а что — стандартами законного ее решения. Этот процесс приводил ккоренной трансформации научного воображения; не будет преувеличением, еслисказать, что само восприятие мира менялось под его воздействием.
Томас Кун отметил, что всякаянаучная революция предваряется и предвещается периодом, концептуального хаоса,когда нормальная практика науки постепенно переходит в то, что он называет«экстраординарной наукой». Рано или поздно повседневная практика нормальнойнауки обязательно приведет к открытию аномалий. Во многих случаях некоторыеприборы перестанут работать так, как предсказывает парадигма, в ряденаблюдений обнаружится то, что никак не вместить в существующую системуубеждений, или же проблема, которую нужно решить, не будет поддаватьсянастойчивым усилиям выдающихся специалистов.
Пока парадигма удерживает подсвоими чарами научное сообщество, аномалии будет недостаточно, чтобызасомневаться в обоснованности основных допущений. Поначалу неожиданныерезультаты будут называться «плохими исследованиями», поскольку диапазонвозможных результатов четко определен парадигмой. Когда результатыподтверждаются повторными экспериментами, это может привести к кризису в даннойобласти. Однако даже тогда ученые не станут отказываться от парадигмы, котораяпривела их к кризису. Научная теория, однажды получившая статус парадигмы, дотех пор не будет признана недействительной, пока ей не найдется жизнеспособнойальтернативы. Несовместимости постулатов парадигмы и наблюдений ещенедостаточно. В течение некоторого времени расхождение будет рассматриватьсякак проблема, которую можно в конце концов решить будущими модификациями ипрояснениями.
И все же, после периодаутомительных и бесполезных усилий аномалия неожиданно становится большим, чемеще одна загадка, и данная дисциплина входит и период экстраординарной науки. Лучшиеумы в этой области концентрируют свое внимание на проблеме. Критерииисследования начинают слабеть, экспериментаторы становятся менеепредубежденными и готовыми рассматривать дерзкие альтернативы. В это времярастет число конкурирующих обоснований, причем они все больше и большерасходятся. Неудовлетворенность существующей парадигмой возрастает ивыражается все более и более недвусмысленно. Ученые готовы обратиться за помощью к философии и обсуждать фундаментальныеустановки — ситуация немыслимая в период нормальных изысканий. До и во времянаучных революций происходят также горячие дебаты о законности методов, проблеми стандартов. В этих обстоятельствах, с развитием кризиса возрастаетпрофессиональная неуверенность. Несостоятельность старых правил ведет кинтенсивным поискам новых.
Во время переходного периодапроблемы, которые можно решать при помощи старой и новой парадигм, совпадают.Это неудивительно — философы науки не раз доказывали, что конкретный наборданных всегда может быть проинтерпретирован с помощью более чем одноготеоретического построения. Научные революции — это те некумулятивные эпизоды внауке, когда старая парадигма полностью или частично заменяется новой, с нейнесовместной. Выбор между двумя конкурирующими парадигмами нельзя сделать наоснове оценочных процедур нормальной науки. Последняя является прямойнаследницей старой парадигмы, и ее судьба решающим образом зависит от исходаэтого соревнования. Поэтому парадигма становится жестким предписанием понеобходимости — она в состоянии к чему-то склонить, но неспособна убедитьлогическими или даже вероятностными аргументами. Перед двумя конкурирующимишколами встает серьезная проблема коммуникации, языка. Они оперируютразличными базовыми постулатами, предположениями о реальности и определениямиэлементарных понятий. И поэтому они даже не могут прийти к согласию в том,какие проблемы считать важными, какова их природа и что представляет собой ихрешение. Их научные критерии разнятся, их аргументы зависят от парадигмы, а осмысленнаяконфронтация невозможна без перетолкования. В рамках новой парадигмы старыетермины обретают совсем новые определения и новый смысл; в результате онискорее всего будут соотноситься между собой совершенно иначе. Коммуникациячерез концептуальную перегородку останется лишь частичной и приведет кпутанице. В качестве характерного примера можно привести полное различие посмыслу таких понятий, как материя, пространство и время в ньютоновской иэйнштейновской моделях. Рано или поздно и ценностное суждение тоже вступит вдействие, поскольку различные парадигмы расходятся в том, какие проблемы онирешают и какие вопросы оставляют без ответа. А критерии для экспертизы этойситуации находятся целиком вне круга нормальной науки.
Ученый, занятый нормальной наукой,по сути дела решает задачи. Парадигма для него — то, что само собойразумеется, и ему совсем не интересно проверять ее надежность. На самом деле онделает существенный вклад в сохранение ее фундаментальных допущений. Вчастности, это основано на таких известных причинах, как энергия и время,затраченные в прошлом на обучение, или академическое признание, тесносвязанное с разработкой данной парадигмы. Однако корни проблемы уходят гораздоглубже, за пределы человеческих ошибок и эмоциональных привнесений. Онизатрагивают саму природу парадигм и их роли для науки.
Важная часть этого сопротивления— уверенность в том, что текущая парадигма верно представляет реальность, и втом, что она в конце концов решит все свои проблемы. Таким образом, сопротивлениеновой парадигме является, в конечном счете, той самой предрасположенностью,которая делает возможным существование нормальной науки. Ученый, занимающийсянормальной наукой, напоминает шахматиста, чья активность и способности крешению задач критически зависят от жесткого набора правил. Суть игры состоит вотыскании оптимальных решений в контексте этих априорных правил, и в подобныхобстоятельствах было бы абсурдным в них сомневаться, а уж тем более изменятьих. Правила игры разумеются сами собой в обоих примерах, они представляютнеобходимый набор предпосылок для деятельности по решению задач. В науке женовизна ради новизны нежелательна, в отличие от других областей творчества.
Таким образом, до проверкипарадигмы дело доходит только в том случае, когда при постоянных неудачахрешить важную задачу возникает кризис, порождающий конкуренцию двух парадигм.Новой парадигме предстоит пройти испытание по определенным важным критериям еекачества. Она должна предложить решение каких-то ключевых проблем в техобластях, где старая парадигма оказалась несостоятельной. Кроме того,способность ее предшественницы к решению задач должна быть сохранена и послесдвига парадигмы. Также важна для нового подхода готовность к решениюдополнительных проблем в новых областях. И тем не менее, в научных революцияхнаряду с выигрышами всегда есть и потери. Их обычно скрывают, принимаянегласно — до той поры, пока прогресс гарантирован.
Так, ньютоновская механика, вотличие от аристотелевской и картезианской динамики, не объяснила природу силпритяжения между частицами материи, а просто допустила гравитацию. Этот вопросбыл позднее адресован общей теории относительности и только в ней получилразрешение. Оппоненты Ньютона видели в его приверженности к врожденным силамвозврат к средневековью. Точно так же теория Лавуазье не смогла ответить навопрос, почему самые разные металлы столь похожи— вопрос, с которым успешносправлялась теория флогистона. И только в двадцатом веке наука снова смоглавзяться за эту тему. Оппоненты Лавуазье возражали также против отказа от«химических принципов» в пользу лабораторных элементов, считая это регрессомот обоснования к простому наименованию. И подобно этому, Эйнштейн и другиефизики противились главенствовавшей вероятностной интерпретации квантовойфизики.
Новая парадигма не выбираетсястадийно, шаг за шагом, под неумолимым воздействием очевидности и логики. Этоизменение происходит мгновенно, оно похоже на психологическое превращение илина сдвиг в восприятии фигуры и заднего плана, и оно подчиняется закону «все илиничего». Ученые, избирающие для себя новую парадигму, говорят о неожиданномрешении или о вспышке проясняющей интуиции, что их «осенило». Сказать, почемутак происходит, наверно, довольно сложно. В дополнение к способности парадигмыисправить ситуацию, которая привела старую парадигму к кризису, Кун упоминаетв качестве причин иррациональные мотивы, биографически предопределеннуюидиосинкразию, исходную репутацию или национальность основоположника и другиепричины. Кроме того, могут играть важную роль и эстетические качества парадигмы— такие, как элегантность, простота и красота.
В науке существовала тенденциярассматривать последствия сдвига парадигмы с точки зрения новой интерпретациипрежних данных. Согласно этому взгляду, наблюдения недвусмысленно определяютсяприродой объективного мира и аппарата восприятия. Однако такая позиция сама посебе зависит от парадигмы — это одно из основных допущений картезианскогоподхода к миру. Необработанные данные наблюдения далеки от того, чтобыпредставлять чистое восприятие; не следует путать стимулы с самим восприятиемили ощущением. Последние обусловлены опытом, образованием, языком и культурой.При определенных обстоятельствах одинаковые стимулы могут привести к различнымвосприятиям, а различные стимулы — к одинаковым восприятиям. Для первого изэтих положений могут служить примером двусмысленные картины, вызывающиерадикальное переключение перцептуального гештальта. Самые известные из них те,что могут быть восприняты двумя различными способами — т.е. как утка иликролик, как античная ваза или два человеческих профиля (см.рис. 1).
/>
рис.1. Обращение фигуры и фона, придуманное в 1915 г. Эдгаром Рубиным. Взависимости от перцептивного гештальта, зритель видит либо вазу, либо два лицав профиль.
Хорошимпримером второго положения служит человек с обратными линзами, который учитсякорректировать изображение мира. Нет нейтрального языка наблюдения,основанного только на отпечатках глазной сетчатки. Понимание природы стимулов,сенсорных органов и их взаимодействия отражает существующую теорию восприятияи человеческого разума. Ученый, принимающий новую парадигму, не интерпретируетреальность по-новому, скорее он похож на человека, одевшего обратные линзы.Видя те же самые объекты и констеляции объектов, он найдет их совершеннопреображенными по сути и во многих деталях и будет убежден, что это так и есть.Мы не преувеличим, если скажем, что со сменой парадигмы мир ученых меняетсятоже. Они используют новые инструменты, ищут в других местах, наблюдают другиеобъекты и постигают даже знакомое в совершенно ином свете. Согласно Куну, этотрадикальный сдвиг восприятия можно сравнить с неожиданным перемещением надругую планету. Научный факт нельзя отделить от парадигмы с абсолютнойчеткостью. Мир ученых изменяется качественно и количественно за счет новыхразработок — либо факта, либо теории.
Сторонники революционнойпарадигмы обычно не интерпретируют концептуальный сдвиг как новое, но вконечном счете относительное восприятие реальности. А как только этопроисходит, возникает тенденция отбросить старое как неправильное иприветствовать новое как точную систему описания. Однако в строгом смысле ниодна изстарых теорий не была действительно плохой, пока применяласьтолько к тем явлениям, которые могла объяснить адекватно. Неправильным было ихобобщение на другие области науки. Таким образом, в соответствии с теориейКуна, старые теории можно сохранить и оставить как верные в том случае, когдадиапазон их применения ограничен только такими явлениями и той точностьюнаблюдения, когда уже можно говорить об экспериментальной очевидности. Этозначит, что ученому нельзя говорить «научно» и авторитетно о каком-либоявлении, пока оно еще не наблюдалось. Строго говоря, непозволительно полагатьсяна парадигму, когда исследование только открывает новую область или ищет такойстепени точности, для которой в теории нет прецедента. С этой точки зрения дажедля теории флогистона не нашлось бы опровержения, не будь она обобщена запределы области явлений, которые ею объясняются.
После сдвига парадигмы старуютеорию можно понимать в некотором смысле как особый случай новой, но для этогоее нужно иначе сформулировать и преобразовать. Ревизию следует предпринять хотябы для того, чтобы ученый мог использовать преимущества ретроспективноговзгляда, ревизия также подразумевает изменение смысла фундаментальныхконцепций. Таким образом, ньютоновская механика может толковаться какспециальный случай эйнштейновской теории относительности, и для нее можнопредложить некое объяснение в диапазоне ее применимости. Однако такие основныеконцепции, как пространство, время и масса, коренным образом изменились итеперь несоизмеримы. Ньютоновская механика сохраняет свою действенность, покане претендует на применение в области больших скоростей или на неограниченнуюточность своих описаний и прогнозов. Все исторически значимые теории показалитак или иначе свое соответствие наблюдаемым фактам. Правда, ни на одном изуровней развития науки нет решительного ответа: согласуется ли точно какая-тоотдельная теория с фактами и до какой степени согласуется. Тем не менее, стоитсравнить две парадигмы и спросить, какая из них лучше отражает наблюдаемыеявления. В любом случае парадигмы всегда следует рассматривать только какмодели, а не как окончательные описания реальности.
Принятие новой парадигмы редкопроисходит легко, поскольку это зависит от различных факторов эмоционального,политического и административного свойства, а не является просто деломлогического доказательства. В зависимости от природы и горизонта парадигмы испециальных обстоятельств могут потребоваться усилия не одного поколения,прежде чем новый взгляд на мир полностью установится в научном сообществе.Высказывания двух великих ученых иллюстративны в этом отношении. Первое —заключительный пассаж из «Происхождения видов» Чарльза Дарвина (1859г.): «Хотяя полностью убежден в истинности воззрений, представленных в этом томе,… яни в коей мере не надеюсь убедить опытных натуралистов, в чьих умах запасеномножество фактов, которые на протяжении долгого времени понимались с точкизрения, абсолютно противоположной моей… Но я смотрю в будущее с доверием — намолодых, растущих натуралистов, которые смогут взглянуть на обе стороны вопросабеспристрастно». Еще более сильным является комментарий Макса Планка из его«Научной автобиографии» (1968г.): «… новая научная истина побеждает неубеждением оппонентов, не тем, что заставляет их прозреть, а скорее потому, чтоее оппоненты в конце концов умирают и вырастает новое, знакомое с нейпоколение».
Как только новая парадигмапринята и ассимилирована, ее основные предположения включаются в учебники.Поскольку они становятся источниками авторитета и опорой педагогики, их следуетпереписывать после каждой научной революции. По самой своей природе этипредположения будут искажать не только специфику, но и само существованиереволюции, которая их породила. Наука описывается как серия индивидуальныхоткрытий и изобретений, которые в совокупности представляют современное телознания. И выходит так, что с самого начала ученые пытались достичь целей,которые отражены самой последней парадигмой. В исторических обзорах авторы склонныраскрывать только те аспекты работы отдельных ученых, в которых можно былоувидеть вклад в современную точку зрения. Так, обсуждая ньютоновскую механику,они не упоминали той роли, которую Ньютон отводил Богу, или глубокого интересак астрологии и алхимии, которые интегрировали всю его философию. Аналогичнонигде не упоминается о том, что декартовский дуализм ума и тела подразумеваетсуществование Бога. В стандартных учебниках не принято упоминать, что многие изоснователей современной физики — Эйнштейн, Бом, Гейзенберг, Шредингер, Бор иОппенгеймер — не только считали свои работы полностью совместимыми смистическим мировоззрением, но в каком-то смысле открывали мистические областисвоими научными занятиями. Как только учебники переписаны, наука сноваоказывалась линейным и кумулятивным предприятием, а история науки излагаласькак постепенное приращение знаний. Роль человеческих ошибок и идиосинкразииумалялась, а циклическая динамика парадигм с ее периодическими сдвигамизатемнялась. Подготовлялось поле для спокойной практики нормальной науки до техпор, по крайней мере, пока следующее накопление наблюдений не вызоветпоявление новой парадигмы.
Те наблюдения, которые не всостоянии признать и объяснить механистическая наука и традиционные концептуальныесистемы оказывают сейчас большое влияние на развитие научной мысли. Некоторыеиз новых данных столь значительны, что указывают на необходимость радикальнойревизии современного понимания человеческой природы и даже природы реальности.Следовательно, журналист должен быть в курсе современных идей о соотношениинаучных теорий и реальности. При этом нужно понимать, что сопротивление наплывуновых революционных данных со стороны традиционно настроенных ученых основанопо большей части на фундаментальном непонимании природы и функции научныхтеорий. В последние несколько десятилетий такие философы и историки науки, какТомас Кун (Kuhn, 1962), Карл Поппер (Рорреr, 1963, 1965), ФилиппФранк (Frank, 1974) и Пол Фейерабенд (Feyerabend, 1978)привнесли достаточно ясности в эту область.
Так как человечество вступает вэпоху информационного общества, журналист принимает непосредственное участие вего эволюционном развитии. А также сама журналистика находится в потокеизменений парадигмы и призвана выполнять мощную каталитическую функцию в этомпроцессе.
Важно для журналиста то, чторабота Т.Куна имеет отношение не только к истории науки. Легко было быпредположить, что последний серьезный концептуальный переворот произошел впервые десятилетия нашего века, а следующая научная революция произойдеткогда-нибудь в отдаленном будущем. Вовсе нет, важно понимать, что западнаянаука приближается к сдвигу парадигмы невиданных размеров, сдвигу, которыйизменит наши понятия о реальности и человеческой природе, который переброситмост через брешь между древней мудростью и современной наукой и примиритвосточную духовность с западным прагматизмом.
ИСПОЛЬЗОВАННАЯЛИТЕРАТУРА
1. Т.Кун.Структура научных революций., 1962г., из электронного источника.
2. С.Гроф. За пределами мозга, М., Изд.Центр«Соцветие», 1992г.