К.В. Иванов
Реорганизация Академии наук СССР 1961 г. была первойширокомасштабной реформой в области организации советской науки после смертиСталина. Ее главным результатом стало то, что академические институты,занимавшиеся прикладными исследованиями, были переданы под юрисдикциюпромышленных министерств и государственных комитетов. За Академией былооставлено методическое руководство советской наукой, решение фундаментальныхнаучных проблем и разработка нескольких самых важных технологических проектов.Такое изменение приоритетов в деятельности Академии противоречило одному изглавных правил сталинской научной политики. До середины 1950-х гг. большинстворуководителей, причастных к управлению советской наукой, считали, что усилияученых должны быть сосредоточены на задачах, имевших непосредственныепрактические приложения. Отделение фундаментальных исследований от прикладных означало,что в середине 1950-х гг. в научной политике СССР произошли существенныеизменения. В данной статье мы рассмотрим, в чем заключались эти изменения и какони реализовывались в деятельности ряда видных сотрудников Академии.
1.Сталинское наследие
То, что мы называем «сталинской академией», возникло впервой половине 1930-х гг. В это время в Академии наук СССР была создана единаяцентрализованная бюрократическая система контроля за эффективностью научнойработы [1;2]. Централизованное руководство научными исследованиями выражалось втом, что темы научных работ, выполняемых в научно-исследовательских институтах,должны были утверждаться не ниже, чем в Президиуме Академии. То же самоекасалось вопросов, связанных с объемом бюджета, подбором кадров и срокамиисполнения. Планирование и контроль научной работы осуществлялись по аналогии спланированием и контролем промышленного производства. Денежные средства,которые предполагалось истратить, утверждались, как минимум, за год. Если втечение года возникала внеплановая потребность в приобретении новой аппаратурыили материалов, необходимых для проведения исследований, сделать это былокрайне сложно.
Такая организация была оптимальна с точки зренияадминистративного контроля, поскольку она давала четкие критерии определения«эффективности» работы ученого, однако она негативно сказывалась на способностиученых заниматься проблемами, работу над которыми трудно планировать сточностью до месяцев. В архивах сохранилось несколько писем ученых в ПрезидиумАкадемии и в ЦК КПСС, в которых обращалось внимание на этот организационныйнедостаток [3–5]. Например, в резолюции актива Крымской астрофизическойобсерватории от 13 мая 1955 г. говорилось: «Заявки на оборудование, во всехдеталях, должны быть составлены на следующий год в июне текущего года.Исследователь должен за полтора года предвидеть, что ему нужно! В результатевсе стараются включить в заявку все мыслимое в качестве необходимого дляработы, и на складах учреждений лежат ненужные запасы материалов.., которых нехватает в других местах» [6].
К началу 1950-х гг. ситуация стала еще сложнее, таккак в течение двух десятилетий с момента внедрения сталинской системыколичество подразделений Академии наук многократно увеличилось, и Президиум ужене мог столь эффективно, как раньше, вести координационную работу1. Это сталопричиной того, что сами члены Президиума в 1953–1954 гг. стали выступать спредложениями передать часть управленческих полномочий Отделениям Академии [8].
Особые трудности создавали попытки некоторых ученыхиспользовать идеологическую аргументацию в отстаивании собственныхисследовательских интересов и служебных должностей. В ряде прецедентов такогорода были сформулированы идеологемы, причинившие советской науке невосполнимыйущерб [2]. Идеологические столкновения нередко приводили к репрессиям и гибелиученых. Незащищенность от необоснованных идеологических обвинений была причинойпостоянных тревог ученых. Особенно уязвимыми в этом плане были исследователи,занимавшиеся разработкой проблем, не имевших практического приложения. Такаяситуация привела почти к полному уничтожению генетики в Советском Союзе инеоднократно ставила на край гибели другие фундаментальные науки, включаяфизику [9].
В марте 1949 г. решением ЦК КПСС был учрежден Ученыйсекретариат Президиума Академии, на который были возложены функцииидеологического контроля над академическими институтами [10, л. 168].Председателем секретариата был активный сторонник Т.Д. Лысенко профессор И.Е.Глущенко. С учетом того, что в сталинской Академии решение всех организационныхвопросов было возложено на Президиум, Ученый секретариат являлся сильнымвластным органом. Как правило, его заседания предварялись заседаниямиПрезидиума, на которых должны были приниматься те или иные решения. Так осуществлялсяпартийный контроль над беспартийным президиумом. По свидетельству директораИнститута леса В.Н. Сукачева, Глущенко неоднократно использовал своеадминистративное превосходство для подавления критики, направленной противЛысенко (см. [11, л. 14–19; 12].
Подогреваемый в течение ряда лет ажиотаж вокруг«борьбы с идеализмом» в науке, особенно усилившийся после августовской сессииВАСХНИЛ 1948 г., крайне негативно сказался на организации международногонаучного сотрудничества. Начиная с 1930 г. научные контакты с западнымистранами постепенно сходили на нет, и к концу 1940-х гг. советские ученыеоказались в полной международной изоляции. Помимо этого, условия холодной войныи боязнь научно-технического шпионажа привела к ужесточению мер по обеспечениюсекретности в некоторых наиболее передовых отраслях науки, особенно в ядернойфизике. Отсутствие открытых публикаций по многим вопросам, касающимся передовыхнаучных достижений, нарушило не только международные, но и внутренниекоммуникации ученых. Это, в свою очередь, создало ряд трудностей в подготовкемолодых специалистов и осуществлении научной преемственности [13].
К началу 1950-х гг. советские ученые в основномпонимали недостатки советской модели организации научных исследований. К числуглавных из них они относили чрезмерную бюрократизацию управления, сложныеотношения науки с идеологией и международную изоляцию. Все эти проблемыкулуарно обсуждались в советском научном сообществе. Смерть Сталина послужилавнешним сигналом к тому, чтобы открыто поставить вопрос о реорганизацииуправления советской наукой на повестку дня.
С середины 1953 г. некоторые частные вопросы оборганизационных недостатках стали регулярно рассматриваться на заседанияхпрезидиума Академии [14]. Одним из наиболее жестких принципов организациисталинской науки было требование ее тесной связи с практикой. Первым, ктопопытался подвергнуть серьезной ревизии этот принцип, был П.Л. Капицей.
2. ПисьмоП.Л. Капицы к Н.С. Хрущеву от 12 апреля 1954 г.
В 1945 г. Капица был привлечен к созданию ядерногооружия. Однако из-за конфликта с Л.П. Берией, курировавшим атомный проект, онбыл отстранен от осуществления ядерных исследований, лишен должности директораИнститута физических проблем. После ареста Берии Капица, пытаясь выйти изопалы, написал несколько писем Хрущеву и Маленкову с рядом предложений поулучшению научной работы в СССР. Одно из писем было посвящено вопросу о «связинауки и практики».
В письме Хрущеву от 12 апреля 1954 г. Капица попыталсяобосновать тезис, который противоречил принятым в то время нормам пониманияэтого вопроса и предыдущим публичным выступлениям самого Капицы. Ссылаясь наутверждение, что наука должна «разрешать насущные трудности, стоящие переднашим хозяйством», как на общепринятую марксистскую интерпретацию социальнойфункции науки, Капица писал, что, «конечно, наука должна это делать, но это неглавное… Передовая наука не идет на поводу у практики, а сама создает новыенаправления в развитии культуры и этим меняет уклад нашей жизни» [3, с. 305].Для подтверждения этой мысли Капица использовал пример достижений в областиядерной физики: «вспомним, как многие годы пренебрежительно относились у наспрактики к научным работам по атомному ядру, так как не видели в них реальногои быстрого выхода в жизнь. Если науку развивать по рецепту узкогопрактицизма.., то никогда бы человечество не могло найти путей к использованиюатомной энергии». Поэтому, утверждал Капица, необходимо в первую очередь«поднять на щит фундаментальные теоретические научные проблемы».
Помимо этого утверждения, нарушавшего принятые всталинские годы правила оценки эффективности научной работы, письмо Капицысодержало еще одно «неортодоксальное» предположение. По его мнению, развивать«фундаментальные теоретические» направления науки особенно важно потому, чтосоветские ученые значительно отстают в этих областях от западныхисследователей2. В качестве средства, которое могло бы помочь разрешить этутрудность, Капица предлагал провести некоторые мероприятия по реорганизациисоветской науки. Одновременно он пропагандировал свои достаточно хорошоизвестные идеи о лидерстве в науке, роли научного сообщества и организацииисследований в «передовых» научных областях [4]. В конце письма Капицанедвусмысленно заявлял о том, что советская наука нуждается в «болеепродуманных условиях научной работы, чем те, которые существуют у нас сейчас».
Письмо Капицы не содержало никаких категоричныхрекомендаций по поводу организационных изменений в науке. В нем он настаивал нанеобходимости реорганизации, но характер этих изменений представлялся еще невыясненным. Их, по мнению Капицы, только еще предстояло обсудить и в итогесоздать «более продуманные условия» для научной работы. Это предложение моглопредставлять особый интерес для партийных руководителей, что мы рассмотрим вследующей главе.
3.Заседание Президиума АН СССР от 4 июня 1954 г.
Письма в ЦК или непосредственно генеральному секретарюЦК КПСС были одним из наиболее распространенных способов привлечь вниманиеполитического руководства к той или иной организационной проблеме. Такой способвоздействия на практику принятия решений, касающихся развития науки, приобрел вконце 1940-х – начале 1950-х гг. массовый характер. Отдел науки ЦК был завалентакими письмами, но только некоторые из них находили отклик в партийных кругах.
Помимо личного авторитета П.Л. Капицы, у членов ЦК былдополнительный мотив обратить особое внимание на его письмо. В это времяпартийное руководство страны готовило ряд широких кампаний по реформированиюсистемы государственного управления. Это было обусловлено соперничеством вборьбе за власть, что выразилось в конъюнктурной борьбе партийного аппарата, воглаве которого стоял Хрущев, против государственной администрации,возглавляемой Маленковым [15]. Реорганизация государственного управлениятребовала рационального обоснования, и ЦК нуждался в таких «сигналах с мест»,которые «слегка» противоречили бы существующей модели административногоуправления и, может быть, некоторым постулатам официальной пропаганды (см.[16–24]). В этом смысле предложение П.Л. Капицы оказалось «в духе»реформаторских настроений ЦК. В отделе науки ЦК было решено рекомендоватьпрезидиуму Академии вынести «проект решения по письму академика Капицы» [11, л.106].
Подтверждением тому, что ЦК действительно придавал серьезноезначение этому письму, а не просто «отписался» от «назойливого академика»(такое случалось), можно считать то, что на заседание Президиума Академииспециально был послан представитель отдела науки ЦК А. Черкашин, который дажесоставил краткую стенограмму обсуждения.
Обсуждение состоялось 4 июня 1954 г. ПредложениеКапицы получило спорную оценку со стороны членов президиума. С одной стороны,они были согласны с тем, что фундаментальным вопросам науки уделяетсянедостаточно внимания, с другой – предложение «поднять на щит фундаментальныетеоретические проблемы» все посчитали недостаточно обоснованным. Примечательнав этом отношении реплика президента Академии А.Н. Несмеянова: «Любая передовая«Правды» нас ориентировала не на большую науку» [11, л. 107]. Будущий президентакадемик М.В. Келдыш указывал в своем выступлении, что «проект неправильноосвещает взаимоотношение теоретических и практически важных исследований внаучной работе. Ученые должны быть связаны с жизнью, с запросами народногохозяйства. Невозможно армию в 10.000 научных сотрудников направить только наразработку теоретических проблем» [11, л. 106]. Академик В.С. Немчинов отмечал,что «в проекте неправильно преувеличивается значение теоретическихисследований. Следует сказать, что мы должны повысить внимание и улучшитьсодействие теоретическим исследованиям. нельзя отрыватьсяот практики. Следует лучше делать отбор тех практических задач, над которымидолжны работать ученые, академики» [11, л. 106]. В итоге было принято решение«в целом содержание письма, в котором заостряется внимание на необходимостиразвития чисто теоретического знания – осудить» [11, л. 106].
Однако второй тезис Капицы о том, что необходимы«более продуманные условия научной работы, чем те, которые существуют у нассейчас», получил полное одобрение. Большинство членов президиума так или иначевысказались по этому поводу. В итоге было принято решение подготовить документ,обосновывающий необходимость организационных преобразований в Академии наук[11, л. 106].
Такое решение президиума, принятое при посредничествеЦК, могло означать, что в середине 1954 г. партийные руководители не проявлялисерьезного интереса к содержательной стороне реформы Академии. Реорганизацияпривлекала их лишь постольку, поскольку она позволяла путем «перетряхивания»штата управленческого аппарата добиться нужного в отношениях с властью перевесасил. Для них было важнее начать какую бы то ни было реорганизацию, повозможности оставаясь на прежних идеологических позициях. Конкретные вопросыреформы были оставлены на доработку самим ученым.
В середине 1954 г. создается несколько комиссий попроверке подразделений академии с общей направленностью на пересмотр штатногорасписания и децентрализацию управления Академией. Среди множества комиссий,работавших примерно в одном стиле – поменять систему управления, но не касатьсяидеологических вопросов – отчетливо выделяется одна – комиссия по вопросамядерной физики. Ей предписывалось дать оценку плана научно-исследовательскихработ, выполняемых под контролем Ученого совета при президенте Академии наукСССР. Комиссия была составлена главным образом из физиков, участвовавших ватомном проекте. В нее входили академики И.В. Курчатов (председатель), А.И.Алиханов, Л.А. Арцимович, Д.В. Скобельцын и И.Е. Тамм [13, л. 46]. Выводы,сформулированные членами комиссии, касались не только вопросов реорганизации,но и, чудесным образом повторяя тезисы письма Капицы, претендовали на изменениеподхода к научной политике вообще, особенно в вопросах, связанных с ядернойфизикой.
4.Комиссия И.В. Курчатова
Атомный проект поставил участвующих в нем ученых вуникальные условия. Результатом нескольких лет напряженной и плодотворнойработы участников проекта в относительной изоляции от режима сталинскойАкадемии стали не только атомная и водородная бомбы. Стиль организации научнойдеятельности, сформировавшийся в довольно многочисленной группефизиков-ядерщиков, работавших в тесном контакте с военными, инженерами иполитиками, отличался от общеакадемического стиля. Постоянно растущий штатисполнителей проекта стал социальным базисом для формирования новых отношениймежду учеными и властью, наукой и идеологией, наукой и политикой. Требованиятипа идеологической борьбы в науке уходили здесь на второй план по сравнению с жесткимиусловиями ядерной гонки. Призыв разоблачать «методологические отклонения» и«идеологические извращения» буржуазных ученых опровергался политическойпотребностью в научно-техническом шпионаже, что красноречивее всего доказывалометодологическую правильность и практическую результативность «вражеских»научных изысканий [25].
Многие физики-ядерщики, участвовавшие в созданииатомной и водородной бомб, одновременно являлись сотрудниками, действительнымичленами и членами-корреспондентами академии. Однако, по собственному признаниюпрезидента Академии А.Н. Несмеянова, руководство физическими исследованиями«обеспечивалось, минуя организационные формы академии» [7, с. 146]. Такимобразом, в начале 1950-х гг. в Академии наметился организационный раскол: атомныйпроект выявил группу исследователей, главным образом физиков-ядерщиков, которыемогли вести себя более независимо по отношению к руководству Академии.
К середине 1950-х гг. стратегическая задача атомногопроекта была решена. И атомная, и водородная бомбы были созданы3. Оставаласьинженерная работа по внедрению и усовершенствованию, которая не требоваланезаурядных усилий со стороны теоретиков. Примерно в это время начинается«бегство» физиков, ориентированных на проведение «мирных» фундаментальных исследований,из атомного проекта в открытые академические институты. Эти ученые былизаинтересованы в наращивании академических ресурсов, позволяющих проводитьоткрытые, а не секретные исследования в области ядерной и вообще теоретическойфизики. Политический капитал, накопленный ими при работе над атомным проектом,позволял им действовать решительнее, чем другим подразделениям Академии.
11 июня 1954 г. состоялось закрытое заседаниепрезидиума Академии, на котором был заслушан доклад о результатах работы комиссииКурчатова. С докладом от экспертной комиссии выступил А.И. Алиханов4. Уже напервой странице Алиханов дважды (!) повторил два главных вывода комиссии: (1)советские исследования в области ядерной физики отстают от американских (именноот американских, а не вообще от капиталистических); и (2) сегодня «отвлеченные»исследования в области физики приобрели особое государственное значение инуждаются в интенсивном развитии [13, л. 59].
Комиссия предлагала укрепить материально-техническуюбазу физических институтов, работавших над незасекреченной тематикой, разрешитьоткрытую публикацию работ по общетеоретическим вопросам ядерной физики, создатьусловия для широкого обсуждения ее проблем, ввести в практику приглашение вСССР видных иностранных специалистов в этой области и создать координационныйсовет по исследованиям в области ядерной и теоретической физики. В качествеобоснования этих мероприятий члены комиссии приводили следующий аргумент.
«Первостепенное государственное значение, которое впоследние годы приобрела физика, объясняется, в первую очередь, резкимсокращением сроков между „отвлеченными“ научными открытиями в области физики ипрактическим их применением. Страна, занимающая ведущее место в передовыхобластях физической науки, имеет очень большие шансы на обладание существеннымпреимуществом и в области новой техники… В настоящее время самые отвлеченныевопросы физической науки могут неожиданно оказаться имеющими актуальноезначение» [13, л. 53].
Физики-ядерщики, в отличие от Капицы, действовалисамостоятельно и не пытались предварительно заручиться поддержкой ЦК иличиновников Министерства среднего машиностроения (ведомства, обеспечивавшегоядерные исследования). У них были свои политические задачи: добиться правазаниматься научной работой независимо от засекреченного атомного проекта и«отобрать» у Средмаша часть установок для проведения открытых, не секретныхисследований. Начавшаяся реорганизация Академии дала им повод для того, чтобызаявить о своих интересах и попытаться привлечь на свою сторону президиумАкадемии. Аргументы, которые физики-ядерщики использовали для обоснования своихпредложений, очень напоминали аргументы Капицы в его письме Хрущеву от 12апреля 1954 г. Но, в отличие от Капицы, физики говорили не о науке вообще, аконкретно о теоретической физике.
Такие выводы комиссии, похоже, стали для Несмеяноваполной неожиданностью. В прениях по докладу он упрекал Алиханова: «Мы спокойны,считая, что они [физики] обеспечены сильными покровителями… Но оказывается, чтонекоторые области физики опекаются плохо. Так я прошу помнить, что естьПрезидиум и некоторые, пусть слабые возможности, в его распоряжении имеются»[26].
9 июля 1954 г. Президиум Академии выпустил секретноепостановление, в котором признавалось «серьезное отставание исследований,проводимых в Советском Союзе по ряду общих вопросов ядерной физики отаналогичных зарубежных исследований» и предлагалось «принять решительные меры кликвидации создавшегося серьезного отставания в теоретических исследованиях»[13, л. 48–49]. В числе этих мер было создание в системе Академии наукнескольких новых лабораторий, увеличение в два раза объема главных физическихжурналов, значительное увеличение в Академии числа мест для студентов иаспирантов по теоретической и ядерной физике, приравнивание их по статусуаспирантам Средмаша, создание единого органа для координации и руководствавсеми работами по ядерной физике, не имеющими специальных техническихприложений.
Практически все предложения комиссии былиудовлетворены. Физикам удалось добиться принятия постановления, обеспечившегоим привилегированную финансовую поддержку и относительную свободу в выборенаправлений исследования в академических институтах. Однако это внеслодополнительный организационный дисбаланс в работу Академии. В 1954 г. Академиябыла еще «сталинской». Утилитарная полезность исследований была не абстрактнымтребованием, а прямым руководящим указанием. Секретность обеспечивала физикамнадежную защиту от идеологических притязаний. Однако открытое усилениеотвлеченных исследований в области физики могло вызвать раздражение со стороныдругих подразделений Академии, особенно со стороны Отделения технических наук,занимавшегося преимущественно прикладными исследованиями.
По уставу Президиум Академии продолжал оставатьсяединственным органом, ответственным за все происходящие в ней изменения, ипрезидент А.Н. Несмеянов оказался в сложной ситуации. В середине 1950-х гг.позиции «инженеров» в Академии были сильны как никогда. Отделение техническихнаук было самым многочисленным и по числу членов, и по числу институтов. Былобы наивно полагать, что «инженеры» добровольно согласились бы отказаться отприоритетного финансирования, которое обеспечивала им «сталинская» Академия,когда официальная идеология и пропаганда были все еще на их стороне. Вследующих разделах мы покажем, каким образом Несмеянову удалось выйти из этогозатруднения.
5.Записки Несмеянова в ЦК
Постановление президиума Академии от 9 июля 1954 г.было секретным. Однако его последствия вряд ли могли остаться незамеченными,поскольку они касались не секретных, а открытых академических исследований. Этообстоятельство вкупе с полнотой административной ответственности, возложеннойна Несмеянова, вынуждало его давать определенные комментарии по поводупринятого решения, если не работникам Академии, то, по крайней мере, отделунауки ЦК. Это сделало Несмеянова соучастником тех изменений, которые предлагалиКапица и физики из атомного проекта.
Однако Несмеянов не мог опираться только на теаргументы, которые приводились Капицей и физиками-ядерщиками, поскольку ониотражали частные интересы отдельных групп внутри Академии. Ему нужно было найтиформулировки, которые звучали бы одинаково убедительно для всех подразделенийАкадемии. Так Несмеянов пришел к необходимости переформулировать стратегическиезадачи академии, опираясь на универсальный принцип, который являлся бы значимымдля всей науки вообще.
Здесь мы сталкиваемся с явлением, которое в западнойлитературе получило название риторики приспособления (rhetoric ofaccommodation) [27–28]. Люди склонны прибегать к помощи риторики в тех случаях,когда они встречают непреодолимые и неустранимые препятствия. Невозможностьнайти естественное решение проблемы вынуждает их переносить ее в инойсемантический контекст, в котором она либо вообще перестает быть проблемой,либо становится разрешимой [29]. Особый интерес представляет случай, когдапроблема обладает ярко выраженным социальным характером, т.е. имеет репутациюнеустранимого социального зла. Тогда попытки решить ее концентрируются нараспределении ответственности между людьми (категориями, группами), причастнымик тому, что это зло существует в обществе. Неустранимые социальные проблемыявляются в данном случае почвой для применения риторики приспособления,которая, в свою очередь, является инструментом переориентации общественногосознания.
Неустранимым социальным злом советской системыорганизации науки была проблема внедрения новой техники. Сегодня считаетсяобщепризнанным, что причины отставания СССР в области внедрения были связаны нестолько с наукой, сколько с особенностями экономического строя. Центральноепланирование и отсутствие частного предпринимательства породили непреодолимыйразрыв между наукой и производством. Тем не менее Советский Союз всегдапредпринимал попытки преодолеть эту проблему. Как мы знаем, все они были болееили менее безуспешны. Проблема оставалась актуальной, и любые новые предложенияпо ее решению привлекали к себе пристальное общественное внимание.
В 1955–1956 гг. А.Н. Несмеянов попытался обосноватьотставание Советского Союза в области внедрения, исходя из тех предпосылок,которые были предложены Капицей и физиками-ядерщиками, распространив их нетолько на ядерную физику, но и на всю советскую науку в целом. Академия каждыйгод и каждую пятилетку готовила список главных научных тем. Это было плановойработой. Однако только в 1955 г. к этому списку было составлено объемистоеприложение «Важнейшие задачи развития науки в шестой пятилетке» и, чтозаслуживает особого внимания, к нему прилагалась секретная записка «Организациянаучно-исследовательской работы в СССР и главных капиталистических странах»5.На последнем документе стояли подписи президента Академии А.Н. Несмеянова,председателя Государственного комитета по новой технике В.А. Малышева6 иминистра высшего образования СССР В.П. Елютина – трех наиболее влиятельных лицв системе советского научного истэблишмента.
Центральной темой, ставшей предметом обсуждения взаписках, была именно проблема внедрения. Основным аргументом в пользу того,что ее необходимо срочно решать, было отрытое признание отставания СоветскогоСоюза от западных стран в области внедрения. Авторы записок предлагали своюстратегию решения проблемы методом организационного… разделения (!) прикладныхи фундаментальных исследований. Подчинение науки задачам производства, пишутавторы, может принести не только пользу, но и вред, так как промышленностьориентируется главным образом на усовершенствование уже известных средстврешения той или иной производственной задачи и не позволяют науке изучатьновые, еще не освоенные явления. Например, «если в природе не существовалоотрасли промышленности… цветной фотографии, то и требований со стороныпромышленности на эту область науки не проявлялось, и она у нас не развиваласьдо тех пор, пока она не возникла за рубежом» [30, л. 86].
Приводя примеры один за другим, авторы уточняют своюмысль, как бы комментируя ее. «Ведущие научные работники «большой науки» должныиметь возможность значительную часть своей энергии и интеллекта отдаватьисследованию, вскрытию неизвестных еще явлений природы и их взаимосвязей,разработке новых научных методов» [30, л. 164]. В заключении авторы записокформулируют парадоксальный вывод: наше отставание от западных исследователей«следствие того обстоятельства, что связь с промышленностью подменяется у наспривязанностью к промышленности, что исследователь имеет мало возможностиоторваться от требований дня и свободно заглянуть в будущее… Нужно, чтобы наукане была на поводу у промышленности» [30, л. 85].
Общий тон записок также отличался от тона письмаКапицы и заключения физиков-ядерщиков. Последние приводили в пример ядернуюфизику для того, чтобы подвести аудиторию к осмыслению противоречащего факта,нарушающего признанные нормы. Авторы записок, наоборот, исходили изнеобходимости разделения фундаментальных и прикладных исследований как изнормы, аргументируя ее правильность множеством частных иллюстраций. По мнениюавторов записок, в настоящий момент «наблюдается непрерывный и быстрый процессвзаимопроникновения науки и производства. Подобный процесс все усиливается вовсех областях техники, особенно в «новых»». То есть, наука способна не толькообеспечивать, но и определять насущные нужды народного хозяйства.Следовательно, в некоторых вопросах не наука должна быть подчиненапромышленности, а наоборот – промышленность должна быть подчинена науке. Всвязи с этим, Несмеянов, Малышев и Елютин предлагали установить следующее«разделение труда» в науке:
С целью усиления внимания фундаментальным вопросамнауки в академиях наук и крупных вузах сосредоточить проведение фундаментальныхисследований, связанных с открытием неизвестных еще закономерностей и явленийприроды, с таким расчетом, чтобы академии наук и ведущие вузы решали задачинаучного прорыва, быстрого продвижения на ряде важнейших направлений.
В отраслевых и межотраслевых научно-исследовательскихинститутах, специальных кафедрах вузов и крупнейших заводских лабораторияхсосредоточить работы по применению новых научных открытий в производстве.
…Координацию по проблемам фундаментальной наукисосредоточить в АН СССР. Координацию по работам, относящихся к техническомупрогрессу и подлежащим реализации… сосредоточить в Гостехнике СССР [ГосударственныйКомитет Совета Министров СССР по новой технике – И.К.] [30, л. 139–140].
Так был сформулирован «черновой» набросок реформыАкадемии. В нем предусматривалось четкое административное разделение функцийприкладных и фундаментальных исследований в советской системе организации наукии, следовательно, механизмов планирования и контроля этих исследований. Однаконичего не говорилось о выводе из состава Академии подразделений, занимающихсяприкладной тематикой. Похоже, в этом и был смысл тактики Несмеянова: добитьсяузаконения исходной независимости друг от друга фундаментальных и прикладныхисследований и затем, отдельно для каждого случая, отдельно для каждой научнойзадачи рассматривать: что чему должно быть подчинено и в какой степени.
Работа по убеждению ЦК в необходимости такогоразделения, проводимая через составление секретных записок, сопровождаласьнесколькими открытыми выпадами Несмеянова против Отделения технических наук. Вфеврале 1956 г. на Общем собрании Академии Несмеянов сказал, что институтыОтделения очень часто увлекались решением проблем мелкого хозяйственногозначения, забывая при этом об ответственности за разработку фундаментальныхпроблем государственного масштаба. Он конкретизировал свое высказывание двумянеделями позже, в докладе на ХХ съезде КПСС. Он сказал, например, что Академияне должна заниматься такими тривиальными исследованиями, как разработкаконструкций автоматических дверей для московского ресторана «Прага» илиизобретением новых видов стали для перьевых ручек. Главная задача Академиидолжна состоять в поиске и изучении новых явлений природы и общества, воткрытии законов, связывающих отдельные явления, и нахождении путей того, какэти законы могут быть использованы в интересах производства [18, p. 136].
Помимо вопросов, касающихся соотношенияфундаментальных и прикладных исследований, в записках предлагалось решить рядобщеорганизационных проблем, в частности, «создать более гибкую системуснабжения научно-исследовательских институтов оборудованием, приборами и материалами»и «продолжить и усилить взятый курс на расширение международных связей» [30, л.68–69]. Расширение международного научного сотрудничества – особая тема вреорганизации сталинской Академии, которую нам хотелось бы рассмотретьотдельно.
6. Международноенаучное сотрудничество
Железный занавес, полное засекречивание некоторыхобластей научного исследования, методологическое деление наук на буржуазную исоветскую и другие следствия холодной войны, казалось бы, должны были полностьюисключить сотрудничество между учеными враждебных стран. Однако, будучи вещьюнеобходимой, международное сотрудничество не прекратилось. Изгнанное черездверь, оно входило в окно, принимая иногда довольно необычные формы.Американскому исследователю Рональду Доелу удалось найти в архивах ЦРУдокумент, в котором обосновывалась необходимость развития научногосотрудничества с Советским Союзом с целью изучения его стратегическихресурсов7. В свою очередь, советская сторона одной из целей участия вмеждународных научных мероприятиях ставила пропаганду социалистическихдостижений.
То, что Несмеянов, Елютин и Малышев в качествеосновного аргумента, обосновывающего необходимость что-то менять в системеорганизации науки, указывали на отставание советской науки от западной, означалоесли не отмену, то, во всяком случае, существенную дискредитацию принципаидеологической борьбы в науке, постулированного на печально известнойавгустовской сессии ВАСХНИЛ в 1948 г. Прецедент того, что такая аргументациябыла принята президиумом как утверждение, имеющее силу, должен был означатьвозрождение в Академии ценностей научного интернационализма.
Изучение архивных источников убеждает в том, чтоначиная с 1954 г. оценка зарубежных научных исследований со стороны Академиитеряет идеологически враждебную стилистическую окраску. Международные научныеконтакты становятся предметом особой гордости Академии и упоминаются в отчетахкак один из наиболее весомых факторов, подтверждающих эффективность ее работы.Число международных научных делегаций за период с 1953 по 1954 гг. утроилось;число единиц международного научного книгообмена стало в два раза больше [11,л. 202].
Возвращение ценностей интернационализма в наукекосвенно подтверждается тем, что группы ученых, занимающих жесткую позициюидеологической борьбы в науке, например последователи Т.Д. Лысенко в биологии,с 1954 г. начали постепенно терять административное влияние в Академии. Этозатронуло ученый секретариат президиума, в состав которого входило несколькосторонников Т.Д. Лысенко. На заседании президиума 4 июня 1954 г. глава ученогосекретариата И.Е. Глущенко с негодованием говорил: «Нужно иметь в виду, что внастоящее время статьи сторонников мичуринской биологии не печатают в газетах,журналах; мичуринцев не включают в состав делегаций, в состав бюро отделениябиологических наук и т.д.» [11, л. 108]. В проекте нового Устава Академии,обсуждавшегося в 1957–1959 гг., предполагалось упразднить ученый секретариат. Вконечном варианте Устава секретариат все же был оставлен, хотя его штаты и административныеполномочия были существенно уменьшены [31].
2 марта 1956 г. президиум Академии выпустилпостановление «О мерах по упорядочению международных научных связей Академиинаук СССР и улучшению использования научных командировок», в первом пунктекоторого говорилось: «Считать одной из основных задач, стоящих передучреждениями и научными сотрудниками Академии наук, тщательное изучениеположительного опыта зарубежных научных учреждений и отдельных ученых вразличных областях науки» [32].
В начале 1960-х гг. международное научноесотрудничество считалось уже одной из неотъемлемых задач Академии. На волнереорганизации был создан Институт научно-технической информации, главной цельюкоторого было реферирование научных статей, изданных за границей; было основаноиздательство «Мир», публиковавшее переводы зарубежных научных книг. Целимеждународного сотрудничества стали явно формулироваться в планах Академии. Онивсе еще содержали идеологические оттенки, но эта идеология не запрещала, а,наоборот, поощряла международное сотрудничество. Например, в докладе от 21апреля 1965 г. нового президента академии М.В. Келдыша, отмечалось, что целямисотрудничества являются:
1. Ознакомление с достижениями высокоразвитыхкапиталистических стран и использование их в СССР.
2. Сотрудничество с учеными социалистических стран.
3. Контакты с учеными развивающихся стран.
4. Укрепление влияния в международных научныхорганизациях.
5. Пропаганда достижений советской науки и успеховкоммунистического строительства [33].
Динамика роста числа международных научныхорганизаций, куда входила Академия наук СССР в 1955-1964 гг. [33] видна изтаблицы.
Таблица. Рост числа международных научных организаций,в которые входила
АН СССР (1955–1964 гг.) Год 1955 1956 1957 1958 1959 1960 1961 1962 1963 1964 Число 18 42 61 72 82 89 90 95 100 108
7.Активы
Стратегия, сформулированная в секретных записках,нуждалась в легализации. Поводом для начала открытого обсуждения предложений,высказанных Несмеяновым, Малышевым и Елютиным, стали собрания активов Академии,посвященные обсуждению результатов работы ХХ съезда КПСС8. На этом съезде Н.С.Хрущев во время одного из своих выступлений произнес несколько фраз,прозвучавших как официальное приглашение к началу реорганизации Академии. Всловах Хрущева не было ничего, что могло бы как-то охарактеризовать егоиндивидуальную позицию в этом вопросе [34]. Скорее, это был абстрактный призывк тому, чтобы изменить систему организации науки к лучшему. Тем не менее впланах А.Н. Несмеянова это выступление сыграло очень важную роль. Сразу жепосле ХХ съезда в Академии было проведено три собрания активов, которыепозволили Несмеянову окончательно сформулировать главные принципы научнойполитики Академии после Сталина.
Согласно архивным источникам, активы готовилисьпрезидиумом Академии в тесном сотрудничестве с отделом науки и вузов ЦК.Сохранилась объемистая переписка между этими подразделениями о том, где и когдадолжны состояться собрания, каков должен быть состав участников, какие вопросыдолжны обсуждаться и т.д. [35] Списки предполагаемых участников составлялисьтаким образом, чтобы максимально широко охватить все подразделения Академии какпо специализации, так и по географическому положению. Собрания были проведены вЛенинграде (16–17 апреля 1956 г.), Новосибирске (24–25 апреля) и в Москве (7–8мая). Среди участников собраний были не только Академии. Например, согласноотчетам о проведении активов, которые также были поданы в ЦК, на Ленинградскомсобрании присутствовали 84 академика и члена-корреспондента, 375 сотрудниковленинградских учреждений АН СССР, 52 сотрудника филиалов АН СССР, 62представителя предприятий, научно-исследовательских учреждений и вузов г.Ленинграда, 72 представителя партийных, советских и общественных организаций[35, л. 146].
Активы проходили под лозунгом «В целях привлеченияшироких кругов ученых к обсуждению мероприятий по улучшению деятельностинаучных учреждений Академии наук СССР». Повестка дня была построена такимобразом, что президент Академии А.Н. Несмеянов (в Новосибирске и Москве) иученый секретарь А.В. Топчиев (в Ленинграде) обращались к собранию совступительным словом и докладом «Задачи Академии наук СССР в свете решений ХХсъезда КПСС». После чего на трибуну приглашались участники, чтобы выступить сосвоими замечаниями и предложениями по поводу недостатков в работе Академии [35,л. 146].
Активы проходили непосредственно после ХХ съезда КПСС,который вошел в историю в связи с резким поворотом СССР в области внешнейполитики (от конфронтации с капиталистическими странами к мирномусосуществованию) и докладом Н.С. Хрущева по поводу преступлений Сталина. Этимобъяснялся их особый реформаторский дух. Несмотря на все принятые мерыпредосторожности, активы спровоцировали взрыв в академической среде. Несмеяновус трудом удалось удержать ситуацию под контролем. Обсуждение проблем советскойнауки носило спонтанный, эмоционально окрашенный характер и с трудом поддаетсяадекватной передаче. Импровизированные выступления на активах, характеризующиете или иные мнения ученых, впоследствии подвергались доработке. Для болееотчетливой характеристики позиций различных ученых мы будем цитировать ихвыступления не только на активах, но и на последующих собраниях Академии,используя те фрагменты, в которых их взгляды и мнения по поводу организацииработы в Академии передавались наиболее ярко.
В процессе обсуждения выяснилось, что практически всеучастники активов были согласны в том, что президиум должен передать частьсвоих управленческих полномочий в пользу бюро Отделений. Все считали, чтополномочия директоров институтов должны быть расширены. За исключениемлысенковцев и некоторых представителей Отделения общественных наук, вседопускали, что международное научное сотрудничество нужно развивать [35, л. 166–167.Разногласия возникали по трем пунктам: в вопросах, связанных с соотношением вАкадемии фундаментальных и прикладных исследований; со сложившимися отношениямимежду наукой и идеологией; и со степенью административных свобод, которыедолжны получить академические институты.
Наиболее радикальные предложения звучали со стороныфизиков и противников мичуринской биологии из Отделения биологических наук.Объектом их критики стали Лысенко и философы из Отделения общественных наук.Особой остротой отличались выступления Л.А. Арцимовича. Например, надекабрьском общем собрании Академии 1956 г. он говорил:
У наших философов в их… философском реквизите имеются…давно заготовленные философские костюмы для каждой отрасли науки, причем сшитыепо одной и той же мерке, из одних и тех же цитат. По этой причине, когда накакую-нибудь отрасль науки этот костюм почему-то не лезет, то появляетсятенденция подогнать путем хирургической операции эту отрасль науки подзаготовленное для нее философское одеяние… Надо учесть, что новое научноесодержание расширяет саму философию, а раз расширяет, следовательно, иизменяет… На основе любого сочетания имеющихся цитат невозможно ничего сделатьв современной науке, и деятельность философии в отношении философииестествознания окажется бесполезной [7, с. 238–239].
Д.Н. Насонов и В.Н. Тихомиров использовали родившуюсяна ХХ съезде идеологему культа личности для предъявления серьезных обвиненийТ.Д. Лысенко и его сторонникам. На ленинградском активе член-корреспондент АНСССР Д.Н. Насонов сказал, что причиной отставания отечественной цитологииявляется «водворение насильственно созданных авторитетов – икон, которые своимсловом, своим мнением подменяют истинные критерии научно-исследовательскойработы каждого ученого-материалиста, эксперимента и наблюдения». Такую роль,говорил Насонов, сыграли у нас академик Лысенко и Лепешинская. АвторитетЛысенко создавался им самим и его сотрудниками «методами запугивания, благодарячему целая биологическая область науки пришла в упадок». Профессор В.Н.Тихомиров, добавляя выступление Насонова, сказал, что сессия ВАСХНИЛ 1948 г.«открыла неограниченные возможности для аракчеевской обстановки, котораясоздалась в биологии» [35].
Физики и противники Лысенко из Отделения биологическихнаук требовали отменить сталинский «идеологического стандарт» в науке ипризнать ошибочность решений августовской сессии ВАСХНИЛ 1948 г. В вопросепредоставления административных свобод подразделениям Академии они такжезаходили дальше других. Помимо изменения положений о НИИ и Отделении Академии,они предлагали увеличить демократические права Общего собрания академии и датьакадемикам возможность самим переизбирать президиум. Давая оценку активу какорганизационному мероприятию, И.Е. Тамм сказал, что собрания активов, конечно,необходимы, но они отнюдь не компенсируют того влияния, которое Отделениядолжны, но, в соответствии с существующей процедурой, не могут оказывать навыработку решений в Академии. Тамм призвал собрание к тому, чтобы существенноусилить роль Отделений в процедуре принятия решений по общим вопросам,касающимся организации работы в Академии [18, p. 144].
В вопросе о соотношении фундаментальных и прикладныхисследований, Тамм и Арцимович настойчиво рекомендовали бросить все силы наразработку фундаментальных проблем, особенно в области ядерной физики иприменения физических и химических методов в биологии9. Ни на активах, ни напоследующих собраниях академии до 1959 г. со стороны физиков не прозвучалотребования о полном выводе из Академии подразделений прикладного профиля.Однако мысль о приоритетном развитии фундаментальных направлений наукипостоянно подчеркивалась ими. Определеннее всех высказался по этому вопросуопять П.Л. Капица, хотя его высказывание звучало не как предложение, а какпредположение, нуждающееся в обсуждении. Капица говорил, например: «Может быть,в дальнейшем, по мере роста нашей промышленности, нужно вообще упразднить вАкадемии целый ряд областей науки и передать их в разные отраслипромышленности? Тогда лет через 20-30 вообще от Академии мало что останется… икритиковать Академию за плохое внедрение не будут… Конечно, такая ситуациянереальна … Весь вопрос в том, что нужно четко определить главные задачиАкадемии: что должны делать коллективы ученых в Академии и что не может выполнятьсянаучными учреждениями в промышленности… При этом все, что можно передать впромышленность, нужно изъять из Академии наук» [4, с. 166].
Сотрудники Отделения технических наук были настроеныконсервативно. Цитируя директивы ХХ съезда в своем выступлении на московскомактиве, Несмеянов намеренно или случайно опустил фразу, в которой говорилось о«концентрации усилий научных и материальных ресурсов научно-исследовательскихинститутов главным образом на научных проблемах, имеющих наибольшеехозяйственное значение», но подчеркнул, что «необходимо обратить особоевнимание на тот факт, что директивы призывают нас к тому, чтобы расширитьтеоретические исследования во всех областях знания» [18, с. 141]. Эта «ошибка»была встречена резкой критикой со стороны Отделения технических наук. ДиректорИнститута механизации А.А. Благонравов напомнил Несмеянову, что в директивахсъезда обращалось внимание не только на важность теоретических исследований, нои на необходимость приблизить науку к конкретным нуждам народного хозяйства.Принимая во внимание эти требования, утверждал Благонравов, мы должны понимать,что роль Отделения технических наук приобретает особое значение. Отделениедолжно принять участие в решении множества наиболее важных задач, стоящих переднародным хозяйством страны10. Благонравова поддержали такие видные сотрудникиАкадемии, как директор Электрофизической лаборатории Института металлургии П.К.Ощепков, заведующий лабораторией Института минеральных топлив Л.М. Сапожников идиректор Института комплексных транспортных проблем Т.С. Хачатуров.
Руководство Академии в лице президента Несмеянова иученого секретаря Топчиева заняло компромиссную позицию, пытаясь примиритьсторонников «фундаментализации» Академии с Отделением технических наук исгладить реакцию на отголоски идеологических конфликтов. Отчетливее всегопозиция А.Н. Несмеянова была выражена им в тексте выступления на Общем собранииАкадемии наук СССР 28 декабря 1956 г. В самом начале своего выступленияНесмеянов отметил, что борьба за научный уровень, за качество науки – этоглавное в том, что предстоит сделать Академии. Несмеянов старался тщательноизбегать употребления терминов «прикладное» и «фундаментальное». В его довольнодолгом выступлении (около 20 страниц машинописного текста) эти два слова ниразу (!) не были произнесены. Доклад был насыщен метафорами, сравнениями,рассуждениями о «великой практической силе абстракции», об «интегрирующей ролиАкадемии наук» и конкретными примерами того, как результаты отвлеченныхисследований могут эффективно использоваться в практике народного хозяйства.Например, Несмеянов предлагал рассматривать развитие науки по аналогии с ростомрастения, применяя сравнение с точками роста. В развитии науки, писалНесмеянов, «есть… то главное, что представляет суть данной области науки… Если,пользуясь образом точек роста, растение должно расти именно в этих точках, то унас оно большей частью развивается целиком. Я думаю, что наша задача – суметьконцентрировать наши усилия, внимание, средства, ресурсы на этих областях» [7,с. 180–181].
Такая интерпретация «качественного изменения работыАкадемии», не отождествляющая актуальные проблемы по принципу фундаментальное =передовое, по всей видимости, вполне устраивала инженеров, но совершенно неудовлетворяла радикально настроенных физиков и биологов. В прениях по докладуони упрекали Несмеянова в «свойственной ему мягкости» (Арцимович) и отсутствии«конкретной действенной программы устранения серьезных недостатков» (Тамм).Разногласия между Несмеяновым и физиками были довольно существенными и моглииметь серьезные последствия. Давая характеристику настроениям внутри Академии впериод избрания на второй президентский срок (декабрь 1956 г.), Несмеянов пишетв своих мемуарах: «Результат был такой, что я был переизбран подавляющимбольшинством голосов, хотя и не единогласно. Насколько я помню, 17 академиковиз 88 голосовали на этот раз против моего переизбрания. По общему мнению, восновном это были голоса физиков» [7, с. 176].
В идеологических вопросах президиум продолжал оставатьсяна традиционных позициях, предпочитая не будить спящую собаку и одновременнопытаясь защитить чересчур разговорившихся физиков от возможных идеологическихатак со стороны Отделения общественных наук. В заключительном слове по прениямна том же собрании Несмеянов так прокомментировал пассаж Арцимовича офилософии: «Я бы не согласился с К.В. Островитяновым в той его оценкевыступления Л.А. Арцимовича, когда он с некоторым подозрением отнесся к нему:не собирается ли он, дескать, пересматривать основы нашейдиалектико-материалистической философии, говоря, что каждое новое крупноефизическое открытие должно менять философию. Конечно, я понимаю это так, что нефилософию оно должно менять, а должно обогащать философию. Я не сомневаюсь, чтоименно это он хотел выразить, вложить в свои слова» [7, с. 249]. Ответпрезидиума на требование пересмотреть решения сессии ВАСХНИЛ был категоричнонегативным: «На сессии ВАСХНИЛ стоял вопрос о борьбе материализма с идеализмом,сессия обеспечила победу марксистско-ленинской методологии в биологическойнауке, нельзя сводить все огромное значение сессии к деятельности отдельныхлиц. У нас нет оснований отрицать научные заслуги академика Т.Д. Лысенко» [35,л. 151].
Собрания активов были замечательным средством длятого, чтобы вынести на широкое обсуждение проблемы реорганизации Академии и, неподвергая большому риску осуществление предполагаемых изменений, представитьвозможные варианты развития событий. С одной стороны, резолюции активов моглибыть использованы президиумом для обоснования тех или иных организационныхрешений, с другой – они не имели статуса административного предписания и даваливозможность президиуму действовать относительно свободно, принимая в расчетрасстановку сил на внутриполитической арене и борьбу интересов в самойАкадемии.
После активов Несмеянов уверенно пошел по пути«последовательного приближения» работы Академии к идеалу, который мог быисключить наиболее существенные противоречия между различными подразделениямиакадемии. Он шаг за шагом добивался организационных изменений, пытаясь уходитьот острых идеологических вопросов, ведя переговоры с ЦК и Советом Министров исовершенствуя организацию Академии в русле тех предложений, которые былисформулированы на активах и до их проведения. Ему удалось относительнобескровно поменять принципы управления Академией и добиться устранения наиболеесущественных организационных недостатков. В частности, была осуществленадецентрализация управления, выразившаяся в расширении административныхполномочий директоров институтов и заведующих лабораториями и усилениирегулирующей роли Общих собраний академии. Идеологическая компонента ворганизации научной работы была существенно снижена11. Влияние органовидеологического контроля, таких как ученый секретариат и парторганизацииинститутов, было уменьшено (но не полностью устранено). Была усовершенствованасистема планирования и материального обеспечения фундаментальныхисследований12.
Что касается соотношения фундаментальных и прикладныхисследований, то Несмеянов сумел добиться признания со стороны властей особогостатуса фундаментальных исследований. Многоступенчатая система внедрениярастягивала разработку новой техники на долгие годы. Во второй половине 1950-хгг. президиум видел решение этой проблемы в создании комплексных бригадисследователей, технологов, проектировщиков, работавших одновременно над однойпроблемой.
8. Когдаученые ищут поддержки общественности
В июне 1959 г. реформа Академии неожиданно получилановый поворот. По непонятным причинам позиция Несмеянова стала вызыватьраздражение Н.С.Хрущева. В своих воспоминаниях Несмеянов пишет: «Неприятныеситуации возникали все чаще. Иногда это были случайные, казалось бы, реплики,иногда реплики-поручения вроде того, что нужно бы произвести перестройку структурыАкадемии, чтобы улучшить ее работу» [7, c. 263]. Причины недовольства Хрущеваработой Академии до сих пор не понятны. Осуществляя реорганизацию, Несмеяновработал в тесном сотрудничестве с ЦК. Насколько можно судить по архивнымдокументам, отдел науки был вполне удовлетворен его работой. Во всяком случае,никаких документов, намекающих на конфликт, в архивах ЦК не обнаружено.
Вне зависимости от того, находился ли Хрущев подчьим-то влиянием или действовал по собственному усмотрению, именно ему следует приписатьшаг, ставший переломным для судьбы академической реформы. В июне 1959 г.состоялся пленум ЦК КПСС, посвященный работе по выполнению решений ХХI съездаКПСС об ускорении технического прогресса в промышленности и строительстве. Изакадемиков на этом съезде присутствовали президент Академии А.Н. Несмеянов,вице-президент (бывший ученый секретарь) А.В. Топчиев и первый советскийученый, ставший лауреатом нобелевской премии (1956), ученый секретарь Отделенияхимических наук и директор Института физической химии Н.Н. Семенов. Выступал напленуме только Несмеянов. Речи Топчиева и Семенова была приложены кстенограмме.
Несмеянов и Топчиев построили свои выступленияпримерно одинаково. Они очень мало, только мимоходом, говорили оборганизационных проблемах академии и сосредоточились, главным образом, наперечислении конкретных научных достижений. Оба отмечали, что проблемавнедрения новой техники все еще не преодолена окончательно, но прилагаемые впоследние годы усилия решить эту задачу внушают оптимизм. Речь Семенова былапостроена иначе. Он, наоборот, начал с рассмотрения общих задач Академии наук итолько во второй части запланированного (но, судя по стенографическому отчету,не сделанного) выступления перешел к конкретным достижениям Отделения химическихнаук.
Взгляды, высказанные Н.Н. Семеновым, были очень близкик тому, что писали Несмеянов, Елютин и Малышев в секретных записках 1955 г. Вречи, приготовленной для пленума, Семенов ни слова не написал о том, чтобыпередать прикладные исследования под юрисдикцию отраслевых министерств. То естьСеменов был даже менее радикален, чем П.Л. Капица в выступлении на активе в1956 г. Казалось бы, ничто не предвещало осложнений. Неожиданно в последнийдень пленума Н.С. Хрущев в заключительной речи произнес прямой призыв к тому,чтобы убрать из Академии часть институтов прикладного профиля:
Думаю, что создалось трудное положение в некоторыхнаучных учреждениях Академии наук. Со мною отдельные ученые могут несогласиться, но я считаю, что неразумно, когда в Академию наук включили вопросыметаллургии, угольной промышленности. Ведь раньше в Академии наук не было этихотраслей.
Но вот взяли замечательного инженера и крупногоученого товарища Бардина. Он строил Кузнецкий комбинат, теперь посадили его вАкадемию. И он правильно стал добиваться, чтобы ему построили соответствующийинститут в Москве. Примерно так же получилось с крупным специалистом по углюакадемиком Шевяковым…
Что же, товарищи, разве наука хуже может развиваться вСвердловске, Сталино или в Днепропетровске, чем в Москве? Это неверно. Там, гдежизнь, там и наука… Лучше пойти по другому пути. Давайте создавать лабораториипри заводах, при фабриках, создавать институты и другие научные центры присовнархозах, куда наряду с опытными, известными учеными выдвигать большемолодежи…
Мы попросим, чтобы Академия наук СССР, ее президиумразработали предложения о дальнейшем улучшении деятельности Академии, ееотделений, филиалов и институтов [36].
Слова Хрущева о том, что «некоторые ученые могут сомной не согласиться», очевидно, следует расценивать как обращенные и кНесмеянову, в том числе. Хрущев неоднократно давал Несмеянову поручениепродумать перестройку структуры Академии. В этих случаях, вспоминает Несмеянов,«я собирал руководство, излагал ему новое требование, и мы начинали думать иобмениваться мнениями… Но трудно было что-либо предложить новое. Лишь М.В.Келдыш убежденно защищал те изменения, которые он, став президентом Академиинаук, и осуществил: это было увеличение числа Отделений, каждое из которых былоответственно за некоторую большую важную проблему; ликвидация Отделениятехнических наук. Нам – большинству – казалось, что эти предложениянеприемлемы» [7, с. 264].
Несмеянов в очередной раз проигнорировал требованиеХрущева. Отклик на его призыв пришел с другой стороны. Через месяц послеокончания пленума в «Известиях» была опубликована статья Н.Н. Семенова «Наукасегодня и завтра» [37]. Статья представляла собой расширенный вариант первойчасти речи Семенова на пленуме, но с более категоричными выводами. Главнымвыводом статьи было то, что институты, занимающиеся преимущественно прикладнымипроблемами, должны быть выведены из состава Академии. Прогресс промышленности,по мнению Семенова, может осуществляться двумя путями: путем логическогоразвития фундаментальных наук, на базе чисто научных открытий; и путемусовершенствования техники и производства. Институты Академии наук иисследовательские кафедры университетов должны идти по первому пути, аконструкторские бюро и отраслевые институты – по второму. Семенов предлагалсократить число Отделений, исключив из академии Отделение технических наук,полностью перестроить системы снабжения академических институтов, подборакадров и сменить «психологический» подход к планированию фундаментальныхисследований. Институты Академии, занимавшиеся, главным образом, прикладнымиисследованиями, он предлагал передать промышленным министерствам.
Семенов обращался к читателям от собственного лица,подчеркивая, что он выражает свое индивидуальное мнение, но заканчивал статьюпризывом: «Работники Академии наук, вся научная общественность с большимвоодушевлением поддерживает мысль, высказанную Никитой Сергеевичем Хрущевым наиюньском пленуме… Несомненно, из суммы предложений, преследующих эту цель, мысможем выработать план действий, который поможет нам еще выше поднять значениеАкадемии наук и роль всей советской науки в строительстве коммунизма».
Как готовилась эта публикация – остается невыясненным. Статья с призывом освободить Академию от прикладных исследований немогла быть напечатана в «Известиях» без санкции ЦК. Однако в архивах ЦК несохранилось документов, в которых обсуждался бы этот вопрос. Учитывая то, чторедактором «Известий» в это время был зять Хрущева Аджубей, вопрос этот могрешиться вполне приватно, без документального обоснования. Это было вполне вхарактере Хрущева, любившего в «горячих» делах брать инициативу в свои руки,игнорируя помощь консультантов. Косвенным подтверждением этого может служитьпометка, сделанная в газете под статьей: «печатается в порядке обсуждения».
Официального ответа президиума Академии на статьюСеменова не последовало. Первым, кто встал на защиту интересов инженеров, былглава Отделения технических наук И.П. Бардин. Статья Бардина была опубликованав «Известиях» 28 августа в ответ на статью Семенова. Он писал, что Академиянаук, безусловно, должна работать в области отдаленной перспективы и проблем,революционизирующих науку и технику будущего, но значительную часть своихусилий она должна отдавать непосредственной помощи производству. Техническийпрогресс, писал Бардин, «нельзя представлять себе как самотек». Для того чтобыновейшая физика и химия раздвинули горизонты производства, необходима большаяисследовательская работа по приложению данных физических теорий к специальнымнаукам. Лишь таким путем могут быть созданы контакты, линии переходов оттеоретических дисциплин к производству. Этот мост должны создавать институтытехнических наук в системе Академии наук. Итоги работы этих институтов должныдалее усваиваться и применяться к решению производственных задач вмногочисленных отраслевых научно-исследовательских институтах. «Это единственновозможная система, – подчеркивал Бардин. – И ее надо придерживаться прямо иоткрыто, надолго и всерьез, что принесет большую пользу делу прогресса итехники».
Через несколько дней «Известия» опубликоваликоллективную статью, написанную академиками-инженерами А.А. Благонравовым, И.И.Артоболевским (заведующий отделом теории машин Института механики), А.Л. Минцем(директор Радиоинженерного института), Б.С. Стечкиным (директор Моторнойлаборатории) и членом-корреспондентом Академии Б.Н. Петровым (бывший директорИнститута автоматизации и дистанционного управления) [38]. Авторы острокритиковали Семенова, привлекая, в том числе, идеологические обвинения. Ихконтртезис заключался в том, что невозможно распределить научную деятельностьво всех случаях по единому шаблону, независимо от характера и состояния той илииной научной проблемы. «Необходимо, – писали авторы статьи, – исходить не столькоиз разделения, сколько из целесообразного объединения научной работы, учитываясуществующее состояние и возможности развития конкретныхнаучно-исследовательских учреждений, квалификацию их кадров, связь их спроизводством, материальную базу и т.п.»
За два месяца в «Известиях» и других газетах былоопубликовано около десятка статей, посвященных дискуссии о соотношениифундаментальных и прикладных наук. В основном они содержали критику,опровергающую предложения Семенова. Первая статья в поддержку Семенова былаопубликована только 21 октября 1959 г. Авторами статьи были физики А.И.Алиханов, И.Е. Тамм и химики М.И. Кабачник (заведующий лабораторией Институтаорганических соединений) и М.М. Шемякин (директор Института химии природныхсоединений). Тон авторов статьи не оставлял сомнений по поводу того, чтореорганизация академии – вопрос решенный. По их мнению, оставалось толькоопределить, «какие институты технического профиля должны находиться в системеакадемии наук, а какие – в системе отраслевых институтов» [39]. Отвечая накритику инженеров, авторы статьи писали, что в первые годы советской власти,когда Советский Союз практически не имел других научных учреждений, кромеАкадемии наук, естественно было привлекать ее даже к решению сравнительнопростых технических задач. Сегодня масштабы исследований в области техническихнаук настолько возросли, что стало нецелесообразно выполнять их в системе однойлишь Академии наук. Естественно, что по мере нахождения практических формпродвижения в производство научных достижений, на известном этапе становитсяцелесообразной передача академических институтов промышленности. Это –естественный ход событий. Наличие в системе Академии наук СССР ряда техническихинститутов, обслуживавших уже развитые отрасли производства, стало явныманахронизмом.
Несмотря на то, что большинство участников дискуссиибыло против предложений Семенова, в конце 1960 г. в Совете Министров быласоздана комиссия, которая должна была решить: какие институты подлежат передачеотраслевым министерствам. Со стороны Совета Министров дело было поручено вестипредседателю Совмина А.Н. Косыгину. Академию представлял А.Н. Несмеянов.Несмеянов вспоминает, что «по мере рассмотрения судьбы академических институтовпринимались и решения о их передаче в отрасли, так что нам оставаласьнеизвестной картина будущего академии в целом… Постепенно дело определялосьтак, что если были министерства, желающие принять наши институты, если этиминистерства считались имевшими опыт руководства научными институтами, вособенности технического профиля, то институты им передавались» [7, c. 265].
Официальное решение этого вопроса было озвученоПостановлением ЦК КПСС и Совета Министров СССР от 3 апреля 1961 г. «О мерах поулучшению координации научно-исследовательских работ в стране и деятельностиАкадемии наук СССР» [40]. В постановлении говорилось:
В целях сосредоточения Академии наук СССР навыполнении важнейших научно-исследовательских работ в области естественных игуманитарных наук, а также для улучшения деятельности институтов отраслевогопрофиля по предложению президиума Академии наук ССССР передаются в ведениегосударственных комитетов Совета Министров СССР, министерств, ведомств и СоветаМинистров РСФСР ряд институтов и других научных учреждений, а также филиалыАкадемии наук СССР. За Академией наук СССР сохраняется научно-методическоеруководство филиалами.
Постановление было опубликовано в «Правде» 12 апреля,в день запуска первого пилотируемого спутника с Юрием Гагариным на борту, ровночерез 7 лет после того, как Капица направил Хрущеву письмо с призывом «поднятьна щит фундаментальные теоретические проблемы». В результате реорганизации изсостава академии было выведено 7 ее филиалов и более 50 институтов,принадлежавших, главным образом, Отделению технических наук. Общее числосотрудников этих подразделений составляло более 20 тысяч человек. 15 июня 1961г. был избран новый президент Академии М.В. Келдыш. Он завершил реорганизацию,перестроив отделения Академии наук (см. выше) и исключив из ее составаОтделение технических наук.
Заключение
Реформа Академии наук СССР 1961 г. – сложноеисторическое явление. В статье мы сосредоточили внимание главным образом натом, как сами советские ученые видели и понимали причины реформы и пути еереализации. Мы почти не принимали в расчет внешних социальных факторов, к числукоторых следует относить аппаратную борьбу Хрущева против Маленкова и Молотова,реструктуризацию в 1950-х гг. системы государственного управления в целом,смену внешнеполитического курса СССР, динамику самоопределения ЦК в наиболеевлиятельный политический орган страны, импульсивность самого Хрущева в решениинекоторых важных политических вопросов и т.д. Руководители крупных научныхучреждений СССР действовали в сложном мотивационном поле, включавшем собственнонаучную аргументацию, конкретную ситуацию властных отношений, тенденцииизменения внешней и внутренней политики, специфику личных отношений междуучеными и партийными руководителями. Нам пришлось мириться с неизбежным вданном случае упрощением, связанным с переходом от конкретного, неисчерпаемогово всех смыслах исторического события к модели, в которой рассматривается иоценивается только один содержательный предикат: взгляд на реформу «изнутри»советского научного сообщества.
Если говорить о реформе, ориентируясь на «взглядизнутри», то следует признать, что в начале 1950-х гг. советские ученые вполнеотдавали себе отчет в недостатках и преимуществах советской системы организациинаучных исследований и были готовы к тому, чтобы начать если не реформу, то рядмероприятий по усовершенствованию организации советской науки. Однако мненияотдельных групп ученых по поводу конкретных путей осуществления реформы сильноотличались друг от друга. Наиболее острые разногласия возникали в вопросахвзаимоотношений между фундаментальными и прикладными исследованиями. Когдамероприятия по улучшению работы Академии наук СССР были вынесены на открытоеобсуждение научной общественности, академическая аудитория раскололась на двавраждебных лагеря. Первый был представлен, главным образом, физиками изатомного проекта и противниками мичуринской биологии из Отделения биологическихнаук; второй – инженерами Отделения технических наук.
Представители обеих сторон в полной мере использовалипредыдущий опыт сотрудничества с властями. Инженеры стояли на позицияхутилитарной полезности науки и приоритетного развития в академии прикладныхнаправлений исследования. Физики настаивали на том, чтобы Академиясосредоточилась, главным образом, на решении фундаментальных проблем. Позицияпрезидиума во главе с президентом Академии А.Н. Несмеяновым заключалась в том,чтобы найти разумный компромисс между этими полярными точками зрения.Несмеянову удалось добиться признания со стороны ЦК особого статуса инезависимости фундаментальных исследований от прикладных. Следует особоотметить, что Несмеянов никогда не настаивал на выводе из состава Академииинститутов прикладного профиля. С его точки зрения, вопросы сотрудничествамежду инженерами и учеными должны были регламентироваться не Уставом Академии,а конкретными обстоятельствами решения той или иной научной задачи.
Хотя при внесении предложений по усовершенствованиюработы Академии Несмеянов постоянно ссылался на опыт физиков-ядерщиков, своегоглавного союзника он видел не в радикально настроенных представителях Отделенияфизико-математических наук, а в лице Отдела науки и вузов ЦК. Открытая критикасуществующих методов идеологического контроля науки, которая проскальзывала ввысказываниях физиков, могла погубить здоровые начинания в Академии, как этобыло, кстати сказать, с реформой советских вооруженных сил, проводившейсяпримерно в тот же период маршалом Г.К. Жуковым. Жуков, являясь в то времяминистром обороны, без согласия ЦК издал несколько приказов, ослаблявшихвлияние руководящих органов партии в армии, что в конечном итоге привело кобратному результату – усилению идеологического контроля в армии и отстранениюсамого Г.К. Жукова от должности министра [15, c. 150–157].
Решающим событием для начала реорганизации Академиибыла смерть Сталина в 1953 г. Решающим событием для завершения академическойреформы было выступление Н.С. Хрущева на июньском Пленуме ЦК КПСС 1959 г. Хотярешение о разделении фундаментальных и прикладных наук принималось Хрущевымсамостоятельно, альтернативы выбора были сконструированы академическойаудиторией в условиях конфликта между сторонниками приоритетного развитияфундаментальных исследований и инженерами. Восприятие Хрущевым ситуацииакадемической реформы очевидно формировалось под влиянием идеиадминистративного дробления управления экономикой через совнархозы. Вполневероятно, что Хрущев, считавший совнархозы своим детищем, решил применитьаналогичный принцип для организации научной работы. Нельзя также исключить, чтонатолкнувшись на сопротивление президиума, сторонники радикальной реформыиспользовали свои каналы влияния на Хрущева через Минатом или другиенеподотчетные Несмеянову подразделения, связанные с атомным проектом. И то, идругое на сегодняшний день можно считать только предположением.
Проблема внедрения новой техники всегда стояла вцентре дискуссий об улучшении работы Академии. Даже самые радикальныепредложения советских ученых по поводу усиления «отвлеченных» научныхнаправлений всегда содержали аргументы, позволявшие свести эти предложения кпринципу служения науки насущным нуждам народного хозяйства. Реформа Академиине решила проблемы внедрения. Оглядываясь назад, следует признать, что опытНесмеянова в создании комплексных бригад исследователей и его попыткипреодолеть проблему внедрения методом определения «точек роста» представляютсясегодня, как минимум, интересными. Однако мы лишены возможности проверить,насколько эффективно работала бы такая система организации научных исследованийв советских условиях.
Примечания
1. В середине 1950-х гг. Академия наук СССР переживалапик количественного роста. С 1951 по 1956 гг. академия выросла по числу членов– с 383 до 465; по числу научных учреждений – с 96 до 124; по числу научныхработников – с 7 тыс. до 15 тыс. человек [7, c. 177].
2. Лозунг «догнать и перегнать» уже использовалсясоветской пропагандой. Однако в конце 1940-х – начале 1950-х гг., в связи скампаниями против «космополитизма» и «низкопоклонничества перед Западом»,упоминание об отставании Советского Союза от западных стран в негативномаспекте (у нас – хуже, и будет еще хуже, если не возьмемся за ум) могло вызватьидеологические обвинения в «пораженческих настроениях». О кампаниях в советскойнауке см., например: Кожевников А.Б. Игры сталинской демократии иидеологические дискуссии в советской науке: 1947–1952 гг. // Вопросы историиестествознания и техники. 1997. № 4. С. 26–58; Томилин К.А. Физики и борьба скосмополитизмом // Физика ХIХ–ХХ вв. в общенаучном и социокультурномконтекстах: Физика ХХ века / Отв. ред. Г.М. Идлис, М.: Янус-К, 1997. С.264–304.
3. Испытания водородной бомбы прошли в 1955 г., но всередине 1954 г. главные проблемы создания термоядерного оружия уже былирешены.
4. Помимо подписи А.И. Алиханова на докладе стоялаподпись И.В. Курчатова.
5. В сопроводительном письме к записке говорилось отом, что она была подготовлена по заданию члена президиума ЦК Н.А. Булганина. Вкаком качестве выступал Булганин при подготовке этого документа – не совсемясно. Вполне вероятно, что он курировал академию как член Президиума ЦК.
6. В.А. Малышев был также министром Министерствасреднего машиностроения.
7. Из доклада на конференции: «Polar Sea of Discord and Collaboration:Science and Politics in Oceanography and Arctic Exploration»: InternationalConference, St. Petersburg, 27–30 January 1999.
8. Термин «актив» был введен в употреблениекоммунистами и определялся в Уставе ВКП(б) от 1939 г. как собрание местныхпартийных организаций, целью которого является обсуждение наиболее важныхрешений партии и правительства. В уставе оговаривалось, что активы должнысозываться не для формального ознакомления и утверждения этих решений, а длядействительного, критичного обсуждения. Активы могли созываться не толькопартийными, но и другими организациями, включая комсомол, профсоюзы, промышленныепредприятия, высшие учебные заведения и т.д. Отличительной чертой этих собранийявлялось то, что они представляли собой неформальное с точки зрениябюрократической процедуры мероприятие, и в силу этого могли включать оченьширокий спектр участников, так или иначе заинтересованных в решениидискутируемого вопроса. Состав участников никак не регламентировался и вомногом зависел от инициативы лица, созывающего актив.
9. И.Е. Тамм, например, в одном из своих выступленийсказал, что «если выделять наиболее важные отделы науки вообще в данный момент,то это есть, с одной стороны, физика, ядерная физика, с другой стороны,биология». Арцимович отметил также, что «за последние несколько десятков лет вфизике были созданы теория относительности, квантовая механика, которыекоренным образом изменили самые основы научного мировоззрения. В биологии,вероятно, одним из наиболее крупных достижений ХХ века является созданиехромосомной теории наследственности» [7].
10. Высказывание Благонравова имело особый вес, таккак будучи президентом Артиллерийской академии, он принимал непосредственноеучастие в разработке советской космической программы.
11. На начальном этапе реформы снижениеидеологического контроля отчасти обуславливалось несогласованностью работытерриториальных (обкомы, райкомы и т.д.) и первичных ведомственных партийныхорганизаций. В годы реформы партийные ячейки институтов, состоявшие в основномиз сотрудников этих институтов, пользовались поддержкой ЦК и могли отстаиватьсвои профессиональные интересы, блокируя претензии на осуществлениеидеологического контроля со стороны территориальных парторганизаций (См. Kneen Peter. Why Natural Scientists are aproblem for the CPSU // British Journal of Political Science. V. 8. Pt 2. 1978. April. P. 177–198). Благодаря этомус 1956 по 1964 гг. действительно наблюдалось некоторое ослаблениеидеологического контроля. С 1965 г., когда заведующим отделом науки ЦК былназначен С.П. Трапезников, взявший курс на ужесточение идеологического контроляв науке, эти тенденции были пресечены (См., например, Fortecque Stephen. The Communist Party and Soviet Science.Baltimore: The Johns Hopkins U. P.,1983).
12. В крупных городах, где размещалось большинствоакадемических институтов, были созданы мелкооптовые базы, обслуживающие нуждыисследовательских институтов. По новой бюрократической процедурепредусматривалась возможность изменения смет в середине планируемого периода идополнительной закупки оборудования и необходимых материалов с этих баз (См.Постановление Президиума АН СССР № 288а от 29 июня 1956 г. и сопроводительныематериалы к нему в. [5, л. 21–30]).
Списоклитературы
1. Грэхэм Лорен Р. Очерки истории российской исоветской науки. М., Янус-К,1998. 310 с.
2. Krementsov Nikolay. Stalinist Science.Princeton: Princeton U.P., 1997. 372 с.
3. Капица П.Л. Письма о науке. М.: Московский рабочий,1989.
4. Эксперимент. Теория. Практика. Серия: Наука.Мировоззрение. Жизнь. М.: Наука, 1987. 496 с.
5. РГАНИ. Ф. 5. Оп. 35. Ед. хр. 30. Л. 21–36 (отчетБ.В. Кукаркина).
6. РГАНИ. Ф. 5. Оп. 17. Ед. хр. 511.
7. Несмеянов А.Н. На качелях ХХ века. М., 1999. 309 с.
8. Greenberg Linda Lubrano. Policy-Makingin the USSR Academy of Sciences // Journal of Contemporary History. 1973. V. 8. No. 4. P. 67–80.
9. Визгин В.П. Спасенная дважды: Советскаятеоретическая физика между философией и ядерным оружием // История советскогоатомного проекта: Документы, воспоминания и исследования. Вып. 1. М.: Янус-К,1998. С. 329–391.
10. РГАНИ. Ф. 5. Оп. 17. Ед. хр. 407. Л. 168.
11. РГАНИ. Ф. 5. Оп. 17. Ед. хр. 457. Л. 14–19 (письмоВ.Н. Сукачева в ЦК от 17 февраля 1954 г.).
12. Vucinich Alexander. The Thaw and theScientific and Technological Revolution (1954–1970) // Empire of Knowledge: TheAcademy of Sciences of the USSR (1917–1970). Berkeley / Los Angeles: UniversityCalifornia Press, 1984. P. 257–313.
13. РГАНИ. Ф. 5. Оп. 17. Ед.хр. 548. Л. 6–7 (письмо Д.В. Скобельцына о вреде засекречивания теоретическихработ в области ядерной физики).
14. Архив РАН. Ф. 2. Оп. 1–54. Ед. хр. 24 (материалыпо созданию комиссии К.В. Островитянова).
15. Пыжиков А.В. Политические преобразования в СССР(50-е – 60-е годы). М., 1999.305 с.
16. Agursky Mikhail. The Soviet LegitimacyCrisis and Its International Implications // Many Faces of Communism / Ed. by MortonA. Kaplan. New York: The Free Press, A Division of Macmillan Publishing Co.,Collier Macmillan Publishers, 1978. P. 146–193.
17. Gaddis John L… We Know Now: RethinkingCold War History. Oxford: Clarendon Press, 1997. 425 p.
18. Lowenhardt John. The Reorganization ofthe USSR Academy of Sciences, 1954–1961 // Decision Making in Soviet Politics.New York: St. Martin's Press, Inc., 1981. P. 127–182.
19. Lowenhardt John, Ozinga James R., ReeErik van. The Era of Conspiracies // The Rise and Fall of the Soviet Politburo.New York: St. Martin Press, 1992. P. 45–58.
20. Gabriel Partos. The World that Came infrom the Cold. London: Royal Institute of International Affairs, 1993. 303 p.
21. Smith Joseph. The Cold War, 1945–1991.2nd ed. Oxford: Blackwell Publishers, 1998. 172 p.
22. Vadney T.E. The World since 1945. 2nded. London: Penguin Books, 1992. 591 p.
23. Young John W. Cold War and Detente1941–1991: Longman Companions to History. New York: Longman Publishing, 1994.355 p.
24. Zubok Vladislav, Pleshakov Constantine.The Soviet Union // The Origins of the Cold War in Europe: InternationalPerspectives. Ed. By David Reynolds,London: Yale University Press, 1994. P. 53–76.
25. Роль разведки в создании советского ядерного оружия// История советского атомного проекта: Документы, воспоминания и исследования.М.: Янус-К, 1998.Вып. 1. С. 61–134.
26. Архив РАН. Ф. 2. Оп. 3а. Ед.хр. 148. Л. 13–24.
27. Gross Alan G. The Roles of Rhetoric inthe Public Understanding of Science // Public Understanding of Science. 1994.No 3. P. 3–23.
28. Gusfield J. The Culture of PublicProblems: Drinking Driving and the Symbolic Order. University of Chicago Press,1981.
29. Лотман Ю.М. Риторика // Лотман Ю.М. Избранные статьи. Таллинн:«Александра», 1992. Т. 1. С. 167–183.
30. РГАНИ. Ф. 5. Оп. 35. Ед. хр. 2.
31. Архив РАН. Ф. 2. Оп. 1–58. Ед. хр. 1.
32. РГАНИ. Ф. 5. Оп. 35. Ед. хр. 22.
33. РГАНИ. Ф. 5. Оп. 35. Ед. хр. 208.
34. Правда. 1956. 14 февраля.
35. РГАНИ. Ф. 5. Оп. 35. Ед. хр. 16.
36. Правда. 1959. 2 июля.
37. Известия. 1959. 9 августа.
38. Известия. 1959. 6 сентября.
39. Известия. 1959. 21 октября.
40. Правда. 1961. 12 апреля.
Для подготовки данной работы были использованыматериалы с сайта www.auditorium.ru