«Научный орден» Фрэнсиса Бэкона: зарождениенаучного общества нового типа
Сапрыкин Дмитрий Леонидович, кандидат философскихнаук, научный сотрудник Института истории естествознания и техники им. С.И.Вавилова РАН.
Замечательно,что почти все заметные фигуры, приложившие в XVII — начале XVIII в. руку кпреобразованию науки и научного образования, явно или неявно обращаются кбэконовскому замыслу научной организации нового типа: это и французскийкатолический реформатор науки и образования Мари Мерсенн, и радикальнопротестантские революционные деятели в Англии вроде Самуэля Хартлиба и ДжонаДари, и так называемые «розенкрейцеры», и основатели ЛондонскогоКоролевского общества (например, епископ Томас Спрат, Роберт Бойль и ДжозефГленвиль) и Парижской Королевской академии наук (в частности. ХристианГюйгенс), и реформатор школы Ян Амос Коменский, и, наконец, Годфрид ВильгельмЛейбниц, имевший прямое отношение к основанию двух других крупнейших научныхобществ нового типа — Берлинской и Санкт-Петербургской академий наук. Я думаю,это совершенно не случайно. В своих произведениях Бэкон действительно наметил ивыразил совершенно новую эпоху в жизни интеллектуальных сообществ Европы — эпоху, собственно, породившую «великую и ужасную» новую науку.Сказанное им поэтому не есть просто очень талантливое фантазирование, но нечтогораздо более существенное — проецирование некоего глубокого сдвига ворганизации человеческой власти (которая здесь выступает как власть человеканад «природой») и научного мышления. Нашей задачей будет выяснить,хотя бы отчасти: что же здесь проецируется и исходя из каких прототипов быливпервые продуманы организационные структуры «новой науки»?
***
Лорд-канцлерАнглии сэр Фрэнсис Бэкон барон Веруламский виконт Сент-Албанский возвращался ктеме о создании новой организации науки много раз, но, пожалуй, наиболее яркоевыражение его понимание этого вопроса нашло в одном из наиболее странных инаиболее впечатливших современников его произведений — в неоконченной утопии«Новая Атлантида».
Вэтом коротком произведении речь идет о том, как испанские путешественникислучайно попадают на таинственный остров Бенсалем, расположенный в Южном море иотождествляемый также с Новой Атлантидой. О существовании этого островавостальном мире неизвестно никому, тогда как бенсалемцы, напротив, обладаютподробными сведениями обо всем происходящем в других странах. Основноесодержание дальнейших событий, описанных в утопии, помимо краткого ознакомленияпутешественников с общими порядками и историей Новой Атлантиды (в том числеисторией приобщения бенсалемцев к христианскому учению, которое произошло, чтоинтересно, без непосредственного присутствия кого-либо из апостолов),составляет описание деятельности грандиозного научного общества Дом Соломона(которое «в древности» называлось также Коллегией шести днейтворения).
Собственноговоря, описание этого Дома Соломона, дополненное соображениями из другихпроизведений Ф. Бэкона, и составляет тот замысел «научной организациинового типа», который так воодушевил современников.
Основнымзанятием членов Дома Соломона являются научные исследования. Причем этаорганизация должна, во-первых, или прямо включать в себя, или так или иначесоотноситься (например, получая информацию) со всеми научными силами страны идаже мира. Она должна направлять развитие всей науки в любых ее формах, причемне просто так, а именно в соответствии с общим планом и под централизованнымруководством «отцов» Дома Соломона.
ЗатемДом Соломона должен, соотносясь со всеми сферами жизни государства, вести сбори письменную фиксацию сведений обо всем. Для этого существует продуманнаясистема сбора информации, предполагающая, между прочим, поставленный на широкуюногу научно-технический шпионаж. Эти предварительно собранные данные затемиспользуются для методически организованной, централизованной и кооперированнойнаучной работы (о необходимости этого Бэкон говорит постоянно и в других своихпроизведениях, особенно в «Новом Органоне» и «Приготовлении кестественной и экспериментальной истории»).
Такимобразом, научный Орден (как его также называет Бэкон) имеет исключительноеположением в стране, пользуясь полной государственной поддержкой и почестями(вспомним сцену встречи члена Дома Соломона горожанами) и оказываянепосредственное влияние почти на все сферы жизни. При при этом такое научноеобщество оставалось фактически никому не подконтрольным (в значительной степенидаже государству: члены Ордена решают, что сообщать ему, а что — нет [1, т. 2,с. 517], тем более речь не идет о каком либо контроле со стороны общества).
(Страннопоэтому иногда читать, что Бэкон боролся за «общественно контролируемоезнание» или «демократический подход к изучению природы». В этомотношении следует скорее согласиться сточкой зрения П.Фейерабенда,настаивающего на том, что новая наука (строящаяся по бэконовским образцам) какраз не является «общественно контролируемой». )
НаучныйОрден имеет довольно жесткое квазииерархическое устройство: высший уровеньсоставляют «отцы» Дома Соломона, на следующем уровне стоят разногорода ученые, проводящие конкретные исследования, наконец, имеются еще иработники более низкого уровня (подручные и слуги), а также послушники иученики. Деятельность Дома Соломона носит достаточно замкнутый характер (Бэконв «Новой Атлантиде» много раз говорит о наличии многообразныхорденских «секретов»), этот характер подчеркивается, например,способом обнародования результатов работы Дома Соломона *, а также общественнымритуалом.
(ПредставительОрдена, например, говорит: "… на наших совещаниях мы решаем, какие изнаших изобретений должны быть обнародованы, а какие нет. И все мы даемклятвенное обязательство хранить в тайне те, которые решено не обнародовать; хотяиз этих последних мы некоторые сообщаем государству, а некоторые — нет"[1, т. 2, с. 517]). )
Такаязамкнутость и даже эзотеризм (сp. [1, т. 1, с. 328-329] об «эзотерическомметоде»), впрочем, противопоставляются Бэконом эзотеризму оккультныхтайных обществ, занимавшихся поиском «тайного знания», переданного изнекоего скрытого источника и недоступного профанам (Бэкон резко критикуетмагию, алхимию и пр., в частности, за их приверженность такой идее«тайного знания»). «Эзотеризм» Бэкона носит скорее организационно-функциональныйхарактер (соответствуя современному понятию «секретности») — онслужит в первую очередь практическим целям научного сообщества и Ордена вцелом, а также тому, чтобы «не допустить к тайнам науки непосвященную чернь»[1, т. 1, с. 329].
Сейчася не касаюсь описания более тонких деталей бэконовского замысла (который в«Новой Атлантиде» выступает в виде утопии, а в других произведениях,например, в первой части «Великого восстановления наук» — трактате«О достоинстве и приумножении наук», даже в виде конкретныхрекомендаций королю), но уже из сказанного должно быть очевидно, что Общество,задуманное Бэконом сильно отличается, скажем, от итальянских гуманистическихакадемий, исторически связанных, с одной стороны, с византийскими гуманистическимикружками (так называемыми «театрами» [2, с. 15-65]), а с другойстороны, — возрожденческими тайными обществами. (Любопытно, что Я.А. Коменскийв «Панегерсии» рассматривает гуманистические академии заодно соккультными тайными обществами и религиозными общинами и, по-видимому, отличаетих от «Универсальной академии», которую по почину Бэкона хочетсоздать: «Подобные общины-братства известны еще с давних времен (вспомнимобщины патриархов, египетских жрецов, брахманов, магов, друидов, раввинов) существуютони и по сей день: такие, как, например, в Италии — братство линцеев (Academiadei Lincei в которой состоял Галилей! — Д.С.), во Франции — розиев, в Испании — иллюминатов, в Германии — фругиферов, — известны, наверное, и иные» [3, с.236] )
Бэконовскийзамысел, действительно (по крайней мере, с организационной стороны) представлялнаучную организацию совершенно нового типа. Поэтому неудивительно чтовдохновители новых Академий (Лондонской, Парижской, Берлинской иСанкт-Петербургской) апеллировали именно к Бэкону.
ПроектБэкона, таким образом, действительно обозначает некий водораздел между научнымиорганизациями старого типа (вроде гуманистических академий или, например,философских сект античности) и новыми научными организациями, сыгравшими такуюбольшую роль в создании «новой науки». (Слово secta употребляется (втом числе Ф. Бэконом) в двух контекстах: 1) сектами называются философскиешколы, объединяющие последователей (от глагола sequor) какого-либо философскогомнения или образа жизни — это употребление, по-видимому, исторически болееранее; 2) также о секте говорится как о группе последователей мнения (преждевсего религиозного), противостоящего целому (прежде всего церкви) — в этомслучае слово может ассоциироваться (по смыслу, а не этимологически) с глаголомseco. У Бэкона совершенно явно прослеживается движение от первого понимания ковторому. См. об этом текст Т. Гоббса «О ереси» [4, с. 568-582]. Вэтом сочинении Гоббсом проводится специальный анализ истории и употребленияслова «секта». )
Научный орден. Бэкон и иезуиты
В«Новой Атлантиде» Бэкон называет свое общество орденом: an order, orsociety, which we call Saloman's House" [5, v. I, p. 145], в других местахэтого произведения проводя еще целый ряд сближений с монашескими и вообще церковнымиорганизациями. Так, отличительным знаком «одного из отцов Соломоновадома» [1, т. 2, с. 507-508] является crosier — жезл епископа или аббата,перед ним несут также пастушеский посох. Значительная часть сотрудников орденаназывается hermits — отшельники, или пустынники [5, v. 3, p. 157; 1, т. 2, с.510], а учащиеся называются novices — послушники. В довершение всего членыордена совершают ежедневные богослужения и моления [5, v. 3, p. 165-166; 1, т.2, с. 518].
(Отметим,что современная научная организация ранжируется именно по квазииерархическомупринципу (она представляет из себя секуляризованный аналог священническойиерархии). Наиболее резко это проступает в процедуре присвоения ученыхстепеней: доктора наук (занимающие, между прочим, «кафедры»)«поставляют» низшие степени и других докторов, так же как епископыпоставляют друг друга и священников (это, конечно, не случайно, посколькусистема «степеней» сформировалась в средневековом университете). Сорденской организацией такую квазииерархию (или псевдоиерархию) роднит такжето, что она может быть «параллельной» истинной иерархии (грубоговоря, священник может не иметь «степени», а мирянин наоборот — иметь). С этим феноменом церковные власти имели дело уже в средневековом университете(хотя там как раз признавался принцип подчинения квазииерархии церковнойиерархии, и члены этой научной иерархии приносили определенные религиозныеобеты). С другой стороны, этот квазииерархический принцип не совпадает спринципом эзотерического посвящения, поскольку, скажем, «доктора» необразуют внутри научного сообщества особого тайного общества. )
Сдругой стороны, настойчивое чередование в названии Дома Соломона слов«общество» и «орден» допускает возможность видеть здесьнамек на орден иезуитов (Societas lesu) Предположение это усиливается, есливдобавок к «Новой Атлантиде» проанализировать другие произведенияБэкона.
(НазваниеОбщества навевает также другую (чисто гипотетическую) аналогию: «ордендома Соломона» чрезвычайно похоже на «орден храма Соломона» — орден тамплиеров. Вероятность такого сближения возрастает, если учесть, какоезначение придавалось ордену храмовников в рамках мифологии классическогомасонства, вызревшей также в высших слоях английского общества. )
Втрактате «О достоинстве и приумножении наук» (De dignitate etaug-mentis scientiarum), составляющем первую часть корпуса «Великоговосстановления наук» (Instauratio Magna Scientiarum), Бэкон неоднократно ипрямо указывает на монашеские ордена (в особенности орден иезуитов) как наобразцы организации науки и образования. Так, в посвящении ко второй книге онпишет (это очень важное место, поэтому процитирую его полностью):
«Ведьесли успешное развитие науки в немалой степени зависит от разумной организацииотдельных университетов и правильного управления, то еще больших результатовможно было бы добиться, если бы все университеты, рассеянные по Европе,установили бы между собой более тесную связь и сотрудничество. Ведь, какизвестно, немало орденов и товариществ, хотя и находятся в разных государствах,далеко друг от друга, тем не менее объединяются в сообщества и своего родабратства, тщательно поддерживают эти союзы и даже имеют общих префектов(областных или федеральных), которым они все подчиняются. Природа создаетотношения братства в семье, занятия ремеслами устанавливают братство в цехах,божественное помазание несет с собой братство среди королей и епископов, обетыи уставы устанавливают братство в монашеских орденах, и, конечно, невозможно,чтобы точно таким же образом не возникло благородное братство среди людей, ибосам Бог носит имя Отца света» [1, т. 1, с. 146];
Этоочень хорошо согласуется с нашей гипотезой: центральный руководитель орденаиезуитов назывался генералом, а региональные — провинциалами. Именно созданиеграндиозной жестко скоординированной системы провинциальных организаций,разбросанных по всему миру и работающих по единому плану в целях католическойэкспансии, было важнейшим организационным достижением иезуитов.
Еслиобратить внимание на противопоставление в оригинальном тексте Academiaesingulares и Academiae universae, per totam Europam sparsae, которые Бэконсравнивает с устройством ордена (причем слово academia в английском переводе,помещенном в лондонском собрании сочинений Бэкона [5, v. 4, p. 289], передаетсясловом university), тогда этот фрагмент можно понять так: если даже разумнаяорганизация отдельных (singulares) академий (может быть, университетов)приносит хорошие результаты, то создание системы «рассеянных поЕвропе», но связанных и скооперированных академий (по образцу монашескихорденов) приведет к полному успеху.
Вдругих местах Бэкон более явно приводит орден иезуитов в качестве примера: вкниге первой «О достоинстве и приумножении наук» (см. [5, v. 1, p.445; 1, т. I, с. 98]) он говорит, что искусство воспитания (educatio),«эта важнейшая часть древней науки (disciplinae), вновь возродиласьнекоторое время тому назад в коллегиях иезуитов»; или в другом месте [1,т. 1, с. 121]: «иезуиты… отчасти по собственной инициативе, отчасти жеиз-за соперничества со своими противниками стали уделять очень большое вниманиеобразованию». В книге шестой (гл. IV) он пишет: «проще всего было быограничиться советом: бери за образец школы иезуитов, так как в настоящее времяв области воспитания нет ничего лучше этих школ» [1, т. 1, с. 383] и т.д.
***
Такоевнимание к иезуитам (в меньшей степени и к другим орденам) Бэкона вполнеобъяснимо: организационные научно-образовательные успехи ордена в то времядействительно были весьма велики (обучение вообще являлось его главным делом) — по всей Европе раскинулась сеть систематически организованных на основеединообразного Ratio Studiorum Societatis Jesu учебных заведений нового типа(уже в 1574 г., через восемнадцать лет после смерти Лойолы, орден имел 125таких коллегий, в 1579 г. — 144, в 1616 — 372, в 1626 — 444). Понятно, чтоактивная образовательная и научная деятельность иезуитов — ударной силыкатолической Контрреформации, бесспорно оказала значительное влияние и назарождающуюся «новую науку» (в иезуитских коллегиях учились,например, Рене Декарт и Мари Мерсенн, а Франческо-Мария Гримальди преподавал вних).
Сдругой стороны, нужно иметь в виду, что в конце XVI — начале XVII вв.католическая (и особенно иезуитская) экспансия в Англии достигла значительногоразмаха и поэтому должна была рассматриваться как серьезная угроза безопасностигосударства и англиканскому вероисповеданию (в этот момент в стране действовалооколо трехсот тайных иезуитов — по-видимому, они участвовали в целом рядеантиправительственных заговоров). Существовала значительная (преимущественноиезуитская) папистская антипротестантская (и в частности, антиангликанская)литература. Фрэнсис Бэкон, крупнейший государственный деятель, игравший непоследнюю роль в делах англиканской церкви, конечно, должен был быть осведомлено деятельности иезуитов и хорошо понимал как значение этой деятельности, так иее опасность.
Степеньэтой осведомленности мы не можем, к сожалению оценить, так как не имеем доступак соответствующим документам. Однако даже из опубликованных его работ ипереписки видно, что он принимал активное участие в обсуждении«католических дел», в частности, в спорах с римо-католиками повопросам канонического и государственного права, «испанским» и«ирландским» делам, в обсуждении и принятии антииезуитских законов,будучи своего рода «экспертом» по католичеству (см. [6, v. 1, p.18-30] — его заметки о состоянии христианства в Европе; [6, v. 1, p. 47-56] — письмо Бэкона, по-видимому к королеве Елизавете, касающееся характера идействий римо-католиков, в частности их монашеских орденов и др.). ДжеймсСпеллинг, издатель и комментатор работ Бэкона, подчеркивает исключительныйинтерес молодого Бэкона к вопросам екклезиологии и церковной политики [6, v. 1,p. 38-46,70-73 и др.]. Некоторые выступления Бэкона показывают, что он былзнаком с современной ему римо-католической теологией, в частности, с некоторымиработами виднейшего иезуитского теолога Суареса (см. [6, v. 5, p. 5-13]). Этотем более понятно, что как раз в те годы, когда Ф. Бэкон был близок к королю ЯковуI, последний лично вел активную литературную полемику с виднейшими иезуитскимибогословами (в том числе Суаресом и Беллярмином — см. его сочинения на эту темув [7]).
Особоеотношение Ф. Бэкона к иезуитам, которое проявляется в этих работах, по-видимому,сформировалось уже на раннем этапе его деятельности на государственной службе,когда он под патронажем сэра Фрэнсиса Вальсингэма (F. Walsingham) занималсячем-то в роде внутренней контрразведки, собирая разнообразные данные одеятельности иезуитов в Англии [8, p. 35], В этом контексте интерес Бэкона киезуитам и стремление использовать опыт своих врагов, чтобы как-то ответить наих инициативы, вполне понятен. (Интересно, что в то же время (конец XVI — начало XVII вв.) иезуитская экспансия представляла большую проблему и в России(и Малороссии, где орден активно участвовал в насаждении унии) — именнонеобходимость отпора «образовательному прозелитизму» в значительнойстепени инициировала тогдашнюю реформу образования (выразившуюся, в частности,в создании Киевской и Московской академий). С другой стороны, любопытно, что М.Мерсенн, которых в своих планах преобразования научно-образовательнойорганизации, вероятно, находился под определенным влиянием бэконовских идей(известно, что он их внимательно изучал), по-видимому, рассматривал свои усилияпо созданию системы международной научной кооперации особого типа как своегорода «католический ответ» [9, p. 287]). )
Нужно,однако, заметить, что эти исторические подробности имеют скорее второстепенныйхарактеp. Гораздо важнее общий вывод о том что задумываемая организация имеластруктуру ордена. Это заключение гораздо серьезней, чем могло бы показаться.Дело в том, что наличие и сильное развитие духовных и социально-культурныхорганизаций орденского типа представляет одну из наиболее характерных черткультурной жизни западно-христианской культуры в целом. (Западно-христианскаякультура в этом отношении резко отличается, скажем, от восточно-христианской.Православное монашество, несмотря на наличие разных уставов, никогда необразовывало ничего подобного католическим орденам, которые начали активноскладываться именно в эпоху разделения церквей. В римско-католическом миреорденская система получила исключительное распространение, между прочим, всвязи с необходимостью для римского престола иметь универсальное орудие дляпроведения своей всемирной политики. )
Впродолжение всего средневековья организации орденского типа (особенномонашеские и рыцарские) играли ведущую роль в духовной жизни Запада, вдальнейшем их значение трансформировалось, но все же осталось большим. При этомможно отметить случаи полного переноса организационных орденских структур нановые сообщества по своей ориентации совершенно противоположные первоначальным(сp. [10, с. 384-385] — об ордене иллюминатов, основанном Вейсгауптом поиезуитским образцам). Попытку Бэкона тоже можно рассматривать как«отображение» традиционной структуры папских духовных орденов на«орден нового типа» — одновременно научный и королевский (поскольку вобосновании его исключительную роль играла имперская и монархическая идея — анализ этого, правда, является темой отдельной работы).
Такимобразом, тип орденской организации, изначально характерный для западнойцивилизации, можно считать тем прототипом, который был «спроецирован»в бэконовском проекте. Конкретная же организация иезуитов была, по-видимому,лишь одним из тех конкретных образцов, которому следовал Бэкон (другими,возможно были те sodalitium'ы, о которых также пишет Бэкон).
Всвоей изданной несколько лет назад книге [8] Джулиан Мартин, оставляя в сторонете моменты, которые мы разобрали выше, обращает внимание на определенноесходство и даже почти полный параллелизм бэконовского замысла реформы науки, втом числе создания научной организации нового типа, и его же замысла реформгосударства и права [8, p. 72-171]. При этом существенна связь этого замысла смонархическим идеалом Бэкона и его стремлением к созданию великой мировойБританской империи (тогда многие его произведения могут рассматриваться как«проект» такой империи).
Вчастности, Дж. Мартин обращает внимание на то, что «Новая Атлантида»есть не только произведение о новой научной организации, но прежде всего омодернизированном государстве — империи. Он отмечает наличие в произведениибогатого имперского символизма (который имеет аналоги и в других произведениях,а также, например, в известном фронтисписе издания «InstauratioMagna» 1620 г., где помещено изображение военного корабля, проплывающегомежду «геркулесовыми столбами», которое использовалась в контекстеиспанского имперского символизма). Дж. Мартин указывает на то, что подБенсалемом — Новой Атлантидой, по-видимому, следует разуметь Англию (иБританскую империю), а мифический законодатель страны Соломона соотносим нетолько с библейским Соломоном, но и с Яковом I, поскольку сравнения английскогокороля Якова и царя Соломона встречаются у Бэкона много раз [8, p. 134-140].Принимая эти достаточно убедительные соображения, нужно констатировать, что уБэкона речь идет не просто о «научном обществе» или «научномордене», но именно о королевской научной организации.
Бэкон и розенкрейцеры
Всвязи с вопросом о культурно-исторических прототипах и аналогиях замысланаучно-образовательной организации, описанных в «Новой Атлантиде» идругих произведениях Бэкона, нужно остановиться еще на популярном, особеннопосле работ английской исследовательницы Фрэнсис Амалии Йейтс, сопоставлениибэконовских идей с так называемым розенкрейцеровским движением.
Розенкрейцеровскоедвижение, о котором говорит Ф. Йейтс [11; 12], -т.е. достаточно широкоеоккультно-эзотерическое и в тоже время реформаторское движение, сложившеесяпервоначально в кругах, близких ко двору главы протестантской унии ФридрихаПфальцкого. с центрами в Гейдельберге и Праге, — начало оформляться послеиздания в 1614-1615 гг. двух нашумевших манифестов «Слава...» и«Исповедание...» братства розенкрейцеров. В этих сочиненияхговорилось, что некто Кристиан Розенкрейцер, германский христианин, предпринялпутешествие на Восток и там из арабо-иудейских источников позаимствовалкакое-то тайное совершенное знание, которое должно было полностью преобразитьположение в научной, религиозной и политической жизни. После того как ему неудалась попытка приобщить к этому знанию христиан Испании и других стран, Розенкрейцерсоздал тайное братство, которое сто лет (это как раз время Реформации — XVI в.)действовало тайно и теперь (т.е. во время появления манифестов), когда почваподготовлена, готово было открыться и осуществить грандиозные реформы науки иобщества.
Манифестыпроизвели колоссальное впечатление в протестантских кругах на континенте. Хотяникакое «братство розенкрейцеров» так и не было обнаружено, в Пфальцеи Богемии оформилось широкое, ассоциирующее себя с ним, движение, котороесоздало ряд тайных обществ, породило значительную литературу и отличалосьодновременно интересом как к алхимии и каббале, так и к проектам радикальнойреформы науки и общества. Впоследствии это движение несомненно оказало влияниена становление идеологии франкмасонства, а также на развитие активновыдвигавшихся протестантских проектов объединения церквей (судя по всему, подопределенным их влиянием находился и целый ряд известных европейскихинтеллектуалов от Коменского до Лейбница).
Длянас существенно, что, с одной стороны, с розенкрейцеровским движениемпервоначально был связан ряд выходцев из Англии (жена Фридриха Пфальцкого — дочь Якова I, принцесса Елизавета была хорошо знакома с трудами Бэкона,определенное воздействие на движение оказали также Джон Ди и Роберт Флудд — см.[11]). С другой стороны, после первых поражений протестантов в Тридцатилетнейвойне ряд деятелей, зависевших от розенкрейцеров, бежали в Англию и затемиграли большую культурную роль в эпоху английской революции и в период,непосредственно предшествовавший ей. Так, несомненно связано срозенкрейцеровским движением в идейном отношении эзотерическое общество«Macaria» или «Antilia» — см. [13], созданное Хартлибом иДари и составлявшее эзотерическую основу «невидимого колледжа», активноучаствовавшего в период революции вреформировании английского образования инауки.
Ф.А.Йейтс обращает внимание на определенное идейное сходство некоторых текстоврозенкрейцеров (включая упомянутые манифесты) и бэконовской Новой Атлантиды иисходя из этого, а также из наличия некоего англо-германского «коридоравлияния», гипотетически причисляет Бэкона к розенкрейцерам, (оговариваясь,правда, что она не имеет в виду его членство в каком-либо конкретном тайномобществе (см. [11; 12, p. 174-175]). ) Эта точка зрения высказывалась и допоявления работ Ф.А. Йейтс. Бэкона с розенкрейцеровской традицией связывает,по-видимому, уже со второй половины XVII в. бытующая в масонско-эзотерическойсреде легенда, рассматривающая Ф. Бэкона как «великого брата». Впопулярном бэконоведении такой взгляд также представлен, например в нашумевшихв свое время в связи с вопросом о предполагаемой мнимости авторства пьесШекспира, книгах (см., например, [14]). Во второй из них некто Генри Потт,между прочим, утверждает, что Бэкон не только с пятнадцати лет былрозенкрейцером, но и фактически основателем всего нового масонства. Руководимоеим тайное общество якобы и написало целый ряд произведений, для видаприписанных другим авторам (в том числе в. Шекспиру и И.В.Андреа). Сам же Бэконне умер в 1626 г., а продолжал жить еще много десятилетий и работать анонимно(нося масонское имя Pater X). Таким образом, Ф. Бэкон (которого некоторыепочему-то считают тайным сыном королевы Елизаветы) оказывается кем-то вродеХристиана Розенкрейцера.
Действительно,в некотором отношении нельзя не видеть близости общих установок «НовойАтлантиды» и манифестов розенкрейцеров: и там, и здесь речь идет орадикальном преобразовании наук (причем с акцентом именно на познании природы),там и здесь для этого существует особое общество или орден, и у Бэкона, и у«розенкрейцеров» идет речь о неких «универсальном методе»,«универсальной науке» и «универсальном языке». (Совершенноне случайно поэтому теоретики «универсального метода» и «универсальногоязыка» (например, те же Коменский и Лейбниц) ориентировались и на Бэкона,и на мыслителей, связанных с розенкрейцеровским движением.) Надо, правда,отметить, что эта тема вообще была чрезвычайно популярна в XVII в. С другойстороны, действительно, между текстами розенкрейцеров и «Новой Атлантидой»можно заметить и определенные текстуальные сходства (что, впрочем, легко можетбыть объяснено чисто литературными влияниями или даже, просто наличием общеголитературного контекста).
Несмотряна эту аргументацию, нужно заметить, что утверждение Ф.А. Йейтс о большомзначении розенкрейцеровского движения для Бэкона все-таки слишком прямолинейно.Отвлекаясь от вопроса о взаимных влияниях, которые исследованы ещенедостаточно, нужно сразу отметить целый ряд принципиальных отличий междупрограммой розенкрейцеров и программой Бэкона.
Во-первых,организации, описанные ими, носят в структурном отношении совершенно различныйхарактеp. У Бэкона речь идет о создании открыто (хотя и с соблюдением режимасекретности в современном смысле) действующего институализированного ордена,тесно связанного с монархической властью и церковной иерархией. В манифестах жерозенкрейцеров говорится о невидимом и тайном братстве-классическом тайномобществе с «кругами посвящения», никак не связанном легальным образомни с государственной, ни с церковной иерархией, и эзотерическим воккультно-мистическом смысле (а может быть, даже противодействующем им).Настоящая новация розенкрейцеров по сравнению с возрожденческими ипредшествующими эзотерическими обществами (о которых писал Коменский вцитированном выше отрывке) состояла не в изменении структуры их организации,которая осталась той же, но в том, что они объявили о своей готовности открытьчасть своих тайных знаний и посредством печати, реформы образования и науки ина их основе преобразовать общество и государство. Этот факт«публикации», действительно, составляет целую эпоху в истории тайныхобществ, но у Бэкона все-таки речь идет о другом.
Во-вторых,соответственно с этим полностью различаются и целевые установки и механизмы функционированияэтих обществ у Бэкона и розенкрейцеров. У Бэкона организованные усилиянаправлены преимущественно на исследование и открытие нового.«Универсальную науку» еще только предстоит найти, целенаправленнодвигаясь вперед по намеченному пути. У розенкрейцеров все наоборот: они ужевладеют универсальным алхимико-каббалистическим тайным знанием (заимствованнымиз арабо-иудейских источников и шире — из эзотерической традиции). Раньше (т.е.до XVII в.) это знание должно было сохраняться в тайне, так как христианскиенароды были «не готовы» его принять, теперь же, когда Реформацией все«подготовлено», можно начать внедрять его в структуры общественногосознания и образования, тем самым преобразуя и устои общества. В основерозенкрейцеровского замысла — классический оккультный миф о «тайномзнании». В отличии от бэконовской, их программа носит, таким образом, неисследовательский, а просветительский характер.
Наконец,нужно еще отметить, что реформационно-революционный запал розенкрейцеров шелгораздо дальше, чем у Бэкона. Они говорили о тотальной и радикальной реформевсего — науки, начал образования, религии, государства. Бэкон же, настаивая насерьезной реформе науки, был гораздо умереннее в церковно-государственныхвопросах (он не против реформ в этой области и даже обосновывал ихнеобходимость, например, см. [6, v. 3, p. 103-127], но его пожелания здесь нешли дальше достаточно сдержанной официальной политики преобразований,проводимой правительством).
Такимобразом, здесь речь идет о двух совершенно различных программах. Нельзя,конечно, исключить той возможности, что и та, и другая инспирированы из некоегосокрытого центра, вроде того тайного братства, о котором говорится в упомянутыхманифестах, а потом эти программы приобрели разное звучание у государственика иприверженца англиканской церкви Бэкона и у радикальных континентальныхпротестантов (в пользу такой гипотезы, кажется, можно истолковать полунамекилорд-канцлера, которые я упоминал выше). Но во всяком случае, такую версиюникак нельзя подтвердить, оставаясь на почве строго исторического исследования.
***
Болееинтересен другой момент, касающийся дальнейшей судьбы организационного замыслаБэкона. После первых поражений протестантов в Тридцатилетней войне некоторыереформаторы, тесно связанные с тем, что Ф. Йейтс называет«розенкрейцеровским просвещением», а также с радикальнымипротестантскими движениями, бежали в Англию и там продолжали свою деятельность(особенно активную накануне свержения короля Якова I и в последовавший за тем периодмеждуцарствия).
Изэтих фигур особенно интересен С. Хартлиб, деятельности которого уделяют большоевнимание современные исследователи, сторонники теории о «пуританскихкорнях» становления науки в Англии (Р.К. Мертон, Ч. Вебстер и др.).Хартлиб, который родился в польской Пруссии, на континенте был связан с рядомдеятелей розенкрейцеровского движения, в том числе с Иоганном Валентином Андреа(которому даже приписывали авторство розенкрейцеровских манифестов) ивдохновленным этим последним обществом «Antilia».
Поприбытии в Англию Хартлиб со своими сотрудниками (из которых наиболеезамечателен Джон Дари) развернул активную общественную, религиозную иобразовательную реформаторскую деятельность, причем особый упор делался именнона реформу образования, так как Хартлиб и Дари, так же как и приглашенный имивпоследствии Ян Амос Коменский, полагали что именно она является орудием,посредством которого будет осуществлена более радикальная реформа общества. Дляэтих целей они создали так называемый «невидимый колледж», который наболее эзотерическом уровне был представлен братством «Macaria» (или«Antilia»). Несомненно, что Хартлиб и его друзья глубоко воспринялиидеи Бэкона, в частности, выраженные в «Новой Атлантиде» и в трактате«О достоинстве и приумножении наук». Несомненно также и то, что ониподвергли эти идеи существенной интерпретации в соответствии со своимиэзотерическими взглядами, радикальным протестантизмом и республиканством.
Теоретики«пуританского происхождения науки», в частности, Р.К. Мертон [15, p.112-117] и Ч. Бебстер [13, p. 1-72], высоко оценивают деятельность Хартлиба иего сотрудников, в религиозном отношении ориентированных на пуританизм ииндепенденство (в значительной степени против королевской англиканской церкви),а в политическом — поддерживавших революцию. «Невидимый колледж» этиисследователи считают непосредственным продолжением замысла Бэкона ипредшественником Королевского общества. Такого рода интерпретация придает этомудвижению совершенно исключительное значение, собственно и позволяющее говоритьв организационном смысле о «пуританской» и «революционной»науке.
Этоттезис очень популярен и на Западе, и у нас, однако при внимательном егорассмотрении оказывается, что он стоит на очень зыбком основании.Розенкрейцеры-реформаторы во главе с Хартлибом существенно переосмыслилизамысел лорд-канцлера в соответствии со своими установками. Так, у Бэкона идетречь о видимой, институализированной организации и имеющей поддержкугосударственной (королевской) власти и церковной иерархии, причем в еефункционировании научная модернизация резко отделена от реформ в религиозной игосударственной сфере (наука не лезет не в свое дело) и никак не связана,скажем с замыслами достижения христианского единства (вне церкви Англии) — в товремя как Хартлиб, Коменский и другие создали «невидимое братство»,стремящееся в значительной степени к религиозным целям, в частности, к«соединению христиан» [13, p. 23-24]. При этом они опираются напреобладающую в континентальном протестантизме идею «невидимойцеркви» и соответствующее понимание единства (см., например, у Коменского[5, с. 101-127]). (В значительной степени такое понимание чуждо англиканинуБэкону.) В целом, при определенных нюансах, программа этих людей ближе крозенкрейцеровской, чем к бэконовской.
Сдругой стороны, в отношении преемственности Королевского общества сам же Ч.Вебстер пишет, что, хотя влияние Хартлиба и его круга четко прослеживается в«нонконформистских академиях», сыгравших, кстати говоря, большую рольв становлении американской образовательной системы и возникших в результатеизгнания нонконформистов из университетов в 1662 г., после реставрациимонархии, — в отношении Королевского общества это не может быть проделано стольясно [13, p. 68-71]. Основатели Общества (в том числе епископ Спрат) почтиникогда не упоминают Хартлиба и деятелей его круга, явно отталкиваясь и вполитическом, и в идейном отношении от фигур, связанных с революцией. Напротив,они всячески подчеркивают значение роялистских и англиканских корней их инициативы,причем особое значение придают именно выдающемуся королевскому государственномудеятелю Ф. Бэкону и его замыслу [16, p. 315-316]. Такое их отношение, конечно,может иметь совершенно разные объяснения, но если, опять же отвлекаясь отвопроса о исторических влияниях, говорить только о принципиальной структуреорганизационного замысла основателей Королевского общества, все же надопризнать, что он гораздо ближе к исходной инициативе Ф. Бэкона, чемпуританско-розенкрейцеровских реформаторов.
Относительноупомянутых гипотез нужно заметить также, что им сильно вредит слишком уж беднаясистема понятийных разграничений в отношении исследуемых организационныхфеноменов. Так, Ч. Вебстер в другой своей работе [17], прослеживая связи такназываемой «магической» традиции и новоевропейской науки, различаетэзотерическую магию (которую представляют, с его точки зрения, например,Джордано Бруно и Джон Ди), а с другой стороны, «демократическую»(Парацельс и Джамбатиста делла Порта), и возводит социально-организационнуюустановку Фрэнсиса Бэкона именно ко второй. А модный ныне историк науки исоциолог Стивен Шейпин [18] вне всякой связи с проблематикой магии игерметизма, хотя и обильно используя связанную с этой проблематикойтерминологию, различает только эзотерическое сообщество профессионалов(отличающееся особым языком, уровнем компетентности и так далее) ипрофаническое общество. В результате чего у него в XVII в. оказываются вналичии только два движения — эзотерическое математическое естествознание (скрайним выражением в лице Ньютона) и публичная наука, связанная сэкспериментальной программой Ф.Бэкона и p. Бойля (см. [18, с. 994-996]).
Такоепротивопоставление — слишком грубо. У Ф. Бэкона речь идет не о созданииэзотерической или, наоборот, демократической науки, а о научном ордене, которыйпредполагает участие большого количества лиц из самых разных слоев и имеетранжированное квазииерархическое устройство. При таком устройстве верхниеуровни ордена очень сильно отличаются по своим функциям и уровню компетентностиот нижних, но не противопоставляются им. Такой квазииерархический принцип, гдеза образец берется, в частности, устройство орденской организации типаиезуитской, по сути отличается от эзотерического общества с кругами посвящения.Важнейшее отличие церковной иерархической организации на Западе, в частности,ордена, который принимается здесь за прототип, от эзотерического сообщества,вроде гностических иди манихейских, состоит в том, что все члены орденапринадлежат одной церкви, у них — «один Господь, одна вера, однокрещение» (Еф. 4, 5 — сp. у Бэкона [1, т. 1, с. 518]), тогда как вэзотерических сообществах «посвященные» во всех отношенияхпротивопоставлены «профанам». Разумеется, это принципиальное различиене исключает образования «химер», когда верхние чины орденапревращаются в «эзотерическое» общество. Такая «химера»,похоже, возникла как раз в ордене храма Соломона на позднем этапе егосуществования. Но такое развитие событий вовсе не обязательно, хотя орденскаяструктура иерархической организации, характерная, как мы заметили, именно дляЗапада, и располагает к нему.
Список литературы
1.Бэкон Ф. Сочинения в двух томах. Т. 1, 2. М.: Мысль, 1978.
2.Медведев И.П. Византийский гуманизм XIV-XV вв. СПб.: Алетейа, 1997.
3.Коменский Я.А. Сочинения. М.: Наука, 1997.
4.Гоббс Т. Сочинения. В 2 тт. М.: Мысль, 1991.
5. The Works of Francis Bacon. London, 1857-1874.
6. The Letters and the Life of Francis Bacon, including all hisoccasional works… / coil. by James Spedding. VI-VII, London,1861-1874.
7. The Political Works of James I. Reprinted from the Edition of1616. New York: Russell&Russell Inc., 1965.
8. Martin J. Francis Bacon, the State, and the Reform of NaturalPhilosophy. Cambridge UP, 1992.
9. Yates F.A. The French Academies of the Sixteenth Century.Norwich: The Warburg Institute, University of London, 1947.
10.Геливер Б. Школы мистерий и герметические ордена // Гностики или «Олжеименном знании». Киев: УЦИММ-ПРЕСС-ИСА, 1996.
11. Yates F.A. The Rosicrucian Enlightenment. St.Albans (Herts):Paladin, 1972.
12. Yates F.A. The Occult Philosophy in the Elizabethan Age. London;Boston; Henley: Routledge & Kegan Paul, 1979.
13. Webster Ch. (ed.) Samuel Hartlib and the advancement oflearning. Cambridge UP, 1970.
14. Pott H. Francis Bacon and His Secret Society. London: RobertBanks & Son, 1911.
15. Merton R.K. Science, Technology and Society in SeventeenthCentury England. New York: Howard Fertig, 1970.
16. Perez-Ramos A. Bacon's legacy//The Cambridge companion to Bacon.CambrigeUP, 1996.P. 311-334.
17. Webster Ch. From Paracelsus to Newton. Cambridge UP, 1982.
18. Shapin S. Science and the public // Companion to the History ofModern Science. London; New York: Routledge, 1996. P. 990-1007.