О.В. Михайлов
Проблема оценки качества деятельности отдельногоученого и научных коллективов берет свои истоки с момента зарождения самойнауки как таковой и во все времена так или иначе являлась одной изактуальнейших и в то же время труднейших проблем, касающихся взаимоотношенийкак внутри самой науки, так и с обществом. Возможны различные варианты оценкилюбого вида творческой деятельности; однако во всех сферах ее – и в науке тоже– наиболее объективной является все-таки оценка по конечному результату, а непо процедуре его достижения и затраченным на это усилиям. В идеале методологияобъективной оценки качества научной деятельности, как мне представляется,должна чем-то напоминать процедуру выявления победителей в спортивныхсоревнованиях, когда лучших определяют, ориентируясь на те или иные достигнутыеспортсменами количественные показатели (время пробега на соответствующейдистанции, дальность броска копья и т.д.). Однако вплоть до начала XX в., когдазанятие наукой было уделом весьма небольшого круга людей, шедших в нее преждевсего по призванию и, по существу, из альтруистических соображений, весомостьвклада ученого оценивалась научным сообществом фактически лишь посодержательным качественным критериям. Механизм такой оценки был неизвестен ине поддавался количественному описанию, но интуитивно все признавали, чтоличный вклад Гаусса или Чебышева в математику, Эйнштейна или Ландау в физику,Дэви или Менделеева в химию, Менделя или Вавилова в биологию превосходиттаковой от большинства отдельно взятых исследователей в соответствующей отраслинауки. В последние десятилетия, когда занятие наукой стало достаточно массовымявлением одни качественные критерии оценки научной деятельности представляютсяуже недостаточными и все более настоятельным требованием времени становитсянеобходимость оценки с использованием количественных параметров,характеризующих научную деятельность и – главное- не зависящих от каких-либосубъективных факторов. Особую важность приобретает подобная объективная оценка,когда речь идет о тех или иных «знаках отличия» отдельного ученого или научногоколлектива – финансировании научных исследований в виде грантовой поддержки илипоощрении отдельных исследователей в виде присуждения им премий, медалей,ученых степеней и званий. Однако на данном этапе у научного сообщества, посуществу, вообще нет никаких объективных количественных критериев оценкикачества научной деятельности, и применительно к конкретному исследователю онаносит исключительно субъективный характер – в виде волевых решений, голосованийна ученых советах и в других аналогичных формах. В современной России подобнаяметодология нужна как воздух еще и потому, что во-первых, ученые титулы извания нередко являются приложением к имиджу того или иного чиновника, зачастуюникакого отношения к науке, не имеющего, а во-вторых – и это главное- весьмачасто вышеуказанные отличительные признаки ученого на фоне других его коллегприсуждаются отнюдь не за совокупность реальных научных достижений, а благодарятому, что в русском языке называется кратким, но емким словом «блат» (синонимы:«связи», «поддержка» и др.).
В поисках критериев подобной оценки в западнойнаукометрии в последние 10-15 лет появился термин «индекс цитируемости ученого»[1–8]. Фактически это не что иное, как число ссылок на все работы данногоисследователя, которые он выполнил в соответствующей отрасли научнойдеятельности за какой-то конкретный период. Этот показатель научнойдеятельности приобрел весьма широкую популярность, в частности, был решающим(во всяком случае, официально) для определения лауреатов конкурсов InternationalSoros Science Education Program в номинациях «Соросовский профессор» и«Соросовский доцент». Более того, организаторы данных конкурсов пошли ещедальше – если в западной печати принимается во внимание суммарный индексцитирования, в котором суммируются ссылки, сделанные на работы конкретногоисследователя как другими авторами, так и самим исследователем (так называемоесамоцитирование), то здесь учитывался лишь индекс его цитирования за минусомсамоцитирования и даже цитирования его теми, кто в разное время был соавторомсамого этого исследователя. Насколько реально отражает заслуги отдельно взятогоисследователя подобный «очищенный» личный индекс цитирования – этот вопростребует отдельного обсуждения, и далее мы еще поговорим об этом. Но вот самподход к оценке качества научной деятельности, где индекс цитирования ученого-неважно, с самоцитированием или без оного – рассматривается как главныйкритерий оценки качества научной деятельности, представляется мне не то чтовесьма спорным, но и очень опасным, грозящим вообще похоронить всякуюобъективность и свести дело к поддержке лишь каких-то отдельных клановисследователей (что, кстати, в рамках вышеуказанных конкурсов в последние годынередко и наблюдается). О соображениях, приведших меня к столь неутешительномувыводу, – и это несмотря на многочисленные восторженные отклики наших ведущихученых в отношении эффективности подобного критерия, – мне и хотелось быповедать далее.
Пожалуй, наилучший способ поразмыслить о той или инойметодологии – вне зависимости от того, верите ли вы в ее возможности или нет –это постараться задать себе, равно как и ее сторонникам, ряд щекотливых, новполне доброжелательных вопросов, пусть даже и с налетом скепсиса, которыепомогут до конца продумать логические последствия ее принципов. Вот лишьнекоторые из них.
Как быть с тем обстоятельством, что фактически в любойотрасли науки сосуществуют как открытые исследования, содержание которыхдоступно неопределенному количеству лиц, так и ограниченные по степениинформационного доступа исследования с тем или иным грифом секретности?Наверное, ни для кого не секрет, что ученые, работающие даже по тематикам сгрифом «для служебного пользования» (не говоря уже о засекреченных) если ицитируются вообще, то крайне незначительно по сравнению с учеными, работающимипо открытым тематикам; более того, нередко в открытой печати невозможно найтидаже сами фамилии таких исследователей. О С.П. Королеве, И.В. Курчатове и А.Д.Сахарове, имена которых золотыми буквами навсегда вписаны в историю российскойи мировой науки, широкая научная общественность услышала лишь после того, какэти ученые либо сами фактически отошли от дел (Курчатов, Королев), либо былиизгнаны властями из соответствующей «закрытой» отрасли науки и встали воткрытую оппозицию им (Сахаров). Однако нет ни малейших сомнений в том, чтоиндекс цитирования любого из них если не равен нулю, то вряд ли сильно от негоотличается.
Насколько правомерно рассматривать цитированиеконкретной работы как ту или иную степень ее востребованности? К примеру, мненеоднократно приходилось получать запросы от различных не знакомых со мнойлично зарубежных исследователей с просьбой выслать оттиски моих опубликованныхработ. Нет сомнения, что подобные просьбы – это не жест вежливости к совершеннонезнакомому человеку (с таковыми без особой нужды обращаться не будут) и чтоэти работы действительно были нужны запрашивавшим их исследователям на каком-тоэтапе их научной деятельности. Как правило, я выполнял их, но вот ведьпарадокс: ссылок именно тех исследователей на те самые мои публикации, которыея им отсылал, я до сих пор не встречал ни разу, тогда как неоднократносталкивался со ссылками на мои работы тех, кто с подобными просьбами ко мненикогда не обращался. Этот факт, я полагаю, является красноречивымдоказательством тому, что востребованность и цитирование – вещи разные.Полагаю, что аналогичными свидетельствами могли бы поделиться и большинстводругих исследователей в самых разных отраслях научного знания. В этой связиполезно напомнить, что ссылки на чужие работы далеко не всегда означают, чтоисследователь, процитировавший ту или иную работу своего коллеги, детальноознакомился с ней или вообще хотя бы видел ее в глаза. Сам факт цитированиякакой-либо публикации – пусть даже и многократного – чаще всего означает лишьпризнание ее существования и то, что она как-то связана с той или иной научнойтематикой, и не более того. Во всяком случае, о значимости конкретнойпубликации для развития данной тематики этот факт еще ничего не говорит.
Каким образом следует учитывать то обстоятельство, чтонередко необъективно возвеличиваются заслуги, а то и приоритет одногоисследователя в ущерб другому по ряду соображений, к науке никакого отношенияне имеющих (личностных, традиционалистских, националистических, политических ипр. )? В некоторых странах до сих продолжают принижать роль и приоритет Д.И.Менделеева как творца периодической системы химических элементов, выдвигая наавансцену француза Де Шанкуртуа, немца Л.Ю. Мейера или англичан Ньюлендса и Одлинга.С другой стороны, встречается и иная крайность – выдающемуся энциклопедистуXVIII в. М.В. Ломоносову иные историки науки подчас приписывают едва ли не всевеликие открытия его времени. В обоих этих случаях, как видно, сказалисьвыраженные престижно-националистические амбиции. Явление комбинационногорассеяния света получило название «рамановской спектроскопии» по именииндийского физика Р.В. Рамана, хотя любому непредвзятому историку науки должнобыть очевидно, что лавры первооткрывателя он как минимум должен бы разделить снашими соотечественниками Л.И. Мандельштамом, Г.С. Ландсбергом и Н.Д.Папалекси. Тут уж в дело вмешалась политика. Естественно, это сказалось (да ине могло не сказаться) на индексах цитирования упомянутых исследователей:работы советских физиков в указанной области по сути дела преданы забвению, ана публикации Рамана ссылались и продолжают ссылаться до сих пор. Не секрет ито, что мы сами цитируем работы наших же российских авторов гораздо реже, чемамериканцы – работы американцев, французы – работы французов, японцы – работыяпонцев. Нельзя в этой связи не упомянуть и просто трагичную ситуацию, когдаопять-таки наш соотечественник, впервые наблюдавший периодическую химическуюреакцию, – Белоусов не смог опубликовать ни в одном химическом журнале дажеодну статью по изучению подобных реакций, и не потому, что не умел или не любилписать, а потому, что все они были отвергнуты рецензентами с комментариями типа«этого не может быть, потому что не может быть никогда». Правда, одна такая егостатья увидела-таки свет в ведомственном «Сборнике рефератов по радиационноймедицине», но вот химики в основной своей массе ее прочесть не смогли, хотя быпотому, что никогда не держали в руках подобного сборника. Раз так, то ни окаком цитировании ее и речи идти не могло, – Белоусов за рубежом, да и в нашейстране остался фактически безвестным…
Как быть с числом авторов в цитируемых работах? Какизвестно, ученый ныне редко работает в одиночестве -он входит в состав той илииной исследовательской группы и довольно часто в свет выходят его статьи, гденаряду с ним фигурирует довольно много соавторов. И если на подобную статьюссылаются, значит ли это, что каждый автор вправе считать, что ссылаются на еготруд? Или же следует вносить каждую такую ссылку в зачет только первого автора?Или в зачет того, кто внес наибольший вклад в эту работу или фактически создалее (пусть даже он и стоит в списке авторов отнюдь не на первой позиции)? Иливыделить долю конкретного автора в этой ссылке по чисто альтруистическимсоображениям, исходя из числа соавторов (1/2, 1/3 и т.д.)?
Следует ли принимать во внимание самоцитирование исчитать ли его вкладом в общую цитируемость той или иной работы, и если да, тов какой степени – на равных правах с цитированием другими авторами или же нет?Известно, что данные Института научной информации США (ISI) вообще-то включаютсамоцитирование, т.е. цитирование ученым своих собственных более раннихопубликованных работ. Стремление ученого сослаться при необходимости на своипредшествующие исследования, если по ходу статьи это представляетсянеобходимым, вполне естественно. До определенной степени самоцитированиепредставляется оправданным, так как весьма часто данная конкретная публикацияученого является продолжением его прежних работ. Если же окажется так, чтоисследователь работает над такими проблемами, которыми в настоящее время никто,кроме него самого, в мире не занимается, необходимость в самоцитированиистановится еще большей, а подчас и просто вынужденной. Более того, в последнемслучае вполне вероятно, что, независимо от реальной значимости работ этогоисследователя для фундаментальной и прикладной науки на его своим оригинальноеисследование другие ссылаются значительно реже, чем он сам. Наука в настоящеевремя настолько сильно дифференцировалась, что значительная частьисследователей мало интересуется чем-то хоть немного выходящим за рамки тойузкой ее отрасли, в которой они работают, и на не имеющих к ним прямогоотношения «чужаков» ссылаться не станет.
Нужно ли принимать во внимание уровень авторитетноститого издания, в котором дана та или иная ссылка? Как нетрудно заметить, если наодну и ту же работу по одному разу ссылаются в таких суперавторитетныхизданиях, как «Nature» или «Science», в куда менее известном «Журналеэкспериментальной и теоретической физики» и в фактически безвестном вестникекакого-либо вуза или института, то с чисто формальной стороны это будет всегдатри ссылки независимо от того, где на эту работу сослались. Но вот можно лисчитать их эквивалентными друг другу или все-таки ссылка в «Nature» или«Science» значимее ссылки в каком-либо местном сборнике научных трудов того илидругого института? И если нет, то как их дифференцировать?
Что важнее: сами по себе опубликованные работыисследователя, научного коллектива (причем независимо от того, в каких изданияхони опубликованы) или их востребованность другими исследователями? И вообще,можно ли считать справедливым сам тезис, что цитируемость или дажевостребованность работ ученого является критерием их научной ценности?Классическим примером здесь может служить первоначальное негативное отношениематематиков (да и не только их) к работам Н.И. Лобачевского по неэвклидовойгеометрии, которую они восприняли едва ли не в штыки, и ни о какойвостребованности их и речи быть не могло. Прозрение пришло к ним лишь через 12лет после смерти великого русского геометра, когда итальянский математикБельтрами опубликовал мемуар «Опыт интерпретации неэвклидовой геометрии».Атомистические воззрения древнегреческого философа Демокрита, как известно,оставались невостребованными вплоть до начала XX в. Бывали и обратные случаи –работы К. Птолемея по геоцентрической системе мира в течение несколькихстолетий служили теоретической базой астрономии, но после появления системымира Н. Коперника практически полностью потеряли свое значение; труды Т.Д.Лысенко в 1940-х и начале 1950-х гг. в СССР рассматривались как едва ли невысшее достижение биологической мысли и их цитировали по поводу и без такового,а начиная с конца 1950-х – как разновидность шарлатанства от науки и сталиникому не нужным хламом.
Нужно ли принимать во внимание категорию цитируемойработы, ее объем? Скажем, один исследователь за какое-то время получил 10ссылок на одну свою монографию, другой за тот же самый период – 10 ссылок на 5различных статей, третий – 10 ссылок на 10 различных тезисов докладов. Кому изних должно быть отдано предпочтение по части цитируемости или же ониоказываются по этому показателю в абсолютно равном положении?
Можно ли вообще считать объективным такой показательнаучной деятельности, на который сам ученый фактически не может оказатьникакого влияния? Дело в том, что количество ссылок на работы любогоисследователя, как нетрудно заметить, фактически никак не зависит ни от егонаучной активности, ни от общего числа его работ, ни от их объема, ни от техизданий, где они опубликованы, ни от реальной их значимости для той или инойотрасли науки!!! И если исследователь будет действовать совершенно честно,ничего изменить на этом поприще он не в состоянии, и приходится лишьфаталистически уповать на то, что кто-то другой заметит тот или иной его труд ипроцитирует его. А вот если нечестно – будет иметь немало возможностейфиктивного увеличения данного показателя. Можно, например, попросить своегознакомого коллегу сослаться на ваши публикации в той или иной статье (в обменна аналогичную любезность с вашей стороны). Предвижу возражения – как можно,никому в голову такое не придет. За рубежом, где уровень этичности в наукедостаточно высок, – может, и нет. А вот в нашей стране на нынешнем этапе ееразвития, когда продаются и покупаются ученые степени, дипломы и аттестаты, –подобного рода жесты кажутся сущей мелочью. Пока что у нас оценка научнойдеятельности по личным индексам цитирования не стала официальной, и потомузначительной части российских исследователей в сущности все равно, насколькочасто их цитируют. А вот если – не дай-то Бог – она приобретет подобный статус,указанные выше просьбы наверняка станут куда более распространенными. Ну атому, кто постыдится обратиться к кому бы то ни было с подобным предложением,можно порекомендовать опубликовать не под своей подлинной фамилией, а подкаким-либо псевдонимом собственную статью (или статьи), где есть ссылки на своиже публикации. Если не по душе и это, можно запросто даровать свое авторство натакую статью кому-либо из ваших коллег, не связанных с вами узами соавторства.Можно попытаться использовать опыт уже упоминавшегося выше Т.Д. Лысенко, безкаких-либо китайских церемоний заставлявшего всех тогдашних биологов ссылатьсяна его собственные труды. Надо полагать, перечень подобных приемов, нацеленныхна искусственное раздувание личного индекса цитирования, сказанным отнюдь неисчерпывается.
Вопросы непростые, и я не думаю, что адепты ипоследователи идеи об использовании индексов цитирования работ конкретногоученого в качестве главного критерия оценки качества его научной деятельностисумеют без проблем на них ответить. Для гротеска в заключение добавлю еще одинвопрос, ответ на который, как мне представляется, и вовсе не нуждается вкомментариях:
Наверное, за всю историю науки (во всяком случае, вбывшем СССР) никого не цитировали столько, сколько классиковмарксизма-ленинизма. Можно ли считать, что их личный вклад в науку превышает вкладлюбого из остальных исследователей в области общественных наук? И не означаетли это, что вклад Лысенко (который, нало полагать, по числу ссылок на своиработы стоит на первом месте среди всех биологов бывшего СССР и нынешнего СНГ)в биологию является наибольшим?
В свете всего вышесказанного явно напрашивается выводо том, что для объективной оценки качества научной деятельности требуетсяпринципиально иной базис. Но это – тема уже для отдельного разговора.
Списоклитературы
1. Шувалов В. Критерии и критики // Поиск. 1997. №42(440). 1997. 11 октября. С. 6.
2. Маркусова В. Осторожно – индекс цитируемости! //Поиск. 1997. № 44(442). 1997. 25 октября. С. 4.
3. Чайхалян Л., Иваницкий Г., Харакоз Д., Саркисов Г.«Объективные» критерии и реальные науки // Поиск. 1997. № 46(444). 1997. 8ноября. С. 3.
4. Пудовкин А. Не обижайте медиану! // Поиск. 1997. №47(445). 1997. 15 ноября. С. 5.
5. Касторы Б., Кулик А. Первая лига // Поиск. 1997. №49(447).1997. 29 ноября. С. 15.
6. Климов В., Иванов В… Объективность илисубъективизм? // Поиск. 1997. № 51. 1997.13 декабря. С. 3.
7. Иванов И., Кудеяров В., Макеев О., Понизовский А.Иная ситуация // Поиск. № 51(449). 1997. 13 декабря. С. 3.
8. Шувалов В. Назло рекордам // Поиск. 1997. №52(450). 1997. 20 декабря. С. 4–5.
Для подготовки данной работы были использованыматериалы с сайта www.auditorium.ru