Композиция и проблематика "Путешествия из Петербурга в Москву" А. Н. Радищев

Содержание Композиция и проблематика «Путешествия из Петербурга в Москву» А. Н. Радищева 2 Список использованной литературы 14 Композиция и проблематика «Путешествия из Петербурга в Москву» А. Н. Радищева Особенность радищевского «Путешествия» в том, что унего публицистическая мысль акцентирована, поднята. Писатель не ограничивается выражением своего понимания действительности через

показ ее в образах, он непосредственно заявляет о своем к ней отношении. В «Путешествии» мы находим органическое идейно-композиционное единство. Радищева мало интересует описание какого-то реального путешествия, он показывает читателю путешествие идей. Все события здесь развиваются как бы независимо от автора, но в то же время они связаны друг с другом и подчинены раскрытию единого замысла произведения.

Композицию "Путешествия из Петербурга в Москву" уместно подразделить на внешнюю и внутреннюю. Внешняя композиция предельно проста: книга открывается посвящением А.М.К любезнейшему другу (оно выполняет функцию предисловия), первая глава названа особо – «Выезд», остальные 24 главы имеют топонимические названия реальных почтовых станций на тракте между двумя столицами (в разных изданиях книги по-разному печатается "

Слово о Ломоносове" - и как отдельный фрагмент книги, и в составе последней главы «Черная грязь»). Если бы перед нами был путевой дневник конкретного путешествия, такая композиция могла бы быть содержательной. Но книга Радищева - не дневник одного путешествия: она вобрала в себя весь опыт человека и писателя. Поэтому внешняя композиция в большой степени формальна, главы можно было бы считать взаимозаменяемыми: не все ли равно, на этой или на другой станции происходит встреча с тем или иным персонажем, читается

тот или иной трактат. Внешняя композиция, обозначившая маршрут путешествия, имеет лишь формальное значение. Неизмеримо большую роль здесь играет композиция внутренняя, смысловая. В книге Радищева возникает пунктирный характер организации повествования: основные линии завязываются достаточно быстро и все прочерчиваются параллельно; естественно, они не могут продвигаться одновременно, а потому чередуются. Каждая глава - либо заявка на новую тему, либо продолжение (завершение) прежде

заявленной. С первых же строк Радищев обращается к реальному положению дел в России, которое воспринимается Радищевым нетерпимым: "Я взглянул окрест меня - душа моя страданиями человечества уязвленна стала". Книга Радищева начинается посвящением, т.е. предисловием; приглядимся к нему. Автор книги предстает человеком с чувствительным сердцем, которое открыто другу и всему человечеству.

И первый спрос за страдания человечества - с себя! "Обратил взоры мои во внутренность мою — и узрел, что бедствия человека происходят от человека, и часто от того только, что он взирает непрямо на окружающие его предметы". Виновата ли в том скупость природы? Серия подобные вопросов отвергается. "Я человеку нашел утешителя в нем самом. "Отыми завесу с очей природного чувствования - и блажен

буду". Сей глас природы раздавался громко в сложении моем. Воспрянул я от уныния моего, в которое повергли меня чувствительность и сострадание; я ощутил в себе довольно сил, чтобы противиться заблуждению; и - веселие неизреченное! — я почувствовал, что возможно всякому соучастником быть во благоденствии себе подобных. Се мысль, побудившая меня начертать, что читать будешь".

В этом заключается отправная идея книги. И вовсе она не в том, чтобы непременно революцию и смуту в стране учинить. Писатель исходит из того, что по природе человек добр и разумен; он повинен, что сам отуманивает "очи природного чувствования", но это беда поправимая. "Возможно всякому соучастником быть во благоденствии себе подобных": и да очистивший очи природного чувствования поможет это сделать другим. Такова концовка посвящения: "

Но если, говорил я сам себе, я найду кого-либо, кто намерение мое одобрит; кто ради благой цели не опорочит неудачное изображение мысли; кто состраждет со мною над бедствиями собратии своей, кто в шествии моем меня подкрепит не сугубый ли плод произойдет от подъятого мною труда Почто, почто мне искать далеко кого-либо? Мой друг! Ты близ моего сердца живешь - и имя твое да озарит сие начало".

Здесь обозначаются программы максимум и минимум: найти друзей в незнакомой пока собратии - или ограничиться приветом реального друга; писатель скромно готов удовольствоваться малым. В обращении к А.М.К. есть противоречие: писатель строит свою книгу на размышлениях, на доводах разума - а отмечает: "мнения мои о многих вещах различествуют с твоими " Но он называет друга "сочувственником" и верит, что это устранит все преграды: "сердце

твое бьет моему согласно - и ты мой друг». Как бы то ни было, отправная идея книги — просветительская. В самой постановке проблемы уже можно видеть ее диалектическую сложность: идея воодушевляет, доставляет "веселие неизреченное", побуждает "начертать, что читать будешь" - но и взыскует к сдержанности. Идея плодотворна меж "сочувственниками"; сколько наберется таковых? В посвящении торжествует оптимистический взгляд — от ощущения возможности разбудить в человеке доброе

начало, заложенное в него природой; в замене программы-максимум программой-минимум в адресации книги - мудрое ограничение самих возможностей просветительского пути преобразования отечества, Не может того быть, чтобы столь мощно прозвучавшая тема оказалась исчерпанной и не нашла продолжения. Ждать приходится совсем немного. Первая глава "Выезд", выделенная названием, может быть рассмотрена как пролог повествования.

Тут выяснится, что это пролог не фабульного значения. Событий здесь никаких не прогнозируется: отужинав с друзьями, лег в кибитку — поскакал "во всю лошадиную мочь" - прибыл на первую почтовую станцию. Пролог носит лирический характер, таковы авторские размышления: трудно расставаться с близкими; благодетельны слезы расставания - они супят радость встречи; '"блажен живущий в мечтании".

Это мысли рациональные, а они переходят в непроизвольные, когда путешественник погружается в сон ("смертоподобное" состояние). Он видит себя среди пространной долины, помертвевшей от зноя. "Един, оставлен, среди природы пустынник! Вострепетал". Рытвина на въезде к почтовому двору пробудила путника. Нетрудно видеть, что первая глава контрастна по отношению к посвящению-предисловию.

Вначале — ликующее чувство сердечного единения человека с миром, убеждение, что несовершенства мира преодолимы. Следом — апокалипсическое отчаяние от ощущения" своего одиночества в мире. Ясно, что это действительно пролог, это мощный импульс преодолеть одиночество, возродить утерянный контакт с миром. Экспозиционная глава "Путешествия" лирична как заявка на тему. Она пророчит гибель одинокому и заключает протест против такого состояния.

Она не развивает просветительские идеи как таковые, но она убеждает в насущной потребности таковых. Без единения сердец сама жизнь бессмысленна. Удивительно, что в непосредственном воплощении разработка просветительской темы начинается с отрицательных, а не положительных примеров. Радищев развенчивает весьма популярную, едва ли не универсальную для ХVШ века надежду на просвещенного монарха. Казалось бы, у такой надежды есть логическое основание: начать

дело просвещения сверху - и воспользоваться не соизмеримыми ни с чем властными возможностями монарха. Заключительным эпизодом главы "Спасская Полесть" воспроизводится сон путешественника: "Мне представилось, что я царь, шах, хан, король, бей, набаб, султан или какое-то сих названий нечто, седящее во власти на престоле". Буквально осуществляется девиз автора, провозглашённый в посвящений снять "завесу с очей природного чувствования".

Какие же деяния произвел прозревший властитель? А никаких: путешественник проснулся. Почему же писатель не делает ставку на "просветившегося" монарха? Ответ прост. Радищеву нет надобности различать "просвещенных" и "непросвещенных" монархов по той причине, что он убежденный враг системы самодержавия в принципе; нет смысла учитывать сугубо относительные достоинства одних, форм деспотии перед другими ее формами; нет интереса к частностям,

когда отвергается целое. Соответственно сразу же заявлено ограничение, лишающее просветительскую идею ореола универсальности, всеохватности. Она эффективна, но в заданных параметрах: они широки, но и сдерживаются рамками. Просветительская идея действенна, когда направлена к «сочувственникам» - и не более того. Да, парадоксально, что, пропагандируя просветительскую идею, Радищев начинает с обозначения препятствий на этом пути.

Новая глава, «Подберезье" продолжает эту линию. Здесь описывается встреча с новгородским семинаристом. Глава оказывается сложной по построению. Общение с новым знакомцем распадается на два эпизода. Вначале это устная беседа, в которой солирует семинарист, и речь эта разумна. Молодой человек сетует на "великий недостаток" "в пособиях просвещения», на монополию

латыни и чтения древних авторов: "Аристотель и схоластика доныне царствуют в семинариях". Вот мечта нового знакомца: "для чего не заведут у нас высших училищ, в которых бы преподавалися науки на языке общественном, на языке российском?" "Как не потужить что у нас нет училищ, где бы науки преподавалися на языке народном". Путешественник оказывается легковерным на обещания правительства: "

Я успел семинаристу сказать, что скоро желание его исполнится, что уже есть повеление о учреждении новых университетов, где науки будут преподаваться по его желанию". Семинарист уходит - роняя бумаги (прецедент создан, прием с чтением найденных бумаг повторится); общение с ним продолжается заочно. Процитирован небольшой фрагмент, но путешественник узнает изложение масонских положений и, прерывая чтение, выступает с критикой масонства.

После "Подберезья" о просвещении уже нельзя говорить абстрактно, нельзя говорить как о всеисцеляющем лекарстве: просвещение может нести как истину, так и заблуждение - и труден путь к обретению истины. Отметим и мужество Радищева. Позже по ходу книги в главе 1 "Торжок" писатель размещает памфлет, направленный против цензуры. Радищев допускает, что могут быть напечатаны и вредные книги, но их вред перекроется пользой вольного

книгопечатания. Идеи против идей, но не запреты против идей - вот позиция писателя. Надо бороться со злом в жизни, а не со злом в книгах. В "Бронницах" затрагиваются вопросы человеческого познания. Пока переменяют лошадей, путешественник восходит на местную гору, где когда-то был древний храм, а теперь выстроена небольшая церковь. Поднимаясь в гору, путешественник дает волю воображению и так эмоционально

разогревает себя, что слышит "глас, грому подобный". Голос Творца призывает человека к смирению: "Почто, о дерзновенный! познати жаждешь то, что едина мысль предвечная постигать может? Ведай, что неизвестность будущего соразмерна бренности твоего сложения". Достигнув вершины, путешественник обращает свой голос к

Боту. Так - ни мало ни много - состоялся диалог человека и Творца. Диалог не прямой, поскольку громоподобный глас слишком зауживает потребность человека в познании желанием узнать личное предстоящее, а человек на месте, где устремления к Творцу меняли конкретное содержание, пытается узреть единое в многообразии человеческих представлений о Творце; темы высказываний не стыкуются. Пафос размышлений путешественника - в оправдании человеческого

поиска истины. Кульминация развития просветительских идей в книге Радищева - глава "Крестьцы", которая равнозначна педагогическому трактату. Особо привлекает здесь связь теории с практикой. Путешественник становится свидетелем расставания местного дворянина со своими сыновьями, которых он тфовожает в самостоятельный путь жизни, давая последние наггутс^гвия. У Юрестиц-кого дворянина была продуманная система воспитания: она и реализована, а теперь, для подросших

сыновей, расшифровывается и формулируется, с добавлением советов на дальнейшую жизнь. Главой "Крестьцы" просветительская идея в содержательном плане в основном исчерпана; в "Городне" и в финальном "Слове о Ломоносове" находим важное дополнение: народ, в массе своей лишенный доступа к просвещению, представляет собой благодатную среду для восприятия идей просвещения; народ потенциально талантлив, и просвещение будет способствовать проявить и развить этот талант.

Трактат о Ломоносове имитирует устное слово, произнесенное на кладбище у могилы великого сына России. Пред вечным покоем посрамляются "кичение, тщеславие и надменность". "Не столп, воздвигнутый над тлением твоим, сохранит память твою в дальнейшее потомство. Не камень со иссечением имени твоего пронесет славу твою в будущие столетия. Слово твое, живущее присно и вовеки в творениях твоих, слово российского племени, тобою в языке нашем

обновленное, пролетит в устах народных за необозримый горизонт столетий". Финальное положение "Слова о Ломоносове" значимо. Авторство "Слова" приписано "новомодному стихотворцу" ("парнасскому судье"), автору оды "Вольность", но Радищев выдает себя, взывая все к тому же А.М.К которому посвящает книгу ("Где ты, о! возлюбленный мой! где ты?

Прииди беседовати со мною о великом муже"). Тем самым просветительская идея, от посвящения до "Слова о Ломоносове", пронизывает всю книгу и замыкает ее на кольцо, т.е. именно эта идея становится выделенной композиционно. Радищев объективно и очень точно оценивает возможности просвещения. Они не заменимы ничем иным, но и не всесильны. Просветительские идеи действенны в определенном секторе, когда предполагается встреча сочувственников. Они бесплодны, когда встречают на своем пути социальные

преграды. Социальные преграды надо преодолевать не увещеваниями, иными способами. Радищев размышляет и об этом. Две главы книги ("Хотилов" и "Выдропуск") снабжены подзаголовками "Проект в будущем"; писатель переадресовывает авторство размещаемых здесь документов некоему своему другу; солидарность с изложенными взглядами подчеркивается именованием друга "гражданином будущих

времен". "Проектами" представлен реформаторский путь преобразования России. В главе "Выдропуск" вносится предложение об уничтожении придворных чинов. Исключительное значение имеет глава "Хотилов" - с проектом полной отмены крепостного права. В проекте дана основательная мотивировка необходимости отмены крепостного права. Писатель призывает не довольствоваться внешними признаками благополучия: "да не ослепимся внешним

спокойствием государства и его устройством и для сих только причин да не почтем оное блаженным. Смотри всегда на сердца сограждан. Если в них найдешь спокойствие и мир, тогда сказать можешь воистину: се блаженны. «Состояние земледелателей» "опасно в неспокойствии своем". Труд крепостных, рабский труд, не производителен и потому экономически не выгоден. Человек в деяниях своих руководствуется пользой. "

Следуя сему естественному побуждению, все начинаемое для себя, все, что делаем без принуждения, делаем с прилежанием, рачением, хорошо. Напротив того, все то, на что несвободно подвизаемся, все то, что не для своей совершаем пользы, делаем оплошно, лениво, косо и криво. Таковых находим мы земледелателей в государстве нашем. Нива у них чуждая, плод оныя им не принадлежит. И для того обрабатывают ее лениво; и не радеют о том,

не запустеет ли среди делания". Крепостничество беззаконно, потому что нарушает основания права естественного и права гражданского. "Право естественное показало вам человеков, мысленно вне общества, приявших одинаковое от природы сложение и потому имеющих одинаковые права, следственно, равных во всем между собою и единые другим не подвластных. Право гражданское показало вам человеков, беспредельную свободу на мирное оныя употребление. Но если все они положили свободе своей предел и правило деяниям

своим, то все равны от чрева материя в природной свободе, равны должны быть и в ограничении оной. Следственно, и тут один другому не подвластен. Властитель первый в обществе есть закон; ибо он для всех один". Крепостничество бессердечно; Радищев говорит об этом тоном церковной проповеди: "опомнитесь, заблудшие, смягчитеся, жестокосердые; разрушьте оковы братии вашей, отверзите темницу неволи и дайте подобным вам вкусити сладости общежития, к нему же всещедрым уготованы, яко же и вы.

Они благодетельными лучами солнца равно с вами наслаждаются, одинаковые с вами у них члены и чувства, и право в употреблении оных должно быть одинаково". Лучшее состояние, по Радищеву это чувствования, сердце услаждающие любовию человечества. Радищев очень надеется на успех реформы. Он (якобы устами друга своего) готов предложить варианты, постепенный путь преобразований: освободить в первую очередь дворовых, дозволить свободное вступление

крестьян в супружество, передать обрабатываемую крестьянами землю в их полную собственность, разрешить им покупать землю, дозволить получать свободу за выкуп. Сама эта вариантность - стимул быстрее начать реформу; вероятно, возможны другие решения, лишь бы дело пошло, лишь бы в итоге свершилось заветное: "За сим следует совершенное уничтожение рабства". Радищев вполне отдает отчет в том, что даже умеренная идея реформы вызовет протест со стороны крепостников.

Что уж говорить об идее революции! Может быть, именно поэтому революционная идея прорабатывается наиболее последовательно и тщательно. Глава "Любани". После разговора с крестьянином путешественник восклицает: "Страшись, помещик жестокосердый, на челе каждого из твоих крестьян вижу твое осуждение". "Зайцово". Рассказ друга путешественника Крестьянкина, председателя уголовной палаты, о жестоком

помещике, который когда-то сделал придворную карьеру. Приобретя деревню, асессор стал варварским эксплуататором крестьян. Несмотря на то, что описанный в главе крестьянский бунт локален, возникает стихийно на бытовой почве, для концепции писателя он имеет важное значение. Здесь подчеркнута крестьянская солидарность. Здесь впервые формулируется мысль, которая будет продолжена и развита: "

Я приметил из многочисленных примеров, что русский народ очень терпелив и терпит до самой крайности; но когда конец положит своему терпению, то ничто не может его удержать, чтобы не преклониться на жестокость". "Хотилов". Выводы "проекта", опирающиеся на реальный масштабный русский бунт, непосредственно развивают мысли о терпении народа и мощи прорыва такового, о "веселии мщения". "Вышний Волочек". Рассказ о некоем помещике, добившемся процветания своего имения за счет

превращения крестьян в рабов. Он отобрал у крестьян их наделы, а барщину сделал непрерывною, "всех крестьян, жен и их детей заставил во все дни года работать на себя». Писателя особо возмущает, что сей предприимчивый помещик "славится как знаменитый земледелец". По мнению писателя, он заслуживает другого отношения: "Богатство сего кровопийца ему не принадлежит. Оно нажито грабежом и заслуживает строгого в законе наказания

< > Вместо вашего поощрения к таковому насилию, которое вы источником государственного богатства почитаете, прострите на сего общественного злодея ваше человеколюбивое мщение". "Медное". Концовка, разговор путешественника с другом-иностранцем: "А все те, кто бы мог свободе поборствовать, все великие отчинники, и свободы не от их советов ожидать до от самой тяжести порабощения". "Тверь.

Встреча путешественника с "новомодным стихотворцем", автором оды «Вольность", которая широко цитируется; включены и строфы, рисующие картину победоносной народной революции. 'Тородня". Насмотревшись произвола, сопровождающего рекрутский набор, путешественник восклицает: "О! если бы рабы, тяжкими узами отягченные, яряся в отчаянии своем, разбили железом, вольности их препятствующим, главы наши, главы бесчеловечных своих господ, и кровию нашею обагрили нивы свои! что бы тем потеряло

государство?» Повествование продолжается. Тема революции высоким тоном пророчества исчерпана. Все идеи книги взаимодействуют между собой, каждая хороша в своих пределах (и при удачной конъюнктуре), каждая по-своему уязвима. Необходимость просвещения (хоть оно меняет содержательное наполнение не исчезнет никогда, ни при каком режиме; но оно встречает внешнее препятствие (цензуру) и внутреннее (как пример, Радищев полемизирует с масонством; но борьба идей, видимо, неизбежна).

Излишнее упование на просвещение, переоценка его возможностей подпитывает утопические общественные настроения. Путь реформ перспективен, поскольку менее болезнен; но хватит ли решимости наверху, примут ли преобразования внизу? Но да свершится - хотя бы путем революции. Надо подчеркнуть мужественность Радищева, В двух главах ("Хотилов" и "Городня"), где заходит речь об угрозах хозяевам жизни от восставшего народа,

размышление ведется от лица мы: писатель (народный заступник!) не отделяет себя от неразумного племени, подлежащего истреблению! Рука писателя не дрогнула подписаться под таким суровым приговором. Не дело писателя — решать вопросы; для него важно правильно их поставить. Радищев предугадывает такой принцип. Он совершил путешествие в жизнь - и простился с читателем у московской заставы. Конкретика "Путешеспвия" устарела; конкретика жизни вообще меняется быстро, за ней

не угонишься. Нимало не устарела мегодолигия мышления писателя. Мудрость Радищева состоит в том, что он дал образец решения сложных проблем. Его характерность - умение расчленить сложную проблему на обоснованные составные части, проанализировать каждую, показав их взаимодействие, произвести оценку альтернатив. Такой подход позволяет выявить и поддержать оптимальную тенденцию общественного развития.

Список использованной литературы 1. Вайтман С. Т, Проблемы теории реалистического метода, его формирования и современного развития. М, 1969. 2. Макогоненко Г. П. О композиции «Путешествия из Петербурга в Москву» А. Н. Радищева. XVIII век. Сб. 2, М-Л, 1940. 3. Маркович В. М. «Герой нашего времени» и становление реализма в литературе. //Русская

литература, 1967, №4 4. Радищев А. Н. Путешествие из Петербурга в Москву. СПб.: Наука, 1992 5. Старцев А. Радищев в годы «Путешествия». М. 1960.