Смоленская земля подарила миру Глинку

И.Ф. Мешкова – няня М.И. Глинки. Из истории рода Мешковых. Смоленская земля подарила миру Глинку. Проходят века, время поглощает, стирает многое, но имя композитора не забыто. Музыка Глинки звучит и сегодня, радуя всех, кто стремится соприкоснуться с творчеством Гения. У каждого человека своя тропка к Глинке – композитору, человеку. Мне довелось услышать имя его в своем раннем детстве, буквально на краешке

земли, в далеком Приморье. Детский сад. Музыка Глинки звучит на радио. Сквозь гвалт детских голосов маме моей (воспитателю) кричат: «Галина Дмитриевна, Глинка!». И мама стремглав бежит к радио. Возвращается с просветленным лицом, радостными слезинками в глазах. Что же такое Глинка? Отчего, услышав слово это, волнуется мама?

Но вот тайна открыта – Глинка сочинял красивую музыку. В нашей семье был патефон, множество пластинок. В часы отдыха взрослые и дети собирались за столом, заводился патефон, все слушали записи с пластинок. Часто звучала у нас веселая, задорная песня «Попутная», которую мы, дети, знали наизусть и разноголосо подпевали хором. Позднее я узнала – музыку к песне написал

Глинка. «Попутная» особо почиталась в нашей семье, с нею связана далекая наследственная романтическая история. Смоленщина – родина моих предков, а одна из пра…прабабушек (Ирина Федоровна Мешкова) была няней Михаила Ивановича Глинки и его сестер. Ирина Федоровна принадлежала к роду обедневших дворян. Близкая по возрасту к Евгении Андреевне (матери Михаила

Ивановича), смолоду осталась вдовой. В своих «Записках» М.И.Глинка писал: «В 1811 году родители пригласили в дом вдову землемера, женщину простую и чрезвычайно добрую, по имени Ирина Федоровна Мешкова, с маленькой дочерью Катей. Всегда окруженный женщинами играл только с сестрой и дочерью няни, я вовсе не походил на мальчиков моего возраста». Нашествие Наполеона в Россию поломало мирный уклад семьи

Глинок. Семейство спешно переехало в Орел. Л.Шестакова (сестра композитора) вспоминала: «По окончании войны, вернувшись в Новоспасское, родители, в помощь Ирине Федоровне, пригласили для брата, сестры и Кати, воспитывавшейся вместе с ними, француженку Розу Ивановну (к тому времени ставшей женой Захара Мешкова). В 1815 году родители выписали из Петербурга гувернантку, закончившую

Смольный институт, Варвару Федоровну Кламмер. Она была хорошо образована, учила брата и двух девочек по-русски, по-французски, географии и игре на фортепьяно». Росли, учились, дружили дети, дружба их перешла и во взрослую жизнь. Рано скончалась сестра Михаила Ивановича – Пелагея. С Катей доброе расположение друг к другу сохранилось на протяжении жизни.

Михаил Иванович не забывает свою подругу детства, ко дню рождения «дню Екатерины» через сестер просит передать Мешковой на подарок деньги. Екатерина Степановна Мешкова жила у сестры Михаила Ивановича – Марии Ивановны Стунеевой при детях, в их семье встречалась с композитором. Добрые отношения сохранились с семейством Глинок и у няни

Ирины Федоровны. Она частый гость в их доме, видится с Михаилом Ивановичем во время его приездов Новоспасское. Евгения Андреевна в письме дочери Марии накануне Пасхи 1840 года пишет: «У нас еще никого нет наших, кроме сестрицы Марии Николаевны и Ирина Мешкова у нас, шуточки шутит с Мишелем моим». Ирина Федоровна принимает участие в крещении новорожденных села

Новоспасское, являясь восприемницей совместно с приятелями-соседями Глинок – Петром Ефимовичем Корсаком, Николаем Илларионовичем Шестаковым, священником Николаем Осиповым. Михаил Иванович проявляет заботу о няне в ее преклонном возрасте. В конце 1850 года из Варшавы он пишет сестре Людмиле Шестаковой: «Необходимо устроить мою няню. Почему?

Ты это узнаешь, когда навестишь меня здесь. По-моему мнению, личность, которая о нас заботилась, никогда не должна быть оставлена в пренебрежении». Последнее упоминание о няне в письме к Шестаковой от 26 ноября 1856 года из Берлина: «Несмотря на все объяснения покойной няни нашей, доброй Ирины Федоровны, не выучился я плодить материю». Семейная жизнь Михаила Ивановича не сложилась. Весной 1841 года он начинает в

Петербурге бракоразводный процесс с женой Марией Петровной. Вернувшаяся в это время из Парижа сестра Елизавета Ивановна с племянником снимает удобную квартиру. Михаил Иванович поместился особо, в том же этаже, в двух маленьких, но очень светлых комнатах. В «Записках» Михаил Иванович пишет: «У Елизаветы Ивановны жила в услужении девушка, которая училась

шить платья у модистки. Ей было 18 лет, она была очень стройная и довольно миловидная девушка. Она одевалась хотя очень просто, но опрятно и мило и нередко потешала меня презабавными неожиданными выходками. Так, например, оперу мою «Руслан и Людмила» она называла своей. Одним словом, по всей справедливости ее назвать можно было гризеткой. В короткое время я к ней очень привык: Привычка в чувство обратилась,

А чувство в счастье многих дней. Действительно, я ей очень обязан многими и многими приятными минутами. Мне дома было так хорошо, что я редко выезжал, а сидя дома, так усердно работал, что в короткое время большая часть оперы была готова». Содержание записи, сделанной Глинкой, еще до прочтения «Записок» была известна мне через семейное предание. Стройная девушка, что отвлекала композитора от грустных раздумий, беспечно увлекая в светлые минуты

бытия, была внучка Ирины Федоровны Мешковой. Влечение было взаимным. Михаил Иванович подарит ей песню «Попутную» с пожеланием новых радостных встреч. Предание сохранилось благодаря моей бабушке Марии Николаевны Речкуновой, что родилась в 1868 году. Она окончила институт Благородных Девиц в городе Казани. Оставшись вдовой, растила своих детей, давая уроки музыки в богатых

домах. Любимым композитором бабушки был М.И.Глинка, и одного из сыновей она назвала в честь композитора Михаилом. Михаил был музыкально одарен, много занимался, мог стать хорошим музыкантом, но заполыхавшая Гражданская война нарушила планы. Юношей, только что окончив гимназию, он без вести пропал на Восточном фронте. Так переплелись во времени жизненные линии моих предков с семейством Глинок, с замечательным композитором, что оставил след на земле, неподвластный времени.