Третья волна: демократизация в конце двадцатого века

Третья волна демократизация в конце двадцатого века Введение Сэмюэл П.Хантингтон - профессор Итона и директор Института стратегических исследований Гарвардского университета. Автор множества работ, включая Солдат и государство The Soldier and the State 1957 и Третья волна демократизация в конце двадцатого века

The Third Wave Democratization in the Late Twentieth Century 1991. Сегодняшняя ситуация в Европе придает актуальность этой давней статье, впервые представленной в марте 1995 года как доклад на конференции по военно-гражданским отношениям, организованной Международным форумом демократических исследований и Европейским центром исследований в области безопасности имени

Джорджа Маршалла. Как мы все знаем, за последние два десятилетия в мире произошел грандиозный революционный переворот, в ходе которого почти в сорока странах авторитарный режим сменился демократическим правлением. На самом деле под названием авторитарный режим скрывались весьма непохожие друг на друга формы правления, такие как военные хунты в Латинской Америке и в других регионах, однопартийное руководство в коммунистических странах и на Тайване, единоличные диктатуры в Испании, на

Филиппинах, в Румынии, расистская олигархия в Южной Африке. Переход к демократии также осуществлялся по-разному. В некоторых случаях реформаторы пришли к власти в рамках авторитарного режима и начали осуществление демократических преобразований. В других случаях переход стал результатом переговоров между властью и оппозицией. В некоторых странах авторитарный режим был свергнут или рухнул сам.

Были также случаи, когда падение диктатуры и установление выборной власти осуществлялось при вмешательстве США. Практически все эти авторитарные режимы, вне зависимости от их типа, имели одну общую черту, а именно отношения между их гражданской и военной сферами оставляли желать много лучшего. Почти нигде не наблюдалось такого типа отношений, как в развитых демократических государствах, которые я в одной из работ охарактеризовал как объективный гражданский контроль 1.

Этот тип отношений предполагает 1 высокий уровень военного профессионализма и осознание военными ограниченного характера их военной компетенции 2 фактическое подчинение военных гражданскому политическому руководству, которое принимает основные решения в области внешней и военной политики 3 признание политическим руководством за военными определенной сферы профессиональной компетенции и автономии 4 в результате - минимальное вмешательство военных в политику, а политиков в военную сферу.

В авторитарных государствах военно-гражданские отношения в той или иной степени отличались от данной модели. В государствах, где у власти стояли военные, гражданский контроль полностью отсутствовал, а военное руководство и военные организации зачастую выполняли функции, имеющие лишь отдаленное отношение к собственно военным задачам. Если власть в стране принадлежала единоличному диктатору, он стремился посадить своих людей на все ключевые посты в армии, чтобы обеспечить полный контроль, расколоть армию

и поставить ее на службу удержания власти. В однопартийных государствах ситуация была несколько лучше, однако армия рассматривалась как орудие достижения целей партии, офицеры должны были быть членами партии и выполнять функции агитаторов и пропагандистов, партийные ячейки строились по типу военной иерархии субординации, порядка подчиненности, а последней инстанцией было не государство, а партия. Таким образом, перед молодыми демократическими государствами встала грандиозная задача коренного реформирования

отношений между гражданским и военным сектором. Конечно, эта задача была лишь одной из многих. Им также приходилось завоевывать авторитет у общества, разрабатывать новую конституцию, создавать многопартийную систему и другие демократические институты, проводить либерализацию, приватизацию и рыночные реформы в экономической области, где прежде действовала командная система или сильный государственный контроль, обеспечивать экономический рост, бороться с инфляцией и безработицей, сокращать бюджетный дефицит,

бороться с преступностью и коррупцией, а также сдерживать конфликты и насилие, возникающие между национальными и религиозными группировками. Удалось ли молодым демократическим государствам справиться с этими проблемами В лучшем случае - с переменным успехом, что подтверждает доводы противников демократии, таких как бывший премьер Сингапура Ли Куан Ю, которые утверждают, что демократическая форма правления порождает некомпетентность и недисциплинированность. Во многих странах экономические показатели ухудшились.

Экономические реформы зашли в тупик, потеряли поддержку общества, старой авторитарной элите удалось поставить их на службу своим интересам. Усугубилась преступность и коррупция. Обыденным явлением стало нарушение декларируемых конституцией прав человека. Пресса либо попала под контроль, либо сама развратилась. Развал партийно-политических систем, субъективно-личностный характер их руководства обусловили невозможность

создания эффективного правительства или ответственной оппозиции. Отсутствие авторитарного контроля способствовало обострению общинно-эгалитарных настроений и росту насилия. За немногочисленными исключениями в некоторых областях, новым демократическим правительствам вовсе не удалось обеспечить достойное управление страной. 1 раздел С легкой руки многочисленных последователей и критиков, в комплексе идей

С. Хантингтона оказалась выдвинутой на передний план наиболее очевидная и чаще всего механистически трактуемая их часть представление о прямом и непосредственном столкновении цивилизаций, обретающем или грозящем обрести форму конфликтов. В такой постановке далее именуемой узким прочтением проблема сводится к тому, возможны ли войны между цивилизациями в отличие от войн межгосударственных и, вероятно, в дополнение к ним в каких частях мира их можно ожидать, как скоро, в каких вариантах.

Между тем статья С. Хантингтона - не только об этом. Показателен выбор такого многозначного понятия, как clash, для обозначения и характеристики межцивилизационных взаимодействий в английском языке это и лязг оружия, и звон мечей, и гул колоколов, и бряцание, грохот кастрюль на кухне, и столкновение представлений, идей, машин, и стычка непременно массовая, например, с полицией, и конфликт интересов, и разногласия. Англоязычный читатель автоматически воспринимает весь

этот подтекст, а потому для него столкновение цивилизаций даже безотносительно к С.Хантингтону предполагает как нечто само собой разумеющееся весьма широкий спектр возможных форм и конкретных проявлений такого рода столкновения.2 Но в статье существует и другой, гораздо более широкий и значительный план будущее западной цивилизации и ее отношений с остальным, не западным миром. Любой ответ на этот вопрос требует представлений о характере и направленности мирового развития в целом,

и потому этот план статьи правомерно считать ее широким прочтением. Именно он и те ответы, которые предлагает в этом контексте С. Хантингтон, а вовсе не гипотеза межцивилизационных столкновений, и сделали концепцию автора предметом и объектом столь заинтересованного, пристального и долгого всеобщего внимания. Сама идея столкновения цивилизаций оказывается тут не более чем удачной политической и интеллектуальной

упаковкой острого, потенциально взрывчатого и малоприятного вопроса, уйти от которого, однако, невозможно. Более того, оценить вероятность прямых и непосредственных столкновений между цивилизациями можно лишь в рамках какой-либо теории мирового развития, но не наоборот. Именно поэтому особенно интересен тот интеллектуальный и политический фон, на котором были сформулированы и продолжают обсуждаться идеи С. Хантингтона. 2. Истоки проблемы

В новом, нарождающемся после распада СССР мире, считает С. Хантингтон, основным источником конфликтов будет культура, а не идеология и экономика. Нация-государство останется главным действующим лицом в международных делах, но наиболее значимые конфликты глобальной политики будут разворачиваться между нациями и группами, принадлежащими к разным цивилизациям. Столкновение цивилизаций станет доминирующим фактором мировой политики.

Линии разлома между цивилизациями - это и есть линии будущих фронтов. Грядущий конфликт между цивилизациями - завершающая фаза эволюции глобальных конфликтов в современном мире.3 Если конфликты XVII-XX вв включая обе мировые и холодную войны, были главным образом конфликтами западной цивилизации, то с окончанием холодной войны подходит к концу и западная фаза развития международной политики. В центр выдвигается взаимодействие между

Западом и незападными цивилизациями.4 Обратим внимание на два момента. Во-первых, речь идет не о всех и всяческих международных отношениях вообще, но выделяется и подчеркивается особо глобальный уровень мировой политики. То есть тот, действовать на котором имеют или получают возможность лишь самые сильные, наиболее развитые в целом либо в важнейших сферах субъекты международной жизни. Безусловно, Запад, и прежде всего США, останутся таковыми на всю обозримую перспективу способность

же других действовать на глобальном уровне еще подлежит доказательству. Поэтому непонятно, должны ли цивилизации сталкиваться между собой просто и только в силу того, что они - разные, или же их различия будут лишь окрашивать собой конфликты на социально-экономической почве, как до сих пор такие конфликты часто принимали нередко под направленным воздействием извне межнациональные формы. Во-вторых, справедливо помещая будущие отношения между

Западом и остальным миром в центр мировой политики, С. Хантингтон многозначительно избегает характеризовать их как столкновение, употребляя тут термин взаимодействие. Несколько далее, повторяя мысль, что центральной осью мировой политики в будущем станет конфликт между Западом и остальным миром, он употребляет слово конфликт и приведенную оценку со ссылкой на другого автора, не от своего лица.5 У специалиста класса

С. Хантингтона выбор слов и цитат не бывает случайным. Правомерен вывод данная проблема чрезвычайно важна и болезненно чувствительна для Запада, в первую очередь для США, занимающих сегодня лидирующее положение и стремящихся продлить пребывание в нем возможно дольше. Поскольку сохранить навечно его заведомо невозможно, то перманентным кошмаром американской элиты отныне становится проблема того, как именно оттянуть рубеж утраты лидерства к кому

и в каких формах оно начинает со временем переходить сколь радикальным может оказаться этот процесс и к каким последствиям для США и Запада в целом он приведет. Различия, объективные противоречия и потенциальный конфликт между Западом, прежде всего США, и остальным миром носят пока не столько цивилизованный хотя и цивилизованный тоже, сколько социально-экономический характер. Ключевым поэтому оказывается вопрос, захочет и, главное,

сможет ли Запад дать теорию и предложить практическую помощь в преодолении огромного разрыва, сложившегося к концу ХХ века между золотым миллиардом и остальной частью - абсолютным большинством человечества возможно ли в принципе такое преодоление при современных условиях знаний, технологий, организации куда и как пойдет мировое развитие, если окажутся правы те, кто полагает, что на достигнутом уровне промышленного и иного развития человечества попытки преодоления разрыва существующими технологиями непременно обернутся

скорой глобальной экологической катастрофой. Распад СССР сыграл здесь с Западом злую шутку. Пока мировой коммунизм жил и как-то действовал, можно было сослаться на его происки как на главное препятствие к нормальному мировому развитию. Ныне же Запад остался с проблемой перспектив и противоречий мирового развития один на один. Ясно, что любые попытки силой защитить собственное благосостояние причем даже не от прямых или потенциальных

посягательств, но от некоторого перераспределения развития в пользу тех, кто наиболее остро в нем нуждается могут быстро привести к нарастанию не только политического и социального сопротивления, но и разрушительных экологических последствий. Многие на Западе хотели бы сделать ставку на развитие но задача огромна, исторически беспрецедентна и, как показывают трудности перехода в постсоциалистических странах в том числе и в особенности в России, не подкрепляется пока действенной теорией такого перехода.

Остается открытым принципиальной важности вопрос, может ли быть достигнуто изменение природы данной культуры в целях ее модернизации и нетрадиционных для нее путей и форм развития нужно ли, полезно, допустимо ли это делать. Таковы практическая и политическая грани современного состояния проблемы Запад и остальной мир. Но существует и сторона теоретическая, научно-политическая. Считается, что с распадом СССР полное и окончательное поражение потерпел и коммунизм, включая, естественно,

его идейно-теоретическую часть. Жизнь покажет, в какой мере верны такие представления. Пока важно иное крах коммунизма вроде доказал несостоятельность марксистских воззрений на природу, характер, общую направленность социально-исторической эволюции человека и общества, а значит, и мирового развития, международных отношений. Но иной всеобъемлющей теории социально-исторического развития человечества как рода пока никем не предложено. Западные концепции исходят из признания неизбежности и неостановимости

перемен в мире, в жизни вообще. Идея бесспорная но каких именно перемен Подчиняются они неким закономерностям, находятся полностью в воле Божьей или же носят хаотический характер Из всех имеющихся на сегодня направлений общественной мысли, социальных представлений только марксистское априори исходит из признания наличия неких закономерностей ошибка коммунистов в том, что они посчитали все закономерности уже открытыми - притом не наукой, а действующим

генсеком, последним съездом или пленумом, очередной установкой ЦК и полностью подвластными произволу руководства партии. Отказ от научной картины мира неизбежно возвращает в лоно донаучных представлений и религиозного сознания. Но тогда все в воле Божьей пути Господни, как известно, неисповедимы и социальная суета человека и человечества в лучшем случае теряет смысл, в худшем может обернуться дополнительными неприятностями

кто знает, чем и когда прогневим мы Всевышнего Между тем без теории общественного развития жить становится все труднее и опаснее. Коммунисты хотели построить лучший, идеальный мир - задача невыполнимая, а потому без ее решения можно обойтись. Запад вырос на почве позитивизма и прагматизма, на решении задач действительных, реальных добился в этом успеха. Трудно сказать, в какой мере его достижения - прямой результат избранного интеллектуального подхода, а в какой - следствие удачно сложившихся исторических условий и обстоятельств.

Ясно, однако, что решение проблем современности таких, как развитие, его сбалансированность с требованием экологии, снижение разрыва между самыми богатыми и наиболее бедными странами и т.п. зримо упирается в отсутствие теории, без которой текущие прагматические решения могут в перспективе обернуться стихийным накоплением проблем еще более сложных и грозных. Между тем на сегодня такой теории на Западе нет и если еще в недавнем прошлом ее место де-факто занимали идейные, идеологические, политические

противоречия с коммунизмом, то ныне этот движитель теоретической мысли ушел временно отодвинулся в прошлое. Более того, вполне реальная когнитивная опасность для Запада заключается отныне в том, что как свидетельствует весь опыт западной же цивилизации победа определенного социального уклада и соответствующего ему комплекса идей в истории всех стран Европы неизменно влекла за собой наступление периода сильнейшего тормозящего обратного воздействия утвердившейся

идеологии на науку и общественную мысль и, как следствие этого, наступление более или менее продолжительного этапа духовного застоя и реакции - идейной, политической, идеологической. Иными словами, когда не только Запад, но и весь мир подошли к рубежу, у которого теория мирового развития становится насущнейшей практической потребностью, шансы Запада на создание и особенно принятие такой теории начинают внушать растущие опасения.

Неудовлетворенная потребность в теории - основная причина того, что концепции типа столкновения цивилизаций принимаются на ура, ибо независимо от воли их авторов дают видимость ее появления. Это признает и сам С.Хантингтон, в ответе на развернувшуюся дискуссию писавший, что полемизировать с его концепцией убедительнее всего было бы путем выдвижения целостной теории международных отношений и мирового развития, альтернативной не только его идеям, но и, главное, устаревшей парадигме холодной

войны, которую события рубежа 90-х гг. превратили в достояние интеллектуальной истории.6 Существующие научные воззрения в сферах психологи, теории международных отношений, политологии, социологии в целом скорее поддерживают, нежели опровергают концепцию межцивилизационных отношений, включая и возможность столкновений. Развитие человека и социальных систем шло и продолжает идти по линии наращивания витков идентификации и самоидентификации от рода, племени, через общину к современным нации, государству, гражданскому

обществу. Логично предположить, что следующий круг идентификации пройдет по культурному, цивилизационному признаку. Это даже вдвойне логично если верхний предел максимально широкой идентификации носит общечеловеческий характер, но на пути к такой идентификации стоят сегодня националистические, сепаратистские, местнические, клановые тенденции, то должно, очевидно, возникнуть нечто среднее между ними и верхним пределом. Цивилизация как региональная идентификация на базе объективных этноконфессиональнокультурных признаков

и может занять такое промежуточное положение. У идеи столкновения цивилизаций и особенно у восприятия ее массовым сознанием есть также крайне существенный психологический фон, образуемый переплетением осознаваемого и неосознаваемого, исторического и бытового. В памяти людей живы ужасы религиозных войн, крестовых походов, агрессий, набегов, этноконфессионального и социального геноцида. Телевидение почти еженедельно напоминает о кошмарах межплеменной резни в

Африке или приносит сообщения о новых таких конфликтах. Многие из современников испытали их на себе. Этот опыт намертво закрепился в исторической памяти народов и оживает, порождая запредельные страхи и подозрения, всякий раз, когда какие-либо современные противоречия, проблемы, конфликты обретают или только грозят обрести межэтнические, религиозные, межрасовые формы. Если известные нам межэтнические конфликты вызывали к жизни чудовищные зверства, истребление целых

народов, чем же могут, по аналогии, обернуться конфликты межцивилизационные Эти генетические страхи нельзя игнорировать, и потому вопрос о принципиальной возможности межцивилизационных столкновений в прямом смысле этого слова7, то есть конфликтов и войн, заслуживает самого серьезного анализа. 3. Межцивилизационные войны В мировой науке нет общепризнанного определения категории цивилизация. Некоторые авторы, в том числе и С.Хантингтон, пользуются им как синонимом понятия культура.

Другие исходят из различия понятий, подчеркивая, что культура как совокупность ее материальных и духовных компонентов и практических навыков людей существует везде и всегда, но далеко не каждая культура рождает на своей основе цивилизацию. Не вдаваясь сейчас в эту давнюю и незавершенную полемику, отметим еще одно интересное различие между двумя явлениями культуры, развиваясь, переходят друг в друга, погибая лишь при исключительных поворотах судьбы цивилизации в конечном счете гибнут всегда, что вовсе не тождественно

физической гибели соответствующих народа или культуры. Вынужденно оставаясь в рамках интуитивного понимания явления цивилизации, но склоняясь при этом ко второй его интерпретации то есть к принципиальному различению цивилизации и культуры, попробуем проанализировать проблему гипотетических столкновений с практической и политической сторон. Остановимся при этом на двух моментах, необходимых и достаточных для того, чтобы столкновение цивилизаций

могло действительно иметь место на теоретически возможных типах таких столкновений и на условиях, минимально необходимых для реализации каждого типа. Очевидно, могут быть выделены два принципиально разных идеальных типа межцивилизационных столкновений соприкосновение цивилизаций, стихийное по его природе, причинам, механизмам, происходящее в эволюционной естественные миграции и смешения или радикальной нашествия, завоевания формах и осознанное, преднамеренное, организованное их столкновение колониализм культурная,

экономическая экспансия и т.п Первый тип присутствует в жизни и политике постоянно, по-разному проявляясь в различные периоды и в разных регионах. Есть он и сейчас будет и в будущем. Эволюционные формы его в принципе оставляют возможности для принятия необходимых регулятивных и политических мер, как внутренних, так и международных. Радикальные формы много опасней в современном мире, однако, трудно представить себе условия кроме антропогенной или природной катастрофы глобального или материкового

масштаба, при которых с места стихийно снялись бы не отдельные группы и даже народы, но целые цивилизации. Преднамеренное же столкновение цивилизаций требует наличия ряда предпосылок и условий. Первое и главное условие способности большой тем паче очень большой социальной группы, в том числе и цивилизации, действовать политически и практически как единое целое - наличие у нее оформившейся, достаточно завершенной, развитой самоидентификации идентификационной целостности.

Иными словами, цивилизация должна сама считать себя таковой, осознавать себя в этом качестве и сообразно своему самосознанию выстраивать цели, приоритеты, стратегию своей деятельности. Только при этом условии цивилизация сможет выступать по отношению к собственному населению как мотивирующая и мобилизующая сила, а не просто как совокупность некоего количества субъектов-носителей определенных культурных признаков. Не вдаваясь в рассмотрение теорий процесса идентификации8, подчеркнем только,

что сам этот процесс всегда и везде носит сложный, неоднозначный и растянутый во времени характер. Попытки ускорить и интенсифицировать его на уровне элит возможны, однако грозят отрывом элит от своих обществ, что может быть особенно опасно в ситуациях крупномасштабных внешних конфликтов. Кроме того, сегодня даже в странах, наиболее соответствующих образу самостоятельной цивилизации например, в Китае, и массы, и элиты идентифицируют себя и свою страну по этническим, идеологическим, политическим

признакам и по гражданству, но не по цивилизационной принадлежности. Нужно отметить и высокую степень асинхронности хода и результатов процессов идентификации у разных общностей в различные периоды и в разных условиях и обстоятельствах. Другое принципиальное условие дееспособности цивилизации как единого целого - ее организационно-политическая оформленность, выражающаяся, в частности, в наличии у нее центра, способного управлять действиями цивилизации

вовне, а для этого как минимум частью ее ресурсов внутри. Организационно-политической формой цивилизации может быть государство, но может, теоретически, и иная структура важно само присутствие организации, на деле способной управлять курсом и действиями цивилизации не только в духовном, но в политическом и практическом отношениях. Размытость понятия цивилизации затрудняет анализ.

Бесспорно, Китай можно считать самостоятельной цивилизацией, при этом почти полностью совпадающей с соответствующим государством - КНР, то есть имеющей развитую организационную структуру. Но цивилизации ли, в строго научном смысле слова, Индия, Россия, США и правомерно ли отождествлять их с соответствующими государствами Мусульманский мир не объединен даже религией - некоторые течения мусульманства конфликтуют друг с другом,

и на это накладываются этнические, культурные, политические различия. Существует ли африканская цивилизация и если да, то по каким критериям в том числе политическим мы ее определяем Правомерно ли даже гипотетически говорить о латиноамериканской цивилизации и на какой основе - коренных культур, испанского, североамериканского, иного влияния Конечно, отсутствие у какой-либо цивилизации организационно-политического оформления сегодня еще не

означает, что оно не возникнет завтра, тем более что организационное становление одной цивилизации, вероятнее всего, подстегнет аналогичные процессы в других. Но вряд ли реалистично ожидать, что кристаллизация подобных структур особенно если и когда они объективно окажутся соперниками института государства в борьбе за власть и ресурсы пойдет легко и быстро. В случае материализации такой тенденции ее развитие может занять десятилетия.

В сегодняшнем мире одна цивилизация или то, что ею представляется может включать в себя несколько, даже десятки государств. Пример - часто упоминаемая еврохристианская цивилизация, к которой могут быть причислены не только Европа, Россия, США, но Латинская Америка, Австралия. Но и в одном государстве могут сосуществовать культурные общности, объективно относящиеся к разным цивилизациям - таковы те же Россия, Латинская

Америка, а также Индия, ЮАР и особенно те страны, в которых миграция на глазах меняет традиционный этноконфессиональный состав населения, элит, а с ним и общую, и политическую культуры. Отсутствие у многих современных цивилизаций организационно-политического центра означает, помимо прочего, и отсутствие или крайне недостаточное развитие у них самых необходимых средств и инструментов ведения преднамеренных столкновений вооруженных сил, спецслужб, инфраструктур и многого иного, без чего немыслимы

современные крупномасштабные, полноценные войны и конфликты. Это, как минимум в ряде случаев, отодвигает перспективу прямых межцивилизационных столкновений в неопределенное будущее. Даже если организационно-политическое оформление цивилизаций станет свершившимся фактом, возникла бы следующая, более трудная проблема территориального аспекта межцивилизационных конфликтов и столкновений. Аспект этот связан с тем, какие формы примут такие столкновения.

При доминировании эволюционных форм территориальный аспект проявится главным образом в - миграциях и изменениях этноконфессиональной структуры населения в районах наиболее значительных эм- и иммиграции - большем или меньшем перераспределении, национальных и мировых рынков определенных товаров и услуг - аналогичном перераспределении, но в сферах теневой экономики и организованной преступности и, как следствие этого изменении средств и методов неформального контроля над этноконфессиональными общинами

там, где такой контроль имеет место и играет заметную роль в жизни социума. В любом случае, межцивилизационные трения и столкновения при эволюционных их формах будут проявляться скорее всего во внутренней социальной напряженности, актах протекционизма и т.п нежели в области собственно международных отношений. Иное дело - радикальные формы столкновений, а также их преднамеренный характер. Здесь территориальный аспект неизбежно должен будет выдвинуться на передний план.

Однако в современном мире во многих случаях именно территориальный фактор оказывается самым мощным практическим препятствием к реализации столкновения. С территориальной точки зрения, наиболее удобны для конфликтов и войн зоны соприкосновения Европы и России, России и Китая, США и Латинской Америки. В остальных случаях прямые столкновения либо очень затруднены, либо просто невозможны.

Конечно, стремление непременно повоевать может рано или поздно привести к созданию соответствующих средств противоборства как были они созданы в 40-х - 70-х гг. в США и СССР, разведенных, казалось бы, самой природой. Но разработка и тем более производство и размещение таких средств требуют ресурсов и времени и в любом случае не останутся незамеченными. Все же более вероятно иное в отсутствие практических возможностей

непосредственного столкновения место последнего могут занять его суррогаты типа терроризма, спецопераций, контроля и политического использования центром соответствующих этноконфессиональных общин за рубежом. Наконец, в тех случаях, когда прямое и непосредственное, в том числе военное, столкновение цивилизаций технически возможно уже сейчас например, России и Китая мы абстрагируемся сейчас от вопроса, какими причинами и мотивами оно могло бы быть вызвано, насколько правомерно было бы характеризовать такое столкновение

как именно межцивилизационное, а не межгосударственное, даже при несомненной его окрашенности этнокультурными факторами Гипотеза о возможности прямых, непосредственных конфликтов, войн, иных межцивилизационных столкновений в настоящее время не может быть убедительно опровергнута. Очевидно, однако, что до ее реализации как минимум немалая во всех отношениях политическая, практическая, временная дистанция. Поэтому в обозримой перспективе более вероятными и значимыми представляются эволюционные

формы соприкосновения цивилизаций и более - с факторами государства и его интересов, отношений между государствами, а также с клановыми и групповыми интересами. Иными словами, признавать проблему возможности и опасности межцивилизационных столкновений в долговременной перспективе необходимо но объективных оснований драматизировать ее уже сейчас, по-видимому, нет. 4. Широкое прочтение На исходе ХХ столетия капитализм победил почти всюду и окончательно, и эта победа,

глобальность ее масштабов - лучшее доказательство и предупреждение, что необходимо ожидать появления чего-то нового. Чего именно и когда - можно только гадать, но возникновение какого-то нового общественного уклада не просто и не только дальнейшей эволюции капитализма можно, отталкиваясь от известного нам исторического опыта, прогнозировать достаточно уверенно. Само по себе такое ожидание не несет в себе немедленных политических или иных угроз, хотя и содержит изрядную толику идеологического и политического дискомфорта при накопленном

уровне информации, знаний, критического мышления трудно становится скрывать от себя и других ту почти несомненную истину, что западная модель развития подходит, если уже не подошла, к порогу исчерпания своих исторических возможностей. Но на этом фоне на авансцену мировой политики уже некоторое время назад вышли три взаимосвязанных процесса - единый, целостный, взаимосвязанный мир в силу арифметики уже не может быть и не будет миром белого человека. В нем нужно ожидать, с одной стороны, расширения социокультурных

оснований науки и практики, что может со временем сказаться на монопольном положении Запада в сферах теоретической мысли и информации. Но одновременно в целостный взаимосвязанный мир выплескивается в том числе и дикость медвежьих углов планеты, до недавнего времени надежно изолированных расстоянием от центров благоденствия - при этом заметно углубляющийся раздел мира по критериям богатства, качества жизни, материального, технологического и информационного потенциалов развития, военной и научной мощи,

культурного влияния в мире на золотой миллиард и остальных почти совпадает с делением на белый и небелый, что по крайней мере внешне действительно придает или может придать социально-экономическому размежеванию мира одежды конфликта цивилизаций - или же замаскировать, подменить первый вторым9 - и все это происходит в период и в условиях, когда США, объективно далеко оторвавшиеся от других по всей совокупности параметров развития и силы даже в рамках золотого миллиарда и оказавшиеся перед проблемой осуществления и сохранения

своей лидерской роли, в силу очевидных причин будут все более и сами выступать раздражающим фактором по отношению к значительной части остального мира, и максимально ощущать на себе все проявления и изгибы двух первых тенденций. В западной, а теперь и отечественной научной литературе существуют два основных подхода к объяснению причин социальных, политических, международных конфликтов. Сторонники одного отдают безусловный приоритет этническому, национальному фактору над всеми остальными.

Адепты второго тесно связанного с марксистской мыслью, но не сводящегося только к ней считают основными причины социально-экономического характера, полагая, что национальные и другие моменты лишь в той или иной степени окрашивают вырастающие на этой почве конфликты. Концепция С. Хантингтона объективно вырастает из первого подхода и развивает его, переводит на более высокий уровень. С. Хантингтон не отрицает присутствия социально-экономических моментов, но усматривает

в экономической модернизации и социальных изменениях лишь фактор ослабления роли нации-государства как источника идентификации, а в усилении экономического регионализма - скорее не причину, но следствие культурной цивилизационной общности тех регионов, в которых экономическая регионализация идет наиболее успешно.10 Однако, описывая наиболее существенный для Запада конфликт, он фактически уравнивает между собой современные цивилизационные и экономические его

причины. Если на протяжении тринадцати веков ислам отступал под давлением западной цивилизации, пишет С. Хантингтон, то по окончании второй мировой войны настал черед отступать Западу. Колониальные империи исчезли. Заявили о себе сначала арабский национализм, а затем и исламский фундаментализм. Запад попал в тяжкую зависимость от стран Персидского залива, снабжавших его энергоносителями

Состояние войны между Западом и арабскими странами достигло апогея в 1990 г когда США направили в Персидский залив многочисленную армию По окончании этой войны планы НАТО составляются с учетом потенциальной опасности и нестабильности вдоль южных границ.11 Разумеется, С Хантингтон и не пытается ответить на вопрос, куда же идут западная цивилизация и международные отношения в целом дать такой ответ всерьез сейчас все равно невозможно, теории мирового

развития не создаются по заказу да и неизвестно еще, готов ли был Запад принять ответ, если последний вдруг оказался бы для него неоптимистическим. Анализ конфликта цивилизаций понадобился американскому ученому, чтобы произвести своего рода инвентаризацию возможностей Запада перед лицом уже начавшегося противостояния Запад против остального мира. Группы или страны, принадлежащие к одной цивилизации пишет

С. Хантингтон оказавшись вовлеченными в войну с людьми другой цивилизации, естественно пытаются заручиться поддержкой представителей своей цивилизации.12 Резонно однако своя цивилизация для Запада, конечно же, не мусульмане, Африка или Китай, но, пусть с натяжкой, Россия. Правда, она остается самой значительной в глобальном масштабе расколотой страной, еще не решившей для себя, принадлежит ли она к западной цивилизации или же хочет быть чем-то самостоятельным.

И если русские, перестав быть марксистами, не примут либеральную демократию и начнут вести себя как россияне, а не как западные люди, отношения между Россией и Западом опять могут стать отдаленными и враждебными.13 Мягко выраженное предупреждение России, положение которой конечно же, оказалось бы при таком повороте событий непростым. Но ведь и положение самого Запада в контексте проблемы

Запад против остального мира тоже оказалось бы едва ли не более сложным. С другой стороны, если бы русские повели себя не как россияне, а как западные люди, актив Запада в означенном противостоянии сразу и резко прирастал бы, притом без сколько-нибудь существенных усилий и затрат со стороны самого Запада. Вот здесь-то, по-видимому, и зарыта собака. Странно, что это прочтение наделавшей столько шума статьи как бы ускользнуло от внимания самих россиян.14

Но может быть, нам это только мерещится Да простится долгая цитата. С. Хантингтон подчеркивает - его гипотеза сводится к тому и только к тому, что 1 противоречия между цивилизациями важны и реальны 2 цивилизационное самосознание возрастает 3 конфликт между цивилизациями придет на смену идеологическим и другим формам конфликтов в качестве преобладающей формы глобального конфликта 4 международные отношения, исторически являвшиеся игрой в рамках западной цивилизации, будут

все больше девестернизироваться и превращаться в игру, где незападные цивилизации станут выступать не как пассивные объекты, а как активные действующие лица 5 эффективные международные институты в области политики, экономики и безопасности будут складываться скорее внутри цивилизаций, чем между ними 6 конфликты между группами, относящимися к разным цивилизациям, будут более частыми, затяжными и кровопролитными, чем конфликты внутри одной цивилизации 7 вооруженные конфликты между группами, принадлежащими к разным

цивилизациям, станут наиболее вероятным и опасным источником мировых войн 8 главными осями международной политики станут отношения между Западом и остальным миром 9 политические элиты некоторых расколотых незападных стран постараются включить их в число западных, но в большинстве случаев им придется столкнуться с серьезными препятствиями 10 в ближайшем будущем основным очагом конфликтов будут взаимоотношения между Западом и рядом исламско-конфуцианских стран.15 Это не просто научная гипотеза, но едва ли не больше

- политический диагноз. В долгосрочной же перспективе необходимо ориентироваться на то, подчеркивает С. Хантингтон, что в обозримом будущем не сложится единой универсальной цивилизации. Напротив, мир будет состоять из непохожих друг на друга цивилизаций, и каждой из них придется учиться сосуществовать со всеми остальными.17 С этим выводом нельзя не согласиться. Вывод В научном плане четко заявлена гипотеза цивилизационного сценария мирового развития, некоторые

положения которой представляются бесспорными, другие требуют проверки временем и специальными исследованиями, третьи вызывают активные возражения. Все это нормально для научной гипотезы, как нормально и то, что в условиях кризиса формационной гипотезы мирового развития, созданной на базе экономического детерминизма, внимание ученых, и не только на Западе, обращается к детерминизму культурно-цивилизационному. Очевидно, истина - в диалектическом синтезе обоих подходов, который еще впереди.

Несомненно, однако, что гипотеза С. Хантингтона приближает момент такого синтеза. Прямые политические выводы из научной гипотезы дело заведомо ущербное, и потому сенсационно звучащие разговоры о конфликтах и войнах между цивилизациями вряд ли стоит принимать всерьез, по крайней мере в обозримой перспективе. Тем более нельзя будущие сложные отношения между цивилизациями априори сводить только к конфликту хотя и он будет, конечно, иметь место.

Но проблема соприкосновений цивилизаций, форм, средств и методов их взаимодействия, текущих и долговременных последствий различных вариантов их отношений безусловно, существует и в перспективе будет становиться все более значимой, а временами и острой. Ассоциативные же политические выводы из широкого прочтения гипотезы и авторских рекомендаций вполне правомерны. Заключаются они в том, что как минимум весьма влиятельные умы и силы на

Западе, предвидя неизбежные перемены в мире и ожидающие их группу стран проблемы и испытания, реагируют главным образом защитно, охранительно ищут пути и способы менять что-то в мире, не меняя при этом ни на йоту в более скромную сторону положения самого Запада. Реакция психологически понятная и естественная, однако в стратегической перспективе дважды проигрышная по неизбежности конечного результата и по высокой вероятности ненужных конфликтов и ресурсных издержек

в процессе движения к такому итогу. 5. Выводы для России Принимая сформулированный С. Хантингтоном, но разделяемый на Западе многими подход таким, каков он есть, отметим для себя России по существу предлагается присоединиться к Западу в его наметившемся противостоянии со всем остальным миром вообще, в том числе, естественно, и в основном очаге конфликтов, каким станут взаимоотношения

между Западом и рядом исламско-конфуцианских стран. Отметим и другое России фактически дается понять хотя и в самой мягкой форме, что такое присоединение - больше в ее собственных, нежели Запада, интересах иначе ей же будет хуже как в отношениях с Западом, так и с другими, чуждыми культурами. Но если от России ждут, чтобы она бросила свой материальный и ядерный потенциал, политический авторитет, саму судьбу

свою на западную чашу весов Истории, то в ответ Россия вправе ожидать и требовать немедленного и безвозмездного, полного, без изъятий включения ее в то международное устройство политики, экономики и безопасности, которое было создано Западом и пока в целом обеспечивает его интересы, и которое России предлагается отстаивать вместе с Западом рискуя при этом гораздо больше него, потому что именно Россия, а не США и даже не вся Европа, граничит с львиной долей исламского и со всем конфуцианским миром.

И в большую семерку в качестве ее полного члена, и в НАТО, включая группу ядерного планирования, и в ВТО, и в другие структуры и соглашения, куда пока что доступ ей открывается крайне медленно и неохотно, или не открывается вовсе. Иное дело, что даже в случае гипотетического согласия Запада на такое включение перед самой Россией все равно остается вопрос насколько целесообразно для

нее вхождение на таких правах, с такими целями и, вероятно, соответствующими обязательствами - если не юридическими, то морально-политическими в порядок, который явно начинает испытывать повышенные нагрузки и, вероятнее всего, будет в перспективе меняться. Отрицательный ответ на этот вопрос вовсе не тождественен автоматическому выводу, будто России целесообразно непременно выступить против этого порядка вовсе нет, напротив, делать этого ни при каких обстоятельствах не стоит.

Но и становиться его активным защитником, чуть ли не телохранителем, даже в обмен на отличную плату - дилемма не из легких. Главное, с какой целью это делать рассчитывая повторить западное развитие с помощью самого же Запада, мобилизовать его ресурсы на решение каких-то проблем безопасности России, работать вместе с Западом над строительством более разумного, стабильного и безопасного, развивающегося мира С другой стороны, правы те, кто предупреждает против излишне тесного и на антизападной основе смыкания

России с рядом незападных стран и цивилизаций. Проблема даже не в том, сможет или нет Россия стать лидером в таком квази-союзе. Но и тут также встают проблемы стратегических целей и задач такого курса, его ожидаемых последствий. Кроме того, ориентируясь на будущие центры силы в мировой политике, как в ожидании их возвышения строить отношения с центрами уже существующими, прежде всего с тем же Западом Последнее в этом перечислении, но и самое важное если когда-то рухнет нынешний, объективно прозападный

порядок в мире, то какой новый порядок придет ему на смену Есть ли на этот счет пусть не уверенность, а хотя бы вразумительные предположения Но и пассивно выжидать, чья возьмет, значило бы лишиться влияния на ход событий. Оптимальный ответ, очевидно, в поиске собственного лица, собственного представления о динамике мирового развития, в четкой формулировке собственных интересов.

Объективно место и интересы России - с мировым средним классом, странами выше среднего уровня развития с акцентом на последнем, на демократизацию мировых экономики, политики и международных институций. На вопросы типа с Западом Китаем, кем угодно еще или против него, не отвлеченные идеологические химеры, пусть и цивилизационные, а реальный интерес российского общества и на деле разделяемые им ценности - самый надежный ориентир в тумане меняющегося мира, эволюция которого все еще по преимуществу стихийна,

сложно-циклична и во многом иррациональна. Samuel P.Huntington, The Soldier and the State The Theory and Politics of Civil-Military Relations Cambridge Harvard University Press, 1957, 83-85 and passim. Robert Arnett, Russia After the Crisis Can Civilians Control the

Military Orbis 38 Winter 1994 50. Anton Bebler, On the Evolution of Civil-Military Relations in Eastern and Central Europe, Inter-University Seminar Newsletter 23 Fall 1994 9 Alfred Stepan, The New Military Professionalism of Internal Warfare and Military Role Expansion, в кн. под редакцией

Stepan Authoritarian Brazil Origins, Policies and Future New Haven Yale University Press, 1973, 47-65. Alfred Stepan, The Military in Politics Changing Patterns in Brazil Princeton Princeton University Press, 1971, 253-66 Stepan, Rethinking Military Politics Brazil and the

Southern Cone Princeton Princeton University Press, 1988, 30ff. Benjamin S.Lambeth, Russias Wounded Military, Foreign Affairs 74 March-April 1995 86ff. Samuel P.Huntington, The Third Wave Democratization in the Late Twentieth