Жизнь Бенджамина Дизраэли

ПЛАН РЕФЕРАТА · Введение · Ранние годы · Выбор сферы деятельности · Начало политической карьеры
· Путь к посту канцлера · Реформа Дизраэли 1867г. · Борьба Дизраэли и Гладстона. «Рождение» лорда Биконсфилда. · Реорганизация армии и военные успехи. · Литературная деятельность. · Оратор – Дизраэли · Заключение ВВЕДЕНИЕ Жизнь Бенджамина Дизраэли, лорда Биконсфилда, похожа на удивительный при-ключенческий роман. Бессчётные биографы посвятили Дизраэли многочисленные иссле-дования. Причина большого интереса к его личности в том, что он заложил основы на-родного, или демократического, консерва-тизма, идеи которого сейчас широко распро-странены и пользуются поддержкой населения на Западе, особенно в Великобритании. Большая часть века прошла под властью королевы Виктории (1837-1901). Дизраэли был самой видной фигурой на политическом Олимпе. Долгие годы работы в парламенте и в Консервативной партии дали Дизраэли возможность проявить свои выдающиеся способности. Социальный критицизм не препятствовал его вере в “золотой век” гармонических отношений. Гуманные человеческие отношения ассоциировались у него с культом аристократизма. Перефра-зируя известный английский афоризм, можно сказать: Дизраэли призвал к себе бедняков – быть бедным накладно – и раздал им аристократов – богачей, образуя некое братство. Между тем Дизраэли, как бы противореча самому себе, писал: “Так много зла делается в мире во имя братства, что будь у меня родной брат, я бы назвал его двоюродным”. Игнорируя это противоречие, Дизраэли настаивал: прогресс общества возможен лишь при гегемонии образованных аристократов. Этот воинствующий “аристократизм духа”, страдавший антиисторизмом, не был обыкновенным прожектёрством. Он был выражением чаяния Дизраэли, чаяния, ставшего органической частью его социального мышления. В историю Англии, которую отождествляли с образом Фауста, Дизраэли вошёл как Мефистофель – конструктивный антагонист Фауста, такой, без которого движение вперёд было бы невозможно. Созидательный скепсис Дизраэли воспринимался как парадоксальная мефистофельская форма обнажения правды и разрушения иллюзий. Оба – королева Виктория и “человек-загадка” Дизраэли – теснейшим образом сотрудничали друг с другом. Их интеллекты, казавшиеся разными, имели на самом деле много общего, хотя у королевы был простой и прямой ум, и она не понимала изгибов сложного интеллекта Дизраэли; их объединяли широта и смелость. А рой пчёл вокруг них сохранял порядок благодаря присутствию королевы и остроязыкого премьера. “Вождь” – так консерваторы называли Дизраэли, человека с самобытным и сильным умом. Усвоивший достоинства и недостатки британской нации, он стал естественным украшением парламента и общества. Никто из тех, кто в те времена встречал Дизраэли, не мог отделаться от сложного впечатления могущества и чародейства. “Мне казалось, что я сижу за столом с Гамлетом, или Лиром, или Вечным жидом”, - написал о нём современник и прибавил: «Многие говорят: какой он актёр! А между тем в конечном счёте остаётся впечатление полнейшей искренности. Короли любят того, кто говорит истину!» Ранние годы Старший сын Исаака д'Израэли был назван в честь деда Бенджамином. До него родилась дочь Сара. Самая большая близость с детства возникла между братом и сестрой. Роль отца для мистера д'Израэли свелась к тому, чтобы время от времени с неловкостью книжного человека потрепать сына за ухо. Миссис д'Израэли, осо­ба от природы застенчивая и всему удивляющаяся, с почтительным трепетом выслушивала рассуждения, для нее непонятные, своих не по годам развитых детей. Кроме того, она не без успеха завивала им кудри. Дети обожали ее, но никогда не говорили с ней о том, что их действительно задевало. Они очень восхищались отцом, которого считали великим писателем, часто любовались его прелестным лицом, но рано поняли, что бесполезно ожидать, чтобы он занялся их воспитанием. В часы обеда и завтрака они видели его с бархатной шапочкойна седеющих волосах, всегда молчаливого и рассеян­ного. Они знали, что его единственное желание — ско­рее вернуться к книгам. Когда его задерживали или мешали ему, он делался чрезвычайно вежлив, и заметно было, что он в отчаянии. Если он разговаривал с деть­ми, то это были не разговоры об ежеднев-ных делах, а рассуждения о его работах и изысканиях. Он работал над «Жизнью Карла Стюарта» и охотно объяснял детям, что галантный красавец-король был скорее мучеником, чем тираном. Преклонение перед Стюартами и нена­висть к пуританам были единственной религией семьи. По воскресеньям вся семья пешком отправлялась к дедушке и бабушке д'Израэли. То была бесконечная и скучная прогулка. Желчная бабушка щипала щечки детей, кисло осуждала их манеры и никогда их ничем не угощала. Зато дедушка давал им денег, играл на мандолине и рассказывал об Италии. Маленький Бен обожал эти рассказы, особенно те, которые относились к Венеции. Он любил воображать этот город, где дома похожи на кружево из камня, а крыши убраны золотом. Дедушка говорил, что их предки долго жили в Италии, а еще раньше, во времена Фердинанда и Изабеллы, они обитали в Испании. К воспоминаниям об Италии при­мешивались воспоминания о турках, Испания напоми­нала о маврах. Когда Бен думал о мандолине и макаро­нах дедушки, в его воображении мелькали тюрбаны, яр­ко расшитые куртки, роскошные, залитые солнцем страны. Иногда он в итальянском саду ложился под де­рево и мечтал. Он создавал блестящие и странные деко­рации. Он встречал идеально прекрасных людей — юного английского рыцаря, которого спасал от смерти, и принцессу, которой служил. Они все трое были зате­ряны в лесу, наступала ночь, и спутниками его овладе­вал страх. Тогда Бен брал на себя командование: во всех его мечтах он всегда руководил и побеждал. Очень юным его отправили в школу, сначала к не­коей мисс Ропер, затем к преподобному Потикани, в вы­сокочтимую школу, где дочь духовного лица заботилась о «нравственности и о белье учеников». Там Бен узнал нечто, его очень поразившее: он был другого вероиспо­ведания и другой расы, чем его товарищи. Это как-то трудно было понять. Ведь дом Бена, этот дом из крас­ного кирпича (греческий портик, три ступеньки, ма­ленькая решетка вдоль тротуара), был бесспорно ан­глийский дом. Его отец со своей бархатной черной ша­почкой, со своим розовым и тщательно выбритым лицом, с изысканной и шутливой речью, был английский писа­тель. Бен научился читать по английским книгам. Пе­сенки, баюкавшие его в младенчестве, были английские песенки, но здесь, в школе, ему дали почувствовать, что он не ровня другим. Он был еврей, а его товарищи, за исключением одного, не были евреями. Как это было непонятно! Евреи — это народ, о котором рассказывает Библия, народ, который переходил через Красное мо­ре, жил в неволе в Вавилоне, строил Иерусалимский храм. Что общего было у него с этим народом? По ут­рам, когда весь класс преклонял колена для общей мо­литвы, Бен и другой маленький еврей, которого звали Сергий, должны были стоять в отдалении. Раз в неделю раввин приходил учить их древнееврейскому языку, этому непонятному языку, буквы которого, похожие на шляпки гвоздей, пишутся справа налево. Юный д'Израэли знал, что эти уроки отстраняют его от какого-то таинственного причащения и придают ему в глазах учителя и других учеников отпечаток чего-то смешного. Он страдал от этого. Он был очень горд. Он желал бы быть во всем предметом восхищения. Когда играли в лошадки, он никогда не хотел, чтобы его запрягали. Но особенно он страдал от того, что не любил Сергия. Было ужасно чувствовать себя связанным с существом, которое он считал несравненно ниже себя. Мальчики, к которым влекло Бена, были белокуры и с голубыми глазами. Они были менее сообразительны, чем он сам, но он любил их всем сердцем. С ними он был изумительно терпелив. Был в школе маленький Джонс, которому Бен во время перемен рассказывал истории о разбойниках, о пещерах, иллюстрируя их быстрыми карандашными набросками. Когда у Бена была новая книга, маленький Джонс садился рядом с ним, и они читали вместе. Но Джонс едва доходил до середины страницы, когда Бен, пробежавши ее сразу, готов был перевернуть ее. Он столько читал, столько слышал о книгах от отца, что запас слов у него был необъятен и трудные тексты его не останавливали. Маленький Джонс вздыхал, торопился. Тогда Бенджамин д'Израэли, понимая смущение приятеля, слегка улыбался и очень мило говорил: «Я подожду».
Вечерами в своей классной комнате Сара и Бен часто разговаривали о странной проблеме — о христианстве и иудаизме. Почему им ставили точно в упрек происхож­дение, которого они не выбирали и отказаться от кото­рого было не в их власти? Когда они спрашивали объяс­нений у отца, Исаак д'Израэли, философ-вольтерьянец, пожимал плечами. Все это ничего не значило. Пред­рассудки. Он лично нисколько не стыдился своего ев­рейства. Наоборот, он всегда с гордостью говорил о древности своей расы. Но он считал совершенно бес­смысленным в век рациона-лизма придерживаться обы­чаев и верований, которые соответствовали несколько тысяч лет тому назад потребностям и умственному уров­ню арабского кочевого племени. Как его отец, так и он, в угоду ему, был приписан к местной синагоге и уплачи­вал налоги. Он даже разрешил, во избежание споров, которые могли бы отнять у него несколько часов, чтобы раввин приходил обучать его сына древнееврейскому языку. Но он не верил ни в какие догматы и не соблю­дал никаких обрядов.
Несмотря на такую позицию, а может быть, благода­ря ей, он узнал однажды в 1813 году, что лондонские ев­реи, гордясь его литературной репутацией, избрали его председателем своей общины. Он был возмущен и тотчас же написал резкое письмо: «Человек, который жил всегда вдали от вашей среды, который ведет уеди­ненную жизнь и не может участвовать в ваших сужде­ниях, так как в современных своих формах они уби­вают, а не вызывают религиозные эмоции, такой чело­век, склонный к большим уступкам в вопросах, для него безразличных, ограничивается тем, что допускает не­которые из ваших обрядов, но если он не лишен чести и разума, то ни в коем случае не может брать на себя каких-либо официальных обязанностей среди вас». Консистории приговорила председателя поневоле к сорока фунтам штрафа. Исаак д'Израэли отказался платить. Его оставили в покое в течение трех лет, по истечении которых еврейская община потребовала уп­латы. За это время умер дедушка д'Израэли, сумевший, несмотря на отвратительную жену и не оправдавшего его ожиданий сына, сохранить до девяноста лет свою солнечную жизнерадостность. С ним исчезала и единст­венная нить, правда очень тонкая, связывающая семью с современным иудаизмом. Мистер д'Израэли ответил консистории просьбой об исключении его из списка ве­рующих. Этот очень покладистый человек мог делаться свирепым, когда посягали на его спокойствие. Переставши быть евреем, он тем не менее не стал и христианином и прекрасно примирялся с этим про­межуточным состоянием. Один из его друзей, историк Шэрон Тернер, обратил однако его внимание на то, что детям было бы выгодно принять господствующее в Англии вероисповедание. Для сыновей особенно, если они не будут крещены, многие карьеры будут за­крыты, так как евреи, как, впрочем, и католики, были лишены гражданских прав. Мистер д'Израэли очень уважал этого Тернера, который первым занялся иссле­дованием англо-саксонских рукописей Британского музея. К тому же прекрасная и черствая бабушка, вер­ная антипатиям своей юности, убеждала его освободить ее внуков от общества, которое заставило ее столько страдать. Исаак д'Израэли дал себя убедить. Катехизис и молитвенник появились в доме, и один за другим дети были крещены в церкви Святого Андрея. Бенджамину было тогда тринадцать лет. Было же­лательно вместе с переменой религии переменить и школу. Куда же его послать? Отец подумывал об Ито­не , мать же боялась, что он там будет несчастен. Было очевидно, что прием, который будет оказан юному, только что крещеному еврею, не сулит ничего хорошего. Бен готов был попытать счастья, но осторожность за­ставила его последовать советам матери. Случилось, что мистер д'Израэли часто встречал у букинистов не­коего преподобного Когана, который покупал редкие издания и слыл единственным пастором-ноаконформистом, знающим греческий язык. Человек, который столь­ко читал, не мог не быть совершенством. Было решено, что Бен будет поручен ему… Выбор сферы деятельности Исаак Д'Израэли мечтал, чтобы его сын стал юристом, поэтому Бенджамина отдали для обучения в фирму лондонских адвокатов. Работа, однако, не понравилась молодому клерку. Впоследствии Дизраэли так писал об этом периоде своей жизни: “Я проводил вечера дома один и всегда занимался самообразованием. Я стал задумчив и беспокоен, и ещё до своих 20 лет был вынужден положить конец мечте моего отца. Ничто не могло удовлетворить меня, кроме путешествия. Тогда отец сделал слабую попытку отправить меня в Оксфорд, но час приключений настал”. Присущие Дизраэли честолюбие, стремление к славе, успеху и материальному благополучию заставили его желать большего, чем скучная работа в адвокатской конторе. Со свойственной молодости опрометчивостью он пустился в авантюры, плачевные итоги которых давали о себе знать на протяжении всей его последующей жизни. Пытаясь быстро разбогатеть, Дизраэли занялся спекуляциями на бирже. Результатом были финансовая катастрофа и огромные долги. Потерпев неудачу на бирже, он попытался заняться изданием политической газеты. Это предприятие тоже завершилось крахом, но провал с выпуском газеты побудил Дизраэли заняться самостоятельной литературной деятельностью. В 1826 г. он написал роман “Вивиан Грей”, в котором всю вину за свои неудачи несправедливо переложил на друга своего отца, известного издателя Мюррея. Книга имела скандальный успех, потому что автор вывел в ней как отрицательных персонажей многих представителей великосветского общества. Имена, конечно, были вымышленными, но личности легко узнавались. Первые неудачи вызвали у Дизраэли нервное расстройство, из-за которого следующие четыре года он почти ничем не интересовался. Лучшим лекарством оказались путешествия. Сначала он отправился в поездку по Европе, а в 1830 г. — в 16-месячное странствие по государствам Средиземноморья и Среднему Востоку. Вернувшись в Лондон, Дизраэли с головой окунулся в общественную и литературную жизнь столицы. Выдающиеся способности, огромная эрудиция и великолепное владение ораторским искусством быстро привлекли к нему внимание высшего света. Однако его большое самомнение, манера экстравагантно одеваться и несколько скандальная репутация делали нежелательным его присутствие в домах некоторых известных знатных персон. К 1831 г. Дизраэли окончательно определил сферу своей деятельности. Это политика. Причём, как и во всех начинаниях, Дизраэли ставит перед собой максимально высокие цели. Ещё в начале политической карьеры на вопрос, чего бы он хотел добиться, Дизраэли неизменно отвечал: “Я хочу стать премьер-министром Великобритании”. В 30-е гг XIX в. это звучало фантастически. Серьёзным препятствием к достижению этой цели было его еврейское происхождение. В то время в Англии евреи были ещё ограничены в гражданских правах, и в обществе существовало сильное предубеждение против них. Однако главным было то, что Дизраэли не принадлежал к высшей земельной аристократии, выходцы из которой только и могли в то время занять пост премьер-министра. И всё же он воплотил свою мечту в реальность. Но до этого было ещё очень далеко. Пока же Дизраэли предстояло сделать первый шаг на политическом поприще — попасть в парламент.
Трижды Дизраэли пытался победить на парламентских выборах как независимый радикал и трижды терпел поражение, прежде чем понял, что его критика ведущих политических партий страны к успеху не приведёт. Дизраэли всегда отличался умением точно оценивать ситуацию. Он понял, что для победы на выборах необходимо присоединиться к одной из двух главных партий Великобритании — тори (консервативной) или вигов, впоследствии ставшей либеральной.
Начало политической карьеры Всё началось в 1837 г. с изображённой позднее в дизраэлиевском романе Sybil торжественной церемонии восхождения восемнадцати-летней Виктории на престол. Именно тогда делались первые шаги политической карьеры Бенджамина Дизраэли, последние годы которой отмечены тесными отношениями между ним и королевой. Понятие “Викторианский век” означает эру, которая стала вторым английским ренессансом. Это было время Дарвина (1809-1882), установившего движущие силы эволюции органического мира; Маркса (1818-1883), зафиксировавшего внимание на духовных способностях общественного человека, его чувствах и идеях, формирующихся исторически, в процессе развития общественного производства; раннего Фрейда (1856-1939), основателя психоанализа, создателя учения о бессознательном, а позднее, как его пренебрежительно называли в советское время, “буревестника сексуальной революции”, раскрывшем секреты межчеловеческих уз. Для викторианизма характерны как чувство социальной ответствен-ности, так и тартюфство, ханжество и лицемерие, ставшие стабильной отличительной чертой английской государственной, политической и общественной жизни. Голсуорси назвал Англию “островом фарисеев”. А Новалис заметил: не только Англия, но и каждый англичанин – остров. Викторианизм с такими его институтами, как демократия, феминизм, объединения и союзы рабочих, социалистическое движение, можно считать “отцом” современности. При этом властный родитель прово-цирует такую же сильную реакцию против самого себя. Когда Виктория стала королевой, Дизраэли ещё предстояло пройти первый этап своей карьеры. Для того, чтобы попасть в парламент, нужна поддержка политической партии. Двор по своим склонностям ориентировался на партию тори. Хотя Бенджамин происходил из среды финансистов средней руки, и ему, казалось, должны быть ближе виги, в душе он чувствовал себя “квазиаристократическим снобом”, и это определило тяготение к тори. Дизраэли говорил, что у того, кто в шестнадцать лет не был либералом, нет сердца; у того, кто не стал консерватором к шестидесяти, нет головы. Консерватор Дизраэли с надеждой смотрел в прошлое и сожалел о будущем. Однако Дизраэли не призывал к возвращению в прошлое. Он был политиком-реалистом и понимал невозможность этого. Дизраэли говорил о необходимости уничтожения разделения на две нации и объединения в одну. Для этого разные классы должны быть связаны крепкими узами взаимных обязательств. Задача правящего класса — осознать свою ответственность перед народом. Решение её будет способствовать достижению сразу двух целей: заботясь об условиях жизни народа, правящий класс одновременно сможет соблюсти и собственные интересы. Как сказал Дизраэли в 1848 г., “дворец не будет спокоен, когда несчастлива хижина”. Тем самым он признавал необходимость реформ. Весь вопрос заключался в том, как их следует проводить. В своей речи в Эдинбурге в 1868 г. Дизраэли сказал: “В прогрессивной стране изменения происходят постепенно, и великий вопрос не в том, сопротивляться ли изменению, которое неизбежно, а в том, будет ли оно осуществлено с должным уважением к нравам, обычаям, законам и традициям народа или же в соответствии с абстрактным принципом, общими доктринами и по произволу”. Дизраэли, конечно, был за первый, как он его называл “национальный”, путь изменений. Для этого необходимо поддерживать и укреплять устоявшиеся общественные институты: монархию, церковь, аристократию. Следует заметить, однако, что под аристократией Дизраэли понимал не только крупных земельных собственников, но и крупную буржуазию, и талантливых людей из среднего класса, к числу которых он причислял, прежде всего, самого себя. У будущего премьер-министра были ещё и другие мотивы присоедине-ния к тори: евреи, утверждал он, природные тори, естественные союзники Консервативной партии, хотя и становятся врагами власти, которая нелогична, устарела или просто тираническая. Путь к посту канцлера Верхушка тори сделала всё возможное, чтобы дискредитировать Дизраэли в ходе избирательной кампании, потакая королеве, культивировавшей респектабельность. Были и оскорбительные ссылки на его национальность. Его крещение в 17 лет Генрих Гейне иронически называл “входным билетом в европейское общество”… К “придворному еврею”, как заушательским шопотом, называли Дизраэли некоторые завистливые парламентарии, приклеивались, например, такие бранные клички, как Шейлок, намекая на некие злодейские умыслы этого еврейского персонажа из драмы Шекспира “Венецианский купец” (1600). По отношению к Дизраэли в ходу было и выражение “Шейлоков фунт мяса”; имелось в виду то, что ростовщик Шейлок даёт взаймы крупную сумму денег врагу евреев, купцу Антонио, и берёт с него расписку, что в случае неуплаты долга в срок, он, Шейлок, имеет право вырезать фунт мяса из тела Антонио. Разорившийся Антонио не может уплатить долг в назначенный срок, и Шейлок неумолимо требует, на основании расписки, фунт мяса… Да и в пору премьерства антисемитские сатирические журналы (например, “Пунч”), греша против правды, изображали, как Британия, ведомая поводырём с еврейским лицом, приближается к краю пропасти. Поистине, если бы евреев не было, их следовало бы выдумать для удобства политиканов на все времена. “Да, я еврей, - сказал Дизраэли в полемике с неким ирландским политиком. – И когда предки моего достоуважаемого оппонента были дикарями на никому не известном острове, мои предки были священниками в храме Соломона”. Неудачи на выборах побудили Бенджамина пересмотреть собственные позиции. Постепенно он отходит от вигов и принимает принципы тори – консерваторов, представителей аристократической Англии. Такой кульбит не был чем-то необычным. До него тот же путь в политике прошел Эдуард Дерби, впоследствии лидер тори и коллега Дизраэли в правительстве. Эта смена курса обозначена в памфлетах «Кто он?» и «В защиту британской конституции», где Бенджамин убеждал читателей в необходимости консолидации монархии, аристократии и народа. Его политический маневр увенчался успехом, и в 1837 году уже кандидатом от партии тори он проходит в парламент по избирательному округу в Мейдстоне. Вскоре после открытия сессии Дизраэли выступил в палате общин с речью по поводу реформы в Ирландии. Это был не просто провал, это был грандиозный провал. Все в новоявленном ораторе вызывало насмешку и неприятие: несуразная манера одеваться, о которой уже говорилось, его непомерные самоуверенность и апломб. Дело кончилось всеобщим хохотом, который трудно было остановить. Однако начинающий депутат не был обескуражен столь неожиданным приемом. Разгневанный, вынужденный сесть на место, он бросил в издевающийся над ним зал: «Недалек день, когда все вы будете меня слушать, и слушать очень внимательно!»
Неудачный дебют в парламенте затормозил политическую карьеру на несколько лет, что еще раз свидетельствует о том, сколь непрост был путь Дизраэли к вершинам политического Олимпа. До 1845 года он почти не имел влияния в парламентских делах и утешался писанием романов. «Танкред, или Новый крестовый поход» (1847 г.) на сей раз способствовал его парламентской карьере. Ему удалось объединить вокруг себя группу аристократов, назвавшую себя «Молодой Англией», и противопоставить ее значительной части тори во главе с Робертом Пилем, занимавшим пост премьер-министра в 1841 – 1846 гг.
Постепенно парламентская аудитория начинает более дружелюбно воспринимать и форму, и смысл его неистовых выступлений против неэффективной репрессивной политики Пиля в Ирландии, против преследования рабочего движения чартистов, а также против попытки Пиля отменить хлебные пошлины. Последнее противоречило интересам английской земельной аристократии. Отмена высоких хлебных пошлин, много лет защищавших интересы местных производителей зерна, значительно ухудшала и без того сложную ситуацию в Ирландии, где голодало множество людей. Не случайно выступления Дизраэли в пользу хлебных пошлин были вознаграждены крупной суммой, перечисленной ему одним очень богатым консерватором. В союзе с лордом Бентинком, одним из лидеров тори, он сумел воспользоваться глубоким кризисом, поразившим партию вследствие инициированного им же самим раскола. Сторонники Р. Пиля вошли в состав реформированной партии вигов, ставшей с середины XIX в. либеральной. Оставшиеся в руководстве тори фигуры никак не могли конкурировать с Дизраэли. Несомненно, успешной политической карьере во второй половине XIX в. способствовали его личные качества: умение держать удар, редкостная работоспособность, огромное честолюбие. Но при всем том его путь к политическому лидерству отнюдь не был устлан лепестками роз. Мало того что он не был аристократом в партии аристократов, он многих шокировал как инородец, крещеный еврей с характерным обликом и манерой говорить, чуждыми публике, отличавшейся знаменитым английским снобизмом. Однако после ухода Пиля в партии не осталось сколько-нибудь перспективного лидера. В 1848 году умирает лорд Бентинк, дружески относившийся к Дизраэли, и последний становится лидером своей партии в палате общин, а в 1852 году входит в кабинет Э. Дерби в качестве министра финансов. Последовавший вскоре за этим назначением очередной политический маневр Дизраэли переполнил чашу терпения даже видавших виды политиков. Он предложил бюджет, уменьшавший налогообложение сельского населения за счет городского. Бюджет отменял ряд охранительных пошлин, которые сам Дизраэли ранее защищал столь рьяно. Теперь же целью чуткого к конъюнктуре, гибкого политика стали принципы свободной торговли, нашедшие поддержку у значительной части торговых и промышленных кругов. Оказавшийся мишенью резкой критики со стороны столь же ловкого его политического соперника, либерала Уильяма Гладстона, бюджет провалился, а правительство Э. Дерби пало. Через семь лет, в 1858 году, Дизраэли вновь занимает пост канцлера казначейства во втором кабинете Э. Дерби, пробывшего у власти недолго, около полутора лет. Все же и за это время он успел кое-что сделать. Передал английской короне управление Индией, которое до того осуществлялось Ост-Индской компанией. Двор об этом не позабыл. Дизраэли убедил Э. Дерби выступить за допуск евреев в парламент, расширить избирательное право. Скорая отставка кабинета Э. Дерби отнюдь не умерила политической активности Дизраэли. Объектом его критики стала внешняя политика либерального кабинета Генри-Джона Пальмерстона, стремившегося уменьшить степень участия Великобритании в делах других стран Европы. Однако именно такая тенденция пользовалась тогда поддержкой большинства, и результатов Дизраэли не добился. Что касается принятых им в те годы мер для реорганизации партии тори, то тут все удалось. Партия консолидировалась, стала более мобильной, а в конце 50-х получила название консервативной. Многолетнее правление либерального кабинета сковывало инициативу лидера консерваторов, хотя Дизраэли умел ждать. Он приобрел влияние в финансовых кругах. В 1862 году некая испанская еврейка, ярая его поклонница, оставила ему, умирая, все свое большое состояние. В 1868 году он был уже очень богатым человеком, был близок к крупным банкирам, в частности к Ротшильдам, что имело значение для его дальнейших планов. Реформа Дизраэли 1867г. Путь к вершине власти, к которой всегда стремился Дизраэли, был для него долгим и трудным. Прошли годы политической борьбы в парламенте и партии. Ему очень мешали его происхождение и трудное финансовое положение. Однако благодаря большим способностям, силе воли и работоспособности он добился в конце концов своей цели. Даже свою личную жизнь Дизраэли подчинил достижению своей личной цели. Чтобы укрепить своё материальное и общественное положение, он женился на Мэри Энн Эванс, которая была на 12 лет старше его, но владела большим состоянием. Правда, в итоге брак их оказался удачным. Впоследствии Мэри Энн говорила: “Диззи женился на мне из-за денег, но если бы он имел шанс сделать это снова, он бы женился по любви”. Дизраэли никогда не был особенно щепетилен в выборе средств для достижения своих целей. Характерным примером является проведение парламентской реформы 1867 г. Дизраэли как никто другой понимал её необходимость. Однако, когда в 1865 г. лидер либералов лорд Рассел предложил проект такой реформы, Дизраэли приложил максимум усилий для её провала. Став же в 1866 г. министром финансов в правительстве консерваторов, он со всей энергией начал проводить идею реформы в жизнь. Он отлично понимал, что её реализация поднимет авторитет не только партии тори, но и его собственный. Результатом реформы 1867 г. было расширение числа людей, имевших право голоса, до двух миллионов. При проведении билля о реформе через парламент Дизраэли полностью проявил свой политический гений. В ходе дебатов по этому вопросу он выступал более 300 раз, показал чудеса политической гибкости и изворотливости, иногда не гнушался подтасовывать факты, но добился принятия закона, несмотря на сильную оппозицию. Идеи демократического консерватизма, проповедуемые Дизраэли, оказались как нельзя более кстати после значительного расширения числа избирателей. Но для привлечения их голосов помимо общих концепций необходимо было перестроить структуру местных партийных органов так, чтобы они были ориентированы главным образом на проведение избирательной кампании, т.е. создать политическую партию в современном смысле слова. Борьба Дизраэли и Гладстона. «Рождение» лорда Биконсфилда В 1868 году лорд Дерби, достигший весьма преклонного возраста, подал в отставку. Его место во главе кабинета занял Бенджамин Дизраэли. При нем английские войска вторглись в Абиссинию (Эфиопию), но прочно закрепиться там не смогли. Пытаясь поправить бедственное положение в Ирландии, Дизраэли предложил ряд мер: аграрный законопроект, реформу избирательного права и учреждение католического университета. В это время либералы сумели объединиться и, получив большинство в палате, вопреки правительству провели резолюцию об отделении протестантской церкви в Ирландии от государства. По сложившимся правилам Дизраэли должен был выйти в отставку, но отказался и получил согласие короны на роспуск парламента через несколько месяцев, когда подготовят новые избирательные списки на основе расширенного избирательного права. Дизраэли не сомневался, что новые избиратели из благодарности отдадут ему свои голоса. Но он ошибся. На парламентских выборах 1868 года либералы одержали победу, получив большинство в 120 голосов. Дабы подсластить пилюлю, королева Виктория предложила проигравшему Дизраэли пэрство, но у него хватило здравого смысла понять, что момент для этого неподхо-дящий, и отказаться. Пэрство было отдано его жене, принявшей титул леди Биконсфилд по названию небольшого городка неподалеку от имения Дизраэли. Городок этот упоминался в одном из его ранних романов. Сидя на скамье оппозиции, Дизраэли продолжал писать.
Что касается его политического соперника, то он продолжил политику освобождения низших классов. Став во главе либерального кабинета, Уильям Гладстон сумел провести закон, который дал профсоюзам право владеть землей и недвижимостью, защищать перед судом свои гражданские интересы. Гладстон наконец добился права на тайное голосование. Прежняя форма открытого голосования препятствовала волеизъявлению мелких служащих и рабочих: опасаясь потерять заработок, они нередко поневоле голосовали заодно с предпринимате-лями и хозяевами.
Реформы кабинета Гладстона были решительными и нарушали традиции сложившегося строя. Они вовлекали в общественную и политическую жизнь трудовые слои населения Англии, уничтожали привилегии могущественных корпораций, в их числе – англиканской церкви. Но многое не могло быть сделано в одночасье, что вызывало недовольство низов и усугубляло назревавший в обществе конфликт. Между тем привилегированные слои – землевладельцы, предприни-матели, представители других состоятельных групп – были встревожены «разрушительной» для них политикой Гладстона: уменьшением церковных богатств, отменой системы продажи военных должностей, мерами по сокращению торговли спиртными напитками. Многие были обеспокоены чрезмерной, на их взгляд, уступчивостью Гладстона на Востоке, что могло повлечь опасный для английских интересов распад Османской империи и столь же нежелательное для них усиление России в этом регионе. Военная слабость Англии стала ощутимой и в ходе франко-прусской войны 1870 – 1871 гг., когда все ее вмешательство смогло вылиться лишь в мало кого волновавшие протесты. При обсуждении проблем ирландского университета Дизраэли бросил Гладстону упрек, в котором отразились все главные опасения высших классов: «Вот уже четыре года, как вы угрожаете нашим учреждениям и тем старинным привилегиям, которые органично присущи нашему обществу. Вы вмешиваетесь во все его сферы. Вы подчинили своему контролю все профессии и занятия. Никто не может быть спокоен за свое имущество, никто не знает, что именно завтра от него потребуют. Вы лишаете общество стабильности». Под сильным давлением Гладстон был вынужден распустить парламент. На новых выборах победили консерваторы. Кандидаты, предложенные рабочими, за исключением двух человек, не прошли вследствие специфики английского избирательного права. Поражение на выборах оказалось столь сильным ударом для Гладстона, что он всерьез намеревался окончательно уйти из политики. Дизраэли сформировал кабинет, в который наряду с богатыми землевладельцами и аристократами вошли крупные банкиры и промышленники. С этого, четвертого по счету, прихода к власти начинается настоящая популярность Дизраэли в правящих кругах Англии и упрочивается его репутация одного из величайших английских государственных деятелей. В короткое время его кабинет осуществил ряд важных для трудовых слоев населения мер: обязательное начальное обучение детей, отмена наказаний за агитацию среди рабочих, полное уравнивание профсоюзов в правах с предпринимательскими объединениями. Дизраэли добился решения о строительстве дешевого жилья для рабочих и принятия нового законодательства об охране труда малолетних и женщин на фабриках и заводах. По его инициативе был принят закон, запрещающий перегрузку судов, угрожавшую жизни матросов. Все это проходило под лозунгом борьбы с безответственным индивидуализмом либералов и во имя утверждения принципов консервативной партии как партии народного блага. Блага, оберегаемого патриархальной и сильной монархией. Дизраэли был не только крупным политиком, но и мастером социальной демагогии. Ради удовлетворения самолюбия консерваторов, которых он огорчил своим социальным законодательством, лидер их партии занялся возвышением престижа монархии. С этой целью он убедил королеву и членов королевской семьи чаще показываться народу, не пренебрегать патронажными функциями при основании или открытии благотворительных, а также общественно-полезных учреждений, присутствовать на их церемониях. Он уговорил парламент предложить королеве титул «императрицы Индии». В том же 1876 году королева, в свою очередь, пожаловала верного слугу престола в знак признания его политических заслуг титулом графа Биконсфилда, который на этот раз был принят. Семидесятидвухлетний граф Биконсфилд стал членом палаты лордов. Реорганизация армии и военные успехи С присущей ему энергией он приступил к реорганизации армии, необходимой для поддержания могущества Великобритании. В сентябре 1874 года англичанам удалось захватить острова Фиджи. Главная британская колония Индия с ее тогдашним 200-миллионным населением была объявлена империей. Чтобы воспользоваться Суэцким каналом в качестве кратчайшего пути в Индию, английское правительство без ведома парламента в 1875 году приобрело у Египта акции канала на большую сумму. Приобретение было сделано с помощью банкирского дома Ротшильда. Финансовые круги, принявшие участие в операции, надеялись, что Англия уже не выпустит эту страну из сферы влияния и сможет решить в свою пользу давнишний спор из-за нее с Францией. Опасаясь захвата Стамбула Россией вследствие надвигавшегося распада Османской империи, Биконсфилд занял враждебную по отношению к балканским славянам позицию, невзирая на то что Гладстон в своих речах громил «болгарские ужасы», то есть зверства турок в Болгарии. Зимой 1878 года, когда русские войска совершили переход через Балканы и по обледенелым скалам сумели выйти на ближние подступы к турецкой столице, для ее охраны в Дарданеллы вошел английский флот. Мало того: Биконсфилд распорядился мобилизовать индийские войска и расположить их на Мальте, хотя, согласно их статусу, они не могли быть задействованы на какой-либо иной территории, кроме Индии. Несомненные успехи Биконсфилда во внешней политике увлекли даже часть либеральной оппозиции. Военные кредиты были одобрены огромным большинством. На Берлинском конгрессе 1878 года, где лорд Биконсфилд присутствовал лично, ему удалось столковаться с Бисмарком и свести на нет ряд преимуществ, завоеванных Россией в войне с Турцией 1877 – 1878 годов и признанных Сан-Стефанским мирным соглашением 1878 года. Обеспечив свободу проливов, соединяющих Черное море с Эгейским, англичане заперли их для российского военного флота. Успехи Бисконфилда на Берлинском конгрессе Турция была вынуждена вознаградить островом Кипр, который по договору от 4 июня 1878 года перешел под власть Великобритании. Возвращение лорда Биконсфилда в Англию было триумфальным, сопровождалось высокими почестями со стороны короны, лондонского Сити, а также парламента. Окрыленный внешнеполитическими достижениями, в марте 1880 года Биконсфилд распустил парламент, рассчитывая на новых выборах достичь устойчивого большинства. Однако его расчет не оправдался. Убедительная агитация Гладстона, который не терял времени, указывая на то, что блестящая внешняя политика консерваторов слишком дорого обходится налогоплатель-щикам, принесла на этот раз победу либералам.
Любому политику Великобритании, сколь бы велики ни были его заслуги и какой бы блестящей репутацией он ни пользовался, чрезвычайно сложно долго удерживаться у власти в силу специфики самой политической системы этого государства. В силу постоянного наличия мощной оппозиции, использующей малейший промах лидеров, стоящих у власти. В известной мере англичане продолжили и развили традицию системы социального контроля общества над структурами власти, которая существовала в древних Афинах классического периода. Стабильность власти требовала там большого напряжения сил и высочайшего мастерства политиков, что зависело от степени одаренности политического лидера. Он постоянно должен был утверждать свое право на власть.
Литературная деятельность Дизраэли томился под прессом мучивших его идей преобразования общества на справедливых основах. Романы Дизраэли были тесно связаны с его политикой. В романе Sybil он пишет: “Богатые и бедные – две нации, между которыми нет ни связи, ни сочувствия, которые так же не знают привычек, мыслей и чувств друг друга, как обитатели разных планет, которые по-разному воспитывают детей, питаются разной пищей, учат разным манерам, которые живут по разным законам”. Эту формулу Дизраэли о “двух нациях” в своё время взял на вооружение Энгельс, написавший работу о развитии крупной промышленности, полагая, что именно это обстоятельство ускорило социальное расслоение английского общества на “две нации” (см. К.Маркс и Ф.Энгельс. Избранные письма. Об Англии, Госполитиздат, М., 1952, с. 139). Сконцентрировав внимание на постановке острых социальных проблем своего времени, Дизраэли считал свои романы своеобразной грамма-тикой фантазии. Ещё в 1833 г. в дневнике он отметил, что и в политике, и в религии не хватает фантазии, в то время как “фантазия управляет миром”. Политик и писатель, он полагал, что фантазия это способ приоб-щения к высшему прозрению, это жизненная программа, поиск идеально-духовного мира. Дизраэлиевская фантазия – это не произвольное “царство воображения”, а весьма действенная интеллектуальная экспансия. Плохо это или хорошо – не имеет значения; но это так. В романе Lord George Betinck (1852) Дизраэли указывает на недостаток фантазии как на причину слабости Роберта Пиля – премьер-министра Великобритании в 1834-35 и 1841-46 г.г. – и его окончательного падения: “Природа соединила в сэре Роберте Пиле много замечательных черт. Такой человек в любых условиях стал бы известен. Но он имел большой недостаток – у него не было фантазии”. Большой человек и отсутствие художнического таланта. Этот упрёк Дизраэли адресует и всей викторианской Англии. Позднее Голсуорси, продолжая мысль Дизраэли, напишет: “Англия с серебряной ложкой во рту! Зубов у неё уже не осталось, чтобы эту ложку удерживать, но духу не хватает расстаться с ложкой! А наши национальные добродетели – выносливость, умение всё принимать с улыбкой, крепкие нервы и отсутствие фантазии” (подчёркнуто нами – Е.З.; Джон Голсуорси. Собр. Соч. Современная комедия, т.3, Изд. “Правда”, М., 1962, с.373). Когда Дизраэли говорил о роли “фантазии”, он имел в виду прежде всего “гармоническое соединение всех интересов, всех классов, от которых зависит национальное величие”. Так представлял он себе “величие короны”. “Это неправда, что Англией руководят аристократы, - убеждённо писал он. – Англия руководится аристократическим принципом”. Дизраэли был сторонником “феодального социализма”: спасителем “нации” бедняков может быть лишь образованный аристократ. Он верил в сочетание аристократии и меритократии (власть по рождению и власть по заслугам). Евреи, по его мнению, были меритократами – писатель и политик многократно указывал на “достижения еврейского гения”. Дизраэли разработал порядок взаимодействий между уровнями, при котором аристократы выступают как управляющие, а бедняки как управляемые “отцом”. Бросалось в глаза полное несовпадение содержания мысли с объективной реальностью. Это, однако, не мешало “фантасту” и ортодоксально убеждённому Дизраэли не только искать пути решения социальных проблем, но и влиять на ход социальной жизни людей. Субъективный идеализм (особый мир духовной ориентации) удивительным образом взаимодействовал с успешной практикой, направленной на улучшение условий жизни беднейших слоёв общества. Фантазии Дизраэли в сфере практического разума служили основанием для морального действия. Это были моральные принципы, возвышаю-щие человека над миром. Дизраэли был слишком большим скептиком, чтобы отрицать возможность чего бы то ни было. Практический разум сводился к вопросу: “Что я должен делать?”. Предпринятые им реформы способствовали существенному улучшению положения бедняков. Дизраэли не разделял представление о том, что человеческая натура якобы чисто “экономическая машина”. Он считал, что примат экономики понижает человеческое в человеке. В своём романе Sybil он ратует за упорядочение труда шахтёров и фабричных рабочих, подвергающихся жестокой эксплуатации. Если писателю и политику не удалось в его философской системе и в его политической практике привести форму социального правления в стране в гармонию с дизраэлиевской гипотетической миссией аристократии, то это его неудача, но отнюдь не его дискредитация. Он говорил: “Действие не всегда может принести счастье, но нет счастья без действия”. Автор биографической повести “Жизнь Дизраэли” Андре Моруа в своей книге “Воспоминания” пишет: “Выдающиеся добродетели Дизраэли постоянно напоминали мне, что для преодоления вековых предрассудков еврей обязан быть настолько безукоризнен, насколько позволяет человеческое естество; его честность и надёжность должны быть живым опровержением злопыхательских вымыслов. Сказочная храбрость Дизраэли сломила сопротивление недругов, и он добился всеобщей любви и признания” (цитируется по журналу “Иностранная литература”, N6, 1988). Как говорил американский раввин Леон Харрисон (1866-1928), еврей должен быть золотом, чтобы сойти за серебро. Если ранее к Дизраэли относились как к чужеземцу: “Что ему Англия и что он Англии?”, то в последние годы его правления всем стало ясно, что Англия была для его фантазий обетованной землёй, Израилем его воображения. Его теоретические положения успокаивают, его художест-венные произведения существуют для того, чтобы не дать успокоиться. Писание романов было для Дизраэли особым методом анализа, “репетицией” политических выступлений. О его фантазиях на тему “феодального социализма” можно сказать словами Аристотеля: “В произведении предпочтительнее вероятное невозможное, чем невероятное, хотя и возможное”. Его романтическая фантазия не строит воздушных замков, она перестраивает в воздушные замки бараки. Дизраэли написал серию романов, которая начинается с Vivian Grey (1826-27) и заканчивается Endymion (1880). В промежутках между этими годами были написаны такие выдающиеся произведения как Tale of Alroy (1833), Coningsby (1844), Sybil; or, The Two Nations (1845), Tancred (1847), Lord George Betinck (1852) и др. Эти книги полны мудрости, оригиналь-ности, знания мира и людей. Они содержат проницательное изучение характеров от повара до кардинала, от агитатора-массовика до импера-тора. Его романы часто вызывают живые ассоциации с произведениями Вольтера и Бальзака. Английские критики отмечают, что манера письма Дизраэли близка реализму Теккерея. Впрочем, в своих пародиях “Романы прославленных сочинителей” (1847) Теккерей, создав язвительную пародию-шарж, выбрал в качестве мишени дизраэлиевский роман “серебряной ложки”, герои которого якобы “так долго сосали серебряную ложку, что, убоявшись деревянной, предпочитают просто встать из-за стола”. (“Современная комедия” Голсуорси – реминисценция наоборот). Между тем романы Дизраэли демонстрируют специфическую позицию автора по отношению к его героям: это диалогическая позиция, утвержда-ющая внутреннюю связь героя, слово которого так же полновесно, как авторское слово. Это герой-идеолог, а не психологический субъект.Само-сознание – это дизраэлиевская доминанта эстетического изображения. Американский литературовед Хенлей в своём эссе не без говорит о том, что в романах Дизраэли “мы наблюдаем переход от героического питья к бриллиантовому критицизму стиля”. Иногда, замечает критик, созданное Дизраэли “похоже на Гейне, иногда на самые сильные работы Проспера Мериме”. (W.E.Henley on Disraeli, Views and Reviews: Essays in Appreciation. New York, 1890, 20-21). Отвлекаясь от ассоциаций Хенлея, заметим попутно, что вся серия романов явственно отражает путь Дизраэли от романтизма Tale of Alroy к реализму Sybil. Дизраэли был политиком, верящим в реальность своих социальных построений. Роман Tale of Alroy написан после поездки автора по странам Ближнего Востока, включая Палестину. Описываются события двенадцатого века: еврейскому герою Давиду Элрою, при всех его мессианских притязаниях, не удаётся создать еврейскую империю, восстановить Иерусалим для евреев. Роман Coningsby свидетельствовал о намерении автора трансформировать партию тори в средство для социальных реформ на пользу всем слоям общества. Он проявлял особое внимание к английским арендаторам – фермерам и фабричным рабочим, к еврейскому люду. Теория “торизма” в этом смысле была беллетристически воплощена в Coningsby. Роман Tancred Дизраэли назвал “художественным вариантом викторианской духовной биографии”. Автор обычно не афишировал свои сионистские схемы в их практическом варианте, но они были всегда с ним. Его воображаемые надежды лелеяли мессианские фигуры. Такой фигурой становится Дэниэль Деронда. В конце романа Дэниэль готовится к отъезду на Ближний Восток, чтобы “восстановить политическое существование еврейского народа, воссоздать его как нацию, дать национальный центр, какой, например, имеют англичане…”. Дизраэли, полагая, что “христианство есть законченный иудаизм”, считал себя самого “недостающей страницей между старым заветом и новым”. Он любил церковные обряды, но оставался в позиции хоть и восхищённого, но стороннего наблюдателя богослужения – и это двусмысленное положение казалось единственно достойным. В своём предисловии 1849-го года к Coningsby он утверждает: “Отстаивая суверенное право Церкви Христовой быть вечным восстановителем человека, автор считает, что пришло время, когда нужно попытаться воздать должное расе, что основала христианство”. Романтический парадокс! Автор подчёркивает: “Евреи дали миру Мойсея, Соломона, Христа – величайшего законодателя, величайшего администратора и величайшего реформатора. Какая ещё раса из бывших или живущих могла бы породить такую троицу?”. Дизраэли считал церковь единственным уцелевшим “еврейским институтом”. “Если бы не церковь, - писал он, - то не знаю, кто бы знал об евреях. Церковь была основана евреями и сохраняла верность своим корням. Она оберегает их историю и литературу, храня их для всех, читая их вслух; благодаря ей в памяти живы общественные деятели евреев, а по миру распространяется их поэзия…”. Филосемитская агитация Дизраэли на континенте Европы успеха не имела. Однако тема наведения мостов между иудаизмом и христианством, иудаизмом и светским миром всегда его волновала.
Оратор - Дизраэли Политическое красноречие, дерзость и остроумие были всегда действенным приёмом ораторской речи Дизраэли – выражения ясны, несколько небрежны, всегда окрашены сарказмом. “Присутствие этого великого творца жизни превращало прения в произведение искусства”, - написал о нём Андре Моруа в книге “Жизнь Дизраэли”. Даже его враги, размышляя об итогах его жизни, говорили: “Мы не увидим равного ему: время гигантов прошло. Ушло всё рыцарство, всё очарование, которое было у нас в политике. Осталась одна рутина”.
Значительную роль в формировании стилистики ораторской прозы Дизраэли сыграла его эстетическая привязанность к великому английскому драматургу и государственному деятелю Ричарду Шеридану (1751-1816), у которого он брал уроки. “Парламентские речи” Р.Шеридана были настольной книгой автора “Танкреда”. Дизраэли был артистом стиля. Его речь, избегая фальцетных нот, чувственна и риторична, содержит скрытый источник энтузиазма. Писатель использует декламацию и карикатуру, антиномию и эпиграмму, аргумент и антитезу, иронию и дискуссионные приёмы. Он вкладывает в каждую фразу бездну энергии и экспрессии. У него была своя грамматика фантазии. Его язык это своеобразный диалект, обладающий собственной армией и флотом. В горячих дебатах с присущей ему любовью к ясности он выступал как самый опасный антагонист своего времени, хотя и сохранял свойственные его натуре угрюмое добродушие и солнечную жизнерадостность. Он был воплощением интеллектуальной экспансии. Его способность мышления, рационального познания активно взаимодействовала с чувствами, волей, интуицией и воображением. Он обладал способностью влиять на людей магнетизмом своего интеллекта, влиять даже на коллективные сантименты всего парламентского сообщества. Он был принцем агитации. Произносимые им слова звучали лучше, чем были на самом деле. В искусстве укладывать минимум слов в глыбу мысли ему не было равных. Нужное слово в нужном месте. Его афоризмы – кладезь мудрости: «Я консерватор, если надо сохранить добро. Я радикал и сторонник коренных перемен, когда надо с корнем вырвать зло»; «Если существует что-либо, чем я действительно горжусь, так это моё постоянство»; «Величайшее добро, которое ты можешь сделать для другого, это не просто поделиться с ним своими богатствами, но и открыть для него его собственные богатства»; «Никогда не извиняйся за проявление чувств. Когда ты это делаешь, ты извиняешься за правду»; «Темнее всего в предрассветный час»; «Справедливость – истина в действии» «Консервативная партия - это организованное лицемерие.» «Он [Гладстон] честен в самом одиозном смысле этого слова.» «Когда мне хочется прочесть книгу, я ее пишу.» «Лесть любят все, особенно - коронованные особы, и особенно - грубую.» «Прецедент увековечивает принцип. Англия не любит коалиций.» «Категоричность - не язык политики.» «Отличительное свойство нынешнего века - паталогическое легковерие.» «Человек . существо, рожденное для веры.» «Писатель, который говорит о своих книгах, ничем не лучше матери, которая говорит о своих детях.» «Без сильной оппозиции не устоит ни одно правительство.» «Не читайте исторических книг - только биографические; биография - это живая жизнь.» «Когда про вас начинают ходить анекдоты, пора на покой.» «Мелочи действуют на мелких людей.» «Вся жизнь - скачка. Иной истины нет. Восток - это всегда карьера.» «Век рыцарства в прошлом . На смену драконам пришли казуисты.» «Я никогда не отрицаю, я никогда не противоречу, я иногда забываю.» «Есть три разновидности лжи: ложь, гнусная ложь и статистика.» «Она [жена] - превосходное существо, вот только все время путает, кто был раньше, греки или римляне.» «Если помнить выгодно, никто забыт не будет.» «Надо обладать железными нервами, чтобы быть приветливым каждый день с одним и тем же человеком.» «Знать и народ - это две нации в одном государстве.» Целая группа афоризмов и речений Дизраэли, отмеченных печатью иудаистского мышления, посвящена еврейскому народу: “Израиль, будучи сердцем человеческого тела, несправедливо сделали плечом, несущим гнёт зла человечества”; “Будучи освобождены, таланты евреев воссияют так, что изумят мир. Они в массе своей талантливы от рождения…”. В Alroy, Coningsby и Tancred Дизраэли замечает, что законы и институты западного общества основываются на моральных ценностях, заимствованных у его еврейских предков. Бенджамин Дизраэли верил, что евреи, в силу своих достоинств и славного прошлого, заслуживают особого уважения, и, обогащая викторианизм, расширяя понятие “демократического торизма”, со всей своей напористостью работал в этом направлении Он был взращён в христианских традициях, но всегда сохранял интерес к соплеменникам. В 1881 г. болезнь свела Дизраэли в могилу. Его похоронили по христианскому обычаю. Последние слова непосредственно перед смертью лидер Консервативной партии, многократный премьер-министр Великобритании и великий англичанин произнёс на иврите. ЗАКЛЮЧЕНИЕ Дизраэли, как любая талантливая и яркая личность, может вызывать противоречивые чувства. В любом случае его безусловно следует признать одной из наиболее выдающихся политических фигур за всю историю Великобритании. Вклад Дизраэли в развитие политической системы Великобритании невозможно оценить без рассмотрения его литературного наследия. Во второй половине 30-х годов XIX в. в серии политических памфлетов и трактатов Дизраэли изложил в общих чертах свою теорию торизма, которая впоследствии была им развита в романах “Конингсби, или Молодое поколение”, “Сибилла, или Две нации”, а также в ряде публичных выступлений. Фактически он разработал концепцию национальной партии, которая позволила консерваторам в будущем доминировать на политической сцене Великобритании. В основе этой концепции лежала выдвинутая Дизраэли идея “одной нации”. Она основывалась на убеждении Дизраэли, что человеческое общество по своей природе иерархично: одни люди обладают большими способностями, чем другие. Люди с большими способностями составляют истинный правящий класс. В него входят прежде всего крупные землевладельцы, которые должны мудро руководить страной и заботиться об остальной части общества. Для обоснования своих положений Дизраэли обращался к истории. Он рисовал картину “золотого века” Англии, никогда не существовавшего в действительности. Дизраэли идеализировал феодальные порядки, когда лорды-землевладельцы якобы сердечно относились к крестьянам и опекали их. Но потом, с приходом фабричного производства, англичане были разделены на две нации — богатых и бедных. Очень немногие люди, не принадлежавшие к знатным аристократичес-ким фамилиям Англии, сумели достичь поста премьер-министра в этой стране даже в более демократическом XX в. Дизраэли добился этого в XIX в. Его внешняя политика в 1874—1880 гг. заложила основу империалистической политики Великобритании начала XX в Миф народного торизма, с позиций которого Дизраэли трактовал прошлое Англии, может быть легко опровергнут. Однако он немало потрудился для превращения его в реальность за время своей политической деятельности. Дизраэли придал консервативной партии тот вид, который она в основном сохраняет до настоящего времени. Понятен поэтому неослабевающий интерес политиков и историков к политическому наследию Бенджамина Дизраэли.СУЭЦКИЙ КАНАЛ: СДЕЛКА ВЕКА Строительство Суэикого канала, соединившего Средиземное и Красное моря, было закончено в 1869 г. Он значительно сократил путь кораблей, следующих из Европы в Индию и Тихий океан. Для Великобритании значение канала было огромным потому, что большая часть грузов, следовавших по нему, была английского производства. Между тем акции компании, управляющей каналом, были поделены приблизительно поровну между Францией и Египтом. Хедив Египта был очень расточительным человеком и, увязнув в долгах, решил в 1875 г. продать свою часть акций. Англичане узнали, что хедив ведёт переговоры об этом с французами. Дизраэли понимал, что, прибрав к рукам все акции компании Суэцкого канала, французы тем самым значительно осложнят торговлю Великобритании. Тогда он решил опередить французов и купить за 4 млн. фунтов стерлингов половину акций для своей страны. Но действовать надо было решительно, не теряя времени. В казне не было денег, и Дизраэли обратился за помощью к крупнейшему банкиру Ротшильду, который и финансировал сделку. Таким образом, Дизраэли не только обеспечил Великобритании контроль над каналом, но и подготовил последующую оккупацию Египта.
Как при жизни, так и после смерти оценки деятельности этого политика всегда были неоднозначными. Одни превозносят его как величайшего государственного деятеля Англии, другие, его противники, подчеркивают, что он не всегда был принципиален и разборчив в средствах. Уже ближе к нашим дням советский историк из Еревана, ныне покойный Джон Киракосян в книге «Западная Армения в годы первой мировой войны» не удержался от совсем не академического замечания о «еврейских штучках Биконсфилда». Речь шла о переговорах на Берлинском конгрессе по поводу положения армян восточных вилайетов Османской империи.
Как оратор Биконсфилд обладал находчивостью и блестящим остроумием. С большим мастерством вел парламентские дебаты. Как писатель, хоть и был популярен, все же не стал классиком, подобным Филдингу или Диккенсу. СПИСОК ИСПОЛЬЗУЕМОЙ ЛИТЕРАТУРЫ · А.Моруа, «Жизнь Дизраэли», М., 1991г. · Еврейский мессианский журнал «Менора», №4, 1999г. · В.Виноградов «Бенджамин Дизраэли и Фея на престоле» 2004г. · Ежегодник Международного центра научных исследований и критики творчества, «Антиномии Бенджамина Дизраэли» ст., т.5, Израиль, 2001г. · Фильм «Disraeli», реж. Альфред Грин, 1930г.