История возникновения и развития Литературно-художественного и общественно-политического журнала Нева

Содержание: Введение. Глава I История возникновения и развития Литературно-художественного и общественно-политического журнала "Нева".
1.1. Понятие "журнал", история возникновения подобных изданий. 1.2. История возникновения и развития литературного журнала в г. Санкт-Петербурге. Глава II Влияние политической цензуры на специфику и принципы издания Литературно-художественного и общественно-политического журнала "Нева". 2.1. Культурная жизнь СССР в конце 40 – начале 90-х годов XX века. 2.2. Принципы издания Литературно-художественного и общественно-политического журнала "Нева". 2.3. Политическая цензура Литературно-художественного и общественно-политического журнала "Нева". Глава III Содержание Литературно-художественного и общественно-политического журнала "Нева" в советское и постсоветское время. 3.1. Организация исследования. 3.2. Обзор некоторых номеров Литературно-художественного и общественно-политического журнала "Нева". Выводы. Заключение. Литература. Введение. Мы все помним миллионные тиражи "Нового мира". Большими тиражами выходили "Знамя", "Дружба народов"… А еще были "Звезда" и "Нева" в Ленинграде, в Новосибирске — "Сибирские огни", на Алтае — "Алтай"… Сегодня некоторых литературно-художественных журналов уже нет. А существующие регулярно читают и видят немногие. Литература — не массовый товар. Если детективы рекламируются, то они и продаются. Если о фильме "9 рота" говорилось на всех каналах телевидения, а рекламой были оклеены все российские столбы, ясно было, что народ в кинотеатры пойдет. Но как рекламировать начинающую девочку-поэтессу или местного, но от этого не менее серьезного, публициста? Публицистика — тоже не самый ходовой товар, не детектив и не любовный роман… И что? Не печатать? Не читать? А проблема чтения — это не проблема журнала или какого-то другого литературно-художественного издания, это трагедия народа. Вот о чем надо говорить. Недавно свой день рождения отпраздновал журнал "Нева". Напомним, что журнал "Нева" основан в 1955 году в качестве официального органа Ленинградской писательской организации. За минувшие годы на его страницах увидели свет произведения таких писателей как Владимир Дудинцев, Лидия Чуковская, Александр Солженицын, Вениамин Каверин, Юрий Нагибин, Дмитрий Лихачев, Федор Абрамов, Виктор Конецкий, Даниил Гранин, Борис и Аркадий Стругацкие . Именно "Нева" познакомила читателей с "Большим террором" Роберта Конквеста и романом Артура Кестлера "Слепящая тьма". Сегодня журнал стремится оставаться верным традициям петербургской литературной периодики. Литературные журналы Россиивключают в себя литературно-художественные, литературно-политические, критико-библиографические, историко-литературные, сатирические, юмористические и другие журналы. В русской журналистике 19–20 вв. наиболее распространенными и успешными были литературно-политические журналы, но и для журналов иного типа этого времени, когда литература являлась своеобразной "общественной трибуной" (по выражению А.И.Герцена), было характерно прикровенное или прямое обсуждение актуальных политических и общественных проблем. Поэтому история русских литературных журналов, как и в целом русской журналистики и периодики, оказывалась тесно связанной с политической историй страны. Не исключение представляет и журнал "Нева". Вообще трудно вообразить себе другой литературный журнал, который был бы столь насыщен революционно новыми произведениями молодых писателей и столь часто на себе испытывал политическую цензуру. По сути, история этого журнала – это история становления творческой свободы слова и мысли, большого и тяжелого творческого пути советских литераторов к завоеванию права творить что хочется и как хочется. Не секрет, что сейчас "Нева" не совсем соответствует запросам современных молодых читателей, и лично мы не встретим, например, произведений Пелевина на его страницах. С другой стороны, это легко можно понять. Журнал пережил настоящую войну за право существования, а, как известно, ветераны войны редко возвращаются с нее, даже оставшись живы. В их умах и сердце она продолжается всю жизнь. Поэтому до сих пор мы встретим в "Неве" публикации о блокадном Ленинграде, письма из эмиграции, воспоминания о годах репрессий. В данной курсовой работе мы хотим отдать дань уважения одному из старейших российских изданий и рассказать о том, что пришлось пережить этому изданию, как политическая цензура влияла на состав номеров и что представляет журнал в настоящее время. Актуальность исследования не вызывает сомнений: современный читатель должен больше интересоваться качественной литературой, понимать ее значение в масштабе культурного развития нашей страны и понимать, что прошлое России – это не только памятные даты, а еще и бесценный клад мыслей, переживаний и творчества интеллигенции, пережившей непростой период советской эпохи (Знаете, какой вопрос задавали люди, узнав тему нашей курсовой? - "А разве этот журнал еще существует?"). Объектом исследования являются литературно-художественные издания Санкт-Петербурга. Предмет исследования – литературно-художественный и общественно-публицистический журнал "Нева". Цель исследования: анализ специфики литературно-художественного журнала "Нева": основных принципов издания, новизны и значения для его современников. Задачи исследования: - обозначение понятия "журнал" как вида публицистического издания; - обзор истории развития литературно-художественных журналов в г. Санкт-Петербурге; - обзор культурной жизни СССР в 40-90 годах XX столетия (время возникновения и расцвета журнала "Нева") и выявление влияния политической цензуры на специфику журнала;
- раскрытие основных принципов издания литературно-художественного журнала "Нева"; - анализ влияния современной политической картины России на содержание литературно-художественного журнала "Нева". Выполнением данной работы мы проверяли следующую гипотезу:
Журнал, возникший, как дитя определенной эпохи не может и не должен изменять изначальным принципам издания даже в целях своей популяризации. Его актуальность и новизна не должны определяться потребностями современного читателя. Скорее, данное издание само должно отвечать потребности узнать больше об истории своего народа и попытке читателя лучше понять специфику русской интеллигенции. Методы исследования. Для решения поставленных задач в работе используется описательный метод, включающий в себя приемы анализа, интерпретации, систематизации обобщения. Теоретическая значимость работы заключается в том, что ее результаты способствуют дальнейшему изучению истории современных периодических изданий; в работе представлены интересные факты из истории развития Санкт-Петербургской журналистики, а также наиболее значимые даты из истории цензурного давления на журнал "Нева"; кроме того, работа позволяет выявить принципиальные отличия между советскими печатными изданиями и изданиями сегодняшнего периода. Глава I История возникновения литературно-художественных журналов в г. Санкт-Петербурге. 1.1. Понятие журнала, история возникновения подобных изданий. Журнал - от французского слова journal, означающего собственно дневник, затем ежедневную газету; в русском языке так называются периодические издания, выходящие через большие, чем газета, промежутки времени. Общего слова, соответствующего русскому понятию "журнал", западно-европейские языки не знают: французы или говорят о journaux mensuels и hebdomadaires, в отличие от journaux quotidiens, или употребляют термин Revue, который не вполне покрывает соответствующее русское слово; у англичан периодические издания, помимо газет, обнимают еще reviews и magazines — два понятия, объединяемых в одно нашим словом "журнал". Слово revue (review, обозрение) из английской и французской журналистики проникло и в другие западно-европейские страны: отсюда Rivista (итал.), Rundschau (нем.), Revista (испан.) и т. д (22;57). Соответствующие нашим журналам заграничные издания представляют три господствующих типа: 1) издания ежемесячные, смешанного содержания, в которые входят беллетристика, популярно-научные и критические статьи и обозрение текущих явлений политических, социальных и литературных; 2) еженедельные журналы для семейного чтения, в изобилии издающиеся, главным образом, в Германии и Англии, в большинстве случаев иллюстрированные, с массою материала для легкого чтения; 3) издания специальные, посвященные какой-либо отрасли наук и выходящие обыкновенно четыре раза в год, реже — ежемесячно или еженедельно. Особняком стоят возникшие в Англии, большею частью выходящие по четвертям года органы политических партий (17; 43). Иностранная журналистика представляет много черт, существенно отличающих ее от русской. Самый объем заграничных журналов в большинстве случаев меньше: их назначение — не заменять книги, а давать возможность следить за текущею жизнью или доставлять материал для легкого чтения. Политическое значение имеют преимущественно газеты; из журналов многие и притом весьма популярные отличаются своею беспринципностью. Таковы в особенности журналы типа английских magazines, разнообразное содержание которых объединяется лишь интересом его для публики. В зависимости от этого менее значительна за границей и роль журналов в истории общественного развития. Идея литературного журнала возникла во Франции, благодаря Теофрасту Ренодо, периодически публиковавшему в своем "Bureau d'Adresse" рефераты на литературные и научные темы (3;50). В России журналы, как и вообще периодическая пресса, были явлением искусственно привитым, неизбежно следовавшим за насаждением европейской культуры. Академия наук в 1755 г. начала издавать научно-литературный журнал "Ежемесячные сочинения, к пользе и увеселению служащие", печатавшийся в 2000 экземпляров. Первый частный журнал, появившийся в 1759 г., — "Трудолюбивая Пчела" Сумарокова — был как бы предвестником того ряда сатирических листков, которые явились в 1769-1774 гг. и которым предшествовали еще "Полезное увеселение" (1760-2), "Свободные часы", "Невинное упражнение" (1763), "Доброе намерение" (1764). Одновременно с сатирическими листками выходили и однородные Ж. Ф. А. Эмина "Адская почта" (1769); М. Д. Чулкова "Парнасский Щепетильник", "Пустомеля" (1770) (3; 4-10). Журналы при Екатерине II служили не для пользы, а главным образом для "увеселения" и большим авторитетом не пользовались. "Письменная республика" то и дело извинялась "в своих погрешениях" перед читателями; журналисты заискивали перед публикой, молили ее о внимании и тщетно ждали от нее благосклонности. Издатель-редактор прошлого века был по преимуществу неисправимый чудак-идеалист, боровшийся с равнодушием мирно дремавшего общества; все его желания сводились к тому, чтобы "хотя несколько читателей получили ту пользу, которой от сего роду сочинений ожидать можно". Когда сатирические журналы во время полемики с официозною "Всякой Всячиной" имели смелость коснуться щекотливых вопросов, то многим из них пришлось прекратить свое эфемерное существование. В журналах XVIII в. особенно выделяются две силы: Н. И. Новиков и императрица Екатерина II. Новиков, для которого публицистическая деятельность была живою потребностью, видел в журнале серьезное орудие прогресса, орудие борьбы с неправдою жизни, тогда как императрица являлась "любительницею российского слова", для которой литература была лишь отдохновением от государственных забот (3; 15). 1.2. История развития литературного журнала в Санкт-Петербурге. Литературные журналы Россиивключают в себя литературно-художественные, литературно-политические, критико-библиографические, историко-литературные, сатирические, юмористические и др. журналы. В русской журналистике 19–20 вв. наиболее распространенными и успешными были литературно-политические журналы, но и для журналов иного типа этого времени, когда литература являлась своеобразной "общественной трибуной" (по выражению А.И.Герцена), было характерно прямое обсуждение актуальных политических и общественных проблем. Поэтому история русских литературных журналов, как и в целом русской журналистики и периодики, оказывалась тесно связанной с политической историй страны (3; 20). В России с 1703 по 1916 год издавалось почти восемь тысяч журналов. Если в XVIII и XIX веках на один год в среднем приходилось около восьми журналов, то в последние шестнадцать предреволюционных лет их число превосходило четыреста. Русские журналы этого периода по уровню издания не уступали западным, имевшим более продолжительные традиции. Навсегда вошли в золотой фонд русской и мировой культуры журналы „Аполлон“, „Мир искусства“, „София“, „Золотое руно“, „Художественные сокровища России“, „Русский библиофил“. К числу подобных изданий, несомненно, относятся и „Старые годы“ (3;22).
Зарождение русской литературной журналистики связано с Санкт-Петербургом, где в 1728-1736 и 1738-1742 выходил первый и единственный на тот момент журнал на русском языке "Примечания к Ведомостям", включавший поэтические и сатирико-нравоучительные материалы. Этот и близкие к нему в жанровом отношении журналы "Ежемесячные сочинения" и "Новые ежемесячные сочинения" (1786-1796) преимущественно научно-популярный характер, однако в них участвовали ведущие писатели эпохи и прослеживалась тенденция к увеличению собственно литетатурной части и ее жанрово-тематическому разнообразию. Возникшие в 1759 первые частные литературные журналы в России "Трудолюбивая пчела" и "Праздное время, в пользу употребленное" просуществовали недолго, и в 1760-х гг. центр русской журналистики переместился в Москву. Возрождение журналистики в Санкт-Петербурге связано с предпринятым императрицей Екатериной II в 1769 изданием журнала "Всякая всячина", ориентированного на западно-европейские образцы сатирического литературного журнала. Последовал всплеск петербургской литературной журналистики: в течение 1769 года вышло в свет 8 сатирических журналов, из которых особую роль сыграл "Трутень" Н. И. Новикова, вступивший в жесткую полемику с журналом императрицы. Полемика, переросшая рамки обсуждавшегося вопроса о предмете сатиры, положила начало характерной для русской литеретурной журналистики традиции тесного переплетения собственно литературной и общественно-политической проблематики (3;23).
Специфичен тип петербургского сатирического литературного журнала эпохи: он составлялся главным образом одним человеком (издателем) и доставлялся подписчикам в виде еженедельных "листков", подлежавших переплету при завершении издания, которое мыслилось как единое литературное произведение. До 1774 в Санкт-Петербурге выходил еще ряд литературных журналов: "Парнасский щепетильник" М. Д. Чулкова (1770), "Трудолюбивый муравей" (1771), "Старина и новизна" (1772-73) В. Г. Рубана и др., но наиболее значительный след в истории литературы оставили журналы Новикова, в частности "Живописец" (1772-73), ряд публикаций которого стал важным фактом в развитии русской повествовательной прозы. Распространение идеологии масонства обусловило появление духовно-нравственных литературных журналов ("Утренний свет" Новикова, 1777-1779, затем в Москве; "Утренние часы", 1788-1789; "Беседующий гражданин", 1789), которые сыграли заметную роль в истории русского литературного языка - на их страницах происходило формирование русской нравственно-этической лексики. Последним крупным петербургским литературным журналом 18 в. стал основанный Е. Р. Дашковой "Собеседник любителей российского слова" (1783-1784), включавший разнообразный лит. материал и приближавшийся в жанровом отношении к будущему "толстому" литературному журналу 19 в. Отголоском расцвета 1769 года стали острые сатирические литературные журналы И. А. Крылова "Почта духов" (1789) и "Зритель" (1792; совм. с А. И. Клушиным и П. А. Плавильщиковым). Литературный отдел в просветительском "Санкт-Петербургском журнале" (1798) И. П. Пнина и А. Ф. Бестужева занимал незначительное место. Лидерство в литературной журналистике в конце 18 в. перешло к Москве, где осуществлялись важнейшие журнальные проекты Н. М. Карамзина (3; 28). Определенное значение в начале 19 в. имел литературный журнал И. И. Мартынова ("Северный вестник", 1804-1805, и др.), но окончательно летаргия петербургской литературной журналистики была преодолена в 1810-х гг., когда значительную роль в литературном процессе начали играть "Сын Отечества" Н. И. Греча, литературные журналы, связанные с деятельностью ВОЛСНХ ("Благонамеренный" А. Е. Измайлова, 1818-1826) и ВОЛРС ("Соревнователь просвещения и благотворения", 1818-1825) и др. Постепенно вырабатывался традиционный для 19 в. тип ежемесячного литературно-критического журнала (с делением на разделы и большим числом авторов), но до начала 1830-х гг. литературные журналы были еще очень близки к альманахам-сборникам, популярным в этот период (среди наиболее известных - "Полярная звезда"; "Северные цветы"; "Невский альманах", 1825-1833; "Подснежник", 1829-1830; "Новоселье" А. Ф. Смирдина, 1833-1834). Все литературные журналы выходили под жестким контролем цензуры. Середина 1830-х гг. ознаменована появлением "Библиотеки для чтения" О. И. Сенковского и "Современника" А. С. Пушкина, ставшего на короткое время лучшим литературным журналом России. С 1839 года положение ведущего литературного издания приобрели возобновленные А. А. Краевским "Отечественные записки", которые до перехода "Современника" к Н. А. Некрасову и И. И. Панаеву (1846) аккумулировали лучшие литературные силы страны (3; 30). Из прочих петербургских литературных журналов 1840-х гг. тематическим своеобразием выделялся "Финский вестник" (1845-1850; с 1848 "Северное обозрение"). Полемика между литературными журналами до 1840-х гг. не была еще столь значима в общественном отношении, поскольку большинство издателей, как и читателей, принадлежали главным образом к одному социальному кругу. Общественный подъем середины 1850-х гг. существенно изменил картину русской журналистики, отражением этого процесса стал раскол в "Современнике" после прихода в него в середине 1850-х гг. новой редакции во главе с Н. Г. Чернышевским. С этого времени каждый литературный журнал оказывался связан с определенной социальной прослойкой, репрезентируя ее художественные вкусы и общественные запросы. Идеологию "почвенничества", близкую славянофильской, представляли журналы братьев Достоевских "Время" и "Эпоха"; рупором радикальной части разночинной интеллигенции был журнал "Русское слово" Г. Е. Благосветлова; на консервативно-аристократического читателя был ориентирован журнал "Гражданин" князя В. П. Мещерского и т. д (3; 33). Частое закрытие литературных журналов и смена владельцев-издателей в целом не отражались на установившемся в России соотношении литературных и общественно-политических сил. Так, закрытый в 1866 "Современник" сменили арендованные Некрасовым у Краевского в 1867 "Отечественные записки"; закрытому "Русскому слову" наследовал радикальный журнал "Дело"; интересы либеральной интеллигенции представлял "Вестник Европы" М. М. Стасюлевича и т. д. За каждым литературным журналом закрепился относительно постоянный круг читателей и авторов, и публикация писателя определенной репутации в литературном журнале чуждого направления воспринималась как сенсация. Оживление общественной жизни в стране привело в 1860-х гг. ко второму после 18 в. расцвету сатирической журналистики: особую роль в литературной жизни сыграли созданное Н. А. Добролюбовым сатирическое приложение к "Современнику" "Свисток" (1859-1863) и журнал "Искра". Впоследствии собственно сатирический элемент в "тонких" еженедельных иллюстрированных литературных журналах снизился, и они существовали в качестве юмористических: наибольшей популярностью пользовались журналы "Стрекоза" (1875-1908, 1915-1918), "Шут" (1879-1914), "Осколки" (1881-1916) и др. На массового читателя были также рассчитаны развлекательные еженедельные иллюстрированные литературные журналы, из которых выделялись "Нива" А. Ф. Маркса, "Всемирная иллюстрация" (1869-98), "Живописное обозрение" (1872-1902, 1904-05), "Иллюстрированный мир" (1879-96), "Огонек" (1879-83, 1899-1918), "Родина" (1879-1917) и др. В литературных приложениях к ним, издававшихся в виде самостоятельных ежемесячных "тонких" журналов (они иногда выделялись в самостоятельное издание, как журнал "Труд", 1889-1896), публиковались не только произведения массовой беллетристики, но и сочинения ведущих русских писателей (10;36).
При императоре Александре III журнальная жизнь в Санкт-Петербурге потеряла свою остроту: разница в идеологических программах "толстых" литературных журналов, в число которых вошли также народнически настроенное "Русское богатство" и симпатизировавший зарождающемуся модернистскому движению "Северный вестник", была невелика. Чрезвычайным разнообразием отличалась петербургская литературная журналистика серебряного века. Новые эстетические направления породили неизвестный ранее тип литературно-художественного журнала, сочетавшего аполитичную утонченность словесно-изобразительного ряда с высоким уровнем полиграфического исполнения. "Мир искусства" С. П. Дягилева и "Аполлон" С. К. Маковского - как образцы этого типа литературного журнала - были связаны с символизмом, как и религиозно-философский журнал "Новый путь" и сменившие его "Вопросы жизни" (1905). Сугубо петербургское литературное явление - акмеизм - нашел отражение в том же "Аполлоне" (с 1913) и журнале "Гиперборей" (10; 44).
В условиях крайне обострившегося противостояния в обществе мощным идеологическим оружием стали беллетристические отделы крупнейших петербургских журналов. Значительные литературные силы объединили: издания общедемократического направления "Мир Божий" (позднее "Современный мир"), "Журнал для всех" (1896-1906) В. С. Миролюбова, "Современник" (1911-1915) и др.; печатные органы "легальных марксистов" "Начало" (1899) и "Жизнь"; близкий к эсерам журнал "Заветы"; занявший яркую антимилитаристскую позицию в период 1-й мировой войны 1914-1918 годов, журнал "Летопись" М. Горького и др. По-прежнему влиятельны были "Вестник Европы" и "Русское богатство". Политические события 1905 года вызвали к жизни третий и последний взрыв петербургской сатирической журналистики: журналы "Жупел", "Забияка", "Пулемет" (все 1905-1906), "Зритель" (1905-1906 и 1908), "Сигнал" (1905), "Адская почта", "Паяц" (оба 1906) были очень остры и потому быстро закрывались. Чуть позднее в число лучших столичных журналов вошел более умеренный "Сатирикон", от которого отделился "Новый сатирикон" (1913-1918). Вновь широкое распространение получили альманахи и сборники (сборники издательствава "Знание", "Шиповник", альманах Г. И. Чулкова "Факелы", 1906-08, мн. др.). Из детских литературных журналов яркостью литературных и художественных талантов выделялся журнал "Тропинка" (1906-1912); в разное время были популярны также детские журналы "Задушевное слово" (1877-1918), "Родник" (1882-1917), "Юный читатель" (1899-1906) и др., из иллюстрированных литературных журналов развлекательного характера - "Аргус" (1913-1917) (в числе проч. - "Пробуждение", 1906-1918; "Всемирная панорама", 1909-1918; "Солнце России", 1910-1916, и др.). В 1917-1918 все дореволюционные петроградские литературные журналы закрыты советскими властями. Нацеленные на создание новой культуры журналы "Пламя" (1918-1920) А. В. Луначарского, "Грядущее" (1918-1921) исчезли вместе с поддерживавшим их Пролеткультом. Столь же недолговечны, но значительны в литературном отношении были журналы, отразившие разнообразие культурной жизни Петербурга первых послереволюционных лет: издания "Дома искусств" и Дома литераторов; журналы "Вестник литературы" (1919-1922), "Книжный угол" (1918-1922) и др. Последним отзвуком символизма стал журнал-альманах издательства "Алконост" "Записки мечтателей" (1919-1922) (9; 15). Судьба изданий, пытавшихся в 1924 возродить в новых условиях дореволюционный тип "толстого" литературного журнала, сложилась по-разному: "Русский современник", сосредоточивший крупнейшие литературные силы страны, был вскоре запрещен, а "Звезда" стала основным журналом города в советское и постсоветское время. Новая идеология наполняла сложившуюся прежде номенклатуру периодических изданий: выходили сатирические журналы ("Бегемот", 1922-1928; "Смехач", 1924-1928; "Пушка", 1926-1929, и др.), детские журналы ("Северное сияние", 1919-1920; "Воробей", затем "Новый Робинзон", 1923-1925, и др.); иллюстрированные журналы ("Красная панорама", 1923-1930, и др.) и т. д. В 1930-х гг. журнальная жизнь в Ленинграде еще довольно разнообразна: издавались журналы "Резец" (1924-1939, с 1940 "Ленинград"), начинавшийся как сугубо пролетарское издание, а затем привлекавший к участию профессиональных писателей, "Перелом" (1930-1932), "Литературная учеба" (1930-1934, затем в Москве), "Литературный современник" (1933-1941, в 1930-1932 "Ленинград"), "Литературный Ленинград" (1933-1937) и др.; лучшие писатели и художники города участвовали в детских журналах "Чиж" и "Еж" и "Костер" (13; 22). Общую централизацию в сфере литературы, репрессии, а затем и Великую Отечественную войну пережили 2 ленинградских литературных журнала - "Звезда" и "Ленинград". Обрушив на них грубую и абсурдную критику, постановление Оргбюро ЦК ВКП(б) от 14.8.1946 заключило, "что для издания двух литературно-художественных журналов в Ленинграде в настоящее время не имеется надлежащих условий". В том же году "Ленинград" был закрыт. Лишь в 1955 к "Звезде" прибавился журнал "Нева", в 1969 появился молодежный литературный журнал "Аврора" - в условиях партийного контроля и цензурного давления эти 3 издания определяли облик ленинградской литературной периодики до середины 1980-х гг. Расцвет неподцензурной ленинградской литературы, распространявшейся в самиздате в 1950-1980-х гг., обусловил появление многих машинописных литературных журналов, более или менее политизированных и противостоявших официальным изданиям как структурой, так и литературным материалом: "37" (1976-1981), "Часы" (1976-1990), "Северная почта" (1979-1981); "Митин журнал" (с 1985) - единственное издание, продолжающееся полиграфическим способом и ныне, и др. (14; 23). Снятие цензурных запретов, политические потрясения, переход на новые финансово-организационные формы деятельности в конце 1980-х - сер. 1990-х гг. существенно преобразовали структуру периодической печати в Санкт-Петербурге, но значительных перемен в собственно литературной сфере не принесли – основными литературными журналами в городе остаются "Звезда" и "Нева". В начале 1990-х гг. широкий резонанс получил наследовавший традициям самиздата и быстро исчезнувший "Вестник новой литературы", на периферию литературной жизни ушел журнал "Аврора", авторитетом пользовался выходивший в 1999-2002 критико-библиографический журнал "Новая русская книга". В 2002 Б. Н. Стругацкий создал новый "толстый" литературный журнал - "Полдень. XXI век", посвященный научной фантастике (19; 34).
Большой популярностью "толстые" журналы пользовались в эпоху перестройки 1985 – начале 1990-х, когда они обсуждали общественные проблемы и печатались запрещенные ранее произведения. Невиданный ажиотаж вызвала т.н. "возвращенная литература": русские писатели-эмигранты первой, второй и третьей волны. Огромный интерес вызывали публикации, в которых пересматривалась официальная историческая концепция, и художественные произведения на историческую тематику (в особенности из эпохи Сталина). Однако постепенно внимание публики было в значительной степени отвлечено современными политическими новостями и событиями (15; 209).
Новейший период в истории журналистики начинается с 1990–1991, когда появляется возможность издания частных журналов. Но вместе с тем падает авторитет самой литературы и резко сужается круг читателей литературных, в особенности столь популярных некогда толстых журналов. Из возникших в 1990-х изданий можно выделить "Континент" (с 1990, выходил в Париже с 1974), "Новое литературное обозрение" (с 1992), в котором сочетаются новейшая литература и литературоведение, "Новая юность" (с 1993), "Арион" (с 1994) – журнал современной поэзии, где печатаются стихи, поэтическая проза, переводы, эссе, архивные материалы, литературоведческие статьи (15; 209). В заключение данной главы необходимо напомнить, что слово "журнал" произошло во Франции и означало сначала дневник, а потом ежедневную газету. В России журналы, как и все европейское, искусственно прививались. При Екатерине II они служили исключительно для увеселения и не пользовались общественным авторитетом. Однако, история русской литературной журналистики оказалась тесно связанной с политической историей страны. Зарождение ее произошло в Санкт-Петербурге и связано с первым и единственным журналом на русском языке "Примечание к ведомостям". В конце 18 века лидерство в литературной журналистике перешло к Москве, где осуществлялись важнейшие литературные проекты Н.М. Карамзина. Довольно быстро литературные журналы приобрели определенные традиции, которые редко нарушались. Часто закрытие одного журнала означало лишь возникновение нового на его базе. В начале 20 века мощным идеологическим оружием стали беллетристические отделы крупнейших литературных журналов. В советское время новая идеология стала насаждаться с помощью них, но подобных изданий становилось все меньше. В Ленинграде журнал "Звезда" был долгое время единственным, лишь в 1955 появилась "Нева", а в 1969 – "Аврора". До середины 80-х годов эти журналы определяли литературный облик Ленинграда. Расцвет их популярности совпал с эпохой перестройки, когда стало возможным печатать ранее запрещенные произведения. Глава II Влияние политической цензуры на специфику и принципы издания Литературно-художественного и общественно-политического журнала "Нева". 2.1. Культурная жизнь СССР в конце 40 - начале 90-х годов XX века. Цензура - (лат. censura), контроль официальных (светских или духовных) властей за содержанием, выпуском в свет и распространением печатной продукции, содержанием (исполнением, показом) пьес и других сценических произведений, кино-, видео- или фотопроизведений, произведений изобразительного искусства, радио- и телевизионных передач, а иногда и частной переписки, с тем чтобы не допустить или ограничить распространение идей и сведений, признаваемых этими властями нежелательными или вредными. По способам осуществления цензура подразделяется на предварительную и последующую. Предварительная цензура предполагает необходимость получить разрешение на выпуск в свет публикаций СМИ, книг, постановку пьес и т.д., последующая заключается в оценке уже опубликованных, выпущенных изданий, поставленных пьес и т.д. и принятии ограничительных или запретительных мер в отношении тех, которые нарушают требования цензуры (22; 312). Взаимоотношения культуры и власти в послевоенные годы отличались следующими моментами. Война нанесла значительный ущерб отечественной культуре, ее материальной базе. Были разрушены тысячи школ, сотни вузов и музеев, сожжены или вывезены за пределы страны сотни тысяч книг. С фронта не вернулись многие талантливые ученые, писатели, художники. Сократился выпуск специалистов в вузах. В трудных условиях послевоенного времени государство изыскивало средства для развития науки, народного образования, искусства. Возрождение разрушенных очагов культуры началось сразу же после изгнания врага с оккупированных территорий и продолжалось в последующие годы. Характерной чертой развития культуры в послевоенные годы было усиление вмешательства партийно-государственного аппарата в культурную жизнь общества. Сфера идеологии рассматривалась как некий "идеологический фронт", где главный удар следовало направить против остатков буржуазных взглядов и низкопоклонства перед культурой буржуазного Запада, против отступления от марксизма в науке, литературе и искусстве (21; 88). Требования к работам творческий интеллигенции нашли отражение в постановлениях ЦК партии второй половины 40-х годов по вопросам литературы и искусства. В числе первых появилось постановление "О журналах "Звезда" и "Ленинград" (1946 г.). Поводом для него послужила публикация в журнале "Мурзилка" рассказа М.М. Зощенко "Приключения обезьянки", перепечатанного затем литературным журналом "Звезда". Политическая оценка детского рассказа М.М. Зощенко была дана на заседании Оргбюро ЦК партии, где присутствовали И.В. Сталин, секретарь ЦК по вопросам идеологии А.А. Жданов, другие идеологические работники, писатели. Повести, рассказы и стихи ряда авторов были признаны несовместимыми с социалистическим мировоззрением. М.М. Зощенко был обвинен в безыдейности, вульгарности и аполитичности. В постановлении и в разъясняющих его публикациях содержались политические обвинения и оскорбления в адрес А.А. Ахматовой, М.М. Зощенко и других советских литераторов (7; 36). Одностороннюю, неоправданно резкую оценку творчества группы талантливых драматургов и композиторов, деятелей театра и кино содержали постановления ЦК партии "О репертуаре драматических театров", "О кинофильме "Большая жизнь", "Об опере "Великая дружба" В. Мурадели" и др. Эти постановления тяжело отразились на творческих судьбах отдельных деятелей культуры, на последующем развитии литературы и искусства (7; 36). Административное вмешательство в творческую деятельность представителей культуры, борьба с "буржуазной идеологией", политические оценки художественного творчества и научной работы вызывали глубокие деформации в развитии духовной жизни общества. Эпоха "Оттепели" и активность художественной интеллигенции в это время выражалась в следующем. Либерализация общественно-политической жизни дала мощный импульс для развития литературы и искусства. Было ослаблено идеологическое воздействие на творчество художественной интеллигенции. В 1958 г. ЦК КПСС принял постановление "Об исправлении ошибок в оценке опер "Великая дружба", "Богдан Хмельницкий", "От всего сердца". Были реабилитированы многие деятели культуры жертвы политических репрессий. Стали издаваться книги А. Веселого, П.Н. Васильева, И.Э. Бабеля и др. (8; 212).
Оживлению духовной жизни общества способствовало возникновение новых творческих союзов. Были сформированы Союз писателей РСФСР, Союз художников РСФСР, Союз работников кинематографии СССР. Появились не издававшиеся ранее литературно-художественные и общественно-политические журналы "Москва", "Нева", "Иностранная литература", "Юность" и др. В столице был открыт новый драматический театр "Современник", основу труппы которого составили выпускники школы-студии МХАТ. Проводились литературные вечера известных писателей и поэтов (12; 28).
В конце 50-х начале 60-х годов состоялось несколько встреч партийно-государственных руководителей с представителями художественной интеллигенции. Участие в них принимали Н.С. Хрущев и секретарь ЦК по идеологии Л.Ф. Ильичев. Отношения главы государства с деятелями литературы и искусства складывались непросто. Работа по восстановлению законности, по реабилитации невинно осужденных лиц принесла Н.С. Хрущеву широкую популярность. Однако его попытки вмешательства в творческую лабораторию работников культуры, некомпетентность и категоричность в оценках их творчества привели к потере им авторитета. Определенную роль в этом сыграла организованная не без ведома Н.С. Хрущева травля талантливого писателя и поэта Б.Л. Пастернака. В 1958 г. за роман "Доктор Живаго", запрещенный к изданию в СССР и опубликованный за рубежом, Б.Л. Пастернак был удостоен Нобелевской премии по литературе. В том же году его исключили из состава Союза писателей СССР и вынудили отказаться от Нобелевской премии (12; 34). В начале 60-х годов усилились идеологический нажим на культурную жизнь и методы диктата в руководстве ею. Активизировали работу органы цензуры. Объявленная "коллективным руководством" страны демократизация общественно-политической и культурной жизни обернулась ее временной либерализацией (12; 36). Решающее воздействие на развитие художественного творчества в послевоенные годы оказала победа Советской страны в Отечественной войне. Военная тема заняла большое место в литературных произведениях. Были опубликованы такие значительные книги о войне, как "Повесть о настоящем человеке" Б.Н. Полевого, повесть В.П. Некрасова "В окопах Сталинграда". К теме Отечественной войны обращались писатели "фронтового поколения" — Г.Я. Бакланов, В.В. Быков. События военных лет были главной темой в творчестве многих кинодраматургов и кинорежиссеров ("Подвиг разведчика" Б.В. Барнета, "Молодая гвардия" С.А. Герасимова и др.). Вместе с тем в литературе и искусстве конца 40-х годов появились произведения, искажавшие исторические события, прославлявшие главу государства И.В. Сталина. Их появлению способствовала практика жестокого контроля над творчеством художественной интеллигенции со стороны партийно-государственных органов власти. Пример тому переработка писателем А.А. Фадеевым после критики сверху романа "Молодая гвардия". Причиной критики книги было "недостаточное" отражение руководящей роли партии в организации сопротивления врагу в Донбассе в годы Отечественной войны. В литературе 50-х годов возрос интерес к человеку, его духовным ценностям. Из повседневной жизни с ее коллизиями, сложными взаимоотношениями людей пришли на страницы романов герои Д.А. Гранина ("Искатели", "Иду на грозу") и Ю.П. Германа ("Дело, которому ты служишь", "Дорогой мой человек") и др. Росла популярность молодых поэтов Е.А. Евтушенко, А.А. Вознесенского, Б.Ш. Окуджавы. Литература пополнилась интересными произведениями о жизни послевоенной деревни (очерки В.В. Овечкина "Районные будни" и "Записки агронома" Г.Н. Троепольского). Широкий резонанс общественности получил роман В.Д. Дудинцева "Не хлебом единым", где впервые была поднята тема незаконных репрессий в Советском государстве. Однако со стороны руководителей страны это произведение получило негативную оценку. Во время одной из встреч с деятелями литературы и искусства Н.С. Хрущев подверг резкой критике автора и его роман. Но тема репрессий, сталинских лагерей не ушла из литературы. Наиболее значительным произведением на эту ранее запретную тему была повесть А.И. Солженицына "Один день Ивана Денисовича" (12; 16). Развитие культуры в период после хрущевской "оттепели" носило противоречивый характер. Открывались новые школы и вузы, кинотеатры и дома культуры, создавались научно-исследовательские институты. Только за период с 1965 по 1980 г. начали действовать свыше 570 новых музеев. Развивались средства массовой информации: радио, телевидение. На 89 языках народов СССР и 66 языках народов других стран издавалась художественная и научная литература. Вместе с тем субсидирование культуры из госбюджета постоянно было недостаточным; к началу 80-х годов оно велось по "остаточному" принципу. Усилилось административное воздействие на культуру, руководство ею со стороны государственных органов власти, прежде всего Министерства культуры. В постановлениях ЦК КПСС ("О литературно-художественной критике", "О работе с творческой молодежью" и других) определялись задачи литературы, искусства и науки, оценивались успехи и просчеты в их развитии. Опека со стороны партийно-государственных органов вызывала протесты многих деятелей культуры (12; 54). Усиление идеологического нажима, ужесточение цензуры приводили к появлению двух видов художественного творчества. Печатались и становились известными широкому кругу читателей лишь литературные работы, не отступающие от принципов социалистического реализма, способствующие в соответствии с установками сверху коммунистическому воспитанию трудящихся. Произведения, противоречащие этим принципам, не взирая на их художественные достоинства, не получали официального разрешения на публикацию. Не имея возможности печататься в СССР, некоторые писатели публиковали свои книги за рубежом. Все подобные публикации рассматривались официальными властями как "предательство" авторов книг. Именно так было расценено появление на Западе рассказов писателей АД. Синявского и Ю.М. Даниэля (произведения обоих были опубликованы под псевдонимами). Они были арестованы, преданы суду, а затем высланы за границу(12; 70). О завершении "оттепели" в духовной жизни общества свидетельствовало организованное властями осуждение книги историка А.М. Некрича "22 июня 1941 г.". В ней автор попытался показать причины тяжелых поражений Советского Союза в первые месяцы Отечественной войны. Книга была подвергнута незаслуженно резкой критике, а ее автор исключен из рядов КПСС (12; 74). В 70-е годы усилилось противостояние между партийно-государственным руководством и представителями науки, литературы и искусства. Углубление консервативных начал в управлении культурой содействовало росту оппозиционных настроений среди части интеллигенции. На рубеже 80-90-х годов произошли изменения правительственной политики в духовной жизни общества. Это выразилось, в частности, в отказе органов руководства культурой от административных методов управления литературой, искусством, наукой. Ареной острых дискуссий общественности стала периодическая печать — газеты "Московские новости", "Аргументы и факты", журнал "Огонек". В публикуемых статьях предпринимались попытки разобраться в причинах "деформаций" социализма, определить свое отношение к "перестроечным" процессам. Обнародование неизвестных ранее фактов отечественной истории послеоктябрьского периода вызывало поляризацию общественного мнения. Значительная часть либерально настроенной интеллигенции активно поддержала реформаторский курс М.С. Горбачева. Но многие группы населения, в их числе специалисты, научные работники, видели в проводимых реформах "измену" делу социализма и активно выступали против них. Различное отношение к происходящим в стране преобразованиям приводило к конфликтам в руководящих органах творческих объединений интеллигенции (19; 37).
В конце 80-х годов несколько московских литераторов сформировали альтернативный Союзу писателей СССР комитет "Писатели в поддержку перестройки" ("Апрель"). Идентичное объединение было сформировано ленинградскими литераторами ("Содружество"). Создание и деятельность этих групп привели к расколу Союза писателей СССР. О поддержке происходивших в стране демократических преобразований заявил созданный по инициативе ученых и литераторов "Союз духовного возрождения России". В то же время часть представителей интеллигенции негативно встретила курс на "перестройку". Взгляды этой части интеллигенции получили отражение в статье преподавательницы одного из вузов Н. Андреевой "Не могу поступаться принципами" (19; 46).
В литературе и искусстве второй половины 60-х конца 80-х годов отчетливо видны две линии развития. Первая официально признанная. Она была представлена публикуемыми повестями и рассказами, экспонируемыми на выставках художественными полотнами, исполняемыми со сцен драматическими и музыкальными произведениями. Кроме того, существовало неизвестное или малоизвестное большинству читателей и зрителей творчество деятелей культуры, созданное не в рамках традиционного метода социалистического реализма. Некоторые из произведений официального искусства, высоко оцененные в свое время руководящими органами культуры, оказались "однодневками". И, наоборот, многие работы второго, непризнанного ранее направления заняли видное место в отечественной культуре (19; 73). Повысился интерес писателей к историческому прошлому страны. Мемуарная литература пополнилась воспоминаниями известных военачальников периода Отечественной войны (книги Г.К. Жукова "Воспоминания и размышления", A.M. Василевского "Дело всей жизни" и др.). Однако многие талантливые произведения, написанные в этот период, не смогли преодолеть цензурных запретов и увидели свет спустя длительное время. Картины и литературные произведения на исторические темы могли увидеть свет лишь в том случае, если они соответствовали сложившимся официальным взглядам на события прошлого. В то же время была открыта "зеленая улица" для публикации произведений заведомо слабых, но соответствующих идеологическим основам социалистической культуры. Во второй половине 70-х годов были опубликованы многомиллионными тиражами книги Л.И. Брежнева "Малая земля", "Целина" и "Возрождение". Книги-воспоминания, написанные по заданию Генерального секретаря ЦК КПСС, носили публицистический характер и предназначались в основном для изучения в сети партийной учебы. Однако правление Союза писателей СССР сочло возможным принять Л.И. Брежнева в ряды писательского Союза (19; 116). Запрещенные властями литературные произведения печатались, как правило, в "Самиздате". Этим путем пришли к читателю впервые книги А.И. Солженицына "Архипелаг ГУЛАГ', А.П. Платонова "Чевенгур", БЛ. Пастернака "Доктор Живаго" (19; 117). Годы "перестройки" преобразили художественную жизнь страны. На страницах журналов "Новый мир", "Октябрь", "Знамя" и других периодических изданий появились произведения поэтов и прозаиков, погибших в годы революции, во время репрессий. Печатались стихи Н.С. Гумилева, О.Э. Мандельштама. Увидели свет произведения русских зарубежных писателей, покинувших Россию в 20-е годы (И.А. Бунина, Г.В. Иванова, Д.С. Мережковского, В.Ф. Ходасевича, В.В. Набокова и др.). Спустя сорок с лишним лет после принятия было признано ошибочным постановление ЦК партии о журналах "Звезда" и "Ленинград". Появились негосударственные (кооперативные) издательства и издательские группы. Их усилиями были возвращены в литературу и философию произведения лиц, судьба которых сложилась трагически в условиях Советской России. Публиковались книги религиозных философов первой трети XX века Н.А. Бердяева, В.В. Розанова, П.А. Флоренского. Был опубликован роман В. Гроссмана "Жизнь и судьба", некогда конфискованный у него органами госбезопасности (19; 121). 2.2. Принципы издания Литературно-художественного и общественно-политического журнала "Нева". Журнал "Нева" основан в 1955 году в качестве официального органа Ленинградской писательской организации. День рождения - 16 апреля. Место рождения - г. Ленинград, ныне Санкт-Петербург. Основатель и первый главный редактор журнала: А. И. Черненко. Главные редакторы: С. И. Воронин - с 1957 по 1964 год; А. Ф. Попов - с 1964 по 1979 год; Д. Т. Хренков - с 1979 по 1984 год; Б. Н. Никольский - с 1984 по настоящее время (8; 212). За минувшие годы на страницах журнала увидели свет произведения таких писателей как Владимир Дудинцев, Лидия Чуковская, Александр Солженицын, Вениамин Каверин, Юрий Нагибин, Дмитрий Лихачев, Федор Абрамов, Виктор Конецкий, Даниил Гранин, Борис и Аркадий Стругацкие. Именно "Нева" познакомила читателей с "Большим террором" Роберта Конквеста и романом Артура Кестлера "Слепящая тьма". Сегодня журнал стремится оставаться верным традициям петербургской литературной периодики. На страницах "Невы" читатель найдет современную прозу и философскую лирику как известных мастеров литературы, так и тех, кому еще только предстоит обрести популярность. Разные характеры, разные герои в разных жизненных ситуациях проходят перед читателем. Однако главным персонажем публикаций журнала, главным его героем является сам Петербург: его культура, история, его обитатели и подвижники. "Физиология Петербурга", "Домашние архивы петербуржцев", "Быль и миф Петербурга", "Петербургские сновидения", "Загадки российской музы", "Петербург под микроскопом" - вот лишь некоторые названия рубрик, под которыми публикуются как художественные произведения, так и строго документальные свидетельства ярких и драматических судеб, значительных исторических событий, уникальные архивные находки. Естественно, что предпочтение отдается петербургским прозаикам, поэтам, публицистам. Но на страницах "Невы" (особенно в последнее время) широко представлены и московские писатели, и литераторы, живущие в других городах России, а также за рубежом. "Нева" стремится к тому, чтобы на страницах публикуемых повестей, рассказов, романов отражалась судьба современного человека, современного общества. Есть у журнала еще одна цель - это сохранение человеческой памяти; т.е. публикация дневников, мемуаров, эпистолярного наследия. В частности, печатаются совершенно уникальные блокадные дневники, фронтовые письма, мемуары о годах репрессий. Каков главный принцип подбора сотрудников? Есть редакторы отделов, за чьими плечами уже два-три десятилетия работы в "Неве", есть и молодые сотрудники. Но основное требование ко всем одно: чтобы человек был предан журналу. Сегодня, когда в силу экономических причин невозможно прельстить людей высокой зарплатой, главным стимулом становится любовь к журнальному делу, к литературе.
Основные проблемы современной литературной журналистики заключаются в нескольких аспектах. Одно время наметился опасный крен: этакое самокопание. Героем таких произведений, как правило, является литератор, успешный или, наоборот, неудачливый, подробно исповедующийся о том, сколько, когда и с кем он выпил, знающий атрибуты окололитературной жизни и не выходящий за ее замкнутый круг. Писать же о тех людях, кто, как говорится, в поте лица добывает свой хлеб насущный, считалось едва ли не плохим тоном. Сейчас эта тенденция преодолевается.
Это первое. И второе. В наше время идет очень серьезная борьба между так называемой массовой культурой, а точнее говоря - антикультурой, проповедующей вседозволенность, безнравственность, жестокость (наиболее активным проповедником такой антикультуры, к сожалению, нередко оказывается телевидение), и подлинной культурой, отстаивающей принципы человечности, добра, сострадания. Сегодня многие новоявленные "властители дум" пытаются убедить нас, что если чего и недостает нашему обществу, так это "буржуазности" с ее стремлением к обогащению, к успеху любой ценой, с ее пренебрежением к судьбе "униженных и оскорбленных". От того, кто окажется победителем в этой борьбе, какие принципы возьмут верх, зависит не только судьба самой культуры, но и судьба нашего народа, нашего общества, нашего государства (23). Еще одна проблема связана с потерей популярности журнала "Нева". В 1950 - 1980-х годах издание пользовалось большим авторитетом, а главное - популярностью среди обычных людей, которые просто любили читать и следили за литературными тенденциями. Сейчас авторитет и уважение коллег остались, популярность исчезла. "Звездная пора закончилась, - признался главный редактор журнала "Нева" Борис Никольский на юбилейном заседании в Доме журналиста, - но прошлое до сих пор оказывает сильное влияние на настоящее". Нынешний тираж - три с небольшим тысячи экземпляров, с подпиской туго, круг читателей весьма узкий. Такой узкий, что иногда кажется, будто читают журнал-юбиляр только сами авторы и их друзья. С техническими проблемами, связанными с подпиской и распространением, обещал помочь справиться комитет по печати и взаимодействию со СМИ. Но пока что молодой активный успешный человек с "Невой" в руках - чуть ли не фантастическая картинка. В чем причина? Возможно, в некоторой консервативности, в желании сохранить литературные традиции и память. В намеренном соперничестве с книгами, которые сметают с книжных полок в один день. "Да, мы консерваторы", - говорят сотрудники, которые служат в редакции так давно, что по праву называются ветеранами. Тем не менее, журнал, по мнению многих литераторов, до сих пор активно участвует в литературном процессе (23). Литературно-художественный журнал "Нева" пользовался большой любовью и популярностью в советское время. Запрещенная ранее литература получала доступ к читателю именно на страницах данного издания. 2.3. Политическая цензура Литературно-художественного и общественно-политического журнала "Нева". Самые хорошие, самые счастливые, времена журнала – это, безусловно, годы "перестройки". Именно тогда впервые ощутился вкус свободы, свободы, которая добывалась нелегко, непросто, но добывалась. Именно в те годы на страницах "Невы" появились такие произведения, как "Белые одежды" В. Дудинцева, "Софья Петровна" и "Записки об Анне Ахматовой" Л. Чуковской, "Слепящая тьма" А. Кестлера, "Большой террор" Р. Конквеста (кстати, Р.Конквест стал настоящим другом журнала), "Град обреченный" А. и Б. Стругацких, "Эпилог" В. Каверина, проза В. Конецкого, Д. Гранина, Р. Погодина . (23) В юбилейном номере журнала публиковалось небольшое исследование А. Блюма о тех цензурных репрессиях, которые испытывала "Нева" на протяжении всей своей истории. В частности, автор исследования на основе рассекреченных теперь документов приводит характерный пример: в 1963 году из одного только номера журнала было снято горлитом 7 (семь!) материалов. Это были самые плохие времена для журнала. В первом номере журнала “Нева” 1955 года, на фронтисписе, была помещена фотография Ильи Голанда “Ледоход на Неве” под символическим названием “Лед тронулся…”. Тогда творческая интеллигенция Ленинграда была заинтересована в толстом журнале и возлагала на него большие надежды (23). Идеологический погром, устроенный Ждановым в августе 1946 года, оставил городу, всегда находившемуся под некоторым подозрением, лишь один литературный журнал — “Звезду”. Власти смилостивились лишь в начале “оттепели”: в 1955 году позволено было преобразовать выходивший до этого “Ленинградский альманах” в литературный журнал. Из 50-летней истории “Невы” приблизительно две трети пришлось на годы тотальной вездесущей и всепроницающей цензуры и, конечно, контроля со стороны партийных идеологических инстанций, которым она, цензура, непосредственно подчинялась. Сотрудники журнала, знавшие редакционную кухню изнутри, оставили ряд ценнейших свидетельств о том, в каких условиях приходилось издавать “Неву”, повествуя о горестных и в то же время курьезных эпизодах столкновения журнала с местным Горлитом. В то же время им, как правило, оставались неизвестны документы самого Ленинградского государственного управления по охране государственных тайн в печати (Ленгорлита), ибо они никогда не выдавались на руки и составляли тайное тайных. Рассекреченные лишь в последние годы, они в существенной мере дополняют и проясняют воспоминания сотрудников. Такие документы, хранящиеся преимущественно в особом архивном фонде Ленгорлита, и положены в основу данной части нашей работы. Следуя принципам хроники, мы представили их по годам, но временные интервалы между ними вовсе не означают, что в это время цензура бездействовала. Для настоящей главы выбраны лишь наиболее выразительные эксцессы (4; 238). ГОД 1960-й “Нева” решает впервые в СССР опубликовать знаменитый роман Эрнеста Хемингуэя “По ком звонит колокол”. Судьба этого романа в СССР вообще складывалась драматически (в свое время в СССР ходила такая шутка: “Обком звонит в колокол”). “Обком” и верно зазвонил, и даже рангом повыше — в Управлении агитации и пропаганды ЦК партии, когда в 1940 году этот роман решил напечатать журнал “Интернациональная литература”. Управление тогда сообщало Жданову: “ совершенно неприемлемо, в искаженном виде изображает Хемингуэй коммунистов… Идейный смысл романа „По ком звонит колокол” заключается в стремлении показать моральное превосходство буржуазно-демократической идеологии над идеологией коммунистической; поэтому, несмотря на то, что роман написан с сочувствием делу борьбы испанского народа против фашизма, печатать его нельзя”. Крупнейший роман Хемингуэя не мог увидеть света в СССР даже в годы оттепели. Три, по крайней мере, последующие попытки публикации русского перевода, предпринятые “Невой”, “Новым миром” и “Иностранной литературой”, пресечены на самом верху — в ЦК КПСС. Запрет был наложен самой “Пасионарией” — Долорес Ибаррури, увидевшей в нем поклеп на деятелей Республиканской армии. В “Записке Отдела культуры ЦК КПСС”, датируемой 25 января 1958 года, говорилось: “Переводчики и близкие к ним люди настойчиво рекомендовали издательствам роман Хемингуэя „По ком звонит колокол”, описывающий события 1936–1938 годов в Испании с позиций, враждебных прогрессивным силам”.
Но вернемся к “Неве”. Газета “Советская Россия” 19 февраля 1960 года поместила небольшую заметку “нашего корреспондента” под названием “Очень рад… Хемингуэй”. Имеет смысл процитировать ее полностью — настолько точно она передает дух и стилистику времени: “Роман одного из крупнейших американских писателей Эрнеста Хемингуэя „По ком звонит колокол” рассказывает о событиях в Испании тридцатых годов, о мужестве — борцах с фашизмом, о тех, кто пришел на помощь республиканцам. На русском языке эта книга еще не издавалось. Недавно этот роман был переведен для редакции ленинградского журнала „Нева”. Но как получить согласие автора на публикацию его произведения? Где сейчас Хемингуэй, который много времени проводит в путешествиях? Ответ на этот вопрос дали газеты: первый заместитель Председателя Совета министров СССР А. И. Микоян посетил писателя в Гаване. Из Ленинграда на Кубу полетела телеграмма: „Литературный журнал “Нева”, открывший год окончанием романа Шолохова “Поднятая целина”, от имени 121 тысячи своих подписчиков и многочисленных читателей просит Вас разрешить публикацию романа “По ком звонит колокол””. Через сутки пришел короткий ответ: „Очень рад, что вы печатаете роман. Лучшие пожелания. Хемингуэй”. Роман американского писателя будет опубликован в ближайших номерах „Невы””.
Обещание не было выполнено “по не зависящим от редакции обстоятельствам”, как изящно писали дореволюционные редакторы журналов, намекая на цензурный запрет. Более того — даже заметка, в которой говорилось лишь о намерении журнала, названа была в особой “Записке Отдела Культуры ЦК КПСС” “крикливой”, а “характеристика романа Э.Хемингуэя, содержащаяся в этой заметке — несостоятельной, самый же факт обращения “Невы” к Хемингуэю “является ошибкой”. Приведем письмо М. Шолохова Е.А. Фурцевой, секретарю ЦК КПСС (с 1956 г.), министру культуры СССР (с мая 1960 г.).: Е. А. Фурцевой 17 апреля 1960 г. Вешенская. Дорогая Екатерина Алексеевна! Ленинградский журнал "Нева", опубликовавший вторую книгу "Поднятой целины", решил опубликовать, разумеется, с соответствующими купюрами, роман Э. Хемингуэя "Под звон колокола". С Хемингуэем списались по этому поводу и получили его согласие. В редакции "Невы" работают инициативные и любящие литературу люди. Журнал "Нева" стараниями этих людей давно перерос масштабы областного журнала и по праву приобрел всесоюзную известность. Об этом говорит хотя бы тираж журнала, превысивший тиражи таких журналов, как "Новый мир", "Москва", "Знамя", "Звезда" и др. Не мне говорить Вам о том, как важно было бы привлечь на нашу сторону Хемингуэя, и, думается, неспроста нанес ему визит А. И. Микоян, будучи на Кубе. А этого можно достигнуть, публикуя у нас Хемингуэя, не ограничиваясь одними лишь хвалебными отзывами о его творчестве. Сейчас стоит вопрос о передаче романа Хемингуэя журналу "Международная литература". Это несправедливо, на мой взгляд. Пусть публикует "Нева". Кроме этого, такое решение вызовет недоумение у самого Хемингуэя, и даст повод буржуазной печати сочинять небылицы о том, что наши журналы не могут распоряжаться своими портфелями по своему усмотрению. Я очень прошу Вас принять зам. редактора "Невы" т. Серебровскую и члена редколлегии т. Хватова. Они Вам подробно изложат всю историю с романом Хемингуэя, а я, пользуясь случаем, шлю Вам сердечный привет и свои добрые пожелания! Ваш М. Шолохов. 17.4.60 г. Комиссия ЦК КПСС по вопросам идеологии постановила: “Признать нецелесообразным публикацию в советском журнале романа Э. Хемингуэя „По ком звонит колокол”. Указать и. о. главного редактора журнала „Нева” Серебровской Е. П. на допущенную ошибку, выразившуюся в организации рекламной шумихи вокруг этого произведения”. Не помог и М. А. Шолохов. Но тщетно: роман был запрещен к публикации. Сама Е. Серебровская, специально летавшая к Шолохову, была вызвана на “ковер” в ЦК. Речь курировавшего литературу Д. А. Поликарпова (правой руки Суслова), по ее воспоминаниям, состояла из резких политических упреков: “Вы что, хотите нас с братскими партиями поссорить?”. Е. П. Серебровская, стоявшая у истоков журнала, была уволена из редакции. Но вот что интересно: сам агитпроп (тогда он назывался Идеологическим отделом ЦК КПСС) повелел перевести на русский язык и издать роман, но для, так сказать, “внутреннего употребления”. Он вышел в Издательстве иностранной литературы в 1962 году мизерным тиражом (300 экз.), с грифом “Рассылается по специальному списку. №…”. Все экземпляры предназначались исключительно для высшего слоя партийной номенклатуры, поскольку, как говорилось в предисловии, в нем “…встречается ряд моментов, с которыми трудно согласиться. Так, например, обращает на себя внимание не совсем правильная трактовка образов коммунистов, бесстрашных и мужественных борцов с фашизмом в трудное для испанского народа время”. Книга не поступила ни в одну из библиотек; даже в бывших спецхранах крупнейших книгохранилищ (петербургских, во всяком случае), обладавших правом получения “обязательного экземпляра”, она отсутствует. Цензурная эпопея растянулась почти на 30 лет и закончилась только в 1968 году, когда вышло 4-томное собрание сочинений Хемингуэя, в 3-й том которого наконец вошел роман, но со значительными (более чем 20) купюрами (6; 243). ГОД 1963-й Установка на ползучую ресталинизацию, наметившуюся уже в самом начале 60-х годов, вызвала ряд репрессивных мер, направленных против публикаций “Невы”. Сверху спущено было распоряжение цензорам: поменьше разрешать (а еще лучше — вообще не дозволять) публикацию материалов, посвященных опасной теме: “партия уже все сказала…”. Велено было “не трогать Сталина” и тему репрессий эпохи Большого террора, не говоря уже о более ранних и позднейших временах. Идеологическое табу продолжало действовать более 20 лет — до начала “перестройки”. Оттепель сменилась идеологическими заморозками. Партийные инстанции и практические исполнители их воли в лице цензоров Леноблгорлита тотчас же обратили внимание на “крайне нежелательное” в этом отношении направление “Невы”. Претензии вызвал 4-й номер журнала, о котором 13 марта 1963 года доносил цензор И. А. Федоровский в специальной докладной записке, адресованной все тому же начальнику Ленгорлита “тов. Арсеньеву Ю. М.”: “Мною прочитан журнал „Нева”, № 4, 1963, ответственный редактор Воронин С. В этом журнале помещены произведения о советских лагерях: Л. Семин. „Один на один”. С. Воронин. „К поезду”. На мой взгляд, эти произведения опубликовывать нецелесообразно, так как содержание указанных произведений не отвечает требованиям ЦК КПСС, изложенным в выступлениях и докладах Н. С. Хрущева на встречах с руководителями партии и правительства с деятелями литературы и искусства. Кроме того, в этом же номере помещены стихи А. Яшина „Таруса”, посвященные К. Паустовскому, а также В. Кулемина „Только о любви к тебе”. Указанные стихи являются идеологически невыдержанными и политически вредными.
Имена поэта Александра Яшина, так же, как Паустовского, возникли в этом контексте не случайно. Поэт подвергался злобным идеологическим нападкам после публикации во 2-м сборнике “Литературная Москва” (М., 1956) знаменитого рассказа “Рычаги”, а К. Г. Паустовский попал на заметку после выхода не менее знаменитого сборника “Тарусские страницы” (Калуга, 1961), который вышел по его инициативе и под его редакцией. Да и установка поэта на “ожесточенное молчание” не могла не вызвать появления в сознании читателя “неконтролируемых ассоциаций”, о которых постоянно твердила цензура. Ленгорлит пошел и на такую крайнюю меру, как прекращение публикации. Продолжения романа известного прозаика Л. Семина (1927–1978) “Один на один” в № 4 читатель так и не увидел: опять-таки в связи с тем, что в нем затрагивалась опасная тема. Роман повествует о судьбе молодого офицера, ленинградца Алексея Клочкова, попавшего в плен и оказавшегося в одном из фашистских концлагерей. Бежав из лагеря и очутившись в расположении советских войск, он подвергается долгим и унизительным допросам в СМЕРШе, обвинениям в сотрудничестве с “власовцами” и других грехах… Обиделся цензор и за Сталина:
“В стихах В. Кулемина под видом борьбы с последствиями культа личности автор по существу клевещет на нашу советскую действительность. Вышеуказанные стихи опубликовывать, на мой взгляд, нецелесообразно”. Вообще надо сказать, 1963 год стал несчастливым для журнала. В итоговой справке перечислено свыше 20 произведений, запрещенных к публикации или подвергшихся “купюризации”. Только из 4-го номера изъято 7 текстов. Среди них — два рассказа главного редактора “Невы” С. Воронина “В старом вагоне” и “К поезду”, два стихотворения Н. Н. Кутова, повесть В. С. Шефнера “Счастливый неудачник” и другие произведения. В повести поэта и прозаика С. М. Бытового “Счастье на семь часов раньше”, “в которой упоминаются репрессии во время так называемого „Ленинградского дела”, велено изъять несколько страниц. Рассказы С. Воронина были изъяты из номера (вместо них появился рассказ “Гантиада”), так же как и повесть Вадима Шефнера: он смог опубликовать ее лишь через 2 года в сборнике с одноименным названием. Изрядно был пощипан и следующий, 5-й, номер “Невы” за 1963 год: сняты следующие материалы: Е. Мин. Снята сказка для взрослого „Заячья душа” как двусмысленное произведение, В. Солоухин. „Дом и сад”, как пропагандирующий частнособственническую тенденцию, В. Солоухин „Бутылка старого вина” как пустое и мелкое произведение, Н. Альтман. Снят рисунок „В. И. Ленин”, искажающий образ В. И. Ленина. Из 12-го номера удален целый ряд стихотворений — Н. Ушакова, А. Гитовича („О переводах”), Н. Кустова („Ива”), А. Решетова („стихотворение без названия”), А. Гольдберга („Так пел акын”)”. Специальный раздел “Справки” посвящен так называемым “перечневым вмешательствам”, под которыми подразумевались нарушения различных параграфов “Перечня сведений, запрещенных в открытой печати”. Как доносил один из цензоров, в 1963 году он вынужден был сделать целый ряд “перечневых вмешательств”, то есть купюр: например, в № 9 — в повести Новоселова “Младшая сестра”: “Он работает в научно-исследовательском институте им. академика Крылова”. Так он назвал известную всем жителям города Военно-морскую академию на Черной речке. В № 10, по его словам, “… показаны аэродромы в Имане, Бекине, Удэге, закрытый завод „Электроприбор” им. Энгельса”. Одно из замечаний выглядит непонятным современному молодому читателю: “В нескольких журналах показаны Германия, Вьетнам”. Здесь имеется в виду, что эти страны не разделены по принадлежности к разным политическим блокам: не было Германии, но ГДР и ФРГ, не было Вьетнама, а Демократическая Республика Вьетнам и Южный Вьетнам. Постоянные нарушения идеологических табу в 1963 году переполнили чашу терпения партийных органов: тогда ряд членов редколлегии “Невы” был выведен из ее состава, а главный редактор, С.Воронин, смещен за допущенные журналом “цензурные прорывы” (12; 228). ГОД 1973-й Несмотря на “перетряхивание кадров” в редакциях журналов, чем очень любили заниматься партийные органы, время от времени в “Неве” обнаруживались “нарушения государственной и военной тайны”. В 1973 году начальник Ленгорлита Б. А. Марков направил главному редактору журнала “Нева” тов. Попову А. Ф. такое “предупреждение”: “За первую половину 1973 года в верстках журнала „Нева” в 20 случаях исключены сведения, запрещенные к опубликованию в открытой печати. Между тем, директивными органами установлен следующий порядок подготовки рукописей к печати: „Редакции журналов обязаны провести тщательную проверку сдаваемых в печать материалов и до сдачи в набор удалить из текста сведения, не подлежащие открытому опубликованию” („Единые правила печатания несекретных изданий”, общие положения). Ответственность за содержание сдаваемых в печать материалов несет редакция журнала. Невыполнение этих обязанностей со стороны редакции может привести к утечке сведений, запрещенных к открытому опубликованию. Настораживает, что в шести номерах текущего года Управление вынуждено было сделать уже 20 вмешательств (за весь прошлый год их было 16). Достаточно сказать, что из версток мартовского, майского и июльского номеров были изъяты сведения по вопросам охраны государственных границ СССР (повести И. Дворкина „Восемь часов полета”, С. Довлатова „По собственному желанию” и Е. Воеводина „Пуд соли”). Дважды в верстках журнала появились запрещенные сведения о наличии аэродромов в тех или иных населенных пунктах СССР, назывались закрытые предприятия и организации с указанием места их дислокации. Рост числа запрещенных сведений, которые должны быть удалены из материалов до сдачи их в набор, требует от редакции принятия безотлагательных мер по пресечению проникновения в открытую печать сведений, запрещенных к открытому опубликованию. О принятых мерах просим сообщить Ленинградскому управлению”. Не располагая доцензурными текстами указанных выше версток, я, к сожалению, не могу сейчас сказать, какие именно “сведения по вопросам охраны государственных границ” были изъяты их них. Сергею Довлатову, как известно, почти не удавалось напечатать свои произведения в подцензурной советской печати. Рассказ “По собственному желанию”, напечатанный в № 5 “Невы” за 1973 год, — один из немногих таких случаев (11; 214). ГОД 1981-й Возникла и вечная еврейская тема. Как известно, с конца 60-х развернулась кампания антисемитизма, напоминавшая события 40-х — начала 50-х годов, слегка замаскированная лозунгом “борьбы с сионизмом”. Особую озабоченность партийных идеологов вызвал начавшийся в 70-е годы массовый отъезд советских евреев в Израиль. Помимо преград, чинимых административными органами, следовало развернуть пропаганду, дискредитирующую жизнь в Израиле, которая рисовалась самыми мрачными красками. В январе 1979 года состоялось особое заседание секретариата Ленинградского обкома под председательством первого секретаря, члена Политбюро Г. В. Романова “О мероприятиях по дальнейшему разоблачению реакционной сущности международного сионизма и антисоветской сионистской пропаганды”. Как видно из “секретного протокола № 13” этого заседания, издательствам и средствам массовой информации, телевидению в особенности, предписано было усилить работу в этом направлении, отмечены успехи Ленинградского телевидения, выпустившего фильм “Ради наживы”, ряда газет, опубликовавших статьи на эту тему, и т. д Среди мероприятий, предписанных Обкомом, — издание книг, брошюр и “наглядных пособий”, разоблачающих “ложь буржуазной сионистской пропаганды” о жизни в Израиле.
Ряд “проколов”, случившихся при массовом издании “антисионистской литературы”, заставил власти более осторожно относиться к ней в начале 80-х годов. Во всяком случае, требовалась “точность и политически выверенный тон”, удостоверить которые могли “компетентные органы”. В этом смысле примечательна попытка Л. Корнеева опубликовать в 1981 году в “Неве” свою статью “Ядовитая отрава сионизма”. Как принято было в то время, требовалось заключение Министерства иностранных дел и, конечно же, Комитета государственной безопасности. Первое отделалось отпиской, сообщив, что “…вызывает определенные сомнения характер освещения в статье некоторых общих принципиальных вопросов, в связи с чем представляется целесообразным, чтобы редакция проконсультировалась с соответствующими идеологическими инстанциями”.
Такой инстанцией был прежде всего Комитет госбезопасности. Начальник Пресс-бюро КГБ СССР Я. П. Киселев оказался более требовательным: в связи с “усложнившейся мировой обстановкой” и протестами “прогрессивной западной общественности”, еврокоммунистов, в особенности, уже не годилась лобовая критика сионизма. Редакция журнала послала рукопись и в учреждение, более точное название которого — Комиссия по координации научной критики сионизма при Президиуме Академии наук СССР. Она посчитала, что “статья может быть рекомендована в печать после тщательной редакционной правки” и посоветовала изменить заголовок статьи, назвав ее “Психологическая война международного сионизма”. Хотя, по словам автора статьи, он учел все “пожелания и замечания”, статья все же, к чести журнала, так и не появилась в нем (19; 172). ГОД 1983-й Не раз возвращались в редакцию верстки журналов в связи с тем, что “отдельные материалы не полностью подготовлены к печати”. Вот типичные претензии, высказываемые Ленгорлитом: “Возвращаем верстку журнала „Нева”, № 6, 1983 год. В соответствии с требованиями нормативных документов Вам необходимо: — на записи конструктора М. Максадова „Зигзаги” и на предисловие к ним необходимо получить разрешение Военной цензуры Генерального штаба, Министерства радиопромышленности. Министерства авиационной промышленности. Целесообразность публикации сведений на стр. 102, 106, 108, 115, 116, 119 проконсультировать в партийных органах; — на факт гибели пассажирского парохода (стр.10) следует получить разрешение Министерства морского флота; представить разрешение военного цензора на стр. 19, 37, 58, 70”. В указанной выше статье А. Н. Петрова приводится немало аналогичных претензий Ленгорлита к “Неве”, порою весьма курьезных. Например, цензор приказал однажды перекрасить машину “Волгу” из черного в какой-либо другой цвет, поскольку на черных ездят только партийные руководители города, а в повести на ней разъезжает какой-то мошенник. Часто “экспертизой” следовало заручиться в том самом учреждении, которое подвергалось критике. Так, разрешение на публикацию записок инспектора рыбнадзора из Псковской области следовало получить в научно-исследовательском институте, рекомендации которого оказались губительными для озерного хозяйства. Без “согласования” не обходилась практически ни одна публикация: “Вопрос о возможности публикации на страницах журнала статьи А. Павловского „Говорит блокада” и Н. Чуковского „Коктебель” в представленном виде согласовать с партийными органами”, — без них, как уже говорилось, и шагу нельзя было ступить. Оба произведения все-таки удалось напечатать в 6-й книжке журнала за 1983 год. Статья критика А. Павловского — расширенная рецензия на “Блокадную книгу” Алеся Адамовича и Даниила Гранина, о трудной цензурной судьбе которой мне уже приходилось писать в “Неве”. “Читать эту книгу — трудно. Она — ожившее, заговорившее страдание”, — так начинает Павловский свою статью. Возможно, она прошла соответствующую обработку на предмет “смягчения опасных рассуждений”, навеянных “Блокадной книгой”. Такой же операции, вероятно, подверглись воспоминания Н. К. Чуковского “Коктебель”, посвященные встречам с Максимилианом Волошиным в его знаменитом “пристанище поэтов” (опубликованы в двух номерах — 6-м и 7-м за 1983 год.). По-видимому, Ленгорлит приказал “согласовать” их “с партийными органами” по той причине, что Чуковский часто вспоминает “неудобных” поэтов (Андрея Белого, например), цитирует стихи Осипа Мандельштама: “Вообще в Коктебеле мы постоянно припоминали стихи Мандельштама, привезенные им из Крыма…”. Режим все-таки, несмотря на некоторые зигзаги и временные отступления, оставался верен самому себе. Незадолго до “перестройки”, в 1983 году, претензии Ленгорлита вызвала верстка 6-го номера того же журнала “Нева”, “поскольку отдельные материалы не полностью подготовлены в печати… В соответствии с требованиями нормативных документов вам необходимо… целесообразность описания еврейских погромов накануне Первой мировой войны проконсультировать в партийных органах”. Видимо, “партийные органы” не рекомендовали редакции касаться этого вопроса: во всяком случае, ни в 6-м, ни в других номерах “Невы” за этот год никаких упоминаний о погромах нет. Тема, закрытая в годы Большого террора, оставалась табуированной и в начале 80-х: никаких погромов в России никогда не было (21; 88). ГОД 1984-й Одна из последних “предперестроечных” акций цензуры относится к самому концу года: “Леноблгорлит Главному редактору журнала „Нева” т. Хренкову Д. Т. О возврате верстки журнала „Нева”, № 7–84 г. 1. Леноблгорлит ставил Вас в известность, что для опубликования повести А. Нинова „Так жили поэты” необходимо представить в Управление обстоятельную официальную рецензию ИРЛИ (Института русской литературы (Пушкинского дома) АН СССР). Вами это не сделано. 2. Для опубликования детективного романа Жоржа Сименона „Донесение жандарма” необходимо получить согласие партийных органов. В сопроводительном письме Вы ссылаетесь на Отдел культуры ОК КПСС, однако, с кем и когда согласован вопрос, не указываете. В связи с отсутствием сопроводительной документации, на необходимость которой Вам указывалось ранее, верстка журнала „Нева” не может быть принята на контроль. Нач. Управления Б. А. Марков”. Повесть известного литературоведа и театроведа А. А. Нинова “Так жили поэты. Документальное повествование” была напечатана в 7-м номере “Невы”: сомнения цензоров вызвали опять-таки подозрительные имена поэтов, но их удалось отстоять. Курьезно выглядит требование получить согласие партийных органов на публикацию детективной повести популярнейшего Жоржа Сименона; она все же напечатана в № 7 “Невы” за 1984 год. Ничего “антисоветского” в повести, конечно же, нет, но дело, видимо, в том, что тогда требовалось согласие высших партийных инстанций на публикацию зарубежных детективов, тем более в таком серьезном издании, как “орган Союза советских писателей и Ленинградской писательской организации”, каковым была “Нева”. ГОД 1987-й Последний, как следует надеяться, случай столкновения “Невы” с цензурой относится уже к эпохе перестройки. Камнем преткновения стало желание редакции опубликовать в первых номерах журнала за 1987 год роман Владимира Дудинцева “Белые одежды”, что означало бы серьезный прорыв тотальной информационной блокады, тем более, что речь в нем шла о неприкасаемых ранее “наших славных органах”. История эта, в общем-то, хорошо известна: Б. Н. Никольский опубликовал свою переписку с высшими партийными инстанциями по поводу запрета, наложенного на публикацию романа ленинградской цензурой. Лишь серия писем и телеграмм, адресованных редакцией “Невы” верхушке политического руководства страны, включая Горбачева, заставила цензора пойти на уступки и подписать 1-й номер “Невы” за 1987 год к печати; в результате этого он вышел с большим опозданием. В связи с этим остается лишь предоставить донесение начальника Ленгорлита в Главлит СССР, оставшееся неизвестным публикатору:
“23 января 1987. Для служебного пользования. Начальнику Главного управления по охране государственных тайн в печати при СМ СССР т. Болдыреву В. А. 18 ноября 1986 г. на контроль в Леноблгорлит была сдана верстка журнала „Нева” № 1 за 1987 год с началом романа В. Дудинцева „Белые одежды”, который предполагается опубликовать в первых двух номерах. Действие романа происходит в конце сороковых годов, когда под руководством Лысенко Т. Д. в научных кругах была развернута кампания по борьбе с генетикой как „буржуазной лженаукой”, а ученые-генетики подвергались различным административным гонениям, увольнялись с работы, отстранялись от научной деятельности.
Сюжет романа строится вокруг того, как некий академик Рядно с целью устранения более молодых и способных конкурентов на ниве селекции новых сортов картофеля „переводит вопрос в плоскость идеологии” — развязывает ожесточенную травлю против ученых-генетиков и студентов, активно включая в это дело местное Управление госбезопасности во главе с генералом Ассикритовым. Группа генетиков-преподавателей и их учеников арестована органами госбезопасности по обвинению в антисоветской деятельности, некоторые из них впоследствии погибают в заключении. Герой романа Стригалев — ведущий генетик, который вывел новый сорт картофеля и тем самым вызвал зависть академика Рядно, — некоторое время скрывается от ареста. Генерал Ассикритов устанавливает наблюдение за Стригалевым и его товарищем Дежкиным, остающимися на свободе, использует для этого „своих помощников” из числа студентов и преподавателей. Герой романа Дежкин, предчувствуя неизбежность ареста, скрывается, проживая несколько лет под чужой фамилией и по чужим документам. Помощь преследуемым генетикам оказывает полковник госбезопасности Свешников, информируя их о мерах, предпринимаемых против него оперативными службами. Позже полковника также арестовывают, он погибает. Еще в процессе контроля верстки журнала редакции в устной форме было предложено в соответствии с требованиями §215 Перечня получить разрешение КГБ СССР на материалы романа, касающиеся деятельности органов госбезопасности. Никаких других замечаний, как перечневого характера, так и по содержанию, по роману сделано не было. Однако редакция журнала в лице его главного редактора Б. Н. Никольского и ответственного секретаря В. В. Фадеева отказалась представить такое разрешение. Журнал был прочитан 21 ноября 1986 г. и мог быть подписан сразу поле получения разрешения от КГБ СССР, однако главный редактор вновь категорически отказался представлять его. Свою позицию он обосновывал тем, что поскольку в период, изображенный в романе, органы госбезопасности допускали нарушения законности, осужденные впоследствии партией, то требования §215 Перечня, по мнению редакции, на этот период не распространяется. С учетом сложности возникшей ситуации и угрозы срыва выхода в свет первого номера журнала, вопрос был доложен Областному комитету КПСС. Зав. отделом пропаганды и агитации обкома КПСС т. Бариновой Г. И. нам было рекомендовано самостоятельно направить страницы романа, касающиеся деятельности органов госбезопасности, для согласования в Пресс-бюро КГБ СССР. Материалы были направлены туда с сопроводительным письмом 24 XII.86. Одновременно редакции журнала в устной форме было предложено с целью не допустить срыва выхода журнала в свет перенести начало публикации романа В. Дудинцева „Белые одежды” во 2-й номер. Это предложение неоднократно повторялось как в устной, так и письменной форме, но главный редактор заявил, что вопрос публикации романа именно в первом номере является для редколлегии принципиальным, так как сложившуюся ситуацию она рассматривает как „нарушение статьи 47 и статьи 50 Конституции СССР”, от замены материала отказывается и будет ждать окончательного решения вопроса. 30 декабря 1986 г. первый заместитель начальника Главлита СССР т. Зорин Н. П. сообщил по телефону, что на публикацию романа В. Дудинцева „Белые одежды” получено разрешение Пресс-бюро КГБ СССР. Утром 31 декабря верстка журнала „Нева” № 1 за 1987 г. была разрешена к печати. 6 января с. г. поступило письменное разрешение Пресс-бюро КГБ СССР за подписью заместителя начальника т. Кононенко, в котором говорилось, что „против публикации материалов из романа Дудинцева “Белые одежды”, касающихся деятельности Комитета госбезопасности, возражений не имеется”. Леноблгорлит со своей стороны принял меры к ускорению изготовления тиража номера, находящегося в производстве в типографии „Печатный двор”. Тираж будет отпечатан в конце января. Начальник Управления Л. Н. Царев”. (19; 183) Публикацией этого документа мы и заканчиваем цензурную летопись “Невы”. Будем надеяться, что будущему историку российской цензуры не будет поживы в этой сфере. Хотя, надо сказать, опасность восстановления “Министерства правды”, если вспомнить знаменитый роман Джорджа Оруэлла, в котором действует учреждение, удивительно напоминающее Главлит советского времени, сохраняется. Один остроумный человек как-то заметил: “Я понимаю, конечно, что развитие идет по спирали, но кто сказал, что следующий виток будет обязательно сверху?”. Этот парадокс имеет, увы, прямое отношение к нашему прошлому и, быть может, еще большее — настоящему и будущему. Итак, в завершении данной главы необходимо подвести итоги. Характерной чертой развития культуры в послевоенные годы было усиление вмешательства партийно-государственного аппарата в культурную жизнь общества. В эпоху оттепели произошла либеризация общественно-политической жизни, что послужило толчком для развития литературы и искусства. Тогда возникло множество творческих союзов, которые в дальнейшем все же усложнили жизнь многим деятелям искусства, не поддерживающим идеологию. Это произошло в 60-х годах во время усиления идеологического нажима. Отличительной чертой литературы 60-80-х годов была ее "двусторонность". С одной стороны, существовала официально декларируемая литература, выходящая большим тиражом и не оставшаяся в памяти потомков, с другой стороны – была подпольная литература, выходящая в самиздате, признанная народом по сей день. Литература 40-х годов прославляла культ личности, в 50-х писатели обратились к человеческой личности. Однако, любые произведения должны были оставаться в рамках коммунистического воспитания. Писатели, не остающиеся в этих рамках, печатались за границей, потом в самиздате, а в наказание за эти "преступления" высылались за границу и исключались из союза писателей. Эта организация перестала существовать во время перестройки, она распалась на демократические объединения литераторов. И сегодня на страницах литературно-художественного журнала "Нева" предпочтение отдается петербургским прозаикам, поэтам, публицистам. Журнал стремится к тому, чтобы отражать судьбу современного человека, современного общества. Однако, главной целью "Невы" остается сохранение памяти о былом. Парадокс этого издания заключается в том, что раньше его редколлегия была за свободу слова, за возможность свободного творчества, противостояла идеологическому нажиму и журнал был очень популярным. А сегодня пришла та самая свобода слова, творчества без границ и принесла с собой массовую культуру, которой теперь противостоит журнал. Как оказалось, у всего есть обратная сторона и массовая литература не может быть качественной. В этих условиях литературно-художественный журнал утратил былую популярность.
Обзор наиболее ярких событий в истории влияния цензуры на состав журнала привел к следующим выводам. Партийное руководство использовало двойные стандарты в своих указаниях. Цензура могла запрещать публикацию литературы для широких масс, но могла разрешить публикацию тех же изданий для партийного руководства. Критика сталинского террора со стороны лидеров партии не означала разрешения публиковать критические произведения на эту тему. Публицистические очерки, критикующие деятельность определенных структур должны были получить разрешение на появление в печати у этих же самых организаций.
"Нева" оказался очень "живучим" изданием. Несмотря на постоянное нарушение идеологических запретов, его не закрыли, а лишь сменили редколлегию. И даже после этого журнал остался верен своим принципам: печатать молодых литераторов, говорить о социальных проблемах, освящать запрещаемые произведения на своих страницах. Глава III Содержание литературно-художественного и общественно-политического журнала "Нева" в советское и постсоветское время. 3.1. Организация исследования. Практическая часть нашей работы была реализована в несколько этапов. Целью нашей практической работы был анализ влияния современной России на содержание литературно-художественного журнала "Нева". Выполнением данной работы мы проверяли следующую гипотезу: Журнал, возникший, как дитя определенной эпохи не может и не должен изменять изначальным принципам издания даже в целях своей популяризации. Его актуальность и новизна не должны определяться потребностями современного читателя. Скорее, данное издание само должно отвечать потребности узнать больше об истории своего народа и попытке читателя лучше понять специфику русской интеллигенции. Соответственно, для выполнения поставленной цели мы выполнили следующие действия: 1. Изучили специфику политической обстановки в СССР в 40-90-х годах (время появления и популярности журнала "Нева"). 2. Изучили историю журнала, в частности, историю цензурного давления на него. 3. Выполнили обзор нескольких номеров журнала "Нева" (№ 7/1988, № 4/1991, №12/2000) и произвели анализ содержания этих номеров (тематику публикаций, авторский состав, стиль произведений). 4. Сделали выводы о изменении содержания номеров в связи с изменением политической ситуации в России. 3.2. Обзор некоторых номеров литературно-художественного и общественно-политического журнала "Нева". В № 7 за 1988 год мы нашли много интересного и даже шокирующего с точки зрения наших ожиданий от советской литературы. В начале книги мы прочли легкие, оставляющие впечатление, как от картин импрессионистов, стихи М. Сухоруковой. Они говорят о природе, а оставляют настроение ожидания чего-то нового и приятного, несмотря на сегодняшнюю грусть. Роман Дмитрия Притулы "Ноль три" - это описание жизни простого советского врача, работающего на скорой, к стати, не пьющего. Его жизнь очень насыщенна – он отличный врач, справедливый отец, хороший советчик для молодого товарища, уважаемый в городе человек, у него даже с любовницей очень высокие отношения. Но и жизнь простых советских людей не всегда бывала гладкой. На работе может возненавидеть начальник, жена не поддержать в честном поединке с ним, на работе начнутся оплошности, придется сходить к директору из-за проделок сына, молодой литератор не оправдает надежд, а любовница и вовсе предаст. Но это жизнь и надо преодолевать все эти трудности, потому что только несгибаемая воля и вера в правду ведет к победе. В общем, нам этот роман показался очень советским, очень "правильным". Еще помнится то время, когда было очень модно снимать фильмы и писать книги о людях одной профессии. Наиболее высокий рейтинг таких профессий имели именно врачи, пожарные и милиционеры. Стихи Леонида Агеева из цикла "Расставив даты" в силу отсутствия большого жизненного опыта автора курсовой не оставили какого-либо следа. За исключением, наверно, "Встреча поэтов с 1937 годом". В этом стихотворении очень точно передана тревожная атмосфера этого страшного для интеллигенции страны года, когда все еще хорошо, но пройдет совсем немного времени и им "рабами выкормышей волчьих одно на всех большое и тупое бревно тащить на окрик паровоза". Очень приятно удивила нас публикация в данном номере романа В.Ф. Ходасевича "Державин". В настоящий момент автор курсовой увлекается историей России и читает исторические романы, где события происходят как раз в 17-18 веке, поэтому читать это произведение было очень интересно, сопоставляя взгляд писателя на эту эпоху с другими. Прежде всего, интересна форма повествования в данном произведении. В.Ф. Ходасевич использует много слов, устойчивый выражений, свойственных тому времени: "я тебе могу сим служить", "кто такая красавица, которая столь скоропостижно пленила", "я вам во всю мою жизнь усердная" и т.п. Роман имеет скорее форму летописи, или дневника. Здесь совсем немного диалогов, описаний природы, чувств и реакций героев. Скорее, это довольно сжатый пересказ жизни поэта Г. Державина, "приправленный" в изобилии стихами поэта, соответствующими той или иной эпохе. Для нас открытием стала очень подробная характеристика личности человека Г.Державина. Ведь в школе не рассказывали, какой он был принципиальный, трудолюбивый, упорный, даже упрямый, преданный любимым людям и убеждениям, насколько сильно он преклонялся перед императрицей и не верил в возможность совершения ею какого-либо греха. Однако, для своего времени, не имея возможности зарабатывать любимым делом – стихосложением – при необходимости заниматься государственной службой, Державин был белой вороной в кругах чиновников. Сейчас уже понятно, что творческому человеку, погруженному в свой внутренний мир и идеалы нечего делать там, где нужно руководить и заниматься хозяйствованием, а раньше госслужба была обязательной. Вот и маялся человек среди казнокрадов и самодуров со своими высокими идеями и верой в непогрешимое правление. В середине данного номера есть вклейка – репродукции картин Е.Е. Моисеенко "Девушка с бантами", "Вечером на балконе. Испания", "Цыганка и Пушкин", "Спартак", "Портрет дамы в белой шапке", "В колхоз". Наибольшее впечатление произвела на нас работа "Вечером на балконе. Испания" - это портрет очень красивой женщины, испанки с красивыми темными волосами, в мантилье, с красивыми полными руками и плечами. Она сидит вполоборота на балконе и приветливо смотрит на зрителя. Картина выполнена в черных и темно-синих красках, но это тот случай, когда чувствуешь "поэзию черного цвета", выражение, которое мы встретили в романе "Вечности заложник" в предыдущем номере журнала. Это совсем не мрачная картина, наоборот, ощущается прохлада вечерней Испании, мягкие огни фонарей, говор гуляющих по улице и спокойствие отдыха после жаркого насыщенного дня.
В цикле Владимира Адмони "Стихи тридцатых, стихи восьмидесятых" для меня многое останется непонятым, но суть уловлена: ведь писал-то стихи один человек и писал о себе. И странная штука: в 30-х годах человек пишет о тех событиях, о том, что они для него значат, а в 80-х годах он пишет о них же, но в другом ракурсе – как они отразились на его жизни и на том, чем он стал, пройдя эту жизнь.
Роман Артура Кёстлера "Слепящая тьма" дан только в первой части, но, на наш взгляд, и ее достаточно, чтобы произвести сильнейшее впечатление на любого читателя. Роман, безусловно, о Советской России, но выполнен он как-бы отвлеченно от реальности. Страна не указывается, главный герой и остальные персонажи – выдумка, события немного утрированы. Но от этого только сильнее осознается весь ужас происходящего в стране победившего коммунизма. В стране, где отдельная личность ничто перед обществом, где как бы высоко ты не поднялся, одно твое несогласие с руководством и Партией приведет к расстрелу, где женщина – это сначала товарищ, а потом все остальное. В рубрике "Публицистика и очерки" опубликована работа Осипа Спасова "Окно в бетонной стене". Человек не согласен жить в каменном лесу, ему кислорода хочется. А другому человеку хочется комфорта, но он не знает, какую цену за этот комфорт он платит. Видимо, О.Спасов поставил перед собой цель донести до этого второго человека информацию о состоянии озеленения современных городов и донес. Очень популярно, с ужасающими цифрами, с мнением разных известных людей и прогнозами на будущее. В разделе "Литературная критика" мы находим работу А. Павловского "На перекрестке дорог". В ней – осмысление жизненного и литературного пути М. Цветаевой. Мы уже читали сам дневник поэтессы. Страшная повесть о насыщенной страданиями жизни Марины и прекрасном и грустном мире ее стихов. А. Павловский анализирует этот дневник, приводит стихи, соответствующие этапам жизни Марины, раскрывает суть видения Мариной своей современности. Для нас ранее неизвестным было то, что М. Цветаеву практически не знали люди, жившие с ней в одно время, она не издавалась и почти не выступала, жила в одиночестве и бедноте. Причин для этого было множество: брак с белогвардейцем, ее аполитичность, чрезмерное преклонение перед тогдашними талантами (Блоком, Маяковским, Ахматовой). Это критическое сочинение, на наш взгляд, все же дает весьма однобокую картину личности и жизни поэтессы. Как ни крути, а чисто женский вопрос: как можно ТАК любить свое творчество и преклоняться перед мужем, быть ТАК ограниченной своим внутренним миром, чтобы дать умереть собственному ребенку от голода, остается без ответа. Ведь не все люди жили так плохо даже в это полное лишений время, значит, было еще что-то, что помешало М. Цветаевой сохранить самое дорогое. Рубрика "Седьмая тетрадь" представлена публикацией В. Коробкина "Индустрия отдыха и бумажная архитектура". Автор сожалеет о том, что Ленинград так и остался Петербургом, новый город практически ничего не привнес ни в архитектуру, ни в ландшафт города. Но более всего В. Коробкина поражает отсутствие каких-либо развлекательных учреждений, парков, площадок для детей и молодежи. Поразительно, что в городе великой русской культуры никаким образом не создается среда для активного формирования достойного мировоззрения молодежи. В разделе "Изыскания" М. Кралин в работе "Победившее смерть слово" рассказывает о дружбе А. Ахматовой с Н.В. Недоброво. Признаться, ранее имя поэтессы ассоциировалось у нас только с именем ее мужа и присутствие других мужчин в ее жизни представлялось мне как сотрудничество с коллегами по цеху. Однако, эти отношения в данной статье отражены как очень нежная, заботливая дружба, вдохновившая их на создание очень красивых, чувственных стихов. Недоброво умер от болезни почек в довольно молодом возрасте, но память о нем А. Ахматова сохранила на всю жизнь. В рубрике "Библиофил" мы находим статью, посвященную солдату Швейку, "Неотмеченный юбилей Швейка" Петра Матко. В ней рассказывается о истории издания и перевода романа на разные языки, в том числе, на русский. Совершенно неожиданно эта история оказалась связанной с блокадным Ленинградом. Любопытно взглянуть на содержание более позднего выпуска журнала. Листаем страницы № 4 за 1991 год. Открывают номер потрясающие стихи М. Дудина под общим названием "Дорогой крови по дороге к Богу". Основные образы в этом цикле стихотворений – осмысление жизни, стремление преодолеть невзгоды, отношение автора к сталинскому террору, переживание ужасов войны, а в итоге – признание истинных жизненных ценностей материнства и детства. Роман Владимира Дружинина "Именем Ея Величества" по сути – сожаление о минувшей и когда-то прекрасной эпохи Петра I. Воссоздается мрачная картина смерти Петра I, первые годы царствования Екатерины и горькие размышления современников о "бабьем царстве" на престоле России. Интересен образ "модели Петра I", созданной скульптором и изобретателем Растрелли - механической куклы, могущей вставать с кресла и протягивать руку благодаря педали. Вроде тот Петр, да не тот, вроде его жена и ближайшая соратница на престоле, а мудрости и хватки прежнего царя нет. И авторитета такого нет, приходится куклу рядом с собой на собраниях сажать, чтобы боялись подчиненные императрице дворяне. Автор отмечает растущие интриги и заговоры при дворе, как сорняки после дождя. Противостояние Меншикова и Ягужинского явно показывает методы и способы завоевания авторитета у Екатерины. Пока она забавляясь, наблюдает за схваткой своих фаворитов, в тюрьме гниет талантливый философ и писатель из простых смертных, о котором императрица попросту забыла. Может быть, в этом и состоит мудрость правителя – не обращать внимание на интриги власть имущих, а быть более заинтересованным в развитии и поддержке талантов из среды простых людей? Образные стихи М. Яснова обращены к природе, уходящему лету, умении наслаждаться обычной прогулкой с собакой. Интересны его рассуждения о том, как быстро забывают взрослые о простых заповедях детства: не хныкать, не ябедничать, не трусить. А ведь как это бывает важно иногда – просто взять себя в руки и ничего не бояться. Стихотворения В.Резника, напротив, наполнены горечью сожаления. Он жалеет о наступлении старости, о том, что не успел принять участие в движении диссидентов, что поддерживал чуждую себе идеологию. Его беспокоит исчезновение границы между моральным и аморальным, нравственным и безнравственным. Произведения Хорхе Луиса Борхеса совсем непохожи на те, о которых мы говорили раньше. Он выбрал стиль притчи, воспоминания о былом для выражения своих мыслей. "Ундр" - это слово-чудо, составляющее смысл жизни одного человека, но весь фокус в том, что для каждого человека существует свое слово-чудо и у каждого оно имеет свой смысл. Слово-чудо в руках ученого способно воскресить из пепла розу, как в рассказе "Роза Парацельса". Еще автор хотел сказать, что слова – это нечто большее, чем звук, или информация, это сила, способная сделать больше, чем любое действие человека.
В стихах Ю. Колкера Санкт-Петербург выступает главным героем. Автор хорошо чувствует настроение города, его мрачную погоду, любит течение Невы, вспоминает о любви. Наибольшее впечатление, до слез, на автора данной работы произвел роман С. Ласкина "Вечности заложник". Представьте себе только: преподаватель художественного училища, маленький смешной человек с огромным талантом и широкой душой, создающий невероятные, изумительные по силе воздействия на зрителя, картины, находящий единственно понятные для своих учеников-художников слова, по доброте души помогающий им из своей скудной зарплаты едва не умирает от голода один в своей комнате в блокадном Ленинграде. Он не покупает себе одежду, еду, не занимается бытом, на последние деньги он берет только холст и краски, или карандаш и рисует, пишет, творит. Он не достиг известности, при жизни он даже не выставлялся, его исключили из союза художников, он жил в нищете. Перечислить все беды, постигшие за жизнь художника Калужнина просто невозможно, но уже после его смерти нашелся человек, который взялся за поиск пропавших произведений художника и восстановил детали его жизни. Перед глазами читателя проходят страшные картины блокадного Ленинграда, несправедливости бюрократов министерства культуры, превосходство социального статуса над талантом. Если ты не член союза художников, то ты – никто. И ничего тебе "не положено" - ни выставки, ни пенсия, ни даже положительная критика на твои работы. По сути, неугодные советскому руководству художники переживали самое настоящее социальное убийство.
Созвучны предыдущему произведению стихотворения А. Чепурова. Снова осень, как неизменный спутник Ленинграда, вызывает тяжелые ночные переживания о невозможности принять происходящее, бередит воспоминания о блокадных ужасах. Утешает светлая память о друзьях и вера в доброе начало человеческой души. К. Ваншенкин был знаком с очень многими знаменитыми советскими людьми, собирал очень интересные воспоминания и случаи. Смешные и не очень, они создают весьма интересную картину жизни советской богемы. В рубрике "Исповедь сына века" данного журнала мы находим публикацию "Случайная смерть" авторов Е.Я. и О.В. Матюхиных. Первое, что хочется сказать по поводу данной работы – не опубликовали бы ее в советское время. Никогда. Письма и факты из жизни солдата, служившего в стройбате. Уже страшно. А то, что он погиб на стройке? И приславшие публикацию – его родители. Немыслимо. Что происходило в нашем обществе в 80-х годах? Почему молодой человек, попавший в стройбат рисковал своей жизнью на стройке, в казарме, рядом с пьяным руководством? Почему из него постепенно выбивали мозги, последние мысли из мозгов, нажитые за недолгую жизнь моральные принципы? На все эти вопросы я не нашла ответа, как наверное, и родители погибшего сына. Рубрика "Политический клуб "Альтернатива" представлена в этом номере рассуждениями В.Васильева "Табель о рангах". Мы находим здесь уже встреченную нами мысль в романе "Вечности заложник" о превосходстве чина над умом и талантом человека. Васильев рассуждает о превосходстве власть имущих над учеными и творческими людьми, престиже науки как помощницы власти, гибели неугодных советскому руководству направлений науки. Автор утверждает, что в современном обществе признание и заслуги получают не по-настоящему талантливые ученые, а популярные, умеющие выслуживаться и добиваться признания. Автор довольно часто упоминает М. Ломоносова, как весьма талантливого в разных областях человека, очень популярного до сих пор в России, но так мало в целом сделавшего для науки, что зарубежные авторы даже не включили его в общий справочник о ученых мира. В этой же рубрике помещена работа В. Цуканихина "Железнодорожные грачи, или как работает закон о земле". Пожалуй, автор как нельзя лучше донес до читателя мысль, что единственное, что может заставить работать человека, живущего на земле – это обладание частью этой самой земли. Общественное владение хозяйством развращает и внушает человеку только одну мысль: "А почему я должен, а не другие?". И в самом деле, зачем женщине корова, если свою часть молока она сама без спросу возьмет в колхозе? И даже не будет считать это воровством. Зачем мужику напрягаться при просушке зерна, если свою булку хлеба он всегда притащит домой из колхозной пекарни? Зачем рационально использовать сельскохозяйственную технику и ухаживать за ней, если она не твоя, а общая? Все привыкли таскать из общей кормушки, работать вполсилы, получать взятки за свои прямые обязанности и никто не хочет ничего менять. Так то. Вот вам итог ударных пятилеток. Раздел "Письма из эмиграции" представлен работой А. Терца "Отечество. Блатная песня". История нашей страны раскрывается в одном из очень интересных, распространенных и весьма неоднозначных видов народного творчества – блатной песне. Принято считать это творчество чем-то неприличным, чуждым культурному человеку (автор данной курсовой работы до сего момента такого мнения и придерживалась). Однако, есть несколько причин, и о них говорит А. Терц, по которым нельзя причислить блатную песню только к маргинальной культуре. Во-первых, за время репрессий и террора очень большая часть населения нашей страны провела годы своей жизни за решеткой. Во-вторых, сама форма блатной песни, или частушки позволяет выразить несогласие с режимом в достаточно несерьезной форме. В-третьих, за брутальным слогом и примитивным языком таких песен часто скрывался недюжинный стихотворный и музыкальный талант автора, который, может быть, никогда и не раскрылся бы, не проведи он часть своей жизни в неволе, где в свободное время и заняться-то нечем. В рубрике "Литературный календарь" представлен критический обзор вновь выходящих произведений Е.Рейна, Ю.Корабчиевского, Б. Хазанова, Г.Э. Бейтса. В "Седьмой тетради" мы находим очень интересное сочинение А.М. Эткинда "Лев Троцкий и психоанализ". Признаться, странно узнавать о столь пристальном интересе советских лидеров к психоанализу. А.М. Эткинд приводит интересные факты из биографии Троцкого, Иоффе, Адлера. Ведь действительно, в России более распространен марксизм, ленинизм, а вот о троцкизме гораздо больше знают за границей. Здесь опять же иллюстрируется уже встреченная в данной книжке журнала мысль о прямой связи науки и политики в СССР. Пока Троцкий лелеял мечты о "преобразовании" сознания советских людей, развитием данного направления психологии занимались очень серьезно. Но, как только было ликвидировано влияние Троцкого в политическом смысле, об этой науке забыли всерьез и надолго. В рубрике "Эхо" недоумение автора данной курсовой вызвала работа М. Кабановой "Без вины ли виноватый?". Автор прямо говорит, что канонизация Николая II – это кощунство. В свою очередь, хочется заметить, что непогребение и хранение в мавзолее В.И. Ленина с общечеловеческих позиций – кощунство не меньшее. Более того, убийство царя во время революции вполне объяснимо (но не простительно) с той точки зрения, что во время войн и революций в первую очередь всегда стремились уничтожить правителя. Но расстрел его жены и детей, как каких-то преступников - это норма, это так ли уж было необходимо?
Перед тем как перейти к обзору следующего номера журнала "Нева" хочется заметить, что ни одна из публикаций уже прочитанных нами номеров не оставила нас равнодушными. Кое-что читать тяжело из-за насыщенного терминами и лекционным материалом текста, что-то остается непонятным из-за намеренной недоговоренности автора, либо незнания некоторых сторон советской жизни, но любой текст оставляет отпечаток и вызывает вопросы, на которые в современной насыщенной "информацией" жизни просто не остается времени.
Последний номер ушедшего тысячелетия (№ 12/2000г.) петербургский журнал "Нева" целиком отдал под укрепляющиеся связи с Америкой. На обложке в самом центре на металлическом шаре угнездился американский орел, вверху большими буквами - "Нью-Йорк-Петербург". В общем, "Нева" демонстрирует что-то вроде культурного гуманитарного десанта в европейскую столицу отечества. Открывает журнал самый модный в России (если исключить Бродского) на сегодняшний день поэт - Уинстон Хью Оден. (Возможно, впрочем, что интерес к нему подогревается как раз их с Бродским дружественными связями.) За малым исключением - статьи писательницы Карсон Маккаллерс (известная переводившимися у нас романами "Часы без стрелок" и "Сердце - одинокий охотник") и отрывка из дневников поэтессы Лилиан Хеллман - все остальное в "Неве" произведено нашими бывшими соотечественниками. Специально ли так подобралось, или эмигрантская проза действительно обладает довольно заметными "классификационными признаками" (последнее более вероятно, поскольку "Нева" не единственный источник информации о ней), но признаки эти просматриваются весьма отчетливо. Классический рассказ "об эмигрантах" вышел из-под пера Ирины Безладновой ("Примадонна"). Некто Макс, бывший гитарист, ныне американец, владелец отельчика, узнав по телефону от своей бывшей коллеги-певицы об обступивших ее материальных трудностях, присылает ей визу и благодетельствует работой уборщицы. Певичка злится, что приходится драить сортиры, друг-работодатель недоволен халатным отношением к труду и пристрастием к крепким напиткам, жена исходит ревностью к бывшей любовнице своего мужа. Все расстаются, окончательно убедившись, что старого не вернешь и что Америка для человека, не готового расстаться с российской расхлябанностью, место не подходящее. Хотя в ней, российской расхлябанности, и есть свой шарм - но, возможно, это только следствие ностальгии. В рассказе Дмитрия Крылова "Переводчик" повествователь сперва довольно толково излагает историю своих эмигрантских "мытарств" - как овладевал профессией переводчика для других эмигрантов - с характерными для эмигрантской же прозы "юмористическими сценками", а потом передоверяет свою функцию персонажу-американцу, который рассказывает фантастическую историю своего появления на свет - его мать неведомо зачем отправилась в турпоездку в СССР, там, не зная языка, без памяти влюбилась в ресторанного музыканта и вернулась в Америку с известного рода "сувениром". Другой рассказ - "Возвращение" - более внятен. Герой из эмиграции возвращается в Петербург, переживая эффект неузнавания. Только случайная ночная встреча с молодыми людьми, с которыми он сперва пьет коньяк, а потом висит на перилах моста, возвращает все на свои места: он сам много лет назад сидел с другом на том же самом месте, они пили вино и ждали девушку. В финале девушка на роликах подъезжает и к его случайным знакомым. Ничего не изменилось. Город остался таким же, каким был. Такой оборот выглядит скорее заклинанием, чем констатацией факта, и отражает, по всей видимости, что-то вроде невроза эмигрантского сознания: во что бы то ни было хочется, с одной стороны, усидеть на двух стульях - отечественного и зарубежного производства, а с другой - на всякий случай нахвалить как следует этот зарубежный стул, потому как сидеть на нем, судя по всему, придется уже до конца. Хотя сидеть на нем не так чтобы очень комфортно. Эмигрантская проза насыщена в той или иной мере завуалированными жалобами на бездушную сущность западного мира. Потому, кстати, персонаж уже упоминавшейся "Примадонны" приглашает в гости бывшую подругу - хочется хоть "суррогатно" причаститься задушевности былых взаимоотношений (а заодно и утвердить себя в правильности принятого когда-то решения - я-то, мол, вон как устроился, а они-то только языком чесать да водку пить горазды, а как до практики, так выдайте нам скорей гуманитарную помощь). Эмоциональная неудовлетворенность проявляется даже в вовсе "абстрактном" тексте Евгения Любина "Что нужно человеку .", где герой замораживает свое тело в американской фирме, чтобы, проснувшись три тысячи лет спустя, обнаружить вокруг себя лишенный эмоций и взаимоотношений стерильный мир, откуда он в конце концов бежит туда, где ему обещано хоть некоторое сходство с привычными когда-то обстоятельствами. Самый объемный текст под обложкой 12-й "Невы" - это повесть Ильи Штемлера "Breakfast зимой, в пять утра". Рассказчик, почти идентичный автору, едет на поезде через почти всю Америку в гости к дочери и делает путевые заметки, присовокупляя к ним всякого рода воспоминания - американские и отечественные. Рассказчик не лишен наблюдательности и определенной эрудиции (хотя однажды смешно путает "эмбриона" с "вибрионом"), не лишен он также и известной иронии, по большей части направленной, правда, в сторону окружающих. Отношения его с Америкой не вполне однозначны - он живет там лишь от случая к случаю, наведываясь в гости то к дочери, то к жене, а так остается верен петербургской прописке. Америка вызывает у него своеобразное уважение как страна, демонстрирующая способность дать своим гражданам прожить спокойную жизнь. Как страна, дающая еврейским эмигрантам шанс почувствовать себя людьми не только не второго, но даже высшего сорта - по сравнению с эмигрантами, допустим, русскими или армянскими. Вообще национальный вопрос для Ильи Штемлера, хотя он, кажется, старается как можно дольше притворяться нейтральным, оказывается достаточно болезненным. И он, как водится, выдает себя в мелочах. Так, излагая мотивы для эмиграции одной своей знакомой, он без тени иронии заявляет, что та вдруг заметила, как опустели музейные и концертные залы Ленинграда. (Речь идет о 70-х годах.) "Все уехали, - всполошилась она и бросилась собирать чемоданы ." Если кто забыл о многочасовых очередях в Эрмитаж, вившихся в тех 70-х годах, вольному, конечно, воля. Впрочем, возможно, по версии Штемлера это были как раз отъезжающие, которые прощались с никому тут кроме них не нужным искусством . Приятно также встретить описание русского семейства туристов, способных изъясняться только матом и обнаруживающих такую тупость, что даже не могут встретиться друг с другом в заранее обговоренном месте. На этом фоне милое невежество американцев, не интересующихся, какой памятник высится над их родным городом, или сетования старого еврея: вот, мол, знал же, что в Америке все говорят по-английски, но не до такой же степени, выглядят просто умильными до паточной слащавости.
Беда эмигрантских текстов, которая особенно заметна в "Breakfast ", - их почти полная предсказуемость. Не в деталях, конечно, детали могут быть любыми. В общем настрое и общей тенденциозности. Конечно, эмигранту хочется убедить себя, что издалека лучше видно и вообще, как говаривал персонаж Довлатова, где водка, там и родина. Но видно-то на самом деле только изнутри. А пишущие по-русски американские жители как раз находятся между. Они внутри только своих достаточно мелких ассимилиционных проблем. Которые по большому счету им одним и интересны. Ну или тем, кто как раз рассматривает перспективу получения визы. Это, пожалуй, было интересно лет сколько-то назад, когда обладало качеством новизны. Сейчас этого рода литература, вне всяких сомнений, обрела качество маргинальности.
Выводы по последней главе: 1. С конца 80-х годов XX века литературно-художественный журнал "Нева" начал публикацию ранее запрещенных произведений (А. Кестлер "Слепящая тьма"), что вызвало необычайную шумиху и взрыв популярности журнала. 2. Для авторов "Невы" характерна потребность в поиске ранее малоизвестных, но талантливых людей ("Вечности заложник"), открытии не знакомых широкому кругу читателей событий ("Неотмеченный юбилей Швейка"), раскрытие малоизвестных фактов из жизни известных людей ("Слово, победившее смерть"). Очень часто эти изыскания оказываются связанными с Санкт-Петербургом. 3. Компоновка журнала очень гармонична – тяжелые, затрагивающие за живое произведения чередуются с легкими, нейтральными публикациями. Исторические романы – со стихами, резкие социальные очерки – с воспоминаниями о прошлом. 4. Несмотря на то, что журнал "Нева" - литературно-художественное издание, в нем очень мало ничего не значащих, пространных рассуждений ради публикации в известном журнале (иными словами, мало "воды"). Все публикации, выражающие несогласие, обращаются к конкретным лицам, приводятся конкретные факты, обвиняются конкретные структуры и дают очень откровенную оценку описываемому явлению ("Исповедь сына века", "Железнодорожные грачи, или как работает закон о земле"). 5. Интересен подход аналитических статей журнала к рассматриваемым явлениям. В них не встречаются избитые трактовки, шаблонные рассуждения. Очень часто вместе рассматриваются казалось бы несопоставимые события и персонажи. Для авторов журнала характерна разно плановость точек зрения ("Троцкий и психоанализ"). 6. Журнал был и остается доступным для небольшой, интеллигентной, прослойки населения. Во-первых, "Нева" насыщенна малопонятными обывателю терминами и лекционным материалом. Во-вторых, многие публикации журнала затрагивают не актуальные для простых людей проблемы ("Табель о рангах"). 7. По мере приближения к XXI веку, издание все более насыщалось эмигрантскими публикациями, которые зачастую приобретают черты маргинальности и теряют свою актуальность. Люди уже изменились, изменился и взгляд на западных людей. Эта литература заполнена неудовлетворенностью западной "бездушностью" и потребностью хоть как-то получить общение с земляками. С другой стороны, авторы прямо, или косвенно говорят читателю о разумности выбора комфортных условий заграницы. Это как брак по любви или брак по расчету. 8. Нельзя сказать, чтобы авторы журнала стремились соответствовать требованиям современных читателей. На наш взгляд, проблема эмиграции – не единственная, которой можно уделять внимание в номере, посвященном Америке. Та же массовая культура, о которой много говорит Б. Никольский, главный редактор "Невы", вполне может дать пищу для весьма интересных критических статей. Выводы: 1. Слово "журнал" произошло во Франции и означало сначала дневник, а потом ежедневную газету. В России журналы, как и все европейское, искусственно прививались. При Екатерине II они служили исключительно для увеселения и не пользовались общественным авторитетом. Однако, история русской литературной журналистики оказалась тесно связанной с политической историей страны. Зарождение ее произошло в Санкт-Петербурге и связано с первым и тогда единственным журналом на русском языке "Примечание к ведомостям". В конце 18 века лидерство в литературной журналистике перешло к Москве, где осуществлялись важнейшие литературные проекты Н.М. Карамзина. Довольно быстро литературные журналы приобрели определенные традиции, которые редко нарушались. Часто закрытие одного журнала означало лишь возникновение нового на его базе. В начале 20 века мощным идеологическим оружием стали беллетристические отделы крупнейших литературных журналов. В советское время новая идеология стала насаждаться с помощью них, но подобных изданий становилось все меньше. В Ленинграде журнал "Звезда" был долгое время единственным, лишь в 1955 появилась "Нева", а в 1969 – "Аврора". До середины 80-х годов эти журналы определяли литературный облик Ленинграда. Расцвет их популярности совпал с эпохой перестройки, когда стало возможным печатать ранее запрещенные произведения. 2. Характерной чертой развития культуры в послевоенные годы было усиление вмешательства партийно-государственного аппарата в культурную жизнь общества. В эпоху оттепели произошла либеризация общественно-политической жизни, что послужило толчком для развития литературы и искусства. Тогда возникло множество творческих союзов, которые в дальнейшем все же усложнили жизнь многим деятелям искусства, не поддерживающим идеологию. Это произошло в 60-х годах во время усиления идеологического нажима. Отличительной чертой литературы 60-80-х годов была ее "двусторонность". С одной стороны, существовала официально принимаемая литература, выходящая большим тиражом и не оставшаяся в памяти потомков, с другой стороны – была подпольная литература, выходящая в самиздате и за рубежом и признанная народом по сей день. Литература 40-х годов прославляла культ личности, в 50-х писатели обратились к человеческой личности. Однако любые произведения должны были оставаться в рамках коммунистического воспитания. Писатели, не остающиеся в этих рамках, печатались за границей, потом в самиздате, а в наказание за эти "преступления" высылались за границу и исключались из Союза писателей. Эта организация перестала существовать во время перестройки, она распалась на демократические объединения литераторов. 3. И сегодня, так же, как и много лет назад, на страницах литературно-художественного журнала "Нева" предпочтение отдается петербургским прозаикам, поэтам, публицистам. Журнал стремится к тому, чтобы отражать судьбу современного человека, современного общества. Но главной целью "Невы" остается сохранение памяти о былом. Парадокс этого издания заключается в том, что раньше его редколлегия выступала за свободу слова, за возможность свободного творчества, противостояла идеологическому нажиму и журнал был очень популярным. А сегодня пришла та самая свобода слова, творчества без границ и принесла с собой массовую культуру, которой теперь противостоит журнал. Как оказалось, у всего есть обратная сторона, и массовая литература не может быть качественной. В этих условиях литературно-художественный журнал утратил былую популярность.
4. Обзор наиболее ярких событий в истории влияния цензуры на состав журнала привел к следующим выводам. Партийное руководство использовало двойные стандарты в своих указаниях. Цензура могла запрещать публикацию литературы для широких масс, но могла разрешить публикацию тех же изданий для партийного руководства. Критика сталинского террора со стороны лидеров партии не означала разрешения публиковать критические произведения на эту тему. Публицистические очерки, критикующие деятельность определенных структур должны были получить разрешение на появление в печати у этих же самых организаций.
"Нева" оказался очень "живучим" изданием. Несмотря на постоянное нарушение идеологических запретов, его не закрыли, а лишь сменили редколлегию. И даже после этого журнал остался верен своим принципам: печатать молодых литераторов, говорить о социальных проблемах, освящать запрещаемые произведения на своих страницах. С конца 80-х годов XX века литературно-художественный журнал "Нева" начал публикацию ранее запрещенных произведений (А. Кестлер "Слепящая тьма"), что вызвало необычайную шумиху и взрыв популярности журнала. Заключение. Эта курсовая работа в первую очередь была посвящена недавней, круглой дате литературно-художественного и общественно-политического журнала "Нева" - в 2005 году он отметил свое 50-летие. Для интеллектуального журнала это очень большой срок существования. Целью нашей работы был анализ специфики литературно-художественного журнала "Нева": основных принципов издания, новизны и значения для его современников. Данную цель мы поставили для того, чтобы проверить нашу гипотезу - журнал, возникший, как дитя определенной эпохи не может и не должен изменять изначальным принципам издания даже в целях своей популяризации. Его актуальность и новизна не должны определяться потребностями современного читателя. Скорее, данное издание само должно отвечать потребности узнать больше об истории своего народа и попытке читателя лучше понять специфику русской интеллигенции. Для проверки гипотезы мы обозначили понятие "журнал" как вида публицистического издания; выполнили обзор истории развития литературно-художественных журналов в г. Санкт-Петербурге; а так же обзор культурной жизни СССР в 40-90 годах XX столетия (время возникновения и расцвета журнала "Нева") и выявили влияние политической цензуры на специфику журнала; раскрыли основные принципы издания литературно-художественного журнала "Нева"; выполнили анализ влияния современной политической картины России на содержание литературно-художественного журнала "Нева". Для более эффективного выполнения поставленных задач мы проанализировали содержание нескольких номеров журнала и зафиксировали основные выводы. Мы выявили следующие особенности журнала "Нева". Для авторов "Невы" характерна потребность в поиске ранее малоизвестных, но талантливых людей ("Вечности заложник"), открытии не знакомых широкому кругу читателей событий ("Неотмеченный юбилей Швейка"), раскрытие малоизвестных фактов из жизни известных людей ("Слово, победившее смерть"). Очень часто эти изыскания оказываются связанными с Санкт-Петербургом. Компоновка журнала очень гармонична – тяжелые, затрагивающие за живое произведения чередуются с легкими, нейтральными публикациями. Исторические романы – со стихами, резкие социальные очерки – с воспоминаниями о прошлом. Несмотря на то, что журнал "Нева" - литературно-художественное издание, в нем очень мало ничего не значащих, пространных рассуждений ради публикации в известном журнале (иными словами, мало "воды"). Все публикации, выражающие несогласие, обращаются к конкретным лицам, приводятся конкретные факты, обвиняются конкретные структуры и дают очень откровенную оценку описываемому явлению ("Исповедь сына века", "Железнодорожные грачи, или как работает закон о земле"). Интересен подход аналитических статей журнала к рассматриваемым явлениям. В них не встречаются избитые трактовки, шаблонные рассуждения. Очень часто вместе рассматриваются казалось бы несопоставимые события и персонажи. Для авторов журнала характерна разно плановость точек зрения ("Троцкий и психоанализ"). Журнал был и остается доступным для небольшой, интеллигентной, прослойки населения. Во-первых, "Нева" насыщенна малопонятными обывателю терминами и лекционным материалом. Во-вторых, многие публикации журнала затрагивают не актуальные для простых людей проблемы ("Табель о рангах"). По мере приближения к XXI веку, издание все более насыщалось эмигрантскими публикациями, которые зачастую приобретают черты маргинальности и теряют свою актуальность. Люди уже изменились, изменился и взгляд на западных людей. Эта литература заполнена неудовлетворенностью западной "бездушностью" и потребностью хоть как-то получить общение с земляками. С другой стороны, авторы прямо, или косвенно говорят читателю о разумности выбора комфортных условий заграницы. Это как брак по любви и брак по расчету. Нельзя сказать, чтобы авторы журнала стремились соответствовать требованиям современных читателей. На наш взгляд, проблема эмиграции – не единственная, которой можно уделять внимание в номере, посвященном Америке. Та же массовая культура, о которой много говорит Б. Никольский, главный редактор "Невы", вполне может дать пищу для весьма интересных критических статей. Думаем, что наша гипотеза и не нуждалась в подтверждении. Действительно, как можно ставить вопрос о популярности данного издания. Журнал "Нева" сформировал мировоззрение двух поколений, посмел прорваться мнению единиц тогда, когда голос одного человека не значил ничего в сравнении с мнением большинства. Сегодня литературно-художественный журнал отличается от глянцевых, ярких журналов, насыщенных рекламой, но это интеллектуальный журнал, ориентированный не на потребителя, а на мыслителя. Тот, кто хочет, тот найдет, тем более, что сегодня его не обязательно покупать. Сайт издания есть в Интернете, он обновляется, есть форум, на котором читатели делятся впечатлениями от публикаций. Все постепенно приходит на прежние рельсы и один из самых читаемых ранее журналов медленно, но верно занимает прежнюю нишу. Литература: 1. Ахманова О.С. Словарь лингвистических терминов. М.: Сов. энциклопедия, 1969. 2. Беляев А. На Старой площади // Вопросы литературы, 2002, №3 3. Берков П. Н. История русской журналистики XVIII века. М.; Л., 1952 4. Блокадная тема в цензурной блокаде // Нева. 2004. № 1. С. 238–244. 5. Богомолова Н. Н. Социальная психология печати, радио и телевидения. М.: изд-во МГУ, 1991. 6. Документы свидетельствуют… Из фондов Центра хранения современной документации. О писателе Эрнесте Хемингуэе // Вопросы литературы. 1993. Вып. 2. С. 243. 7. Идеологические комиссии ЦК КПСС. 1958–1964. Документы. М.: Росспэн, 1998.
8. История в трех письмах и четырех телеграммах. Публикация и комментарии Б. Н. Никольского // Нева. 1995. № 4. С. 212–216. 9. Литературный процесс и русская журналистика конца XIX - начала XX века, 1890-1904: Социально-демократические и общедемократические издания. М., 1981.
10. Литературный процесс и русская журналистика конца XIX - начала XX века, 1890-1904: Буржуазно-либеральные и модернистские издания. М., 1982. 11. “Нева” накануне “второго Октябрьского переворота” // Нева. 1996. № 4. С. 214–216. 12. Очерки по истории русской журналистики и критики: В 2 т. Л., 1950-1965 13. Очерки истории русской советской журналистики, 1917-1932. М., 1966 14. Очерки истории русской советской журналистики, 1933-1945. М., 1968 15. Петров А.Н. Не постыдимся вовеки // Нева. 1995. № 4. С. 209–212 16. Рубашкин А. Эрнест Хемингуэй и ЦК ВКП(б) // Нева. 1999. С. 203–206 17. Русская литература и журналистика начала XX века, 1905-1917: Буржуазно-либеральные и модернистские издания. М., 1984 18. Русская литература и журналистика начала XX века, 1905-1917: Большевистские и общедемократические издания. М., 1984 19. Савицкий С. А. Андеграунд: История и мифы ленинградской неофициальной литературы. М., 2002. 20. Серебровская Е. О нем, о гордости нашей // Нева. 1998. № 2. С. 216–221 21. Серебровская Е. Между прошлым и будущим. 4.2. СПБ., 1995. 22. Толковый словарь русского языка ХХ столетия. Языковые изменения/ Под ред. Г.Н. Скляревской. СПб., 1998. 23. www.nevajournal.spb.ru Практическая часть работы выполнена по следующим источникам: 1). Ежемесячный литературно-художественный и общественно-политический иллюстрированный журнал "Нева". 1988, № 7. 2). Ежемесячный литературно-художественный и общественно-политический иллюстрированный журнал "Нева". 1991, № 4. 3). Ежемесячный литературно-художественный и общественно-политический иллюстрированный журнал "Нева". 2000, № 12.