Министерство образования РФ Стерлитамакский Государственный Педагогический Институт Кафедра всеобщей истории Политическая история и культура Ольвийского полиса Курсовая работа Научный руководитель Денисов И. В. Студент исторического факультета 1 курса группа Г Васильева С. А. Стерлитамак 2000 План Введение 1.
История Ольвии с VII по V вв. до н.э. 2. История Ольвии от скифов до завоевания Митридата V - I вв. до н.э. 3. Культура Ольвии Заключение Список используемых источников Содержание Введение 1. История Ольвии с VII по V вв. до н.э. 1.1 Архаическая эпоха 1.2 Историческая ситуация в Северном Причерноморье на рубеже
VI-V вв. 2. История Ольвии от скифов до завоевания Митридата V - I вв. до н.э. 2.1 Ольвия в эпоху поздней классики и раннего эллинизма IV - первая половина III в. 2.2 Эпоха кризиса вторая половина III - первая половина II в. до н.э. 38 2.3 От Скилура до Буребисты 3. Культура Ольвийского полиса 52 Заключение
Список используемых источников Введение Ольвийский полис - одно из самых значительных античных государств Северного причерноморья. Среди многочисленных колоний Милета Ольвия выделяется необычайным богатством памятников материальной культуры, нумизматики и особенно эпиграфики, позволяющих с желаемой полнотой воссоздать ход ее исторического развития, политический строй, социальную структуру и культурный облик. Интерес ученых к
Южной России вообще и к Ольвии в частности стал проявляться в отечественной науке после включения Крыма и Новороссии в состав Российской империи. В конце XVIII в. туда отправляются П. Сумароков и П. С. Паллас, правильно локализовавшие в своих трудах местоположение Ольвии у села Ильинское соврем. Парутино в низовьях Буга и описавшие остатки ее развалин Сумароков П. Путешествие по всему
Крыму и Бессарабии. М 1800 Первая попытка создать краткий очерк истории Ольвии на основании известий древних авторов и данных нумизматики принадлежит голландскому эмигранту И. П. Бларамбергу Blaramberg I. P. Choix de medailles antiques dOlbiopolis ou Olbia, P 1822. Рус. пер. М 1828 Практически одновременно с ним выпустили свои труды Д. Р. Рошетт и П. Кёппен, не бесполезные для своего времени главным образом тем, что они ввели в научный
оборот новые эпиграфические памятники. Однако все перечисленные работы, несмотря на отдельные удачные наблюдения, ни по охвату источников, ни по методическому уровню их изучения нельзя признать в полном смысле научными исследованиями. Первым, кто поставил изучение ольвийских надписей и свидетельств древних авторов о городе на подлинно научный уровень, был отец греческой эпиграфики , выдающийся немецкий историк и эпиграфист Август Бёк, который в вводной главе к надписям
Сарматии своего Корпуса греческих надписей дал монографически связный очерк истории Ольвии Corpusinscriptinum Graecarum 1843 Vol 2? cap 1 P 86-89, 5-10. Образцовые для своей эпохи в археологическом и нумизматическом отношении сочинения А. С. Уварова Уваров А. С. исследования о древностях южной России и берегов Черного моря. СПб 1851. Вып. 1. Об истории
Ольвии см. с 35-103. и Б. В. Кёне в своих исторических разделах выглядят очень слабыми и не соответствуют даже уровню современной им науки. В целом антикварный период не прошел для науки бесплодно он положил начало собиранию, систематизации и публикации нумизматических, эпиграфических и археологических памятников из Ольвии. В эту пору предпринимаются и робкие попытки проводить раскопки на Ольвийском городище , а также первые опыты обобщения ее истории.
Начало систематического изучения Ольвии и ее истории происходило в 1885-1917 гг. 1885 год ознаменовался крупным событием в науке о классических древностях Юга России недавний выпускник Петербургского университета, питомец школы Ф. Ф. Соколова, тридцатилетний ученый Василий Васильевич Латышев, которому Русское археологическое общество в 1882 г. по возвращении его из командировки и
Грецию поручило собрать и издать греческие и латинские надписи античных городов Северного Причерноморья, выпускает том I своего корпуса Inscriptiones antiquae orae septentrionalis Ponti Euxini Graecae et Latinae , включивший эпиграфические памятники Тиры, Ольвии и Херсонеса. Исследования об истории и государственном строе города
Ольвии стали образцовым трудом, в котором использованы все и наличествующие к тому времени письменные источники, включая эпиграфические, извлечен из них максимум информации и на основании ее построена предельно возможная историческая картина развития Ольвии от основания колонии до ее окончательной гибели. Большую роль в развитии изучения истории Ольвии и всего Северного Причерноморья сыграла составлявшаяся много лет
Латышевым хрестоматия Scythica et Caucasica Scythica et Caucasica. Известия древних писателей греческих и латинских о Скифии и Кавказе. СПб Т. 1, 1893 - 1900 Т. 2 1904-1906 вобравшая в себя практически все свидетельства греческих и латинских авторов о Северном Причерноморье и Кавказе. Эти планомерные изыскания привели к накоплению большого количества нового материала, потребовавшего
оперативной обработки и исследования. Латышев регулярно публикует в разных изданиях вновь прибывающий эпиграфический материал. В советской историографии также предпринимаются попытки составления кратких очерков по истории Ольвии В. Ф. Гайдукевичем, Д. П. Каллистовым, Т. Н. Книпович, Д. Б. Шеловым. Всех их объединяет одно они основаны не на собственных исследованиях, но лишь резюмируют выводы предшественников.
Современный этап изучения истории Ольвии качественно отличается от предшествующих неуклонным стремлением не только стремлением к расширению круга источников, но и к совершенствованию методики, к выведению ее на комплексный уровень. Источники по политической истории Ольвии разнообразны, но не равнозначны как по своему количеству, так и по уровню информативности. Надо откровенно и с сожалением признать, что свидетельства древних авторов об
Ольвии весьма скудны. Из более или менее связных рассказов можно назвать только два новеллу Геродота о Скиле Herod. IV. 78-80 и вступительный раздел Диона Хрисостома Dio Chrys. XXXVI. 1-18 . Они бесценны для нас тем, что оба - объективные свидетельства очевидцев, однако целью их не было специальное описание города для отца истории Ольвия служит декорацией, перед которой разыгрывается драматическая история скифского царя-вероотступника,
для бродячего ритора-изгнанника из Прусы-это экзотический фон, на котором ему удобнее, как Орфею перед фракийцами, излагать свое философское credo о хорошо устроенном городе . Остальные свидетельства отрывочны и разрозненны. Это объясняется тем, что Ольвия за редкими исключениями не была втянута в мировые катаклизмы древней истории. Наибольшее значение имеют данные греческих надписей, как аутентичные и наиболее объективные.
Преимущество их перед свидетельствами авторов еще и в том, что они зачастую заполняют собой лакуны, оставленные античными писателями. Так, например, об ольвийской истории III в. до н. э. мы узнаем исключительно из таких замечательных документов, как декреты в честь Протогена, Антестерия, сыновей херсонесита Аполлония и др. Для воссоздания политической истории наиболее важны постановления, надписи почетные, посвятительные,
строительные, каталоги, да и все прочие категории надписей. Особенно же ценны для нас те редкие случаи, когда надписи подтверждают либо даже дополняют нарративную традицию о тех или иных событиях для Ольвии можно назвать пока только две такие счастливых случайности декреты в честь Тимесилея и в честь Каллиника. Тем не менее и надписи, несмотря на всю их объективность, неравнозначны по информативности, а потому и они оставляют пробелы в наших знаниях об ольвийской истории.
В силу какого-то магического закона в Ольвии это почти все первые половины столетий из-за стандартного характера документов они пока скрывают от нас во мгле событийную историю первых половин V-II вв для реконструкции которой мы вынуждены прибегать к другим источникам либо к косвенным данным, что особенно характерно для архаического периода. На помощь приходят здесь памятники малой эпиграфики многочисленные и как нигде разнообразные по содержанию
граффити на керамике, а также уникальные, свойственные почти исключительно данному региону и не такие уж теперь редкие документы - частные письма на свинцовых пластинках. Они дают бесценную информацию о социальной, экономической, а отчасти и о политической истории Ольвийского полиса. Сюда же следует присовокупить и называемое условно письмом жреца многострочное граффито на остраконе. Ольвийское монетное дело уходит своими корнями в
VI в. до н. э а прекращается только с окончательным упадком города в III в. н. э. Отсюда понятно и значение монет они документируют практически всю историю полиса. Естественно, памятники нумизматики, чутко реагировавшие на любые изменения экономической конъюнктуры, дают бесценную информацию о состоянии хозяйства полиса и его финансов. Но при сопоставлении с другими источниками они могут пролить дополнительный свет и на ход исторического
процесса, как, па-пример, это произошло с событиями конца IV и второй четверти II в. до н. э. Однако в исключительных случаях монеты выступают и непосредственным источником по политической истории. Так, преимущественно на материалах ольвийского литья и серебряной чеканки V в. удается гипотетически реконструировать генезис ольвийской тирании и порядок чередования ее с властью варварских наместников. Наконец, сами эти уникальные в античном мире литые фигурные и круглые
монеты VI -IV вв. позволяют сделать вывод о культурных контактах между Ольвией и варварским миром, с одной стороны, и греческими полисами Понта - с другой. Не менее важны и результаты, получаемые при изучении денежного обращения Ольвийского полиса так, наблюдения над притоком туда понтийской меди в эпоху Митридата позволяют уточнить время вхождения Ольвии в состав его панпонтийской державы, формы подчинения
ему полиса и дату выхода из-под власти Митридата. Исходя из исторических источников, мы построим периодизацию на фактах политической истории, которая должна, однако, пониматься как основной итог комплексного исследования всех доступных источников. 1. История Ольвии от VII в. до н.э. до V в. до н. э. 2. История Ольвии от скифов до завоевания Митридата V - I вв. до н.э. А также рассмотрим культуру
Ольвийского полиса. В данной работе мы постараемся проследить историю Ольвийского полиса на протяжении первых шести веков его тысячелетнего существования, для каждого периода предлагается реконструкция его внутреннего устройства и взаимоотношений как с эллинистическими государствами Средиземноморья и причерноморья, так и с окружающим негреческим миром. Выявим общее и особенное в развитии Ольвии, ее место и роль в античной истории.
3. История Ольвии с VII по V вв. до н.э. 3.1 Архаическая эпоха Как известно, наиболее активно берега черного моря вообще и северный в частности осваивал Милет, которому в древности приписывалось основание 75 или даже 90 апойкий. Из этой метрополии выселились в низовья Буга и Днепра будущие жители Ольвийского и, по всей вероятности, Березанского поселений.
Об Ольвии как об апойкий Милета единодушно свидетельствуют античные авторы начиная с Геродота. Евсевий под вторым годом 33-й олимпиады 647 6 г. до н. э. сообщает, что в Поите основан Борисфен Euseb. Chron. can. Helm. В 1984. Р. 95b Борисфеном в устах средиземноморских греков называлась Ольвия. Вторую дату приводит Псевдо-Скимн 809 Muller,
814 Diller , указывающий, что Ольвия основана во время мидийского владычества . Большинство исследователей вполне законно понимало эти слова как указание на время существования или расцвета Мидийской державы и датировало, таким образом, основание Ольвии в широких пределах от 709 8 или 687 до 550 49 или 559 8 гг Lindisch F. De rebus Olbiopolitarum, P 4 655-558 гг.
Ziebell W Olbia S 9 та же дата Иначе обстоит дело в Ольвийском поселении, из которого происходит пока лишь один керамический фрагмент третьей четверти VII в.16 Массовой же керамика становится с первой четверти VI в причем это отнюдь не малочисленные, как иногда утверждается, керамические материалы внимательно изучившая их Л. В. Копейкина отмечает довольно многочисленные фрагменты родосско-ионийских сосудов ,
довольно много фрагментов кратеров , в большом количестве обломки родосско-ионийских киликов первой и второй половины VI в. до н. э. и т. п Копейкина Л. В. Некоторые итоги С. 137 - 139 Все эти богатые материалы и дали возможность исследовательнице присоединиться к выдвинутой при публикации граффито Ксанфа датировке основания Ольвии рубежом VII-VI вв. или началом VI в. В свою очередь, эта надпись на сосуде местного изготовления
свидетельствует о налаженном местном керамическом производстве в первые десятилетия после основания города. Итак, рассмотренные археологические данные окончательно заставляют отнести основание города Ольвии примерно к рубежу VII-VI, самое позднее - к началу VI в что укладывается в широкие хронологические рамки сообщения Псевдо-Скимна. В области эпиграфики следует указать на полное до мельчайших нюансов копирование шрифта
и системы письма метрополии, а в языковой - на филиацию отдельных фонетических явлений, свойственных в раннее время только Милету См. Виноградов Ю. Г. Древнейшее греческое письмо с о. Березань ВДИ. 1971. 4. С. 80 То же касается и некоторых привычек, вывезенных с родины, и типично ионийско-милетской антропонимии. Аналогичная картина проявляется в некоторых элементах градостроительства и архитектуры. Наконец, наиболее важными представляются заимствования из метрополии березанскими и ольвийскими жителями
религиозных и государственных институтов ольвийский календарь в деталях копирует милетский, подавляющее число типично милетских богов присутствует в березанско-ольвийском пантеоне, здесь же засвидетельствована культовая коллегия мольпов во главе с эсимнетом-городским эпонимом Исчерпывающую сводку источников и литературы см. Ehrhardt. 2. Кар. В, С, D. На S. 157 автор говорит, что именно в
Ольвии можно констатировать наибольшие соответствия с метрополией Многообразие этнополитической ситуации породило различные способы контактов первых колонистов с аборигенным населением. По всей видимости, в Побужье и Поднестровье встреча милетян с номадами была почти или вовсе бесконфликтной. По крайней мере, фортификационные сооружения Березани не обнаружены до сих пор, а наиболее раннее оборонительное стеностроительство
Ольвии фиксируется пока лишь для первой половины V в. до н. э. Ни в одном из остальных районов мы не располагаем пока документальными материалами о наличии в VI в. враждебных отношений эллинских первопоселенцев с автохтонным населением, экспроприации у местных жителей земли и т. п. Вероятно, освоение новой территории велось либо с молчаливого согласия скифов, либо на каких-то договорных началах Хазанов А. М.
Социальная история скифов. М 1975. С. 235 Однако эллины, переселившиеся во второй половине VII и VI в. до н. э. на берега Понта, не явились пионерами подобной колонизационной практики. Выбор для поселения места, защищенного естественными рубежами, при этом с учетом демографической ситуации, характеризует уже самый ранний этап Великой греческой колонизации. Милетские колонисты, закрепившиеся первоначально на защищенном самой природой полуострове
Березань, примерно через полвека после основания колонии проникли по берегу Днепро-Бугского лимана на 40 км в глубь материка, где ими была основана новая апойкия - Ольвия. Выбор места для нового городского центра был не случаен, но обусловливался рядом соображений принципиального характера. Во-первых, нигде по побережьям Бугского, Днепровского и Березанского лиманов нет столь удобного в географическом и топографическом
плане места только Ольвийское городище располагает наличием двух террас - верхней и нижней вторая из них изобилует родниковой и колодезной водой и представляет собой удобную платформу для устройства гавани. Во-вторых, Ольвия занимает крайне благоприятное местоположение у слияния двух крупнейших водных артерий - Днепра и Буга, служивших великолепными речными магистралями для торговли с лесостепными и степными районами Северного Причерноморья Cp. Graham A. J. The
Colonial Expansion of Greece. P. 125. В-третьих, крайне важно положение ольвийского треугольника и в стратегическом аспекте он прекрасно защищен естественными рубежами обороны - Заячьей балкой с запада, Северной балкой на севере и берегом Бугского лимана с востока Виноградов Ю. Г. Полис в Северном Причерноморье. С. 389 то есть и здесь повторно применен первый из названных приемов милетской
колонизационной практики. Наконец, не случайно к моменту окончательного сложения Ольвийского полиса как территориального единства во второй половине VI в. Ольвия оказалась точно посредине его обширной хоры. Это наводит на мысль о первоначальном программировании , с одной стороны, местоположения города как центра будущего государства, а с другой - и примерных границ будущего государства, что было вызвано,
вероятно, предоставлением скифами заранее и строго ограниченной территории для заселения. Ольвия формируется как урбанистический центр, причем на большей части верхнего плато. К этому времени прокладывается центральная осевая магистраль города, перерезавшая его с севера на юг, распланирована территория теменоса, древнейшие алтари которого - ботросы - начинают функционировать уже с третьей четверти столетия Леви Е. И. Новые посвятительные
Апполону Дельфиниу из раскопок Ольвии История и культура античного мира. М 1977. С. 96-100 Выделен участок под общественную площадь, агору и прилегающие к ней с юга и северо-запада административные здания, иными словами, складываются основные элементы монолитной урбанистической структуры, именуемой греческим полисом. С другой стороны, теперь уже никто, пожалуй, не сомневается в том, что во второй половине VI в. происходит не синойкизм, а, напротив, массовое освоение земель
Нижнего Побужья путем основания поселений, причем происходило это освоение из двух городских центров - сначала Березани, а потом и Ольвии. Перейдем теперь к одной из наиболее сложных и остро дискутируемых в науке проблем - вопросу о причинах и целях эмиграционного процесса. В последние годы исследователи приходят к вполне оправданному выводу, что греческая колонизация была гетерогенным процессом, причины, ее породившие, и цели, ею преследуемые, равно как и организационные
формы, призванные служить реализации этих целей, в разных местах проявляли себя по-разному, хотя и подчинялись общим историческим закономерностям, обусловливавшим сходные ситуации в разных регионах. Многочисленные сельскохозяйственные поселения возникают в интерисующем нас районе по берегам Бургского и Березанского лиманов в архаическое время - в VI в. до н. э. Самые ранние из них, основанные не позже второй четверти
VI в группируются на левобережье Березанского и правобережье Днепровско-Бугского лиманов в непосредственной близости от Березани. С середины VI в. непрерывной цепью таких поселений охвачена уже обширная территория от Николаева на севере до Очакова на юге и далее вверх по берегам Березанского лимана. Эта картина дает основания предположить, что первые аграрные выселки в районе
Березани суть продукт деятельности жителей именно этого центра, направленной на расширение территории путем освоения прилегающего пространства Рубан В. В. ВДИ. 1977. 2. С. 150, 152 Многочисленные же поселения второй половины VI в. следует связать уже с созданием хоры единого Ольвийского полиса. Мы вынуждены признать, что импорт заморских товаров первые поколения колонистов
должны были компенсировать прежде всего и главным образом продуктами, полученными в результате торгового обмена с глубинными районами Скифии, а не произведениями собственных рук. Это заключение подводит нас к важному методическому принципу, недоучет которого был присущ работам исследователей как торгового , так и аграрного концепционного лагеря. Суть его в том, что следует четко отграничивать ранний этап поселений
Нижнего Побужья вторая половина VII-первая четверть VI в. от более позднего. вторая четверть VI-начало V в. в экономическом аспекте Лапин В. В. Греческая колонизация. С. 71-77 Естественно, эта роскошно украшенная посуда, как бы высоко ни оценивали ее греческие купцы в обмене с туземцами, не могла в силу своей немногочисленности обеспечить достаточный приток продуктов
сельского хозяйства, сырья и т. п необходимых припонтийским эллинам для оплаты средиземноморского импорта. Однако нельзя сбрасывать со счетов и ввоз в Скифию продукции, не оставляющей следов в археологии perishables , прежде всего вина, транспортировавшегося в мехах. Вино же, напротив, довольно быстро нашло у них признание, коль скоро столетие спустя скифское пьянство уже вошло в Греции в поговорку. В подобной же таре мог импортироваться в скифский
Hinterland и такой продукт эллинской агрикультуры, как оливковое масло. Наконец, нельзя забывать и о возможности ввоза дорогих тканей, особенно гонких шерстяных, которыми славился в древности Милет. Если присовокупить сюда изделия деревообделочного ремесла, то получается весьма солидный ассортимент. После всего сказанного, учитывая природные ресурсы древней территории Украины, яснее станет, что могло вывозиться через Березанскую, а потом и
Ольвийскую апойкии в Милет и другие греческие полисы. Прежде всего это хлеб - основной продукт земледельцев лесостепной Скифии, затем скот, дерево, позднее, возможно, рабы. Однако недавние интереснейшие археологические изыскания в Ягорлыцком производственном районе, возникшем, по-видимому, в период складывания собственно березанской
хоры первая половина VI в показали, что микрорайон древней Гилей кроме лесных массивов обладал собственными запасами минералов для черной металлургии и стеклоделательного производства, которые могли экспортироваться в Грецию как в виде ремесленной продукции, так и сырья. Таким образом, приходим к выводу о заинтересованности Милета в освоении Нижнего Побужья прежде всего для расширения сырьевой базы метрополии.
Эта неослабевающая заинтересованность прослеживается и утверждается теми устойчивыми и перманентными связями, которые неразрывно соединяли материнский город и его далекую апойкию на протяжении по крайней мере полутора столетий существования последней Виноградов Ю. Г. Милет и Ольвия. С. 47-52 В литературе неоднократно предпринимались попытки связать возникновение Березани и Ольвии с конкретными событиями истории милета. можно попытаться определить и время основания
Ольвии. Из рассказа Геродота I, 16-19 мы знаем, что наиболее ожесточенную войну с Милетом вели в течение 11 лет лидийские цари Садиатт и Алиатт, во время которой милетяне потерпели два крупных поражения и которая тем не менее благополучно для них завершилась без взятия их родного города, хотя лидийцы постоянно опустошали их поля. Несмотря на различные датировки исследователями этой одиннадцатилетней войны, все они относят ее к
самому концу VII в. Не могла ли этой разорительной войной быть вызвана новая потребность Милета в сельскохозяйственных продуктах и ином сырье и тем самым стимулировано выведение новой апойкий в устье Гипаниса и Борисфена в один из кризисных периодов истории метрополии? Согласно высказанной в свое время гипотезе, в новую волну колонистов из Милета влились и жители уже существовавшего Березанского поселения, осуществившие таким образом традиционный
Festlandssprung и рассматривавшие поэтому новую как свое кровное дело, что и привело в дальнейшем к отсутствию какого-либо антагонизма между березанскими и ольвийскими поселенцами, а с образованием единого полиса - к созданию единого борисфенитского, а позже ольвиополитского гражданства и обусловило переход названия Борисфен с Березани на Ольвию как у самих местных жителей, так и в устах греков метрополии. Около середины VII в на начальном этапе освоения милетянами
Нижнего Побужья, основывается поселение на современном острове Березань с целью обеспечения метрополии необходимыми продуктами и сырьем. Однако Березанское поселение не стало с самого начала эмпорием по дефинициям новых историков, напротив, представляется, что оно было апойкией, выводившейся по строго продуманному плану, сформировавшимся еще в метрополии политическим организмом, который и заложил ядро будущего
Ольвийского полиса. Второй этап составило основание где-то около 600 г. новой волной милетских-переселенцев с участием березанцев Ольвийского поселения, первые полвека существования которого остаются пока для нас скрытыми под мощными римскими напластованиями, перекрывшими южную, наиболее древнюю часть городища. В частности, мы можем лишь гадать о политическом статусе и взаимоотношениях Березани и Ольвии в первой половине VI в. были ли та и другая автономными, имели ли сепаратные общины
или одну общую, объединялись ли узами какого-то союза типа симполитии или составляли один полис и т. д. Однако, как уже было сказано, следует решительно возразить против обозначившейся тенденции поставить Ольвию этой эпохи в один ряд с прочими рядовыми поселениями Побужья и Поднепровья. Историческое содержание третьего этапа, начавшегося около середины VI в составило окончательное оформление и утверждение единого
Ольвийского полиса. С этого момента Ольвия превращается в политический и административный центр нового государства, а Березань - в его внутренний торгово-промышленный эмпорий. С этого же момента начинается широкое освоение ольвиополитами окружающих земель, где создается длинная цепь земледельческих поселков и хуторов, но наряду с этим и такие районы с ярко выраженным индустриальным обликом, как Ягорлыцкий. В гот же, третий период окончательно оформляется гражданская община нового
полиса и его основные культовые и государственные институты. Поэтому вопрос, который нам предстоит рассмотреть последним это проблема политического и социального устройства раннего Ольвийского полиса, проблема наиболее сложная, менее всего разработанная, однако одна из самих важных. Договорные начала, регламентировавшие отдельные вопросы религиозных, политических и экономических взаимоотношений Милета и его апойкий, могли установиться как раз после окончательного
оформления ольвийской гражданской общины и ее представительных институтов, а именно во второй половине VI в. Тесные связи и обоюдная заинтересованность обоих полисов друг в друге, прослеживаемая во всех сферах жизни, лучшее тому свидетельство. Первоначальный контингент переселенцев не мог не быть как-то организован, то встает вопрос о характере его организации и цементирующих началах. Представляется, что таким началом должна была явиться личность ойкиста, роль которого в процессе основания
колонии известна слабо, но все же лучше некоторых других моментов колонизационного движения. Отметим главное - независимость ойкиста от метрополии, диктаторскую, почти монархическую сущность его прерогатив и полномочий. Ситуация оправдывала себя попадая в неизведанные места, зачастую во враждебное варварское окружение, колонисты должны были быть спаяны единым связующим началом, которое, в свою очередь, обязано было требовать от них неукоснительного соблюдения строгой дисциплины.
Поэтому этот первый этап жизни молодого, зарождавшегося полисного организма можно назвать периодом диктатуры ойкиста . Этот период мог длиться достаточно долго так, по Геродоту IV. 159 , Батт-Аристотель правил Киреной около 40 лет. Применительно к ольвийской истории в этот отрезок времени могут уложиться те самые полстолетия существования города от момента выведения апойкий до момента начала трансформации ее в полис.
Но диктаторская деятельность ойкиста имела и другую сторону - облеченный неограниченными полномочиями, он в значительной степени должен был влиять и влиял на политическое устройство будущего полиса. В некоторых случаях доходило до полной узурпации власти и превращения ее в тираническую, а потом и монархическую. Так, тот же Батт основал в Кирене династию Баттиадов. Есть основания полагать, что даже там, где до тирании и монархии дело не доходило, в первые
века существования нет никаких признаков демократического режима. Главная причина тому - появление на сцене крупной политической силы - новой аристократии. Описанный выше широкомасштабный и притом спонтанный процесс освоения ольвийской хоры начиная с середины VI в. несомненно требовал значительных людских ресурсов. Понятно, что эти ресурсы не могли образоваться за полстолетия только в результате воспроизводства первоначального
контингента переселенцев - необходим был приток извне. Одним из источников их поступления могло стать варварское окружение. Однако, судя по археологическим и просопографическим данным, варварский элемент в архаическую эпоху составлял в населении Ольвии незначительный процент, поэтому он не в состоянии был покрыть создавшийся дефицит в рабочей силе. Таким образом, мы приходим к неизбежному выводу о новой волне добавочных колонистов
из Греции - эпойков, которая и должна была создать необходимый резерв для освоения обширного фонда земель. Только приняв это предположение, можно понять импульсивность, а не перманентность процесса освоения пространства. В пользу этого говорит также синхронное и спонтанное расширение территории Ольвийского городища не менее чем в три раза и характер его застройки землянками и полуземлянками, которые вполне могли на первых порах служить скромными жилищами новым колонистам, а также масштабные перестройки
на Березанском поселении, которое к этому времени достигло своих максимальных размеров. В связи с этим возникает вопрос какие юридические взаимоотношения установились между первопоселенцами и эпойками? Имеющиеся у нас источники по соответствующей колонизационной практике свидетельствуют, что добавочные колонисты получали участки из незанятой земли или неделимого фонда, часто меньшие клеры на худшей территориально или качественно земле, т. е. налицо экономическое неравноправие.
Обнаруженные недавно эпиграфические памятники рисуют нам яркую картину далеко зашедшего процесса имущественной и социальной дифференциации. Предположение об аристократическом характере правления Ольвийского полиса во второй половине VI в. получило право на существование, хотя, конечно, конкретные его формы станут ясны лишь после обнаружения соответствующих письменных источников. Мощная волна новых эпойков семь тысяч , переселившихся около середины
VI в. в низовья Гипаниса и Борисфена, хотя и получила земельные участки, создав ту самую обширную ольвийскую хору, которая известна нам по археологическим разведкам и раскопкам, но все же была, видимо, как-то ущемлена в политических правах по сравнению с исконной аристократией, захватившей ключевые позиции в полисе. Дело дошло до конфликта между потомками первопоселенцев и массой добавочных колонистов. Предотвращению надвигавшегося или ликвидации разразившегося стасиса. примеры которого типичны для истории
греческой колонизации, помог Дидимский оракул, повелевши и ввести культ разумного дельфина -Аполлона Дельфиния, который в конечном итоге водворил внутренний мир в государстве, отныне получившем название благоденствующего . Это гражданское примирение повлекло за собой ряд изменений в разных сферах жизни полиса. Новому покровителю Ольвии нарезается напротив раннего священного участка по другую сторону Главной улицы центральный теменос в том и другом святилище оба
Аполлона сосуществуют несколько десятилетий неконвергентно, чуть ли не антагонистически, каждый со своей свитой Врач вместе с Матерью богов, Гермесом и Афродитой, Дельфиний - с Зевсом и Афиной Русяева А. С. Милет С. 56 и примеч. 139 Происходит смена полисных денежных знаков прежние монеты-стрелки - символ дружественного лучника - постепенно вытесняются монетами-дельфинами, символизирующими
Аполлона в новой ипостаси. Таким образом, новые материалы из раскопок Березани и Ольвии открывают замечательные перспективы изучения тесной взаимосвязанности религии и политики в архаическом греческом обществе. 1.2 Историческая ситуация в Северном Причерноморье на рубеже VI-V вв. В конце VI в. в Северном Причерноморье произошло крупное военно-политическое событие, поменявшее ход исторического развития
как населявших его местных племен, так и самих греческих полисов. По всей видимости, в 519 г. или чуть позже Дарий I Гистасп, недавно ставший владыкой мощной персидской державы, с огромным войском переправился через Босфор и вторгся в пределы Фракии. Пройдя через земли фракийцев, он навел понтонный мост через Дунай, переправил по нему свое войско и повел его против скифов.
Судя по отсутствию каких бы то ни было разрушений в самой Ольвии, на Березани и на многочисленных поселениях обширной ее хоры, поход персов никак не затронул Ольвийский полис Дарий либо пощадил город, либо - что скорее - прошел стороной или вовсе не дошел до него. Тем не менее скифский поход Дария опосредованно отразился и на судьбе Ольвии. Как бы ни оценивать социальную структуру Скифского царства той эпохи, оно обусловило на рубеже
VI-V вв. те внешнеполитические сдвиги, которые и привели к зарождению качественно новых процессов в среде северопонтийского эллинства. Отправным рубежом этих изменений явилась победа над войском Дария I, одержанная царскими скифами. После этого скифские правители резко меняют свою политику, перейдя к экспансии в сопредельные земли Карасев А. Н. Указ. соч. С. 28 Яценко И. В. Скифия VII-V вв. до н.э. М, 1959.
С. 111. Не миновала скифская экспансия и Ольвии. Подчинив себе Лесостепь и постоянно воюя с фракийцами, скифы перекрыли традиционные пути пополнения варварского зависимого населения Ольвийского полиса, в итоге чего из состава его лепной керамики исчезли карпато-дунайские и Лесостепные элементы Марченко К. К, Модель С. 142. Не случайно именно в это тревожное время Ольвия обносится кольцом оборонительных стен.
Можно предположить, что вооруженная конфронтация ольвиополитов со скифами имела место лишь на первой стадии скифской экспансии, когда основные силы номадов были отвлечены борьбой с не менее воинственными и сильными фракийцами. Вероятно, после заключения где-то в 80-х годах V в. до н. э. мирного соглашения между теми и другими, воплотившегося в династийном браке скифского царя Ариапифа с дочерью владыки одрисов Тереса Фол
А. Политическая история на траките. С 1972. С. 139 руки у скифских правителей в этом регионе были развязаны, и они окончательно подчиняют полисы Поднестровья и Ольвию своему диктату, после чего положение стабилизируется, о чем речь впереди. Итак, в Северном Причерноморье в V в. сложились два типа государственных структур с одной стороны, Никоний, Тира, Ольвия, Керкинитида, которые пошли по пути развития к классическому греческому полису,
с другой - города Боспора, консолидировавшиеся в надполисное территориальное единство. При всех кардинальных различиях у них - особенно на начальном этапе - прослеживается много схожего. Во-первых, там и там импульсом и катализатором процесса послужило резкое изменение внешнеполитической обстановки - возникновение угрозы скифского завоевания. Во-вторых, именно данное обстоятельство привело к появлению как на
Боспоре, так и в Ольвии автократического образа правления. Различие состояло в том, что сплотившиеся вокруг Пантикапея боспорские полисы сумели отстоять свою независимость, а изолированная Ольвия, сил которой не хватило противостоять варварскому натиску, вынуждена была отдать себя под протекторат правителей Скифского царства. Приняв концепцию скифского контроля над Ольвийским полисом и внедрения в некоторые сферы ее жизни варваров,
легче объяснить тот красноречивый факт, что ровно половина всех негреческих имен догетского периода падает как раз на V в полностью исчезая на время с начала следующего столетия. Среди их носителей около трети входит в правящую верхушку, а для другой трети можно предполагать принадлежность к обеспеченным слоям города. Попытаемся теперь определить сферу контроля скифским протекторатом жизни Ольвии и его характер. По имеющимся у нас на сегодняшний день немногочисленным данным мы можем констатировать,
что власть скифских царей простиралась преимущественно, если не исключительно, на экономику полиса. Прежде всего это нашло выражение в переносе доминанты в хозяйстве ольвиополитов с земледелия и скотоводства на транзитную торговлю скифскими поставками в Эгеиду, а также ремесло. Археологически это отразилось в сворачивании ольвийской хоры и концентрации земельных участков в непосредственной близости от города, которые теперь обрабатывались жителями либо самого города, либо возникшего за его
стенами предместья. Непосредственная внеэкономическая эксплуатация ольвиополитов со стороны скифов проявилась, видимо, в системе кормления войска, которая должна была ощутимо затронуть бюджет Ольвийского полиса. Не исключены и взимание определенной подати или система даров.У нас пока нет никаких данных предполагать, что скифские правители и их наместники заметно вторгались в сферу внутренней и внешней политики Ольвийского государства, напротив, мы видим, что в городе существует
гражданская община и местное самоуправление, издающее общественные постановления, выпускающее монету с полисными символами функционируют магистратуры, такие, как общегородской эпоним эсимнет, по-видимому агораном продолжают свою деятельность религиозные коллегии мольпов и орфиков, игравшие определенную роль в городе. Я ничуть не склонен полагать, что даже экономический контроль был продиктован одним лишь насилием и эксплуатацией. Практически полную ликвидацию земледельческой базы
Ольвийского полиса я не намерен объяснять одним только давлением Скифского царства, направленным на то, чтобы устранить очевидного конкурента. Признавая действительно главной причиной стремление номадов к реализации получаемых ими от лесостепных племен в результате внеэкономического принуждения излишков сельскохозяйственной продукции через посредство эллинских торговцев, а возможно, и к прямой эксплуатации в той или иной форме самих греков, я вовсе
не исключаю и того вероятного факта, что какие-то конкретные слои ольвийского общества были заинтересованы в том, чтобы сосредоточить свою предпринимательскую деятельность на определенной, несомненно выгодной и, видимо, не новой для них, отрасли экономики - посреднической торговле, а потому вполне могли даже поддерживать новый режим. Интересно теперь сопоставить характер эксплуатации скифами ольвиополитов с формами зависимости, в которой оказались в то же время западнопонтийские полисы от
Одрисского царства. Фукидид прямо говорит, что все эллинские города, над которыми правили фракийцы , уплачивали им подать наравне с варварскими племенами. При Севте I ее размеры от тех и других достигли максимальной денежной суммы в 400 талантов золотом и серебром. Кроме того, изделиями из тех же благородных металлов подносились дары на равную сумму, а отдельно от них роскошные и простые ткани и всякая утварь.
Из приведенного факта делается справедливое заключение, что система взимания трибута была введена еще до Севта - при Ситалке, а может быть, и при Тересе. Дань с греческих полисов Херсонеса Фракийского продолжала взиматься одрисскими правителями и в IV в. Интересна система перераспределения подати и подношений согласно Фукидиду, их получал не только сам царь, но и его парадинасты и знатные одрисы.
В таком случае мы должны предположить еще одну причину частых посещений Скилом Ольвии как и его коллега Саитафарн два с половиной столетия спустя, он навещал город для получения дани и подарков. В этой связи становится понятным, что золотые и бронзовые украшения, изготовленные руками ольвийских мастеров с учетом вкуса варварского потребителя, могли попадать в конечном итоге в могилы скифской знати не только в результате торгового обмена.
В Ольвии V в. народовластие отсутствовало. Исследование ономастики декрета приводит к заключению о том, что он издан в честь двух синопейцев - тирана Тимесилея и его брата Теопропа, изгнанных около 437 г. до н. э. в результате совместных действий синопских демократов и афинского флота под командованием Перикла и Ламаха. Неординарный характер постановления подтверждается и составом привилегий самое раннее в ольвийской
эпиграфике дарование политии вместе с ателией ставило синопских экс-тиранов выше граждан, а древнейшее в греческой практике предоставление им права приобретения земли и дома в условиях крайней редукции ольвийской хоры обеспечивало политическим изгнанникам из Синопы гарантию занятости в той же, что и прежде, сфере хозяйственной деятельности. Наконец, хорошо документированные в греческой истории политические связи тиранов делают весьма вероятным предположение о том, что изгнанный афинянами
Тимесилей сотоварищи нашел радушный прием в родственной ему по духу Ольвии. Судя по немногочисленности эмиссий оболов Павсания, правление его продолжалось недолго - не более десятилетия. По-видимому, примерно к 480 г. ситуация меняется Ариапиф заключает мирный договор с фракийцами, скрепленный династийным браком с дочерью Тереса, и, окончательно развязав себе руки на Юго-Западе, подчиняет своей власти нижнеднестровские полисы
и Ольвию, устанавливая над ними протекторат скифов. Вслед за тем хора Ольвии сокращается до минимальных размеров. Можно предположить, что ни доверенное лицо распоряжалось не только личной движимостью и недвижимостью своего патрона, но и было посредником в осуществлении им экономического контроля над Ольвией, а может быть, даже и исполнителем его более глубокого по проникновению в полисную жизнь диктата.
Был ли он наместником или тираном - ставленником царя, решить трудно несомненно одно это грек, происходивший из среды ольвинского гражданства. Нельзя установить точно, когда Ариапиф пал жертвой коварства царя агафирсов Спаргапифа и трон занял его сын Скил, но можно допустить, что это случилось в промежутке между 475 и 460 гг. Трудно интерпретировать иначе, как предположив, что этот скифский царь, часто посещавший
Ольвию с вполне определенными целями, водворил в ней своего наместника, происходящего из среды варварской знати. Этот факт весьма знаменателен целиком продолжая политику своего отца, Скил еще более усилил контроль над полисом, осуществлявшийся через его ставленника, но теперь не эллина, а варвара. В годы правления Скила, по-видимому, наблюдается окончательная стабилизация обстановки в Нижнем Побужье. Свидетель тому - возникновение в это время ольвийского предместья и поселение в нем
зависимого сельского населения, это может знаменовать собой частичный возврат к земледелию, хотя и в ограниченных масштабах. Октамасад отказался от тех явных выгод, которые ему сулили контроль и внеэкономическая эксплуатация ольвиополитов. Более того, можно с полным правом предположить, что при нем происходит даже подъем полисной экономики, поскольку весьма знаменательно, что в это время Ольвия впервые начинает чеканить серебряную монету.
При этом, однако, допустимо предположить некоторое усиление экономического контроля и даже определенное ущемление национального достоинства ольвиополитов. Во всяком случае, достаточно красноречив тот факт, что монетные полисные символы теперь целиком перекочевывают на статерах Эминака на оборотную сторону, уступая место на аверсе arme parlante - натягивающий лук Геракл , т. е. аллегорической передаче средствами изобразительного искусства легенды о происхождении
скифов и их царей, призванной пропагандировать твердую их власть над эллинским полисом. Трудно установить этническую принадлежность и политический статус Эминака если эмблема принадлежит ему, то в нем можно видеть одного из местных династов, если - Октамасаду, то не исключено и не столь высокое его социальное положение несомненно только одно Эминак был таким же варварским ставленником скифского царя, как и его предшественник
Арих. Конкретное развитие и характер взаимоотношений ольвиополитов и Скифского царства в последние примерно четыре десятилетия V в. скрыты от нас непроницаемой завесой веков, однако несомненными представляются следующие факты 1 непосредственное присутствие скифских царей в Ольвии, так явно ощутимое прежде всего по рассказу Геродота и данными нумизматики, исчезает и далее не прослеживается по источникам 2 их влияние на жизнь
полиса не прекращается вовсе, что следует прежде всего из факта запустения его земледельческой базы вплоть до начала IV в а кроме того, фиксируется по данным ангропонимии, 3 автократический режим еще держался в начале 30-х годов, что вытекает из декрета в честь Тимесилея 4 окончательно ольвинская тирания была свергнута самое позднее в начале IV в. Исходя из этих фактов, можно предположить следующую гипотетическую реконструкцию хода событий
ольвийской истории второй половины V в. Где-то в начале 30-х годов нарастающая тенденция к усилению скифского диктата в экономической, а может быть, отчасти и в других сферах жизни Ольвии вдруг резко обрывается. При этом полис не выходит вовсе из-под контроля Скифского царства, о чем свидетельствует отсутствие у него хоры прежних размеров. Просто этот контроль снова возвращается в прежние умеренные рамки, ограниченные лишь вопросами экономики.
Вместе с тем из политической жизни Ольвии исчезают варварские наместники скифских царей - власть вновь переходит целиком в руки греческих тиранов. Среди перечисленных выше случаев бегства тиранов есть и такие, когда они ищут убежища у варварских монархов - персов. Однако более вероятно, что Тимесилея и его брата с почестями приняли родственные им по духу, а может быть, и по семейным связям ольвийские тираны. Кроме того, приютивший беглецов скифский наместник в
Ольвии, особенно в условиях становящегося все более жестким протектората мог бы обеспечить им беззаботное существование sua manu, не прибегая для этого к требованию от ольвийской общины издать соответствующее постановление. Причин резкой перемены в политике скифов можно предполагать несколько. Здесь и возможная смерть Октамасада с переходом власти к его более слабовольному преемнику, и некий вполне допустимый политический кризис в среде скифской верхушки, приведший к ослаблению протектората
номадов над полисом. Широкомасштабный размах строительной деятельности наблюдается и в Ольвии V в. В начале столетия культовыми сооружениями украшается прежде всего главный ольвийский теменос, в котором перестраивается центральный алтарь и сооружается храм in antis в ионийском ордере, посвященный верховному божеству - покровителю города Аполлону Дельфинию. В начале того же V в. к северо-западу от него расширяется площадь другого священного участка, посвященного
сперва Аполлону Врачу, а затем Гермесу и Афродите, который также украшается монументальным храмом, алтарем и другими культовыми постройками. К югу от агоры, по-видимому, в начале второй четверти V в. на месте какого-то общественного сооружения, возводится здание гимнасия - общественного комплекса, жизненно важного для воспитания будущих граждан, защитников полиса. В его южной части строится в это время сложное гидротехническое сооружение центр его составлял очень
глубокий колодец, устройство которого требовало больших затрат материальных и людских сил. Весьма показателен и тот факт, что территория теменоса в первой половине V в. несколько сокращается за счет расширения центральной городской площади агоры, которая впервые покрывается черепяной вымосткой. Это свидетельствует, с одной стороны, о росте численности городского населения, а с другой - о возникающей потребности обеспечить больше простора для его растущей деловой и политической
активности. Не останавливаясь долго на факте расширения экономических связей Афин с Северным Причерноморьем вообще и Ольвией в частности как раз с середины V в приведу свидетельства неэкономического порядка. Эрхардт обратил внимание на то, что в V в. в Ольвии в одном вотивном граффито встречен культ элевсинской триады - Деметры, Персефоны и Иакха, что им было поставлено в связь с афинским влиянием.
Однако, имя посвятителя SavOinnos встретилось до этого в ольвийской эпиграфике всего лишь в проксеническом декрете в честь двух афинян, один из которых - Ксантипп, сын Аристофонта - происходил из дема Эрхия. Отсюда предположим, что этот сосуд был посвящен не ольвиополитом, а каким-то приезжим. Этот приезжий, однако, не мог быть афинянином, поскольку надпись выполнена ионийским алфавитом, а вырезал ее посвятитель, судя по ошибкам, сам.
Таким образом, этот посвятительный дар принес элевсинским божествам некий иониец, не исключено даже - и ольвиополит. Как раз около середины V в. в язык ольвиополитов начинают проникать аттицизмы. В посвящении Андокида Аполлону с четырьмя эпиклезами одна из них выдает присутствие сразу двух признаков аттического диалекта. Поэтому и материалы ольвийского дикастерия, поставленные в один ряд с прочими аргументами, могут говорить не просто об экономических и политических контактах
Ольвии с Афинами, но и подтверждать ее вхождение в Афинский морской союз. Постараемся теперь восстановить историческую ситуацию и определить характер политических взаимоотношений Ольвии и Афинской Архэ с момента Понтийской экспедиции Перикла. Прибыв в Ольвию, Перикл застает здесь такую же примерно ситуацию, как и в Синопе, с той только разницей, что городом, как я пытался показать выше, управлял не греческий тиран,
а наместник скифского царя возможно, это все еще был Эминак, ставленник Октамасада. Совсем не исключено, что ольвиополиты к этому моменту стали все более тяготиться постепенно усиливавшимся на них внеэкономическим нажимом скифского владыки, а может быть, и приобретающим опасные формы ущемлением автономии и политического самосознания, а поэтому и обратились к первому мужу Афин за помощью. Главной целью экспедиции
Перикла было не вовлечение в Архэ новых членов и сбор с них фороса, а организация прочного продовольственного снабжения Афин в условиях потери египетского хлебного рынка и в преддверии надвигавшейся войны со Спартой. Как одно из условий он мог выставить требование полностью вернуть Ольвии ее политическую автономию, пускай в рамках экономического протектората, дезавуировать скифского наместника и предоставить ольвиополитам самим решать вопрос о выборе государственного устройства.
Искусно проведя переговоры, успеху которых - не исключено - мог содействовать и вероятный политический кризис в правящей верхушке скифского общества, Перикл покинул Ольвию и по Левому Понту двинулся к проливам. По дороге он, проводя свою политику, присоединил к Морскому союзу по крайней мере Аполлонию, поддержав, не исключено, демократическую партию в ее борьбе с олигархами. Главными остаются, однако, следующие моменты 1
Перикл с флотом, скорее всего, посетил Ольвию 2 она была включена в состав Афинского морского союза 3 с этого момента скифские наместники исчезают из нашего поля зрения 4 Ольвии устанавливается тираническое правление, ликвидированное лишь в начале IV в. Что же получила Ольвия в итоге подобных политических контактов? Во-первых, как и любой союзник, потенциальное право, на оказание военной помощи в случае нападения
неприятеля если, только такая угроза тогда для Ольвии была реальностью. Во-вторых, налаженная торговля с Афинами неизбежны к повышению экономической конъюнктуры. В-третьих более регулярное общение с первым городом Эллады вело, к известному культурному обогащению далекого города на Гипанисе. И наконец, не могло ли более тесное и непосредственное знакомство ольвиополисов с самой передовой
демократией тогдашнего мира способствовать успешному осуществлению того переворота, результатом которого стало в начале IV в. свержение тирании, освобождение от скифского господства и установление нового государственного строя. 4. История Ольвии от скифов до завоевания Митридата V - I вв. до н.э. 4.1 Ольвия в эпоху поздней классики и раннего эллинизма IV - первая половина III в. В пердыдущей главе мы старались показать, что эпоха ранней классики проходит
для Ольвийского полиса под знаком двух основополагающих моментов, в значительной степени определявших ее политическое существование греческой тирании и скифского протектората. Теперь возникает закономерный вопрос можем ли мы установить хотя бы примерно дату смены их новым политическим строем и уловить при этом в наших источниках какие-то следы наступивших перемен? Прежде всего бросается в глаза интересный факт при том, что культ
Зевса засвидетельствован в Ольвии как лапидарными надписями, там и граффити по крайней мере начиная с конца VI в. до н. э. Введение культа Зевса Элевтерия в греческих полисах - явление не случайное, но обусловленное вполне определенными историческими обстоятельствами. Вполне обоснованное предположение о том, что вольно вздохнувшие ольвиополиты ввели у себя в начале IV в. культ Зевса Элевтерия по торжественному поводу освобождения сразу от двойного бремени от верховного
владычества над полисом Скифского царства и одновременно от власти собственных тиранов. Весьма знаменательно, что как раз с начала IV в. до н. э. резко редуцированная с установлением скифского протектората ольвийская хора начинает быстро возрождаться, причем в масштабах, которые теперь превосходят прежние. На территории старых поселков, как и на новых местах, в пределах прежних границ полиса возникает большое количество сельскохозяйственных поселений.
Этот факт нельзя истолковать иначе, как стремление обновленного Ольвийского государства восстановить одну из главных отраслей своей экономики, нормальное функционирование которой было некогда нарушено диктатом варваров. Ольвийское государство обрело независимость от внешнего господства скифов, а ольвийский демос, избавившийся от тиранического диктата, впервые получил суверенное право по собственному усмотрению устанавливать государственный строй, законы и политику.
Таким образом, терминологический анализ полностью подтвердил гипотезу об освобождении ольвиополитов от двойного бремени. Вернемся, однако, к вопросу о политическом устройстве Ольвии в позднеклассическое время. Для решения этой проблемы первостепенное значение имеют следующие факты. Прежде всего в начале IV в. со сцены сходят культовые ассоциации мольпов, орфиков, нумениастов и т. п служившие опорой тираническому режиму в контрасте с довольно многочисленными документами
V в свидетельствующими об их активной деятельности и одновременно выдающемся положении в городе, о какой-либо их активности в позднеклассическую эпоху эпиграфические свидетельства отсутствуют. Должность городского эпонима переходит с этого времени от эсимнета мольпов к жрецу Аполлона Карышковский П. О. Ольвийские эпонимы ВДИ. 1978. 2. С. 88. Но эти элитарные, однако же, общеполисные союзы аристократии уступают свое место внутриродовым,
клановым религиозным сообществам - фиасам, объединенным исключительно по гентильному признаку под эгидой своих богов-покровителей. Еврисивиады, Леократиды и им подобные разветвленные кланы принимают теперь на себя прерогативы предшественников по совершению жертвоприношений, воздвижению статуй и т. п. Однако их деятельность, как показывает пример Еврисивия, сына Сириска, не ограничивалась одной только религиозной сферой предводители таких гентильных союзов возводят
дорогостоящие, но жизненно необходимые полису оборонительные сооружения, как бы принимая на себя и те функции, которые прежде находились на компетенции тирана, что может свидетельствовать об их политической активности в городе. Это подводит к мысли, что обновленный государственный строй Ольвии этого времени не повторял полностью классическую модель радикальной демократии, но имел заметную аристократическую окраску. Одним из рубежей, предопределившим судьбы
Ольвийского полиса на десятилетия вперед, оказались события, связанные с обороной города от войск Зопириона. Борисфениты, осаждаемые Зопирионом пишет Макробий, римский сановник и писатель конца IV и первой половины V в. н. э - отпустили на волю рабов, дали права гражданства иностранцам, изменили долговые обязательства и таким образом смогли выдержать осаду врага . Первый удар процветанию
Ольвии писал он был, по всей вероятности, нанесен осадою Зопириона , которая оказалась одним из первых звеньев длинной цепи бедствий, опутавших некогда богатую и счастливую Ольвию ведь даже, чтобы отбиться от Зопириона чрезвычайные и крайне стеснительные для государства меры . По всем имеющимся в настоящее время данным, в первые десятилетия после Зопирионовой осады наблюдается не упадок, а, напротив, расцвет
Ольвии, знаменательно совпадающий с гигантскими социальными, экономическими и политическими изменениями, происшедшими в древнем мире, вступившем в новую эпоху своей истории - эллинистическую. Во время Зопирионовой осады в Ольвии верх взяли радикальные элементы, обложившие богатых большими податями. В дальнейшем олигархи пытались вернуть позиции в борьбе с радикалами - одну из вспышек разногласий уладил Каллиник, принадлежавший тогда к умеренным но в дальнейшем его позиция, возможно, сдвинулась
в сторону олигархии, если предположить, что он отменил налоги на состоятельных. Что же касается причин и целей социальных реформ времени осады, то я присоединяюсь к той группе ученых, которая видит но крайней мере в одной из них - проведенной Каллиником кассации долгов - не просто превентивную меру, но, как прямо заявляет декрет в его честь, следствие разразившегося социального конфликта Козуб
Ю.И. Историческая топография некрополя Ольвии Античная культура Северного Причерноморья. Киев,1984. С. 162 хотя второе вовсе не исключает, но лишь дополняет первое. Такую оценку подкрепляет и рекомендация теоретика осадного дела Энея Тактика. Причины вспыхнувших социальных волнений зрели, видимо, в недрах ольвийского общества давно, и осада послужила лишь катализатором их разрешения.
В качестве конкретных стимулов, породивших стасис, можно предполагать подтверждаемое археологически опустошение осаждавшими сельскохозяйственной территории, вызывавшее продовольственный кризис и лишавшее малоимущих основного источника доходов. Осада парализовала экономическую жизнь Ольвии, прекратив, в частности, поступление в казну одной из основных статей пополнения государственного бюджета - таможенных пошлин и иных торговых сборов.
В итоге городские власти были вынуждены ввести чрезвычайный военный налог, отмена которого после победы наряду с редукцией медной монеты безусловно облегчала положение прежде всего городской бедноты, а потому не может быть расценена иначе, как важное демократическое преобразование. Весь изучаемый декрет носит отпечаток ярко выраженной демократической окрашенности, поскольку он в числе заслуг Каллиника называет только две акции раздачу работ и предложение по отмене долгов все остальные
важные мероприятия, в которых, по всей видимости, должен был принять определенное участие и сам эвергет, поставлены в заслугу демосу. Все это достаточно убедительно свидетельствует о победе в полисе радикально-демократического режима и о сопряженном с этим обновлении всех или большей части сфер полисной жизни внутри- и внешнеполитической, социально-демографической, финансово-экономической, религиозной и архитектурно-градостроительной. По всем приводимым ниже источникам вырисовывается вполне четкая, неопровержимая картина
могущества и процветания Ольвии как до, так и после осады Зопириона. В возобновленном договоре об исополитии Ольвии с Милетом, эпиграфическая фиксация которого найдена при раскопках милетского Дельфиниона. Изучение обстоятельств заключения договора, привели к вполне оправданному выводу о том, что с милетской стороны предпосылкой подтверждения ранее существовавшего соглашения с колонией было
изменение политического строя, а именно реставрация демократии. Обе договаривающиеся стороны, хотя и по разным причинам и независимо друг от друга, но все-таки одновременно повернувшие свой политический курс, при этом в одном направлении, постарались тут же пересмотреть свои международные отношения, подтвердив исополитию и прежде существовавшую между обеими общинами. Урегулирование полисом международных отношений не ограничилось одним лишь милето-ольвийским договором
в последнее время появляется все больше данных о возникновении и последующей ликвидации конфликта Ольвии с ее восточным соседом - Херсонесским полисом. Раннее поселение Панское I стало неопровержимым свидетельством территориальной экспансии ольвиополитов на запад Крымского полуострова в первой половине IV в. Однако около середины или в третьей четверти этого столетия ольвийский форт гибнет в мощном пожаре,
а затем перестраивается по типично херсонесскому образцу, что трудно не поставить в связь с синхронно развернувшейся экспансией херсонеситов в Северо-Западный Крым. Последовавший за военным конфликтом разрыв в отношениях Ольвии и Херсонеса, фиксируемый по целому ряду источников, ликвидируется довольно скоро по данным лапидарной и керамической эпиграфики, а также нумизматики, в последней четверти
IV в. прерванные связи налаживаются, что знаменательно совпадает с победой радикальной демократии в Ольвии послезопирионовского периода. Взаимоотношения обоих полисов в последующие два столетия были построены на основе дружбы, взаимопомощи и, возможно, политического союза. Демократические веяния вторгаются ив такую консервативную сферу общественного бытия, как религия. Очевидный подъем, оживление конъюнктуры и процветание наблюдаются и в экономической сфере.
О состоянии государственного бюджета этого времени красноречиво говорит один тот факт, что ольвиополиты безо всякого напряжения, только что выдержав изнурительную осаду, оказались в состоянии выделить из казны для награды Каллинику, сыну Евксена, 1000 золотых или 3,3 таланта серебром. Подъем ощущается и в частноэкономическом секторе неоднократно упоминавшийся Клеомброт, сын Пантакла, строит на собственные средства такое дорогостоящее сооружение, как башня наблюдается
явная интенсификация строительства жилых домов. Ольвийская хора - зеркало экономики полиса - переживает в это время момент своего небывалого расцвета раскопками и разведками зарегистрированы перестройка и увеличение площади старых поселений дозопирионовского периода, возникновение многочисленных новых поселений, появление первых ольвийских усадеб. Наконец, именно на эти годы приходится ольвийская денежная реформа, среди различных мероприятий которой наиболее важен первый в истории
Ольвии выпуск золота. Представляется вероятным, что эмиссия великолепных по исполнению золотых статеров, наглядно противопоставивших олимпийской символике монет Филиппа и крылатой Нике широко распространившихся золотых статеров Александра, была не только чисто экономическим мероприятием, но и политической демонстрацией города, устоявшего перед армией, превышавшей количество его населения.
И наконец, раскопками послевоенных лет твердо установлено, что на первые десятилетия после Зопирионовой осады падают коренные преобразования архитектурного облика самого города Ольвии. Прежде всего заметно преображается общественный центр полиса - агора и прилегающие к ней строительные комплексы. Сама главная площадь, по крайней мере в своей северной части, вместо черепяного покрова получает монументальную вымостку из прекрасно отесанных известняковых плит.
Территория священного участка - теменоса, полностью нивелируется слоем лёсса и также замащивается плитами, на ней строится более монументальный, периптериальный храм Аполлона Дельфиния и новый простильный храм Зевса Карасев А. Н. Монументальные памятники ольвийского теменоса. С. 39, 41, 45, 113 Старый известняковый алтарь V в. служит теперь фундаментом для нового - роскошного,
мраморного. На юге часть территории теменоса сокращается за счет сооружения здесь большой стой - внушительных размеров портика, открывавшегося на агору портиком оформляется и западный вход в священный участок. Особенно существенным и показательным представляется факт повторного расширения главной площади за счет теменоса как и в начале V в это прямой показатель не только роста населения полиса, но и его экономической и - что особенно важно - политической активности. Перестраивается комплекс ольвийского гимнасия, обрамлявший
агору с юга. Реконструкции подвергается, вероятно, и здание суда - дикастерий, расположенный у северо-западного въезда на агору. На восточной стороне площади, перед склоном, ведущим в нижний город, возводится длинное здание торговых рядов . Капитальную перестройку претерпевают также торговые и общественные здания, обрамлявшие агору с запада. Выше уже говорилось о строительстве фортификационных сооружений. Весьма характерно, что реконструкция не ограничилась только сферой государственного строительства,
но в значительной степени затронула и частные жилые ансамбли. Учитывая это обстоятельство, ольвийское градостроительство последней трети IV-начала III в. связывают прежде всего с победой радикально-демократического режима. Итак, можно прийти к выводу о том, что под влиянием социальных волнений, разыгравшихся в Ольвии во время осады Зопириона, произошел политический переворот, приведший к власти радикальных демократов
во главе с Каллиником, сыном Евксена, который провел в жизнь кассацию долгов, упомянутую Макробием. Смена государственного устройства повлекла за собой обновление почти всех сфер жизни общества внутри- и внешнеполитической, религиозной, экономической, архитектурно-градостроительной. Подводя итоги, необходимо кратко коснуться причин окончательной победы ольвийской демократии. Ведь мероприятие Каллиника было по существу своему всего лишь первым шагом на пути демократизации общества.
Главную причину успешного завершения этого процесса я склонен усматривать в обретении демократическими силами прочной социальной опоры среди тех слоев населения полиса, правовой и экономический статус которых был улучшен в результате упомянутых реформ. Демократическим преобразованиям не могли не оказать поддержку, во-первых, разорившаяся прослойка граждан, на политическую активизацию которой, безусловно, должна была повлиять кассация долгов, отмена налогового обложения и редукция медной монеты во-вторых, ксены
- прежде неполноправные, а ныне включенные в гражданский коллектив и наконец - рабы, когда-то юридически недееспособные, а теперь вместе со свободой получившие определенные, хотя и ограниченные, права. В свою очередь демократизация явилась немаловажной предпосылкой небывалого взлета ольвийской экономики, поскольку те же факторы, а именно пополнение гражданской общины, кассация задолженности городских низов, расширение юридических прав вчерашних рабов и сопряженной с этим их экономической самостоятельности,
не могли не сказаться благотворно на повышении конъюнктуры производства и развитии коммерции, на расширении и упрочении торговых связей с греческим и варварским миром. А это, в свою очередь, стимулировало приток в город новой массы чужеземцев и зависимых людей значительно увеличивших численность населения полиса и в свою очередь способствовавших общему экономическому подъему, в частности - более интенсивному освоению хоры. Таким образом, постзопирионовский период стал апогеем
развития Ольвийского полиса. 2.2 Эпоха кризиса вторая половина III - первая половина II в. до н.э. Предшествующая - раннеэллинистическая - эпоха была периодом последнего и наивысшего расцвета всех сторон жизни догетской Ольвии. Примерно с середины III в. до н. э. она вступает в затяжную полосу кризиса и упадка, наложившего неизгладимый отпечаток на большинство сфер бытия полиса, его обитателей и непосредственного окружения.
Регулярная нехватка продовольствия, прежде всего хлеба, постоянные и затяжные войны и варварские набеги, тесно связанные с этим вымогательства дани, истощение государственных финансов и порча монеты - все это вместе с имущественной и социальной поляризацией приводило к вспышкам политической борьбы - таковы проявления кризиса, подробная характеристика которых дается ниже. Ольвиополиты в отличие от большинства городов Средиземноморья не испытывали над собой до конца
II в. до н. э. власти ни одной из эллинистических монархий. Археологические работы последних лет на хоре Ольвии, Херсонёса и Боспорского царства показали принципиальное разнообразие типов жилищ и поселений, которое с полным правом предполагает различия и в социальном статусе их обитателей и владельцев. Социальное и имущественное неравноправие создавали благодатную почву, на которой при благоприятном
- а точнее говоря, неблагоприятном - для полиса внутренне- и внешнеполитическом климате разражались бури социальных и политических конфликтов. Широко известный ольвийский декрет в честь Протогена проливает яркий свет на огромное имущественное различие между такими, как Протоген, который безвозмездно истратил на общественные нужды 50 талантов, и массой обнищавшего населения, страдавшего от постоянной нехватки хлеба. Внутриструктурные причины кризиса
Ольвийского, как и прочих понтийских полисов, значительно усугублялись нестабильностью внешнеполитической обстановки. Прежде всего есть некоторые основания полагать, что Ольвия могла быть втянута в эту эпоху в военные конфликты со своими греческими соседями - полисами Западного Понта. Этот факт можно поставить в связь с тем, что Ольвия вступила в первой половине III в. в конфликт с сестринским полисом
Истрией, возможно, из-за территориально-экономических притязаний последней. Если о войнах Ольвии с ее греческими соседями мы располагаем в лучшем случае косвенными данными, то свидетельства о постоянной угрозе полису со стороны варварского окружения просто вопиющи. Прежде всего следует иметь в виду, что в эту эпоху этнополитическая ситуация в южнорусских степях по сравнению со временем Геродота резко поменялась. Сарматы, которые в конце
IV в. до н. э. перешли Дон, постепенно вытеснили скифов из их исконных областей обитания. С запада усилился натиск гето-фракийских и кельтских племен на скифов, которые, вероятно, к середине III в. до н. э. были почти целиком оттеснены в Нижнее Поднепровье и за Перекопский перешеек в Крым, где основали новое царство со столицей в Неаполе, названное Страбоном Малой Скифией. Происшедшее, подобно цепной реакции, перемещение племен
привело к нарушениям греко-варварских контактов теперь место добрососедских, обоюдовыгодный взаимоотношений заступили длительные, непрекращающиеся военные конфликты. Наиболее ярко эта картина вырисовывается по строкам бесценной ольвийской хроники рассматриваемого периода - Протогеновского декрета. Протоген не только финансировал, но и осуществил строительство двух куртин, отстроил требовавшие ремонта пять башен, починил житницу, пилон, привел в порядок общественные суда,
возившие строительный камень, довершил постройку еще одного прясла стены. Постоянные войны Херсонеса со скифами документируются нарративными, эпиграфическими, нумизматическими и археологическими источниками на протяжении III и II вв. вплоть до окончательных побед Диофанта. Следовательно, миссия Никерата не могла состояться после вхождения Херсонеса в состав всепонтийской державы
Митридата, поскольку после подчинения последним Скифского царства, во-первых, положение в полисе должно было стабилизироваться, а во-вторых, в нем, по всей видимости, был размещен понтийский гарнизон, который не допустил или, по крайней мере, тут же сам погасил бы вспышку стасиса между жителями. Вряд ли это могло случиться и во время военных кампаний Диофанта и его предшественников, т. е. примерно после 114 г поскольку
Диофантовский декрет и другие документы рисуют поразительное единодушие херсонеситов во время военных действий. И уж вовсе невероятно, чтобы протектор Ольвии царь Скилур позволил одному из граждан контролируемого им пусть и автономного полиса отправиться умиротворять одного из злейших его врагов - херсонеситов, восстанавливая таким образом их единодушие и усиливая их обороноспособность. Исключено, конечно, и отнесение декрета в честь
Никерата ко времени правления сына Митридата Евпатора Фарнака, поскольку Ольвия незадолго до разгрома Буребистой представляла собой полностью истощенный и обескровленный город. Таким образом, в полном согласии со сделанными выше наблюдениями над палеографией и языком документа остается отнести его к первой половине II в. до н. э это могут подтвердить и уточнить следующие соображения исторического порядка.
Многочисленные разнохарактерные материалы, добытые в последнее время, неоспоримо свидетельствуют о том, что в начале II в. Херсонесу приходилось отражать постоянно усиливавшийся натиск скифов в это время полис теряет значительную часть своей хоры, на сохранившейся территории усадьбы и крепости срочно обносятся мощными панцирями стен, сам город, в непосредственной близости от которого гибнут поселки и производственные комплексы, вынужден, идя на крайние меры, использовать святые для эллинов надгробия предков для укрепления
башни Зенона , прекратить чеканку серебра и т. п. Итак, эпиграфические источники в один голос свидетельствуют о том, что во второй половине III-первой половине II в. Ольвийский полис постоянно терроризировали своими нападениями и вымогательством дани воинственные варвары сарматы, галаты, скиры и, возможно, другие племена. Во многом схожая ситуация, сложившаяся в Западном
Причерноморье и известная нам по ряду источников, позволяет допускать, что и в Нижнем Побужье варвары опустошали хору Ольвии, уводили в плен ее жителей, брали заложников и т. п. Изучение ольвийской хоры последних примерно полутора десятилетий неопровержимо доказало около середины III в. до н. э. практически все многочисленные поселения некогда обширной сельскохозяйственной территории полиса погибают, причем обнаруженные в них слои разрушений и пожарищ красноречиво говорят о насильственном
характере их исчезновения. Неизвестно, какие варварские племена причинили Ольвии столь опустошительные разрушения, но налицо факт повторения, с соответствующими изменениями, конечно, истории V в. опять вмешательство внешних сил практически полностью лишило полис одной из главных отраслей его экономики - сельского хозяйства, но на сей раз окончательно вплоть до римской эпохи. Разрушение собственной земледельческой базы полиса было одной из главных причин, вызывавших постоянную
нехватку продовольствия и хлебный голод в городах Понта. Другой немаловажной причиной было то, что агрессивность воинственных галатов, скиров, фракийцев и т. д. терроризировала не только греческие города, но и их мирных соседей - варваров, парализуя нормальные занятия последних земледелием и скотоводством. Такое положение вещей вело, с одной стороны, к тому, что мирное варварское окружение подвергалось той же, что и греки, эксплуатации путем грабежа и взимания
дани, а с другой - к нарушению традиционных торговых коммуникаций между ними и греческими полисами, что, в свою очередь, лишало последние одного из источников продовольственного, снабжения и вызывало в них частый хлебный голод. Прогрессирующее социальное и имущественное расслоение в обстановке усугубляющегося экономического кризиса и вызванной им нехватки продовольствия приводило к обострению социально-политической борьбы в Ольвийском полисе, катализатором которой зачастую оказывались напряженные моменты военной угрозы.
Приступы социальной и политической борьбы не в меньшей степени должны были сказаться на нормальном ходе производства, при этом среди прочего - наиболее болезненно для полиса-производства сельскохозяйственного Трофимова М. К. Указ. соч. С. 54 в тех рамках, в которых оно еще могло осуществляться. Они же вредили стабильности производства ремесленной продукции, а также заморской торговле - в рассматриваемую эпоху одному из главных источников хлебоснабжения полиса.
Иными словами, мы видим перед собой пример циклической взаимозависимости между экономикой и общественными отношениями продовольственный кризис влечет за собой стасис, последний же в свою очередь снова обостряет нехватку основных продуктов питания. Кризис Ольвийского полиса затрагивал, очевидно, в той или иной степени и прочие сферы общественного бытия идеологию, культуру, социальную психологию и т. д но здесь мы не располагаем пока необходимыми данными. Каким же средствами пытались бороться с кризисным состоянием
ольвиополиты и к каким мерам прибегли для его преодоления? Прежде всего ими были предприняты усиленные попытки устранить одну из первопричин того бедственного положения, в котором они очутились, а именно ликвидировать вражескую угрозу, которая как Дамоклов меч нависла над полисом. Здесь они столкнулись с тройной задачей. Во-первых, оградить свой город мощными оборонительными сооружениями.
Ольвия обносится стенами в первой половине V в. Однако Иротогеновский декрет свидетельствует о том, что даже к концу III в. большая часть территории города, лежащая у реки, не была защищена. Благодаря частным пожертвованиям, ссудам и личной инициативе Протогена все эти фортификационные сооружения удалось построить, завершить и привести в порядок, а сверх
того и соорудить новый пилон у выставки товаров. Второй задачей явилось строительство мощного военного флота с целью отразить со стороны моря и лимана нападения как своих соплеменников, так и пиратов. И наконец, самой главной и первоочередной задачей было организовать сухопутные вооруженные силы, способные отразить неприятельские набеги на полис и обеспечить надежную защиту его территории. Не менее решительно, чем против варварской угрозы, боролись ольвиополиты с постоянно бичевавшими их
общество продовольственными кризисами, вводя для этого ряд действенных мер. Одной из них была ситония - массовые закупки хлеба государством и перепродажа его населению по твердым и достаточно умеренным ценам. Декрет в честь Антестерия сообщает некоторые важные подробности об устройстве в Ольвии другой меры борьбы с голодом - ситометрии, т. е. раздаче хлебных рационов. Ольвийская ситометрия была бесплатной, долгосрочной, распространялась исключительно на граждан, причем
только имевших на это право. Подобный порядок нельзя не признать справедливым, ибо такие богачи, как Протоген, сами предоставлявшие для продажи зерно тысячами пудов, причем в моменты острой нехватки хлеба, с точки зрения неимущих граждан, едва ли нуждались в минимальных его порциях, необходимых, чтобы только не умереть с голода. Наконец, эти раздачи происходили или стали происходить не только в индивидуальном, но и в коллективном порядке, т. е. в виде всенародных угощений, совершавшихся, как мы знаем из практики
других городов, во время праздников, как правило религиозным. Регламентация налогообложения и упорядочение поступлений доходов в полисную казну были только одной мерой по спасению городских финансов из катастрофического положения и, видимо, далеко не столь эффективной, как того хотелось бы. Гораздо более многообещающими, как поначалу могло казаться, были манипуляции с медной монетой. Из одного декрета Сеста эллинистического времени известно, что даже простая чеканка
меди в условиях стабильного уровня экономики приносила значительный доход полису. Можно себе представить, какие прибыли создавались от выпуска в обращение медной монеты по принудительному курсу путем частой смены монетных типов, редукции веса, постоянных надчеканок и перечеканок. Следует заметить, что с середины III в. ольвиополиты прекратили чеканку серебра Зограф А. Н. Античные монеты. С. 130 Это неуклонно вело к тому, что количество циркулировавшего на внутреннем
рынке золота, превратившегося в номинальные счетные деньги, резко сократилось, а функции реального средства обращения практически безраздельно приняла на себя медь, которую брали в обращение в любом количестве по принудительному курсу, что влекло за собой ее обесценение. Гораздо более обещающим был финансовый трюк, когда государство брало ссуду золотом, а выплачивало долг по курсу редуцированной медью. Однако даже введением в действие всех названных мер
Ольвийский полис не мог выкарабкаться из перманентного состояния негативного платежного баланса. Нерегулярное поступление доходов, подорванных расстроенной экономикой, сплошь и рядом приводило к тому, что городские власти не были в состоянии вернуть заимодавцу одолженную сумму основного капитала и наросшие на ней проценты. Из этого и аналогичных случаев следует, что для ольвиополитов оставалось одно наиболее эффективное средство постоянно прибегать к частной благотворительности как своих сограждан, так и иностранцев.
Однако денежных пожертвований одних только сограждан не хватало, что толкало ольвийские городские власти прибегать к займам и великодушию иноземцев. Первый признак элитаризации я вижу в нарушении одного из основных принципов античной демократии - превышении годового срока для исполнения полномочий обычного магистрата. Причина этого кроется не столько в том, что исполнение этих должностей требовало больших расходов со стороны магистратов, сколько в том, что по отношению к ним ввиду серьезной финансовой и
административной ответстввенности применялся высокий имущественный ценз, под который уже не подходили средняя и низшая прослойки гражданства. Во-вторых, в ольвийском обществе позднеэллинистической эпохи заметно начало той тенденции, которая в римское время станет доминантой политической структуры полисов Средиземноморья и Причерноморья. Элитаризацию государственного аппарата, когда, с одной стороны, доступ к верхушке полисной иерархии становится прерогативой немногих очень богатых аристократических родов,
а с другой - одни и те же представители этих родов занимали год за годом высшие посты в полисе. Из достаточно обильного совпадения имен дедов, отцов, внуков, возможно также - братьев и племянников следует закономерный вывод о том, что в III-II вв. верховное жречество и эпонимат часто замещали представители одних и тех же состоятельных и знатных фамилий. Наконец, третье проявление исследуемого нами процесса элитаризации ольвийского общественного строя наблюдается в эйсегетике декретов.
Подводя итоги, попробуем в русле общих тенденций протогеновской эпохи определить роль, которую играли в общественной жизни полиса ольвийские mattres de la politique. Одни характеризуют ольвийских Протогенов как неких мироедов , захвативших власть в государстве и наживавшихся на несчастье и бедах своих неимущих сограждан. Как-никак это был и их родной полис, с гибелью которого - даже если отрешиться от их, вполне естественных, патриотических чувств - они теряли если не жизнь,
то свои состояния, заключавшиеся в немалой степени и в недвижимости. Но, с другой стороны, при общем плачевном состоянии финансов и экономики, повторяющихся хлебных голодах, при постоянной военной опасности, угрожавшей благополучию и даже существованию города, и сами сограждане нуждались в благотворительности-доброхотной или вытребованной - Протогена и иже с ним, волей-неволей платя за нее некоторым ущемлением своих реальных политических
прав. 2.3 От Скилура до Буребисты Нарисованная в предыдущей главе картина глубокого экономического упадка не должна породить впечатления, что кризис, в котором очутилась Ольвия, непрерывно нарастая, превратился на два столетия в неразлучного спутника полиса вплоть до его разгрома гетами в середине I в. до н. э. Полоса кризиса не была непрерывной успешные попытки его преодоления стали давать свои плоды уже во второй четверти II в приводя к временному подъему и оживлению экономической
конъюнктуры. Во второй четверти II в. ольвиополиты возрождают чеканку по родосской системе серебряных монет трех номиналов статеров, драхм и триоболов, притом в сравнительно большом количестве. Реальный признак улучшения экономической и финансовой ситуации города следует усматривать только в возобновлении чеканки серебра, поэтому нам остается лишь попытаться выяснить, с какими историческими событиями эта перемена могла быть связана. Нет сомнения, что и
Ольвия должна была извлечь выгоды из создавшейся благоприятной ситуации. Поскольку, как уже было сказано к этому времени полис своей хоры окончательно лишился, нормализация международной обстановки и какая-то, пусть временная нейтрализация агрессивности воинственных варваров не могли благотворно не сказаться прежде всего на поставках в город продовольствия от соседних земледельческих племен, а успешная борьба с пиратами - и на заморской торговле, одном из немногих оставшихся источников
как снабжения хлебом, так и доходов Ольвийского полиса. Однако период некоторого оживления в экономической и финансовой сферах Ольвии длился недолго, как о том свидетельствуют те же нумизматические источники. Выпущенное недавно серебро, как и обращавшаяся параллельно с ним медь, вскоре было дважды подвергнуто надчеканке, можно сделать заключение о новом обострении кризиса около середины
II в. до н. э. Одной из главных причин нового упадка было опять-таки ухудшение отношений с окружающими варварами. Так, известно, что в рассматриваемое время к западу в непосредственной близости от города всколыхнулась новая мощная волна миграции варваров - бастарнов, которые в 179 г. переходят Дунай и ближе к середине столетия усиливают давление на греческие города Добруджи. Вполне возможно, что они, равно как и другие воинственные варвары, стали активнее тревожить
своими нападениями Ольвию, что и заставило последнюю после смерти Фарнака искать себе нового защитника и покровителя. И такой простат вскоре нашелся в лице скифского царя Скилура. Но, так как Скилур удерживал в руках прибрежные территории к западу от Перекопа вплоть до Днепра, ему удалось при известных условиях установить протекторат над
Ольвией. Нет оснований предполагать, что их взаимоотношения с самого начала сложились на основе политического монолога, одностороннего диктата. Ольвиополиты получали у своего могучего протектора военные отряды для защиты рубежей полиса от опустошительных набегов соседних варваров и одновременно обеспечивали свою безопасность с востока. Взамен они расплачивались, видимо, той же ценой, что и Саитафарну либо постоянным форосом, либо время от времени выплачиваемыми дарами.
Не оставался в проигрыше и Скилур, который получал от ольвиополитов кроме дани прежде всего торговый флот с опытными экипажами, принадлежавший таким крупным судовладельцам, как Посидей. Давние деловые связи последнего с Родосом, Косом, Тенедосом и другими островами и полисами Эгеиды способствовали тому, что в обмен на скифскую пшеницу знать Неаполя получала из средиземноморских и причерноморских центров вино, масло, предметы
роскоши, другие произведения греческого ремесла. Благоприятная экономическая конъюнктура привлекала ольвийских богачей в скифскую столицу, где они оставались достаточно долго, становясь приближенными царя, нуждавшегося в греческих советниках, экспертах, военачальниках и т. п. Вместе с ними приходили и многие достижения эллинистическои культуры, что в значительной степени способствовало эллинизации верхушки скифского общества. Свидетелями этого процесса выступают многочисленные статуи
с вырезанными на их базах греческими надписями, посвященные в Неаполе эллинским, а возможно, и варварским божествам, в том числе - что симптоматично - и от имени самого царя. Некоторым из греков при дворе скифских правителей, подобно Посидею, доверялось даже командование военно-морскими экспедициями для борьбы с пиратами. Целью этих операций было прежде всего обеспечить безопасность морской торговли
Скифского царства. Сделанные выше наблюдения о структуре взаимоотношений ольвиополитов и Скифского царства подводят нас вплотную к вопросу о том, каким путем произошло подчинение Ольвии скифскому протекторату. Таким образом, и археология не позволяет говорить о насильственном захвате Скилуром города, сопровождавшемся военным разгромом. Маловероятен он и по следующим веским соображениям.
Не говоря уже о том, что, признав над собой главенство Скилура, ольвиополиты получали более или менее надежную защиту от окрестных варваров успешная борьба с ними и с пиратами способствовала оживлению торговли и прежде всего улучшала хлебоснабжение города, т. е. помчала решать основную экономическую проблему той эпохи. Немаловажным фактором для этого явилось и открытие нового источника получения продовольствия - крымских
степей Малой Скифии. Наконец, те круги ольвийской плутократии, которые пошли на альянс со скифами и стали, подобно Посидею, советниками Скилура, убедили его - и, как мы видели, небезуспешно - оставить в неприкосновенности большинство автономных прав полиса. А коль скоро, как показано в предыдущей главе, именно они играли первую скрипку в политической жизни Ольвии, им ничего не стоило убедить и сограждан, номинально поступившись принципами эллинской элевтерии,
спасти отечество и извлечь при этом явные экономические выгоды из создавшейся политической ситуации. Таким образом, как мне представляется, проблема генезиса подчинения Ольвии Скифскому царству должна решаться однозначно. Итак, власть скифов над Ольвией пала со смертью Скилура. Мы имеем прямые сведения о том, что некоторое время спустя
Ольвия была включена в состав Понтийской державы Митридата Евпатора. Оказание понтийским царем военной мощи ольвиополитам недвусмысленно показывает, что они, оказавшись в критической ситуации без могучего заступника, нуждаясь в покровительстве понтийского царя, а потому должны были добровольно отдать себя под его начало. По всей вероятности, после смерти Скилура и окончательного разгрома
Палака ольвийское посольство, подобное доставленному капитаном-амисенцем на родину, было отправлено ко двору освободителя эллинов Митридата с просьбой и предложением стать и для Ольвии таким же простатом, каким он сделался незадолго до этого для Херсонеса. По сути, ольвиополиты сменили одного хозяина на другого, к тому же не менее, а наверняка даже более эллинизованого. Как мы видим, политика нового покровителя по отношению
Ольвийскому полису - по крайней мере, на первых порах - ничуть не изменилась по сравнению с периодом скифского протекората продолжают функционировать городские магистратуры - архонты, жрецы-эпонимы, органы самоуправления общины - Совет и народное собрание, издающие от своего имени постановления, чеканится монета и т. п. Определенное ущемление собственной инициативы можно предполагать только в сфере внешней политики, которая должна была отныне подчиняться воле понтий кого царя.
Митридат со своей стороны получал один из важных стратегических форпостов в Северо-Западном Причерноморье, потенциальный источник снабжения материальными и людскими ресурсами, короче - еще одно звено в цепи создаваемого им всепонтийского политического и экономического единства. С иной ситуацией сталкиваемся мы в последующие десятилетия правления Митридата. Как уже отмечалось выше, еще во второй половине
II в. до н. э. ольвиополиты разбирают монументальные постройки теменоса, оставив на месте лишь центральный алтарь. В то же время прекращают существование и другие сооружения агоры торговые ряды, водоем, дикастерий, гимнасий, наземные стены которых вскорости разбираются. Для этого же периода констатируется захирение жилого строительства в Верхнем и Нижнем городе. По наблюдениям раскопщиков
Ольвии Леви Е. И. Ольвийская огора. С. 115 а также личному опыту автора этих строк, участвовавшего во многих раскопочных кампаниях, культурный слой I в. до н. э. на большей части верхнего плато к югу от Северной балки вообще отсутствует. Все перечисленные факты могут означать только одно к началу I в. до н. э обитаемая территория города еще задолго до гетского разгрома резко сокращается, стягиваясь, видимо, до пределов южной оконечности ольвийского треугольника , заселенного в дальнейшем в римскую
эпоху. Итак, все приведенные факты рисуют нам Ольвию второй четверти I в. до н. э. как обескровленный, захиревший, пришедший в крайний упадок город. Едва ли после последовавших одно за другим поражений Митридата в третьей войне с Римом она могла представлять для царя сколько-нибудь достойный интереса и траты усилий объект, требовавший отвлечения на его оборону военных сил в тот момент, когда эти силы
были столь необходимы самому царю для того, чтобы выиграть решающую схватку с Помпеем. Оставленная в критическую минуту понтийским царем без военной поддержки, она автоматически вышла из-под его контроля. Ослабленный, истощенный военными нападениями город доживал свои последние дни. Катастрофа разразилась одним-двумя десятилетиями спустя. Ольвия в ряду других западно-понтийских полисов подверглась нападению и разгрому полчищами гетов, сплотившихся
под властью их правителя Буребисты. Обессиленный, изнуренный город, или, вернее то, что от него осталось к середине I в. до н. э был взят гетами, можно сказать, голыми руками, разграблен и разрушен. Однако Ольвия к этому моменту настолько захирела, что археологические следы разгрома до последнего времени даже не улавливались. Уцелевшие после погрома ольвиополиты, подобно жителям Истрии и Одесса, вынуждены были покинуть город. Вернулись они на пепелища спустя некоторое время по
желанию скифов, нуждавшихся в торговле с эллинами. Очевидно, Ольвия пережила, как и Истрия, событие, получившее название второе основание . Однако как из детального повествования Диона, так и из результатов многолетних раскопок явствует, что возрожденная Ольвия никогда уже не достигла былого расцвета и благополучия - после разорения ее воинами Буребисты территория ее застройки сократилась в несколько раз.
Так печально и несчастливо закончились первые шесть столетий счастливого города на берегу Гипаниса. Заключение Мы проследили эпоха за эпохой большую часть тысячелетней истории Ольвийского полиса, основанного милетскими колонистами на берегах Гипаниса и Борисфена. Судьбы Ольвии были тесно переплетены с судьбами всего греческого мира, ее развитие шло в ногу со временем, приходя те же стадии и порождая те же феномены, которые были присущи полисам
Средиземноморья и Причерноморья. Однако все это не лишало Ольвийский полис свойственного ему неповторимого своеобразия, вызванного к жизни вполне определенной экологической, этнополитической и конкретно-исторической обстановкой. Именно в этом гармоничном неразрывном переплетении общего и особенного состоит, на мой взгляд, непреходящее значение Ольвии для общеэллинской истории. Попытаемся же определить, в чем главном заключалось то и
другое. Основным общим моментом, роднившим Ольвийский полис с его собратьями в Малой Азии и Великой Греции, в Галлии и Испании, в Ливии и Египте, было столкновение его буквально с первых шагов и вплоть до последнего вздоха с огромным и пестрым по своему составу миром варваров, характер взаимоотношений с которыми и определял на протяжении веков судьбы как самого полиса, так в значительной степени и его окружения.
Второй основополагающий общий момент, присущий очень многим областям греческой колонизации, состоял в столкновении с огромными неисчерпаемыми производственными ресурсами, которые при благоприятной на первых порах этнополитической обстановке привели к резкому взлету экономики, а последняя, в свою очередь, вызвала возникновение значительной поначалу имущественной, а затем и социально-правовой дифференциации жителей полиса, отчетливо прослеживаемой по нашим источникам уже с конца
VI в. Имущественное и юридическое превосходство первых основателей над прибывавшими впоследствии добавочными колонистами не могло не вызвать социально-правового неравенства тех и других, стимулируя тем самым установление и укрепление аристократического образа правления. Дальнейшее развитие полиса в экстремальных условиях внешнеполитической угрозы со стороны варваров вынесло на гребень волны ольвийскую тиранию. Изменение же политической обстановки в регионе привело к смене ее сначала умеренной, затем радикальной,
а спустя известное время и элитарной демократией. Это был путь, которым прошли многие греческие полисы. Особенное же в историческом развитии Ольвии обусловливалось во многом тем существенным фактором, что полис в течение более чем пяти веков, т. е. на протяжении большей части своей истории вообще, не подчинялся мощным державам восточного типа, затем не входил в империю
Александра Великого, а после ее распада не был интегрирован в состав ни одной возникшей на ее развалинах эллинистической монархии. Это отнюдь не означает, что Ольвия на протяжении всего этого времени оставалась в полном смысле слова автономным государством. Напротив, в данном, как, впрочем, и в соседнем западнопонтийском регионе возникает совершенно особая форма зависимости - варварский протекторат . Этот своеобразный вид подчинения играл столь существенную
роль в истории Ольвии, и не ее одной, что требует прежде всего выработки четкой дефиниции. Под варварским протекторатом предлагается понимать установление определенных форм зависимости греческих полисов от того или иного варварского политического образования без интегрирования их в структуру последнего, выражавшихся в контроле варваров в лице верховного правителя или его наместников и ставленников над экономической сферой жизни полисов и во внеэкономической эксплуатации различных видов взамен этого -
определенные, в той или иной мере соблюдавшиеся гарантии варварских протекторов по обороне полисов. Под сформулированный тип зависимости подпал не один Ольвийский полис, и доказывал он свою жизнеспособность не одно столетие. Можно уверенно сказать, что варварский протекторат стал универсальным длительным феноменом в обширном западно- и северопонтийском регионе на протяжении V-
II вв. Однако ему, как и самой истории Ольвии, был присущ ряд общих и различных моментов. Общее заключается в том, что независимо от экономического уклада и типа варварских обществ - будь то кочевое, полукочевое или оседлое независимо от степени развитости в них форм государственности при установлении протектората всем им было присуще главное как правило, невмешательство во внутреннюю и внешнюю политику полисов, действие протектората распространялось преимущественно на сферу финансов и экономики.
Вторым общим моментом, проявлявшимся в несколько иной сфере, было стремление варварских правителей привлечь к себе на службу греческих советников, экспертов, военных специалистов и т. п в том числе и из полисов, которые находились под эгидой протектората. Таковыми были ольвиополиты Тимн при царе Ариапифе и Посидей при дворе Скилура, антиохиец Гермей у Канита, маронеец
Гераклид при Севте I, Антигон при Сариаке. Наконец, нередко варварские правители от своего имени или от имени своих наместников выпускают в подвластных им греческих полисах монету как символ их подчинения Скил в Никонии, Арих, Эминак и Скилур в Ольвии, Атей в Кал-латисе, Канит и другие цари Малой Скифии в городах Добруджи. Различие между отдельными варварскими протекторатами состоит прежде всего в разных формах
и способах внеэкономической эксплуатации, которые опять же не были обусловлены типом общества, не зависели от времени их применения. Во-первых, это экономический диктат, проявившийся в Ольвии периода правления Ариапифа, Скила и Октамасада в переводе хозяйства на новые рельсы - в сворачивании земледелия и интенсификации транзитной торговли. Наиболее распространенной формой эксплуатации была регулярная дань, уплачиваемая полисами варварам. Форос вносили города фракийского побережья царству
Одрисов, Истрия Ремаксу, возможно, Византии Атею, тот же полис кельтскому царству в Тиле. Из Протогеновского декрета мы узнаём и об иной форме уплаты трибута, выражавшейся в менее регулярных дарах, которые привозят в ставку Саитафарна либо сами ольвиополиты, либо за ними приезжают варвары, либо последние получают их по особому поводу например, дары по случаю проезда . Наконец, еще одной разновидностью внеэкономической эксплуатации было кормление войска по типу персидских
угощений , о котором мы можем догадываться на основании рассказа Геродота о частных прикочевках Скилова войска к Ольвии. В обоюдном процессе подобных греко-варварских контактов ни одна из сторон не участвовала пассивно. Установление протектората прежде всего стимулировало ускоренные темпы эллинизации варварских обществ. Однако темпы эти, как и сама степень акцептации варварами достижений эллинской цивилизации, не были
одинаковыми, но зависели от множества объективных и субъективных факторов. Так, Атей приказывает чеканить в Каллатисе монету, но презрительно относится к великолепной игре прославленного флейтиста Исмения. Скил - кочевник, но в силу воспитания и образованности проникся греческим образом жизни и религией. Саитафарн и Ремакс только взимают дань соответственно с Ольвии и Истрии, а Ариапиф, Скил и Скилур используют
Ольвию для вывоза своей продукции, привлекают к себе на службу ее граждан, хотя из последних троих двое кочевники, а третий - правитель царства эллинистического типа. Даже Буребиста, поправший все вековые нормы протектората, держит при себе греческого советника Акорниона, родной город которого Дионисополь он не трогает. Однако описываемый процесс нельзя представлять себе в виде некоего монолога, в котором требует и получает
только варварская сторона. Несомненно, известные выгоды из подобного частичного ущемления своей элевтерии извлекали и греческие полисы, по меньшей мере определенные слои их жителей. Так, потеря Ольвией хоры в V в. компенсировалась за счет расцвета внешней торговли и ремесел, а потому в целом пагубно не сказалась на состоянии экономики полиса и, видимо, на благосостоянии большей части его жителей. Вхождение Ольвийского государства под протекторат позднескифского царства в
Крыму кроме укрепления его обороноспособности должно было, несомненно, улучшить снабжение города продовольствием, усилить занятость его жителей в разных отраслях производства и коммерции, а потому повысить их жизненный уровень. Резюмируя все сказанное, можно сформулировать основной, кардинальный итог всего исследования история Ольвийского полиса во всех ее проявлениях общего и особенного, при всех показателях неодностороннего характера протекавших в ней процессов дает нам яркую иллюстрацию сложности и многообразия самого хода
развития античного общества, новые аспекты и грани которого будут все полнее раскрываться по мере накопления источников и углубленного их изучения. Список используемых источников 1. Blaramberg I. P. Choix de medailles antiques dOlbiopolis ou Olbia, P 1822. Рус. пер. М 1828. 2. Виноградов Ю. Г. Древнейшее греческое письмо с о. Березань ВДИ. 1971. 4.
С. 80. 3. Виноградов Ю. Г. Полис в Северном Причерноморье. С. 389. 4. Виноградов Ю. Г. Милет и Ольвия. С. 256. 5. Виноградов Ю. Г. Политическая история Ольвийского полиса. М. Наука, 1989 288 с с ил. 6. Graham A. J. The Colonial Expansion of Greece. P. 125 7. Euseb. Chron. can. Helm.
В 1984. Р. 95b. 8. Зограф А. Н. Античные монеты. С. 130. 9. Карасев А. Н. Указ. соч. С. 28 Яценко И. В. Скифия VII-V вв. до н.э. М, 1959. С. 111 10. Карасев А. Н. Монументальные памятники ольвийского теменоса. С. 39, 41, 45, 113. 11. Карышковский П. О. Ольвийские эпонимы
ВДИ. 1978. 2. С. 88 12. Козуб Ю.И. Историческая топография некрополя Ольвии Античная культура Северного Причерноморья. Киев,1984. С. 162. 13. Копейкина Л. В. Некоторые итоги С.243. 14. Лапин В. В. Греческая колонизация. С. 352. 15. Леви Е. И. Новые посвятительные Апполону Дельфиниу из раскопок
Ольвии История и культура античного мира. М 1977. С. 195. 16. Леви Е. И. Ольвийская огора. С. 115. 17. Lindisch F. De rebus Olbiopolitarum, P 4 655-558 гг. Ziebell W Olbia S 9 та же дата . 18. Марченко К. К, Модель С. 142 19. Рубан В. В. ВДИ. 1977. 2. С. 204 20.
Scythica et Caucasica. Известия древних писателей греческих и латинских о Скифии и Кавказе. СПб Т. 1, 1893 - 1900 Т. 2 1904-1906. 21. Corpusinscriptinum Graecarum 1843 Vol 2, cap 1 P 86-89, 5-10 22. Сумароков П. Путешествие по всему Крыму и Бессарабии. М 1800. 23. Трофимова М. К. Указ. соч. С. 54. 24.
Уваров А. С. исследования о древностях южной России и берегов Черного моря. СПб 1851. Вып. 1. Об истории Ольвии см. с 355. 25. Фол А. Политическая история на траките. С 1972. С. 139. 26. Хазанов А. М. Социальная история скифов. М 1975. С. 235.
| ! |
Как писать рефераты Практические рекомендации по написанию студенческих рефератов. |
| ! | План реферата Краткий список разделов, отражающий структура и порядок работы над будующим рефератом. |
| ! | Введение реферата Вводная часть работы, в которой отражается цель и обозначается список задач. |
| ! | Заключение реферата В заключении подводятся итоги, описывается была ли достигнута поставленная цель, каковы результаты. |
| ! | Оформление рефератов Методические рекомендации по грамотному оформлению работы по ГОСТ. |
| → | Виды рефератов Какими бывают рефераты по своему назначению и структуре. |