Общественно-политическая мысль в 30-70 гг. XIX века

План. 1. Консервативное направление. Теория «официальной народности». 2. Либеральное направление: зарождение, основные идеи. 3. Радикальное направление. Теория «общинного социализма»: три направления в народничестве 60-70х годов. Николай I мечтал вытравить все ростки вольномыслия в русском обществе. Однако, трудно было запретить людям думать, сближаться на почве схожих настроений и мнений.

После разгрома декабристов центр общественного движения переместился из армии в студенческие кружки, редакции газет и журналов. На первых порах оно носило характер отвлеченных философских исканий. Новое поколение русской интеллигенции имело хорошую теоретическую подготовку, но ему не хватало учителей, которыми должны были стать, но не стали декабристы. (История России с конца XVIII до конца XIX века. Ответственный редактор член-корр.

РАН А.Н. Сахаров. Москва, АСТ, 1997 г.) «Философские размышления 30-х годов были и естественной формой отхода от политической проблематики декабристского времени, и закономерной ступенью на пути к проблематике социальной, опередившей воззрения «идеалистов 40-х годов». Ю. Самарин утверждал, что он и его соратники жили, «повернувшись спиною к вопросам политическим».(Русское общество 30х годов XIX века. Люди и идеи. Мемуары современников.

Под ред. И.А. Федосова. Издательство Московского университета 1989 г.) Николаевское правительство пыталось разработать собственную идеологию, внедрить ее в школы, университеты, печать, воспитать преданное самодержавию молодое поколение. Главным идеологом самодержавия стал Уваров. В прошлом вольнодумец, друживший со многими декабристами, он выдвинул так называемую “теорию официальной народности” (“самодержавие, православие и народность”).

Смысл ее состоял в противопоставлении дворянско-интеллигентской революционности и пассивности народных масс, наблюдавшейся с конца XVIII в. Освободительные идеи представлялись как наносное явление, распространенное только среди “испорченной” части образованного общества. Пассивность же крестьянства, его патриархальная набожность, стойкая вера в царя изображались в качестве “исконных” и “самобытных” черт народного характера.

Другие народы, уверял Уваров, “не ведают покоя и слабеют от разномыслия”, а Россия “крепка единодушием беспримерным — здесь царь любит Отечество в лице народа и правит им, как отец, руководствуясь законами, а народ не умеет отделять Отечество от царя и видит в нем свое счастье, силу и славу”. Социальная задача “официальной народности” заключалась в том, чтобы доказать “исконность” и “законность”

крепостничества и монархического правления. Крепостное право объявлялось “нормальным” и “естественным” социальным состоянием, одним из важнейших устоев России, “древом, осеняющим церковь и престол”. Самодержавие и крепостничество назывались “священными и неприкосновенными”. Патриархальная, “спокойная”, без социальных бурь, революционных потрясений Россия противопоставлялась “мятежному” Западу. Главным “вдохновителем” и “дирижером” теории “официальной

народности”, несомненно, был сам Николай I, а министр народного просвещения, реакционные профессора и журналисты выступали в роли усердных ее проводников. Основными “толкователями” теории “официальной народности” являлись профессора Московского университета – филолог С.П. Шевыреви историк М.П. Погодин, журналисты Н.И. Греч и Ф.В. Булгарин.

Так, Шевырев в своей статье “История русской словесности, преимущественно древней” (1841) высшим идеалом считал смирение и принижение личности. По его утверждению, “тремя коренными чувствами крепка наша Русь и верно ее будущее”: это “древнее чувство религиозности”; “чувство ее государственного единства” и “осознание нашей народности” как “мощной преграды” всем “искушениям”, которые идут с Запада. Погодин доказывал “благодетельность” крепостничества, отсутствие в

России сословной вражды и, следовательно, отсутствие условий для революционных потрясений. По его представлению, история России хотя и не имела такого разнообразия крупных событий и блеска, как западная, но она была “богата мудрыми государями”, “славными подвигами”, “высокими добродетелями”. Погодин доказывал исконность в России самодержавия, начиная с Рюрика. По его мнению, Россия, приняв христианство от

Византии, установила благодаря этому “истинное просвещение”. С Петра Великого Россия должна была многое заимствовать от Запада, но, к сожалению, заимствовала не только полезное, но и “заблуждения”. Теперь “пора возвратить ее к истинным началам народности”. С установлением этих начал “русская жизнь наконец устроится на истинной стезе преуспеяния, и

Россия будет усваивать плоды цивилизации без ее заблуждений”. Теоретики “официальной народности” доказывали, что в России господствует наилучший порядок вещей, согласный с требованиями религии и “политической мудрости”. Крепостное право хотя и нуждается в улучшении, но сохраняет много патриархального, и хороший помещик лучше охраняет интересы крестьян, чем они смогли бы сделать это сами, а положение русского крестьянина

лучше положения западноевропейского рабочего. Уваровская теория, которая в те времена покоилась, казалось, на очень прочных основаниях, имела все же один крупный изъян. У нее не было перспективы. Если существующие в России порядки так хороши, если налицо полная гармония между правительством и народом, то не надо ничего изменять, или совершенствовать. Кризис этой теории наступил под влиянием военных неудач в годы

Крымской войны, когда несостоятельность николаевской политической системы стала ясна даже ее приверженцам (например, М.П. Погодину, который выступил с критикой этой системы в своих “Историко-политических письмах”, адресованных Николаю I, a затем Александру II). (http://revhistory.narod.ru/quart2_konse rv.htm) В России либерализму как социально-политической идеологии не везло. Его развитие изначально приняло противоречивый характер.

Он оказался «зажатым» между двумя противоборствующими направлениями: сильным реакционно-консервативным течением, отстаивающим незыблемость самодержавия, и революционно-демократическим, cделавшим ставку на насильственное революционное изменение социально-политического строя. В этом противостоянии представители первого течения видели в либерализме «красную крамолу», второго — соглашательство и оппортунизм. Раскол царил и внутри самого либерализма.

Как подчеркивал Б. Чичерин, имело смысл говорить по крайней мере о трех видах либерализма: «уличном», либерализме охлократии, толпы, склонной к политическим скандалам; «оппозиционном», сопутствующем любым реформаторским начинаниям и обличающем осуществляющую их власть во всех действительных и мнимых ошибках; «охранительном» либерализме. Лишь последний несет в себе позитивный смысл и ориентирован на осуществление реформ. Его опорой является сильная власть, способная осуществить преобразования с учетом интересов

всех заинтересованных сил и в соответствии с естественным ходом истории. «Охранительный» либерализм подвергался критике как со стороны революционных демократов, так и тех, кого Чичерин называл «оппозиционными» либералами. Заметим также, что в силу ряда обстоятельств объектом исследовательского интереса оказался так называемый «новый либерализм», связанный с буржуазным этапом развития либеральной мысли в России и с политической доктриной партии кадетов, а вернее, с борьбой

Ленина и большевиков против организаторов этой партии — П. Струве, П. Милюкова, И. Петрункевича, А. Пошехонова, Д. Шаховского и других политических деятелей, причислявших себя к либеральному движению. Дворянский же либерализм, расцвет и наибольшее влияние которого падает на 50—70-е годы прошлого века, оказался попросту забытым, как бы даже и не существовавшим.

Между тем именно он более полно выразил дух классического русского либерализма. Именно в его парадигме осуществлялось наиболее плодотворное развитие либеральной доктрины, внесшей ощутимый позитивный вклад в движение западной либеральной мысли, на что, кстати говоря, не раз указывали западные исследователи. Этот этап либерализма связан с именами Т. Грановского, К. Кавелина, Б. Чичерина, А. Унковского,

Н. Милютина, Л. Гейдена, Е. Трубецкого. (Новикова Л Сиземская И. Идейные истоки русского либерализма // Общественные науки и современность, 1993 г. №3). «Западноевропейский либерализм рос и развивался в откровенной и резкой вражде к рабочему и социалистическому движению. Русский либерализм в силу того, что рабочий класс опережал его в своем политическом развитии, в частности

раньше него создал свою партию, вынужден был подделаться под доброжелателя, сторонника «действительных», т. е. тред-юнионистских интересов рабочего класса — в противовес «утопическим» (социалистическим) интересам, которыми его увлекают по своей молодости и политической неопытности российские революционные социал-демократы, но со временем и они, конечно, «поумнеют» и станут такой же политически зрелой силой, как немецкая социал-демократия». (Аверх А.Я. Русский буржуазный либерализм – особенности исторического развития.

// Вопр. Истории 1989 г. №2.) С конца 30-х гг. либеральное направление приняло форму идейных течений западничества и славянофильства. Они не имели своих печатных органов (до 1856 г.), и дискуссии проходили в литературных салонах. Славянофилы - в основном мыслители и публицисты (А.С. Хомяков, И.В. и П.В. Киреевские. И.С. и К.С. Аксаковы, Н.Я. Данилевский) идеализировали допетровскую Русь, настаивали на ее самобытности, которую они усматривали

в крестьянской общине, чуждой социальной вражды, и в православии. Эти черты, по их мнению, должны были обеспечить мирный путь общественных преобразований в стране. Россия должна была вернуться к Земским соборам, но без крепостного права. Западники - преимущественно историки и литераторы (И.С. Тургенев, Т.Н. Грановский, С.М. Соловьев, К.Д. Кавелин,

Б.Н. Чичерин, М.Н. Катков) были сторонниками европейского пути развития и выступали за мирный переход к парламентскому строю. Однако в главном позиции славянофилов и западников совпадали: они выступали за проведение политических и социальных реформ сверху, против революций. (http://revhistory.narod.ru/quart2_liber /htm). Исходной датой славянофильства как идейного направления в русской общественной мысли следует считать 1839 год, когда два его основоположника, Алексей

Хомяков и Иван Киреевский, выступили со статьями: первый – “О старом и новом”, второй – “В ответ Хомякову”, в которых были сформулированы основные положения славянофильской доктрины. Обе статьи не предназначались для печати, но широко распространялись в списках и оживленно обсуждались. Конечно, и до этих статей различными представителями русской общественной мысли высказывались славянофильские идеи, но они еще тогда не обрели стройной системы.

Окончательно же славянофильство сформировалось в 1845 г. ко времени выпуска трех славянофильских книжек журнала “Москвитянин”. Журнал не был славянофильским, однако редактором его был М.П. Погодин, который охотно предоставлял славянофилам возможность печатать в нем свои статьи. В 1839 – 1845 гг. сложился и славянофильский кружок. Душой этого кружка был А.С. Хомяков – “Илья Муромец славянофильства”, как его тогда называли, умный,

энергичный, блестящий полемист, необыкновенно даровитый, обладавший феноменальной памятью и огромной эрудицией. Большую роль в кружке играли также братья И.В. и П.В. Киреевские. В кружок входили братья К.С. и И.С. Аксаковы, А.И Кошелев, Ю.Ф. Самарин. Позднее в него вошли отец братьев Аксаковых С.Т. Аксаков, известный русский писатель,

Ф.В. Чижов и Д.А. Валуев. Славянофилы оставили богатое наследие в философии, литературе, истории, богословии, экономике. Иван и Петр Киреевские считались признанными авторитетами в области богословия, истории и литературы, Алексей Хомяков – в богословии, Константин Аксаков и Дмитрий Валуев занимались русской историей, Юрий Самарин – социально-экономическими и политическими проблемами,

Федор Чижов – историей литературы и искусства. Дважды (в 1848 и 1855 гг.) славянофилы пытались создать свои политические программы. Термин “славянофилы”, по существу, случаен. Это название им было дано их идейными оппонентами – западниками в пылу полемики. Сами славянофилы первоначально открещивались от этого названия, считая себя не славянофилами, а “русолюбами” или “русофилами”, подчеркивая, что их интересовали преимущественно судьба

России, русского народа, а не славян вообще. А.И. Кошелев указывал, что их скорее всего следует именовать “туземниками” или, точнее, “самобытниками”, ибо основная их цель состояла в защите самобытности исторической судьбы русского народа не только в сравнении с Западом, но и с Востоком. Для раннего славянофильства (до реформы 1861 г.) не был характерен также и панславизм, присущий уже позднему (пореформенному) славянофильству. Славянофильство как идейно-политическое течение русской

общественной мысли сходит со сцены примерно к середине 70-х годов XIX в. (http://revhistory.narod.ru/quart2_slavi an/htm). Западничество, как и славянофильство, возникло на рубеже 30 – 40-х годов XIX в. Московский кружок западников оформился в 1841 – 1842 гг. Современники трактовали западничество очень широко, включая в число западников вообще всех, кто противостоял

в своих идейных спорах славянофилам. В западники наряду с такими умеренными либералами, как П.В. Анненков, В.П. Боткин, Н.Х. Кетчер, В.Ф. Корш, зачислялись В.Г. Белинский, А.И. Герцен, Н.П. Огарев. Впрочем, Белинский и Герцен сами называли себя “западниками” в своих спорах со славянофилами. По своему социальному происхождению и положению большинство западников, как и славянофилов, относились

к дворянской интеллигенции. В число западников входили известные профессора Московского университета – историки Т.Н. Грановский, С.М. Соловьев, правоведы М.Н. Катков, К.Д. Кавелин, филолог Ф.И. Буслаев, а также видные писатели И.И. Панаев, И.С. Тургенев, И.А. Гончаров, позднее Н.А. Некрасов.

Западники противопоставляли себя славянофилам в спорах о путях развития России. Они доказывали, что Россия хотя и “запоздала”, но идет по тому же пути исторического развития, что и все западноевропейские страны, ратовали за ее европеизацию. Западники возвеличивали Петра I, который, как они говорили, “спас Россию”. Деятельность Петра они рассматривали как первую фазу обновления страны, вторая должна начаться

проведением реформ сверху – они явятся альтернативой пути революционных потрясений. Профессора истории и права (например, С.М. Соловьев, К.Д. Кавелин, Б.Н. Чичерин) большое значение придавали роли государственной власти в истории России и стали основоположниками так называемой государственной школы в русской историографии. Здесь они основывались на схеме Гегеля, считавшего государство творцом развития человеческого общества.

Свои идеи западники пропагандировали с университетских кафедр, в статьях, печатавшихся в “Московском наблюдателе”, “Московских ведомостях”, “Отечественных записках”, позже в “Русском вестнике”, “Атенее”. Большой общественный резонанс имели читаемые Т.Н. Грановским в 1843 – 1851 гг. циклы публичных лекций по западноевропейской истории, в которых он доказывал общность закономерностей исторического процесса в России и западноевропейских странах, по словам

Герцена, “историей делал пропаганду”. Западники широко использовали и московские салоны, где они “сражались” со славянофилами и куда съезжалась просвещенная элита московского общества, чтобы посмотреть, “кто кого отделает и как отделают его самого”. Разгорались жаркие споры. Выступления заранее готовились, писались статьи и трактаты. Особенно изощрялся в полемическом задоре против славянофилов

Герцен. Это была отдушина в мертвящей обстановке николаевской России. Несмотря на различия в воззрениях, славянофилы и западники выросли от одного корня. Почти все они принадлежали к наиболее образованной части дворянской интеллигенции, являясь крупными писателями, учеными, публицистами. Большинство их были воспитанниками Московского университета. Теоретической основой их взглядов была немецкая классическая философия.

И тех и других волновали судьбы России, пути ее развития. И те и другие выступали противниками николаевской системы. “Мы, как двуликий Янус, смотрели в разные стороны, но сердце у нас билось одно”, – скажет позднее Герцен. Надо сказать, что за “народность” выступали все направления русской общественной мысли – от реакционной до революционной, вкладывая в это понятие совершенно различное содержание.

Революционное рассматривало “народность” в плане демократизации национальной культуры и просвещения народных масс в духе передовых идей, видело в народных массах социальную опору революционных преобразований. (http://revhistory.narod.ru/quart2_zapad .htm). Что касается правления Александра II, то он и его правительство в лице высших сановников государственной администрации вполне осознали необходимость радикальных реформ. Но и подготовка, и проведение их проходили под сильным давлением

как «справа», со стороны реакционеров-крепостников, так и «слева», со стороны революционеров различного толка. В этих условиях оптимальной была «охранительная» позиция; ее-то и заняли либералы, видя в правительстве, готовом провести реформу, «единственного европейца». Именно по этой причине либерализм 50—70-х годов выступил против конституции, на которой настаивало аристократическое дворянство. Либералы защищали самодержавие, потому что не видели в конституции «конструктива».

Во-первых, основная масса населения России по причине ее забитости и культурной отсталости просто была не готова к конституционному порядку. В таких условиях государственное самоуправление было бы самообманом. «Общество должно сперва переродиться, чтоб политические гарантии не обратились в театральные декорации, в намалеванные кулисы, ничего не значащие, ничего не стоящие» (Кавелин К. Д. Наш умственный строй, с. 153.). Там, где царствует невежество, где нет элементарных понятий о

правильных гражданских отношениях, там не может быть действительной свободы и демократии. Во-вторых, конституционализм, корни которого уходят в глубь российской истории, в борьбу боярской олигархии за свои исключительные права, в 60-е годы выступил под флагом дворянско-аристократической оппозиции самодержавию, рассчитывавшей таким путем компенсировать себе сословные привилегии за утрату крепостного права. Уверенные в том, что конституционализм в России 60—70-х годов мог быть только дворянским, т.

е. направленным на защиту сословных интересов дворянства, либералы выступили против него. Отрицательное отношение к конституции, таким образом, диктовалось не столько идейными установками, сколько особенностями исторического момента. В-третьих, самодержавие в союзе с частью просвещенной бюрократии представлялось той сильной верховной властью, которая способна была осуществить реформы и контролировать их ход на местах. В союзе с либерально настроенными членами правительства оно и в самом деле было реальной

исторической силой. И все же противоречивость либеральных позиций в данном вопросе заключалась не в том, что либералы выступили против дворянской конституции, а в том, что они обратились за поддержкой к бюрократии, которая, решая задачу стабилизации самодержавия на пути реформ, оставалась плотью от плоти того же дворянства и не могла переступить за пределы его, а значит, и своих коренных интересов. (Новикова Л Сиземская И. Идейные истоки русского либерализма //

Общественные науки и современность, 1993 г. №3) «Победа либералов в России как реакция на господство антилиберального режима, как попытка общества найти новый нравственный идеал, новую нравственную основу для объединения общества имеет свою слабую сторону. Либерализм победил на уровне ценностей языка, но он не был проработан на всех уровнях общества, уровне массового сознания. Либерализм не стал основой повседневного содержания культуры, образа жизни, социальных

отношений, всей воспроизводственной деятельности общества, включая хозяйственную». (Матвеева С.Я. Консервативный либерализм в современной России // Общественные науки и современность, 1993 г. №2). Учение социализма зародилось в Росси в условиях господства феодально-крепостнической системы. Возникает вопрос: почему передовые люди Росси, страны, которая шла в направлении капиталистического

развития, отказались от претворения в жизнь буржуазных идей декабристов и устремили свой взор к социализму? Корни этого нужно искать в социально-экономических условиях жизни страны, с одной стороны, и опыте общечеловеческого развития, в данном случае в опыте развития Западной Европы с другой. Капиталистический уклад, формировавшийся в России с последней третьи XVIII века, в последующем, в первой половине

XIX века, стал перерастать в капиталистические производственные отношения, которые разлагали господствующую феодально-крепостническую систему и в 30 - 50х годах вызвали, ее кризис, а затем и крах. Растущий капитализм нес с собой прогресс, но лучшие люди страны видели, что он осуществляется за счет более искусного и изощренного способа эксплуатации народных масс. Проникнутые чувством глубокой любви к своему народу, они поэтому ставили перед собой задачи борьбы

за освобождение его от всякого гонения и всякой эксплуатации. Передовые люди России, трезво оценивая прогресс, обеспеченный Западу его буржуазным развитием, не могли понять его главного исторического результата - рождение класса пролетариата. Напротив, в экспроприации трудящихся масс они видели историческое зло капитализма. По-своему оценивая исторический опыт Запада, они ставили перед собой задачу: борясь за уничтожение

феодально-крепостнического строя, в тоже время не допустить развития капитализма, перешагнуть через него и тем самым спасти трудящиеся массы от пролетаризации.(http://revhistory.narod. ru/narod_zarozhd.htm). Центральным звеном системы взглядов народничества явилась теория некапиталистического пути развития России, идея перехода к социализму через сохранение, использование и преобразование коллективистских начал сельской общины. Теория некапиталистического пути развития

России была выдвинута в конце 40 — начале 50-х гг. родоначальниками народничества А. И. Герценом и Н. Г. Чернышевским. Идеи «крестьянского социализма» активно пропагандировал Н. П. Огарев. «Вера в особый уклад, в общинный строй русской жизни; отсюда — вера в возможность крестьянской социалистической революции — вот что одушевляло их, поднимало десятки и сотни людей на геройскую борьбу с правительством», — писал В. И. Ленин (Полное собрание соч 5 изд т.

1, с. 271). Основные положения теории "русского социализма" разработал Александр Иванович Герцен. Главным для Герцена был поиск форм и методов соединения абстрактных идей социализма с реальными общественными отношениями, способов воплощения в жизнь теоретических ("книжных") принципов социализма. Подавление буржуазией восстания парижского пролетариата в июне 1848 г. Герцен глубоко переживал как поражение социализма вообще: "

Запад гниет", "мещанство торжествует". Вскоре (к 1849—1850 гг.) Герцен пришел к выводу, что страной, в которой есть возможность соединить социалистические идеи с исторической реальностью, является Россия, где сохранилось общинное землевладение. В русском крестьянском мире, утверждал он, содержатся три начала, позволяющие осуществить экономический переворот, ведущий к социализму:

1) право каждого на землю, 2) общинное владение ею, 3) мирское управление. Эти общинные начала, воплощающие "элементы нашего бытового, непосредственного социализма", писал Герцен, препятствуют развитию сельского пролетариата и дают возможность миновать стадию капиталистического развития: "Человек будущего в России — мужик, точно так же, как во Франции работник".

По мнению Герцена, отмена крепостного права при сохранении общины даст возможность избежать печального опыта капиталис¬тического развития Запада и прямо перейти к социализму. "Мы, — писал Герцен, — русским социализмом называем тот социализм, который идет от земли и крестьянского быта, от фактического надела и существующего передела полей, от общинного владения и общин¬ного управления, — и идет вместе с работничьей артелью навстре¬чу той экономической справедливости, к которой стремится

социа¬лизм вообще и которую подтверждает наука". Существовавшую в России общину Герцен считал основой, но отнюдь не готовой ячейкой будущего общественного устройства. Ее главный недостаток он видел в поглощении личности общиной. Главная задача, по мнению Герцена, в том и состоит, чтобы соединить права личности с общинным устройством: "Сохранить общину и освободить личность, распространить сельское и волостное управление на города,

на государство в целом, поддерживая при этом национальное единство, развить частные права и сохранить неделимость земли — вот основной вопрос русской революции — тот самый, что и вопрос о великом социальном освобождении, несовершенные решения которого так волнуют западные умы". Надежды Герцена на мирное решение крестьянского вопроса вызвали возражения Чернышевского и других революционных со¬циалистов.

Герцен отвечал им, что Русь надо звать не "к топору", а к метлам, чтобы вымести грязь и сор, скопившиеся в России. (Антонов В.Ф. Народничество в России: утопия или отвергнутые возможности. // Вопр. истории. – 1991. – №1.) Истоки движения народничества относятся ко времени революционной ситуации 1859—61, когда под влиянием пропаганды «Колокола» и «Современника» демократическая интеллигенция впервые попыталась вести революционную

работу в народе. Народнические и политические тенденции переплетались в деятельности тайного общества «Земля и воля», наиболее активными членами которого были братья Н. А. и А. А. Серно-Соловьевичи, А. А. Слепцов и др. Первая «Земля и воля», возникшая под идейным воздействием и при непосредственном участии Герцена и Чернышевского, была крупнейшим объединением революционных кружков 1860-х гг. и первой попыткой

создания всероссийской организации.( http://revhistory.narod.ru/narod_bunt.ht m) Наиболее крупными идеологами революционного народничества в 70-е гг. были М. А. Бакунин, Лавров, П. Н. Ткачёв. Считая русского крестьянина «прирождённым» социалистом, Бакунин призывал молодёжь немедленно готовить народное восстание против трёх главных врагов: частной собственности, государства, церкви. Считал замену государства - ассоциацией свободных самоуправляемых

общин. С помощью бунта хотел создать это. Поэтому задача интеллигенции - бросить кличь и разжечь всероссийской бунт. Под его непосредственным воздействием в народничестве сложилось бунтарское направление. Бакунин отмечал, что в русском народе существуют "необходимые условия социальной революции. Он может похвастаться чрез¬мерною нищетою, а также и рабством примерным. Страданиям его нет числа, и переносит он их не терпеливо, а с глубоким и страстным отчаянием, выразившимся

уже два раза исторически, двумя страшными взрывами: бунтом Стеньки Разина и Пугачевским бунтом, и не перестающим поныне проявляться в беспрерывном ряде частных крестьянских бунтов".Призывая образованную молодежь к пропаганде, подготовке и организации всенародного бунта, Бакунин подчеркивал необходимость действий по четко обдуманному плану, на началах самой строгой дисциплины и конспирации. При этом организация социальных революционеров должна быть скрытой не только

от правительства, но и от народа, поскольку свободная организация общин должна сложиться как результат естественного развития общественной жизни, а не под каким-либо внешним давлением. Бакунин резко порицал доктринеров, стремившихся навязать народу политические и социальные схемы, формулы и теории, выработанные помимо народной жизни. "Бунтари" начали хождение в народ, стремясь прояснить сознание народа и побудить его к стихийному

бунту. Неудача этих попыток привела к тому, что бакунистов-бунтарей потеснили (но не вытеснили) "пропагандисты", или "лавристы. Лавров считал необходимыми для организации восстания длительную пропаганду среди народных масс и обширную теоретическую и нравственную подготовку революционеров, что народу нужно объяснить их цели, это сделать должна интеллигенция, но не вся, а лишь критически мыслящие личности. Объединенные такие личности в революционную организацию должны готовить народ.

В отличие от Бакунина Лавров считал государство злом, которое нельзя уничтожить сразу, а можно только довести "до минимума несравненно меньшего, чем те минимумы, которые представляла предшествующая история". Государство будет сведено к "минимальному минимуму" по мере нравственного воспитания общества, утверждения солидарности (чем меньше в обществе солидарности, тем могущественнее государственный элемент). Главные положения ("боевой крик") рабочего социализма

Лавров определял следующим образом: "Прекращение эксплуатации человека человеком. Прекращение управления человека человеком. В последней формуле, конечно, слово "управление" должно быть .понято не в смысле добровольного подчинения одной личности в данном случае руководству другой, — пояснял Лавров, — но в смысле принудительной власти одной личности над другою". Ткачёв обосновал политически-заговорщическое (якобинское, бланкистское) направление.

Он исходил из того, что революция должна начаться с государственного переворота силами революционного меньшинства, которое после захвата власти вовлечёт массы в социалистическое переустройство. Считал, что хорошо организованная, жестко централизованная, тщательно законспирированная организация профессиональных революционеров-террористов, проведя серию скоординированных террористических актов может полностью дезорганизовать государственный аппарат и он сам собой развалится.

Задача революционеров, по мнению Ткачева, в том, чтобы ускорить процесс общественного развития; "ускориться же он может лишь тогда, когда передовое меньшинство получит возможность подчинить своему влиянию остальное большинство, т.е. когда оно захватит в свои руки государственную власть". Наиболее распространенными были пропагандистское и заговорщическое течения. Эти идеи были приняты народовольцами, дополнившими их положениями о необходимости переходного этапа

на пути к социализму (установление демократической республики), а также обоснованием тактики террора против правительственных лиц. (Антонов В.Ф. Народничество в России: утопия или отвергнутые возможности. // Вопр. истории. – 1991. – №1.) Вторая четверть XIX века была временем «наружного рабства» и «внутреннего освобождения». Одни – молчали, напуганные правительственными репрессиями.

Другие – настаивали на сохранении самодержавия и крепостничества. Третьи – активно искали пути обновления страны, совершенствования ее социально-политической системы. Основные идеи и направления, сложившиеся в общественно-политическом движении первой половины XIX века, с незначительными изменениями продолжали развиваться и во второй половине века. Общественное же движение во второй половине XIX века в отличие от предшествующего времени стало важным

фактором политической жизни страны. Многообразие направлений и течений, взглядов по идейно-теоретическим и тактическим вопросам отразило сложность общественной структуры и остроту социальных противоречий, характерных для переходного времени пореформенной России. В общественном движении второй половины XIX века не сложилось направление, способное осуществить эволюционную модернизацию страны. Однако, обозначились социально-политические силы, которые сыграли главную роль

в революционных событиях начала ХХ века, и были заложены основы для формирования в будущем политических партий. (Орлов А.С Георгиев В.А Георгиева Н.Г Сивохина Г.А. История России, учебник 3-е издание. Москва, 2007 г. С. 236, 283). Используемая литература: 1. Аверх А.Я. Русский буржуазный либерализм – особенности исторического развития.//

Вопр. Истории 1989 г. №2. 2. Антонов В.Ф. Народничество в России: утопия или отвергнутые возможности. // Вопр. истории. – 1991. – №1. 3. История России с конца XVIII до конца XIX века. Ответственный редактор член-корр. РАН А.Н. Сахаров. Москва, АСТ, 1997 г. 4. Матвеева С.Я. Консервативный либерализм в современной России //

Общественные науки и современность, 1993 г. №2. 5. Новикова Л Сиземская И. Идейные истоки русского либерализма // Общественные науки и современность, 1993 г. №3. 6. Орлов А.С Георгиев В.А Георгиева Н.Г Сивохина Г.А. История России, учебник 3-е издание. Москва, 2007 г.

7. Русское общество 30х годов XIX века. Люди и идеи. Мемуары современников. Под ред. И.А. Федосова. Издательство Московского университета 1989 г. 8. http://revhistory.narod.ru/