Люди и события смутного времени

ЦАРЬ БОРИС ФЁДОРОВИЧ ГОДУНОВ  И  САМОЗВАНЕЦ

    В Роковую ночь с 17 на 18 марта
1584 г. в своих кремлёвских  покоях, изне­могая от страшной боли, уже целый год
железны­ми тисками сковывавшей позвоночник, умирал всесильный царь Иван
Васильевич Грозный... По­следние дни его были отягощены не только физиче­скими
страданиями, но и мучительными размыш­лениями о своём преемнике. Выбор у царя
был невелик. После трагической смерти старшего сына Ивана, собственноручно
убитого им в порыве не­обузданного гнева, наследовать престол могли его второй
сын царевич Фёдор или младший сын царе­вич Дмитрий. Однако личность первого
заставляла серьёзно сомневаться в его способностях управлять государством.
Последний же находился ещё в мла­денческом возрасте.

Воспитанный в мрачной атмосфере Алексан­дровской
слободы, постоянно подвергавшийся издевательствам отца, безвольный царевич
Фёдор не отличался ни задатками государственного мужа, ни подобающим для этого
отменным здоровьем. С детства он был «слаб в ногах» — болел водянкой. На лице
его нередко блуждала повергав­шая всех в растерянность бессмысленная улыбка.
Основными занятиями царевича были долгие истовые молитвы в уединении, посещение
мо­настырей и совершение разного рода церковных обрядов. Хорошо зная характер
сына. Грозный назначил ему в помощь для управления го­сударством регентский
совет из числа наиболее влиятельных представителей знати того времени.

Сразу же после
церемонии венчания на царство не обладавшего политической силой нового монар­ха,
состоявшейся 31 мая 1584 г., в его окружении развернулась борьба за влияние на
царя. На волне этих дворцовых интриг, сопровождавшихся ко­варными заговорами и
кровавыми стычками, одним из первых по степени влияния в Кремле оказался
близкий родственник нового царя — Борис Годунов. Годуновы вели свою родословную
от исконных костромских бояр, издревле служив­ших московским князьям, но не
входивших в число высшей знати Московского государства.

Восхождение
Бориса Годунова началось после того, как он, будучи мало кому известным и
незнатным дворянином, вступил в опричнину и сблизился с любимцем Ивана Грозного
— Малютой Скуратовым. При покровительстве последнего он получил придворные чины
сначала «стряпчего» при самом царе, а затем и «постельничего» у Грозного. Дружеские
отношения с Малютой обес­печили ему прекрасную партию: вскоре Борис женился на
дочери главного царского опричника. Несколько позже царевич Фёдор выбрал сестру
Годунова Ирину своей невестой. Это только упрочило положение зятя Скуратова при
дворе и гарантировало ему получение боярского чина.

И вот теперь
царь Фёдор жаловал своего шурина: Годунов стал ближним боярином, намест­ником
Казанского и Астраханского царств, по­лучил большие земельные владения, исклю­чительные
права на взимание различных казённых сборов. Постепенно росло и укреплялось
влияние Годунова на политику государства. Это многим не нравилось, особенно
представителям известней­ших аристократических фамилий — князьям Мстиславским и
боярам Шуйским. В развернув­шейся между ними и Борисом схватке не на жизнь, а
на смерть последний сумел одержать верх. К 1598 г. все его наиболее серьёзные
противники были либо уничтожены, либо пострижены в монахи, что было равнозначно
политической смерти.

Однако угроза для единоличной власти цар­ского
шурина хотя и отступила, но продолжала существовать в лице царевича Дмитрия.
Родив­шийся за два года до смерти Ивана Грозного, малолетний царевич с матерью
Марией Нагой, ближайшими родственниками и свитой в 1584 г. был выслан в
завещанный отцом удел — город Углич. Там он пребывал под неусыпным наблю­дением
московских властей. Общий надзор за сановной семьёй осуществлял дьяк Михаиле
Битяговский, соглядатай Бориса, приставленный к угличскому двору в качестве
главного казначея, который ведал деньгами, выделявшимися на содержание
царевича.

Современники,
знавшие малолетнего наследни­ка, отмечали в нём те же черты характера, которые
были присущи его покойному отцу. Так, Дмитрий любил смотреть, как резали
домашний скот, и сам иногда потехи ради забавлялся тем, что до смерти забивал
палкой бродячих собак. Кроме того, царевич страдал падучей (эпилепсией).
Приступы, во время которых он падал на пол без сознания и бился в судорогах,
повторялись со зловещей регулярностью. Были и другие симптомы ду­шевного
расстройства.

Однако история
не дала возможности развиться его садистским наклонностям. При невыясненных
обстоятельствах царевич Дмитрий погиб во дворе своей угличской резиденции 15
мая 1591 г. Как только скорбная весть, о кончине наследника престола достигла
столицы, в Углич была спешно направлена следственная группа под началом боярина
Василия Ивановича Шуйского. Проведён­ное расследование вскрыло следующую
картину происшествия.

В тот день в 6
часов пополудни царица с сыном возвратились из церкви. Пока готовилось
застолье, мамка (т.е. нянька) царевича боярыня Василиса Волохова позвала
Дмитрия гулять, благо во дворе дети играли в «тычку». Она взяла Дмитрия за руку
и собственноручно вывела его во двор.

Что происходило
дальше, доподлинно неизвест­но. Факт заключается в том, что Дмитрий был убит или
же погиб вследствие трагической случайности на глазах у Василисы Волоховой.
Ударили в набат. Выбежавшая из сеней царица увидела окро­вавленного мальчика.
Когда народ сбежался к княжескому двору, царица билась в истерике над ещё не
остывшим телом сына. Мария указывала на стоявших поблизости сына дьяка Михаилы
Битяговского — Даниила, племянника Битяговского — Никиту Качалова и сына
Василисы Волоховой — Осипа Волохова как на убийц Дмитрия. Появившийся в этот
момент Михайло Битяговский пытался как-то совладать с ситуа­цией, разогнать
толпу, унять звонаря, продолжав­шего бить в набат. Однако всё оказалось тщетно.
Народ принялся ловить убийц. Последние попробо­вали скрыться, но это только
усилило ярость толпы. Все они были пойманы и убиты.

Таким образом,
прибывшие московские сле­дователи не имели возможности допрашивать самих
обвиняемых, довольствуясь лишь пока­заниями непосредственных свидетелей
обвинения. Те дали несколько иные показания: почти единодушно они повторяли
слово в слово то, что сообщил главный свидетель по делу, игравший с царевичем в
«тычку» Петрушка Колобов: «...Играл-де царе­вич в тычку ножичком на заднем
дворе, и пришла на него болезнь, падучий недуг, и набросился он на нож».

Эти показания и
легли в основу выводов следственной комиссии, квалифицировавшей про­исшедшее
как несчастный случай. Однако такой вывод убедил отнюдь не всех. В народе стали
пого­варивать о политическом убийстве. Тень руково­дителя и организатора
заговора легла по сути на единственное, как казалось, заинтересованное в таком
исходе событий лицо — царского шурина.

В довершение
всего в 1598 г. безвременно ушёл из жизни, не оставив наследника, царь Фёдор
Иванович. Разразился династический кризис. Чтобы как-то преодолеть его, многие
потребовали венчать на царство царицу Ирину. Однако она неожиданно для всех
постриглась в монахини. Тогда-то патриарх Иов высказал мысль о венчании на
царство Бориса Годунова. Поначалу Борис наотрез отказался от этой идеи. Иов
продолжал упорствовать и даже предложил собрать Земский собор для утверждения
своего предложения авто­ритетом «всей земли». Но и добившись требуемого
постановления Земского собора, патриарх не смог убедить Годунова взойти на
престол. Лишь угрозы отлучить его от церкви заставили Бориса изменить своё
решение. 21 февраля 1598 г. после организо­ванного патриархом в этих целях
крестного хода Годунов сделал выбор.

По случаю его восшествия на престол в столице были
проведены большие празднества, объявлена всеобщая амнистия. Вдовы, сироты,
нищие полу­чили от царя щедрую милостыню. На некоторое время были прекращены
все казни. Однако не многие были удовлетворены правлением нового государя. Да и
в народе Годунов не получил широкой поддержки. Защищая интересы
дворян-помещиков, Борис издал непопулярные указы о прикреплении крестьян к
земле. Все попытки сделать это на помещичьих землях вызывали отпор. Крестьяне целыми
сёлами покидали обжи­тые места и уходили в дальние земли Поволжья и Восточной
Сибири.

В дополнение ко
всем бедам в Центральной России 1602 и 1603 гг. выдались очень неурожай­ными.
Хлеб из-за поздних заморозков вымерз на корню. Страна наполнилась толпами
голодных и нищих. И несмотря на то что Борис открыл государственные закрома и
раздавал деньги на пропитание нуждающимся, напряжение в общест­ве росло. В
народе сложилось убеждение, что «Борис-де несчастен в царстве...».

И вот в этот
напряжённый момент, как раз в начале 1604 г., на русско-шведской границе было
перехвачено письмо одного иноземца из Нарвы, где чёрным по белому было
написано, что будто бы сын Ивана Грозного Дмитрий не был убит в 1591 г., а
счастливо спасся, сейчас находится у казаков и скоро собирается в Москву с
большим войском.

Согласно первым
свидетельствам о Лжедмит­рии I, этот человек на рубеже XVI—XVII вв. появился в
Киеве в монашеском одеянии. Далее след будущего самозванца обнаруживается в
городе Гоще на Волыни. Там жили тогда известные деятели польской духовной
оппозиции — отец и сын Гойские. Оба были приверженцами так называемой арианской
секты и всемерно распрост­раняли основные положения этого учения. В этих целях
они содержали в Гоще две духовные школы. Тут и провёл будущий самозванец три
года перед тем, как попасть в свиту богатого польского магната Адама
Вишневецкого.

Тогда-то и
возникли слухи о том, что скромный молодой человек из свиты вельможного
польского пана — это сам счастливо спасшийся русский царевич. После того как
такая сногсшибательная новость стала известна князю Адаму, он поделился ею со
своим братом князем Константином Вишневецким, и уже вдвоём они повезли
самозванца в дом к тестю последнего, сандомирскому воеводе пану Юрию Мнишку. В
доме Мнишка Лже­дмитрию были оказаны поистине царские почести, а весть об этом
событии полетела дальше и вскоре достигла столицы Речи Посполитой — Кракова.

Пребывавший в
то время на польском престоле король Сигизмунд III был ярым поборником
католической церкви и находился под влиянием иезуитов. Они-то и убедили короля,
что благодаря появлению самозванца король может сыграть решающую роль в
утверждении католицизма в православной России. Король повелел привезти молодого
человека в столицу.

В конце марта 1604 г. самозванец был доставлен в
Краков, и иезуиты занялись им вплотную. В конце концов Лжедмитрий после
длительного общения с ними согласился принять католическое причастие и обещал в
случае достижения русского трона разрешить строительство костёлов в России, а
позже обратить всю страну в католическую веру. Одновременно с этим за оказанную
помощь самозванец дал Сигизмунду слово подарить ему Смоленск и новгород-северские
земли. Те же территории были им обещаны и пану Мнишку, дочери которого, Марине,
молодой человек сделал официальное предложение. Юрий Мнишек в связи с этим взял
с самозваного царевича не только обязательство жениться на Марине и отдать ей
во владение новгородские и псковские земли, но и оплатить его, Мнишка,
собственные старые долги и поездку свадебного кортежа до Москвы.

Ещё ранее,
когда слух о появлении самозванца лишь достиг Москвы, царское правительство
провело собственное расследование, чтобы устано­вить его личность. Согласно
выводам этого расследования, самозванцем был не кто иной, как беглый монах
Чудова монастыря Григорий (в миру — Юрий) Отрепьев.

Вот вкратце
история этого человека. Он про­исходил из обедневшего дворянского рода. Предки
Юрия приехали в Россию из Литвы. Отец его, Богдан Отрепьев, находился на
государевой воен­ной службе, дослужился до чина стрелецкого сотника и
впоследствии нелепо погиб в пьяной драке в Москве, в Немецкой слободе. Поэтому
Юрий с малолетства воспитывался матерью. Позже он отправился в Москву, где
попал на подворье бояр Романовых. После того как один за другим все
представители этого рода по мужской линии попали в опалу, Юрий постригся в
монахи под именем Григория. Приняв по­стриг, он стал скитаться по разным монастырям
и пустыням. В конце концов Отрепьев опять оказался в столице, в стенах Чудова
монастыря.

Здесь его
заприметил сам патриарх Иов. Он взял Григория к себе для книжного дела и даже
посвятил чернеца (т.е. монаха) в дьяконы. Добив­шись расположения патриарха,
Отрепьев получил доступ в царский дворец и был в курсе всех придворных сплетен
и интриг. В 1602 г. он тайно бежал за рубеж. Следы его теряются где-то на
русско-польской границе... И появляется самозва­нец. Вряд ли возможно доказать,
что он и беглый дьякон Чудова монастыря — одно и то же лицо.

Тем не менее на
сегодня именно это предполо­жение и является наиболее научно аргументиро­ванным.
Однако помимо этого в разное время разные историки в самозванце видели то
поляка или литовца по происхождению, чуть ли не сына польского короля,
специально подготовленного иезуитами; то неизвестного русского, засланного для
этой роли самими боярами, чтобы сместить Бориса Годунова; то истинного
представителя великокняжеской династии Рюриковичей («счаст­ливо спасшегося»
царевича Дмитрия).

ЛЖЕДМИТРИЙ I

В августе 1604 г. войска Лжедмитрия, состоящие из польских
наёмников, перешли русско-польскую границу. Повсюду к ним присоединялись недо­вольные
правлением Бориса Годунова. 18 октября без боя сдался Моравск. 26 октября перед
само­званцем открыл ворота Чернигов. 11 ноября войс­ка самозванца осадили
Новгород-Северский. Здесь Лжедмитрия постигла первая военная неудача. Предпринятый
им штурм города встретил стойкое сопротивление осаждённых.

А тем временем на выручку осаждённым
спешила правительственная армия из Брянска.

Решительное сражение произошло 21
января 1605 г. недалеко от города Севска. Армия само­званца была наголову
разбита. Уверившись в своей полной победе, царские воеводы занялись кара­тельными
операциями, полагая, что Лжедмитрий был убит в сражении. Такая беспечность
воевод позволила самозванцу беспрепятственно добраться до Путивля. Узнав, что
его противник жив, Борис Годунов приказал своим военачальникам продол­жить
преследование самозванца. Армии Василия Шуйского и Фёдора Шереметева
соединились под Кромами и приступили к осаде города.

В это время сам
царь Борис разительно переменился. Обычно активный и деятельно участвовавший в
управлении страной, он всё более и более отходил от дел. Всё чаще давала о себе
знать его застарелая болезнь — подагра. Мало того, окружающие стали замечать
ранее несвойствен­ную ему раздражительность и мнительность. Всё больше времени
царь посвящал молитвам, во дворце появились ведуньи и предсказатели, кото­рых
царь расспрашивал о своём ближайшем будущем и будущем своей семьи.

13 апреля 1605
г. Борис Годунов умер при невыясненных обстоятельствах у себя во дворце в
Кремле. После присутствия на дипломатическом обеде с иноземными послами в
Золотой палате Борис поднялся на балкон в верхних покоях своего дворца. Здесь
его и настиг, по официальной версии, апоплексический удар. Кровь хлынула изо
рта, носа и ушей. Прибежавшие лекари уже ничем не смогли помочь ему. Царь успел
лишь благо­словить на царство своего сына Фёдора.

Присяга новому
царю прошла в Москве без особых осложнений. Для принятия аналогичной присяги в
войсках туда был послан воевода Пётр Басманов. Появившись в действующей армии
под Кромами, он переметнулся в лагерь образо­вавшейся там оппозиции. Как только
это произо­шло, заговорщики подняли мятеж. По их сигналу осаждённые в городе
казаки, поддерживавшие самозванца, совершили дерзкую вылазку и уда­рили по
лагерю правительственных сил. В возник­шей панике оставшиеся верными семейству
Году­новых части не смогли организовать отпор мятеж­никам, и военный лагерь
осаждающих перестал существовать.

Самозванец же
вновь начал поход на Москву. Впереди себя он высылал гонцов с письмами, в
которых призывал народ поддержать его. Напря­жение в столице продолжало
нарастать. Годуновы готовились к отпору Лжедмитрию. 1 июня 1605 г. в
подмосковное село Красное прибыли посланники самозванца Гаврила Пушкин и Наум
Плещеев. Они и спровоцировали давно зревший мятеж. Во­оружившись, жители села
двинулись к столице, смяли крепостную стражу и, проникнув в Китай-город, заняли
Красную площадь. Здесь Гаврила Пушкин с Лобного места принародно зачитал
«прелестные грамоты», в которых Лжедмитрий обещал свои милости всем жителям
столицы. Посланные на разгон толпы стрельцы не смогли справиться с этой
задачей. Возбуждённая толпа ринулась в Кремль. Фёдор был низложен и вместе с
матерью посажен под домашний арест, а впоследствии задушен.

20 июня этого
же года самозванец торжественно въехал в столицу. Москва встречала его коло­кольным
звоном. Для того чтобы убедить мос­квичей в том, что он тот, за кого себя
выдаёт, Лжедмитрий встретился с инокиней Марфой (в миру Марией Нагой, последней
женой Ивана Грозного и матерью царевича Дмитрия). Бывшая царица признала в нём
своего сына и обошлась с ним ласково. Вскоре после этого состоялось венчание
его на царство.

Поведение
нового царя в период его краткого одиннадцатимесячного правления со всей очевид­ностью
свидетельствует против того портрета лукавого чернеца Григория Отрепьева,
который был нарисован пропагандой Бориса Годунова. После традиционной в по­добных
случаях раздачи милостей своим сторонникам и возвращения утраченных почестей
тем, кто был в опале при прежнем режиме, Лжедмитрий вскоре даровал прощение
оставшимся в живых Годуновым и их привер­женцам.

С самого начала
царствования новый монарх энергично принялся за переустройство своего
государства. Прежде всего он стал бороться с мздоимством чиновников: под
страхом смерти запретил им брать взятки, одновременно повысив должностные
оклады. Каждый день царь при­сутствовал на заседаниях Боярской думы и деятельно
участвовал в её работе, чем поражал даже видавших виды думных дьяков. Два раза
в неделю, по средам и субботам, он лично принимал челобитные, и все могли беспрепятственно
объяс­няться с ним по своим делам.

Нарушив вековой
русский обычай послеобеден­ного отдыха, царь часто прогуливался по москов­ским
улицам, заходил в лавки ремесленников, разговаривал с купцами и торговцами,
что-то выспрашивал у мастеров. Как и прежние цари, он любил охоту. Однако в
отличие от своих предшест­венников, обычно лишь участвовавших в общей травле
зверя, он лично ходил с рогатиной на медведя и удивлял подданных своей
ловкостью.

В своих беседах
с боярами Лжедмитрий не уставал говорить о том, что нужно дать народу
образование, убеждал их путешествовать по Евро­пе и посылать своих детей за
границу для обучения. Он даже высказывал желание открыть в Москве университет.
Часто в таких беседах царь сводил лицом к лицу католических и право­славных
священнослужителей и вовлекал их в свободные диспуты.

Почти через год
в Москву прибыла Марина Мнишек в сопровождении своего отца, воеводы Юрия
Мнишка, и отряда из 2 тыс. польских шляхтичей.

8 мая 1606 г. она была предвари­тельно
коронована, а затем совершилось бракосо­четание. 15 мая, в самый разгар
свадебных торжеств, какие-то люди донесли Басманову, что в Москве зреет
заговор. Тот сразу же доложил об этом царю. Однако Лжедмитрий не придал этому
сообщению должного внимания. Эта беспечность ему дорого стоила.

ПРАВЛЕНИЕ   ВАСИЛИЯ ШУЙСКОГО

Бояре-заговорщики во главе с Василием  Шуйским в ночь с
16 на 17 мая 1606 г. тайно выпустили из москов­ских тюрем всех уголовников и
раздали им ору­жие. На рассвете тревожно зазвонили московские колокола. Народ
хлынул на Красную площадь, где в полном боевом вооружении уже ждали бояре. Они
послали толпу на расправу с поляками, раск­вартированными в городе. Шуйский с
ближайши­ми помощниками направился в Кремль. В подняв­шейся суматохе стража не
смогла оказать серьёз­ного сопротивления, и заговорщики проникли в царские
покои. Самозванец пытался бежать, но был схвачен и зарублен мечами. Когда с
само­званцем было покончено, «народ» на Красной пло­щади выкликнул царём
Василия Шуйского. 1 июня 1606 г. Василий венчался на царство, а 3 июня в Москву
были спешно перевезены из Угли­ча и выставлены на всеобщее обозрение в Ар­хангельском
соборе мощи царевича Дмитрия. Он был канонизирован как новый русский святой,
дабы положить конец череде его «воскрешений».

Однако все эти
меры не внесли успокоения в общество. Мало того, спустя два месяца на юге
разнёсся слух, что Дмитрий вовсе не погиб в Москве. Хотя самого Дмитрия никто
не видел, вскоре вся Северская земля, Белгород, Елец, Оскол провозгласили
Дмитрия царём. Ратные люди, собранные под Ельцом, отказывались подчиняться
Шуйскому. На юго-за­паде даже появился некий человек, заявивший, что он —
воевода Дмитрия, посланный им для организации нового войска. Казака этого звали
Иван Болотников.

Центром нового
похода на Москву стал Путивль. Именно оттуда в июле 1606 г. отряды Болотникова
направились к Москве. Ряды вос­ставших против Шуйского ширились, и восстание
охватывало всё большую территорию. За один месяц восстание охватило почти все
города Курско-Орловского края. Оно начинало приобре­тать масштабы народной
войны. В армии по­встанцев были казаки, крестьяне и дворянские отряды.

Остановить
продвижение восставших к Москве удалось с большим трудом. Болотников отступил к
Туле и обосновался там. Сам царь Василий Шуйский во главе огромной армии
направился к Туле, чтобы покончить с восставшими. Взять город штурмом не
удалось. Тульский кремль, где обосновались повстанцы, был блокирован. Чтобы
принудить восставших к сдаче, Шуйский велел перегородить плотиной протекающую в
городе речку Упу, которая, разлившись, его затопила. Наконец, израсходовав все
имевшиеся в городе резервы продовольствия, осаждённые согласились сдаться.
Когда правительственные войска взяли город. Болотников и другие руководители
движе­ния были схвачены. Самого «царского воеводу» сослали в Каргополь,
ослепили и утопили.

Не успели ещё
отгреметь последние залпы этой кампании, как некто, личность которого до сих
пор остаётся неустановленной, летом 1607 г. в городе Стародубе объявил себя
новым Дмитрием, вто­рично спасшимся от рук наёмных убийц. В истории этот
человек получил имя Лжедмитрия II. Вокруг него не замедлило собраться новое
разношёрстное воинство искателей приключений. Здесь были польско-литовские
отряды, пришедшие в Россию ещё с первым самозванцем, беглые крес­тьяне и
холопы, стрельцы и казаки во главе с атаманом Иваном Заруцким.

К весне 1608 г.
Северская земля снова при­сягнула очередному самозванцу. Укрепившись и
почувствовав силу, вновь «воскресший» Дмитрий двинул свою армию на Москву.
Спешно собранная для отпора войску нового самозванца московская рать во главе с
братом царя Дмитрием Ивановичем Шуйским была наголову разбита в сражении под
Волховом. В начале июня того же года Лже­дмитрий II уже стоял под стенами
столицы. Однако Москву он захватить не смог и закрепился со своими отрядами в
подмосковном селе Тушине, почему и получил в истории прозвище «Ту­шинский вор».

Все попытки
Василия Шуйского разгромить Тушинский лагерь успеха не имели. Наоборот, на
некоторое время Тушино превратилось в подобие второй столицы государства. Здесь
были: свой царь — Лжедмитрий II, своя «Боярская дума», свой патриарх, своя армия.
Убедившись в не­возможности одолеть противника, московский царь обратился за
помощью к шведскому королю. Тот охотно согласился предоставить в распо­ряжение
Василия Шуйского 5-тысячный экспеди­ционный корпус в обмен на уступку Швеции
Россией города Корела с уездом.

Шведы прибыли в
Новгород весной 1609 г. и совместно с русскими войсками начали успешно
освобождать земли, захваченные «тушинцами». Численность шведов втрое превышала
предусмот­ренную по договору. Польский король — а Польша находилась в состоянии
войны со Швецией — усмотрел в приглашении шведов в Россию недо­пустимое
усиление своего врага и сам с много­тысячной армией вторгся в русские пределы.

Польские войска
не смогли взять Смоленск и, осадив его и оставив далеко позади себя, стре­мительно
приближались к Москве. 40-тысячное московское войско, возглавляемое всё тем же
Дмитрием Шуйским, братом царя, и усиленное шведами, было наголову разбито у
села Клушино между Вязьмой и Можайском.

По стране
продолжали рыскать и отряды Лжедмитрия П. Всё это окончательно решило судьбу
боярского царя Василия Шуйского. 17 июля 1610 г. он был низложен, выдан
польскому королю в качестве заложника и умер в плену. Страной стала править
Боярская дума, состоявшая тогда из семи человек и потому получившая в народе
ёмкое название «Семибо­ярщина», или «Семибоярская дума».

Новые правители
России больше опасались воз­мущения собственного народа, нежели поражения от
иностранного неприятеля. Поэтому они ночью 21 сентября 1610 г. тайно впустили
поляков в Кремль и согласились венчать на русский престол польского королевича
Владислава. Однако жадный и недальновидный польский монарх Сигизмунд III
отказался подписать такое соглашение, рассудив, что для его сына быть царём
России — это слишком много. Война продолжалась...

В отличие от мос­ковских
бояр рус­ский народ упор­но сопротивлялся захватчикам. Ге­роическую оборо­ну
держали за­щитники осаждённого Смоленска. Полякам уда­лось захватить его ценой
огромных потерь и неимо­верных усилий лишь спустя два года после начала осады.
Обличал предательство московских властей сам престарелый патриарх Гермоген. Его
речи про­буждали в людях патриотические чувства, звали к борьбе. Было создано
Первое земское ополчение. Однако его попытки освободить Москву от поляков не
увенчались успехом.

ЗЕМСКОЕ ОПОЛЧЕНИЕ МИНИНА И ПОЖАРСКОГО. ОСВОБОЖДЕНИЕ
МОСКВЫ ОТ ПОЛЯКОВ.

В Нижнем Новгороде возникло народное
движе­ние, направленное на освобождение русской земли от интервентов. Возглавил
его ниже­городский земский староста, купец Кузьма Минин, получивший впослед­ствии
всенародную известность как «выборный от всея земли человек». Не раз выступая
перед нижегородцами на площади перед съезжей избой в центре города, он призывал
жителей подняться на борьбу с иноземными захватчиками за освобож­дение
Российского государства, за православную веру, не жалеть жизни своей, а на
содержание ратных людей отдать «всё злато и серебро и, если надо будет, продать
имущество, заложить жён и детей своих». Призывы Минина были услышаны и получили
поддержку. В городе начали собирать средства на создание нового ополчения.
Размер налога на эти цели составил пятую часть всего имущества каждого горожанина.

Военной
стороной движения руководил опыт­ный воевода князь Дмитрий Пожарский, который к
тому времени залечивал раны, полученные в предыдущих боях, в своём родовом
имении Мугрееве. Ко времени начала похода в феврале 1612 г. о своей поддержке
движения заявили многие русские города и земли: Дорогобуж, Вязьма, Коломна, Арзамас, Казань и
др. Ратные люди из многих областей страны со своим вооружением и обозами вливались
в состав ополчения.

В середине
февраля 1612 г. передовой отряд ополчения направился в Ярославль. В конце марта
туда подошли и основные силы во главе с князем Дмитрием Пожарским. Путь войска
пролегал через города Юрьевец, Кинешму, Кострому. Опол­чение пробыло в
Ярославле четыре месяца. За это время были сформированы руководящие органы
движения, создан «Совет всей земли» и временные приказы (органы управления) при
нём.

Когда земское
войско подошло к Троице-Сергиевой лавре, его руководители впервые узнали о том,
что на помощь засевшим в Москве польским войскам движется корпус под
командованием гетмана Ходкевича. Было решено спешно про­должить марш ополчения
к столице.

Передовые
отряды ополченцев подошли к Москве немногим ранее поляков и расположились
полукругом от Тверских до Пречистенских ворот. Первое столкновение между
противниками про­изошло 22 августа близ Новодевичьего монастыря. В ходе этого
боя полякам удалось переправиться через Москва-реку, и лишь вмешательство казац­ких
сотен князя Трубецкого, стоявших под Москвой ещё задолго до прихода Минина и
Пожарского и выступивших на их стороне, спасло положение. Не ожидавшие
флангового удара польские роты вынуждены были отступить за реку к Поклонной
горе.

В ночь с 23 на
24 августа отряд из 500 человек, посланный Ходкевичем, под покровом темноты
проник в осаждённый Кремль. Усиленные этим отрядом, засевшие там поляки
совершили дерзкую вылазку из ворот Китай-города, переправились через реку и
овладели позициями ополченцев близ церкви Святого Георгия. В то же время
Ходкевич двинул свои полки к Донскому монастырю, стараясь зайти в тыл
ополченцев с незащищённой, юго-восточной стороны. Однако земская пехота
остановила продвижение поляков. Завязался упор­ный бой, в котором колоссальные
потери были с обеих сторон, но удача всё же сопутствовала полякам. Ополченцы
вынуждены были отступить на левый берег Москва-реки. Польские роты начали
преследование и также переправились на левый берег.

В этот момент Кузьма Минин снова обратился к
казакам с просьбой помочь в отражении атаки. Казаки ринулись в бой и опрокинули
боевые порядки наступавших поляков. Пока шло это сражение, Минин сам вместе с
отборной дворян­ской дружиной переправился на другой берег Москва-реки и ударил
в тыл польским войскам. В стане Ходкевича поднялась паника. Бросив весь обоз,
артиллерию и провиант, гетман спешно отступил из русской столицы. В
значительной степени это предрешило судьбу польского гарнизо­на в Кремле. 26
октября 1612 г., убедившись в своей обречённости, он капитулировал.

Земская рать со
стороны Арбата торжественным маршем, с развёрнутыми знаменами, под шум ликующей
толпы горожан проследовала на Крас­ную площадь. Там она соединилась с участво­вавшими
в освобождении столицы отрядами князя Трубецкого. Войска сошлись возле Лобного
места и через Спасские ворота вошли в Кремль. Москвичи праздновали победу.

А в 1613 г. на
заседаниях Земского собора (одного из самых известных в истории России) был
избран на царство представитель новой ди­настии — Михаил Романов. Таким образом
окон­чание Смутного времени было закреплено в России юридически.

Смута была испытанием Москов­ского государства на
жизнестойкость. Подточенное внутренними конфликта­ми, расшатанное натиском
интервентов, оно чуть было не рухнуло, чуть было не распалось... Однако в этот
критический момент русскому народу хватило сил и мудрости «собрать землю»,
вывести её из состояния всеобщей войны и хаоса, отстоять свою независимость и
государственность. В ре­зультате войны Московское государство было унижено,
ограблено, потеряло многие свои тер­ритории, в том числе Смоленск, но оно
выстояло и показало тем самым свою небывалую, колос­сальную внутреннюю
прочность. И это явилось главным залогом его блестящего будущего.