МІНІСТЕРСТВО 
ОСВІТИ  І  НАУКИ  УКРАЇНИ

ЧЕРКАСЬКИЙ 
ІНЖЕНЕРНО-ТЕХНОЛОГІЧНИЙ  УНІВЕРСИТЕТ

КАФЕДРА  СУСПІЛЬНИХ  ДИСЦИПЛІН  І  ПРАВА

К О Н Т Р О Л Ь Н А     Р О Б О Т А

з курсу   « Історія та культура України »

Слухач:                        
                              Сидоркевич 
Дмитро  Іванович

Спеціальність,  група:                               ЗФ –
02

Керівник:                                                   
кандидат історичних
 наук,

                                                                     Присяжнюк  Ю.П.

Результат,  дата:

Реєстраційний  номер,  дата:

м. Черкаси

2001 р.

П  Л  А  Н

 «Повесть временных лет» як
історично джерело : культурно-цивілізаційний  аспект  проблеми.

      Откуда мы знаем историю Древней Руси?
Ни результаты археологических раскопок, ни актовый материал (грамоты,
дипломатическая переписка, материалы княжеских или монастырских архи­вов), ни
эпизодические сведения о Руси, извлекаемые из сочинений западноевропейских исто­риков
и путешественников, не смогут дать нам цельной картины нашего прошлого.
Детальное знание своей истории мы получаем в основном благодаря бесценному
материалу, содер­жащемуся в русских летописях.

      Начиная с XI в. и вплоть до конца XVI столетия на Руси
велись систематические погодные записи о произошедших событиях: о рождении,
вокняжении или смерти князей, о войнах и дипломатических переговорах, о
строительстве крепостей и освящении храмов, о пожарах городов, о стихийных
бедствиях — наводнениях, засухах или небывалых морозах. Летопись и была сводом
таких ежегодных записей. Летописи велись в монастырях и в княжеских
резиденциях. Они являлись не только способом фиксации «для памяти» произошедших
событий, но и важнейшими документами — на летописи ссылались в разного рода
династических и по­литических спорах. Ценнейший документ, зеркало нашей истории
— вот что такое летопись.

        Каждая летопись (исключая разве что
самые первые записи) — свод. Не в том, однако, смысле, что летопись всегда —
сумма погодных статей. "Летописный свод — это всегда результат сложной
историографической и литературной работы его создателя. Летописец не просто
продолжал новыми записями труд своего предшественника, он, как правило,
перерабатывал его — что-то пропускал, что-то изменял в соответствии со своими
политическими представлениями, что-то дополнял по новым источникам. Поэтому
современный исследователь-историк не может излагать историю Руси, следуя за
одной, избранной им в качестве лучшей, летописью: он должен обращаться ко всей
совокупности источников, размышлять о причинах обнаруживающихся в них
противоречий, пытаться установить версию, наиболее объективно отражающую
действительный ход событий.

      Особенно сложно изучение
древнейшего периода нашей истории: для первых ее веков един­ственным источником
является «Повесть временных лет» — летописный свод, составленный в на­чале XII
в. монахом Киево-Печерского монастыря Нестором. На заре изучения
летописания Нестора-летописца считали единственным автором «Повести». Но после
разысканий выдающегося русского ученого академика А. А. Шахматова (1864— 1920)
стало очевидно, что Нестор использовал в своей работе другие летописные своды,
составленные его предшественниками. Последователи А. А. Шахматова, и особенно
М. Д. Приселков и Д. С. Лихачев, уточнили и дополнили его наблюдения и выводы,
и в настоящее время история древнейшего летописания представляется в следующем
виде .Отдельные записи исторического
характера могли вестись еще в конце Х и начале XI в., но летопись как особый
жанр древнерусской историографии и древнерусской литературы возни­кает,
вероятно, лишь в середине XI в. Мы не знаем первого памятника древнерусской
историо­графии: А. А. Шахматов предполагал, что это был Древнейший летописный
свод, Д. С. Лихачев — что «Сказание о распространении христианства на Руси».
Следующим этапом летописания был Свод Никона, также монаха Киево-Печерского
монастыря. Более надежны наши представления о летописи, непосредственно
предшествовавшей «Повести временных лет». А. А. Шахматов назвал ее Начальным
сводом и считал, что она была составлена в Киеве около 1095 г. Текст Начального
свода в своем первоначальном виде до нас не дошел, но достаточно полно
отразился в новго­родских летописях .

      Около 1113 г. Нестор,
основываясь на Начальном своде и других источниках, создает свою «Повесть
временных лет». «Повесть» не просто дополненный свод летописных статей, это, по
словам Д. С. Лихачева, «цельная, литературно изложенная история Руси». «Можно
смело ут­верждать,— продолжает ученый,— что никогда ни прежде, ни позднее,
вплоть до XVI в. русская историческая мысль не поднималась на такую высоту
ученой пытливости и литературного умения».

        Рассмотрим «Повесть временных лет»
как памятник летописания. Она открывается историогра­фическим введением, из
которого средневековый читатель, воспитанный в традициях христиан­ской
историографии, узнавал чрезвычайно важную для себя вещь: славяне — не безродные
«насельники» на земле, они — одно из тех племен, которые, согласно библейскому
рассказу, расселились по ней в те незапамятные времена, когда схлынули воды
всемирного потопа и праотец Ной со своими домочадцами вышел на сушу. И
происходят славяне, утверждает летописец, от самого достойного из сыновей Ноя —
Иафета. Правда, чтобы доказать эту мысль, летописцу пришлось вставить в
перечень народов, извлеченный им из «Хроники» Георгия Амартола , отсутствующее
там имя славян. Стремление увидеть славян, и русичей в их числе, среди про­славленных
народов мира не покидает летописца и далее. И рядом с Тигром, рекой, на берегах
которой расцвела в далеком прошлом великая цивилизация, упоминает он родные ему
реки — Днепр, Десну, Припять, Двину, Волхов, Волгу. И также рядом с народами
Европы — англами, римля­нами, немцами, венецианцами — назовет летописец и
народы,  населяющие пределы Руси: им упоминаются меря, мурома, весь, мордва, 
заволочская чудь...

        Очертив географические пределы Руси, Нестор вновь
делает экскурс в историю, излагает свои представления о прародине славян,
вспоминает о их столкновениях с аварами, о начале Болгарского государства,
повествует о происхождении сербов, хорватов, поляков. Затем в поле зрения
Нестора оказывается собственно Русь. Нестор рассказывает об обычаях полян,
племени, на земле которого стоит Киев, о нравах соседних племен — древлян,
вятичей, радимичей, севе­рян. Нестор неуклонно подводит читателей к мысли, что
Киев не случайно стал «материю градом русским» — и места эти благословил в
древности сам апостол Андрей (полагают, что эта легенда вставлена в летопись
уже после Нестора),  и  племя  полян — самое  «кроткое» и благо­нравное, и 
князь киевский Кий в далеком прошлом был ведом самому византийскому импе­ратору.
Так слагается картина славного прошлого Русской земли. 

        Но тут ожидают две
неожиданности. Во-первых, как говорит летописец,  Русская земля «стала
прозываться» лишь со времени похода на Византию в середине IX в., как сообщает
об этом «греческое летописание». Почему такая зависимость от внешнеполитических
событий и византийской историографии? Думается, потому лишь, что это первая
точная дата, которую смог установить летописец. И он с удовлетворением
отмечает: «Вот почему с этой поры начнем и числа положим». И опять уже знакомый
прием: Нестор начинает от Адама, упоминает биб­лейские события и Александра
Македонского, но завершает свою хронологическую выкладку упоминанием русских
князей. История Руси снова вплетается в ткань истории всемирной. Итак, перед
нами не начало «Русской земли», как союза племен, образование которого восходит
к отдаленным, неведомым летописцу временам, а фиксация события, отмеченного 
точной  датой   в  византийской  хронографии.

      Вторая неожиданность,
породившая целую школу в отечественной и зарубежной историографии  (направление
«норманистов»), — это странный, казалось бы, отказ летописца от своей истории,
восходящей к временам Кия, Щека и Хорива. История словно бы начинается заново,
и уже не в Киеве, а в Новгороде, и к тому же с призвания чужеземцев-варягов. В
чем же дело? Когда  создавалась «Повесть временных лет», Русь была уже
достаточно могучим феодальным государ­ством, во главе которого стояла княжеская
династия, ведшая начало от варягов Игоря, Олега и полулегендарного Рюрика.
Такова была реальность. Естественно, что одна из задач летописца состояла в
том, чтобы обосновать законность власти Рюриковичей и одновременно объяснить,
почему союз восточноевропейских племен оказался под началом у варяжской
княжеской ди­настии. Видимо, летописец отражал действительные события, и на
«каком-то собрании пра­вящей знати трех земель — словенской, кривичской и
чудской — было решено выбрать князя из другой земли, который бы защищал не
интересы знати одной из земель, а их общий интерес», комментирует статью 862 г.
известный историк В. Т. Пашуто (1918—1983).  И защищал бы от соседей-иноземцев
— добавим мы к этим словам ученого,— от тех же варягов.  Приглашение князей,
наем их как воинов и администраторов — ничего не имеет общего с завоеванием .
Ведь незадолго до призвания варяги, как свидетельствует Пашуто В.Т. под тем же
862 г., были изгнаны из Руси. Призванные варяги приняли обычаи и язык коренного
населения, а к помощи заморских варягов будут и впоследствии прибегать русские
князья Рюриковичи — и Олег, и Игорь, и Вла­димир, и Ярослав, рассматривая их
прежде всего как первоклассных воинов-наемников и в то же время охотно
избавляясь от них как только непосредственная надобность пропадала: именно так
поступил в 980 г. Владимир, отослав буйных дружинников в Византию. Словом,
варяги были незначительной прослойкой в правящей верхушке и княжеской дружине и
своей деятельностью отвечали потребностям и нуждам славянского общества. Из
текста «Повести временных лет» мы видим, как нелегко давалось летописцам
создание стройной историографической концепции, которая бы сочетала сведения о
древнейшей истории восточнославянских племен и предания о первых киевских
князьях с судьбой династии Рюри­ковичей. Надуманной оказывается версия,
согласно которой Игорь — родоначальник укрепив­шейся с Х в. династии киевских
князей — объявлен сыном Рюрика. С трудом объясняет летописец происхождение и
значение этнонима «русь», упорно стремясь связать его все с той же варяжской
концепцией. И тем не менее созданная Нестором история призвания варягов и
укрепления их ди­настии в Киеве выглядит настолько убедительной, что в ней
черпали свои аргументы  все  «норманисты»  вплоть  до  наших  дней.

        А перед Нестором и его
предшественниками стояли трудности и иного рода: народная память донесла от тех
далеких веков весьма скупые и разрозненные припоминания и легенды. Совершенно
туманны сведения о Рюрике и его братьях (в существовании которых вообще
сомневаются), неясно отношение к Рюрику и Игорю безусловно бывшего киевским
князем Олега; даже о Игоре было известно мало, и не случайно так скупы сведения
о тридцати годах его княжения: он пред­стает перед нами как князь и полководец
но существу только в рассказе о походах на Византию. Лишь начиная с княжения
Святослава политическая  история Руси стала известна летописцам с большими
подробностями.

      Но летопись не только свод фактических данных. Она
вся пронизана важными для летописцев политическими идеями. С двумя из них — с
обоснованием достойного места славян среди народов мира и с обоснованием прав
княжеской династии Рюриковичей — мы уже знакомы.

        Третья идея «Повести» —
обоснование достойного места Руси среди христианских стран Евро­пы, утверждение
ее духовного равенства с самой Византией, в то время могущественным и авто­ритетнейшим
государством. Эта мысль настойчиво проводится летописцем. Мудрая Ольга, крестив­шаяся
в Константинополе, предвозвестница христианской Руси, получает имя Елена (Елена
— мать римского императора Константина, при котором христианство стало
государственной религией Восточной римской империи). Летописец подчеркивает,
что Владимир — ревностный язычник — приходит к мысли о необходимости крещения в
результате основательных раздумий. Его побуждают к этому не политические
причины (как было в действительности, но о чем лето­пись не упоминает) и даже
не рассказ им же посланных «мужей» о великолепии византийского богослужения, а
прежде всего беседа с «философом», изложившим князю основы библейской истории и
основные догматы христианского вероисповедания. Поэтому Владимир сопоставляется
по своим деяниям с «Константином великого Рима».

      Печальный итог феодальной
распри — гибель Бориса и Глеба от рук Святополка предстает в летописи как акт
высокого христианского подвижничества. Не случайно в уста уби­ваемых князей
вложены отнюдь не мирские высказывания — возмущение преступными действиями
узурпатора-Святополка или, на худой случай, утверждение своей невиновности,— а
именно ре­лигиозные медитации, исполненные безвольного смирения, так не
похожего на те действитель­ные раздумья и страсти, которые обуревали участников
феодальных распрей в то время. Христиан­ское государство славится своими
воинами — святыми заступниками — ими и провозглашаются князья-мученики Борис и
Глеб. Христианские государства, как правило, высоко чтят подвиги своих святых,
славятся своими монастырями. И «Повесть временных лет» включает рассказ об
основании Киево-Печерского монастыря, о деяниях его прославленных монахов, о
высоко чти­мом на Руси чернеце, а затем игумене этого монастыря — Феодосии. Эта
тема в летописи отнюдь не уводящее нас от собственно политической истории
отступление, а, как уже подчеркну­то,— важный элемент общей историографической
концепции.

      Четвертая важная идея
летописания — осуждение феодальных междоусобиц, приносивших Руси значительный
урон. В борьбе со своими братьями добился единовластия Владимир; попытался
стать единственным властелином Русской земли, истребив своих братьев,
Святополк. И напрасно Ярослав, разделивший Русь между пятью своими сыновьями,
призывал их жить в мире, ибо в противном случае, убеждал он,— «погибнете сами и
погубите землю отцов своих и дедов своих, которые добыли ее трудом своим
великим». Распри не прекращались. Свержение киев­ского князя Изяслава в 1073 г.
родными братьями привело к вторжению на Русь  польских отрядов короля
Болеслава. С горечью описывает летопись трагическую судьбу Василька
Теребовльского, оклеветанного и по наговору ослепленного по пути с княжеского
съезда, на котором только что было решено: «отныне объединимся единым сердцем и
будем блюсти Русскую землю». Летописцы всегда с осуждением и тревогой описывают
княжеские распри, видя, однако, причины их прежде всего в кознях дьявола.

      Отсутствие единства русских
князей было тем опаснее, что Русь искони находилась в со­седстве с враждебной
Степью. В далекие времена грозной силой был Хазарский каганат, затем тревожили
своими набегами печенеги, а с середины XI в. постоянную угрозу всей южной Руси
стали представлять кочевники-половцы. Но не следует впадать в крайность и
видеть в половцах орду, политически, духовно, нравственно противопоставленную
мирным русичам. В действительности по склонности к войнам русские и половцы не
отличались друг от друга.

        Грабительские половецкие
набеги, безусловно, приносили огромные бедствия окраинным русским княжествам. В
статье 1093 г. мы встречаем описание страданий угоняемых на чужбину русских
пленников: бредут они, печальные, измученные голодом, холодом и жаждой, босые,
с нога­ми, израненными тернием, грустно вспоминая города и села, откуда они
родом. Типичную картину половецкого набега рисует князьям Владимир Мономах,
побуждая их к совместному походу на половцев: приедет половец, убьет
крестьянина, а жену и детей его угонит в полон (статья 1103 г.). Но нельзя
забывать и о другом. О том, что по крайней мере с 1078г. русские князья стали
сами приглашать половцев для участия в своих междоусобных войнах. Особенно
отличался этим князь Олег Святославич (в «Слове о полку Игореве» автор именует
его Олегом Гориславичем). И летописец с глубоким осуждением скажет в статье
1094г.,  что Олег уже в третий раз привел половцев на Русскую землю, «его же
грех да простит ему бог, ибо много христиан загублено было, а другие в плен
взяты и рассеяны по разным землям».

      Привлечению половцев к участию
в межкняжеских конфликтах способствовали и тесные династические связи: на
дочерях половецких ханов нередко женились русские князья. На дочери Тугорхана
был женат великий князь киевский Святополк, на половчанках были женаты Олег
Святославич и сыновья Владимира Мономаха, половчанкой была первая жена
Святослава Ольговича, отца Игоря (героя «Слова о полку Игореве»; Игорь был
сыном второй жены — новгородки).

        «Повесть временных лет»
прежде всего — ценнейший исторический источник и документ. И в то же время
«Повесть временных лет» — первоклассный литературный памятник. Летописец
нередко прибегает к сюжетному повествованию: живо воспроизводит драматические
коллизии, передает речь персонажей, воспроизводит детали, позволяющие читателю
наглядно представить происходящее. Такими подлинно литературными страницами
летописи являются, например, рас­сказы о местях Ольги, о подвиге юноши кожемяки,
одолевшего печенежского богатыря, обстоя­тельное описание ослепления князя
Василька Теребовльского. Приведем лишь один пример: упоминание о том, как
потерявший сознание Василько приходит в себя, когда на него надевают еще
влажную выстиранную рубашку, и восклицает: «Зачем сняли ее с меня? Лучше бы в
той сорочке кровавой смерть принял и предстал бы в ней перед богом». Летописец
обращает наше внимание на частный эпизод в ряду больших событий, затронувших
едва ли не все южные княжества в роковом 1097 г.  Но эпизод этот имеет огромное
значение — с помощью такой художественной детали летописец добивается большего
эмоционального осуждения князей Давыда и Святополка, по чьей воле был ослеплен
ни в чем не повинный князь Василько.

      «Повесть временных лет» не
осталась принадлежностью только древнего киевского лето­писания. Каждый
летописный свод, когда бы и где бы он не составлялся — в XII или XVI в., в
Москве или в Твери,— обязательно начинался с «Повести временных лет». /Правда,
в поздних летописных сводах текст ее сокращается, пропускаются, например,
тексты договоров с греками, рассказ об основании Киево-Печерского монастыря,
отдельные погодные статьи и т. д. И тем не менее « Повесть временных лет» в том
или ином виде непременно открывала каждую летопись, повествуя о том, «откуда
есть пошла Русская земля и кто в Киеве начал первее княжити». В этой судьбе
текста «Повести временных лет» отразился неизменный интерес к своей истории
многих поколений древнерусских читателей.

      Многим
нашим согражданам вся древнерусская литература из­вестна только по нескольким
произведениям – «Повесть временных лет» «Слову о полку Игореве». И они поэтому
представляется одиноким, ни с чем не связанным произведением, сиротливо возвы­шающимся
среди унылого однообразия княжеских свар, диких нравов и жесточайшей нищеты
жизни. Эти пред­ставления поддерживаются традиционными мнениями о низком уровне
культуры Древней Руси, при этом кос­ной и малоподвижной.

Все это глубоко
ошибочно. Русь до ее монгольского завоевания была представлена великолепными
памят­никами зодчества, живописи, прикладного искусства, историческими
произведениями и публицистическими сочинениями. Она не была отгорожена от
других евро­пейских стран, поддерживала тесные культурные связи с Византией,
Болгарией, Сербией, Чехией, Моравией, Польшей, скандинавскими странами. Она
была связана с Кавказом и степными народами. Ее культура не была отсталой или
замкнутой в себе, отгороженной «китай­ской стеной» от внешнего культурного
мира. Широкое распространение грамотности—это факт, доказанный сейчас
многочисленными находками берестяных грамот в Новгороде. Ее культура была
единой на всей огром­ной территории от Ладоги и Белого моря на севере до
черноморской Тмуторокани на юге, от Волги на востоке и до Карпат на западе.
Брачные узы княжеских семей связывали их с Францией, Германией, Венгрией, Поль­шей,
Скандинавией, Византией, с Кавказом и половец­кой кочевой аристократией.

Культура домонгольской
Руси была высокой и утон­ченной. На этом культурном фоне «Повесть временных
лет» не кажется одиноким, исключительным памят­ником. «Повесть временных лет» -
это многосотлетний дуб, дуб могучий и раскидистый. Его ветви соединяются с
кронами других роскошных деревьев великого сада русской поэзии XIX и XX вв., а
его корни глубоко уходят в русскую почву.

       Необходимо чтобы это выдающееся произведение отечественной культуры изучалась перед
освоением  курса истории, наряду  с  такими мировыми  произведениями  как 
«Библия» и «Одиссея». «Повесть временных лет» напомнит нам о времени становления
госу­дарства, о прошлом как широко известных нам славных городов — Киева,
Новгорода, Черни­гова, Суздаля, так и тех, чья слава минула, и превратились они
ныне в районные центры или даже села — Туров, Коростень, Ромны, Вятичев. Но
прежде всего напомнит она об истории нашего народа. И встанут с ее страниц люди
земли Русской — безвестные ратаи, искусные ремесленники, чьим мастерством
восхищаются доныне посетители музеев, предприимчивые купцы, бороздившие дальние
моря, воины, защищавшие города и села, князья и бояре — порой не в меру
тщеславные и эгоистичные, но почти всегда мужественные витязи и изощренные
политики, священнослужители, надеявшиеся своими искренними молитвами оградить
родную землю от бедствий. Особое благодарное слово летописцам, в тиши монастырских
келий сла­гавшим повесть о истории  земли  Русской.  Великий  Нестор  из их
числа.

                                                   
к

Література

1. «Повесть
временных  лет», под  редакцией  Д.С. Лихачева, Карелия, 1992 г.

2. «Слово  о  полку  Игореве» и  культура  его 
времени, - Д.С. Лихачев, Ленинград,  1978 г.