Языковая политика

ЯЗЫКОВАЯ ПОЛИТИКА СОДЕРЖАНИЕ ВВЕДЕНИЕ 1. ЯЗЫК И ОБЩЕСТВО 2. ВОЗНИКНОВЕНИЕ НАЦИЙ И НАЦИОНАЛЬНЫХ ЯЗЫКОВ 1. Возникновение литературных языков 2. Языковые отношения при капитализме 3. Языковые проблемы в России 4. Заимствование как путь обогащения языка 17 ЗАКЛЮЧЕНИЕ 25 СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ 28 ВВЕДЕНИЕ Место языка среди явлений общественных.

Общее у языка с другими общественными явлениями состо¬ит в том, что язык – необходимое условие существования и развития человеческого общества и что, являясь элементом духовной культуры, язык, как и все другие общественные явления, немыслим в отрыве от материальности. Но функции языка и закономерности его функционирования и исторического развития в корне отличаются от других об¬щественных явлений. Ошибкой языковедов было отождествление языка и культуры.

Это отожествление неправильно, так как культура – это идеология, а язык не относится к идеологии. Отожествление языка с культурой влекло за собой целый ряд неверных выводов, так как данные предпосылки неверны, т. е. культура и язык не одно и то же. Культура в отличие от языка может быть и буржуазной и социалистической; язык, будучи сред¬ством общения, всегда общенароден, обслуживает и буржуазную и социалистическую культуру. Каково же отношение между языком и культурой?

Националь¬ный язык есть форма национальной культуры. Он связан с культу¬рой и немыслим вне культуры, как и культура немыслима без язы¬ка. Но язык не идеология, которая является основой культуры. Были попытки уподо¬бить язык орудиям производства. Да, язык – орудие, но «орудие» в особом смысле. Язык – это идеологичес¬кое орудие.

Если орудия производства обладают конструкцией и устройством, то язык обладает структурой и системной организацией. Таким образом, язык нельзя причислить ни к базису, ни к над¬стройке, ни к орудиям производства; язык нетожествен культуре, и язык не может быть классовым. Тем не менее язык – это общественное явление, занимающее свое, особое место среди других общественных явлений и обладающее своими специфическими чертами.

Язык – достояние коллектива, он осуществляет общение чле¬нов коллектива между собой и позволяет сообщать и хранить нуж¬ную информацию о любых явлениях материальной и духовной жизни человека. И язык как коллективное достояние складывает¬ся и существует веками. Мышление развивается и обновляется гораздо быстрее, чем язык, но без языка мышление – это только «вещь для себя», при¬чем не выраженная языком мысль – это не та ясная, отчетливая мысль, которая помогает

человеку постигать явления действитель¬ности, развивать и совершенствовать науку, это, скорее, некото¬рое предвидение, а не собственно видение, это не знание в точном смысле этого слова. Человек всегда может использовать готовый материал языка (слова, предложения) как «формулы» или «матрицы» не только для известного, но и для нового. Если мышление не может обойтись без языка, то и язык без мышления невозможен. Мы говорим и пишем думая и стараемся точнее и яснее изложить свои мысли в языке.

Казалось бы, что в тех случаях, когда в речи слова не принадлежат говорящему, ког¬да, например, декламатор читает чье-нибудь произведение или актер играет роль, то где же тут мышление? То же относится и к цитатам, употребле¬нию пословиц и поговорок в обычной речи: они удобны, потому что удачны, лаконичны, но и выбор их, и вложенный в них смысл – след и следствие мысли говорящего. Обычная наша речь – это набор цитат из известного нам языка, словами и выражениями которого мы обычно

пользуемся в нашей речи (не говоря уже о звуковой системе и грамматике, где «новое» никак нельзя изо¬брести). Когда мы думаем и желаем передать кому-то то, что осознали, мы облекаем мысли в форму языка. Таким образом, мысли и рождаются на базе языка и закрепляются в нем. Однако это вовсе не означает, что язык и мышление представляют тожество. Законы мышления изучает логика. Логика различает поня¬тия с их признаками, суждения с их членами и

умоза¬ключения с их формами. В языке существуют иные значимые единицы: морфемы, слова, предложения, что не со¬впадает с указанным логическим делением. Многие грамматисты и логики XIX и XX вв. пытались устано¬вить параллелизм между понятиями и словами, между суждения¬ми и предложениями. Однако нетрудно убедиться, что вовсе не все слова выражают понятия и не все предложения выражают суждения. Кроме того, члены суждения не совпадают с члена¬ми предложения.

Законы логики – законы общечеловеческие, так как мыслят люди все одинаково, но выражают эти мысли на разных языках по-разному. Национальные особенности языков никакого отно¬шения к логическому содержанию высказывания не имеют. Язык и мышление образуют единство, так как без мышления не может быть языка и мышление без языка невозможно. Язык и мышление возникли исторически одновременно в процессе трудового развития человека. 1. ЯЗЫК И ОБЩЕСТВО Проблема «Язык и общество» сложна и многопланова.

Для лингвистики наиболее значимыми являются: социальная природа человеческого языка; социальная обусловленность возникно¬вения и развития языка; язык и формы исторической общности людей; социальная обусловленность формирования литератур¬ных языков и языковой нормы; неравномерность развития отдельных участков языка – в зависимости от потребностей общества; социальная обусловленность дифференциации язы¬ковой структуры; функциональные языковые стили и обще¬ство; возможности сознательного целенаправленного воздей¬ствия

общества па язык; зависимость общества от языка; про¬блемы речевой культуры как проблемы социального применения языка; язык и научно-техническая революция. По своей сущности язык социален. Его сущность в его назначении, в его роли, в тех потребностях, которые им обслуживаются и удовлетворяются. Уже в работах В. Гумбольдта и Гегеля высказывалась мысль об удовлетворении языком потребности человека в общении.

Функция общения для языка – главная господствующая подчиняющая или определяющая все остальные. Подчиняя себе все остальные, функция общения вместе с тем оказывается и их основной базой. Именно на базе функции общения существуют такие функции языка, как воздействие, сообщение, моделирова¬ние, даже формирование и выражение мыслей и других состояний сознания. «Даже» потому, что эта функция необходима для обще¬ния, без выражения мыслей – общение невозможно.

Но и вы¬ражения мыслей не было бы, если бы не было потребности в общении, поддерживаемой и обновляемой совместной деятельно¬стью людей. Образуют единство язык и сознание, образуют един¬ство и функции общения, и формирования, и выражения сознания. Возможно, наука никогда не сможет восстановить реальные облики предъязыков и первых собственно-языков человека. Но какими бы они ни были по своей структуре и набору элементов, они могли быть построены только из того материала, который был в распоряжении предков человека,

т. е. из еще не обработанных звуков, уже начавших дифференциацию в зависимости от условий их применения. Языки разных народов оказываются в неодинаковых условиях развития. Это неизбежно приводит к различиям в темпе развития и в зависящих от этих темпов результатах. Были языки народов, которые не могли развивать многие пласты и «поля» своего словарного состава – и из-за отсутствия письменности, и из-за невозможности свободно развивать науку и культуру, и из-за препятствий

в создании своей экономики. В таком именно состоянии оказались в свое время многие так называемые малые народы России, в таком состоянии находились и многие народы Африки. В языках этих народов в сущности не было своей научной терми¬нологии, не было лексического и фразеологического слоя, отража¬ющего развитие передовой индустрии, и т. д. Это ставило такие языки в неравное положение с развитыми языками стран

Запада и Востока – такими, как английский, французский, немецкий, испанский, русский, японский. Но обогащение словарного состава не может не затрагивать и такие стороны языка, как словообразование, синтаксис, лекси¬ческая семантика. Быстрый рост отдельных участков словарного состава ведет к активизации тех или иных моделей и типов сло¬вообразования, обогащает их новыми словарными единицами, укрепляет их положение в словообразовательной системе языка.

Так, в истории русского языка обогащение терминологической лексики, в связи с развитием науки, техники, производства и управления, идущее уже в течение многих десятилетий XIX– XX вв активизировало необходимые для такой лексики модели и способы словообразования, в частности те, которые создают имена отглагольные с суффиксами отвлеченности. В языках, имеющих необходимые условия для своего разви¬тия, неодинаково интенсивно обогащаются и изменяются

отдельные слои и пласты лексики и фразеологии. Причем те из них, которые активно обогащаются в одну эпоху, могут затормозить развитие в другую. Напомним слова В. Гум¬больдта: « в каждом языке оказывается заложенным свое миро¬воззрение. Если звук стоит между предметом и человеком, то весь язык в целом находится между человеком и воздействующей на него внутренним и внешним образом природой. Человек окружает себя миром звуков, чтобы воспринять

и усвоить мир предметов. Это положение ни в коем случае не выходит за пределы очевид¬ной истины. Так как восприятие и деятельность человека зависят от его представлений, то его отношение к предметам целиком обусловлено языком. Тем же самым актом, посредством кото¬рого он из себя создает язык, человек отдает себя в его власть; каждый язык описывает вокруг народа, которому он принадлежит, круг, из пределов которого можно выйти только в том случае, если вступишь в другой круг.

Изучение иностранного языка можно было бы поэтому уподобить приобретению повой точки зрения в прежнем миропонимании ». 2. ВОЗНИКНОВЕНИЕ НАЦИЙ И НАЦИОНАЛЬНЫХ ЯЗЫКОВ 2.1. Возникновение литературных языков Новый этап в развитии народов и языков связан с возникно¬вением наций и национальных литературных языков. В совет¬ской науке принято считать, что нация – это исторически сло¬жившаяся устойчивая общность людей. Признаками устойчивости этой общности являются: единство территории,

экономики и языка. На этой почве вырабатывается то, что называют «единст¬вом психического склада» или «национальным характером». Нация как общественная и историческая категория возника¬ет на определенном этапе развития человечества, а именно в эпоху подымающегося капитализма. Нация не просто продолже¬ние и расширение родовой и племенной общности, а явление качественно новое в истории человечества. Хотя нации и подготовлены всем предшествующим развити¬ем феодализма, особенно

его последним периодом, когда еще резче обозначается различие города и деревни, происходит бур¬ный рост ремесленного, торгового населения, когда передвиже¬ние населения нарушает территориально замкнутый характер феодальных государств, а главное, видоизменяются производст¬венные отношения, и наряду с помещиками и крестьянами обозначаются новые классы общества – буржуазия и пролетари¬ат, – все это закрепляется лишь при смене формации, с утверж¬дением капитализма.

Если при феодализме главную роль играли поместья, замки и монастыри, то при капитализме на первый план выходят города со смешанным населением, объединяющим разные классы, рас¬члененные разными профессиями. Если при феодализме экономическая жизнь тяготела к нату¬ральному хозяйству, то при капитализме широко развивается тор¬говля, не только внутренняя, но и внешняя, а с приобретением колоний и освоением международных сообщений – и мировая. В историко-культурном плане переход от феодализма к ка¬питализму связан с так

называемой эпохой Возрождения и по¬рожденным этой эпохой национальным развитием. Применительно к языку эпоха Возрождения выдвинула три основные проблемы: 1) создание и развитие национальных язы¬ков, 2) изучение и освоение различных языков в международном масштабе, 3) пересмотр судьбы античного и средневекового лин¬гвистического наследства. Новая национальная культура, требующая единства и полно¬го взаимопонимания всех членов нового общества,

не может со¬хранить языковую практику средневековья с его двуязычием, раздробленными поместными диалектами и мертвым литератур¬ным языком. В противоположность языковой раздробленности феодального периода требуется единство языка всей нации, и этот общий язык не может быть мертвым, он должен быть спо¬собным к гибкому и быстрому развитию. У разных народов процесс складывания наций и националь¬ных языков протекал в разные века, в разном темпе и с различ¬ными результатами.

Это зависело прежде всего от интенсивности роста и распада феодальных отношений в данной стране, от состава населения и его географического распространения; немалую роль играли при этом и условия сообщения: так, государства морские (Италия, Голландия, Испания, позднее Франция и Англия) раньше всту¬пают на путь капиталистического и национального развития, но в дальнейшем, например, в Италии, этот процесс надолго задер¬живается, тогда как в

Англии неуклонно развивается, вследствие чего Англия опережает Италию в развитии. Первой капиталистической нацией была Италия. Конец феодального средневековья, начало современной капиталисти¬ческой эры отмечены колоссальной фигурой. Это – итальянец Данте, последний поэт средневековья и вместе с тем первый поэт нового времени. Данте (1265–1321) написал книгу стихов «Новая жизнь» («Vita nuova»), посвященных

Беатриче (в 1290 г.), на итальянском, а не на латинском языке и в дальнейшем (1307–1308) выступил в защиту употребления нового национального литературного язы¬ка в латинском трактате «О народном красноречии» («De vulgari eloquentia») и в итальянском «Пир» («II convivio»), где он писал: «Из тысячи знающих латынь один разумен; прочие пользуются своими знаниями, чтобы добиться денег и почестей», поэтому он пишет не по-латински, а по-итальянски, так как «это язык не избранных, а огромного большинства».

По мнению Данте, на¬родный язык благороднее латыни, так как это язык «природ¬ный», а латынь – язык «искусственный». «Божественная коме¬дия» Данте, сонеты Петрарки и «Декамерон» Боккаччо были блес¬тящим доказательством преимущества нового национального языка. На народном языке были написаны отчеты о великих путе¬шествиях Колумба, Веспуччи и других. Философ Джордано Бру¬но и ученый

Галилей также перешли с латыни на национальный язык. Галилей оправдывал это так: «К чему нам вещи, написан¬ные по-латыни, если обыкновенный человек с хорошим природ¬ным умом не может их читать». Интересно отметить рассуждение Алессандро Читтолини в произведении под заглавием «В защиту народного языка» (1540), где говорится о том, что технические ремесленные термины нельзя выразить по-латыни, а этой терминологией «самый последний

ремесленник и крестьянин располагает в гораздо больших раз¬мерах, чем весь латинский словарь». Таким образом, борьба за народный язык была основана на демократизации культуры. Итальянский литературный язык сложился на почве тоскан¬ских говоров в связи с преобладающими значениями тосканских городов и Флоренции на пути капиталистического развития. Пути складывания национальных литературных языков мог¬ли быть различными.

Об этом писали Маркс и Энгельс в «Не¬мецкой идеологии»: «В любом современном развитом языке ес¬тественно возникшая речь возвысилась до национального языка отчасти благодаря историческому развитию языка из готового материала, как в романских и германских языках, отчасти благо¬даря скрещиванию и смешению наций, как в английском языке, отчасти благодаря концентрации диалектов в единый националь¬ный язык, обусловленной экономической и политической кон¬центрацией». Французский литературный язык может служить примером первого

пути («из готового материала»). Скрещивание народной («вульгарной») латыни с разными кельтскими диалектами на тер¬ритории Галлии происходило еще в донациональную эпоху, и эпоха Возрождения застает уже сложившиеся французские диа¬лекты, «патуа», среди которых первенствующее значение благо¬даря историческому развитию Франции получает диалект Иль-де-Франса с центром в Париже. В 1539 г. ордонансом (приказом)

Франциска I этот француз¬ский национальный язык вводится как единственный государст¬венный язык, что было направлено, с одной стороны, против средневековой латыни, а с другой – против местных диалектов. Группа французских писателей, объединенная в «Плеяду», горя¬чо пропагандирует новый литературный язык и намечает пути его обогащения и развития. Поэт Ронсар видел свою задачу в том, что он «создавал новые слова, возрождал старые»; он гово¬рит: «Чем больше будет слов в нашем языке, тем он будет луч¬ше»; обогащать

язык можно и за счет заимствований из мертвых литературных языков и живых диалектов, воскрешать архаизмы, изобретать неологизмы. Практически все это показал Рабле в своем знаменитом произведении «Гаргантюа и Пантагрюэль». Главным теоретиком этого движения был Жоаким (Иоахим) Дю Белле (Joachim Du Bеllay) (1524–1560), который в своем трак¬тате «Защита и прославление

французского языка» обобщил принципы языковой политики «Плеяды», а также по-новому оценил идущее от Данте разделение языков на «природные» и «искусст¬венные». Для Дю Белле это не два исконных типа языков, а два этапа развития языков; при нормализации новых национальных языков следует предпочитать доводы, идущие от разума, а не от обычая, так как в языке важнее искусство, чем обычай. В следующую эпоху развития французского литературного языка в связи с усилением абсолютизма

при Людовике XIV гос¬подствуют уже другие тенденции. Вожла (Vaugelas, 1585–1650), главный теоретик эпохи, ставит на первый план «добрый обычай» двора и высшего круга дворян¬ства. Основной принцип языковой политики сводится к очище¬нию и нормализации языка, к языковому пуризму, оберега¬емому созданной в 1626 г. Французской академией, которая с 1694 г. периодически издавала нормативный «Словарь француз¬ского языка»,

отражавший господствующие вкусы эпохи. Новый этап демократизации литературного французского язы¬ка связан уже с французской буржуазной революцией 1789 г. Примером второго пути развития литературных языков («из скрещивания и смешения наций») может служить английский язык. В истории английского языка различаются три периода: пер¬вый – от древнейших времен до XI в. – это период англосак¬сонских диалектов, когда англы, саксы и юты завоевали

Брита¬нию, оттеснив туземное кельтское население (предков нынеш¬них шотландцев, ирландцев и уэйлзцев) в горы и к морю и брит¬тов через море на полуостров Бретань. «Готический» период анг¬лийской истории связан с англосаксонско-кельтскими войнами и борьбой с датчанами, которые покоряли англосаксов в IX– Х вв. и частично слились с ними. Поворотным пунктом было нашествие норманнов (офранцу¬зившихся скандинавских викингов), которые разбили

войска англосаксонского короля Гарольда в битве при Гастингсе (1066) и, покорив Англию, образовали феодальную верхушку, королев¬ский двор и высшее духовенство. Победители говорили по-фран¬цузски, а побежденные англосаксы (средние и мелкие феодалы и крестьянство) имели язык германской группы. Борьба этих двух языков завершилась победой исконного и общенародного анг¬лосаксонского языка, хотя словарный состав его сильно попол¬нился за счет французского языка, и

французский язык как су¬перстрат довершил те процессы, которые намечались уже в эпо¬ху воздействия датского суперстрата. Эта эпоха называется сред¬неанглийским периодом (XI–XV вв.). Новоанглийский период начинается с конца XVI в. и связан с деятельностью Шекспира и писателей-«елизаветинцев». Этот период относится к развитию национального английского язы¬ка, так как средневековые процессы скрещивания уже заверши¬лись и национальный язык сложился (на базе лондонского

диа¬лекта). Лексика английского национального литературного языка прозрачно отражает «двуединую» природу словарного состава этого языка: слова, обозначающие явления бытовые, земледель¬ческие термины, сырье, – германского происхождения; слова же. обозначающие «надстроечные» явления – государственное правление, право, военное дело, искусство, – французского про¬исхождения. Особенно ярко это проявляется в названии живот¬ных и кушаний из них.

Германские Французские sheep – «овца» (ср. немецкое Schaf) mutton – «баранина» (ср. фран¬цузское тоutоп} ox – «бык» (ср. немецкое Ochs) cow – «корова» (ср. немецкое Kiili) beef– «говядина» (ср. француз¬ское bоеuf) и т. п. В грамматике основа в английском языке также германская (сильные и слабые глаголы, именные слова, местоимения), но в среднеанглийском периоде спряжение сократилось, а склонение утратилось, и синтетический строй

уступил аналитическому, как во французском языке. В фонетике германская симметричная система гласных под¬верглась «большому передвижению» (great vowel shift) и стала асимметричной. Примером третьего пути образования национального языка («благодаря концентрации диалектов») служит русский литера¬турный язык, сложившийся в XVI–XVII вв. в связи с образова¬нием Московского государства и получивший нормализацию в

XVIII в. В основе его лежит московский говор, представляющий пример переходного говора, где на северную основу наложены черты южных говоров. Так, лексика в русском литературном языке доказывает боль¬ше совпадений с северными диалектами, чем южными. Северные диалекты Южные диалекты Литературный язык петух кочет петух волк бирюк волк рига клуня рига изба хата изба ухват рогач ухват и т. п. В грамматике, наоборот, в северных диалектах больше арха¬измов (особые безличные

обороты: Гостей было уйдено; имени¬тельный при инфинитиве переходного глагола: Вода пить), а также больше глагольных времен в связи с предикативным употребле¬нием деепричастий: Она ушодши. Она была ушодчи; обычно со¬впадение творительного падежа множественного числа с датель¬ным: за грибам, с малым детям, чего нет ни в южных говорах, ни в литературном языке. Но и с южными говорами у литературно¬го русского языка есть много расхождений: во многих южнове¬ликорусских

говорах утрачен средний род (масло мой, новая кино), формы родительного и дательного падежей слов женского рода совпали в дательном (к куме и у куме) и др чего нет в литератур¬ном языке. В спряжении глаголов флексии 3-го лица в литера¬турном языке совпадают с северными говорами (т твердое: пьёт, пьют, а не пъёть, пыоть). В фонетике согласные литературного языка соответствуют северным говорам (в том числе и г взрывное), гласные же в свя¬зи с «аканьем» ближе к вокализму южных говоров (в северных

говорах «оканье»), однако «аканье» а литературном языке иное, чем в южных говорах, – умеренное (слово город в северных го¬ворах звучит [горот], в южных [орат], а в литературном [горт]); кроме того, для южных говоров типично «яканье», чего нет в рус¬ском литературном языке; например, слово весна произносится в южных говорах либо [в'асна], либо [в'исна], в северных – либо [в'осна], либо [в'эсна], а в литературном – [в'иэсна]; по судьбе бывшей в древнерусском языке особой гласной фонемы [Ъ] ли¬тературный

язык совпадает с южными говорами. Однако в составе русского литературного языка, кроме мос¬ковского говора, имеются и иные очень важные элементы. Это прежде всего старославянский язык, который был впитан и ус¬воен русским литературным языком, благодаря чему получилось очень много слов-дублетов: свое и старославянское; эти пары могут различаться по вещественному значению или же представ¬лять только стилистические различия, например: Русское Старославянское В чем различие норов (бытовое) нрав (отвлеченное) в вещественном

значении волочить » влачить » то же передок » предок » » » невежа » невежда » » » нёбо » небо » » » житьё, бытьё» житие, бытие» » » голова » глава » » » В одних случаях в вещественном значении (голова саха¬ру – глава книги), в других – только сти¬листическое (вымыл голову, но посыпал пеплом я главу). одёжа (просторе¬чие) одежда (литератур¬ное) только стилисти¬ческое здоров (литератур¬ное) здрав (высокий стиль) то же

Старославянские причастия на -щий (горящий) вытеснили рус¬ские причастия на -чий (горячий), причем эти последние пере¬шли в прилагательные. Третьим элементом русского литературного языка являются иноязычные слова, обороты и морфемы. Благодаря своему гео¬графическому положению и исторической судьбе русские могли использовать как языки Запада, так и Востока. Совершенно ясно, что состав любого литературного языка сложнее и многообразнее, чем состав диалектов.

Специфическую сложность вносит в его состав использова¬ние элементов средневекового литературного языка; это не от¬разилось в западнославянских языках, где литературный старо¬славянский язык был вытеснен в средние века латынью; это так¬же мало отразилось, например, на языках болгарском и серб¬ском благодаря исконной близости южнославянских и старосла¬вянского (по происхождению южнославянского) языка, но сыг¬рало решающую роль в отношении стилистического богатства русского языка, где старославянское – такое похожее,

но иное – хорошо ассимилировалось народной основой русского языка; иное дело судьба латыни в западноевропейских языках; элементов ее много в немецком, но они не ассимилированы, а выглядят вар¬варизмами, так как латинский язык очень далек от немецкого; более ассимилирована латынь в английском благодаря француз¬скому посредничеству; французский литературный язык мог ус¬ваивать латынь дважды: путем естественного перерождения на-роднолатинских слов во французском и путем позднейшего ли¬тературного заимствования из классической латыни, поэтому

получались часто дублеты типа: avoue – «преданный» и avocat – «адвокат» (из того же латинского первоисточника advocatus – «юрист» от глагола advoco – «приглашаю»). Так по-своему каждый литературный язык решал судьбу анти¬чного и средневекового наследства. 2.2. Языковые отношения при капитализме Развитие капиталистических отношений, усиление роли го¬родов и других культурных центров и вовлечение в общегосудар¬ственную жизнь окраин содействуют распространению

литера¬турного языка и оттеснению диалектов; литературный язык рас¬пространяется по трактам и водным путям сообщения через чи¬новников, через школы, больницу, театр, газеты и книги и, на¬конец, через радио. При капитализме различие между литературным языком и диалектами делается все более и более значительным. У город¬ских низов и разных деклассированных групп населения созда¬ются особые групповые «социальные диалекты», не связанные с какой-нибудь географической территорией, но связанные с раз¬личными профессиями

и бытом социальных прослоек, – это «арго» или «жаргоны» (арго бродячих торговцев, странствующих актеров, нищих, воровской жаргон и т. п.). Элементы арго легко воспринимаются литературным языком, усваиваясь в виде особой идиоматики. Внутригосударственные вопросы языка осложняются еще более в тех странах, где имеются национальные меньшинства, и в тех многонациональных государствах, где объединяется целый ряд наций. В многонациональных государствах господствующая нация навязывает язык национальным меньшинствам

через печать, школу и административные мероприятия, ограничивая сферу употребления других национальных языков лишь бытовым об¬щением. Это явление называется великодержавным шовиниз¬мом (например, господство немецкого языка, бывшее в «лоскутной» по национальному составу Австро-Венгрии; туркизация балканских народов; принудительная русификация малых народ¬ностей в царской России и т. п.). Национально-освободитель¬ные движения в эпоху капитализма всегда связаны с восстанов¬лением

прав и полномочий национальных языков восставших народностей (борьба за национальные языки против гегемонии немецкого языка в Италии, Чехии, Словении в XIX в.). В колониях, как правило, колонизаторы вводили свой язык в качестве государственного, сводя туземные языки к разговорной речи (английский язык в Южной Африке, в Индии, не говоря уже о Канаде, Австралии, Новой Зеландии; французский язык в

Западной и Северо-Западной Африке и Индокитае и т. п.). Однако зачастую языковые отношения между колонизатора¬ми и туземцами складываются иначе, что вызывается практичес¬кими потребностями общения. Уже первые великие путешествия XV–XVI вв. познакомили европейцев со множеством новых народов и языков Азии, Аф¬рики, Америки и Австралии. Эти языки стали предметом изуче¬ния и собирания в словари (таковы

знаменитые «каталоги язы¬ков» XVIII в.). Для более продуктивной эксплуатации колоний и колони¬ального населения надо было объясняться с туземцами, влиять на них через миссионеров и комиссионеров. Поэтому наряду с изучением экзотических языков и состав¬лением для них грамматик требуется найти какой-то общий для европейцев и туземцев язык. Иногда таким языком служит наиболее развитой местный язык, особенно если к нему приспособлена какая-нибудь пись¬менность.

Таков, например, язык хауса в Экваториальной Афри¬ке или таким когда-то был кумыкский в Дагестане. Иногда это бывает смесь туземной и европейской лексики, как «пти-нэгр» (petit negre) во французских колониях в Африке или же «ломаный английский» (broken English) в Сьерра-Леоне (Гвинейский залив в Африке). В тихоокеанских портовых жарго¬нах – «бич-ла-мар» (beach-la-mar) в

Полинезии и «пиджин-ин-глиш» (pidgin English) в китайских портах. В «пиджин-инглиш» в основе английская лексика, но искаженная (например, pidgin – «дело» из business, nusi-papa – «письмо», «книга» из news-paper); значения также могут меняться: mary – «вообще женщина» (в анг¬лийском – собственное имя «Мери»), pigeon – «вообще птица» (в английском «голубь»), – и китайская грамматика. К такому же типу «международных языков» принадлежит и «сабир», употребляющийся в средиземноморских

портах, – это смесь французского, испанского, итальянского, греческого и араб¬ского. Однако в более высоких сферах международного общения такого типа смешанная речь не применяется. В международной дипломатии в разные эпохи употребляют¬ся разные языки – в средневековую эпоху: в Европе – латин¬ский, в странах Востока – по преимуществу арабский; в новой истории большую роль сыграл французский язык. В последнее время этот вопрос уже не решается однозначно, так как офици¬ально в

ООН приняты пять языков: русский, английский, фран¬цузский, испанский и китайский. Предпочтение тех или иных языков в этих случаях связано с тем престижем языка, который возникает не по его лин¬гвистическим качествам, а по его историко-культурной судьбе. Жаргоны бывают и у определенных групп населения, как, например, существовал жаргон гвардейских офицеров царской армии и России, на жаргоне изъяснялись «петиметры» и «щего¬лихи»

XVIII в Эта смесь «французского с нижего¬родским», как иронически выражался А. С. Грибоедов, представ¬лена в сюсюкающей речи представителя старого дворянства XIX в. С. Т. Верховенского в «Бесах» Достоевского. Следует различать салонные жаргоны социальной верхушки, которые возникают из ложной моды как стилистический нарост на нормальном языке; практической ценности в них нет; осо¬бенно опасно их проникновение в литературу

(Игорь Северянин и т. п.), и «практические жаргоны», исходящие из профессио¬нальной речи и преследующие цели языкового обособления дан¬ной группы и «тайноречия» для осуществления своего ремесла и засекречивания сведений о нем. В таких жаргонах (жаргон во¬ров, нищих, торговцев-разносчиков и т. п.) может быть искусст¬венно придуманная смесь элементов разных языков, например цыганские числительные и тюркские обозначения профессио¬нально важных вещей и т. п. Конечно, и у этих жаргонов нет своей особой грамматики и своего основного словарного

фонда. Такие жаргоны паразитируют на материале разных языков, но их практическая устремленность не подлежит сомнению. Наконец, международные жаргоны вызваны еще более ре¬альными потребностями общения разноязычных людей в по¬граничных областях или в местах скопления разнонационального населения, например в морских портах. Здесь, как мы ви¬дели, чаще всего взаимодействуют элементы каких-либо двух языков (французский и негрские, английский и китайский, рус¬ский и норвежский и т. п.), хотя бывает и более сложная смесь

(«сабир»). 2.3. Языковые проблемы в России После победы Октябрьской революции 1917 г. и образования СССР (1922) среди внутриполитических задач одно из важных мест заняли задачи национально-языкового строительства. Национальный вопрос был очень важной проблемой в пер¬вом социалистическом государстве, так как СССР был страной многонациональной, включающей и развитые нации с древней культурой (Армения,

Грузия), и молодые нации (Казахстан, Кир¬гизия, Таджикистан), и народности, не переросшие в нации (на¬роды Севера, Дальнего Востока и Дагестана), особое положение занимала Прибалтика, нации которой прошли этап буржуазного развития. Различия территориальных и природных условий Кавказа, Средней Азии, Прибалтики, Сибири и разная историческая судьба населения этих территорий представляли

большие трудности для выработки единого плана развития культуры этих наций и на¬родностей. Обоснование избранного правительством курса опиралось на высказывания В. И. Ленина по национальному вопросу, кото¬рый писал: «Пока существуют национальные и государственные разли¬чия между народами и странами – а эти различия будут дер¬жаться еще очень и очень долго даже после осуществления дик¬татуры пролетариата во всемирном масштабе – единство интер¬национальной тактики коммунистического

рабочего движения всех стран требует не устранения разнообразия, не уничтожения национальных различий а такого применения основных прин¬ципов коммунизма (Советская власть и диктатура пролетариа¬та), которое бы правильно видоизменяло эти принципы в частнос¬тях, правильно приспособляло, применяло их к национальным и национально-государственным различиям». Так как язык является важнейшим признаком нации, то, ес¬тественно, национальная политика в первую очередь касается языков и их развития.

Развитие же языка связано с установлени¬ем литературного языка, что прежде всего связано с созданием письменности. За время существования СССР около 60 языков получили письменность, а тем самым возможность обучения в школе на родном языке. На пути установления и нормирования языков народов СССР встречалось много трудностей, из которых главная – это выбор того диалекта, на базе которого должен быть закреплен литера¬турный язык. Встречаются такие случаи, когда два диалекта, силь¬но разошедшиеся,

обладают равными правами и тогда возника¬ют два параллельных литературных языка (например, эрзя-мор¬довский и мокша-мордовский). Существенным затруднением является чересполосица населения, когда немногочисленная по числу говорящих народность разбросана по большой территории вперемежку с населением других национальностей (например, ханты в Западной Сибири или эвенкийцы в Восточной). Благо¬приятные условия для стабилизации литературного языка пред¬ставляет наличие какой-

нибудь письменности в прошлом, хотя бы и не носившей общенародного характера (например, араб¬ской письменности у татар, узбеков, таджиков). Важную роль для народов бывшего СССР играл русский язык – язык международного общения наций и народностей. Русский язык остается главным источником обогащения лек¬сики большинства национальных языков, особенно в области по¬литической, научной и технической терминологии.

Вместе с тем в языковой политике центральных партийно-государственных органов, начиная с 30-х гг все более крепнет тенденция к русификации всего геополитического пространства СССР – в полном соответствии с усилением его экономической централизации. В свете этой тенденции положительные сдвиги в деле распространения письменности приобретали негативный оттенок ввиду почти насильственного введения алфавита на рус¬ской основе; русскому языку повсеместно

отдавалось явное пред¬почтение. Ориентация внутренней политики на формирование этни¬чески обезличенного, мнимо единого «советского народа» имела два важных последствия для языковой жизни страны. Во-первых, такая политика ускорила процесс деградации язы¬ков многих малых народов (так называемых «миноритарных язы¬ков»). Этот процесс носит глобальный характер и имеет объек¬тивные причины, среди которых далеко не последнее место при¬надлежит языковой политике государства.

В социолингвистике существует понятие «больные языки» – это языки, теряющие свою значимость в качестве средства общения. Сохраняясь лишь у старших представителей данного народа, они постепенно пере¬ходят в категорию исчезающих языков. Количество говорящих на таких языках исчисляется сотнями, а то и десятками человек, а, например, на керекском языке (Чукотский автономный округ) в 1991 г. говорили только три человека. Во-вторых, централизаторская политика породила всё более крепнувшее культурно-национальное

противостояние республик и центра, и в годы перестройки это вылилось в массовый и стремительный процесс пересмотра Конституций союзных рес¬публик в части, касающейся государственного языка. Начавшись в 1988 г. в Литовской ССР, этот процесс в течение 1989 и первой половины 1990 гг. охватил весь СССР, а после его распада нача¬лась новая волна уточнения Конституций уже национальных субъ¬ектов Российской

Федерации путем внесения статьи о государ¬ственных языках, каковыми признавались национальные языки наряду с русским. К концу 1995 г. во всех национальных респуб¬ликах в составе РФ закон о языках либо принят, либо представ¬лен на обсуждение. Языковая реформа, идущая в РФ, не заканчивается с приня¬тием законов о языках. Необходимо предусмотреть весь комплекс мер по культурно-языковому строительству и обеспечить сохра¬нение

тех народов и языков, которые еще можно сохранить. А од¬ной из первоочередных задач российских языковедов становится фиксация исчезающих языков для потомков в виде словарей, текс¬тов, грамматических очерков, магнитофонных записей живой речи и фольклора, ибо каждый даже самый малый язык – это непо¬вторимый феномен многонациональной культуры России. 2.4. Заимствование как путь обогащения словарного состава языка

Общей основой для всех процессов заимствования является взаимодействие между культурами, экономические, политические, культурные и бытовые контакты между народами, говорящими на разных языках. Контакты эти могут носить массовый и длительный ха¬рактер в условиях совместной жизни на смежных и даже на одной и той же территории либо могут осуществляться лишь через определен¬ные слои общества и даже через отдельных лиц. Они могут носить ха¬рактер взаимовлияния или одностороннего влияния; иметь

мирный характер или выступать в виде противоборства и даже военных столк¬новений. Существенно, что ни одна культура не развивалась в изоля¬ции, что любая национальная культура есть плод как внутреннего развития, так и сложного взаимодействия с культурами других наро¬дов. Говоря о заимствованиях, различают «материальное заимствова¬ние» и «калькирование». При материальном заимство¬вании (заимствовании в собственном смысле) перенимается не только значение

(либо одно из значений) иноязычной лексической единицы (или морфемы), но и–с той или иной степенью приближения– ее материальный экспонент. Так, слово спорт представляет собой в русском языке материальное заимствование из английского: русское слово воспроизводит не только значение английского sport, но также его написание и (конечно, лишь приблизительно) звучание. В отличие от этого при калькировании перенимается лишь значение иноязычной единицы и ее структура (принцип ее организации), но не ее материальный экспонент: происходит

как бы копирование иноязыч¬ной единицы с помощью своего, незаимствованного материала. Так, русск. небоскреб – словообразовательная калька, воспроизводящая значение и структуру англ. skyscraper (ср. sky 'небо scrape 'скрести, скоблить' и -er – суффикс действующего лица или «действующего предмета»). В словенском языке глагол brati наряду с общеславянским значением 'брать, собирать плоды' имеет еще значение 'читать Это второе значение – семантическая калька под влиянием нем. lesen, которое (как и

лат. lego) совмещает значения 'собирать' и 'читать Иногда одна часть слова заимствуется материально, а другая калькируется. Пример такой полукальки–слово телевидение, в котором первая часть – интернациональная, по происхождению гре¬ческая, а вторая – русский перевод латинского слова visio 'видение' (и 'видение') или его отражений в современных языках (ср. с тем же значением и укр. телебачення, где второй компонент от бачити 'ви¬деть').

Среди материальных заимствований нужно различать устные, происходящие «на слух», часто без учета письменного образа слова в языке-источнике, и заимствования из письменных текстов или, во всяком случае, с учетом письменного облика слова. Устные заимствования особенно характерны для более старых истори¬ческих эпох – до широкого распространения письма. Более поздние заимствования обычно бывают связаны с более «квалифицированным» освоением чужеязычной культуры, идущим через книгу, газету, через сознательное изучение соответствующего

языка. Примером устного заимствования может служить болг. пароход /parax'ot/ 'пароход пришедшее из русского языка еще в XIX в. В этом слове русская сое¬динительная гласная передана соответственно ее живому звучанию, тогда как в других подобных словах, заимствованных болгарским язы¬ком в наши дни (трудоден, самокритика и др.), в согласии с русской орфографией пишется о, которое по-болгарски и читается как /о/. Заимствование может быть прямым или опосредован¬ным (второй, третьей и т. д. степени), т. е. заимствованием

заимство¬ванного слова. Так, в русском языке есть прямые заимствования из не¬мецкого, например эрзац 'суррогат, заменитель (обычно плохой)' (нем. Ersatz с тем же значением), рейхстаг, бундестаг и т. д а есть заимство¬вания через посредство польского языка, например бляха (ср. польск. blacha с тем же значением и нем. Blech 'жесть'), крахмал (ср. польск. krochmal и нем. Kraftmehl с тем же значением), рынок (ср. польск. rynek 'площадь, рынок' и нем.

Ring 'кольцо, круг'). В языки народов Бал¬канского полуострова за время турецкого ига вошло много «турцизмов», но значительная часть этих слов в самом турецком языке – заимствования из арабского или персидского. Есть заимствованные слова с очень долгой и сложной историей, так называемые «странствую¬щие слова», например лак: к нам оно пришло из немецкого или гол¬ландского, в эти языки – из итальянского, итальянцы же заимство¬вали его скорее всего у арабов, к которым оно попало через

Иран из Индии (ср. в пали, литературном языке индийского средневековья, lakha 'лак из красной краски и какой-то смолы'). История такого «странствующего слова» воспроизводит историю соответствующей реалии. Заимствование есть активный процесс: заимствую¬щий язык не пассивно воспринимает чужое слово, а так или иначе пере¬делывает и включает его в сеть своих внутренних системных отношений. Ярче всего активность заимствующего языка выступает в процессах калькирования.

Но и при материальном заимствовании она проявля¬ется вполне отчетливо. Во-первых, все фонемы в составе экспонента чужого слова заменя¬ются своими фонемами, наиболее близкими по слуховому впечатлению; соответственно закономерностям заимствующего языка изменяются слоговая структура, тип и место ударения и т. д. Ср. русское слово со¬вет и заимствованные из русского фр. soviet /sovjiet/, англ. soviet /s'ouviet/ или /s'aviet/, нем. Sowjet /zio:vjet/ или /zavj'et/: несвойствен¬ное французскому

и другим языкам русское палатализованное /v/ всю¬ду заменено сочетанием /vj/ или /vi/; поскольку при заимствовании учитывалось написание русского слова, гласный первого слога везде передан буквой о, которая читается по правилам соответствующих языков либо как открытый, либо как закрытый гласный, либо как дифтонг; начальный согласный в немецком произносится как звонкий в соответствии с правилами чтения буквы s. Подобная субституция (подстановка) фонем происходит, разумеется, и при заимствовании на слух (только

в этом случае не примешивается влияние письменного облика слова). Так, в русск. флигель, заимствованном из немецкого (нем. Flugel 'крыло'), вместо немецкого /у:/ имеем /i/, вместо /I/ и /g/ соответственно IV 1 и /g'/. Изменение слоговой структуры при заимство¬вании ярко, обнаруживается, например, в японской форме нашего слова комсомол: по-японски оно звучит как /komusomoru/ с превраще¬нием всех слогов в открытые

путем добавления /и/ (а также с заменой /l/ на /г/, поскольку японский язык не знает звука /l/). Во-вторых, заимствуемое слово включается в морфологическую си¬стему заимствующего языка, получая соответствующие грамматические категории. Так, система, панорама в русском языке женского рода, как это нам представляется естественным для существительных (не обозначающих лиц), оканчивающихся на -а, хотя в греческом их прото¬типы среднего рода; при этом -а превратилось в окончание им. п. ед. ч. и заменяется в других формах другими

русскими окончаниями, тогда как в греческом оно принадлежало основе (неусеченная основа systemat- видна в косвенных падежах, ср. также систематический). В иных случаях, напротив, окончание чужого слова воспринимается при за¬имствовании как часть основы. Так, русск. рельс, кекс заимствованы из английского (англ. rail 'рельс cake 'пирожное, торт' и т. д.), причем заимствованы были формы множественного числа, осмысленные как формы единственного; поэтому английский аффикс множественного числа вошел в состав основы русского

слова. То же наблюдаем в слове бутсы (из англ. boot 'ботинок'), но здесь заимствованное слово было сразу оформлено как множественное число, а формы единственного числа (бутса и т. д.) были образованы от множественного. Если заим¬ствуемое существительное оканчивается нетипичным для русского языка образом, оно попадает в разряд неизменяемых по падежам и чис¬лам, но синтаксически получает все полагающиеся существительному формы (что проявляется в согласовании: маршрутное такси, интерес¬ного интервью, белому какаду) и тот

или иной грамматический род (чаще всего средний). Заимствованные прилагательные, независимо от того, как они оформлены в языке-источнике, получают в русском языке один из суффиксов прилагательного, обычно -н и полагающие¬ся окончания; глаголы тоже получают все глагольные категории вплоть до специфически славянской категории вида (правда, иногда возникает «двувидовость», т. е. омонимия форм совершенного и несовершенного вида, разграничиваемая контекстом, например, у глаголов линчевать, стартовать, у многих

глаголов на -ировать). Естественно, при заим¬ствовании происходит и утрата (вернее, невосприятие) грамматических категорий, чуждых заимствующему языку. В-третьих, заимствуемое слово включается в систему семантиче¬ских связей и противопоставлений, наличных в заимствующем языке, входит в то или иное семантическое поле или, в случае многозначно¬сти, в несколько полей. Обычно при этом происходит сужение объема значения (ср. англ. dog 'собака' и заимствованное русск. дог 'коротко¬шерстная крупная собака с тупой мордой

и сильными челюстями') или сокращение полисемии: многозначное слово чаще всего заимству¬ется в одном из своих значений [ср. фр. depot 1) 'вклад, взнос 2) 'по¬дача, предъявление 3) 'отдача на хранение 4) 'вещь, отданная на хранение 5) 'хранилище, склад, депо 6) 'сборный пункт 7) 'аре¬стантская при полицейском участке 8) 'осадок, отложение, нагар' и др. и заимствованное русск. депо, сохраняющее, и то лишь частично, пятое значение французского слова]. Кроме того, при заимствовании слово часто утрачивает мотивировку

(см. § 123). После того как заимствованное слово вошло в язык, оно начинает «жить своей жизнью», независимой, как правило, от жизни его прототипа в языке-источнике. Его звуковой облик еще больше приближается к структурам, типичным для данного языка; так, в за¬имствованных словах русского языка, по мере их более полного освое¬ния («обрусения»), происходит замена твердых согласных перед орфо¬графическими c соответствующими палатализованными (ср с одной стороны, «необрусевшие» декольте,

декорум, реквием, секанс, тембр, тент, термы, с другой–«обрусевшие» декада, декрет, декан, рейс, сейф, театр, телефон; особенно поучительны сопоставления слов, содержащих исторически одни и те же морфемы, но произносимых по-разному в зависимости от степени «обрусения»: демос /d'/ – но де¬мократия /d/, сервис /s/–но сервиз /s'/, террарий /t/ – но террито¬рия /t'/). Заимствованное слово может подвергаться новым граммати¬ческим преобразованиям, устраняющим черты «чуждости»

(ср. пере¬ход несклоняемых в литературном языке пальто, жалюзи и т. д. в про¬сторечии в разряд склоняемых существительных); оно «обрастает» производными, претерпевает семантические изменения наравне с «исконными» словами и может получить совсем новое значение. Так, русск. стекло, др русск. стькло представляет собой старое, еще обще¬славянское заимствование из готского, где соответствующее слово stikis значило 'кубок'; на славянской почве название было перенесено с изделия на материал.

Многие заимствованные слова настолько осваиваются языком, что перестают ощущаться как чужие, а их иноязычное происхождение мо¬жет быть вскрыто только этимологическим анализом. Так, в русском языке совершенно не ощущаются как заимствованные слова корабль, кровать, тетрадь, фонарь, грамота (пришли из греческого); очаг, ка¬бан, казна, кирпич, товар, утюг, карандаш (из тюркских языков); лесть, князь, холм, хлеб, хижина, художник (старые заимствования из германских языков, в двух последних

прибавлены русские суф¬фиксы). Какие элементы языка заимствуются? Главным образом заимствуются, конечно, «номинативные», назывные единицы, и больше всего существительные. Заимствование служебных слов имеет место лишь изредка. В составе знаменательных слов заим¬ствуются корни и могут заимствоваться аффиксы – словообразова¬тельные и редко формообразовательные, причем при благоприятных условиях такие заимствованные аффиксы могут получить

продуктив¬ность. Так, многие греческие и латинские словообразовательные аф¬фиксы стали очень продуктивными во многих языках. При контактах между близкородственными языками заимствуются порой и формооб¬разовательные аффиксы. Так, например, русский литературный язык использует в системе причастий суффиксы церковнославянского про¬исхождения. Устойчивые словосочетания материально заимствуются реже; ср впрочем, тет-а-тет из фр. tete-a-tete 'с глазу на глаз' (букв. 'голова к голове') или сальто-мортале из итал. salto mortale 'смертельный

пры¬жок' и некоторые другие. Однако устойчивые сочетания, пословицы и т. п. часто калькируются, буквально переводятся «своими словами». Ср.: др греч. typhlos ho eros=русск. любовь слепа; лат. divide et impera= русск. разделяй и властвуй; фр. le jeu ne vaut pas la chandelle = русск. игра не стоит свеч; нем. aufs Haupt schlagen= русск. разбить наголову. Среди заимствованной лексики выделяется особый класс так называемых интернационализме в, т.е. слов и строи¬тельных элементов словаря, получивших (в соответствующих нацио¬нальных

вариантах) распространение во многих языках мира. Ср например, русск. революция, фр. revolution, нем. Revolution, англ. reuolufion, исп. revolucion, итал. rivoluzione, польск. rewolucja, чешек, revoluce, сербскохорватск. револуциjа, литовск. reuoliucija, эст. revolutsioon и т. д. Каковы источники интернационализмов? Прежде всего это греко-латинский фонд корней, словообразовательных аффиксов и готовых слов, заимствуемых целиком. Так, из греческого в состав интерна¬циональной лексики

целиком вошли (русские варианты) атом, автономия, автомат, демократия, философия, софист, диалек¬тика, эвристика, тезис, синтез, анализ и многое другое, из латыни – нация, республика, материя, натура, принцип, федерация, индивид, прогресс, университет, факультет, субъект, объект, либеральный, радикальный, генеральный и т. д. Далее назовем греческие строительные элементы интернациональной лексики: био- 'жизне гео- 'земле гидро- 'водо демо- 'народо антропо- 'человеко теле- 'далеко пиро- 'огне стомато- 'рто хроно- 'време

психо- 'душе тетра- 'четверо микро- 'мелко макро- 'крупно ,нео- 'ново палео- 'древ¬не поли- 'много моно- 'одно авто- 'само син- 'совместно с диа- 'через, сквозь пан- 'все а- 'без, не псевдо- 'лже -графия 'описание, наука о -логия словие, наука о -метрия мерие, измерение -фил люб -фоб 'ненавистник -оид 'подобный -изм, -ист и др. (ср. биология, биография, автобиография, геология, геогра¬фия, геометрия, гидрография, демография и др.). Приведем строитель¬ные элементы латинского происхождения: социо- 'общество аква

водо ферро- 'железо интер- 'между суб- 'под супер- 'над ультра- 'сверх, слишком квази- 'как будто -аль -ар- (в русском всегда с наращением: -альн -арн-) – суффиксы прилагательного. Нередко латинские и греческие элементы комбинируются между собой, например социология, социализм, телевизор (в последнем слове вторая часть– из латинского). В принципе любой элемент древнегреческого и латинского словаря может быть использован при необходимости соз¬дать новый термин.

Сюда же относятся греческие и латинские «крыла¬тые слова» и пословицы, калькируемые национальными языками. Вторым источником интернационализмов являются националь¬ные языки. В разные исторические эпохи наиболее существенный вклад в фонд интернациональной лексики был сделан разными народа¬ми. Одной из первых стран, вступивших на путь капиталистического развития, была Италия, и она же была первым очагом, из которого стали распространяться в другие языки

Европы интернационализмы. В частности, это были (привожу итальянскую и русскую формы) слова, относящиеся к области финансов: bапса (первоначально'скамей¬ка менялы старое заимствование из германских языков, ср. нем. Bank 'скамейка')  банк, credito  кредит, bilancia (первоначально 'рав¬новесие')  баланс, saldo  сальдо; относящиеся к строительству, ар¬хитектуре: facciata фасад, galleria  галерея, balcone балкон, saloпе  салон;

к живописи и музыке: fresca ('свежая')  фреска, sonata  соната, cantata  кантата, solo  соло, названия нот и нотных зна¬ков; некоторые военные термины: battaglione  батальон и др. В XVII–XVIII вв. в центр культурной и политической жизни Европы выдвигается Франция, и теперь уже французский язык попол¬няет состав интернационализмов многочисленными словами, относя¬щимися к области моды, светской жизни, домашней обстановки, одеж¬ды, кулинарии (привожу

французскую и русскую формы): mode  мода, dame дама, etiquetteэтикет, compliment  комплимент, теиblе  мебель, boudoire  будуар, paletot  пальто, bouillon  бульон, omelette  омлет; такими прилагательными, как elegant  элегантный, galant  галантный, delicat  деликатный, frivol  фри¬вольный. В конце XVIII в. к этим словам присоединяются общественно-политические

термины, в значительной своей части греко-латинского происхождения, но наполнившиеся новым содержанием на почве фран¬цузского языка в предреволюционную и революционную эпоху: re¬volution -»- революция, constitution -> конституция, patriotisme  патриотизм, proletaire  пролетарий, reaction  реакция, terreur  тер¬рор, ideologue  идеолог. С конца XVIII, в XIX и XX вв. в состав интернациональной лексики вливается поток английских слов, в

частности (привожу анг¬лийскую и русскую формы) термины, относящиеся к общественно-поли¬тической жизни и к экономике: meeting  митинг, club  клуб, lea¬der  лидер, interview  интервью, reporter  репортер, import  импорт, export  экспорт, dumping  демпинг, trust  трест, che¬que  чек; спортивные термины: sport - спорт, box  бокс, match  матч, trainer 

тренер, record  рекорд, start  старт, finish  финиш; слова, относящиеся к быту: comfort  комфорт, service  сервис, toast  тост, flirt  флирт, jumper  джемпер, jeans  джин¬сы, bar  бар и т. д. Вклад других национальных языков в интернациональную лек¬сику в силу ряда причин был количественно меньшим. Некоторые немецкие термины вошли в нее в форме калек.

Это относится к таким философским терминам, как Ding an sich  вещь в себе, Weltanschauung  мировоззрение; к лексике немецкого рабочего движения и науч¬ного социализма Маркса и Энгельса, например Mehrwert  прибавоч¬ная стоимость, Klassenkampf  классовая борьба, Diktatur des Prole¬tariats  диктату pa пролетариата.

Из русского языка до Октябрьской революции в интернациональ¬ную лексику вошло лишь немного слов, главным образом обозначаю¬щих специфически русские реалии, элементы русского ландшафта и т, д.: степь ( нем, Steppe, англ. steppe /step/, фр. steppe}, самовар, тройка, но также и слова интеллигенция ( англ. intelligentsia /intelig'entsia/, шведск. intelligentia, польск. inteligencja, болг. интелигенция), нигилист и нигилизм ( англ. nihilism /n'anlizm/, нем.

Nihilismus), хотя и построенные из латинских и отчасти греческих (суф. -изм, -ист} элементов, но возникшие на почве русской культуры и русской ис¬тории XIX в. После Октябрьской революции появляются новые интернационализмы – так называемые «советизмы». Как отмечал еще в 1919 г. В. И. Ленин, «мы достигли того, что слово „Совет" стало понятным на всех языках» 2. Это же можно сказать о словах больше¬вик, большевизм, ленинизм, спутник.

Кроме того, ряд русских слов и выражений советской эпохи калькируется другими языками. Ср.: са¬мокритика  нем. Selbstkritik, фр. autocritique, англ. self criticism. В некоторых языках калькируется также слово совет в его новом зна¬чении и слово советский: ср. укр. рада, радянський, польск. rada, radziecki, эстон. noukogu, noukogude. В числе интернационализмов есть слова, пришедшие из других языков, в частности из чешского (робот),

польского (мазурка), финского (сауна), арабского (алгебра, алгоритм, алкоголь, адмирал, га¬рем, зенит, кофе, тариф, цифра), из языков Индии (веранда, джунгли, пижама, пунш), китайского (женьшень, чай) 1, японского (джиу-джитсу, соя), персидского (жасмин, караван), малайского (орангу¬танг), африканских (шимпанзе) и т. д. ЗАКЛЮЧЕНИЕ В практике дипломатии и политики с конца XVIII в. возобла¬дал язык французский, который в первой половине

XIX в. играл роль мирового языка, однако бур¬ный рост английской колониальной экспансии и значение анг¬лийской политики в мировом масштабе выдвинули во второй половине XIX в. на первый план английский язык. В XX в. на эту роль претендовал и немецкий язык через коммерческие и технические достижения Германии. Однако этот путь определения международного языка явля¬ется чисто империалистическим и может иметь успех только в колониях или полуколониях.

Наряду с этим давно в умах ученых и изобретателей созревал идеал международного языка. Первыми в пользу создания рационального искусственного языка, который был бы способен выразить положения любой современной научной или философской системы, высказались еще в XVII в. Декарт и Лейбниц. Однако осуществление этих замыслов относится уже к концу XIX в когда были изобретены искусственные языки: воляпюк, эсперанто, идо и т. п.

В 1880 г. немецкий католический патер Шлейер опубликовал проект языка «воляпюк» (vol-a – «мир-а» и puk – «язык», т. с. «мировой язык»). В 1887 г. в Варшаве появился проект языка «эсперанто», составленный врачом Л. Заменгофом. Эсперанто значит «на¬деющийся» (причастие от глагола esperi). Очень быстро эсперанто получил успех во многих странах, во-первых, среди коллекционеров (особенно филателистов), спортсменов, даже коммерсантов, а также и среди некоторых филологов и философов, на эсперанто появились

не только учебные пособия об эсперанто, но и разнообразная литерату¬ра, в том числе и художественная, как переводная, так и ори¬гинальная; это последнее вряд ли стоит поддерживать, так как при всем успехе эсперанто и ему подобные языки всегда оста¬ются вторичными и «деловыми», т. е. существующими вне сти¬листики. Эсперанто всегда употреблялся как подсобный, вто¬ричный, экспериментальный «язык» в сравнительно узкой сре¬де. Поэтому его сфера – чисто практическая; это именно «вспо¬могательный язык», «язык-посредник»,

да и то в условиях за¬падных языков, что чуждо языкам восточным. Иные вспомо¬гательные международные языки (аджуванто, идо) вовсе успе¬ха не имели. Все подобные «лабораторные изобретения» могут иметь ус¬пех только в определенной практической сфере, не претендуя быть языком в полном смысле этого слова. Подобные «подсобные средства общения» лишены основных качеств насто¬ящего языка: общенародной основы

и живого развития, чего не может заменить ориентировка на международную терми¬нологию и на удобство словообразования и построения пред¬ложений. Подлинный международный язык может образоваться лишь исторически на базе реальных национальных языков. Как было уже сказано, языки мира в настоящее время пере¬живают различные этапы исторического развития в связи с разными общественными условиями, в которых находятся но¬сители этих языков. Наряду с родо-племенными языками мелких колониальных народностей (Африка,

Полинезия) существуют языки народнос¬тей, находящихся в положении национальных меньшинств (уэйлзский и шотландский в Англии, бретонский и провансальский во Франции); национальные языки Англии, Франции, Италии и т.д. представляют собой языки буржуазных наций. Понятие «лексический интернационализм», конечно, относительно. Так, арабское слово kitab 'книга' не вошло в языки

Европы, но оно вошло (вместе с большим числом других арабских слов) в языки практически всех народов, культура которых была свя¬зана с исламом. Слово kitab является, таким образом, зональным ин¬тернационализмом, представленным на обширной территории. Многие из приведенных выше интернационализмов тоже остаются только зо¬нальными, но принадлежат другому ареалу (европейско-американ-скому). Есть языки, в силу тех или иных причин вобравшие вообще мало заимствованных слов, в том числе и мало

интернационализмов. Ярким примером является китайский язык (который, однако, сам послужил источником ряда зональных интернационализмов дальневосточного ареала). Невысок удельный вес интернациональных элементов в лек¬сике исландского, финского, венгерского языков. Некоторые интерна-ционализмы в них калькируются при помощи своих образований. Так, в современном исландском 'революция' – bylting (букв. 'пере¬ворот' или 'переворачивание' – от

bylta 'переворачивать'), что пред¬ставляет собой словообразовательную кальку интернационального термина (лат. revolutio ведь буквально и значит 'обращение в противо¬положную сторону, поворачивание'). Наконец, различия между национальными вариан¬тами интернационализмов касаются не только их звукового и морфо¬логического оформления (и написания), степени их употребительности в языке и т. д но нередко также и их значения. Вот некоторые при¬меры: фр. ambition, англ. ambition значат 'честолюбие' (без отрица¬тельного

оттенка), 'стремление к какой-то цели а русск. амбиция означает 'самомнение, спесивость, тщеславие' и употребляется с осужде¬нием или иронией. Фр. partisan, англ. partisan и т. д.– это не только 'партизан но, прежде всего, 'сторонник, приверженец Фр. famille, англ. family, нем. Familie и т. д.– это 'семья, семейство а для рус¬ского слова фамилия такое значение является сейчас устарелым. Фр. medecine, нем. Medizin кроме значения 'медицина' имеют еще значение 'лекарство а англ.

medicine еще и 'колдовство а также 'талисман, амулет Так интернациональные слова, становясь привычными и общеупотребительными, обрастают новыми, часто уже неинтернацио¬нальными значениями, а иногда (как случилось со словом фамилия в русском языке) утрачивают интернациональные значения. Обра¬зуется слой «псевдоинтернационализмов» – «ложных друзей перевод¬чика». Вместе с тем интенсивное международное общение ведет и к проти¬воположным результатам – к нивелировке

частично разошедшихся значений в интернационализмах, к семантической конвергенции на¬циональных вариантов интернациональной лексики. Так, за послед¬ние годы русск. альтернатива, кроме старого значения 'необходи¬мость выбора одного из двух возможных решений все чаще исполь¬зуется в значении "(противоположный) вариант, иной выход типич¬ном для этого слова в ряде других языков. СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ 1. Головин Б.Н. Общее языкознание.

Уч. пособие. М.: Просвещение, 1979. 2. Березин Ф.М Головин Б.Н. Общее языкознание: Учеб. пособие для вузов. М.: Прсвещение, 1979. 3. Вайнрайх У. Языковые контак¬ты, пер. с англ Киев, 1979. 4. Головин Б.Н. Введение в языкознание: Уч. пособие для филол. спец. вузов. М.: Высшая школа,

1983. 5. Реформатский А.А. Введение в языковедение / Под ред. В.А. Виноградова. М.: Аспект Пресс, 1996. 6. Щерба Л.В. Языковая система и речевая деятельность. Л.: 1974