Политические и правовые учения в Западной Европе в XVI в.

Политические и правовые учения в Западной Европе в XVI в. 1.Введение XVI в. – век великих духовных, культурных, политических, религиозных перемен и потрясений в жизни Европы. В ряде стран (Франция, Испания, Австро-Германия, Англия, Россия и др.) складывались большие и сильные дворянские монархии. В процессе преодоления феодальной раздробленности лишались прежней власти и привилегий крупные феодалы.

Централизованные абсолютистские государства способствовали образованию и консолидации наций, притязали на объединение и представительство нации, народа, страны. Одновременно падал политический авторитет католической церкви, до того бывшей единственной объединяющей силой Западной и Центральной Европы. Еще больший урон был причинен ее духовной монополии, религиозному и теологическому авторитету. Религиозные движения, требующие восстановления апостольской церкви, в

XVI в. приняли массовый характер, охватили почти всю Западную Европу, переросли в ряде стран в религиозные войны. Эти войны нередко сливались с попытками крупных феодалов восстановить былую власть и независимость либо с народными движениями против дворянских привилегий, сословного строя, феодальной зависимости крестьянства. Рядом с борьбой религиозных течений усиливалась и развивалась рационалистическая критика религиозного

мировоззрения. К концу XV в. культура Возрождения (Ренессанса), зародившаяся в итальянских городах-государствах еще в XIV в распространилась в других странах Западной Европы. Бурные процессы той эпохи обусловили глубокие изменения в идеологии западноевропейского общества. В XVI в. естествознание, философия, реалистическое искусство достигли успехов; однако своеобразие этой эпохи заключалось в том, что общественные силы, боровшиеся против феодализма и освящавшей его церкви,

еще не порвали с религиозным мировоззрением. Общим лозунгом массовых антифеодальных движений был призыв к церковной реформе, к возрождению истинного, первоначального христианства, искаженного духовенством. В своеобразных условиях XVI в. священное писание стало идейным оружием в борьбе против католической церкви и феодального строя, а его перевод с латыни на народный язык – средством революционной агитации и пропаганды. Текстами писания реформаторы обосновывали требование возрождения апостольской церкви;

крестьянство и городские низы находили в Новом завете идеи равенства и “тысячелетнего царства”, не знающего феодальной иерархии, эксплуатации, социальных антагонизмов. Реформация, начавшаяся в Германии, охватила ряд стран Западной и Центральной Европы. В том же веке общей для всех западноевропейских стран стала культура Возрождения. Предпосылкой и основой Возрождения был гуманизм – стремление ряда ученых, философов, политиков,

деятелей искусства заменить традиционное для средневековой схоластики исследование текстов Библии, постановлений Соборов и сочинений отцов церкви изучением человека, его психологии и морали. Представители гуманизма противопоставляли церковно-схоластической учености (studia divina) светские науки и образование (studia humana). Светские (гуманитарные) науки изучали не бога с его ипостасями, а человека, его отношения с другими людьми и стремления, используя при этом не схоластически применяемый

силлогизм, а наблюдение, опыт, рационалистические оценки и выводы. Гуманизм естественно обусловил резкое повышение интереса к античному наследию. Если Реформация апеллировала к первоначальному христианству, не знавшему иерархии и сложных обрядов католической церкви, то гуманизм органически связан с возрождением античной (дохристианской) древности, когда философия и наука не были служанками богословия, а человеческая природа не толковалась как средоточие

зла и греховности. Дополнительным стимулом к изучению античного наследия стало бегство в Западную Европу после взятия Константинополя турками (1453 г.) сотен и тысяч образованных греков; поселившись в разных странах, они преподавали греческий язык и создали первые переводы лучших трудов классиков античной Греции. Гуманизм XV–XVI вв. не стал движением, охватившим широкие массы народа. Культура Возрождения была достоянием относительно немногочисленного слоя образованных людей разных

стран Европы, связанных общими научными, философскими, эстетическими интересами, общавшихся при помощи общеевропейского языка того времени – латыни. Большинство гуманистов отрицательно относилось к религиозным движениям, в том числе реформационным, участники которых в свою очередь признавали только религиозную форму идеологии и были враждебны деизму и атеизму. Учение Н. Макиавелли о государстве и политике Одним из первых теоретиков новой эпохи был итальянец

Никколо Макиавелли (1469–1527 гг.). Макиавелли [В ряде изданий последних лет эта фамилия пишется – Макьявелли Прим. авт.] долгое время был должностным лицом Флорентийской республики, имеющим доступ к ряду государственных тайн. Жизнь и деятельность Макиавелли относятся к периоду начавшегося упадка Италии, до XVI в. бывшей самой передовой страной Западной

Европы. В северной и средней Италии еще в XII–XIII вв. сложились города-республики (Венеция, Флоренция, Генуя и др.) с развитой ремесленной и торговой экономикой. Промышленная и торговая верхушка этих городов сумела, опираясь на народ, подчинить себе феодалов своего округа, создать свою коммунальную государственность. Однако перемещение главных торговых путей в связи с открытием

Америки, развитие производства в других странах Европы вели к упадку итальянской промышленности и торговли, подрывали силы буржуазии итальянских городов. В Италии не сложилось единое государство – на ее территории существовали городские республики, папское государство, а также владения Испании. Раздробленная Италия подвергалась нашествиям иноземных войск; в ряде городов-государств силами феодальной реакции учреждались тирании, опиравшиеся на наемные войска.

После установления во Флоренции синьории Медичи Макиавелли был лишен должности. Последний период жизни он занимался литературной деятельностью. Кроме сочинений на темы политические (“Рассуждения на первую декаду Тита Ливия”, “Государь”, “О военном искусстве” и др.) и исторические (“История Флоренции”), его перу принадлежит ряд художественных произведений.

Сочинениями Макиавелли положено начало политико-правовой идеологии Нового времени. Его политическое учение было свободно от теологии; оно основано на изучении деятельности современных ему правительств, опыта государств Античного мира, на представлениях Макиавелли об интересах и стремлениях участников политической жизни. Макиавелли утверждал, что изучение прошлого дает возможность предвидеть будущее или по примеру древних

определить средства и способы действий, полезных в настоящем. “Чтобы знать, что должно случиться, достаточно проследить, что было Это происходит от того, – пояснял Макиавелли, – что все человеческие дела делаются людьми, которые имели и всегда будут иметь одни и те же страсти и поэтому они неизбежно должны давать одинаковые результаты”. Природа человека одинакова во всех государствах и у всех народов; интерес является наиболее общей причиной

человеческих действий, из которых складываются их отношения, учреждения, история. Для того чтобы управлять людьми, надо знать причины их поступков, их стремления и интересы. Устройство государства и его деятельность должны основываться на изучении природы человека, его психологии и влечений. “Природа создала людей таким образом, – писал Макиавелли, – что люди могут желать всего, но не могут всего достигнуть”.

Из-за этого люди беспокойны, честолюбивы, подозрительны и никогда не довольствуются своей долей. Поэтому в политике всегда следует рассчитывать на худшее, а не на доброе и идеальное. Государство (независимо от его формы) Макиавелли рассматривал как некое отношение между правительством и подданными, опирающееся на страх или любовь последних. Государство незыблемо, если правительство не дает повода к заговорам и возмущениям, если страх подданных

не перерастает в ненависть, а любовь – в презрение. В центре внимания Макиавелли – реальная способность правительства повелевать подданными. В книге “Государь” и других сочинениях содержится ряд правил, практических рекомендаций, основанных на его представлении о страстях и стремлениях людей и социальных групп, на примерах истории и современной ему практики итальянских и других государств. Целью государства и основой его прочности

Макиавелли считал безопасность личности и незыблемость собственности. “Человек, которого лишают какой-либо выгоды, никогда не забывает этого: достаточно малейшей надобности, чтобы напомнить ему это; а так как его надобности возобновляются с каждым днем, то он вспоминает это каждый день”. Самое опасное для правителя, неустанно повторял Макиавелли, – посягать на имущество подданных – это неизбежно порождает ненависть (а ведь никогда не ограбишь так, чтобы не осталось и ножа). “Даже когда

государь считает нужным лишить кого-либо жизни, он может сделать это, если налицо подходящее обоснование и очевидна причина, но он должен остерегаться посягать на чужое добро Люди скорее забудут смерть отца, чем потерю наследства”. Незыблемость частной собственности, как и безопасность личности, Макиавелли называл благами свободы, считал целью и основой прочности государства.

По его учению, блага свободы наилучшим образом обеспечены в республике. В свободных землях и странах, рассуждал Макиавелли, богатства все время увеличиваются: “Ибо каждый человек в этих странах, не задумываясь, приумножает и приобретает блага, которыми рассчитывает затем свободно пользоваться. Следствием этого оказывается то, что все граждане, соревнуясь друг с другом, заботятся как о частных, так и об общественных интересах и что общее их благосостояние на диво растет”.

Макиавелли воспроизводит идеи Полибия о возникновении государства и круговороте форм правления; вслед за античными авторами он отдает предпочтение смешанной (из монархии, аристократии и демократии) форме. Особенность учения Макиавелли в том, что смешанную республику он считал результатом и средством согласования стремлений и интересов борющихся социальных групп. “В каждой республике всегда бывают два противоположных направления: одно – народное, другое – высших классов; из этого разделения вытекают все законы, издававшиеся

в интересах свободы”. Предпосланные всему учению о государстве рассуждения о природе человека (индивида) Макиавелли существенно дополняет исследованием общественной психологии социальных групп, борющихся за влияние в государстве. В Древнем Риме смешанная республика сложилась в результате борьбы и компромиссов народа и аристократии, но их непримиримые распри вокруг аграрного закона погубили республику. В истории Флоренции раздоры простого народа (пополанов) и знатных людей (нобилей) с самого начала носили

бескомпромиссный характер; этим обусловлена непрочность Флорентийской республики. Макиавелли стремился опровергнуть общее мнение историков о порочности народа. Народные массы постояннее, честнее, мудрее и рассудительнее государя. Если единоличный правитель лучше создает законы, устраивает новый строй и новые учреждения, то народ лучше сохраняет учрежденный строй. Народ нередко ошибается в общих вопросах, но очень редко – в частных.

“При избрании должностных лиц, например, народ делает несравненно лучший выбор, нежели государь”. Даже взбунтовавшийся народ менее страшен, чем необузданный тиран: мятежный народ можно уговорить словом – от тирана можно избавиться только железом; бунт народа страшен тем, что может породить тирана, – тиран уже наличное зло; жестокость народа направлена против тех, кто может посягнуть на общее благо, “жестокость государя направлена против тех, кто, как он опасается, может посягнуть на его собственное, личное благо”.

От народа отличается знать. “Нет города, где не обособились бы два этих начала: знать желает подчинять и угнетать народ, народ не желает находиться в подчинении и угнетении”. Если бы не сопротивление народа, аристократы античного Рима погубили бы свободное государство лет на триста раньше; честолюбивые устремления знати – источник беспокойства и смут в государстве. Макиавелли все же считал знать неизбежной и нужной частью государства.

Из среды аристократов выдвигаются государственные деятели, должностные лица, военачальники; совершенное подавление пополанами флорентийских нобилей, писал Макиавелли в “Истории Флоренции”, привело к угасанию воинской доблести и душевного величия, а тем самым к ослаблению и унижению Флоренции. Свободное государство должно быть основано на компромиссах народа и знати; суть “смешанной республики” в том и состоит, что система государственных органов включает аристократические

и демократические учреждения, каждое из которых, выражая и защищая интересы соответствующей части населения, сдерживает посягательства на эти интересы другой его части. Вместе с тем Макиавелли с ненавистью отзывался о феодальном дворянстве и призывал к его уничтожению. “Дворянами именуются те, кто праздно живет на доходы со своих огромных поместий, нимало не заботясь ни об обработке земли, ни о том, чтобы необходимым трудом заработать себе на жизнь.

Подобные люди вредны во всякой республике и в каждой стране. Однако самыми вредными из них являются те, которые помимо указанных поместий владеют замками и имеют повинующихся им подданных”. Засилье дворян, которыми переполнены Неаполитанское королевство, Римская область, Романья, Ломбардия, мешает возрождению Италии. Из-за дворян там не было ни республики, ни политической жизни;

“подобная порода людей – решительный враг всякой гражданственности”. “Желающий создать республику там, где имеется большое количество дворян, не сумеет осуществить свой замысел, не уничтожив всех их до единого”. На пути к созданию будущей свободной Итальянской республики много препятствий. Освобождение страны от иноземных войск и наемников, от мелких тиранов и многочисленных дворян, от папского государства и интриг католической церкви, поддерживающей раздробленность страны, требует крайних мер,

проводимых абсолютной и чрезвычайной властью единоличного правителя, уничтожающего укоренившиеся пороки, учреждающего мудрые законы и порядки. Этой проблеме посвящено наиболее известное произведение Макиавелли “Государь” (в иных переводах – “Князь”; дословно – “О принцепсе”). Законодательству и праву Макиавелли придавал большое значение – благодаря законам Ликурга Спарта просуществовала 800 лет. Ненарушимость законов он связывал с обеспечением общественной

безопасности, а тем самым спокойствия народа: “Когда народ увидит, что никто ни при каких обстоятельствах не нарушает данных ему законов, он очень скоро начнет жить жизнью спокойной и довольной”. Но для Макиавелли право – орудие власти, выражение силы. Во всех государствах основой власти “служат хорошие законы и хорошее войско. Но хороших законов не бывает там, где нет хорошего войска, и наоборот, где есть хорошее войско, там

хороши и законы”. Поэтому главным помыслом, заботой и делом правителя должны стать война, военная организация и военная наука – “ибо война есть единственная обязанность, которую правитель не может возложить на другого”. Макиавелли против наемных войск; создание армии, состоящей только из итальянцев, он рассматривал как одно из первоочередных условий создания общенационального государства. Важным средством политики Макиавелли считал религию.

Религия, рассуждал Макиавелли, – могучее средство воздействия на умы и нравы людей. Именно поэтому все основатели государств и мудрые законодатели ссылались на волю богов. Там, где есть хорошая религия, легко создать армию. В Древнем Риме “религия помогала командовать войсками, воодушевлять народ, сдерживать людей добродетельных и посрамлять порочных”. Государство должно использовать религию для руководства подданными.

Макиавелли, однако, не одобряет современное ему христианство, проповедующее смирение, самоуничижение, презрение к делам человеческим. “Религия античная почитала высшее благо в величии духа, в силе тела и во всем том, что делает людей чрезвычайно сильными. А если наша религия и требует от нас силы, то лишь для того, чтобы мы были в состоянии терпеть, а не для того, чтобы мы совершали мужественные деяния. Такой образ жизни сделал, по-моему, мир слабым и отдал

его во власть негодяям: они могут безбоязненно распоряжаться в нем как угодно, видя, что все люди, желая попасть в рай, больше помышляют о том, как бы стерпеть побои, нежели о том, как бы за них расплатиться”. Макиавелли порицал католическую церковь и духовенство: “Дурные примеры папской курии лишили нашу страну всякого благочестия и всякой религии”. Кроме того, писал Макиавелли, католическая церковь держала и держит страну раздробленной.

В канун Реформации Макиавелли прозорливо предсказывал, что католическая религия “близка либо к своей гибели, либо к мучительным испытаниям”. Рассматривая религию как одно из средств управления людьми, Макиавелли допускал преобразование христианства так, чтобы оно служило прославлению и защите отечества. Отличие его позиции от позиции приверженцев Реформации в том, что образцом и основой религиозной реформы он считал не идеи первоначального христианства, а античную религию, всецело подчиненную целям политики.

Не политика на службе религии, а религия на службе политики – такой взгляд резко расходился со средневековыми представлениями о соотношении церкви и государства. В противоположность католическим богословам, стремившимся подчинить учение о праве и государстве христианской этике, Макиавелли уделял политику от морали. Политика (учреждение, организация и деятельность государства) рассматривалась как особая сфера человеческой деятельности, имеющая свои закономерности, которые должны

быть изучены и осмыслены, а не выведены из св. писания или сконструированы умозрительно. Такой подход к изучению государства был громадным шагом вперед в развитии политико-правовой теории. Прогрессивное по методологической основе политическое учение Макиавелли несло на себе отпечаток эпохи. Это особенно ярко выразилось во взглядах Макиавелли на методы осуществления государственной власти, способы и приемы политической деятельности.

В произведениях Макиавелли политика не только отделялась от морали, но и противопоставлялась общераспространенным представлениям о должном и недолжном, постыдном и похвальном, человечном и бесчеловечном, позорном и почетном. Деятельность государства он исследовал как такую сферу проявления интересов, чувств, настроений людей, социальных общностей и правительств, в которой действуют особые правила, не тождественные нормам морали, регулирующей отношения между частными лицами.

Поступки основателей государств, завоевателей, узурпаторов престола, создателей законов, политических деятелей вообще, рассуждал Макиавелли, должны оцениваться не с точки зрения морали, а по их результатам, по их отношению к благу государства. Макиавелли стремился обосновать несовместимость политических правил и элементарных норм морали и их принципиальную противоположность. Государства, писал Макиавелли, создаются и сохраняются не только при помощи военной силы; методами

осуществления власти являются также хитрость, коварство, обман. “Надо знать, что с врагом можно бороться двумя способами: во-первых, законами, во-вторых, силой. Первый способ присущ человеку, второй – зверю; но так как первого часто недостаточно, то приходится прибегать и ко второму. Отсюда следует, что государь должен усвоить то, что заключено в природе и человека, и зверя – поучал Макиавелли. – Из всех зверей пусть государь уподобится двум: льву и лисе.

Лев боится капканов, а лиса – волков, следовательно, надо быть подобным лисе, чтобы уметь обойти капканы, и льву, чтобы отпугнуть волков”. Государственный деятель не должен быть всегда верен договорам: “Мы знаем по опыту, что в наше время великие дела удавались лишь тем, кто не старался сдержать данное слово и умел, кого нужно, обвести вокруг пальца Разумный правитель не может и не должен оставаться верным своему обещанию, если это вредит его интересам и если отпали причины, побудившие его дать обещание”.

Идеалом государственного деятеля, которым Макиавелли восхищался, был герцог Романьи Чезаре Борджиа, стремившийся расширить свои владения вероломными и жестокими способами, типичными для феодалов эпохи позднего средневековья. Ссылаясь на деяния романьского герцога и ставя их в пример, Макиавелли писал, что для укрепления и расширения государства политик должен уметь решаться на великие, виртуозные злодейства, подлости и предательства, требующие, как он считал, мужества, геройства, широты

души. В политике единственным критерием оценки действий правителя государства является укрепление власти, расширение границ государства. Для достижения этой цели правитель должен использовать все средства, в том числе аморальные: “Пусть обвиняют его поступки, лишь бы оправдывали результаты, и он всегда будет оправдан, если результаты окажутся хороши”. При всем том, учил Макиавелли, вероломство и жестокость должны совершаться так, чтобы не подрывался авторитет верховной

власти. Отсюда вытекает одно из излюбленных Макиавелли правил политики: “Людей следует либо ласкать, либо изничтожать, ибо за малое зло человек может отомстить, а за большое – не может”. “Следует или вовсе не обижать никого, или удовлетворять своей злобе и ненависти одним ударом, а потом успокоить людей и возвратить им уверенность в безопасности”. Лучше убить, чем грозить, – грозя, создаешь и предупреждаешь врага, убивая – отделываешься от врага окончательно.

Лучше жестокость, чем милосердие: от наказаний и расправ страдают отдельные лица, милосердие же ведет к беспорядку, порождающему грабежи и убийства, от которых страдает все население. Лучше быть скупым, чем щедрым, – щедрый обирает многих, чтобы одарить немногих, скупым же недовольны немногие, а народ не обременен излишними поборами. Лучше внушать страх, чем любовь, – любят государей по собственному усмотрению, боятся – по усмотрению

государей, мудрому правителю лучше рассчитывать на то, что зависит от него. Все обиды и жестокости надо учинять разом: “Чем меньше их распробуют, тем меньше от них вреда; благодеяния же полезно оказывать мало-помалу, чтобы их распробовали как можно лучше”. Дела, неугодные подданным, государи должны возлагать на других, а угодные – исполнять сами. Рекомендуя правителям государства в зависимости от того, куда дует ветер фортуны, “по возможности не

удаляться от добра, но при надобности не чураться и зла”, Макиавелли в то же время советовал государям притворяться носителями нравственных и религиозных добродетелей. В государственной деятельности, поучал Макиавелли, “всегда в выигрыше оказывался тот, кто имел лисью натуру. Однако натуру эту надо еще уметь прикрыть, надо быть изрядным обманщиком и лицемером”. “Самое главное для государя – постараться всеми своими поступками создать себе славу великого человека, наделенного

умом выдающимся Каждый знает, каков ты с виду, немногим известно, каков ты на самом деле, и эти последние не посмеют оспорить мнение большинства, за спиной которого стоит государство”. Эти и аналогичные рекомендации Макиавелли черпал из современной ему политической практики. В период позднего средневековья феодальные отношения во всех странах образовывали запутанный клубок прав и обязанностей, порождающий непрекращающиеся конфликты феодалов, непрерывную борьбу между королевской

властью и вассалами, вереницу измен, предательских убийств, отравлений, коварных интриг, прикрываемых поэтическим именем рыцарства, рассуждающего о дворянской чести и дворянской верности. Именно эту практику Макиавелли поднял на теоретический уровень “высокой политики” и попытался дать ей своеобразные оправдания. Многие рекомендации Макиавелли послужили практическим руководством для беспринципных политиков; поэтому “макиавеллизм” стал символом политического коварства.

Произведения Макиавелли оказали громадное влияние на последующее развитие политико-правовой идеологии. В них сформулированы и обоснованы главные программные требования буржуазии: незыблемость частной собственности, безопасность личности и имущества, республика как наилучшее средство обеспечения “благ свободы”, осуждение феодального дворянства, подчинение религии политике и ряд других. Наиболее проницательные идеологи буржуазии высоко оценили методологию

Макиавелли, в особенности освобождение политики от теологии, рационалистическое объяснение государства и права, стремление определить их связь с интересами людей. Названные положения Макиавелли были восприняты д развиты последующими теоретиками (Спиноза, Руссо и др.). Камнем преткновения для этих теоретиков явились, однако, “макиавеллизм” и его оценка. Делались попытки противопоставить наиболее известную книгу “Государь”, в которой определяются “чрезвычайные

меры” для объединения Италии, другим произведениям Макиавелли, усмотреть противоречие между ними. Попытки неудачны, поскольку другие его сочинения содержат такие же рекомендации, причем специально оговорено, что способы усиления могущества государей и республик тождественны. “Всегда, когда приходится обсуждать вопрос, от которого единственно зависит спасение государства, – писал Макиавелли, – не следует останавливаться ни перед каким соображением справедливости и несправедливости,

человечности или жестокости, славы или позора, – но отбросив всякие соображения, решиться на то, что спасает и поддерживает свободу”. Неудачны и попытки истолковать книгу “Государь” как обличительный памфлет против тиранов, разоблачающий их повадки, либо представить “макиавеллизм” как искажение подлинных идей Макиавелли. Суть дела в том, что рассуждения Макиавелли о способах и приемах политической деятельности предопределялись не только спецификой исторических условий того времени, но и сущностью методов власти

меньшинства, опирающегося на насилие. Политика господствующих классов всегда стремилась найти идейную опору в общественной морали и теоретическое обоснование в философии. Макиавелли поменял местами опору и обоснование: его поиск теоретических основ эффективности политики правящего меньшинства неизбежно привел к противопоставлению принципов такой политики общепризнанным элементарным нормам морали, к обоснованию конкретных рекомендаций, приноровленных к практике противостоящих

народу правительств. Именно поэтому труды Макиавелли оказали влияние не только на развитие политико-правовой теории, но и на реальную политику ряда государственных деятелей, одни из которых (Ришелье, Наполеон, Муссолини) открыто признавали это влияние, другие же, следуя практическим рекомендациям Макиавелли, его же лицемерно порицали (“Анти-Макиавелли” Фридриха II Прусского). В одном из своих строго секретных писем для членов

Политбюро ЦК РКП(б) Ленин называл Макиавелли умным писателем по государственным вопросам, справедливо говорившим о способах достижения известной политической цели. [См.: Известия ЦК КПСС. 1990. № 4. С. 191-192.] Полититко-правовые идеи Реформации В XVI в. ряд стран Западной и Центральной Европы охватила Реформация (лат. reformatio – преобразование, перестройка) – массовое движение против

католической церкви, объединявшей всю феодальную Западную Европу в одно огромное целое и окружавшей феодальный строй ореолом святости. Начало Реформации в Германии положил профессор Виттенбергского университета доктор богословия Мартин Лютер (1483–1546 гг.). 31 октября 1517 г. он прибил к дверям церкви свои “95 тезисов” с протестом против продажи индульгенций. В последующих диспутах разногласия с

Римом привели к полному разрыву с ним. Опираясь на св. писание, Лютер доказывал, что вся иерархия католической церкви, монашество, большинство обрядов и служб не .основаны на “подлинном слове божьем”, “истинном евангелии”. Вопреки учению католицизма о необходимости совершать для спасения души различные обряды, Лютер, ссылаясь на послания апостола Павла, утверждал, что “человек оправдывается одной верой”.

То, что относится к религии, – дело совести христианина; источник веры – священное писание, “чистое слово божье” (Лютер перевел Библию на немецкий язык). Все, что находило подтверждение в текстах Библии, считалось непререкаемым и священным; остальное рассматривалось как человеческое установление, подлежащее рациональной оценке и критике. В результате отвергались “церковное предание” и сама католическая церковь.

Отношение Лютера к светской власти основано на представлении, что человек живет в двух сферах: в сфере “евангелия” (религиозная сфера, отношение к царству небесному) и в сфере “закона” (царство земное, государство). В сочинении “О светской власти” (1523 г.) Лютер писал, что если бы весь мир состоял из подлинных христиан (т.е. из истинно верующих), то не было бы необходимости ни в князьях, ни в королях, ни в мече, ни в законе. Однако только меньшая часть людей ведет себя по-христиански; злых всегда больше, чем благочестивых.

Поэтому бог учредил два правления – духовное (для истинно верующих) и светское (сдерживающее злых, заставляющее их сохранять внешний мир и спокойствие). Истинный христианин не нуждается ни в праве, ни в мече, но он должен заботиться о других людях; поэтому, раз меч полезен и необходим для охраны мира, христианин платит налоги, почитает начальство, служит, делает все, что идет на пользу светской власти. “Если ты видишь, – писал

Лютер, – что не хватает палачей, стражников, судей, господ или правителей, а ты сочтешь себя способным (к этому занятию), то предложи свои услуги и займись этим, чтобы не пренебрегали властями, без которых нельзя обойтись ” Главное в том, чтобы христианин не использовал меч в своекорыстных интересах; при соблюдении этого условия “стражники, палачи, адвокаты и прочий сброд”, писал Лютер, могут быть христианами, поскольку власть и меч – служба божья, и потому “они должны быть теми,

кто бы разыскивал, обвинял, мучил и убивал злых, защищал, прощал добрых, отвечал за них и спасал их”. Часто ссылаясь на слова апостолов Петра и Павла о богоустановленности власти, данной для наказания преступников, страшной не для добрых, но для злых, Лютер оправдывал светскую власть во всех ее непривлекательных проявлениях: “Знай также, – писал Лютер, – что с сотворения мира мудрый князь – птица редкая, и еще более редок князь благочестивый.

Обыкновенно они либо величайшие глупцы, либо крупнейшие злодеи на земле; всегда нужно ждать от них наихудшего, редко – чего-либо хорошего. Если же князю удается быть умным, благочестивым или христианином, то это величайшее чудо, вернейший знак милости Божией для данной страны”. Однако устами апостолов бог повелел подчиняться любой власти, без которой невозможно существование человечества: “Поскольку весь мир зол, и среди тысячи едва ли найдешь одного истинного христианина,

то люди пожирали бы друг друга, и некому было бы защищать женщин и детей, накормить их и поставить на службу Богу, и мир опустел бы”. Но законы светской власти простираются не далее тела и имущества, того, что является внешним на земле. Светская власть не имеет ни права, ни силы диктовать законы душам: “Все, связанное с верой, – свободное дело, и к этому никто не может принуждаться, – писал Лютер. – Делом совести каждого является то, как он верит или не верит”.

Выступая против привилегий католического духовенства, Лютер отстаивал самостоятельность государства по отношению к церкви. Служба священников –– распространение божьего слова, поучение христиан; во всех внешних делах они должны подчиняться государству; “светская христианская власть должна исполнять свою службу беспрепятственно, не опасаясь затронуть папу, епископа, священника: кто виноват, тот и отвечай”.

Одним из основных положений лютеранства является независимость светской власти от папства. Человек свободно ищет истину, уповая на внутреннюю религиозность; в делах веры невозможно принуждение. Духовенство не является каким-то особым “чином”, независимым от светской власти. Лютер призывал королей и князей к вооруженной борьбе против пап, кардиналов, всего католического духовенства. Реформация в Германии, как до того в Англии и в Чехии, послужила сигналом к всеобщему движению крестьянства

и городских низов, которые не видели оправдания сословному неравенству, феодальной иерархии, бесчисленным повинностям и поборам; они требовали возвращения к практике христианского равенства не только в церковной, но и в общественной жизни. В 1524 г. началось всеобщее восстание крестьянства южной и средней Германии против церковных и светских феодалов; одним из вождей крестьянской войны был Томас Мюнцер (ок. 1490–1525 гг.). Начавшуюся Реформацию и крестьянское движение

Мюнцер толковал наиболее радикальным образом; в “Пражском воззвании” он призывал к полному социальному перевороту и установлению народной власти. По мнению Энгельса, политическая программа Мюнцера была близка к коммунизму. “Под царством божьим, – писал Энгельс, – Мюнцер понимал не что иное, как общественный строй, в котором больше не будет существовать ни классовых различий, ни частной собственности, ни обособленной, противостоящей членам общества и чуждой

им государственной власти”. Высоко оценивая деятельность и программу Мюнцера, Энгельс характеризовал неудачу с осуществлением этой программы в одном из городов Германии как трагичную и гибельную для любого политического вождя попытку осуществить идеи, для реализации которых нет общественно-исторических условий. В 1529 г. католики добились на 2-м Шпейерском рейхстаге (ландтаге) решения об отмене права князей решать вопрос о религии своих подданных

(т.е по существу, признавать государственной религией не католичество, а лютеранство). Несколько князей и представителей городов подали императору протест против этого решения, ссылаясь, в частности, на то, что вопрос о религии – дело совести, а не предмет решения большинством голосов. С тех пор приверженцев церквей и религиозных учений, созданных Реформацией, называют протестантами. Война католиков и лютеран на территории

Германии завершилась Аугсбургским религиозным миром (1555 г.), согласно которому лютеранство становилось равноправной католичеству религией по принципу: “чья страна, того и вера” (cujus regio, ejus religio). Реформация нанесла тяжелый удар католической церкви; протестантизм приняли ряд германских княжеств и городов, а также скандинавские государства. Распространение лютеранства в его борьбе с католицизмом стало идейной предпосылкой возникновения более радикальных религиозно-политических течений

Реформации. Таким течением стал кальвинизм. Жан Кальвин (1509–1564 гг.) основал в Женеве новую церковь. Община верующих управлялась выборной консисторией, состоящей из пресвитеров (старейшин), проповедников и диаконов. Поначалу в кальвинизме были сильны теократические тенденции (попытки поставить консистории выше государственных органов); в конечном счете утвердилась идея независимости кальвинистской церкви от государства, право церкви судить о ряде действий государственной власти.

В кальвинизме последовательно и отчетливо выражены основные положения протестантской этики, составившей, по определению известного социолога Макса Вебера, “дух капитализма”. К ним относятся культ предприимчивости и трудолюбия, безусловная деловая честность, верность данному слову и заключенному соглашению, личный аскетизм, отделение домашнего хозяйства от промысла и вложение всей прибыли в дело. Одной из центральных идей Кальвина была идея абсолютного предопределения – судьба

каждого человека определена богом. Это учение призывало верующих к активной деятельности, ибо, с одной стороны, если человек обречен на неудачу, то ему ничто не повредит сверх того, что и так предопределено; с другой стороны, никто не может точно знать, “избран” он или нет, однако успех в делах может быть истолкован как возможное доказательство избранности. В XVI–XVII вв. кальвинизм широко распространился в

Швейцарии, Нидерландах, Франции, Шотландии, Польше, Англии, в североамериканских колониях. В результате Реформации от католической церкви почти одновременно отпали несколько миллионов людей. В борьбе против протестантства развернулась Контрреформация. Были усилены преследования еретиков и инакомыслящих в католических странах, реорганизована инквизиция,

учрежден Индекс запрещенных книг (официальный список сочинений, чтение которых карается отлучением от церкви), мирянам запрещалось читать и обсуждать св. писание. Тридентский собор (1545– 1563 гг.), определивший меры борьбы с Реформацией, подтвердил значение философских сочинений Фомы Аквинского, который вскоре был провозглашен одним из учителей церкви; популяризация его учения

положила начало так называемой второй схоластике, подготовке иезуитами учебников “облегченной” схоластической философии. Главным орудием католической реакции стало “Общество Иисуса”, основанное испанским дворянином Игнатием Лойолой, вскоре превратившееся в монашеский орден иезуитов – “боевой отряд воинствующей церкви”, как они были названы в папской булле об утверждении Устава ордена (1540 г.). Особенность ордена в том, что иезуиты не обособлялись от мирской жизни.

Оставаясь в обществе, они должны были добиваться влияния на государей, сановников, делая все для укрепления авторитета католицизма и его распространения. Для завоевания власти над умами иезуиты стремились овладеть просвещением и наукой, став “орденом ученых”. В ряде стран они создали широкую сеть школ, заняли ведущие позиции в области образования. Основное правило Устава ордена иезуитов – особый обет послушания, полное самоотречение, решительный отказ от собственной воли, безусловное и беззаветное повиновение начальникам

ордена. “Если церковь утверждает, что то, что нам кажется белым, есть черное, мы должны немедленно согласиться с этим! – поучал Лойола. – Подчиненный должен смотреть на старшего, как на самого Христа. Надо совершить грех, смертный или простой, если начальник того требует во имя господа нашего Иисуса Христа или в силу обета повиновения”. Допустимость любых средств для достижения целей ордена (как их представлял себе Генерал ордена), слепое повиновение и строгая дисциплина иезуитов использовались

для политических интриг с целью восстановления влияния католицизма. Иезуиты проникали в окружение монархов, склоняли их к борьбе с протестантством, устраняли неугодных советников и правителей, организовывали и оправдывали покушения на неугодных католической церкви королей. “Кому дозволена цель, тому дозволены и средства”, “цель оправдывает средства”, – поучали моралисты ордена, разработавшие специальные правила, дававшие возможность истолковать любой проступок как благодеяние.

В некоторых государствах иезуиты добились восстановления католицизма. Протестантских или сочувствующих протестантизму монархов иезуиты нередко именовали тиранами, возбуждали против них недовольство знати и народа. Практической теорией иезуитов стал “макиавеллизм”, руководствуясь которым они же и выступали с лицемерным осуждением Макиавелли (в 1559 г. произведения Макиавелли осуждены римским папой и вскоре внесены в “Индекс запрещенных

книг”). Интриги иезуитов, их участие в убийствах монархов вызывали такое негодование, что они изгонялись из ряда стран, а их орден временами запрещался Ватиканом. Политические идеи тираноборцев. Этьен де Ла Боэси Во Франции становление единой централизованной монархии было осложнено во второй половине XVI в. религиозными войнами между католиками и гугенотами (французские кальвинисты), в ходе которых

резко усилились сепаратистские тенденции, особенно на юге страны, а также попытки крупных феодалов отстоять и укрепить свою независимость от королевской власти. После Варфоломеевской ночи (1572 г.) в среде гугенотов появились произведения монархомахов (тираноборцев), осуждавших тиранию короля преимущественно с позиций феодальной аристократии. Монархомахи требовали ограничения власти короля сословными учреждениями, предоставления народу права

смещать и выбирать монархов, призывали к сопротивлению тиранам. Рассуждая о свободе и правах народа, монархомахи имели в виду лишь привилегии крупной аристократии. “Когда мы говорим о народе, – писал один из них, – то понимаем под этим словом не весь народ, а лишь его представителей: герцогов, принцев, оптиматов и вообще всех деятелей на государственном поприще”. Восстание против тирана и его убийство, по мысли монархомахов, допустимо и правомерно только по инициативе

и под руководством должностных лиц аристократии: “Берегитесь господства черни или крайностей демократии, которая стремится к уничтожению дворянства”. Кроме монархомахов-протестантов (Гетман, Ланге, Без и др.) за ослабление королевской власти выступали монархомахикатолики, в том числе иезуиты. Показательно, что некоторые монархомахи порицали Макиавелли, приписывая ему защиту тирании. В целом монархомахи представляли реакционно-феодальное направление.

Однако некоторые произведения тираноборческой литературы по содержанию и историческим судьбам выходили за пределы защиты узкосословных интересов аристократической знати. К числу таких произведений относится трактат “Рассуждение о добровольном рабстве”, написанный около 1548 г. и изданный гугенотами вскоре после Варфоломеевской ночи. Автор трактата Этьен де Ла Боэси (1530–1563 гг.) в ярких красках описывал постыдное и бедственное положение

народа и страны под игом тирании, которая противоречит природе, свободе и равенству людей. Тирания возникает различными способами (договор, сила, наследование) и держится привычкой народа к рабству. Это рабство является добровольным, поскольку впавший в привычное заблуждение народ содержит тирана, терпит его прихоти и злодеяния. В начале трактата резкая критика тирании сочетается с наивными рассуждениями, что опорой тирана является лишь несознательность подданных: если бы все сразу просветились,

власти тирана, конечно, тут же пришел бы конец. Иная концепция излагается во второй половине трактата. Тиран, утверждает Ла Боэси, опирается на нескольких пользующихся его милостями приближенных, каждый из которых, в свою очередь, имеет своих приближенных, и так далее. В результате “сотни тысяч, миллионы связаны этой цепью с тираном ради этого создаются новые должности и новые ведомства, которые все учреждаются на деле не ради реформы правосудия, а для того, чтобы служить

новой опорой тирании”. Описывая, по сути дела, становление административно-военного аппарата абсолютной монархии, Ла Боэси рассуждает уже не о “добровольном рабстве”, а о порабощении “одних подданных с помощью других”. Сила тирана в том, что он, создавая себе приближенных и сторонников, раскалывает народ: “В конечном счете оказывается, что людей, которым тирания выгодна, почти столько же, сколько и тех, которым дорога свобода”. Государство, считал Ла Боэси, это объединение тиранов, из которых высшие опираются

на низших и в то же время при случае грабят их. Суть тирании, ее “секрет и основу” Ла Боэси видел, таким образом, в организованной иерархии связанных общей выгодой с тираном и между собой прислужников тирании, каждый из которых стремится “обеспечить себе долю в добыче и быть самим маленьким тиранчиком при большом тиране”. Резкое осуждение тирании с позиций естественного равенства и свободы людей, критика ряда реальных качеств абсолютной монархии (фаворитизм, рост бюрократической иерархии,

отсутствие законности, гарантий прав личности, посягательство деспотического государства на имущество состоятельных лиц и др.) обусловили долговременную жизнь трактата; трактат переиздавался неоднократно, в том числе два года подряд (1789 и 1790 гг.) в начале Французской революции. Теория государственного суверенитета. Политическое учение Ж.Бодена Религиозные войны существенно мешали развитию промышленности и торговли;

Франция распадалась на ряд враждующих и воюющих лагерей. С обоснованием абсолютизма и критикой монархомахов в период религиозных войн выступил Жан Боден (1530–1596 гг.). Юрист по образованию, депутат третьего сословия на Генеральных штатах в Блуа, Боден выступал против феодальной децентрализации, против религиозного фанатизма. В сочинении “Шесть книг о государстве” (издано на французском языке в 1576 г по латыни для всей

Европы в 1584 г.) Боден впервые сформулировал и широко обосновал понятие суверенитета как существенного признака государства: “Суверенитет – это абсолютная и постоянная власть государства Абсолютная, не связанная никакими законами власть над гражданами и подданными”. Власть государства постоянна и абсолютна; это – высшая и независимая власть как внутри страны, так и в отношениях с зарубежными державами. Выше носителя суверенной власти – только бог и законы природы.

Суверенитет, по Бодену, означает прежде всего независимость государства от папы римского, от церкви, от германского императора, от сословий, от другого государства. Суверенитет как верховная власть включает права издавать и отменять законы, объявлять войну и заключать мир, назначать высших должностных лиц, осуществлять верховный суд, право помилования, права чеканить монету, устанавливать меры и веса, взимать подати.

В учении о государстве Боден во многом следует Аристотелю, но не Аристотелю, искаженному и мистифицированному средневековой схоластикой, а подлинному Аристотелю, осмысленному в свете последующей истории политико-правовых учреждений. Государство Боден определяет как правовое управление многими семьями и тем, что у них общее, на основе суверенной власти. Государство – именно правовое управление, сообразное со справедливостью и законами

природы; правом оно отличается, как отмечал Цицерон, от шайки разбойников или пиратов, с которыми нельзя заключать союзов, вступать в соглашения, вести войну, заключать мир, на которых не распространяются общие законы войны. Семью Боден называет основанием и ячейкой государства. Государство – совокупность именно семей, а не отдельных лиц; если они не будут соединены в семейства, то вымрут, а народ, составляющий государство, не умирает.

Подобно Аристотелю, он различает в семье три вида властеотношений: супружеские, родительские и господские. В отличие от Аристотеля Боден не был сторонником рабства. Он считал рабство не всегда естественным, источником смут и волнений в государстве. Боден стоял за постепенную отмену близких к рабству отношений феодальной зависимости там, где они еще сохранялись. Боден – один из первых критиков “Утопии”.

Одобряя некоторые мысли “незабвенного канцлера Англии Т. Мора” о государственных порядках Утопии (см. § б), Боден настойчиво оспаривает его главную идею. Государство, основанное на общности имущества, писал Боден, “было бы прямо противоположно законам бога и природы”. Частная собственность связана с законами природы, поскольку “естественный закон запрещает брать чужое”.

“Имущественное равенство гибельно для государств”, – неустанно повторял Боден. Богатые и бедные существуют в каждом государстве; если попытаться уравнять их, признать недействительными обязательства, отменить контракты и долги, “то нельзя ждать ничего, кроме полного разрушения государства, ибо утрачиваются какие бы то ни было узы, связывающие одного человека с другим”. Первостепенное значение Боден придавал форме государства.

Он отвергает распространенное деление форм государства на правильные и неправильные, поскольку оно выражает лишь субъективную оценку существующих государств. Сторонники власти одного человека называют ее “монархия”, противники – “тирания”. Приверженцы власти меньшинства именуют такую власть “аристократия”, недовольные ею – “олигархия” и т. д. Между тем, рассуждал Боден, суть дела только в том, кому принадлежит суверенитет, реальная власть:

одному, немногим или большинству. На том же основании Боден отрицает смешанную форму государства – власть никак не разделить “поровну”, какой-то элемент будет иметь решающее значение в государстве; кому принадлежит высшая власть принимать законы, таково и есть государство в целом. Рассматривая различные формы государства, Боден пишет, что целесообразность и прочность каждой из них зависит от исторических и природных особенностей

разных стран и народов. На севере живут народы храбрые, создавшие сильное войско; у южных народов развит ум, поэтому там процветают науки. На севере опорой правительства является сила, в средней полосе – разум и справедливость, на юге – религия. На государство влияют также горы, равнины, плодородие и бесплодие почвы. Храбрые жители севера и горцы создали демократию либо выборную монархию; изнеженные обитатели юга и равнин легко подчиняются монархии. Народы востока – ближе к южным, запада – к северным.

К демократии Боден относился отрицательно: в демократическом государстве очень много законов и властей, а общее дело в упадке; толпа, народ – “зверь многоглавый и лишенный рассудка” – не может постановить что-нибудь хорошее, преследует богатых, искореняет и изгоняет лучших, избирает худших. Не одобрял Боден и аристократию, государство, где власть принадлежит коллегии знатных: среди аристократов умных людей мало, в результате правит глупое большинство; принятие решений связано с раздорами, с борьбой

партий и группировок; государство недостаточно энергично подавляет возмущения народа, вечно восстающего против вельмож. По тем же причинам аристократия немыслима в большом государстве. Наилучшей формой государства Боден считал монархию. Монарх так же естественно, как бог Вселенной, без помех повелевает подданными; он обладает властью по собственному праву (вначале приобретенному силой, затем передаваемому по праву наследования). “Кроме

бога нет никого, более высокого на земле, чем суверенные монархи. Они поставлены самим богом как его наместники, дабы править другими”. Упоминания о боге не играют решающей роли в аргументации Бодена. Он ссылается на то, что о прочности и естественности монархии свидетельствует исторический опыт – монархии существуют тысячи лет и это никого не удивляет; если же республика просуществует всего лет

триста-четыреста, то все уже поражаются такому диву, настолько естественному порядку вещей противоречит долговременное существование республики. Боден утверждал, что монархия особенно необходима в больших государствах. В монархии обеспечены компетентность (советуют многие) и энергичность власти (решает один). Ссылаясь на разум и историю, Боден писал, что первоначально все государства созданы завоеванием и насилием (а не путем добровольного соглашения, как утверждали некоторые тираноборцы).

В результате справедливой войны возникли господские (вотчинные) государства, в которых монарх правит подданными как отец семьей. Таковы монархии Востока. В Европе, рассуждал Боден, господские государства превратились в “законные монархии”, в которых народ повинуется законам монарха, а монарх – законам природы, оставляя подданным естественную свободу и собственность. Монарх не должен нарушать “законы бога и законы природы”, которые возникли раньше всех государств и

присущи всем народам. Монарх, по мнению Бодена, должен быть верен слову, соблюдать договоры и обещания, установления о престолонаследии, о неотчуждаемости государственного достояния, уважать личную свободу, семейные отношения, вероисповедания (чем больше их будет, тем лучше, – меньше возможностей создания влиятельных враждующих группировок), неприкосновенность имущества. Боден оспаривал распространенное среди тираноборцев мнение, что монархия должна быть избирательной

– в период выборов неизбежны смуты, раздоры и междоусобицы; выборный монарх не заботится об общем достоянии, поскольку неизвестно, кто сменит его на престоле; этих недостатков лишена наследственная монархия, которая к тому же во Франции является традиционной (тираноборцы пытались доказать, что ранее монархи были выборными). Боден считал наилучшей королевскую монархию – государство, в котором верховная власть (суверенитет) целиком принадлежит монарху, а управление страной (порядок назначения на должности) сложное,

т. е. сочетающее принципы аристократические (на ряд должностей, преимущественно в суде и войске, король назначает только знатных) и демократические (некоторые должности доступны всем). Мудрым учреждением королевской монархии Боден называл Генеральные штаты. Они соединяют сословия (духовенство, дворянство, третье сословие), умеряют, но не ограничивают верховную власть. Они улучшают управление страной, предавая гласности злоупотребления должностных

лиц, высказывая различные мнения. Хотя Генеральные штаты могут давать королю только советы, а принимать решения не могут, государь не вправе облагать подданных податями без их согласия, ибо, по естественному закону, никто не имеет права брать чужое достояние без воли владельца, утверждал Боден. Лишь в самом крайнем случае монарх может самолично налагать налоги для пользы государства (но Боден готов признать за подданными право пассивного сопротивления тирану в виде отказа платить подати).

Исходя из разработанной им концепции суверенитета, Боден ставил вопрос о сложных государствах. Он различал два вида государственных соединений. К соединениям, основанным на неравенстве, он относил государственные образования, включающие части, находящиеся в вассальной или иной зависимости от суверена, а также федерацию, которая, по мысли Бодена, основана на неравенстве, ибо суверенитетом обладает только союз в целом, а не отдельные его

части (примером федерации он считал Священную Римскую империю германской нации). Второй вид соединений государств основан на равенстве – такова Швейцарская конфедерация, каждый из членов которой сохраняет суверенитет. Политико-правовые идеи раннего социализма. “Утопия” Томаса Мора. “Город Солнца” Томмазо Кампанеллы Возрождение античного наследия повысило интерес к книге

Платона “Государство”. Развитие идей Платона об общности имуществ привело к появлению произведений, заложивших основы социализма Нового времени. Существенным новшеством теорий раннего социализма было умозрительное распространение общности имуществ на всех граждан (а не только на философов и воинов, как у Платона), а также обоснование демократических учреждений в государствах, базирующихся на общественной собственности. В 1516 г. была опубликована “Золотая книга, столь же полезная, как и забавная, о наилучшем

устройстве государства и о новом острове Утопии”. [Утопия по-гречески – “место, которого нет” Прим. авт.] Автор книги – англичанин Томас Мор (1478–1535 гг.), правовед по образованию, прославился как блестящий адвокат, был избран в парламент, затем занимал должность судьи, помощника шерифа г. Лондона и другие должности. “Утопия” создана во время поездки во Фландрию в составе посольства. Сочинение написано в виде диалога: мореплаватель рассказывает автору

и другим лицам о различных народах и странах, в том числе об острове Утопии . В первой части сочинения Мор дал резкую критику огораживания и кровавого законодательства современной ему Англии. Порицая бессмысленную жестокость многочисленных законов, направленных против краж и бродяжничества, Мор остро ставит вопрос о причинах преступности в современном ему обществе. Основная причина всех вообще пороков и бедствий, считал

Mop, – частная собственность и обусловленные ею противоречия интересов личности и общества, богатых и бедных, праздности и изнурительного труда, роскоши и нищеты. Частная собственность и деньги порождают преступления, которые “подвергаются ежедневной каре, но не обузданию”, общество само “создает воров и одновременно их карает”. Взгляд на собственность как основу общества, определяющую его структуру, психологию, нравы, учреждения,

законы, позволил Мору сделать ряд новых выводов о сущности государства и права. “При неоднократном и внимательном созерцании всех процветающих ныне государств, – писал Mop, – я могу клятвенно утверждать, что они представляются не чем иным, как неким заговором богачей, ратующих под именем и вывеской государства о своих личных выгодах”. Богачи используют государство “во-первых, для того, чтобы удержать без страха потери то, что стяжали

разными мошенническими хитростями, а затем для того, чтобы откупить себе за возможно дешевую плату работу и труд всех бедняков и эксплуатировать их, как вьючный скот. Раз богачи постановили от имени государства, значит, также и от имени бедных, соблюдать эти ухищрения, они становятся уже законами”. Автор “Утопии” одним из первых подчеркнул и то, что сложность и запутанность законодательства, охрана его жесточайшими наказаниями отвечают интересам богачей и направлены против

трудящихся. Уже сами условия жизни простого народа, его приниженное положение не дают возможности разобраться в сложном законодательстве, истолковать и понять его запутанные положения. “Да ему и жизни на это не хватит, – писал Mop, – так как она занята у него добыванием пропитания”. Эгоизмом богачей обусловлено также применение суровых, несправедливых наказаний к неимущим, перед которыми стоит “жестокая необходимость сперва воровать, а потом погибать”.

Во второй части книги описываются учреждения и нравы жителей острова Утопии, находящегося в Новом Свете, где-то в южном полушарии. В Утопии существует общность имуществ и всеобщая обязательность труда; это коренным образом отличает общественный и политический строй утопийцев от порядков всех других государств. Утопия – своеобразная федерация 54 городов. Утопийский сенат (по три представителя от каждого города)

обсуждает общие дела острова – перераспределение продуктов, рабочей силы, прием иностранных посольств и др. Устройство и управление каждого из городов одинаковы. В городе 6000 семей; в семье – от 10 до 16 взрослых. Каждая семья занимается определенным ремеслом (разрешен переход из одной семьи в другую). Для работы в прилегающей к городу сельской местности образуются “деревенские семьи” (от 40 взрослых),

в которых житель города обязан проработать не менее двух лет (поощряются горожане, остающиеся в деревенской семье сверх этого срока). Должностные лица в Утопии выборные. Каждые 30 семей избирают на год филарха (сифогранта); во главе 10 филархов стоит протофиларх (транибор). Протофилархи избираются из числа ученых. Они образуют городской сенат, возглавляемый князем. Князь (принцепс) избирается филархами города из кандидатов, предложенных народом.

Должность князя несменяема, если он не заподозрен в стремлении к тирании. Наиболее важные дела города решают народные собрания; они же избирают большую часть должностных лиц и заслушивают их отчеты. При описании государственных учреждений Утопии Мор во многом следовал античным образцам (государство-город, смешанная республика и др.). Вместе с тем он высказал ряд суждений о коренном изменении задач и методов деятельности государства,

основанного на общественной собственности. Органы власти Утопии осуществляют общее руководство народным хозяйством и образованием. Именно поэтому должностные лица избираются из среды ученых (траниборы – члены городских сенатов); по той же причине создаются специальные учреждения для координации производства и потребления в масштабах страны (общеутопийский сенат). Томас Мор подчеркивает демократизм учреждений утопийцев: “Между собой

они живут дружно, так как ни один чиновник не проявляет надменности и не внушает страха. Их называют отцами, и они ведут себя достойно. Должный почет им утопийцы оказывают добровольно, и его не приходится требовать насильно”. Когда возможно, государство сокращает и без того короткий (шестичасовой) рабочий день. В Утопии существует широкая веротерпимость. Там много сект и религий. Запрещено лишь возбуждать религиозный фанатизм, осуждачь верования других

(однако атеисты не могут занимать должности, а также публично защищать безбожие). Всюду, где можно, государство стремится обойтись без запретов и регламентации, ограничивающих свободу граждан. Имеются общественные столовые, но можно готовить пищу дома. “Хотя никому не запрещено обедать дома, но никто не делает этого охотно, потому что считается непристойным и глупым тратить труд на приготовление худшей еды, когда во дворце, отстоящем так близко, готова роскошная и обильная”.

Государство широко использует меры поощрения лиц, совершающих полезные для общества действия. В Утопии окружены всеобщим почетом граждане, добровольно исполняющие особо трудные или неприятные работы. Вместе с тем обязанность сифогрантов – наблюдать, чтобы никто не сидел праздно, а чтобы каждый усердно занимался своим ремеслом. Новы и оригинальны рассуждения Мора о праве в Утопии. Поскольку в Утопии нет частной собственности, споры между утопийцами редки и

преступления немногочисленны; поэтому утопийцы не нуждаются в обширном и сложном законодательстве. “У утопийцев законоведом является всякий, ведь у них законов мало, и, кроме того, они признают всякий закон тем более справедливым, чем проще его толкование Утопийцы считают в высшей степени несправедливым связывать каких-нибудь людей такими законами, численность которых превосходит возможность их прочтения или темнота – доступность понимания для всякого”. Очень своеобразно для своего времени

Мор решает проблему наказания. Протестуя против применения смертной казни за кражу, Мор противопоставлял жестокому законодательству современной ему Англии законы живущего где-то на востоке народа, по которым преступников не казнят, а присуждают к общественным работам. Аналогичное законодательство существует в Утопии; утопийцы, совершившие тяжкое преступление, обращаются в “рабство”.

Рабство, о котором идет речь в “Утопии”, – совсем не то рабство, которое было известно Античному миру, – оно не пожизненно (князь или народ могут смягчить или прекратить рабство раскаявшихся и исправившихся преступников) и не наследственно. “По мнению утопийцев, оно является достаточно суровым для преступников и более выгодным для государства, чем спешить убить виновных и немедленно устранить их. Труд этих лиц приносит более пользы, чем их казнь, а с другой стороны, пример их отпугивает на более

продолжительное время других от совершения подобного позорного деяния”. Рабами становятся также военнопленные, взятые с оружием в руках, и осужденные на казнь преступники, купленные в других странах. Рабы закованы в золотые цепи (чтобы воспитать общественное презрение к драгоценным металлам) и выполняют неприятные работы (убой и свежевание скота и т.п.). Однако рядом с ними трудятся свободные утопийцы, добровольно выполняющие грязные работы: “Чем более

они несут рабский труд, тем больший почет получают от остальных”. Основная мысль Мора сводится к тому, что принудительные работы – более гуманная мера наказания, чем широко распространенная в его время смертная казнь. К войнам Мор относился резко отрицательно. Политике феодальных монархов, помышлявших в основном о завоеваниях и военной славе, он противопоставлял миролюбие утопийцев. “Утопийцы сильно гнушаются войною, как деянием

воистину зверским вопреки обычаю почти у всех народов, они ничего не считают в такой степени бесславным, как славу, добытую войной”. Основным препятствием на пути учреждения нового строя Т. Мор считал жадность и гордость богачей. Он рассчитывал на разум (рационалистическое обоснование преимуществ общественной собственности, всеобщего равенства и общего труда) и случай (в сочинении Мора – философ Утоп, основавший новое государство и учредивший его законы).

Другие произведения Т. Мора не столь значительны, как “Утопия”, принесшая ему всемирную славу. Вскоре после опубликования этой книги английский король Генрих VIII приблизил к себе Мора, назначая его на высокие государственные должности вплоть до высшей – лорда-канцлера. Разрыв Генриха VIII с римским папой явился одной из причин отставки Мора, отрицательно относившегося к Реформации. Мор был казнен по обвинению в государственной измене

за отказ присягнуть королю как главе церкви. Получилось, что Мор пострадал за веру; это было использовано католической церковью, канонизировавшей автора “Утопии” (1886 г.). Последующие теоретики раннего социализма испытали на себе сильное влияние “Утопии”, в том числе и новых идей о государстве и праве.