Народная монархия XVII в.

НАРОДНАЯ
МОНАРХИЯ XVII в.

Работу
выполнил:

Преподаватель:

Калининград 2011

Содержание

1. 
Основания
легитимности власти и политические представления

2. 
Роль Боярской
думы, Земского собора и Освященного собора

3. 
Значение обычая,
традиции и закона в государственном управлении

Список литературы

1. Основания легитимности власти и
политические представления

Со времени возникновения
в Русском государстве при Иване Грозном в 1547 г. института царства и до начала XVIII в. в основе официальной концепции власти лежали четыре
идеи: 1) богоустановленность власти, 2) отцовский, или патерналистский,
характер власти, 3) царь — непосредственный наместник Бога на Земле (в отличие
от западноевропейских королей, которые считались лишь Божьими помазанниками) и
4) православное царство — гармоничный мир (так как основано в отличие от других
государств на истинной вере, правде и справедливости), управляемый Богом и
царем. Русское царство считалось «Новым Израилем», а русский народ — новым
богоизбранным народом по аналогии с библейским Израилем и древнееврейским
народом. Итогом русской истории должно стать введение царем своего народа в
Царство Божие. Легитимность всякой власти обосновывалась божественным
происхождением царской власти от отцовской власти. Первым образцом власти на
Земле считался отец как глава семейства. По мере умножения семейств возникли
племена, по мере умножения племен — государства, которые со временем стали
слишком велики для отеческого управления. Тогда Бог дал первоначальной
отцовской власти облик царя, наделив его высшей и самодержавной силой. Легитимность
царской власти в Русском государстве обосновывалась родством Рюриковичей с
императорами древнего Рима и Византии (считалось, что Рюриковичи вели свое происхождение
от Пруса — брата римского императора Августа и были в родстве с византийским
императором Константином) и тем, что права Рюриковичей на власть были
санкционированы византийскими императорами и восточной православной церковью
(считалось, что император Константин передал своему внуку, киевскому князю XI в.
Владимиру Мономаху, царский венец, так называемую шапку Мономаха, и прочие
царские регалии, а греческий митрополит Неофит венчал его на царство). Именно
два последних обоснования приводились иностранным дипломатам в качестве
доказательств прав русских государей на царский титул.

После смерти Ивана
Грозного в 1584 г. монархия из наследственной фактически превратилась в
избирательную и в такой форме существовала до XVIII в. Все 7 царей либо
избирались, либо утверждались на престоле земскими соборами, включая самого Петра
I, избранного на царство 27 апреля 1682 г. Избрание каждый раз
санкционировалось «утвердительною грамотою», т. е. актом избрания, за подписью
избирателей, что считалось необходимым условием легитимности нового царя.
Обязанность населения повиноваться новому государю подтверждалась присягой, или
крестным целованием, которую приносили все мужчины независимо от социального
положения. Именем Божьим
боярство и служилые люди
клялись нести службу, бояре — также не отъезжать в другие государства, а
посадские и крестьяне — выполнять гражданские обязанности. Легитимность нового
царя в XVII в. по-прежнему обусловливалась его кровным родством с умершим и сакральным
ритуалом коронования — «венчанием на царство», освящаемым православной церковью
и участием народа в коронационных торжествах. Коронование называлось
«священным» и считалось народом таковым, так как сопровождалось особым
таинством — миропомазанием. Согласно православному учению, во время
миропомазания царь получал от Бога силу и мудрость для осуществления власти в
государстве и церкви, хотя и не посвящался при этом в духовную иерархию и не
принимал на себя власти священнодействия и учительства, как это было в случае с
византийскими императорами, хотя начиная с венчания Федора Алексеевича в 1676 г. он причащался по священническому чину и тем самым признавался равным человеку, имеющему
священство. Обряд коронования имел магический и религиозный характер. После
церемонии материя, покрывавшая помост, на котором происходило венчание,
разрывалась на куски и дарилась присутствовавшим. А царь после обряда должен
был 8 дней не умываться и не менять платья. Подобно тому как брак без венчания
в церкви не имел законной силы, так и «брак» царя с царством не имел силы без
обряда венчания на царство. Обряд соединял государя с народом в священный
нерасторжимый союз, возлагавший обязанности на обе стороны, а не только на
народ. Государь брал обязательство защищать православную веру и подданных от внешних
врагов, править «по правде и справедливости», по-христиански, т. е. в
соответствии с христианской моралью, а народ обязывался повиноваться. Во время
венчания 1 сентября 1598 г. Борис Годунов всенародно заявил: «Бог свидетель,
что не будет в моем царстве бедного человека! — и, тряся ворот рубашки своей,
продолжал: — И эту последнюю рубашку разделю со всеми». Присяга и участие
народа в коронации считались необходимыми, но они рассматривались не как акт
делегирования народом власти царю, а как готовность повиноваться и как народное
одобрение нового монарха. Легитимность власти давала государю известную свободу
рук или свободу воли. Но это не считалось опасным, поскольку власть государя
была легитимна и все, что он делал, диктовалось Богом и шло на пользу народу.

Политические
представления людей XVII в., принадлежавших к разным социальным слоям, имели
принципиальное сходство, с той лишь разницей, что у книжников и элиты они были сформулированы
в литературной форме, а у «простецов» существовали как парадигмы сознания, как
автоматизмы мысли и поведения. Политический менталитет сформировался под
влиянием официальной идеологии. Его ядро составляли три идеи: а) законность и
священность издревле существующих порядков и властей вследствие своей древности
и божественного происхождения; б) всеобщая обязанность служить государю; в)
воля государя есть воля Божия. В «Домострое» в качестве главной нормы поведения
была установлена взятая из Послания апостола Павла к римлянам евангельская
формула: «Всякая душа да будет покорна высшим властям, ибо нет власти не от
Бога; существующие же власти от Бога установлены. Посему противящийся власти
противится Божию установлению» (Рим. 13: 1—2). Понятие светской государевой
службы происходило от духовной, церковной службы, от служения Богу. Суть идеи
государевой службы состояла в следующем. «Земной царь», поставленный на царство
«царем небесным», призван исполнять его волю. В силу этого «царь небесный» принимает
участие в управлении страной через посредство «царя земного», состоящего на «Божьей службе». Значит, «дело Божие» и «государево дело»
находятся в самой тесной связи: народ служит царю как Божьему слуге и
посредством государевой службы служит Богу. Отсюда вытекала и обязанность
царских слуг и вообще всех подданных «промышлять делом Божиим и царским»,
служить «государеву делу». Получалось, что светская служба должна быть
всеобщей, включая и царя, и по сути своей иметь религиозный характер,
следовательно, вела к спасению. Отрекаясь от своей воли в пользу монарха, народ
тем самым предавался во власть воли высшей, божественной. Но и сам царь
отрекался от своей личной воли и осуществлял служение как послушание. Власть
государя рассматривалась как обязанность, возлагаемая Богом, от которой он не
может уклониться. Кроме того, государь свои отношения с подданными строил
«по-отечески»: наказывал согрешивших, поощрял верных и прилежных, прислушивался
к мудрым советникам. Отсюда проистекало общее наименование подданных —
«сирота», т. е. беспомощный, бесприютный, одинокий, бедняк, а находившихся на
службе — «холоп», т. е. слуга, покорный, безответный. Вследствие этого власть
государя носила не только божественный, но и патерналистский характер.
Специфика власти государя бросалась в глаза иностранцам, жившим в России. С.
Герберштейн — посол императора Священной Римской империи Максимилиана в Московском
государстве — писал в 1549 г., что советники царя «открыто заявляют, что воля
государя есть воля Божия и что ни сделает государь, он делает по воле Божьей.

Поэтому они также именуют
его ключником и постельничим Божиим; наконец, веруют, что он — свершитель
Божественной воли». Лишь 8 (18) июля 1680 г. по- следовал указ, предписавший в челобитных вместо «чтобы он Великий Государь пожаловал, умилосердился, как
Бог» писать «для прилучившагося котораго наставшего праздника и для Его
Государского многолетнего здравия». Необходимо отметить, что, признавая
богоустановленность царской власти, люди усматривали изволение Божье также и в
избрании царя на Земском соборе, и в государственном строительстве,
осуществляемом посредством земских соборов. Так понимали светскую службу,
обязанности монарха, характер государственного управления царь Алексей
Михайлович (1629—1676) — отец Петра I, учитель его детей Симеон Полоцкий
(1629—1680), другие русские «книжники» и народ.

В массовом сознании
древность обычаев и государственных институтов рассматривалась как признак их
законности, правильности, совершенства, так же как древность рода человека —
как основание его достоинства и чести. Например, Г. Котошихин писал в середине
XVII в.: «А на западе много есть иных государств, которые старее и честнее
Московского государства», — имея в виду, что более древние государства —
Франция, Англия, Австрия и некоторые другие занимали в иерархии государств
более высокое и почетное место, чем Россия. Поэтому русские цари вели свое
происхождение от римского императора Августа, а происхождение Русского государства
— от Рима (Москва — Третий Рим).

2.
Роль Боярской
думы, Земского собора и Освященного собора

В XVII в. в
государственном управлении вместе с государем соучаствовали Боярская дума,
Земский собор, Освященный собор во главе с патриархом и народ. Какую роль
выполнял каждый из субъектов управления? В Судебнике 1550 г. статья 98 закрепила порядок принятия законов и государственных решений, который включал
инициативу царя, коллективное решение бояр и последующее утверждение царя. В
XVII в. круг субъектов законодательства расширился и стал включать служилых
людей, купечество и другие разряды населения, или «чины», которые подавали на
имя государя коллективные ходатайства, или челобитные, а также земские соборы.
Это видно из формуляра царских указов XVII в., который содержал сакраментальное
указание на то, что данный указ является ответом на челобитье народа или
является результатом совещания царя с Боярской думой, Освященным собором или
принят Земским собором. Что же представляли собой Боярская дума, Земский собор
и Освященный собор?

Ни Уложение 1649 г., ни другие законодательные акты не определили формально законом права думы, как, впрочем, и
права государя, но о них можно судить по ее деятельности, которая нашла
отражение на страницах Уложения и других источников. Боярская дума наряду с
царем и под его эгидой являлась прежде всего законодательным органом. В
Уложении есть указания на то, что источником многих, причем наиболее важных,
законов являлись приговоры царя вместе с Боярской думой. Анализ законодательных
актов, последовавших после 1649 г., показал, что по всем важным вопросам также
имеются приговоры думы, в то время как по менее важным вопросам издавались
указы царя без приговоров думы. Дума была высшей после царя судебной и
апелляционной инстанцией, ряд судебных дел находился в полной ее компетенции. В
этих своих функциях Боярская дума выступала как небюрократический орган,
ограничивавший власть царя.

Численность думы на
протяжении XVII в. постепенно росла. В 1613 г. она включала 29 человек, в 1675 г. — 66, в 1682 г. — 131 человека. Среди членов думы были бояре (соответственно
19, 23 и 66 человек), думные дворяне и думные дьяки. Главная роль принадлежала
боярам, многие из которых являлись потомками бывших удельных князей, чьи земли
были присоединены к Московскому княжеству. По мнению В. О. Ключевского,
боярство смотрело на себя как на владетелей Русской земли. Только предки их
правили Русской землей по частям и в одиночку, а теперь потомки их, собравшись
в Москве в Боярской думе, стали править всем государством и все вместе. В руках
бояр находилось центральное и местное управление, самая титулованная часть
боярства составляла Боярскую думу. Все существенные дела в XVII в. решались «по
боярскому приговору и указу государя», т. е. царь приказывал рассмотреть или
решить тот или иной вопрос, а бояре вырабатывали и принимали конкретное решение.
При решениях думы требовалось единогласие.

Отношения царя и думы в
принципе определялись обычаем и традицией, но важное значение имели и другие
привходящие факторы: фактическое соотношение сил между царем и думой, состояние
страны, личность государя. Поскольку значение этих факторов изменялось не
только от царствования к царствованию, но и из года в год, то и значение
Боярской думы то поднималось, то уменьшалось. Это и дало некоторым
исследователям основание отводить ей лишь совещательную роль. Однако дума
фактически ограничивала власть царя даже тогда, когда она опускалась до
выполнения чисто совещательной роли. А при благоприятных для боярства
обстоятельствах она приобретала и четко сформулированные политические права.
Например, первый из династии Романовых Михаил Федорович дал боярам подписку
(«запись») в том, что дума будет соучаствовать в управлении государством, и
свое обещание выполнил. Дума ограничивала власть государя в течение всего XVII
в. По словам В. О. Ключевского, «она была учреждением, которое создавало
московский государственный и общественный порядок и им руководило». Именно этим
объясняется тот факт, что Петр I, стремившийся стать абсолютным государем,
тяготился властью Боярской думы и при первой возможности ее распустил.

В XVI—XVII вв. государь
без думы и дума без государя с точки зрения людей того времени были одинаково
ненормальными явлениями. Уложение 1649 г. законодательными источниками признает боярские приговоры наравне с государевыми указами. Нераздельность царя и
думы отразилась и в общей законодательной формуле «царь указал и бояре
приговорили». Дума и государь настолько срослись друг с другом, что бояре
делили с царем не только все государственные заботы, но и участвовали во всех
обыденных актах его жизни — ходили вместе с ним в церковь, обедали и т. д.

Власть государя
ограничивалась и другим институтом — местничеством. Этот институт гарантировал
боярам, а также в значительной мере двум другим «чинам» — служилым людям по
отечеству (дворянам) и гостям (богатым купцам) — право занимать место в
гражданской или военной иерархии соответственно их происхождению, благородству,
знатности и чину их предков, что вместе входило в понятие «честь». Занять место
в служебной иерархии, ниже «чести», считалось величайшим оскорблением. До
отмены местничества в 1682 г. институт ограничивал государя в служебных
назначениях и защищал бояр, дворян и гостей от его произвола. Правда, пережитки
местничества давали о себе знать еще в XIX в. В 1809 г. в знак протеста против производства Барклая де Толли в генералы от инфантерии группа
военачальников, которые превышали его чинами, должностями и наградами и у
которых Барклай в прежних кампаниях был в подчинении, подала в отставку.
Государственный секретарь Е. А. Перетц зафиксировал в своем дневнике следующий
эпизод. На обеде у принцессы Ольденбургской, состоявшемся 27 декабря 1880 г., московский генерал-губернатор полный генерал князь В. А. Долгоруков выразил неудовольствие
по поводу того, что был посажен по левую, а не по правую руку от хозяйки, т. е.
на менее почетной стороне стола. В свое оправдание принцессе пришлось дать
точную справку о времени производства Долгорукова в чин, сказав при этом Е.А.
Перетцу: «Вы считаете это пустяками, а между тем оно не так. Немногие, как
Долгоруков, прямо заявляют о своем старшинстве. Но если они не следуют его
примеру, то это вовсе не доказывает, что они о старшинстве своем не думали».

 В наиболее важные
моменты жизни государства деятельность Боярской думы дополнялась земскими
соборами, имевшими столь же важное значение, как и дума, только временно, на
момент их работы. Земский собор не противостоял ни царю, ни Боярской думе, ни
Освященному собору, он включал в себя все эти субъекты государственного
управления и дополнялся «выборными». Термин выборные означал не только
избранных населением, но также «лучших людей», назначаемых воеводами. На соборе
выборные представляли служебные разряды населения и местности. Присутствие
государственных крестьян зафиксировано только на двух из 57 земских соборов. Но
относительно представительства крестьян необходимо принять во внимание два
обстоятельства: а) город в административном смысле в XVI—XVII вв. еще не отделился
от деревни, б) посадские — городское налогоплатящее население — по своим
занятиям мало отличались от крестьян (у тех и других земледелие являлось
главным источником средств существования), а по своим личным правам — от
государственных крестьян. Поэтому выборные от посадских могли представлять и
интересы крестьян, но лишь отчасти, так как кроме общих у них были и различные
интересы. На соборах редко были представлены все разряды населения и все местности.
Но, согласно представлениям людей того времени, собор был законным тогда, когда
в достаточной мере представлял мысль и волю земли. «Выборные» либо избирались
самим населением, либо, когда население проявляло равнодушие и абсентеизм,
назначались воеводами из числа наиболее состоятельной и влиятельной части
населения. В первом случае составлялись письменный акт избрания и инструкция —
«наказ» избирателей.

Права земских соборов
определялись обычаем и традицией, как и права царя и Боярской думы. Соборы
созывались по инициативе царя или самими «чинами» в междуцарствие. Регулярности
в созыве земских соборов не было, всего за вторую половину XVI—XVII в. Л. В.
Черепнин зафиксировал 57 соборов, в том числе 46 соборов — в XVII в.
Компетенция соборов была очень широка: они избирали или утверждали государей на
царство, санкционировали проведение крупных судебных, административных,
финансовых и военных реформ, рассматривали вопросы внешней политики и налогов.
Земский собор 1598 г. избрал на престол Бориса Годунова. Соборное определение в
законодательной форме закрепило власть за новой династией и обосновало выбор
божественным промыслом, желанием Ивана Грозного и Федора Ивановича передать
престол Борису, личными качествами последнего, практикой других государств, где
на престол избирались лица, не принадлежавшие к царскому роду, а также тем, что
Бориса избрал правомочный орган в ответ на всенародное волеизъявление: «по
челобитью бояр, всяких служилых людей, и гостей, и торговых людей, и черных
людей, и всего многобесчисленного народного христианства,
от конец до конец всех государств Российского царьствия». Царь Михаил Федорович
несколько раз обращался к собору с просьбою «дать денег» и затем собирал их в
количестве, определенном собором, ссылаясь на его приговор, что, по мысли В.И.
Сергеевича, «выходит за пределы простого совещания». О том же говорят, по его
мнению, и другие факты: «Алексей Михайлович важнейший законодательный акт
своего царствования облекает в форму соборного уложения. <...> Чины
собора 1648 г. подписали уложение. Но что значит подписать что-либо, или, как
тогда говорили, приложить свою руку? Приложить руку к делу значит принять
участие в его совершении, в данном же случае — согласиться. Так именно понимали
значение подписи люди Московского государства. <...> Отмена местничества
совершилась также при участии выборных „общим советом всех". <...>
Значение московских соборов не исчерпывается понятием совещательного
учреждения: оно идет далее, хотя никакой указ формально и не признавал за ними
того положения, которым в действительности они пользовались. Понятие абсолютной
власти, во всей своей теоретической ясности и последовательности, окончательно
сложилось у нас только в царствование Петра I». Петиции земских соборов имели
для государя значение непререкаемого голоса народа и непременно вели к изданию
соответствующих узаконений. «Земские соборы представляются несомненно
полезными, как средство непосредственного общения государя с землей: из
челобитных выборных людей государи прямо знакомились с потребностями страны,
недостатками управления и злоупотреблениями органов администрации».

Выборные играли роль
информаторов, консультантов, советников государя, выражали общественное мнение
населения и, кроме этого, исполняли наблюдательно-контрольную функцию. По мнению
русских людей того времени, для того чтобы решение верховной власти было
законным и имело силу для всей страны, оно должно было быть публичным.
Присутствие народа служило гарантом того, что все — избрание на престол,
коронация, составление судебника, объявление войны и т. д. — делалось в
соответствии с традицией, с соблюдением положенного ритуала, который
легализировал данный акт, событие или решение.

Для XVII в. и более
раннего времени было вообще характерно активное участие народа в жизни
государева двора. Крестины детей, свадьба, избрание на царство, коронация,
именины, похороны происходили в окружении народа, все тех же Освященного
собора, Боярской думы, выборных от всех чинов из каждого города, а также и
«черни», которая на соборах не присутствовала. Эти события сопровождались
пирами и взаимными подарками, а также молебствиями, хождением царя и царицы по
монастырям, церквам, богадельням, тюрьмам, прощением преступников и раздачей
милостыни, денег, подарков, на которые уходили огромные средства из государевой
казны. На коронации и свадьбе присутствовали те же люди, те же выборные и в том
же числе, что и на Земском соборе, только в качестве гостей. Их присутствие
являлось требованием ритуала, рассматривалось в качестве необходимого условия
законности и действительности происходившего события. Народ в церемониях, на современный
взгляд, играл декоративную роль. Возможно, так и бывало в спокойные времена,
когда народу было безразлично, кто займет престол, на ком женится царь, кто станет приближенным к нему. Однако, когда народ имел претензии к
властям, не симпатизировал претендентам и фаворитам, получить одобрение народа
возможно было только при уступках и удовлетворении его требований. Если среди
влиятельных лиц в окружении царя существовали серьезные противоречия, то
соперничающие партии стремились заручиться поддержкой простого люда столицы и
использовали ее в качестве весомого аргумента в политической борьбе.

 Как видно из
вышеизложенного, несмотря на существенные отличия Земского собора от
сословно-представительных учреждений западноевропейских стран, он являлся
представительным органом, ограничивавшим власть государя. Земские соборы не
были непосредственными преемниками древнего веча, однако они вели свое начало
примерно с той поры, когда вече прекратило свое существование. Имеются сведения
о вечевых собраниях в Москве в 1547 г., во Пскове — в 1534 г. и в начале XVII в. Вечевые традиции давали о себе знать в Москве и Новгороде во время городских
движений середины XVII в. Без натяжки можно сказать, что народное
представительство имело на Руси многовековую историю. Важная роль земских
соборов и выборных в государственном управлении позволяет считать, что по крайней
мере служилые люди и городское население являлись субъектами государственного
управления в XVI—XVII вв. Сам факт, что народное одобрение являлось
обязательным условием легитимности важнейших государственных событий,
показывает, что народ считался субъектом государственного управления. Об этом
же говорит и принесение присяги на верность новому царю каждым мужчиной
государства.

Субъектами государственного
управления являлись также московский патриарх и Освященный собор (собрание
высших церковных иерархов). Поскольку вся жизнь русских людей XVII в., не
исключая и царского дворца, была сильно ритуализирована, Освященный собор
являлся непременным участником всех важных событий в жизни царской семьи,
государева двора и страны. Духовенство окружало царя ежедневно и ежечасно, без
участия духовенства, отнюдь не формального, царь не начинал ни одного
предприятия, не совершал ни одного действия, ни одного важного поступка. Что
касается патриарха, то он выполнял исключительно важную роль. О большом
значении патриарха свидетельствует сама официальная форма обращения царя к нему
— царь называл патриарха отцом, что, по понятиям того времени, означало высший
авторитет и признание известной зависимости и подчиненности. Патриаршество как
институт представляло большую силу: оно опиралось на моральный авторитет
христианства, стояло во главе могущественной организации — Русской православной
церкви, управляло белым духовенством и монастырями, игравшими в социальной и
экономической жизни страны большую роль, имело значительные материальные
ресурсы (огромный земельный фонд и 12.5% крестьян), свой двор и служилых людей.

Патриарх не являлся
слугой или подданным царя, судить его могли только другие патриархи. Словом,
патриаршество было государством в государстве. Это придавало патриарху как
главе церкви громадный общественный и государственный вес. Если патриархом
оказывалась крупная личность, он приобретал значение и вес в государстве, почти
не уступающие значению и весу царя, как это случилось с патриархами Филаретом в
1619—1658 гг. и Никоном в 1651—1658 гг. Оба этих патриарха даже именовались
Великими государями, т. е. имели тот же титул, что и сам царь. Хотя царь
участвовал в выборе патриарха, решающее слово оставалось за церковными
иерархами: царь назначал несколько кандидатов, имена которых записывались на бумаге,
запечатывались в воск и пересылались церковному собору, который и производил
избрание. Царь Алексей Михайлович признавал, что ему одному, без церковного
собора, нельзя переменить патриарха, хотя бы тот и держался еретичества.

Итак, если царям казалось
необходимым регулярно созывать земские соборы и приглашать на них народ для
совета и принятия важных государственных решений, значит, в том была
настоятельная общественная потребность. Если цари в своих указах ссылались на
участие в принятии решения Боярской думы или Освященного собора, а при
проведении внутренней и внешней политики — на постановления земских соборов,
значит, вся полнота власти государю не принадлежала, иначе ссылки были бы
излишни. Не случайно, что в русской письменности с самого ее возникновения и до
конца XVII в. «не было ни одной теории, которая устанавливала бы полную
неограниченность царской власти. <...> Понятие неограниченности
неизвестно русской литературе».

Хотя некоторые цари, как,
например, Иван Грозный, претендовали на неограниченную власть.

3. Значение обычая, традиции и закона в
государственном управлении

В жизни русского общества
XVI—XVII вв. обычное право и писаное право играли большую роль. Но значение
обычая было больше, чем закона. Идея правотворчества еще не признавалась, нерушимость
старины была общим лозунгом всех субъектов управления и народа. Воля государей,
какой бы обширной и сильной она ни была, находилась под контролем обычая. Сами
государи свой авторитет ставили ниже старины и признавали, что по своему
усмотрению они не могут творить право. При последовательном проведении
господствовавшей в XVI—XVII вв. точки зрения, что обычай, старина, традиция не
могут быть никем отменены, не могло бы возникнуть само Московское государство,
не произошло бы никаких социальных изменений. Из этих противоречий выходили следующим
образом. Государи не издавали никаких общих уставов для определения
государственного быта на новых началах, а переделывали старый быт постепенно,
мало-помалу, длинным путем отдельных мер, правительственной практикой. На почве
этой практики складывались новые обычаи, которые с течением времени могли быть
закреплены в законодательстве. При этом новые явления жизни подводились под
старые формулы, а в оправдание нововведений в государственном быту ссылались не
на действительную, а на вымышленную, фиктивную старину. Например, под фикцией
старины в середине XVI в. утвердился особый тип монархии, возникли земские
соборы, к середине XVII в. законотворческая деятельность государей, Боярской
думы и земских соборов потеснила обычай и заняла заметное место в
государственном строительстве. Ввиду очень медленного и со ссылками на старину
изменения законодательства, обычаев и традиций людям казалось, что ничего не
меняется. Между тем жизнь и регулировавшее ее право, хотя и постепенно,
изменялись.

Итогом законотворчества
XVI—первой половины XVII в. явилось новое Уложение, принятое в 1649 г. на Земском соборе, — первый универсальный свод законов России, который заключал в себе
законодательство, относящееся ко всем отраслям права того времени. Уложение
было доступно населению и известно ему. За вторую половину XVII в. оно было
дважды напечатано весьма значительным для своего времени тиражом в 2400
экземпляров, разослано во все государственные учреждения и стало твердым
юридическим основанием для государственного управления. В Уложении был
провозглашен принцип всеобщего и равного подчинения суду и закону. Введение
единого для всей страны и напечатанного кодекса законов сделало возможным
унификацию и упорядочение правовых норм, а также судоустройства и
судопроизводства на территории всего государства. И, как показали исследования
историков, все сферы жизни русского общества развивались во второй половине
XVII в. в полном соответствии с правовыми нормами Уложения.

О большом значении обычая
в жизни общества свидетельствует следующий маленький, но весьма показательный
факт. Царевны в XVII в. не выходили замуж за русских людей, даже за князей и
бояр, потому что это уронило бы их честь. Цари же часто женились на женщинах
незнатного происхождения. В чем причина? Дело в том, что статус женщины
определялся по мужу, а не наоборот. Поэтому сразу после свадьбы царя
родственники новой царицы царским указом получали новый чин, поместья и вотчины,
а также новые высокие должности и попадали в высшую элиту. Казалось бы, легко
было царю ради счастья дочери сделать исключение из правила и разрешить ей
выйти замуж за русского человека, но исключения не делалось — традиция и обычай
были сильнее желания. И царевны всю жизнь оставались незамужними, лишались
нормальных человеческих радостей материнства и замужества, томились в теремах
или постригались в монастырь.

Благодаря тому что обычай
и традиция имели большее значение, чем воля московских государей, последним не
удалось осуществить идеал неограниченной самодержавной власти, хотя их реальная
власть казалась иностранным наблюдателям выше власти всех монархов Европы. Как
справедливо заметил В. О. Ключевский, могущество этой власти сказывалось в
отношении к лицам, а не к существующему порядку. Порядок, учреждения стояли под
защитой старины, старых обычаев и считались неприкосновенными ни для чьей воли.
Местничество, например, во многих отношениях было вредно для интересов
государственной службы и ставило пределы власти государей даже и над отдельными
людьми. Тем не менее московские государи в течение двух веков подчинялись
правилам местнических счетов вплоть до официальной отмены Земским собором
института местничества в 1682 г. Государь, например, не мог даровать титул
князя, «потому что не обычай тому есть и не повелось».

Как видим, в России XVII
в. существовала специфическая форма госу- дарственности. Субъектами
государственного управления выступали государь, Боярская дума, патриарх с
Освященным собором и Земский собор. Народ принимал участие в государственном
управлении через земские соборы, петиции и массовые движения, а также через
присутствие на важнейших государственных мероприятиях и выражение одобрения
важнейших государственных решений. Публичность, коллективность всех важных
решений и событий в жизни государства являлись необходимым атрибутом их законности
и правильности. Народ не был оторван от государственного управления, с ним
считались государь и правительство. Правда, народ представляли духовенство,
служилые люди и посадские, а провинцию — Москва. Все это дает основание для
вывода о том, что народ тоже являлся субъектом государственного управления,
хотя и младшим. Как правильно констатировал польский шляхтич из свиты Марины
Мнишек, проведший в России 1606—1609 гг., «всегда там больше мир (народ. — Б.М.)
может, нежели сенат (Боярская дума. — Б. М.), а особенно когда случаются
избрание царя или бунты».

В России второй половины
XVI—XVII в., в отличие от современных ей западноевропейских сословно-представительных
монархий, сословия по причине их отсутствия в это время в «дележе» власти не
участвовали, а отношения между субъектами власти не имели договорной
юридической основы, а строились на обычае, традиции, в зависимости от
обстоятельств и носили «исключительно фактический характер, вытекающий из
реального соотношения общественных сил». Хотя неизвестны случаи, чтобы Боярская
дума или Земский собор вступали в спор или конфликт с царем, тем не менее они
ограничивали его самодержавие, царь нуждался в их совете и одобрении как в
текущем управлении, так и при принятии важных государственных решений.
Очевидно, что дума и Земский собор олицетворяли и защищали традицию и благодаря
этому ставили государя в рамки обычая. И царь, даже такой, как Иван Грозный, не
мог вырваться из цепких рук традиции. Для легитимности важнейших
государственных решений требовалось их одобрение Боярской думой, Освященным
собором, земскими соборами, народом, хотя и не всегда всех вместе. В силу этого
русская монархия этого времени была ограничена традицией, обычаем, законом и
институтами. В то же время она имела теократический характер, потому что,
во-первых, государь считался представителем Бога и его власть проистекала из
воли Божьей и имела божественный характер, во-вторых, церковь как институт была
одним из субъектов публичной власти, в-третьих, русское государство считало
своей важнейшей задачей содействовать церкви в руководстве подданных к вечному
спасению. Предшественник Петра I, его старший брат царь Федор Алексеевич в 1682 г. в грамоте об устройстве в Заиконоспасском монастыре Эллино-греческой академии (впоследствии
Славяно-греко- латинской академии) заявил, что «его первая и величайшая
должность — охранение восточныя православныя веры, и тоя о расширении промышле-
ние». «Московская Русь, — отметил крупнейший знаток истории русской церкви П.В.
Верховской, — сознательно ставила своему государству помимо текущих задач
внутренней и внешней политики еще и внеземные цели спасения души, а на своих
государей смотрела как на наместников Бога на земле, облеченных полнотой власти
для достижения этих целей». Тип русской государственности, существовавший в
XVI—XVII вв., можно назвать народной монархией или патриархальной монархией,
внешне ограниченной аристократией, представительным учреждением и церковью как институтом,
а внутренне — обычаем, традицией, законом, православной догматикой. Государь
осуществлял традиционное господство, так как оно основывалось на вере в
законность и священность издревле заведенных порядков. Черты и пережитки
архаичной народной демократии явно видны в русском государстве и обществе того
времени. Известный русский историк середины XIX в. В. Н. Лешков несколько
наивно, но образно так описал характер такой государственности: «Мы должны воображать
себе древнюю Русь равниною, как в физическом, так и в духовном отношении. Не
было у нее ни лиц, ни сословий, которые бы резко выделялись из массы. Но эта
равнина была подвижна, жива, растуща. <...> Общественность и
всенародность, общественное мнение и всенародный суд были явлением необходимым
и неизбежным».

В отечественной и
зарубежной литературе со времен Монтескье (1748) и до начала 1980-х гг. использовались
такие термины, как восточный деспотизм, восточное или азиатское общество,
деспотическая монархия для обозначения политической системы, в которой: 1) государь
является единственным или по крайней мере верховным собственником земли,
обладает верховной законодательной, исполнительной, судебной и военной властью,
не ограниченной законами, учреждениями и институтами, обожествляется при жизни
и после смерти; 2) управление всей страной, включая экономику, осуществляется с
помощью сложного бюрократического аппарата, опирается на военную силу,
принуждение и террор; 3) личные свободы, включая и право собственности и
хозяйственной свободы, отсутствуют, публично- правовые функции государства
преобладают над частным правами подданных, социальный статус является
производным от власти, а богатство аккумулируется путем аппроприации (взятки,
хищения и т. п.); 4) теократическое и идеологизированное государство доминирует
над обществом и личностью; гражданское общество отсутствует; 5) рабство широко распространено,
и весь народ является сервильным, не способным дать отпор деспоту и его
бюрократии.65 Самое полное сравнительно-историческое исследование данного вида
государственности выполнено К.А. Уиттфогелем в книге «Восточный деспотизм:
Сравнительное исследование тотальной власти».

На Западе с 1970-х гг., в
особенности после выхода в 1978 г. книги профессора колумбийского университета
Е. Саида, палестинского араба по происхождению, «Ориентализм», ставшей научным бестселлером, в которой он подверг критике
господствующие в западной науке и литературе представления о восточных
цивилизациях и культуре за идеологичность, антинаучность, европоцентризм,
необъективность, предвзятость и другие подобные черты, применение термина
восточный деспотизм и ему подобных с прилагательным «восточный» стало как бы
некорректным, а для обозначения политической системы, которая по старому
определению ему до некоторой степени соответствовала, стали употреблять другие,
например деспотическая монархия. В отечественной историографии до самого
последнего времени термин восточный деспотизм был идеологически, политически и
эмоционально окрашен еще более интенсивно, чем на Западе, так как нередко
применялся для негативной идентификации российской государственности. До 1917 г., как и в западноевропейских странах в XVIII в., данное понятие активно использовалось для
критики самовластного и своекорыстного монархического режима, ассоциировалось с
полным произволом власти, бесправием населения, насилием, беззаконием. В
советское время после объявления в 1930—1950-е гг. концепции «азиатского способа
производства» несостоятельной, термин стал применяться только для обозначения
политического строя государств, существовавших в древнем мире, и еще в большей
степени утратил необходимую для научного понятия идеологическую и политическую
нейтральность. Вероятно, ни один человек, применяющий термин восточный
деспотизм, не допускает даже мысли, что соответствующий государственный режим
может быть легитимным — одобряется и принимается по крайней мере большинством
населения данной страны. боярский дума земский собор
грозный

Была ли российская
монархия до 1917 г. на какой-либо стадии своего развития деспотической? По мнению
историка-компаративиста К.А. Уиттфогеля, в России в период Ивана Грозного под
влиянием татаро-монголов сложилась политическая система «периферийного
восточного деспотизма», которая просуществовала в основных чертах до середины
XIX в., а затем под влиянием Великих реформ трансформировалась в структуру,
похожую на западноевропейскую структуру с рынком, частной собственностью,
свободным предпринимательством, общественным мнением и самоуправлением. Среди
западных русистов данная точка зрения не получила признания. Лишь отчасти ее
поддержал Р. Пайпс, полагая, что в течение всего московского и петербургского
периодов до Великих реформ русское государство являлось патримониальным (что не
равнозначно деспотическому). Среди отечественных историков М.П.
Павлова-Сильванская высказала мнение, что в России «неограниченная монархия складывается
в виде деспотии»; В.Б. Кобрин и А.Л. Юрганов государственность Московской Руси
имплицитно и времени Ивана Грозного эксплицитно идентифицировали как патримониальную
под названием «деспотическое самодержавие»; их поддержал В.М. Панеях.

Приведенные данные
показывают, что Московское царство в некоторых аспектах напоминало
деспотическую монархию, но отличалось от нее прежде всего: а) наличием
учреждений и институтов, ограничивающих власть государя; б) важной ролью
светских законов в управлении и суде; в) тем, что источником права являлась не
только воля государя, но также уставы и указы Боярской думы, приказов,
коллективные прошения различных «чинов», церковные законы; г) слабым развитием
регулярной армии и бюрократии; д) отсутствием государственного регулирования
экономики, существованием церковной и вотчинной собственности и относительно
слабым развитием рабства (общее число холопов всех видов, по самым
пессимистическим подсчетам, не превышало 10% населения); е) тем, что общество
не поглощалось государством, а в разных формах участвовало в государственном
управлении; что действия и решения верховной власти, чтобы быть законными,
требовали той или иной формы легализации и санкционирования со стороны
общества; ж) права человека защищались законом, обычаем, традицией, различными
гарантиями и сдержками. В.И. Сергеевич справедливо заметил, что Иван Грозный
сознавал, что у него нет самодержавных прав, поэтому для учреждения опричнины
ему «нужно было что-то вроде согласия народа и предварительное одобрение
народом последовавших затем казней и убийств. Царь получил это одобрение.
<...> Если бы царь Иван Васильевич думал, что в мнении народа для него
нет ничего нравственно обязательного, он не обратился бы к нему с торжественным
разъяснением причин неурядиц, которыми отличалось правление государства в его
малолетство. <...> Воззрение на власть государя, как на власть
самодержавную, еще не сложилось окончательно в Московском государстве». Следует
добавить, что христианский менталитет в принципе отрицал рабство и насилие,
поэтому по мере более глубокой христианизации населения происходило изживание
татаро-монгольского наследия, черты патримониальной монархии смягчались и
сглаживались, и Грозные Иваны в России больше не появлялись. При оценке
политического строя необходимо принимать во внимание и отношение к нему населения.
Московский режим был народным и легитимным, народ отождествлял себя с царем,
что чрезвычайно усиливало власть последнего. Закономерно, что Иван Грозный
вошел в народную память как народный царь.

Список
использованной литературы

1. 
Миронов Б. Н. -
Социальная история России периода империи (XVIII—начало XX в.) В 2 Т. – 2003. Т
1.