Рождение человека нового типа в огне гражданской войны
по произведению Бабеля «Конармия»
На
наших глазах в «Конармии» безответный очкарик превращается в солдата. Но душа
его все равно не принимает жестокий мир войны, ради каких бы светлых идеалов
она ни велась. В новелле «Эскадронный Трунов» герой не дает убивать пленных
поляков, но не может он убивать и в бою («После боя»). Акинфиев, бывший повозочный
Ревтрибунала, говорит: «...виноватить я желаю кто в драке путается, а патронов
в наган не залаживает… ты в атаку шел, — закричал мне вдруг Акинфиев, и
судорога облетела его лицо, — ты шел и патронов не залаживал... где тому
причина?» То, что не может понять Акинфиев, понятно читателю: Лютов пуще всего
на свете боится убить человека и избегает всего, что может к этому привести.
Хотя и сам может в любую минуту погибнуть. В трусости его никто не упрекнет, но
и это раздражает бойцов: раздражает именно непонимание, почему он так
поступает.
Собственно
говоря, мне не удивительно такое непонимание: семьдесят процентов населения
России в то время не имело маломальского образования, пребывало в духовной
одичалости, так что таких психологических тонкостей и понимать не желало.
Герой
Бабеля переживает нравственный разлад. Рождение нового человека идет болезненно
и медленно. Лютов, разделяя цели революции и гражданской войны, не может
принять методы, которыми они достигаются.
Вот
минуты таких раздирающих душу героя переживаний: «Против луны... сидел я в
очках, с чирьями на шее и забинтованными ногами. Смутными поэтическими мозгами
переваривал я борьбу классов... я болен, мне, видно, конец пришел, и я устал
жить в вашей Конармии...»
Но,
однако, рядом конармейцы ведут бой во имя жизни, и на знамени их нарисована
звезда и написано про Третий Интернационал («Смерть Долгушева»). Новелла эта —
о смерти, посмеявшейся над жизнью Афоньки Биды. Истинный конармеец, он
ежеминутно жертвует жизнью с веселостью бессмертного существа: «Обведенный
нимбом заката, к нам скакал Афонька Бида. — По малости чешем, — закричал он
весело. — Что у вас тут за ярмарка?»
Нимб
— явный знак бессмертия и святости, ярмарка — замкнутый в самом себе мир
привычного веселья, ставшего своеобразным ритуалом. Афонька — тот самый
Афонька, который в одной из следующих новелл «У святого Валента» в оскверненном
костеле пытается «подобрать на органе марш», — воспринимается рассказчиком
Лютовым в качестве святого какой-то новой веры. Еще Пушкин сказал, что «упоение
в бою» — «бессмертья может быть залог». Если так, то упоение Афоньки вполне
объяснимо.
Однако
герой Бабеля не одинок: кучер Грищук, оказывается, тоже думает и чувствует так
же, как Лютов. Жизнь для них обессмысливается, если смерть подстерегает
человека повсюду: «Из-за могил выскочил польский разъезд и, вскинув винтовки,
стал бить по нас. Грищук повернул. Тачанка его вопила всеми четырьми своими
колесами. — Грищук! — крикнул я сквозь свист и ветер. — Баловство, — ответил он
печально. — Пропадаем, — воскликнул я, охваченный гибельным восторгом, —
пропадаем, отец! — Зачем бабы трудаются? — ответил он еще печальнее. — Зачем
сватания, венчания, зачем кумы на свадьбах гуляют...»
Как
видим, «гибельный восторг» Лютова — не совсем то же, что «упоение в бою». В итоге
рассказа различное отношение к смерти навсегда развело героев по разным
полюсам. «Сегодня я потерял Афоньку, первого моего друга», — горюет Лютов.
Характер
Афоньки, по-моему, заслуживает внимания своей глубиной. Афонька — тип того
нового человека, который жертвенно сгорел в пекле гражданской войны, а по идее,
такие люди должны были остаться в живых и начать строить новую жизнь. В душе
Афоньки была нравственная сила для будущего созидательного порыва. Помню, как
он, по необходимости принимавший участие в убийстве пчел, сказал: «...лишенные
хлеба, мы саблями добывали мед», то есть убийство для Афоньки не было
самоцелью. При других обстоятельствах он бы, наверное, и мухи не обидел. «Нехай
пчела потерпит. И для нее, небось, ковыряемся...» — рассуждает он далее. Вот
эта вера в необходимость революции и войны, крови и смерти — для будущего всего
живущего, искренняя, делает воистину бессмертными и Афоньку, и таких, как он,
конармейцев.
Так
тонко и вместе с тем естественно Исаак Эммануилович Бабель обозначил рождение
нового типа людей в огне гражданской войны.
Список литературы
Для
подготовки данной работы были использованы материалы с сайта
http://www.coolsoch.ru/