Загадка
популярности любовной лирики Анны Ахматовой
Если спросить
человека, знакомого с лирикой А. А. Ахматовой лишь поверхностно, что бы он
назвал основной темой стихов поэта, он, конечно, ответит: “Любовь”.
Действительно, именно стихи Ахматовой, посвященные любви, стали самыми
популярными в ее творчестве. Едва ли не сразу после появления первой книги, а
после “Четок” и “Белой стаи” в особенности, стали говорить о “загадке
Ахматовой”. Сам талант был очевидным, но непривычна, а значит, и неясна была
его суть. Как объяснить, например, пленительное сочетание женственности и
хрупкости с той твердостью и отчетливостью рисунка, что свидетельствуют о
властности и незаурядной, почти жесткой воле? Сначала хотели эту волю не
замечать, она достаточно противоречила “эталону женственности”. Вызывало
недоуменное восхищение и странное немногословие ее любовной лирики, в которой
страсть походила на тишину предгрозья и выражала себя обычно лишь двумя-тремя
словами, похожими на зарницы, вспыхивающие за грозно потемневшим горизонтом.
Но если
страдание любящей души так неимоверно — до молчания, до потери речи — замкнуто
и обуглено, то почему так огромен, так прекрасен и пленительно достоверен весь
окружающий мир? Дело, очевидно, в том, что, как у любого крупного поэта, ее
любовный роман был шире и многозначнее своих конкретных ситуаций. В сложной
музыке ахматовской лирики, в ее едва мерцающей глубине, в ее убегающей от глаз
мгле, в подпочве, в подсознании постоянно жила и давала о себе знать особая,
пугающая дисгармония, смущавшая саму А. Ахматову. Она писала впоследствии в
“Поэме без героя”, что постоянно слышала непонятный гул, как бы некое подземное
клокотание, сдвиги и трение тех первоначальных твердых пород, на которых
извечно и надежно зиждилась жизнь, но которые стали терять устойчивость и
равновесие.
Самым первым
предвестием такого тревожного ощущения было стихотворение “Первое возвращение”
с его образами смертельного сна, савана и погребального звона, с общим
ощущением резкой и бесповоротной перемены, происшедшей в самом воздухе времени.
В любовный роман А. Ахматовой входила эпоха — она по-своему озвучивала и
переиначивала стихи, вносила в них ноту тревоги и печали, имевших более широкое
значение, чем собственная судьба.
Именно по этой
причине любовная лирика А. Ахматовой с течением времени, в предреволюционные, а
затем и в первые послереволюционные годы, завоевывала все новые и новые
читательские круги и поколения и, не переставая быть объектом восхищенного
внимания тонких ценителей, явно выходила из, казалось бы, предназначенного ей
узкого круга читателей. Эта “хрупкая” и “камерная”, как ее обычно называли,
лирика женской любви начала вскоре, и, ко всеобщему удивлению, не менее пленительно,
звучать также и для первых советских читателей — комиссаров гражданской войны и
работниц в красных косынках. На первых порах столь странное обстоятельство
вызывало немалое смущение — прежде всего среди пролетарских читателей.
Надо сказать,
что советская поэзия первых лет Октября и гражданской войны, занятая
грандиозными задачами ниспровержения старого мира, любившая образы и мотивы,
как правило, вселенского, космического масштаба, предпочитавшая говорить не
столько о человеке, сколько о человечестве или во всяком случае о массе, была
первоначально недостаточно внимательной к микромиру интимных чувств, относя их
к разряду социально небезопасных буржуазных предрассудков. Из всех возможных
музыкальных инструментов она в те годы отдавала предпочтение ударным. На этом
грохочущем фоне, не признававшем полутонов и оттенков, в соседстве с
громоподобными маршами и “железными” стихами первых пролетарских поэтов,
любовная лирика Анны Ахматовой, сыгранная на приглушенных скрипках, должна была
бы по всем законам логики затеряться и бесследно исчезнуть...
Но этого не
произошло. Молодые читатели новой, пролетарской, встававшей на социалистический
путь Советской России, работницы и рабфаковцы, красноармейки и красноармейцы —
все эти люди, такие далекие и враждебные самому миру, оплаканному в ахматовских
стихах, тем не менее заметили и прочли маленькие, белые, изящно изданные томики
ее стихов, продолжавшие невозмутимо выходить все эти огненные годы.
А. Ахматова
действительно самая характерная героиня своего времени, явленная в бесконечном
разнообразии женских судеб: любовницы и жены, вдовы и матери, изменявшей и
оставляемой. А. Ахматова воплотила в искусстве сложную историю женского
характера переломной эпохи, его истоков, ломки, нового становления. Герой
ахматовской лирики сложен и многолик. Он — любовник, брат, друг, представший в
бесконечном разнообразии ситуаций: коварный и великодушный, убивающий и
воскрешающий, первый и последний.
Но всегда, при
всем многообразии жизненных коллизий и житейских казусов, при всей необычности,
даже экзотичности характеров героиня или героини Ахматовой несут нечто главное,
исконно женское, и к нему-то пробивается стих в рассказе о какой-нибудь
канатной плясунье, например, идя сквозь привычные определения и заученные
положения (“Меня покинул в новолунье// Мой друг любимый. Ну так что ж!”) к
тому, что “сердце знает, сердце знает”: глубокую тоску оставленной женщины. Вот
эта способность выйти к тому, что “сердце знает”, — главное в стихах А.
Ахматовой.
“Я вижу все,//
Я все запоминаю”. Но это “все” освещено в ее поэзии одним источником света.
Есть центр, который как бы сводит к себе весь остальной мир ее поэзии,
оказывается ее основным нервом, ее идеей и принципом. Это любовь. Стихия
женской души неизбежно должна была начать с такого заявления себя в любви.
Именно здесь рождались подлинно поэтические открытия, такой взгляд на мир, что
позволяет говорить о поэзии Ахматовой как о новом явлении в развитии русской
лирики двадцатого века. В ее поэзии есть и “божество”, и “вдохновенье”.
Сохраняя высокое Значение идеи любви, связанное с символизмом, Ахматова
возвращает ей живой и реальный, отнюдь не отвлеченный характер. Душа оживает
“не для страсти, не для забавы, для великой земной любви”.
“Великая земная
любовь” — вот движущее начало всей лирики Анны Ахматовой. Именно она заставила
по-иному — уже не символистски и не акмеистски, а, если воспользоваться
привычным определением, реалистически — увидеть мир.
То пятое время
года, Только его славословь.
Дыши последней
свободой, Оттого, что это — любовь.
В этом
стихотворении А. Ахматова назвала любовь “пятым временем года”. Из этого-то
необычного, пятого, времени увидены ею остальные четыре, обычные. В состоянии
любви мир видится заново. Обострены и напряжены все чувства. И открывается
необычность обычного. Человек начинает воспринимать мир с удесятеренной силой,
действительно достигая в ощущении жизни вершин. Мир открывается в
дополнительной реальности: “Ведь звезды были крупнее, // Ведь пахли иначе
травы”. Поэтому стих Анны Ахматовой так предметен: он возвращает вещам
первозданный смысл, он останавливает внимание на том, мимо чего мы в обычном
состоянии способны пройти равнодушно, не оценить, не почувствовать. “Над
засохшей повиликою// Мягко плавает пчела” — это увидено впервые.
Только женщина
с ее умением не просто чувствовать, но и предчувствовать, не просто мыслить, но
и ощущать, не просто страдать самой, но и воплотить в собственных муках и
переживаниях страдание миллионов могла создать такую ни на что не похожую
любовную лирику. И в этом — великая загадка творчества Анны Ахматовой.
Список
литературы
Для подготовки
данной работы были использованы материалы с сайта http://www.coolsoch.ru/