Взгляды Е. Д. Поливанова на
сущность языка и на методологию языкознания в 20-30-е годы
Взгляды Е. Д. Поливанова по принципиальным вопросам теории
языка, естественно, претерпевали определенную эволюцию. Вот что нового мы
находим в работах Е. Д. Поливанова 20-х годов: связь языка с совместной
трудовой деятельностью коллектива и понимание языка (речи) как деятельности.
Приведем некоторые характерные примеры.
Язык есть «достояние и орудие борьбы определенного
общественного коллектива, объединенного кооперативными потребностями»
В основе концепции «лежит понимание языка как трудовой
деятельности, имеющей целью коммуникацию…»
К вопросу о «принципе экономии» в языке: «…экономия энергии в
пределах, обеспечивающих, однако, достижение результата…, есть типичная черта
любой трудовой деятельности, имеющей определенное задание…». С другой стороны,
«экономический уклад» и «характер кооперативных связей» определяют систему
общения в коллективе, а также сам «контингент носителей».
«Что нужно для того, чтобы данная произвольно созданная
индивидуумом система получила реальное существование в качестве языка..?»
Ответ: нужно, «чтобы нашлись лица, заинтересованные в том, чтобы эту систему
усвоить и применять для взаимного общения», а «для этого требуется реальное
существование коллектива, реально объединенного известными кооперативными
потребностями и неспособного обслужить себя…какой-либо другой системой (т. е.
другим языком)».
Думается, достаточно уже приведенных примеров. Во всяком
случае ясно, что Е. Д. Поливанов не ограничивался «определение языка как
социально-исторического факта». Напротив, он самым четким образом формулировал
«элементарнейшее из методологии марксистской лингвистики» в виде следующего
тезиса: «Язык должен изучаться как трудовая деятельность (параллель до
известной степени найдется в изучении производственных процессов); но не
индивидуальная, а коллективная». И далее: требуется искать связь языка «не
только с культурой как таковой, но и со всей совокупностью явлений
экономического быта данного коллектива, прежде всего… с кооперативной
деятельностью этого коллектива».
Все это, казалось бы, звучит достаточно тривиально. Но для
второй половины 20-х – начала 30-х гг. сказанное было далеко не очевидно.
Само речевое общение Поливанов понимал как сторону или условие
трудовой деятельности; язык же был для него не только системой
абстрактно-социальных, надындивидуальных ценностей, но в то же время (и в первую
очередь!) деятельностью, - в более современных терминах, субстанцией языка была
для него социальная деятельность.
Под этим углом зрения надо рассматривать и его теорию эволюции
языка, разрабатывавшуюся Поливановым в основном в узбекский период (1921-1926)
и отчасти в годы его работы в Москве. Она сводится в общих чертах к следующему.
В эволюции языка имеют значение два вида деятельности: 1)
усвоение языка; 2) речевое общение. Однако их функция и относительная
значимость различны. Что касается процессов усвоения языка, то здесь Поливанов
указывает на наличие двух эталонных моделей: речь взрослых и речь сверстников.
Вторая модель – в соответствии с общим понимание сущности языка – обеспечивает
(через единство общения в детском коллективе) кодификацию отклонений от
языковой модели взрослых; т.е. эти отклонения, когда они возникают в массовом порядке, «получают социальное
оправдание» в общении внутри детского коллектива. Это чрезвычайно интересное
рассуждение, как ни странно, осталось совершенно чуждым психологии детской речи
и не получило дальнейшего развития.
Что же касается процессов речевого общения, то исключительно
важное указание Поливанова на «предварительную… мыслительную работу»,
«состоящую в анализе (расчленении) коммуницируемой совокупности идей и в
мобилизации соответствующих этому расчленению языковых ассоциаций». Поливанов
прямо говорит в этой связи о внутренней речи.
Вторая существенная мысль Поливанова касается роли «экономии
энергии» в речевых процессах: «Экономия энергии… есть типичная черта любой
трудовой деятельности, имеющей определенное задание» .
Поливанов вводит понятие о двух видах материала речевого
общения: это представления языковых единиц и представления готовых речевых
стереотипов. И эволюция может идти как перестройка системы единиц, а может –
как перестройка структуры речевого стереотипа (слова, высказывания).
На уровне фонетики мы имеем дело с двумя основными типами
эволюции: отождествление того, что было различным (конвергенция), и различение
того, что было общим (дивергенция).
Существенно, что Поливанов не просто построил некоторую
систему научных конструктов, но показал, как эти конструкты «работают» на
конкретно-языковом материале, и даже сделал некоторые предсказания относительно
будущего развития реальных языков. Например, он выдвинул гипотезу о будущей
утере японским языком и ганьсуйским диалектом дунганского языка политонического
ударения. В русском языке Поливанов предполагал «падение» безударных гласных и
снятие противопоставления палатализованных и непалатализованных согласных и др.
Защищая компаративистику (сравнительно-исторический метод) от
нападок марристов, Поливанов четко определяет ее место в системе современного
языкознания. Это – область языкознания, позволяющая через установление истории
конкретных языков и языковых семейств, во-первых, построить «лингвистическую
историологию» как учение о механизме языковой эволюции (и в конечном счете
прийти к общей лингвистике, в которой… лежит философское значение нашей науки»;
во-вторых, в известной мере прогнозировать языковое будущее, что имеет
социальную значимость; в-третьих, от истории языка перейти к истории культуры и конкретных этнических культур.
Компаративистика, следовательно, - необходимая часть лингвистики, но только часть ее. Она не может быть отброшена на том
основании, что является «буржуазной»: она имеет дело с фактами или с вполне
допустимыми гипотезами. С другой стороны, она сама по себе не может ответить на
вопрос «почему?» – ведь лингвистика в целом ставит своей задачей «установление
причинных связей между изучаемыми явлениями, именно объяснение причин языковых
явлений», а компаративистика лишь частично способна к такому объяснению, ибо
она не является «социологической» наукой.
В связи со сказанным стоит вспомнить и то, что говорил
Поливанов о философском значении лингвистики. Оно состоит в том, что данная
дисциплина в ряду других наук служит для выработки общих философских положений
реалистического мировоззрения…». В другом месте Е. Д. Поливанов говорит:
«…всякая наука, претендующая на участие в создании реалистического и, в
частности, марксистского миропонимания, должна вытекать из фактического
материала, а не сводиться к нескольким общим положениям, не связанным с
конкретными фактами данной области явлений». Отсюда путь построения
марксистской лингвистики предполагает марксистское объяснение твердых языковых
фактов и лишь затем – переход «вглубь к неизвестному». Значит, нельзя
игнорировать лингвистическую культуру прошлого, «нельзя не знать установленных
ею фактов, как и методов, позволяющих убедиться в математически точной
доказанности этих фактов».
Именно здесь и лежит основной пункт расхождений между
Поливановым и учениками Н. Я. Марра.
Вяч. Вс. Иванов достаточно подробно охарактеризовал
компаративистические штудии Е. Д. Поливанова. Он отметил следующее: а)
использование Поливановым сравнительно-исторического метода на материале
японских диалектов и рюкюского языка; б) теорию родства корейского языка с
алтайскими; в) теорию родства японского с алтайскими и австронезийскими
языками; г) применение приемов внутренней реконструкции к материалу
неиндоевропейских языков; д) последовательное проведение принципа относительной
хронологии; е) использование в сравнительно-историческом исследовании идеи
смешения или скрещивания языков; ж) разработку теории языковых союзов; з) идею
«сравнительной грамматики неродственных языков».
При подготовке этой работы были использованы материалы с сайта
http://www.studentu.ru