Особенности сказок Салтыкова-Щедрина
(На примере одной сказки)
Салтыков-Щедрин был вторым выдающимся литературным дарованием в стане революционной демократии. Свой талант сатирика он поставил на службу идеям этой политической партии. Поэтому многие его произведения в силу своей узко партийной тенденциозности утратили ныне свое значение, отошли в историю.
Революционно-демократическая партийность Салтыкова-Щедрина проявилась и в том, что практически все его зрелые произведения переполнены революционно-демократической или народнической риторикой, уже совершенно неудобочитаемой сегодня. Собственно художественное (и даже высокохудожественное, ибо Салтыков-Щедрин, несмотря на все сказанное, остается одним из классиков нашей литературы) соседствует с обязательными идеологическими нравоучениями, которые просто невозможно дочитать до конца. Таков его роман "Господа Головлевы", яркая сатира на вымирающее дворянство, которое Салтыков-Щедрин, хотя и был по происхождению дворянином и помещиком, а в отставку вышел в генеральском чине, не любил и даже, можно сказать, ненавидел. Главный герой с характерным именем Иудушка - вместилище всевозможнейших пороков, творит одни злодейства, "умертвия", и не вызывает у автора, да и у нас, читателей, никакого сочувствия.
Сложнее обстоит дело со сказками Салтыкова-Щедрина. Они забавны, полны иронии и сарказма, создавались в расчете на массового читателя (подобно поэме Некрасова "Кому на Руси жить хорошо?", отсюда их фольклорная сказочная форма). Но весь могучий арсенал сатирических приемов Салтыкова-Щедрина поставлен в них на службу революционной агитации и пропаганде. Например, сказка "Либерал".
Сейчас, когда фигура революционера получила в нашем общественном сознании новую оценку, для понимания этой сказки, кстати, очень любимой В. И. Лениным (еще бы: для всех революционеров либерал - враг номер один), надо произвести операцию, уже осужденную нынешними властителями дум. А именно: надо все авторские минусы поменять на плюсы, и получим вместо сатиры трагедию общества, страны, в которых либеральная традиция идеологии и политической практики абсолютно не привилась, несмотря на то, что Западная Европа и Америка процветают благодаря тому, что там утвердились именно либералы.
Не столь прямолинейно-тенденциозна "История одного города" (186970 гг.), хотя вещь эта очень острая; в наше время известные деятели обязательно обвинили бы ее в антипатриотизме и глумлении над национальными святынями. Это сатира на политику российского самодержавия XVIII-XIX веков, оформленная в виде пародии на научные и донаучные, т.е. летописные сочинения по отечественной истории. Она написана в период, когда после отмены крепостного права, в ходе либеральных реформ правительства Александра II интерес к истории отечества оживился, в частности, возникло много специальных исторических журналов. В них обильно публиковались исторические документы, действовали такие известные историки дореволюционного периода, как С. М. Соловьев, Пыпин, Костомаров, Бартенев и многие другие. Итак, жанр этой в своем роде уникальной в нашей литературе книги (кстати, несколько лет назад современный писатель Вячеслав Пьецух написал продолжение "Истории одного города") может быть определен как пародийно-сатирическая хроника.
Глава "От издателя" написана от лица автора, нашедшего "Глуповский Летописец". Смысл названия города Глупова и его расширительносимволическая трактовка Салтыковым-Щедриным, думаем, не требует пояснений. Глуповские градоначальники, смена которых и представляет собой историю этого вымышленного города, - это русские цари, иносказательно изображенные с помощью "эзопова языка", к которому вынужден был постоянно прибегать великий сатирик, чтобы спасти от цензуры свои грозные обличения и обвинения. Основа самодержавного строя формулируется Салтыковым-Щедриным в книге коротко и ясно: градоначальники секут обывателей, обыватели трепещут.
"Глуповский Летописец" охватывает период с 1731 по 1825 годы, в действительности за это время сменилось девять монархов, Россия прошла огромный путь исторического развития, изменилась, но в Глупове меняются лишь градоначальники.
Глава "Обращение к читателю" - единственная от лица летописца архивариуса, она стилизована под XVIII век, но фамилию летописцу Салтыков-Щедрин дал гоголевскую, из "Ревизора" - Тряпичкин, что характеризует низкую культуру и необразованность Глуповского историка, называющего "прославленными" Калигулу и Нерона.
"Опись градоначальникам" представляет собой краткий план-проспект последующих глав. Соотношение глуповской хронологии градоначальничеств и российской хронологии царствований очень сложно и нарочно, в "эзоповых" целях запутано Салтыковым-Щедриным. "Распутать" его можно, поняв принципы соотнесения вымышленных персонажей с их историческими прототипами.
Некоторые градоначальники имеют легко узнаваемые прототипы: Негодяев - это Павел I, Грустилов - Александр I, Беневоленский - крупный сановник и реформатор начала царствования Александра I М. М. Сперанский, Угрюм-Бурчеев - Аракчеев.
Другие образы - собирательные. В "Сказании о шеста градоначальницах" трудно определить соответствие Ираиды Палеологовой, Клемантинки де Бурбон, Амалии Штокфиш, Анели Лядоховской многочисленным царственным дамам реального российского XVIII века, да это и не требуется, ибо сатирический смысл столь гротескно искаженного Салтыковым-Щедриным века дворцовых переворотов понятен. Но чем ближе подбирается безжалостный и дерзкий обличитель к своему времени, когда его клиентами или пациентами становятся три последних монарха - Александр I, Николай I и царствовавший в то время Александр II Освободитель, - тут требуется специальный комментарий, расшифровка щедринской тайнописи.
Например, Двоекутов имеет прототипом тоже Александра I, но осмеяние его сползания от первоначального либерализма к реакции последнего десятилетия - предмет нежелательно актуальный после каракозовского выстрела, поэтому историческая основа образа Двоекурова автором затемняется. К тому же его борьба с обывателями за употребление горчицы и лаврового листа намекает на "картофельные" бунты уже при Николае I. Бородавкин, воюющий за просвещение, - это тоже искореняющий крамолу Николай I. А вот Фердыщенко имеет прототипом царя-освободителя.
Важнейший художественный прием "Истории одного города" - обильное использовании анахронизмов. Анахронизм - это нарушение хронологической точности ошибочным или намеренным, художественно умышленным отнесением событий или явлений одной эпохи к другой. Анахронизмов в книге Салтыкова-Щетина так много, а родную историю мы знаем так поверхностно, что часто многие из них нами не замечаются, оказываются невнятными для нас. Глуповский архивариус, закончивший свою летопись 1825 годом, упоминает в ней современных Салтыкову-Щедрину историков, в том числе названных выше. "Польская интрига" в "Сказании о шести градоначальницах", изображающем XVIII век, намекает и на польскую интервенцию Смутного времени (начало XVII века), и на только что подавленное восстание 1863 года. Пожары в правление Фердыщенко (1772-1779 годы) возникли из знаменитых "нигилистических" пожаров в Петербурге в 1862 году. Общий смысл анахронизмов "Истории одного города" в том, что время в Глупове стоит, ничего не изменяется, т.е. истории, понимаемой как действительность в ее последовательном развитии, у города нет. Поэтому ключевые для всей книги слова произносятся при явлении последнего градоначальника Перехват Залихватского, прототипом которого является Николай I: "История перехватила течение свое". Действительно, так казалось многим современникам тридцатилетней тирании этого монарха. Но Салтыков-Щедрин расширяет смысл этой формулы: в его городе Глупове история вообще никогда не протекала.