О романе М.Булгакова "Мастер и Маргарита"
Вадим Руднев
"Мастер
и Маргарита"- роман М. А. Булгакова (1940, первая публ. 1966).
"Мастер
и Маргарита" - это, конечно, самое удивительное произведение русской
литературы ХХ в. Уже одно то, что между началом работы над текстом (1929) и его
полной публикацией отдельным изданием (1973) прошло 44 года, заставляет
вспомнить "Горе от ума", произведение при жизни автора
распространявшееся в многочисленных списках и полностью вышедшее в свет только
после его смерти.
Подвергавшийся
постоянной травле, измученный, психически больной и порой полуголодный,
Булгаков написал в Москве 1930-х гг. (в Москве - "большого террора")
текст, который с восторгом читали пятьдесят лет спустя, который был культовым
на протяжении двадцати лет и который является к тому же одним из первых и
классических (наряду с "Поминками по Финнегану" Джойса и
"Доктором Фаустусом" Томаса Манна) произведений постмодеринзма.
Насыщенный
самыми сложными и тонкими интертекстами, реализовавший в своей художественной
структуре одну из самых интересных моделей текста в тексте и даже обладающий некими элементами
гипертекста (московские и ершалаимские сцены "наползают" друг на
друга; несколько раз повторяется финал; в московском интертекстуальном слое
повествования - три временных пласта: "грибоедовская Москва", Москва
эпохи "Бесов" Достоевского и Москва 1930-х гг.; сама открытость
финала ("Скажи, ведь казни не было?"), готовность уничтожить все, что
было раньше), "Мастер и Маргарита" осуществляет художественную
идеологию семантики возможных миров - этой тяжелой артиллерии постмодернизма.
Наконец, "Мастер и Маргарита"- самый стройный и кларичный роман ХХ
в..
Но
судьба "Мастера и Маргариты" продолжалась и после 1973 г. В 1977 г. в
Иерусалиме, на родине одного из героев, вышло исследование Бориса М. Гаспарова,
посвященное мотивному анализу "Мастера и Маргариты". Это исследование
было открытием филологического постструктурализма и постмодернизма на русском
языке, которое, так же как и его объект, на долгие годы стало культовым текстом
в филологической среде. В каком-то смысле роман Булгакова и исследование
Гаспарова теперь уже трудно отделить одно от другого.
Прежде
всего, Гаспаров показал, что каждое имя собственное в "Мастере и Маргарите"
оплетено пучком интертекстуальных ассоциаций. Самым насыщенным в этом плане
является имя Иван Бездомный. Прежде всего оно ассоциируется с Демьяном Бедным,
"придворным" поэтом, писавшим антирелигиозные стихи. Далее это Андрей
Безыменский, член ВАПП'а, травивший Булгакова.
Здесь
следует также упомянуть об ассоциативной связи между поэтом Рюхиным и
Маяковским: и тот, и другой разговаривают с памятником Пушкину на Тверской
("Юбилейное" Маяковского), но Маяковский разговаривает с Пушкиным
фамильярно-покровительственно, а Рюхин - неврастенически-надрывно (как Евгений
в "Медном всаднике" - здесь замыкается мотивная цепочка, которых так
много в "Мастере и Маргарите").
В
дальнейшем, как ни странно, "прототипом" Бездомного становится Чацкий
- Бездомный приходит в ресторан "Грибоедов", перед этим
"помывшись" в Москве-реке (так сказать, с корабля на бал), он
пытается внушить людям истину, его никто не слушает, потом его объявляют
сумасшедшим и увозят на грузовике (ср. выражение "карета скорой
помощи") в сумасшедший дом.
В
этой точке своего развития, когда из агрессивного гонителя Иван превращается в
жертву, меняются и ассоциации, связанные с его именем и фамилией. Его помещают
в клинику Стравинского - и он становится сказочным Иванушкой. Он знакомится с
Мастером - и становится его учеником, а поскольку Мастер ассоциируется с Иешуа,
то Иван (который впоследствии станет историком) закономерно уподобляется Иоанну
Богослову, автору четвертого Евангелия и любимому ученику Христа.
И
наконец, бездомность, которая подчеркивается в облике Иешуа, и также тот факт,
что Иван идет по Москве в разодранной толстовке, с бумажной иконкой на груди,
проделывая свой "крестный путь" от Патриарших прудов к
"Грибоедову", довершает последнюю ассоциацию.
В
"Мастере и Маргарите" присутствуют два евангелиста, Левий Матвей и
Иван Бездомный, что позволяет говорить о центральной роли двух пассионов И. С.
Баха ("Страсти по Матфею" и "Страсти по Иоанну").
Действительно, главы об Иешуа в точности соответствуют каноническому сюжету пассиона
(от лат. passio "страдание"), которое начинается пленением Иисуса и
заканчивается его погребением. При этом "музыкальное оформление"
вообще играет огромную роль в "Мастере и Маргарите" -
"композиторские фамилии" Стравинский, Берлиоз, Римский; опера
"Евгений Онегин", сопровождающая весь путь Ивана от Патриарших к
"Грибоедову"; голос певший по телефону из квартиры No 50 "Скалы,
мой приют..."; пение "заколдованными" регентом-Коровьевым
служащими песни "Славное море - священный Байкал" и многое другое.
Напомним, что о связи музыки и мифа писали многие, начиная с Рихарда Вагнера и
кончая Клодом Леви-Стросом.
Но
поговорим все же и о том, о чем в исследовании Б. Гаспарова не сказано или
сказано вскользь - о художественной идеологии "Мастера и Маргариты";
Как, например, объяснить эпиграф к роману: "Я - часть той силы, что вечно
хочет зла и вечно совершает благо"? Как понять ту несомненную симпатию,
которую вызывает у читателя дьявол Воланд? Почему свой последний приют Мастер
находит не в сфере Иешуа, а в сфере Воланда?
Дело
в том, что идеология, реализованная в "Мастере и Маргарите", - далеко
не канонически христианская. Скорее, это манихейская идеология. Манихейство -
религия первых веков н. э., впитавшая в себя христианство, гностицизм и
зороастризм, основным догматом которой было учение о принципиальной дуальности,
равноправии злого и доброго начал в мире. Добро и зло в манихействе имеют
одинаковую силу и привлекательность. Дьявол в манихействе - это бог зла.
Поэтому Иисус в "Мастере и Маргарите" показан не "царем
иудейским", а бродягой-интеллектуалом, в то время как Воланд выступает в
обличье подлинного князя тьмы, имеющего равную силу с Богом и к тому же весьма
великодушного и на свой лад справедливого.
Связь
Мастера с силами "абсолютного зла" объясняется идеей "творчества
как Творения" (см. "Доктор Фаустус"). Гений, взявший на себя
смелость и дерзость соперничать с Богом (в этом, по-видимому, и состоит
"фаустианство" Мастера; в одной из легенд о докторе Фаусте сказано,
что в чудесах он был готов соперничать с самим Спасителем в творении пусть
художественной, но реальности), конечно, обречен на сделку с дьяволом.
В
этом смысле неслучайно одно из последних открытий, связанных со слоем
прототипов "Мастера и Маргариты". Ленинградский культуролог А. Эткинд
убедительно показал, что одним из очевидных прототипов Воланда был тогдашний
американский посол в СССР Уильям Буллит, друживший с Булгаковым и однажды
устроивший званый вечер в Москве, весьма похожий на бал у сатаны в "Мастере
и Маргарите" Буллит хотел помочь Булгакову уехать в Америку, "в приют
Воланда".
И
еще об одной парадоксальной черте романа. Мы уже говорили, что в 1970-е гг. в
Советском Союзе он был культовым. Но культовый текст должен обладать чертами
массовой культуры (трудно представить себе в качестве культовых, тексты:
"Шум и ярость" Фолкнера или "Доктора Фаустуса" Томаса Манна
- первый считают непонятным, а второй скучным). "Мастер и Маргарита"
понятен и увлекателен. Более того, он написан очень легким стилем, каким
писались такие популярные русские советские романы, как, например,
"Двенадцать стульев" (в которых тоже богатое интертекстовое поле - 12
стульев как 12 апостолов и т. п.). В то же время стиль "Мастера и Маргариты"
на порядок выше. Удивительно, как Булгаков в сталинской Москве писал роман,
который стал интеллектуальным бестселлером в Москве брежневской.
Список литературы
Гаспаров
Б.И. Из наблюдений над мотивной структурой романа М. А. Булгакова "Мастер
и Маргарита" // Гаспаров Б. М.
Литературные
лейтмотивы. - М., 1995.
Эткинд
А. Эрос невозможного: История психоанализа в России. - М., 1994.
Руднев
В. Гений в культуре // Ковчег. - Киев, 1994. - No 2.
Для
подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://lib.ru/