Личность как
объект философского изучения Ницше: по материалам ранних работ
Для понимания
истоков философии Ницше важное значение имеет его ранняя, неоконченная и
неопубликованная при жизни работа « Философия в трагическую эпоху Греции».
Здесь Ницше резко противопоставляет две эпохи в развитии древнегреческой
философии: эпоху ранних греческих философов, досократиков, и эпоху, начавшуюся
с деятельности Сократа. В противоположность традиционной точке зрения о «
наивности» досократиков по сравнению с Сократом, Платоном, Аристотелем и их
эллиническими последователями, Ницше доказывает, что досократики обладают
явными преимуществами перед последними. Не системность, не рациональная
строгость, а соответствие основным интенциям развития человека и культуры – вот
в чем Ницше видит значение философии.
Этот критерий
заставляет его отдать предпочтение философам-досократикам перед более поздними
греческими философами. Первые были в согласии со своей эпохой, с её
естественным и цельным развитием, в то время как последние думали уже только о
своем собственном будущем, а не о будущем человека и культуры.
В самых ранних
работах Ницше проступает два важнейших принципа, на которых будет строиться всё
его «зрелое» мировоззрение. Во-первых, это представление о «пластичности»,
непредсказуемой изменчивости культуры и самого человека, представление,
заставляющее Ницше считать важнейшим философским понятием понятие становления.
Во-вторых, это убеждение в первостепенном значении философии как реального
фактора, способного как помочь развитию человека и культуры, так и
воспрепятствовать этому развитию, провести культуру к застою и даже деградации
(позже эта тема особенно ярко зазвучит в применении к «негативной» роли
христианства). Философия, по Ницше, это особый образ жизни, связанный с
пониманием самой сущности жизни и, значит, со способностью руководить ходом
истории и развитием культуры. « Для меня, — пишет Ницше, — философ имеет
значение ровно настолько, насколько он может давать пример. Что своим примером
он может увлечь собою целые народы, — в этом нет сомнения; это показывает
история Индии, которая почти тождественна с историей индийской философии».
Не удивительно,
что среди ранних греческих философов в качестве самого значительного и наиболее
близкого себе Ницше выделяет Гераклита, ведь именно Гераклит впервые выразил
идею становления, развития всего сущего. Ницше особенно подчеркивает, Что
Гераклит в отличие от более поздних философов, также признававших
универсальность становления, отрицает наличие некоего сверхэмпирического мира,
в котором господствует неизменность. Он не боится признать становление
абсолютным качеством бытия и не ищет для мысли опоры в некотором « вечном» и
«неизменном» мире. Ницше также высоко оценивает стремление Гераклита к
конкретному, интуитивному мышлению, избегающему абстракций, «иссушающих» все
живое и становящееся.
Для понимания
подлинного смысла идей Ницше очень многое дает его первая известная книга «
Рождение трагедии». Её основная метафизическая конструкция лаконично выражена в
предисловии, написанном через много лет после первой публикации этой работы,
фактически в конце сознательной творческой жизни её автора. Как пишет Ницше, «
вся книга признает только художественный смысл, явный или скрытый, за всеми
процессами бытия- « Бога», если вам угодно, но конечно, только совершенно
беззаботного и неморального Бога- художника, который как в созидании, так и в
разрушении, в добром, как и взлом, одинаково стремиться ощутить свою радость,
свое самовластие, который, создавая миры, освобождается от гнета полноты и
переполненности, от муки сдавленных в нем противоречий. Мир, в каждый миг
своего существования (есть) достигнутое спасение Бога, как вечно сменяющееся,
вечно новое видение, предносящее преисполненному страданий, противоположностей,
противоречий, который способен найти свое спасение лишь в иллюзии…». Типично
гностическая мифологема «страдающего Бога», несущего в себе неразрешимые
противоречия. Ницше ясно подчеркивает смысл своего принципиального расхождения
с Шопенгауэром и Кантом. Для последних признание мира только «представлением»
означает приговор миру, отказ от « доверия» к миру, это ведет к тому, что «за»
миром постулируется некая « подлинная» реальность; для Ницше же цель, как он
сам формулирует, — научиться « искусству посюстороннего утешения», позволяющему
принять наш мир и нашу жизнь в качестве главной (если не единственной)
сферы бытия.
Кажется, что
последнее суждение вступает в противоречие с многочисленными утверждениями,
разбросанными по всему тексту работы, о том, что феномен дионисийства
непосредственно отражает связь человека с Первоединым. Первоединое в этом
контексте выступает как та « потусторонняя» метафизическая сущность, за
полагание которой Ницше критикует всю классическую философию и Шопенгауэра.
Однако как раз в этом пункте Ницше решительно отходит от буквального следования
Шопенгауэру и начинает движение к новой метафизической конструкции, устраняющей
разделённость двух миров – земного (пространственно- временного, эмпирического)
и божественного (вечного, сверхэмпирического). Помогает ему в этом всё тот же
Гераклит. Его идея посюстороннего первоединого (мирового огня) позволяет
преодолеть наваждение платоновского дуализма и наметить контуры новой
метафизики, в которой трансцендентный Абсолют оказывается одновременно
имманентным нашей земной реальности. Переходный характер « Рождения трагедии»,
причудливое соединение в этой работе ещё непреодолённых чужих влияний и вызревающих
новаторских идей наглядно отражается в том, что этот трансценденто-имманентный
Абсолют Ницше называет и Первоединым и жизнью. Второе предвосхищает главную
составляющую будущей философии Ницше – метафизическую интерпретацию «жизни»,
как иррациональной основы всего сущего. При этом в « Рождении трагедии» более
ясно и прямо, чем в последующих работах, выступает связь утверждения об
универсальности жизни с признанием центрального положения человека в бытии,
благодаря чему жизнь как абсолютное начало всего сущего почти отождествляется с
« жизненной силой» (позже она получит название воли к власти), прорывающейся в
каждой личности. Ведь отдельный человек находится в нерасторжимой связи с
Первоединым (жизнью), и эта связь постоянно «подтверждается» его диониссийскими
состояниями, в то же время весь остальной (« неживой») мир есть только
представление Первоединого и, значит, представление личности.
То, что именно
человеческую личность Ницше понимает в качестве единственной адекватной формы «
явления» Первоединого, или жизни, в «Рождении трагедии» становится ясным из
анализа образа эсхиловского Прометея.. Мифу о Прометее и соответствующему
образу трагедии Эсхила Ницше придаёт универсальное значение, считая этот миф
выражением «сущности всего арийского мира». Если учесть, что через
противопоставление арийского и семитского мира Ницше описывает различие
«истинного» и « ложного» пути культуры и человека – движения (через внедрение в
сознание людей и в культуру понятий вины, греха и долга)- с другой, станет ясно,
что интерпретация мифа о Прометее в его работе выступает как символическое
отражение единственно верного отношения человека к своей жизни и к своей
судьбе.
« Несчастье,
коренящееся в сущности вещей, которое сознательный ариец не склонен отрицать
путем кривотолков, противоречие, лежащее в самом сердце мира, открывается ему
как взаимное проникновение двух различных миров, например божественного и
человеческого, из коих каждый как индивид прав, но, будучи отдельным и рядом с
каким-либо другим, неизбежно должен нести страдание за свою индивидуацию. При
героическом порыве отдельного ко всеобщности, при попытке шагнуть за грани
индивидуации и самому стать единым существом мира – этот отдельный на себе
испытывает скрытое в вещах изначальное противоречие, т. е. он вступает на путь
преступлений и страданий». Очевидно, что в данном контексте противоположность
божественного и человеческого Ницше понимает не в духе платоновского дуализма
истинного и иллюзорного бытия, а в смысле гностических ересей христианства
(манихейство) и древневосточных религиозно-философских систем (зороастризм) –
как внутреннюю противоречивость единственного, «посюстороннего» мира. Подобно
тому, как в гностических ересях признание этого «внутримирового» дуализма вело
к резкому усилению значения личной позиции человека в борьбе двух сил
мироздания, так и с помощью своей интерпретации мифа о Прометее Ницше
обосновывает своеобразный титанизм, предельно возвышающий человек. Поскольку
его основа – принцип единства-тождества человека с Первоединым, то оказывается,
что прометеевское, титаническое начало является непосредственным отражением и
реализацией в каждый момент жизни человека дионисийского начала в нём.
«Титаническое стремление стать как бы Атлантом всех отдельных существ и на
сильных плечах нести их все выше и выше, все дальше и дальше и есть то, что
объединяет прометеевское начало с дионисическим».
Впрочем,
необходимо отметить, что эта тема – тема прометеевского, титанического начала в
человеке, ответственности человека за свою позицию в борьбе полярных начал
мироздания – в «Рождении трагедии» появляется лишь в одном эпизоде (при анализе
эсхиловской трагедии о Прометее) и слабо связана с главной линией рассуждений
Ницше. Более ярко и прямо эта тема зазвучит в статьях из цикла «Несвоевременные
размышления»,
созданные вслед
за первой книгой Ницше. Именно в этом аспекте указанные статьи представляют
особый интерес для понимания исходных принципов философской антропологии Ницше.
Прежде всего
необходимо заметить, что нигде в других сочинениях философа мы не находим столь
решительного утверждения идеи абсолютной уникальности каждой личности. Ницше
настаивает на том, что эта уникальность является по существу только заданной, а
не данной, личность призвана к тому, чтобы всю свою жизнь посвятить раскрытию
своего внутреннего неповторимого содержания, своей уникальности. «В сущности, —
пишет Ницше, — каждый человек хорошо знает, что он живет на свете только один
раз, что он есть нечто единственное и что даже редчайший случай не сольёт уже
вторично столь дивно- пестрое многообразие в то единство, которое составляет
его личность; он это знает, но скрывает, как нечистую совесть, — почему? Из
страха перед соседом, который требует условности и сам прячется за неё…Одни
лишь художники ненавидят это небрежное щеголяние в чужих манерах и надетых на
себя мнениях и обнажают тайну, злую совесть каждого, — положение, что каждый
человек есть однажды случающееся чудо…». Главная проблема нашего существования
в том, что мы подчиняемся общепринятому, живем в соответствии с всеобщими
нормами и требованиями среды и тем самым теряем свою уникальность, т. е. теряем
себя; «никто не осмеливается проявить свою личность, но каждый носит маску или
образованного человека, или ученого, или поэта, или политика».
Принимая
невозможность реализации идеала уникальности и неповторимости в жизни каждого
человека, Ницше уточняет этот тезис в том смысле, что каждый человек должен
отдать свою жизнь служению делу создания грядущих совершенных личностей. В
своей работе «Шопенгауэр как воспитатель» Ницше говорит:«Ибо вопрос гласит ведь
так: каким образом твоя жизнь – жизнь отдельного человека – может приобрести
высшую ценность и глубочайшее значение? При каких условиях она менее всего
растрачивается даром? Разумеется, лишь в том случае, если ты живешь для пользы
редчайших и ценнейших экземпляров, а не для пользы большинства, т. е.
экземпляров наименее ценных, если брать их поодиночке. И именно этот образ
мыслей нужно внедрять и укреплять в каждом молодом человеке, чтобы он смотрел
на себя как на неудавшееся произведение природы, но вместе с тем как
свидетельство величайших и чудеснейших намерений этой художницы; ей не удалось
это – должен он сказать себе – но я хочу почтить её великое намерение тем, что
буду стараться, чтобы когда-либо ей это лучше удалось».
Здесь мы
сталкиваемся с характерным противоречием во взглядах Ницше, которое и в
дальнейшем, хотя и не в столь явной форме, останется главным противоречием его
философии. Та метафизическая модель человека, которая лежит в основе всех его
размышлений, безусловно, предполагает, что именно отдельная личность, во всей
её конкретности и полноте, является центром бытия, только в этом случае
приобретает глубокое оправдание борьба Ницше с традиционным пониманием
человека, предполагающим приоритет всеобщей духовной субстанции над отдельными
эмпирическими индивидами. Как мы только что видели, в одной из своих ранних
работ Ницше прямо провозглашает первичность отдельной личности, абсолютное
значение её неповторимой индивидуальности. Тем не менее при конкретной разработке
своего учения и его (метафизическом) становлении он приходит к тезису,
вступающему в непримиримое противоречие с этой идеей: он утверждает, что
абсолютность личностного бытия не может быть реализована в каждой личности, и,
значит, огромное количество «низших» личностей в своем существовании не могут
быть признаны самодостаточными, значимыми сами по себе, а должны
рассматриваться только как «материал», как промежуточные «пробы» для проявления
«высших» личностей. Именно эта тенденция при её прямолинейном проведении и при
полном забвении первой, противоречащей ей тенденции, ведет к тому упрощенному
варианту «ницшеанства», который создал миф о Ницше как антигуманисте и
проповеднике войны и насилия.
Для правильной
оценки мировоззрения немецкого философа нужно постоянно помнить о присутствии в
его философии обеих тенденций и, кроме того, учитывать, что вторая тенденция не
должна пониматься в вульгарно — биологическом смысле, в том смысле. Что
миллионы жизней служат только «унавоживанию» почвы, необходимому для появления
отдельных «высших» индивидов. Даже проведенная цитата позволяет утверждать, что
для Ницше значение неудачных экземпляров человеческого рода состоит не в том,
что они служат грубым «материалом» для появления «высших», а в том, что они
своим пониманием идеала человеческого развития и своей неудовлетворенностью
собственной жизнью вносят в культуру мощный заряд устремления к этому идеалу.
Каждая новая личность, входящая в жизнь и в культуру, под воздействием этого
заряда с большей энергией и настойчивостью ищет истинной жизни и борется за
полноту своей уникальности, за полноту воплощения идеала. В конечном счете
именно эта непрекращающаяся борьба индивидов за свое совершенство, передающееся
«по наследству» через культуру, и должна привести к появлению «высших»
представителей человечества. Такая интерпретация идей Ницше подразумевает, что
жизнь (и воля к власти как её сущность) реализуется в человеке прежде всего
через его творческие усилия по созиданию культуры. Не вызывает никаких
сомнений, что в своих ранних работах Ницше именно так использует понятие жизни,
а биологические аналогии являются только аналогиями. Лишь в поздних работах
(особенно в книге « По ту сторону добра и зла») эти аналогии приобретают
самодовлеющий характер, и возникает тенденция к чисто биологической
интерпретации понятий жизни и воли к власти. Однако целостное восприятие всего
комплекса идей Ницше заставляет признать этот сдвиг в сторону биологизма,
скорее, следствием его нарочитого радикализма, постоянного желания эпатировать
благонамеренного обывателя.
Список
литературы
Для подготовки
данной работы были использованы материалы с сайта http://www.popal.ru/