Православие и политическая система. От монархизма к
демократии
Ситников А.В., кандидат философских наук
В
официальных церковных документах всегда говорится о “непредпочтительности для
Церкви какого-либо государственного строя, какой-либо из существующих
политических доктрин” . Однако в православной публицистике, где этот вопрос
нередко затрагивается, о демократии чаще пишут как об ущербном строе, а
преимущества монархии считаются вполне очевидными. Даже социальная концепция
Русской Православной Церкви объявляет, что теократия и монархия “религиозно
более высокие формы государственного устроения” по сравнению с демократией .
Как показывают проводимые различными организациями социологические исследования
идейно-политических предпочтений последователей православия, доктрина
самостоятельного “русского пути” общественного развития находит в этой группе
наибольшее число сторонников . Причина подобных настроений в том, что
демократия ассоциируется с секуляризмом, попранием национальных традиций,
отрицанием всех ценностей и святынь. Монархия, напротив, предстает как такое
политическое устройство, которое позволяет сохранить российскую национальную
культуру, высокие духовно-нравственные ценности, самоуважение граждан и
гордость за свое Отечество.
С
точки зрения христианского богословия, вопрос формы правления не относится к
области вероучения. Содержанием догматических истин является учение о Боге и
то, что принципиально важно для спасения человека. Вопросы политического
устройства, как несущественные для спасения, могут решаться самым различным
образом. Политическая мысль христианства основывалась на лояльности к
существующей власти: апостолы признавали римскую власть, даже когда она им была
враждебна, и рекомендовали выполнять ее требования . Любая власть обычно
принимается такой, какая она есть. Безоговорочно осуждалась святыми отцами
только анархия: “Безначалие, - пишет Иоанн Златоуст, - везде есть зло и бывает
причиной беспорядка… Существование властей, при чем одни начальствуют, а другие
подчиняются… – все это я называю делом Божией премудрости” .
Связь
православия с монархической государственностью может объясняться чисто
историческими причинами. Монархическое государственное устройство возникло на
заре человеческой истории. Библия упоминает о том, что израильтяне просто
заимствуют эту форму правления “у прочих народов” (1Цар. 8, 4-7; 10, 19; 12,
17, 19). В ветхозаветных текстах Бог называется “властвующим над всякою
властью” (3Макк.5:4), называется “Царем всякого создания” (Иудиф.9:1),
Господином небесных воинств, всякого духа и всякой плоти, “владычество Его -
владычество вечное” (Дан.7:14). И хотя в Ветхом Завете истинным правителем
считается Бог, однако царь очень скоро начинает рассматриваться как представитель
Бога, через которого Бог осуществляет правление. Пророки, помазывавшие на
царство правителей, выступали выразителями воли Творца, устанавливающие связь
земного царя с высшей волей. Для ветхозаветного мировоззрения характерно, что
любая царская власть ведет свое происхождение от Бога, действует от Его имени:
пророк Даниил говорит, обращаясь к языческому царю Навуходаносору: “Ты, царь,
царь царей, которому Бог небесный даровал царство, власть, силу и славу”
(Дан.2:37).
Византия,
а впоследствии Россия, пытались наполнить старую государственную форму
монархического правления новым христианским содержанием, влить “новое вино в
старые мехи”. Поскольку Православная Церковь многие века существовала при
монархическом строе, а тематика богословской литературы всегда была достаточно
разнообразна и охватывала в том числе и общественно-политические отношения, то
богословское осмысление и обоснование монархии было неизбежно. Тем более что с
принятием в 313 году императором Константином христианской веры Церковь сначала
получает привилегии, а затем становится государственной.
Исследователи
отмечают, что в православной традиции при осмыслении социального бытия
представления о строении духовного космоса иногда проецировали на общественную
структуру: “Один Бог - один Царь”. Данная проекция стала весьма популярна со
времен Евсевия Кессарийского, установившего, что единому Богу на небе должен
соответствовать один царь на земле. Будучи эллинизированным сирийцем этот
придворный богослов в своих трудах использовал немало политических идей,
заимствованных им из трудов ближневосточных авторов III-II веков до н.э.
Известно, что идея божественной монархии широко развивалась в языческом мире,
особенно в Персии. Царь провозглашался “одушевленным законом”. По персидскому
образцу также и в эллинистических государствах монархия считалась божественной
. Данная концепция была с необходимыми уточнениями и изменениями перенесена
Евсевием Кессарийским в христианскую политическую мысль. Император и
монархический строй объявлялись проявлением небесной иерархии в социальном
мире. Подобная метафизическая система развивается в трудах анонимного автора,
известного под именем Псевдо-Дионисия Ареопагита. Его неоплатонические
сочинения посвящены подробной философской реконструкции неизменно пребывающей
иерархии ангелов и непосредственно продолжающей ее иерархии людей. В
соответствии метафизической логикой позднего неоплатонизма иерархия на земле –
это отражение небесной иерархии, слепок установленного Богом вечного
космического порядка, а народ предстает некой социальной материей, нуждающейся
в оформлении . Надо сказать, что богословский авторитет Евсевия Кессарийского,
равно как и Псевдо-Дионисия весьма невелик.
В
Византии была достаточно развитая политическая и правовая культура.
Политические трактаты, коих немало создано в Византии, а затем и в России,
весьма успешно осмысляли и богословски обосновывали существующий в то время
государственный строй. До нас дошли многочисленные комментарии на “Политику”
Аристотеля, всевозможные трактаты “О политической науке” и т.д., создававшиеся
от V до XIV веков. В России монархические идеалы нашли свое выражение в
известной триаде министра народного просвещения графа С.С.Уварова:
“Православие, самодержавие, народность”, которая подчеркивала единство
религиозного и государственного начал. Главе государства – это царь, власть
которого получила освящение в особом церковном чинопоследовании. Идеальные
отношения между царем и подданными строились как в хорошей семье не на законе,
а на доверии и любви. Идеал гласил, что царь – это отец, а граждане – его дети,
от которых требуется послушание воле монарха. “В основе монархизма как
проявления народного сознания лежало, - пишет современный исследователь, -
восприятие царя как помазанника Божия. Народ передавал свою волю во власть воли
Высшей, которая наделяла властью монарха. Но при этом и сам царь осуществлял
государственное служение как послушание, отрекаясь от личной воли” . Этот идеал
нередко пленяет, а потому представление о монархии как о политической форме,
наиболее соответствующей православию, и сегодня, несмотря на то, что
константиновская эпоха имперско-государственного православия давно закончилась,
свойственен некоторым группам верующих .
Однако
именно с точки зрения христианской догматики монархическая философия очень
уязвима. Во-первых, с христианских позиций общественное устройство нельзя
анализировать без учета учения о несовершенстве человеческой природы. Это
учение определяет не только бытие человека перед лицом Бога, но и его жизнь в
целом. Христианская антропология говорит о всеобщем рабстве греху: Не понимаю,
что делаю: потому что не то делаю, что хочу, а что ненавижу, то делаю... Потому
уже не я делаю то, но живущий во мне грех... Доброго, которого хочу, не делаю,
а злое, которого не хочу, делаю... В членах моих вижу иной закон,
противоборствующий закону ума моего и делающий меня пленником закона
греховного, находящегося в членах моих (Рим.7,17-25). Грех – это нарушение
нормы бытия, нарушение отношений между людьми, отчуждение друг от друга. “Никто
не безгрешен, - говорит Максим Исповедник, - ибо всякий по природе подлежит
закону рождения, введенного по причине греха после первоначального
происхождения” . В грехе искажается иерархия бытия, нарушается его строй.
Поэтому идеальный порядок мироздания, всецело основанный на любви, не может
быть реализованы в этом земном мире. Согласно христианской догматике, такое
воцерковление полноты жизни и построение государства полностью на евангельских
заповедях невозможно, ибо для этого требуется победа над грехом в каждом отдельном
человеке и во всем человеческом обществе, которая мыслима лишь в
эсхатологической перспективе.
Библейские
тексты и церковная история свидетельствуют, что установление царского правления
не предотвращают преступлений, не избавляют общество от греха и бездуховности.
Сама форма монархического устройства не отменяет греховность человека.
Несостоятельность идеи священной монархии в том, что она кроме воцерковления
мирской жизни предполагает еще и безошибочность монарха, наделяемого чудесными
свойствами, будто бы не несущего наравне со всеми людьми бремя первородного
греха. Но личность монарха как и любого другого человека несовершенна,
церковное помазание на царство не может давать гарантий от ошибок в
общественно-политической сфере. Игумен Вениамин (Новик) обращает внимание, что
даже земная Церковь как общественный институт не обладает в этой сфере
свойством абсолютной непогрешимости – об этом свидетельствует история . Церковь
и сама на это никогда не претендовала, предлагая обществу для свободного восприятия
только основополагающие принципы для общественной жизни.
Вторая
причина того, что монархический государственный строй совсем не идеален с точки
зрения христианской догматики в том, что социальная метафизика в духе
Ареопагитик не оставляет места Церкви. В монолитную социальную теологию
неоплатонизма не вписывается Церковь как параллельная государству духовная
иерархия, независимый от него социальный институт, существующий “рядом” с
государством. Теократический абсолютизм, при котором правитель (фараон, царь,
император и т.д.) чтился как проявление божества и являл собой связь между
небом и землей – это противоречащая христианству форма правления. Для древних
языческих сообществ было характерно рассматривать общественный порядок как
составную часть космического божественного миропорядка. Обычно в таких
обществах не имели понятия о религиозной свободе. Считалось, что боги,
покровительствующие городу, регулируют семейные отношения, а также политические
права и обязанности людей. Полноправными гражданами признавались те, кто
участвовал в культовых действах и ритуалах, ибо сами гражданские права
санкционировались религией. Государство и боги – это единое целое . Поэтому
религия являлась частью гражданских обязанностей, точнее, политические
обязанности были религиозными, и наоборот. Подобные представления лежали в
основе государственного строя Римской империи, в которой не было известно о
различии религиозных и политических учреждений, коллизии между ними могли быть
не сильнее, чем возможные в современном государстве между различными
ведомствами. О смешении религиозного и государственного начал свидетельствует,
например, то, что патриции, в руках которых находились важнейшие
государственные должности, были одновременно жрецами, а римские императоры,
начиная с Августа, были верховными первосвященниками.
Возникшее
христианство было, прежде всего, особой общиной и несло новый социальный
порядок, новое социальное измерение . В “мире сем” христиане оставались
странниками и скитальцами, а их истинное “гражданство” было на небесах (Флп.
3,20). Они требовали религиозной свободы, настаивали на своей “автономии” и
провозглашали, что Церковь имеет высший авторитет. Ранних христиан часто
обвиняли в гражданском безразличии. Церковь для христиан была истинным домом,
“отечеством”, новым “градом”, и, пребывая в мире сем, христиане оставались
гражданами “града будущего”. Государство перестало выражать абсолютные
устремления человека. Церковь, осознавая себя носительницей высшей истины,
выступила против того, чтобы понимать истину как производную от политической
необходимости. Истина человеческого существования и благой жизни отныне
реализуется не в полисе или государстве, но в христианской религии и тем самым
в Церкви . Христианская религия провела десакрализацию государства, политическое
и религиозное начала были разведены: “Кесарю кесарево, Божие Богу” (Мк. 12:17).
Новому Завету чуждо представление о теократии как форме государства, при
которой политическая и духовная власть сосредоточена в одних руках. Разделение
властей на духовную и политическую для христианства принципиально. Церковная
власть качественно отличается от государственной. Светская власть предписывает,
духовная власть убеждает, не прибегая к внешним способам воздействия, но к
внутренним, если она сулит великие наказания, то это касается будущей, не
земной жизни.
Большинство
святых отцов признавали необходимость разделения властей на церковную и
государственную. Даже Августин, которого иногда ошибочно называли проповедником
христианской теократии , лишь подчеркивал приоритет церковной власти, идущей от
Бога. Град Божий, “вышний град, где победа - истина, где достоинство -
святость, где мир - блаженство, где жизнь – вечность” , наступит по окончании
человеческой истории. Во временном мире, по мнению Августина, происходит только
приготовление к Граду Божьему, “хотя он и здесь рождает своих граждан, в лице
которых странствует, пока не наступит время его царства, когда соберет он всех
воскресших с их телами, и когда последним дано будет обетованное царство, в
котором они будут своим Главою, Царем веков, царствовать без конца времени” .
Власть государственная, по мнению Августина, регулирует поведение и
деятельность людей в их временной жизни, сама являясь временной. Августин
указывал на независимость целей и задач государства и его самостоятельность,
подчеркивая при этом, что, основываясь на идеях христианской справедливости,
государство способно наиболее полно осуществить свои цели, направленные на
общее благо.
Христианство
всегда признавало самобытность государства, его необходимость для ограничения
зла в мире. В продолжение первых трех веков Церковь, сохраняя свою автономию и
независимость, существовала как государство в государстве, периодически
подвергаясь жестоким гонениям. После IV века Церковь и “царство” стали составлять
единое общество. Наступившая константиновская эпоха не изменила принципиальные
основы отношения Церкви и государства: абсолютной вечной ценностью являются Бог
и человек, все же остальное, в том числе и государство, ограниченно по самой
своей природе и является благом лишь в ту меру, в какую служит Божиему замыслу
о человеке . Император не обретал никаких священнических или жреческих функций,
а сакраментальная, учительская и пастырская власть иерархии ни в чем не была
ограничена. Область религиозной мысли и практики исключалась из-под контроля
светского правителя. История доносит многочисленные свидетельства об отпоре
церковных иерархов на попытки кесарей использовать свою верховную власть в
религиозной сфере. Церковные и государственные власти пересекались и
взаимодействовали, однако Церковь отстаивала свою независимость от государства
в религиозной сфере, защищала свою свободу от контроля светских правителей,
никогда не отказываясь от своего духовного верховенства и оставаясь
нормообразующим институтом, создающим ценности. Идея свободы Церкви от
государственного контроля представляет собой важную часть современного понятия
религиозной свободы .
На
Западе существует достаточное количество работ, показывающих, что
социально-политическая организация западного общества, отождествляемая с
плюрализмом, вытекает из христианства, так как оно является по сути
плюралистической религией, а идея свободы играет ключевую роль в христианском
мировоззрении. Церковь не несет в себе претензий на тотальное политическое влияние,
и эта нетотальность скрыта в видении человеческой природы, в утверждении
свободы воли, допускающей вероятность падений . Не представляет особого труда
обосновать, что демократическое устройство общества, концепция прав и свободы
человека нисколько не противоречат христианству. Известные слова Нового Завета:
“Вы знаете, что князья народов господствуют над ними, и вельможи властвуют ими;
но между вами да не будет так: а кто хочет между вами быть первым, да будет вам
рабом” (Мф. 20, 25), - было бы недостаточно понимать только в моралистическом
смысле. Вряд ли можно утверждать, что политической структурой, которая
соответствует данному эталону, будет монархия . Некоторые исследователи находят
в Библии обоснование свободы личности, в частности, запрет поклоняться и
служить идолам может быть понят как запрет рабства, а понятие “раб Божий”
становится синонимом понятия свободного человека и противопоставляется понятию
раба человеческого .
Культурно-исторические
традиции представляют собой крайне сложные явления, включающие разнообразные
системы идей, верований, представлений и поведенческих моделей. Любая значимая
религиозная культура несет в себе какие-то элементы, совместимые с демократией,
также как откровенно недемократические элементы. Если проанализировать устройство
и управление Русской Православной Церкви, надо сказать, что, несмотря на
строгую иерархическую структуру, ей присущ значительный демократизм. Высший
орган церковного управления – Поместный собор – состоит не только из архиереев
и священников, но включает в себя мирян. На соборе избирается Патриарх, решения
принимаются большинством голосов. Органом управления епархией является
епархиальное собрание и выбираемый на нем совет, состоящие из клира и мирян. И,
наконец, на самом низу находится приход – община православных христиан,
добровольно объединяющихся при храме, которые образуют приходской совет и
приходское собрание . Управляющий епархией архиерей, также как и настоятель
прихода никогда не будут игнорировать соответствующие коллегиальные органы управления,
а тем более вступать с ними в конфликт.
Внимательное
рассмотрение истории православных государств показывает, что им совсем не чужды
были многие элементы демократии. В частности, хотя в Византии не было
конституции в том виде, как она существует сегодня во многих странах , однако
ученые полагают, что вполне можно говорить о наличии в Византии “неписанной
конституции”. Имелся целый комплекс писанных и неписанных представлений и
обычаев, определявших общественное и государственное устройство империи,
принципы деятельности государственной власти, провозглашение и смещение
императора, функции сената, системы народного представительства и многое другое
. Известно, что Византия унаследовала римскую традицию выборности императора,
для этой страны характерна высокая социальная мобильность – история знает
множество примеров восхождения на вершину власти выходцев “из ниоткуда”.
Практика выборности императоров приводила к тому, что выдающиеся политические
деятели, успешно в течении многих лет правившие страной, восходили на трон с
крестьянского двора. Некоторым из них удавалось основать династию, взводя в
царское достоинство своих наследников, но закона о престолонаследии в Византии
никогда не было. Источники всякий раз при описании провозглашения императора подчеркивают,
что все это совершается по установленному порядку, в соответствии с обычаем .
Олицетворением
идеальной модели стабильного демократического устройства для многих является
гражданское общество. Оно чаще всего понимается как такая сфера, которая характеризуется
спонтанным самоуправлением индивидов и добровольно сформировавшимися
ассоциациями и организациями граждан, защищенными от прямого вмешательства
органов государственной власти. Церковь, являясь элементом гражданского
общества, занимает в системе его институтов особое, уникальное место. Ее методы
– убеждение и эмоциональное воздействие, исключающие насилие. Церковь в той или
иной мере взаимодействует со всеми видами ассоциаций, оказывая на них
воздействие и влияние. Уровень воздействия Церкви на человеческую жизнь
остается соизмеримым с влиянием государства и в большинстве случаев превышает
возможности других гражданских институтов. Церковь обладает собственными,
недоступными государству и другим организациям возможностями. Для общества
всегда важно, что, обладая моральным авторитетом, она входит в ту систему
сдержек и противовесов, которыми характеризуется демократический режим.
В
России становление гражданского общества исследователи связывают с введением
института земства и правовыми реформами 1864 года, когда к управлению страной
стала широко привлекаться общественность. Органы земского самоуправления давали
обществу большую самостоятельность и явились одной из форм децентрализации
власти. Историки отмечают, что земство основывалось, по сути, на тех же
принципах, что и конституционный строй, возникнув в результате свободных, хотя
и ограниченных имущественно и сословно выборов . Эти органы управления
формировались на основе выборов. Губернским и уездным земским учреждениям
предоставлялось право взимать с населения специальные сборы. Полученные
средства шли на осуществление их деятельности, включающей устройство и
поддержание дорог, обеспечение “народного продовольствия”, благотворительность
и построении церквей, страхование имущества, развитие торговли и
промышленности, народное образование и здравоохранение, доставке почты по
деревням, представление правительству сведений о “местных пользах и нуждах” и
многое другое. В основу органов земского самоуправления легла концепция
противопоставления общества государству, следствием которой было убеждение, что
вмешательство государства в общественную сферу является нездоровым явлением, а
потому общественные проблемы должны решаться силами общества, но не
бюрократией.
Очевидно,
что семья, община, всевозможные ассоциации, с присущими им самостоятельностью
решений и действий, существуют с момента возникновения человеческой
цивилизации. Для каждого исторического этапа существует своя мера развития
гражданской сферы, ее структура и базовые элементы, определяемые существующими
степенями свободы. Во многих странах одним из самых низких уровней политической
самоорганизации был приход, на котором в первую очередь сосредотачивалась
местная жизнь . В России человек осознавал себя членом общества в качестве
члена конкретной общины, “мира”. С точки зрения церковной, община – это приход.
На деревне поземельная община и приход совпадали. “Если строилась новая
церковь, приход разделялся, но автоматически разделялась и волость. Дела
поземельной общины (волости) и прихода никак не разграничивались” . Российская
община была самоуправляемой, обладала весьма значительной самостоятельностью. В
общине сохранялись нормы быта и морали, она выполняла целый ряд
административных и культурных функций. На сходках общины решались земельные вопросы,
касающиеся пашен, пастбищ и лугов, раскладка повинностей (т.е.
налогообложение), приселение новых членов общины, выбор других должностных лиц,
определение условий пользования лесом, сдача в аренду угодий и т.п. На мирских
сходках решались также религиозные и нравственные вопросы . В рамках общины
обеспечивалась совокупность основных житейских потребностей людей,
осуществлялась первоначальная социализация личности.
В
России многие века Церковь почти полностью определяла социальное поведение и
мировоззрение людей, влияя на развитие национальной культуры и менталитета.
Социокультурная жизнь до начала ХХ в. в значительной степени определялась
религиозными традициями. Конфессиональная идентичность являлась важной чертой
общественного сознания, и при известных оговорках она тесно связывалась с
этнической принадлежностью . Исследователями показано, что в городах большую
роль играли различные православные сообщества. Это были добровольные,
самоорганизующиеся и самоуправляемые ассоциации верующих. В городах важное
значение как особая самоуправляющаяся единица имел приход. До начала ХVIII в.
приход являлся административной, финансово-податной территориальной единицей. В
рамках прихода осуществлялась социальная помощь. В приходе сохранялись
демократические традиции (до 1797 года даже священники избирались на собраниях
прихожан). Состав приходов отличался всесословностью (военные, статские, купцы,
мещане и пр.) В рамках прихода велась благотворительность, которая
подразумевала не только социальную помощь, но и любое благое дело
(строительство и поддержка приютов и т.д.) Общие собрания состояли из всех
прихожан. Каждый участвующий в собрании имел один голос. Дела на собрании
решались большинством голосов, с последующим составлением “приговоров” .
Были
широко распространены епархиальные братства, ставившие целью утверждение
“христианской нравственности и просвещения народного”. Братства помогали
училищному совету в деле школьного образования, поддерживали
культурно-просветительные и благотворительные учреждения, имели книжные склады
и лавки, создавали библиотеки и читальни, устраивали просветительские чтения,
лекции, духовные концерты, помогали беднейшим прихожанам. В состав братства
могли входить лица обоего пола, всякого звания и состояния. Делами братства
заведовало общее собрание членов и совет братства. Исследователи приходят к
выводу, что “религиозные общества создавались и функционировали как ростки
гражданского общества, будучи, в известной степени, самоуправляющимися
институтами” .
Таким
образом, многие базовые нормы и принципы демократического режима достаточно
укоренены в православной культуре и истории православных государств. Нельзя
сказать, что для православной традиции принципиально неприемлемы гражданское
общество, конституционной порядок, права и свобода человека. Культура любой
страны в какой-то момент может препятствовать становлению демократии, однако
исторически культуры динамичны. Доминирующие в обществе верования и убеждения
меняются, сохраняя элементы преемственности, господствующая в обществе культура
может сильно отличаться от той, какой она была одно-два поколения назад . Нет
оснований утверждать, что православное христианство всегда будет препятствовать
демократизации России, что демократия противоречит национальной культуре
православных народов, т.к. не соответствует его “духу”. Этот упрек был бы
верен, если бы православие являлось некой безжизненной музейной реликвией,
застывшей раз и навсегда в языке и формах XVII-XIX веков. Но история
свидетельствует обратное: Православная Церковь не раз демонстрировала
способность к развитию, к соотнесению меняющейся социальной действительности с
базисными ценностями и нормами веры.
Причина
того, что православное сообщество порой весьма критически относится к
демократии кроется в том, что в 90-х годах при демократическом транзите
национальные ценности и нормы традиционной культуры оказались вытеснены. Их
место искусственно пытались заместить либеральными ценностями. Приверженцы
самой большой культурной традиции не видят ее отражение в тех правовых
порядках, которым они должны подчиняться. Современная российская демократия не
обеспечивает исполнение коллективных прав большинства , в том числе прав
религиозного сообщества на развитие собственной культуры, на сохранение
традиций, получение образования в соответствии со своими убеждениями и т.д. В
частности, об этом свидетельствует ожесточенное неприятие либеральными
политиками даже вопроса о возможности преподавания в школе “Православной
культуры”, хотя речь идет о реализации прав граждан на знакомство со своей традиционной
национальной культурой. Стабильность и укорененность в нашем обществе
демократических начал во многом зависит от того, насколько демократия будет
гарантировать гражданам возможность духовного развития в соответствии с их
убеждениями. Сегодня необходимые условия этого отсутствуют. Государство не
должно принуждать граждан к тем или иным взглядам, тому или иному
мировоззрению, контролировать область вероисповедания, однако оно призвано
давать возможность развиваться народу с соответствии с его традициями и
ценностями. Только в этом случае для распространения демократии не будет
Список литературы
Для
подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.religiovedenie.ru