Россия и мировой восточный вопрос
Наталия Нарочницкая
"Восточный
вопрос не принадлежит к числу тех, что подлежат решению дипломации"
Н.Я.Данилевский
"Россия и Европа"
Взрывы
американских бомб на территории многострадальной суверенной Югославии
окончательно похоронили миропорядок ХХ века. Невиданная со времен Гитлера по
своей бесцеремонности агрессия в центре Европы, попрание международного права и
вопиющий двойной стандарт обнажили истинное лицо Pax Americana и так называемой
"демократической перестройки мировой политики". Под этим
идеологическим флагом совершалось сознательное разрушение России как державы,
без которой до сих пор ни одна пушка в Европе не стреляла. Замаскированное под прощание
с тоталитаризмом происходило крушение всей русской истории - Ясского и
Кючук-Кайнарджийского договоров, Ништатского мира, Полтавы и Вечного мира с
Польшей.
То
же происходит с сербами и Сербией. Они как форпост православного мира, граница
которого проходит по реке Дрине, стали объектом геополитических проектов
"Mitteleuropa" в начале века и грубых военных акций в его конце. Цель
очевидна: окончательно фрагментировать православных славян, подавить их
национальную волю и, наконец, превратить поствизантийское пространство в
вотчину атлантической цивилизации и его мирового правительства. Только это
позволит безвозвратно запереть Россию в геополитической резервации: положение
до Ливонской войны на Северо-западе, положение после Крымской войны на Юге,
отсечение от Черного моря и византийского пространства тюрко-исламской дугой до
Китая, которая, пройдет через Кавказ, Татарстан, Поволжье и отделит также от
Каспийского бассейна. Запад созидает на обломках России и славян новую империю,
проявляя такое необузданное стремление к мировому господству, которое напомнило
времена крестовых походов и конквистадоров.
Сегодняшняя
агрессия развивается на фоне резкого изменения не только военно-стратегической,
но и идеологической ситуации в Восточной Европе. Вступление в НАТО Венгрии,
Польши и Чехии помимо резкого нарушения военно-стратегических симметрий сделало
Североатлантический альянс гораздо более антирусским, с выраженным негативным
отношением к православному славянству. Причины этого имеют глубокие
исторические корни.
Став
последней добычей религиозной экспансии католицизма на востоке Европы, эти
нации были превращены в форпост латинства в славянском мире и на протяжении
веков либо сами, либо в фарватере Габсбургской империи давили и нападали на
Русь и православное славянство. В результате венгерского завоевания в XIV веке
часть сербского этноса была окатоличена и превратилась в хорватов, ненависть
которых к своему прежнему естеству - православному сербству превосходит все
мыслимые параметры. Хорватия воевала на стороне Гитлера и совершила чудовищный
геноцид православного сербского гражданского населения. Извечная реальность -
историческая враждебность Польши к Руси-России - с неизменностью проявлялась во
все века польского могущества и самостоятельности вплоть до укрощения ее российской
мощью. После пяти веков (XII-XVII) ни чем не спровоцированной экспансии на
западнорусские православные земли это смешно объяснять "разделами
Польши" "царизмом". Затем уже Россия усмиряла в 1831г. польское
восстание и, верная Венской системе, вводила свои войска в Австрию в 1849г.,
спасая ее от венгерского восстания и неминуемого распада.
При
всех смутах и внутренних драмах России во все времена эти нации, так или иначе,
участвовали во враждебных внешних акциях против России. Примеров тому достаточно
от наполеоновского нашествия до интервенции в охваченную гражданской войной
Россию, куда устремились и венгры, и чехи, и поляки. Для сравнения, несмотря на
печальный опыт советско-финской войны, Финляндия продолжает оставаться добрым
соседом России. Но что бы ни писали о русском империализме, общим итогом
последних десяти веков средневековой и новой истории остается неоспоримый факт,
что с Х до середины ХХ столетия именно Запад с острием из восточноевропейских
католиков постоянно продвигался на Восток, а западные границы колыбели русской
государственности едва сохранялись с переменным успехом.
Только
Ялта и Потсдам изменили положение, сделав всю территорию Восточной Европы на
пятьдесят лет сферой влияния СССР и, как отмечал А.Тойнби, "Запад впервые
за тысячу лет ощутил на себе давление России, которое она испытывала все века
от Запада". И в этот период истории именно Польша, Венгрия, Чехословакия,
спасенные русскими от тотального уничтожения фашизмом или от в лучшем случае
уготованной им участи свинопасов и горничных, оказались куда менее надежными
членами советского блока, чем даже побежденные и разделенные немцы. Если немцев
Горбачев буквально вытолкал к их западным собратьям, то поляки, венгры и чехи
подверглись вооруженному вмешательству СССР в их внутренние дела для сохранения
блокового равновесия. Симптоматично, что эти страны, включая славянские Чехию и
Польшу недвусмысленно одобрили бомбардировки НАТО сербских позиций в Крайне и
Боснии и безоговорочно вступили в Североатлантический альянс в тот самый
момент, когда НАТО в нарушение всех правовых норм готовила удары против
Югославии, против сербов, которые никогда в истории не обижали их. Все это
говорит о более глубоких религиозно- и культурно-исторических мотивах, нежели
противоборство "тоталитаризма и демократии". Такой сложный опыт
взаимоотношений делает для этих наций столь соблазнительным реванш, обещает
усиление идеологизации геополитического наступления НАТО.
В
этом ключе можно рассмотреть и подписание Хартии Украина - НАТО, где содержится
четкая формулировка о стратегической цели Украины - интеграции в
западноевропейские институты, среди них "атлантические структуры".
Ратификация Договора России с Украиной сняла ряд объективных препятствий для
вступления ее в НАТО. К тому же, этот Договор не содержит обязательства не
вступать в блоки и союзы, враждебные друг другу и не допускать на свои
территории вооруженных сил третьих держав. То, как это, может быть
использовано, продемонстрировали заявления Председателя Совета по национальной
безопасности Украины: "НАТО не должна оставить бывшие республики СССР один
на один со своей безопасностью".
Наивно
искать причины раздвоенности украинского сознания в бегстве от тоталитаризма,
равно как и объяснять украинским "трудящимся", что их отделили от
братьев для того, чтобы легче было грабить. Лучше задуматься, почему еще в
Австро-Венгрии придавали столь громадное значение реформе украинского языка, с
таким тщанием подыскивая различия в топонимике и поощряя каждую точку над i,
отрывающую украинскую графику от русской? Для чего капитальный девятитомный
труд интеллектуального патриарха М.Грушевского ( Исторiя Украiны - Руси. Киiв
-Львiв, 1907) еще в начале века подводил к мысли, что туранская Московщина
украла киевскую историю и софийские ризы у арийской Украины? Почему
православного полкового священника Центральной Рады Иоанна Теодоровича в 1924г.
в Канаде, несмотря на "героическое" националистическое прошлое,
подвергали поношению униаты. "Потому что ты не греко-католик, - писал он,
- "ты не можешь быть украинцем... ты кацап, москаль, проклятый
схизматик".
Истоки
проблемы - в ненависти исторического католицизма к русскому православию, в
Брестской унии, которая провела драматическую разделительную линию в жизни
одного народа. Отрыв Киева от Москвы, окатоличивание восточного славянства были
вековыми устремлениями Запада: "О мои Русины! Через вас-то надеюсь я
достигнуть Востока..." - взывал Папа Урбан VIII в начале XVII столетия. В
начале ХХв. Вена и Ватикан спешно готовили Галицию на роль "украинского Пьемонта",
превращая русинов (самоназвание галичан до начала ХХ в.) в украинцев, внося
лозунг всеукраинского единства, сулящего в грядущей войне в случае победы
австро-германского блока отрыв Малороссии от России. П.Н.Дурново предупреждал в
1914г.: "только безумец может хотеть присоединить латинскую Галицию. Он
потеряет империю". В прошлом только гений А.С.Пушкина с его историософским
чутьем угадал, что эта проблема всегда остро встает при наступлении Запада на
Восток: "Наш Киев дряхлый, златоглавый, сей пращур русских городов,
сроднит ли с буйною Варшавой святыни всех своих гробов"?
Будущее
покажет, какая линия возобладает в политике Киева. Пока же, Украина - объект
приложения колоссальных политических, финансовых усилий и демократических
ухаживаний США. Британский министр обороны М.Ривкин заявлял, что вовлечение
Украины в партнерство с НАТО должно стать логическим завершением распада СССР.
Конгресс США перенацелил стратегическую активность и финансирование на Киев,
чтобы предупредить всеми средствами любые интеграционные тенденции с Россией,
которая, по З.Бжезинскому, вместе с Украиной стала бы опять
"империей", то есть супердержавой. Но на пути самых заветных
стратегических и идеологических устремлений Запада остается ряд серьезных
препятствий, которые США пытаются устранять разными средствами.
Прежде
всего, это Белоруссия - вовсе не тоталитарно-коммунистическая - этот ярлык -
лишь предлог для нападок, но настроенная сугубо антиатлантически, а также
демонстративно равнодушная к Западу со всем его идейным багажом, что вызывает
бойкот и истерическую, откровенно непристойную травлю. Очевидно, что будет
оказан окончательный нажим с целью покончить и с Приднестровьем - единственной
после ухода российских кораблей из Измаила точкой опоры России на
дунайско-балканском направлении. На фоне вступления в НАТО восточноевропейских
государств, а также явной готовности македонских националистических лидеров из
ВМРО сыграть на интересах США и НАТО в пику "сербскому гегемонизму",
православная и не подчиняющаяся атлантическому диктату Сербия является
совершенно недопустимой занозой в тылу, и поэтому против нее совершается
агрессия.
Трудно
не заметить, что в наступлении на интересы России и непокорных славянских
православных "варваров", как и в прошлом, латинский Запад, прежде
всего англосаксонские интересы вступают в геополитический и духовный союз с
"более цивилизованным" исламом. Для того чтобы рассечь Балканы
зеленым коридором, Запад не побоялся создать воинствующее мусульманское
государство в центре Европы - Боснию, не взирая на стратегическую цель
А.Изетбеговича - создание исламской федерации от Адриатики до Великой китайской
стены. Теперь на повестке дня противоправное и насильственное отторжение от
Сербии Косова. Колыбель сербской государственности, древнюю землю державы
Неманичей, отчину Св.Саввы Сербского Запад хочет отдать албанцам, которые даже
в 1945г, после того как сербы потеряли на душу населения больше всех наций
Европы, составляли в Косово меньшинство.
Очевидно,
что оккупация Косова - продуманная и принятая к исполнению цель США независимо
от действительного положения дел в Югославии, которая не угрожает ни одному
члену НАТО. Эта цель столь важна для США, что она оправдывает средства - грубую
агрессию против суверенного государства, обесценившую международное право. Это
необходимо им для устранения препятствия на пути фронтального расширения НАТО и
военно-политического овладения всей Европой, а также и по другим причинам.
Используя в своей борьбе с непокорными славянами Турцию и албанцев, США
стремятся контролировать этот процесс. Это приобретает актуальность по мере
того, как мировой ислам превращается в серьезнейший геополитический,
демографический, финансовый и военный фактор современного мира, приближая
гипотетический момент, когда исламские государства попробуют реализовать свои
геополитические цели в мировой истории без оглядки на западных покровителей. К
тому же, "Блистательная Порта", пять десятилетий верно отслужившая
плацдармом НАТО на южных подступах к России, проявляет неудержимое стремление к
историческому реваншу.
Таким
образом, драма Югославии, помещенной на стыке мировых цивилизаций, как в капле
воды отражает все противоречия мира, двадцатого столетия и своей нации. Это и
извечное пренебрежение к "восточным варварам", лежащее в самом
культурно-историческом сознании Запада, перенесенное на соперничающий образ в
христианской истории и воплотившееся в многовековом наступлении латинства на
Православие. Это и плачевный итог соперничества двух рационалистических
проектов земного рая без Бога - марксистского и либерального. Это духовное и
геополитическое соперничество после распада исторического государства
российского. На этой земле сейчас решаются не только судьба сербов, но и пути
мировой истории. Поэтому Югославия, попираемая Западом - сегодня как никогда -
великая держава. На пороге Третьего тысячелетия во всем своем масштабе опять
встают Мировой Восточный вопрос и вселенская дилемма "Россия и
Европа".
*
* *
Эта
дилемма не нова, "как и не ново открытие, что другие народы нас не знают и
не понимают, что они боятся России, не сочувствуют ей и готовы радоваться
всякому ее ослаблению" - писал с горечью Иван Ильин: "М.В.Ломоносов и
А.С.Пушкин первые поняли своеобразие России, ее особенность от Европы, ее
"не-европейскость". Ф.М. Достоевский и Н.Я. Данилевский первые
поняли, что Европа нас не знает, не понимает и не любит. С тех пор прошли
долгие годы, и мы должны были испытать на себе и подтвердить, что все эти
великие русские люди были прозорливы и правы".
Так
называемый Восточный вопрос, через призму которого проявляются наиболее
многогранно все уровни и аспекты противоречий и движущие силы мировой истории,
во всем своем исполинском масштабе проявляется ко второй половине XIX века.
Именно к этому времени в основном сформировались те действующие силы в
европейской политике, что определяли ее внутренние пружины. Оформление главных
субъектов европейской политики, которые сохранили свою роль держав до наших
дней, происходило в течение предшествующих двух веков. Уже в XVII-XVIII веках в
корне изменилось соотношение сил главных государств Европы. Державы, самые
могущественные в начале периода, отступили к его концу на второй план. В
состояние упадка пришли Польша, Швеция и Турция. В то же время на Западе быстро
восходила звезда Англии, пронизанной пуританским духом превосходства и деловой
активности.
Явление
огромного значения, изменившего все международное положение в Европе,
представлял рост могущества России в XVII-XVIII вв. Россия превратилась к этому
времени в огромную империю, простиравшуюся от Балтийского моря до Тихого океана,
равной которой по размерам Европа не знала со времен Рима. Подвергнувшись
невиданному в истории опустошению и разрушению монголами, истощаемая почти в
течение трех веков материально, Русь тем не менее на удивление окружающему миру
сумела освободиться от этого ига в 1480 году при Иване III и сразу же стала
набирать силу как одно их самых мощных государств. К.Маркс, не жаловавший
Россию, писал: "Изумленная Европа, в начале правления Ивана едва знавшая о
существовании Московии, стиснутой между татарами и литовцами, была ошеломлена
внезапным появлением на ее восточных границах огромной империи, и сам султан
Баязид, перед которым Европа трепетала, впервые услышал высокомерную речь
Московита..."
Превращение
Руси в Россию завершилось к концу XVIII в., что было залогом судьбы
православной цивилизации. Будучи свободной от культуртрегерской агрессивности,
столь присущей католическому романо-германскому духу, православная цивилизация
могла устоять, лишь самоукрупнившись и заняв определенное географическое
положение. Это осознанно или интуитивно чувствовали русские Государи от
Александра Невского, спасшего Православие от духовного поглощения латинством,
до Петра I. Петр Великий немного ценил русское своеобразие, но первым оценил
необычайный потенциал России и народа и прекрасно ощутил новые геополитические
нужды государства, парализованного давлением Швеции и Польши, а с другой
стороны вассалом Турецкой империи - Крымским ханством (бывшим улусом Золотой
Орды, завоевавшей православную Тавриду).
Этот
путь проходил через стояние на реке Угре, через смуту и изгнание поляков из
оскверненного ими Кремля. На этом пути особое значение имело восстановление
общей исторической судьбы православных россов - малороссов, белорусов и
великороссов, сделавшее их неуязвимыми от давления антиправославных сил, а
также выход России к морям: к Балтийским берегам на северо-западе, к Черному
морю с окончательным закреплением в Крыму - на Юге и к Тихому океану, что
завершило освоение Сибири и Дальнего Востока. Именно на этом обильно политом
русской кровью пути Потемкин стал Таврическим, Румянцев - Задунайским, Суворов
- Рымникским, Дибич - Забалканским, Паскевич - Эриваньским, Муравьевы - Карским
и Амурским. Трудно представить себе мир, если бы Сибирь и Дальний Восток стали
легкой добычей Китая и Японии. Что было бы с Европой, если бы она, окатоличив
восточных славян, напрямую столкнулась с Азией сначала в лице монгольских
кочевников, затем турок, которые однажды уже подошли к Вене...
"Цивилизованная"
Европа, спасенная русским кордоном от многих опустошительных завоеваний, тем не
менее, нелегко мирилась с этими геополитическими сдвигами. Как писал Пушкин,
обладавший удивительным историческим чутьем, "России определено было
высокое предназначение... ее необозримые равнины поглотили силу монголов, варвары
не осмелились оставить у себя в тылу порабощенную Русь и возвратились на степи
своего Востока. Образующееся просвещение было спасено растерзанной и издыхающей
Россией. Но Европа всегда была в отношении России столь же невежественна, как
неблагодарна".
*
* *
Уже
талант и эрудиция великого русского историка С.М.Соловьева побудили
интерпретировать эту тему шире, чем она понималась в политической терминологии
и дипломатическом лексиконе второй половины XIX века - лишь как вопрос о
черноморских проливах и судьбе освобождающихся из под турецкого ига славянских
и греческих территорий. Он назвал Мировым Восточным вопросом протянувшееся
сквозь тысячелетие историческое соперничество между Европой и Азией, между
"европейским и азиатским духом". Его панорамный взгляд на историю
позволил осознать, что борьба и соперничество цивилизаций была важней движущей
силой мировой истории.
На
Западе осознание "мирового восточного вопроса", своеобразно
проявилось в классической геополитике, которая указала на историческую закономерность
взаимного сдерживания и соперничества "больших пространств".
Собственно термин геополитика был введен шведским ученым - пангерманистом
Р.Челленом. Классические разработки связаны с трудами таких классиков как К.
Риттер, Ф. Ратцель, Х. Маккиндер, К. Хаусхофер. Именно атропогеографические и
политико-географические воззрения Ф.Ратцеля составили тот "питательный
бульон", которым была вскормлена геополитика ХХ века. При всех различиях
эти ученые, принадлежа в целом к школе географического детерминизма, в
значительной мере исходили из борьбы государств - организмов за выживание.
Интересно,
что в терминологии классической геополитики и схем Х. Маккиндера, на основании
которых во многом осуществляется политика сдерживания России со стороны Запада,
- континент Евразия назван Мировым Островом, контроль над которым обеспечивает
господство над миром. Южная граница Европы и Азии с центром почти в Тавриде
определена как Сердцевина Земли - Хартленд. И тот, кто контролирует эту
Сердцевину, владеет ключом к Мировому Острову. Эта отвлеченная абстракция
выражает чисто натуралистический подход к толкованию истории и отнюдь не может
объяснить всех ее движущих сил, но и она проявлялась неоднократно в борьбе и
взаимодействии оказавшихся волей судьбы на сердцевинной земле народов - прежде
всего России, среди прочего и как проблема XIX века - борьба за контроль над
черноморскими проливами.
Такая
геополитика отчасти может быть охарактеризована как проявление
социал-дарвинизма. Дарвинизм неслучайно - порождение англосаксонского духа
пуританизма с его делением людей на предназначенных ко Спасению и не
предназначенных. Доминирующее натуралистическое толкование движущих сил мировой
истории утрачивало понимание ее религиозно-философских побудительных мотивов и
христианское ее толкование, роль свободной человеческой воли.
Геополитиком,
предпринявшим первый опыт системного комплексного анализа геополитических
противостояний, был, бесспорно, Н.Я.Данилевский, имя которого намеренно
замалчивается оппонентами по целому ряду причин. Именно на исследовании
Восточного вопроса он заложил школу русской геополитики и, условно говоря,
геополитической социологии, в которой прозвучали такие имена как В.И.Ламанский,
Д.И.Менделеев, В.П.Семенов-Тян-Шанский. К трудам Данилевского близки по духу
труды выдающегося мыслителя К.Леонтьева, этого еще не понятого мировой
философской мыслью принципиального идейного консерватора.
Перу
Н.Я.Данилевского принадлежит и подлинно превосходное и оригинальное толкование
темы Восточного вопроса, которую он обстоятельно изложил в самом широком
историко-философском контексте в книге "Россия и Европа" и статье
"Горе победителям". Его впечатляющее толкование Восточного вопроса
трудно опровергнуть поныне. Данилевский пошел дальше С.М.Соловьева, лишь подметившего
соперничество цивилизаций, и справедливо указал на отсутствие у того осознания
особости России и глубинного противостояния ее Европе.
Восточный
вопрос - это отношение Запада к России и славянству в как соперничества особых
явлений мировой истории и культуры, причем каждый из этих типов имеет значение
всемирно-исторического характера. Это устремления, проявляющиеся на
гео-стратегическом, политическом, религиозно-философском, социо-бытовом,
этническом и культурном уровнях. Собственно, все это только вместе взятое и
должно составлять зрелое понятие геополитика, свободное и от абсолютизации
географических реалий, присущей западной школе геополитики, и от тотального
цивилизационного и географического нигилизма, свойственного историческому
материализму. Геополитика - это не только политическая география, то есть
учение об определяющем влиянии географических реалий на формирование и
поведение национально-государственных единиц или "больших
пространств".
Увы,
интерпретацию идей Данилевского во многом задала статья В. Соловьева в
Энциклопедическом словаре Брокгауза и Эфрона, в которой он представил
Данилевского идеологом панславизма и русского национализма. Поэтому вполне
объяснимо единодушие, с которым игнорируют и принижают его наследие все старые
и новые "общечеловеки" вот уже полтораста лет. Ведь любовь к
Отечеству и проповедь здоровой национальной политики есть вопросы, сама
постановка которых, по мнению вчерашних и сегодняшних либералов, угрожает
опасностью "лучшим традициям русского образованного общества". Историческая
концепция Данилевского - органицизм и сила его книги сильно противостояли
соловьевской концепции всеединства, что сделало философа яростным и, увы,
недобросовестным оппонентом "России и Европы", ибо он даже обвинил
Данилевского в заимствовании у немецкого посредственного историка Рюккерта.
Имя
Данилевского должно быть прежде всего связано вовсе не с мифическим
панславизмом, а с понятием геополитика. Главы о славянском единстве в большой
степени опираются на идеальные аргументы и рождают мало осуществимые построения,
хотя теоретически оправданные и в чем-то полезные. Прогнозы из области
панславизма в силу имевшихся препятствий не оправдались в той степени, что
прозорливые аналитические выводы и предсказания в других областях.
Н.Страхов
в яркой полемике с В.Соловьевым по книге Н.Я.Данилевского "Россия и
Европа" с горечью писал о российских западниках, что превосходили в своей
неприязни к отечеству европейцев, которых "с детства пугали донскими
казаками и которым Россия является в мифическом образе неодолимого могущества и
самого глухого варварства", недоумевая, "почему мы за Европу боимся,
а за Россию у нас нет ни малейшего страха... Когда Данилевский говорил о
грядущей борьбе между двумя типами, то он именно разумел, что Европа пойдет
нашествием еще более грозным и единодушным... Перед взором Данилевского в
будущем миллионы европейцев с их удивительными ружьями и пушками двигались на
равнины Славянства... Он видел в будущем, что его славянам предстоят такие
испытания..., перед которыми ничто Бородинская битва и севастопольский
погром..." Ксения Мяло остро заметила: кто не опознает в этом видении 1941
год? А, может быть, и год 1992-1993 в Боснии, и 1998-99 на Косовом поле?
Данилевский
указывал на неизбежное перемещение центра тяжести мировой политики на стык
славянства и латинства, что блестяще оправдывается вот уже полтора века, и
превосходно обнажил истинные причины такого мирового противостояния,
маскируемые до момента наличием турецкой империи. Пока между Россией и Европой
"стояла турецкая фантасмагория", этих причин можно было и не
заметить, когда же "призрак рассеялся, и настоящие враги явились лицом к
лицу, нам ничего не оставалось, как взглянуть действительности прямо в
глаза".
Стремление
России разрешить противоречия по узко понимаемому Восточному вопросу путем
вступления в европейскую систему - бесперспективны. Ибо подлинный Мировой
Восточный вопрос отражает берущее начало в тысячелетии глубинное неприятие
Западом православной России в двух ее ипостасях: как носительницы ненавистного
византийского наследия, но при этом равновеликой Западу в целом геополитической
силы и исторической личности с собственным поиском универсального смысла
мироздания - препятствия на пути сокрушения Богоданного многообразия мира,
превращаемого в культурную и экономическую провинцию Запада.
Антагонизм
между Россией и Европой по Данилевскому - есть объективный "огромный
исторический процесс, в ходе которого решается вопрос о том, должно ли
славянское племя - член арийской семьи... - оставаться только ничтожным
придатком, так сказать прихвостнем Европы, или же в свою очередь приобрести
миродержавное значение и наложить свою печать на целый период Истории."
Этот антагонизм определяется славянством России, то есть устойчивой
противоположностью романо-германскому культурно-историческому типу и различной
стадией развития этих типов, противоположностью православия и латинского
католицизма, а также стремлением англосаксов подчинить своему влиянию Азию.
Причем эти все противоречия "замечательнейшим образом спутываются в один
узел на Босфоре, в Дарданеллах и в Константинополе".
Данилевский
гениально подметил еще одну закономерность - обязательное наступление Запада на
Восток, а значит на славянство и Россию после длительных периодов затишья в
сугубо западных внутренних отношениях, которые служат накоплению сил для
западноевропейского культурно-исторического типа, которые он направляет затем
всегда на Восток. Отсюда вывод, что попытка решить противоречия между Европой и
Россией через втягивание России во внутриевропейские коалиции и превращение в часть
Европы, есть ложная и обреченная на фиаско. Во-первых, нельзя большее
интегрировать в меньшее, это можно сделать, лишь расчленив и уменьшив это
большее. (Судьба СССР, Ялта и Потсдам - плата за место "России" в
горбачевско-сахаровском общеевропейском доме).
После
разгрома наполеоновской армии, в котором Россия не только отразила нашествие
"двунадесяти языков", но и на свою беду пролила кровь за Европу,
Запад, накапливал силы в течение нескольких десятилетий без войн. Затем
последовала Крымская война, где христианская Европа, вступив в союз с
"передовой и цивилизованной" Османской империей, попыталась укоротить
слишком возросшее влияние "варварской" России. Восточный вопрос
набирал остроту. Пока Франция, Австрия и Германия решали свои междоусобицы,
России ничего не грозило, ей даже удалось восстановить свои политические
позиции - отмена "нейтралитета Черного моря".
Но
все европейские распри были забыты для того, чтобы на Берлинском конгрессе
"снова восстановить" препятствия к решению турецкой части Восточного
вопроса, разрушенные русскими штыками в 1876-1878гг. После очередных мирных для
Западной Европы трех десятилетий ее сила снова обращается на Восток -
Боснийский кризис, провокации к Балканским войнам и, наконец, Первая мировая
война. После Версаля также следуют два мирных десятилетия. Затем взращенный с
попустительства англосаксонских интересов германский фашизм вновь обращается на
Восток. Спасенная советской армией Европа после Ялты и Потсдама живет мирно
пять десятилетий, накапливая совокупную военно-экономическую, идеологическую
мощь для нового броска против России и славянства. Анализ Данилевского
полностью подтверждается событиями ХХ века.
"Россия
и Европа" помогает понять, почему западноевропейская историография столь
единодушна в неприятии России, причем классики марксизма здесь могут поспорить
в ненависти к России с самыми одиозными "буржуазными" авторами, что в
годы Крымской войны расклеивали фальшивки вроде подложного "Завещания
Петра I". Мировой Восточный вопрос уже с XVIII в. проявляется не только в
политике держав, но и в осмыслении исторических процессов. И.Г.Гердер пишет об
"омерзительной византийской истории" и о симфонии властей как о
"двуглавом чудовище". Гегель наделяет лишь Запад правом
"свободно творить в мире на основе субъективного сознания", не найдя
кроме него "всемирно-исторических народов". Во второй половине ХIХ
века эта борьба принимает достаточно очевидный характер.
Превращение
России в огромную и чуждую Западу геополитическую и историческую величину
породило в западной историографии XIX - XX вв. крайне враждебную интерпретацию
всей русской истории и политики. При всем отличии крикливой публицистики от
академических трудов, и тем, и другим свойственны ряд мифов и клише. Это
приписывание России монополии на агрессивность, извечная тема русского
варварства и реакционности, а также случайность внешнеполитических успехов
России благодаря иностранцам, находящимся на русской государственной службе.
Если британской науке свойственно обвинять Россию в экспансии вплоть до цели
захвата Индии посылкой войск через Гималаи (!), то в немецкой историографии
доминирует легенда о роли иностранцев, в основном немцев, что призвано
обосновать тезис о том, что в самом русском народе как не-историческом
славянстве не могло быть сил для самостоятельного создания могущественного и
жизнеспособного государства. Этот последний тезис - не только совершенная
инсинуация, но и сам по своей постановке ложен.
В
XVII- XVIII вв. и позднее привлечение на дипломатическую службу иностранцев
было распространенным явлением при дворах почти всех абсолютных монархов. Это
как раз явление западного мира, связанное с феодальными особенностями этих
государств, когда короли больше доверяли иностранцам, чем собственной крупной
аристократии, сохранявшей свои олигархические стремления. Русское самодержавие
XVII в. как раз представляет собой исключение, так как все видные дипломаты
этого столетия были русского происхождения. При Петре все крупнейшие дипломаты
России принадлежали к ее собственной старой или новоиспеченной верхушке - дьяк
Украинцев, Б.Куракин, Ф.Головин, Г.Головкин, И.Шереметев, А.Меншиков.
Исключение составляли лишь Шафиров, Брюс и Остерман. Также и при Елизавете
управление дипломатическими делами находилось в руках князя А.Черкасского,
графа А. Бестужева-Рюмина и графа Воронцова. Блистательные успехи русской
дипломатии при Екатерине II были осуществлены ею самой и ее ближайшими
помощниками из старого и только что созданного царицей дворянства - Н.Панин,
Г.Потемкин, А.Безбородко, С.Воронцов, причем царица не допускала к влиятельным
постам лиц из бывшего окружения Петра III.
Александр
I и Николай I действительно привлекали прибалтийских немцев из среды высших
сановников империи. Не надо забывать, что Россия была действительно империей в
высшем самом лучшем смысле этого слова - она вобрала много народов и
по-настоящему интегрировала их в свою государственную систему. В отличие от
западных империй, практически стерших с лица земли завоеванные народы, Россия
не стирала ни местных обычаев, не насаждала язык, но также сделала местную
аристократию полноправной частью своего высшего сословия и правящего класса.
Эти люди, - в частности, остзейское дворянство были самыми верными слугами
Отечества и государя и отличались крайней консервативностью в отличие от многих
русских аристократов, заразившихся в 1815 г. в Париже масонскими идеями.
Действительно
в 1854 г. остзейскими немцами и иностранцами были замещены 163 заграничные
должности из 201. Нессельроде, Ливен, Бруннов, Мейендорф, Будберг играли видную
роль в дипломатической службе. Но на их век приходится период без особых
дипломатических успехов и крымское поражение, зато немалые усилия в борьбе с
революциями, за что им большое спасибо. Но это должно быть в глазах
западно-либеральных историков скорее отрицательным, а не положительным!
Пора
обратить внимание на тот факт, что тотальный нигилизм в отношении русского
исторического бытия был свойствен всем слоям западного общества от придворных
историков, до либералов и марксистов. Что доказывает лишь факт глубинного
неприятия самого исторического феномена России. Извечные западные фобии в
отношении Православия и России, рядились в разные одежды, но были едины для
папского Рима и для Вольтера, для де Кюстина и К.Маркса, для В.Ленина с
Л.Троцким, но и для кумира московских либералов А.Сахарова -
"царизм", "русский империализм", филофейство, византийская
схизма, варварство варягов и любовь к рабству.
Бесспорными
лидерами в такой нигилистической интерпретации русской истории и внешней
политики России XIX века являются классики марксизма, на трудах которых взращен
Ленин, исключенный из Университета и занимавшийся тенденциозным
самообразованием. (Сталин учился в духовной семинарии и хорошо знал
религиозно-философские основы исторического пути латинства). Идея мировой
революции, оформленная к этому времени в научно-практическую теорию, может
считаться одним из аспектов Восточного вопроса - борьбы против Православия и
его материализованной силы - православного русского царства. Еще в 1948г.
Энгельс уже формулировал, что "революция имеет только одного действительно
страшного врага - Россию".
Маркс
и Энгельс полностью разделяли уничижительные оценки русской политики и
заимствовали аргументы в антирусской пропаганде в английских изданиях, где
утверждалось, что Англия даже Индию захватила, чтобы уберечь ее от России. В
работах "классиков" проявились все течения и тенденции западного
мышления ХIХ века, которые должны были формировать антирусский дух:
третьесословная и люмпенская ненависть к аристократическому началу
государственности и царям (в отличие от почтения к иерархии у народа -
крестьян), отрицание религиозных основ принципа верховной власти и соборности,
откровенная ненависть к православию как воплощению христианской веры. Налицо
зависимость работавшего в Англии Маркса от англосаксонской внешнеполитической
пропаганды. Сильно влияние и немецкой классической философии, наделявшей лишь
западные народы ролью творцов мировой истории.
Пренебрежение
к славянам, страх перед их объединением открыто проявлялись всегда у Энгельса.
В работе "Революция и контрреволюция в Германии (1852 г.) Энгельс рисует
страшную картину - оказывается цивилизованным нациям угрожает возможность
объединения всех славян, которые могут посметь "оттеснить или уничтожить
непрошенных гостей... турок, внгров, и, прежде всего ненавистных немцев".
Панславизм, во главе которого якобы стояло русское самодержавие, был тем
кошмаром, который мучил Энгельса, подобно кошмару коалиций, мучившему Бисмарка.
-
"Это нелепое, антиисторическое движение, поставившее себе целью ни много,
ни мало, как подчинить цивилизованный Запад варварскому Востоку, город -
деревне, торговлю, промышленность, духовную культуру - примитивному земледелию
славян-крепостных", - кликушествовал классик. "Но за этой нелепой
теорией стояла грозная действительность в лице Российской империи - той
империи, в каждом шаге которой обнаруживается претензия рассматривать всю
Европу как достояние славянского племени и, в особенности, единственно
энергичной части его - русских; ... той империи, которая за последние 150 лет
ни разу не теряла своей территории, но всегда расширяла ее с каждой... войной.
И Центральная Европа хорошо знает интриги, при помощи которых русская политика
поддерживала новоиспеченную теорию панславизма...". И мышление и политика
самого Николая I, свято соблюдавшего принцип легитимизма и Венскую систему 1815
года, тем более, его канцлера К.Нессельроде, больше всего дорожившего
взаимопониманием с князем Меттернихом, были настолько далеки от этих
приписываемых целей!
Однако
не только мифический панславизм русских царей вызывал революционное негодование
Ф.Энгельса. Не менее гневную отповедь вызвал и "демократический
панславизм" Михаила Бакунина. Идея Бакунина о естественном органическом
слиянии революционных потоков Западной Европы и славянства в подлинно общеевропейской
революции для Энгельса была крамольной. Бакунин осмелился считать славян
достойными участвовать в борьбе за победу революционной Европы, в которой им
вовсе не отводилось место.
В
своей статье о целях Новой рейнской газеты Энгельс весьма отличился в полемике
по национальному вопросу, указав, что в ближайшей мировой войне с лица земли
исчезнут не только "реакционные классы и династии, но и целые реакционные
народы", что "тоже будет прогрессивным". Классик
интернационализма считал славян народами, которые "нежизненны и никогда не
смогут обрести какую-нибудь самостоятельность". Они, якобы "никогда
не имели своей собственной истории ... лишь с момента достижения ими первой,
самой низшей ступени цивилизации уже подпали под чужеземную власть или лишь при
помощи чужеземного ярма были насильственно подняты на первую ступень
цивилизации". В расистском задоре Энгельс утрачивал последние проблески
интернационализма. Славяне - контрреволюционны изначально, они "всюду...
были угнетателями всех революционных наций". Но "способные и
энергичные" немцы и венгры являются ни больше и ни меньше как носителями
цивилизации для своих соседей славян. Правда, исключение классик делал для
поляков. Отказывая православным славянам в праве бороться против Габсбургского
ига, марксисты, казалось, безусловно поддерживали ненависть поляков к
"реакционной" России.
Эту
ненависть с горечью отмечал А.Герцен, описывая собрание, где Адам Мицкевич
пламенно призывал к новому походу на Россию двунадесяти языков. Возглавить его
он призывал опять "представителя великой Франции". Это был Наполеон
III - фигура, прямо сказать, постыдная для либерала, но все неважно, лишь бы
против России. Похоже, А.Мицкевичу была неизвестна подлинная цена польского
вопроса у идеологов революции, как очевидно ему было неведомо, что и его кумир
- Наполеон Бонапарт считал Польшу разменной картой в игре с Россией. Как только
провалились надежды на то, что новое польское восстание подожжет Россию и
взорвет европейскую систему, козырь немедленно обесценился. В письме К.Марксу Энгельс
прямо объявил поляков - пропащей нацией - "une nation foutue, которая
нужна как средство лишь до того момента, пока сама Россия не будет вовлечена в
аграрную революцию..."
При
этом задачей всегда было направить поляков в ходе войны с Россией на Восток,
чтобы обеспечить решение проблемы западных польских границ в пользу Германии.
"Тогда вопрос о размежевании между охваченными войною нациями стал бы
второстепенным по сравнению с главным вопросом - об установлении надежной
границы против общего врага. Поляки, получив обширные территории на востоке,
сделались бы сговорчивее... на западе". В конце письма весьма впечатляющий
вывод: "взять у поляков на западе все, что возможно, занять их крепости
немцами, пожирать их продукты, а в случае, если бы удалось вовлечь в движение
русских, соединиться с ними и вынудить поляков на уступки".
Не
только эти откровения, но и сама жизнь этих столпов была разительным контрастом
их философии. Многие исследователи, сравнивая русских революционеров и их
духовных отцов, замечали полную противоположность Маркса и Бакунина, который
обличил Маркса и коммунистический интернационал в служении исключительно
еврейским целям, что и стало одной из причин их конфликта. В Бакунине все
искренно: его борьба, его страдания и смерть. В жизни Маркса все фальшиво: 30
лет подстрекательства из читальни Британского музея, удобная жизнь за счет
Энгельса, расчетливая женитьба на немецкой аристократке, богатые похороны с
надгробными речами; типичный мещанин, завистливо воюющий против "буржуазии".
Все
мифы, что самые враждебные имперские европейские силы приписывали России, в
полной мере демонстрируют статья Ф.Энгельса "О внешней политике русского
царизма", впервые появившаяся в 1890 г в журнале "Die neue Zeit"
и в английском журнале "Time", а также работа Маркса "Secret
Diplomatic History of the XIX Century". В советское время самые одиозные
работы Маркса и Энгельса по России вскоре были заперты за толстыми стенами
специальных архивов. В статье Энгельс говорил, что все успехи России на международной
арене в XIX веке проистекали от того, что во главе ее внешней политики якобы
стояла всемогущая и талантливая шайка иностранных авантюристов, основавшая
"своего рода новый иезуитский орден", который ловко надувал всех
европейских правителей, которым Энгельс явно более симпатизировал. Эта
"шайка", - писал Энгельс, - сделала Россию великой, могущественной,
внушающей страх, и открыла ей путь к мировому господству".
Очевидная
враждебность самому историческому существованию России, беззастенчивое
повторение наиболее предвзятых и абсурдных инсинуаций из британской и польской
эмигрантской публицистики, сделала эту работу Энгельса первой стратегической
мишенью для Сталина, когда он начал осторожно ревизовать марксизм. Сталин начал
идеологическую коррекцию антирусских аспектов ортодоксального большевизма с
хитроумного разгрома этой работы в письме членам Политбюро ЦК от 19 июля 1934
г. "О статье Энгельса "Внешняя политика русского царизма",
напечатанном затем лишь в мае 1941 года - перед самым нападением Гитлера. В
этот момент сербы уже держали славянскую оборону, а русским надо было срочно
поднимать национальный дух и любовь к отечеству, подточенную червем
интернационализма.
Сталинский
опус - удивительный образчик макиавеллизма, когда виртуозно жонглируя
марксистскими постулатами, цинично и иезуитски воздавая должное гениальности
"основоположников", Сталин камня на камне не оставил на энгельсовых
обличениях России как "последней твердыни общеевропейской реакции".
Сталин также весьма тонко уличил Энгельса в существенном игнорировании и
замалчивании англо-германского антагонизма, смеси проанглийской антирусской
позиции и вульгарного немецкого национализма.
Тезис
об агрессивности России и ее главной роли в провоцировании мировой войны с
целью захвата Константинополя также подвергся уничижительной критике, надо
сказать, весьма исторически аргументированной, в русле которой был дан широкий
анализ главных противоречий между ведущими европейскими интересами. Энгельс же
утверждал, что "вся опасность мировой войны исчезнет в тот день, когда
дела в России примут такой оборот, что русский народ сможет поставить крест над
традиционной завоевательной политикой своих царей"! Эта фраза еще раз
красноречиво свидетельствует, что весь пафос революции, выросший на Западе, был
прямо нацелен на Россию.
Тот
факт, что интерпретация русской истории у апологетов имперской и буржуазной
Европы полностью совпадала с таковой у главных идеологов мировой революции
свидетельствует о том, что революция готовившаяся против России - тоже
проявление мирового Восточного вопроса. Это подтверждает проницательность слов
Тютчева о главном противоречии Европы - противостоянии революции и России. Но
этот идеологический аспект "Мирового Восточного вопроса" был сильно
размыт геополитическими и конкретно-историческими противоречиями между великими
державами, которые рождали меняющиеся коалиции и формировали узко понимаемый
Восточный вопрос.
*
* *
Берлинский
конгресс 1878г. стал вехой, которая впервые объединила все западноевропейские
силы целью сократить значение русской победы. Именно против России Европа
впервые проявила себя как единое политическое целое. Против России, не взявшей
ни пяди территории балканских народов и оплатившей своей кровью независимость
славян, единым фронтом встали титаны европейской дипломатии - Андраши,
Солсбери, Бисмарк, Дизраэли. Но последовавший этап международных отношений в
целом неуклонно вел к разделению "европейского концерта". С точки
зрения стадий Мирового восточного вопроса в его самом широком значении - это не
был новый этап. На нем противоречия между самими западноевропейскими державами,
по-прежнему были не меньшими, чем с Россией, что порождало опять формирование
коалиций, где Россия была участницей.
Становилось
ясно, что Германия в случае неизбежного конфликта России с Австрией по балканским
делам поддержит Вену. Отношения России с Геpманией стали ухудшаться, что всегда
поощряется англосаксонскими интересами и всегда приводит к несчастью в Евpопе.
Австро-германский союз 1979 года стал роковой вехой, началом оформления
коалиций, которые в дальнейшем столкнулись в Первой мировой войне. Германия
дорого заплатила за этот маневр Бисмарка, так как этот договор лишь привел к
провалу главной цели самого Бисмарка - изоляции Франции. Прямым следствием
этого стало в 1993 г. соглашение России и Франции.
Одновременно
Австрия перестает питать всякие иллюзии в отношении своего сближения с Англией
по балканским делам, что сделало даже возможным возобновление союза тpех
императоров в июне 1881 года, который пpедупpеждал возможность англо-туpецкого
соглашения и появления английского флота в Чеpном моpе. Еще в 1880 г. Горчаков
писал, что "ничто не мешает ей (Англии) занять и самый вход в Дарданеллы,
т.е. запереть нам Черное море, когда ей угодно". Договоp был хрупок, он
держался до тех пор, пока не проснутся вновь австро-русские противоречия, лишь
временно приведенные к балансу в 1878г., пока Восточный вопрос вновь не
обострился. Это не замедлило, и пpедтечей мировой войны стала чеpеда кризисов
на Балканах - Боснийский кризис 1907-1908 гг. и Балканские войны 1911-1912гг.
Болгарский
кризис 1885-1886 годов, провозглашение воссоединения обеих Болгарий не сулили
России исполнения ее чаяний, поскольку к этому моменту австрийская политика
привела к переориентации Болгарии, которая в правление Фердинанда Кобургского
была окончательно вовлечена в орбиту австро-германской политики. То же
произошло с Сербией, которая пошла даже на заключение неравноправного договора
с Австрией, который практически устанавливал над ней протекторат, но
санкционировал "расширение южных границ Сербии". Началась
сербо-болгарская война.
В
это же время обостряются франко-германские отношения, а после неустойчивых
временных поворотов окончательно возобладало и резкое усиление
англо-германского соперничества. Общее течение к окончательному выделению
австро-германских интересов привели в итоге к оформлению Антанты через
англо-французское соглашение 1904 г. и русско-английское соглашение 1907 г.
Разделение
"европейского концерта" на два блока проявилось и в борьбе за
преобладание на Балканах. Экспансия германских интересов привела к конце 1910-х
годов к серьезному влиянию их в Турции. Россия не могла спокойно взирать на то,
как строится стальная колея, по которой можно будет подвозить оружия и войска
из Константинополя или даже из Германии прямо к армянскому нагорью.
Одновременно стало заметным неукротимое стремление Австро-Венгрии полностью
подчинить себе балканских славян. Хотя ограниченность возможностей и прямые
ошибки русской политики позволили Австро-Венгрии укрепить свое влияние в Сербии
и Болгарии в 80-90-х годах через своих ставленников - короля Милана в Сербии и
Стамбулова в Болгарии, бесперспективность упования на Запад в силу очевидной
враждебности германского блока славянским интересам становилась все более
ясной.
После
смены династии Сербия круто повернула в сторону России. Это побуждало Австрию
реализовать давние прожекты - включить захватом сербские области Балкан в
Габсбургскую империю при перестройке ее на принципах триализма или федерализма.
Это направление возглавил наследник престола эрцгерцог Франц-Фердинанд. Если бы
австро-германским планам на Балканах и Малой Азии было суждено сбыться, весь
огромный потенциал этого региона и его стратегическая ценность были бы
поставлены на службу германского блока.
Турецкая
революция, которая, можно считать, была победой Англии, побудила Австро-Венгрию
поспешить с давно вынашиваемым планом в уверенности, что дерзкий захват Боснии
и Герцеговины сойдет с рук, прежде всего со стороны ослабленной поражением в
русско-японской войне и революцией России, о которой Министр иностранных дел
Эренталь высказался: "Я знаю Россию как собственный карман. Она,
безусловно, не пойдет на войну". В значительной мере этот план удался.
Дипломатия Извольского, пытавшегося умиротворить Австрию, компенсировать требования
аннексии уступками Вены в других балканских проблемах оказалась ни
перспективной, ни почетной.
Турция
вынуждена была в итоге подписать с Австрией соглашение 1909 г. Захват Боснии
наносил удар по исторической законной задаче сербского народа - объединению в
едином государстве. Она потребовала хотя бы автономии для Боснии и раздела
Ново-Пазарского санджака для установления между Сербией и Черногорией общей
границы, которая препятствовала бы продвижению Австрии на Юг. Сербия призвала
Россию на помощь, которая уже более решительно потребовала международной
конференции держав - участниц Берлинского Конгресса. Однако мнение России и
Извольский, дипломатия которого была почти дезавуирована Государем, уже не
имели авторитета. После ультиматума о немедленном нападении Австрии на Сербию,
Россия вынуждена была сдаться и признать захват Боснии и Герцеговины.
Боснийский
кризис стал одним из важнейших этапов на пути развязывания первой мировой
войны. Репетицией к ней стали Балканские войны, результатом второй из них стали
раздел части территории Болгарии, были уничтожены ростки более широкого
единения славян против западных держав, дальнейшая ориентация Болгарии на
Германию и ее блок.
Таким
образом, на Балканах сфокусировались опять важнейшие международные противоречия.
Для Берлинского штаба было ясно, что вовлечь Австро-Венгрию в войну можно лишь
через Балканы. В Лондоне поняли, что использовать Россию против германских
интересов, можно лишь шантажируя судьбой славян и угрозой ее черноморским
позициям. Но в интересах всех западных держав как и всегда было не допустить в
стратегическом районе проливов и Средиземноморья образования крупного
самостоятельного славянского православного государства вне их контроля.
В
это время за кулисами мировой дипломатии великих держав шла другая политическая
работа с целью использовать Мировой восточный вопрос, мировую войну и революцию
для иных целей. Когда Теодор Герцль посетил Россию и беседовал с министром
Плеве, он прямо заявил - либо сионизм, либо революция, и даже пообещал призвать
российских евреев воздержаться от революционной деятельности. Но еще более
значительным были слова Макса Нордау, весьма авторитетной личности в
общественном мнении, который выступил на шестом конгрессе Всемирной сионистской
организации и дал перспективу: "Позвольте мне сказать несколько слов и
показать вам ступеньки лестницы, которые поведут наше дело все выше и выше:
Герцль, сионистский конгресс, английское предложение Уганды, будущая мировая
война и мирная конференция, на которой с помощью Англии будет создана
независимая еврейская Палестина". Эта перспектива реализована в
небезызвестной Декларации Бальфура.
История
завершения Первой мировой войны и подготовка программных документов к Парижской
мирной конференции, наконец дипломатическая борьба вокруг самого Версальского
договора, а затем начало его постепенного развала представляет сегодня гораздо
больший интерес, чем можно было предположить двадцать - тридцать лет назад. В
конце ХХ столетия в современных нам событиях уже совершенно откровенно действуют
силы, которые впервые обнажились в начале века. Именно тогда на мировой арене
были явлены до этого скрытые устремления к созданию некоего глобального
механизма взаимоотношений в мире, который бы втягивал национальные государства
в свою орбиту, незаметно подчиняя себе поведение суверенных государств крупным
мировым силам, происхождение которых определить нелегко. Но именно к этим силам
переходит руководство Мировым восточным вопросом. Эти силы становились
вездесущи, и им больше уже нужны были не мировые войны, слишком дорогостоящие,
но глобальные механизмы управления миром. Для этого нужны были соответствующие
идеологии и личности во всех странах Европы.
Можно
сказать, что пока шли сражения на полях Первой мировой войны, за кулисами
разворачивался новый этап в Восточном вопросе, который уже проявился в работе
сначала ради заключения Версальского мира, а затем ради его постепенного
уничтожения. Очевидно, что в этом процессе происходило оформление
англосаксонских интересов в качестве главного инструмента и проводника новых
многосторонних механизмов, за которыми стоят крупные финансовые и не только
финансовые силы, не тождественные этим англосаксонским странам. США, где
формируется идейный и финансовый центр с глобальными устремлениями становятся
после войны главным проводником и инструментом этих сил.
Имеются
материалы, которые проливают свет на некоторые скрытые пружины американской
политической жизни, обеспечившие избрание Вудро Вильсона на пост Президента
США, а также сделавшие загадочную личность некоего полковника Хауза фактическим
разработчиком всей американской мировой стратегии. Немало фактов
свидетельствуют о наличии некоего общего круга политиков и деятелей по обе
стороны океана, продвигавшего на посты определенных людей. Это либеральные
политики кальвинистского происхождения были объектом серьезного влияния со
стороны лидеров сионистского движения, деятелей Всемирного Еврейского
Конгресса.
Полковник
Хауз, выходец из Техаса, являлся не по чину слишком влиятельной фигурой в
администрации Вильсона, исполняя роль советника президента по вопросам
национальной безопасности. Уже в 1914 году он по собственному признанию стал
назначать американских послов и заводить первые связи с европейскими
правительствами в качестве "личного друга президента". Его издатель Сеймур
писал: "Трудно найти в истории другой пример дипломатии, которая была бы
столь чуждой ее общепринятым путям... Полковник Хауз, частное лицо кладет карты
на стол и согласовывает с послом иностранной державы, какие инструкции следует
послать американскому послу и министру иностранных дел этой страны".
Хоуден, его доверенный, выражался еще яснее: " Во всем, что происходило,
инициатива принадлежала Хаузу... Государственный департамент США сошел на
положение промежуточной инстанции для воплощения его идей и архива для хранения
официальной корреспонденции. Более секретная дипломатическая переписка
проходила непосредственно через маленькую квартиру на 35-й Ист-стрит. Послы
воюющих стран обращались к нему, когда хотели повлиять на решения правительства
или найти поддержку в паутине трансатлантической интриги".
Сравним
реакцию США и Англии на крах России 1917г. Когда революция в России свершилась,
Хауз немедленно посоветовал Вильсону, что "ничего не нужно делать, кроме
как заверить Россию в нашей симпатии к ее попыткам установить прочную
демократию и оказать ей всеми возможными способами финансовую, промышленную и
моральную поддержку". Это разительно отличалось от суждения Черчилля,
воздавшего дань скорбного уважения русской трагедии. Сэр Уинстон Черчилль уже
сам не принадлежал тому новому Западу, что стал если не практическим, то
моральным союзником мировой революции.
"Я
не признаю права большевиков, представлять собой Россию... Их идеал - мировая
пролетарская революция, - говорил Черчилль в своей речи в Палате общин 5 ноября
1919г., - "Большевики одним ударом украли у России ее два наиболее ценных
сокровища: мир и победу, ту победу, что уже была в ее руках... Немцы послали
Ленина в Россию с обдуманным намерением работать на поражение России, - говорил
Черчилль о том, что ему было известно и что не вызывало у него сомнения, -
"Не успел он прибыть в Россию, как он стал приманивать к себе то оттуда,
то отсюда подозрительных субъектов из их потайных убежищ в Нью-Йорке, Глазго,
Берне и других странах..., он собрал воедино руководящие умы могущественной
секты, самой могущественной секты во всем мире... Окруженный этими силами, он
начал действовать..., разрывая на куски все, чем держалась Россия и русский
народ... Россию нужно было повергнуть... у нее украли место, принадлежавшее ей
среди великих народов мира".
Этот
представитель британской имперской идеологии, защитник интересов Британской
империи, для которой Россия всегда являлась объективно противодействующей силой
и препятствием, тем не менее, чувствовал, что в России совершалась революция
против всего, "чем держалась" вся Европа и весь христианский мир, а
не только "Россия и русский народ".
Любопытно,
в прошлом веке только Н.Я.Данилевский в своем беглом анализе
национально-религиозных основ английского общественного сознания и
государственного развития, сумел подметить положительное значение эмиграции
английских пуритан для Англии и Европы. Прозорливый Данилевский с его
историческим чутьем указал как на "особо счастливое для Англии
обстоятельство", что "самая радикальная, самая последовательная часть
ее народонаселения, в лице пуритан, заблагорассудила удалиться за океан для
скорейшего осуществления своих идеалов. Это отвлечение демократических
элементов надолго обезопасило Англию".
Единение
англосаксонских усилий по первой перестройке международных отношений после
краха России и окончания Первой мировой войны не могло быть достигнуто с такими
деятелями как Черчилль. Оно получилось с деятелями типа Бальфура и после
продвижения на пост премьер-министра Англии Ллойд-Джорджа, находящихся в
теснейшем взаимодействии с окружением самого Хауза, а также Хаима Вейцмана,
председателя Всемирного еврейского конгресса, которому еще Теодором Герцлем
было завещано через мировую войну добиться Палестины. Известный адвокат этой
идеи в британском парламенте Локер-Лампсон, писал в одном из лондонских
еженедельников: "Ллойд-Джордж, Бальфур и я - все мы были воспитаны как
ярые протестанты, верившие, что приход нового Спасителя совершиться после
возвращения Палестины евреям". Это ничто иное, как мессианская идея
Кромвеля и его хилиастов, а также идея большинства протестантских сект и
кальвинистских церквей в Америке.
Большевистская
революция и ее третьесословные ростовщические вдохновители были слишком чужды
Черчиллю по духу. Несмотря на то, что революция устраняла геополитического
соперника на мировой арене, герцог Мальборо испытывал к нему благородное
сочувствие. С деятелями такого типа Мировой Восточный вопрос обречен был
остаться на стадии конца прошлого века, ибо такие деятели делали возможными
новые внутриевропейские коалиции, они еще руководствовались понятием
национальные интересы и национальной идеологией. Но новые задачи требовали
наднациональной идеологии и консолидации всего совокупного Запада для того,
чтобы его превратить в инструмент для мирового господства. Восточный вопрос
должен был быть решен новыми методами, для которых нужно было преобразить мир.
Хауз явно принадлежал уже к тем силам Запада, в пользу которых эта революция
совершалась. Они это вполне осознавали и сочувствовали разрушителям России,
которые морально, духовно и генетически были ближе Хаузу и кальвинистской
Америке, чем православная царская власть.
Серьезный
разбор всех перипетий вступления США в Первую мировую войну показывает весьма
конкретные и реальные цели - при минимальных издержках вывести Соединенные
Штаты, уже ставшие одной из крупнейших экономический держав, на первые роли в
мировой политике. США объявили о своем намерении сыграть роль "честного
маклера" по аналогии с дипломатией О.фон Бисмарка на Берлинском конгрессе
1878г. США, не воюя, хотели стать главным участником послевоенного
урегулирования.
Подобные
расчеты не оправдались из-за остроты англо-германских противоречий, затяжного
характера войны, многих других причин, в силу которых США рисковали упустить
шанс стать мировым арбитром. К лету 1915 г. Вильсону была уже внушена идея
создания такой организации, которая регламентировала бы международное развитие
и контролировала бы основные силы тогдашнего мира. Вашингтон в этой организации
планировал играть роль своеобразного третейского судьи, от которого зависит
решение спорных вопросов.
Новая
"миротворческая" инициатива была представлена Хаузом воюющим сторонам
в начале октября 1915 г. Она касалась лишь трех вопросов: создания всемирной
организации, проблемы сокращения вооружения и принципа "свободы
морей". Это и было зародышем Программы из 14 пунктов, которая приобрела
окончательные очертания и была предложена уже на фоне революции в России,
изменившей геополитическую и военную обстановку в Евразии. Расчет
Хауза-Вильсона был предельно ясен: согласись центрально-европейские державы
вследствие истощения их людских и сырьевых ресурсов на такое предложение -
Вашингтон в одночасье становится мировым арбитром, а нет - тогда он с чистой
совестью переходит на сторону Антанты.
Вскоре
после того, как США все-таки вступили в войну в апреле 1917 года, Вильсон пишет
полковнику Хаузу "Когда война окончится, мы сможем принудить их мыслить
по-нашему, ибо к этому моменту они, не говоря уже обо всем другом, будут в
финансовом отношении у нас в руках". США выходят из своей
"изоляционистской" доктрины c программным документом
либерально-космополитического толка, имеющим характер универсалистского
проекта. Пресловутый полковник Хауз был автором этого текста, переворачивавшего
традиционные принципы международных отношений.
С
высоты сегодняшнего знания становится ясным, что США и стоявшие за ними
финансовые круги сумели подменить своими задачами те цели войны, ради которых
французы, немцы, англичане и русские гибли на фронтах. Этого не скрывает
Г.Киссинджер, хотя и представляет эту подмену в качестве демократической
перестройки международных отношений и окончательной победы Нового Света над
имперским Старым Светом:
"Вступление
Америки в войну сделало тотальную победу технически возможным, но цели ее мало
соответствовали тому мировому порядку, который Европа знала в течение столетий
и ради которого, предположительно вступила в войну. (Выделено Н.Н) Америка с
презрением отвергла концепцию равновесия сил и считала практическое применение
принципов "Realpolitik" аморальными. Американскими критериями
международного порядка являлись демократия, коллективная безопасность и
самоопределение - прежде ни один из этих принципов не лежал в основе
европейского урегулирования".
"Супердемократическая"
Программа Вильсона (раскрытая в "Архиве" Хауза) гласила, что
"Россия слишком велика и однородна, ее надо свести к Среднерусской
возвышенности... Перед нами будет чистый лист бумаги, на котором мы начертаем
судьбу российских народов." Пункт VI о России предполагал на территории
Российской империи "признание де-факто существующих правительств" и
"помощь им и через них" - Украинскую Раду, оккупированные
кайзеровскими войсками Эстонию, Латвию, Литву, а также отдельно и большевиков,
и белых как и вывод из самопровозглашенных территорий всех иностранных войск (в
том числе и Белой, и Красной армий, могущих восстановить единство страны!). Это
означало не что иное, как немедленное международное признание и закрепление
расчленения исторической России. Это Realpolitik, только с иезуитским
камуфлированием истинных целей витийством об абстрактных ценностях. После
этого, сделав все, чтобы контролировать репарационный механизм, англосаксонские
силы и через них интернациональный финансовый капитал, базирующийся в Америке,
обеспечили себе ведущую роль в европейской экономике.
Следует
особенно обратить внимание на тот факт, что эта Программа, провозглашенная в
начале века, не смогла получить полного воплощения сразу. Но она явно
реализуется открыто лишь в конце ХХ века под эгидой англосаксонских интересов,
ставших главным проводником мондиалистских идей в международных отношениях.
Политика США в середине 90-х годов есть совершенно
"неовильсонианская".
*
* *
Узкий
Восточный вопрос обнажил наличие Мирового Восточного вопроса - противостояние
России и Европы. Но XIX век привел также к обострению внутренних противоречий в
самой Западной Европе. Именно поэтому идеологическая религиозная цель Первой
мировой войны - уничтожение последних христианских империй в мире, прежде всего
русского православного царства, разрушение остатков христианских основ
государственности в самих европейских державах - цель, преследуемая мировым
масонством и всеми антихристианскими силами, все еще была размыта. Эта цель не
была совмещена с геополитическим противостоянием и поэтому Запад сам оказался
поделен на враждующие группировки. Часть их оказалась в геополитическом союзе с
Россией в этом первом мировом конфликте.
Слишком
велики были частные национально-государственные интересы внутри самого Запада. Еще
чувствовались особенности составных частей Европы, которые, после нивелирующего
воздействия рационализма, по мере дальнейшей дехристианизации, давали о себе
знать. Романский центр, где затухало влияние папского Рим, германский север,
особенно протестантская Пруссия, пронизанная масонскими ложами, начинала
проявлять варварское языческое начало, вечно протестующее против Рима, наконец,
англосаксонский островной мир, пренебрежительно гордый своим превосходством.
Формирующиеся
англо-германские противоречия оказались слишком сильны, отчасти отражавшие
наметившееся расхождение традиционных интересов держав континентальной Европы и
глобальных устремлений островной атлантической силы, представленной тогда лишь
Британией. Этот аспект станет темой современной геополитики - борьбы
"атлантизма" и "евразийства". Поэтому идеологические цели
войны были достигнуты лишь отчасти. Новый порядок, новый мир, порожденный
войной и революцией в России, в целом оказался еще не достаточным для
осуществления универсалистских проектов.
Как
и предсказывал Данилевский, прекратила свое существование как великая держава
Австрия, рассыпавшись как искусственное образование. Ужаснув мир напоследок
чудовищной и иррациональной резней армян, Турция после Первой мировой войны, на
некоторое время потеряла свою воинственную антиевропейскую силу, занятая
перевариванием проглоченных частей исторической России. Режим Черноморских
проливов стало возможным отрегулировать на некоторые десятилетия. Однако это
могло продолжаться лишь до тех пор, пока Турция вновь не понадобилась Европе
против России и славянства.
В
отличие от русских и славян силы, враждебные православной цивилизации, вынесли
уроки из опыта. В XX веке глубинные враждебные России силы блестяще используют
возможность нацелить на исполнение своих задач в мировой истории формирующийся
за океаном мощный геополитический центр и сделать его инструментом.
"Мировое латинство" в XX веке олицетворяют Соединенные Штаты Америки,
которые предпримут беспрецедентные усилия решить Восточный вопрос.
Этот
качественно новый этап Мирового восточного вопроса начался по окончании Первой
мировой войны. Задачей этих сил стала постепенная консолидация всего
совокупного Запада для того, чтобы идеологические цели могли быть совмещены с
геополитическими. На повестке для было создание мировых учреждений и отмена
золотого стандарта для того, чтобы лишить нации суверенитета и обеспечить
финансовый механизм мирового господства и интервенции при внешнем сохранении
наций-государств. Этому процессу сначала стала мешать Германия. Прометеевский
"сумрачный германский гений", уже утративший, как и весь Запад,
облагораживающую готическую католическо-христианскую почву, родил в
специфических условиях версальского унижения свой уродливый плод в виде
германского нацизма, глубинной религиозно-философской основой которого было
наступление язычества на христианство. Началась новая война, причем мешающий
мондиалистским силам гитлеризм был специально направлен англосаксонской
политикой на СССР.
Но
главным образом цели совокупного Запада и процесс его консолидации были спутаны
тем неожиданным продуктом, который произвела Россия из семени западного
прометеевского марксизма. Большевизм очень скоро на русской почве начал
мутировать и родил феномен СССР, в новой форме ставшей новым препятствием и противовесом
Западу. После победы 1945 года эти начала были восстановлены до того предела,
что в новом обличии СССР опять стал непреодолимым препятствием на пути Запада.
Сейчас,
когда "коммунистическая фантасмагория" рассеялась, давление на Россию
лишь увеличилось. Мировой вопрос перешел в завершающую стадию. Запад
консолидирован, Европа стремительно утрачивает роль самостоятельного явления
мировой истории и культуры. Такая Европа под атлантическим контролем и в кабале
мировых финансовых механизмов - послушный инструмент в нескрываемой задаче века
- уничтожении российского великодержавия и русской исторической личности во
всех геполитических и духовных определениях. Эта задача вполне обнажилась,
когда Россия в очередной раз попыталась решить мировой восточный вопрос путем
заигрывания с Западом, от чего так прозорливо предостерегал Данилевский, и
уступила ему свои геополитические позиции, которые она собирала в течение
четырех веков.
Вот
уже полтораста лет Запад боится России и крупных славянских православных
образований. И, как свидетельствует последняя книга З.Бжезинского , ничего не
изменилось и в век "общечеловеческих ценностей" по сравнению со
временем горьких заметок Ивана Ильина, написанных в годы "холодной
войны". Он прав: никакое служение общеевропейскому делу не меняет этого
отношения - ни освобождение Европы от Наполеона, ни спасение Пруссии в
1805-1815гг, ни спасение Австрии в 1849г. и Франции в 1875г., ни миролюбие
Александра III, ни Гаагская конвенция, ни жертвенная борьба с Германией в 1914
г. Добавим, ни освобождение Европы от тотального уничтожения Гитлером, ни,
наконец, даже самоустранение России как великой державы, совершенное
влюбленными в Запад российскими либералами. Россия и славянство - это
загадочная, полуварварская "пустота"; ее надо евангелизировать или
обратить в католичество, "колонизовать" (буквально) и цивилизовать; в
случае нужды ее можно и должно использовать для своей торговли и для своих...
целей и интриг; а, впрочем, - ее необходимо всячески ослаблять".
Как?
- Этому и посвящает книгу Бжезинский, называющий Россию "черной
дырой", и на каждой странице почти неприлично намекает на культурную
неполноценность русских и православных славян перед всеми народами мира, и
населяющими историческое государство Российское. Удивительная преемственность!
Здесь просматривается не столько гегелевская теория исторических и
неисторических народов, сколько нетерпеливая злоба Ф.Энгельса, предвкушавшего
исчезновение антиисторичных славян и имманентно реакционного русского народа.
Однако
эта преемственность имеет не полуторавековую, а почти тысячелетнюю историю.
Мотив антихристианства и варварства православных славян звучал еще в письме
Бернарду Клервосскому, вдохновителю первого крестового похода, от Епископа
Краковского Матфея, который побуждал к крестовому походу против русских
варваров, которые не сообразуются ни с латинской, ни с греческой верой, таким
образом для Матфея православные славяне уже тогда были даже
"ужаснее", чем византийские "схизматики".
Вселенская
дилемма "Россия и Европа", которую так или иначе не обошли вниманием
почти все крупные умы России прошлого, опять во всем своем исполинском масштабе
встает в конце ХХ столетия. Вне ее невозможно понять ни путь России к
катастрофе, ни глобальные культуртрегеские устремления Запада, далеко не
исчерпывающиеся материалистическим критериям, ни беззастенчивый шантаж
агрессией против сербов. Как и предсказывал Данилевский, решить Восточный
вопрос можно лишь, "когда Россия смело и открыто примет навязанный ей
вызов", для чего нужна мощь не столько материальная, как духовная.
Впрочем,
не только Россия находится у опасной черты. Некогда великая Европа стремительно
утрачивает роль явления мировой истории и культуры. Но Европа утрачивает не
только свою культуру. Никогда еще она не находилась в столь жалком положении.
Сегодняшнюю роль Европы как нельзя лучше символизирует двусмысленная и всегда
неуместная улыбка Хавьера Соланы, гримаса, с которой шакал Табаки из
"Книги джунглей" Р.Киплинга извещал народ о самонадеянной, злой и
грубой воле своего хозяина - Шер Хана, попирающего Закон... Это и есть Pax
Americana, заместивший не только Священную римскую империю и Москву - III Рим,
но и все материалистические универсалистские миражи земного рая без Бога -
"всемирное братство труда", "общеевропейский дом",
"единый мир". И неслучайно Хавьер Солана, побыв camarada, уже не
возвращается к сеньору, а становится Mister Солана.
Когда
ради совладычества над миром Европа провозглашает теперь устами своего
атлантического пресвитера единое "постхристианское общество", Европа
тем самым отрекается уже от себя самой, от собственного великого прошлого и его
исполинской культуры. Ее героика, идеал, романтизм и подвиг, даже Декартово
сомнение, само "безумство гибельной свободы", - все было задано
христианским духом. Либерализм со своими добрыми намерениями лишь вымостил
дорогу к "закату Европы" и ее капитуляции перед
"атлантизмом". Замена Священной Римской империи на Pax Americana -
эсхатологически неизбежна - он лучше служит ростовщику, этому подлинному хозяину
" liberte", крушителю цивилизаций и могильщику великой европейской
культуры.
Россия
и Европа стоят у драматического выбора на пороге 2001 года с Рождества
Христова. Теперь уже и прекраснодушным российским либералам должно быть ясно,
что России был не нужен унизительный экзамен на западноевропейский либерализм,
сданный "Четвертому либеральному Интернационалу". Безвозвратно рухнул
моральный авторитет не только США, но и всего самозванного мирового
правительства с его механизмами и идеологическими клевретами, к которым после одобрения
агрессии против Югославии можно с полным правом отнести и Совет безопасности, и
Генерального секретаря ООН, и Совет Европы.
Но
моральная капитуляция России в предыдущие годы, как теперь ясно, привела и к
полной деградации Европы. Сегодня нужно, наконец, признать, что смертельную
угрозу Европе как самостоятельной геополитической и культурно-историческую
величине представляло вовсе не российское великодержавие, а атлантический
диктат. США целенаправно разрушали и сегодня разбомбили на долгое время возможность
конструктивного взаимодействия всех европейских конфессиональных и культурных
составляющих: романской, германской и славянской, Европы латинской и Европы
православной. Только такая Европа может сохранить роль явления мировой истории
и культуры. Настало время в полной мере осознать значимость русского
православного форпоста для всего христианского мира в целом перед лицом не
только геополитических и демографических, но и духовных вызовов грядущего
столетия.
Список литературы
Для
подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.narochnitskaia.ru/