Между историей и прошлым
Евгений Добренко
Советская
эпоха оставила после себя не только огромный корпус текстов (литературу,
картины, фильмы), но и особым образом оформленную материальную среду. Повседневное
пребывание в этой среде не может не порождать сложного комплекса исторических
аллюзий, отношений ненависти/любви и, в конце концов, потребности в анализе
этих ощущений. В этой материальной среде особое место принадлежит
функциональным сооружениям - не памятникам, но именно сооружениям, которые
выполняли некоторые "производственно-экономические" функции. Такими
сооружениями являются Беломорканал, ВДНХ, Московский метрополитен и многие
другие. Что выделяет московское метро в этом, в сущности, бесконечном ряду?
Московское метро - одно из очень немногих до сих пор функционирующих (и, в
целом, успешно функционирующих) сооружений: в отличие от Беломорканала или
БАМа, экономическая целесообразность которых, как теперь стало очевидно,
исключительно мала, в отличие от ВДНХ, которая вообще потеряла свои
идеолого-экспонирующие функции и постепенно разрушается, московское метро
остается самым загруженным метрополитеном мира, остановка которого парализовала
бы один из крупнейших мировых мегаполисов. Итак, речь идет о совершенно живой
материальной среде.
Принципиально
важен не столько сам по себе возраст уникального московского подземного
сооружения, сколько время его рождения и становления. Продукт второй половины
30-х, московский метрополитен, одна из любимейших "строек
коммунизма", всегда включенная в ряд других - Днепрогэс, Сталинградский
тракторный завод или Магнитка, - превратился в живой памятник именно в
постсоветскую эпоху, когда произошло дистанцирование от породившей его эпохи
Большого Террора, когда травмы 30-х стали зарубцовываться и переходить скорее в
форму социального невроза. Именно тогда "заговорили камни" метро.
В
сущности, метро - это лишь частный случай. Общая проблема видится мне в
следующем: почему не архитектура "русского классицизма", не стиль доходных
домов ХIХ века и не стиль модерн, а именно памятники той эпохи продолжают
вызывать столь живой интерес? Ответ лежит на поверхности: за классицизмом и
модерном можно отправиться в Западную Европу - и найти там куда более
интересные и характерные образцы. Значит, все-таки речь идет не просто о стиле,
но о чем-то, что непосредственно связано с проблемой национальной идентичности
и потому травматично. В этой "непосредственности", как мне
представляется, - ключ к пониманию того, почему артефакты именно сталинской
эпохи, даже "перестраиваясь", даже уходя под лед современности, до
сих пор живы (куда живее, скажем, хрущевского "модернизма").
Метро
видел всякий, побывавший в Москве, оно входит в круг достопримечательностей
города; в отличие от Москвы, в любой другой столице мира метро является лишь
транспортным средством. Ставший визитной карточкой столицы, московский
метрополитен - памятник нации, которой сегодня как бы нет. Советской нации нет,
но нация пост-советская приняла на себя всю травматику эпохи, в которую та,
прежняя, родилась. Травматика эта не преодолена, и то обстоятельство, что
"тоталитарное прошлое" бессознательно, хотя и последовательно,
вытесняется из массового сознания, объясняется не "усталостью от этой
темы", не тем, что "теперь наконец всем все известно", и не тем,
что "новому поколению пост-советской России это не нужно и не
интересно", но как раз обратным: стало ясно, что речь идет о самой
глубокой в новой русской истории социальной травме, "работа" с
которой едва только началась - общество не перезрело, но еще не дозрело для
такой работы. Не дозрело потому, что все еще не вышло из той эпохи.
Нации
- продукт не столько этнический, сколько культурный и социальный. Их рождение,
как правило, - результат войн и революций. В истории едва ли не каждого этноса
можно найти не одну нацию: есть, скажем, французская нация, рожденная
Наполеоном, а есть другая (тоже французская), отцом которой является де Голль.
Есть американская нация, отцом которой был Вашингтон, но есть и во многом
непохожая американская нация, отцом которой является Линкольн. Есть турецкая
нация, созданная Ататюрком... То же верно, разумеется, и в случае России: отцом
новой русской нации являлся Петр Великий, отцом советской, - конечно, Сталин.
Эпоха той нации, "эпоха Москвошвея" прошла, но ни нового отца, ни
новой идентичности пока не появилось. Вот эта жизнь в поисках новой
идентичности - между историей и прошлым, между так и не родившимся мифом новой
нации (истории) и тем реальным опытом, который генетически определяет ее развитие
(прошлое), - и составляет самую суть переживаемой сегодня ситуации. Отсюда, как
мне представляется, интерес к последнему мертвому "отцу", к его
эпохе. Назвать этот интерес просто бессознательным (весьма распространенное
желание игнорировать то "черное лихое время" - тоже часть все того же
интереса) значит почти ничего не сказать о нем. Современность вглядывается в
него (или шарахается от него) не только с желанием его "не
повторить", но и с желанием понять себя самое.
К
известным в России блестящим текстам Михаила Рыклина о московском метро можно
сегодня добавить отличный сайт www.metro. ru Артемия Лебедева.
Список литературы
Для
подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.nlo.magazine.ru/